Вышли мы около девяти вечера. В самый раз, чтобы доехать до Вислы и успеть ввинтиться в толпу, прежде чем начнется фейерверк. Фейерверк – одна из немногих вещей, приводящих меня в состояние эйфории. Больше всего я люблю золотистые зонтики, из которых прямо над головой вырастают следующие, а потом еще и еще. Все вокруг рукоплещут и визжат от восторга. Но не в этот раз. Во-первых, потому что дождь. Мы выглядели как множество мокрых куриц, которые не могут дождаться возвращения в курятник. А второе – это воздушный шарик. Белый в цветочек. Не сказать, что очень большой, но достаточный, чтобы закрыть мне все поле зрения. На небе вырастали огромные золотистые цветы, но я видела только белый шарик. Кому и на кой понадобился этот шарик? Я пыталась сдвинуться в сторону, однако безрезультатно. Огромное стадо мокрых куриц оставалось незыблемым. Может, голову повернуть? О, вижу кусочек. Осколки от огромного серебряного блюда, которое именно сейчас разбилось на фоне туч. Несколько жалких искорок. Сейчас я что-нибудь сделаю, больше я не выдержу. Но что? Нет, кричать не стану. Так я только помешаю другим. Я стала нервно притоптывать ногой. Может, владелец шарика (это явно мужчина) догадается и возьмет его под мышку. Попробую телепатически передать ему: «Ты, с шариком! Ты мне все закрываешь. Возьми его под мышку! Возьми!!!» Никакого результата. Попробую еще наклонить голову. Тоже никакого, зато сосед бросил на меня недовольный взгляд. Я прямо-таки услышала: «Куда ты лезешь со своей головой?» Внезапно все стало меня злить – и эта ноябрьская погода, и бабушкино гадание, и сосед, недовольно глянувший на меня, и отвратный запах промокшей толпы. Но больше всего шарик. Сейчас что-то произойдет.

– Слушайте, да уберите вы этот шарик! – услышала я откуда-то спереди.

– А лучше всего отпустите его на свободу! – крикнул кто-то сбоку.

– Вот стоит такой и всем закрывает, – донеслось слева.

Шарик мгновенно исчез. Вокруг прозвучал глубокий коллективный вздох облегчения. И в этот момент на небе расцвел красно-золотой зонтик. Он раскрылся. И погас. Конец представления.

– Что поделать, Данка, отыграемся в Новый год, – произнес мужчина передо мной.

– А ты не мог сказать? Не мог? – нудила особа в розовом плаще.

– Я думал, он только нам мешает, – оправдывался муж.

Толпа покидала берег Вислы. Люди шлепали по грязи, и она разлеталась в стороны, задевали друг друга мокрыми плащами, толкались, наступали друг другу на ноги. Я рванулась вперед, чтобы поскорей убежать от этих кривых лиц, от животов, распирающих синтетические куртки, от запаха жареной колбасы. От острых зонтиков. Кстати, а где мой зонтик? Только сейчас я обратила внимание, что рядом нет Эвы, а вместе с ней и зонтика. А дождь все сильней. Куда она подевалась?

Надо бежать на остановку, спрятаться там под крышей и подождать трамвая. Добежала. Спрячешься, как же. Остановка забита людьми. Что ж, буду ждать рядом. Промокну, схвачу воспаление легких, уйду из жизни в расцвете лет. Молодая, красивая и не реализовавшая себя. И когда меня не станет, все поймут, как много я значила в их жизни. Я уже не чувствую капель, падающих мне на голову. Наверное, потому, что вымокла до нитки. Как несколько лет назад на ювеналиях. Тогда такой страшный был ливень, но кого это могло напугать? Мы с Эвой были похожи на болотный камыш: джинсы покрыты грязью до самого пупка, в ботинках хлюпает, даже из лифчиков можно было выжимать воду. Вдобавок у меня на джинсовой куртке осталось большущее пятно: налиняло с замшевого рюкзачка. Цена удовольствия. А вот сейчас об удовольствии и говорить смешно. Все из-за этого дурацкого шарика. Хорошо, что хоть дождь прекратился. То есть нет, дождь идет, я вижу это по лужам, но не надо мной. Я подняла голову и увидела большущий зонт.

– А я все думаю, когда ты заметишь, – улыбнулся владелец зонта. Прекрасный Незнакомец!

Я сглотнула слюну и сделала круглые глаза.

– Что ты тут делаешь? – задала я вопрос. Как всегда, чрезвычайно оригинальный.

– Живу, – снова улыбнулся он. – Ну как после ювеналий?

– Потихоньку. Кончаю институт, ищу работу и цель в жизни. А у тебя как?

– Тоже кончаю. Работа есть, но тоже ищу цель в жизни.

Вот так мы поговорили. Стоим.

– Может, пройдемся? – предложил он. – В конце концов, ты живешь всего в четырех остановках.

– А ты откуда знаешь?

– Я отвозил тебя после ювеналий. Ты пригласила меня к себе.

– И?

– Посидели немножко за пивом. Поговорили.

– О чем?

– О цели в жизни. Ты говорила, что ищешь ее. Рассказывала про какого-то подлеца, который сбежал от тебя. А сейчас вернулся и придумывает, будто у него целый корабль с золотом или что-то в этом роде.

– Это разные. Их двое.

– А какой сбежал? Который с золотом?

– Оба сбежали. Один полгода назад. А который с золотом – лет сто или двести. Это мой отец.

– А-а, – протянул он.

Дальше мы шли молча.

– А еще о чем я говорила?

– Что запасные ключи в какой-то лампе. После этого сразу заснула, и я начал обыскивать все лампы. Чувствовал я себя при этом, как взломщик. Наконец нашел. В морском маяке.

– О господи! А я как-то просто обыскалась их. Они при тебе?

– Я их возвратил в День детей. Они снова лежат в маяке.

– Так это ты выключил газ? Ты спас мне жизнь, а я даже не знаю, как тебя зовут. Меня – Малина.

– А я знаю, – сказал Прекрасный Незнакомец.

– А тебя как?

Наверно, Марцин или Петрек, или… Эмек. Эмек?

– Эмануэль, – сказал Прекрасный, но уже не незнакомец, – а друзья зовут меня Эмек.

25.06. До сих пор не могу прийти в себя.

– Он проводил тебя, а после этого взял и ушел, а ты ничего? – Иола не могла скрыть возмущения.

– Я сказала ему «пока».

– Человек спасает тебе жизнь, укрывает зонтиком, отвозит в такси. Выглядит как Райан Филипп, а ты ему говоришь всего лишь «пока»?

– А что она могла ему сказать? – вступилась за меня Эва. – Я люблю тебя? Ты – моя вторая половинка?

– Вот уж что нет, то нет, – категорически заявила я. – Я сама по себе законченное целое. Самодостаточное.

– Да? Ну тогда попробуй одна станцевать румбу, – сказала Иола. – Вот простофиля.

Простофиля? Но у меня ведь к нему нет никаких чувств. Я даже не думаю о нем.

27.06. Нет, думаю. Уже два дня. Я полагала, что он позвонит.

– Только не воображай, будто это любовь, – предупредила я Эву. – Просто я думаю. Работает только голова, а не сердечко.

– У тебя есть его координаты? Номер телефона, емелька? – спросила Эва.

– У него есть мои. А потом, зачем мне его координаты? Я не влюблена и не ищу любви. Я настроена на карьеру. Кстати, относительно карьеры: я получила ответ на предложение.

– И что?

– Меня внесли в банк данных.

– То есть для попки кепка. Я внесена, наверно, в сотню таких банков, и в течение двух лет ни одного предложения.

– Как это в сотню? – удивилась я. – Ты же никогда не искала работу.

– Просто я никогда об этом не говорила.

– А я ведь тебе обо всем рассказываю. Ты действовала у меня за спиной.

– У тебя за спиной? – изумилась Эва.

– Ты ничего не говорила мне, потому что, наверно, боялась конкуренции.

– Малина, что ты несешь? Я искала предложения для технологов пищевой промышленности. Тебя туда не приняли бы.

– Почему? – рассердилась я. – Я недостаточно хороша для них? У меня слишком низкие оценки в дипломе?

– У тебя нет соответствующего образования. На фабрике йогуртов никого не интересует, что ты любишь есть и разбираешься во вкусе молочных продуктов. Нужна бумажка.

– Я не верю, что ты искала только на фабрике йогуртов.

– Разумеется, нет. Я написала на три пивоваренных, на два сахарных завода и на фабрику газированных напитков. Исключением были только мясоперерабатывающие – по известным причинам.

– Ну понятно, – не слишком уверенно произнесла я. Мне стало стыдно за этот приступ подозрительности. – Но ты могла бы сказать мне. Я же тебе всегда все рассказываю.

– Малина, я тоже. Я ведь рассказала тебе о Томеке. Только тебе одной.

– Но я не знала, что ты выслала сто заявлений насчет работы.

– Так это пустяки. Однажды я сказала тебе, но ты даже не промолвила «ага».

– Не помню. Когда это было?

– В прошлом году. Во время летней сессии.

– Наверно, я была чем-то взволнована или расстроена.

– Ты вечно чем-то взволнована или расстроена, – заметила без всякого ехидства Эва. – С тобой вечно что-то случается. Рафал уходит, возвращается отец, мама ищет спутника жизни, Губка не то прописывает, Ирек грубит, потому что ему грозит двойка. Сама видишь.

– Ну, а в кафешке, за пивом?

Эва с жалостью посмотрела на меня. И совершенно справедливо. Кому охота в пивной слушать про рассылку резюме? Ну, может, Иоле. Я почувствовала себя полной свинюхой. Я с каждым пустяком несусь к Эве, а она в одиночку борется с жизненными трудностями.

– Да успокойся ты, Малина, – урезонила она меня. – Мои поиски работы тебя занимают больше, чем меня саму.

– А на что ты будешь жить?

– Пока я даю уроки, на этой неделе последние перед каникулами.

– А дальше?

– Может, ты переедешь ко мне? Сэкономишь четыре сотни.

– А ты?

– Буду платить половину того, что сейчас. Как-никак лишних сто злотых в кармане останется.

– Ты это серьезно?

– Я уже давно собиралась предложить тебе.

– А если у тебя пойдет на лад с Томском?

Эва вдруг как-то погасла. Видимо, результат гадания.

– Как у вас идут дела?

– Да никак, – передернула она плечами. – Завтра у нас последнее занятие по химии. Вот и все.

– Ты его любишь? – Дурацкий вопрос. – Тогда борись.

– Но не могу же я его соблазнять. Это было бы неэтично.

– И что ты собираешься делать?

– Подожду развития событий.

– А если развития не будет?

– Что ж, это тоже какое-то решение.

Может, она права. Может, не стоит бороться с судьбой? Возможно, главное в жизни – принимать все, что она нам несет.

Вот только я так не могу.

28.06. Уф-ф, сегодня удалось сделать два дела. Во-первых, договорилась с хозяином квартиры. Сказала ему, что через месяц съезжаю. Раз уж Эва хочет меня приютить.

– Без проблем, – улыбнулся он. – Найдите кого-нибудь вместо себя – и порядочек. Я на все согласный. Лишь бы счета сходились.

Впереди у меня целый месяц. Найду.

А второе дело – перенос защиты на сентябрь. Руководитель, прочитав мое заявление, заканючил:

– Пани Малина, и это за неделю до защиты? У меня на сентябрь были серьезные планы.

Как же, знаем: три недели поваляться на пляже на Канарах.

– Я, разумеется, могу и сейчас, но гадалка мне не советует.

– И вы, образованный человек, верите в гадалок?

– А почему я не должна верить? Гадалка – это не единорог, не гном.

– Ну, если вы еще скажете, что верите в единорогов, то окончательно сразите меня.

– А потом, – не отступала я, – это не какая-нибудь первая попавшаяся гадалка, а моя бабушка.

– О, тогда это все в корне меняет, – не без ехидства заметил руководитель. С минуту он смотрел на мое заявление. – И что интересного сказала вам на этот раз ваша бабушка-гадалка?

– Что я должна перенести срок защиты, иначе кто-то умрет, – соврала я.

– Кто-то из вашей семьи?

– Нет, в казенном доме, то есть в институте. Умрет в дальней поездке.

– А какие-нибудь подробности она сообщила?

– Только то, что у него темные волосы и ему грозит внезапная смерть далеко от дома. На острове. Поздним летом.

– Действительно, лучше не рисковать. – И руководитель быстро начертал «согласен». – За себя я не беспокоюсь. Я думаю о безопасности других, моих коллег, преподавателей, докторов.

– Разумеется, – закивала я. – Я была уверена, что пан профессор проявит понимание.

– В таком случае, коллега Малина, будущий магистр, до встречи в сентябре.

2.07. Пришла с очередной идиотской встречи насчет работы. Я отыскала объявление, что фирма ищет переводчиков с английского. Встреча ровно в двенадцать. Я едва успела отпечатать CV. Запыхавшись, вбежала в зал. Там собралось чуть меньше двух десятков человек. Сидим, недоверчиво поглядываем по сторонам. Интересно, кому повезет? Ровно в двенадцать в зал вошла высокая блондинка. Обвела нас начальственным взором. Многозначительно кашлянула, дабы прекратились перешептывания, и объявила:

– Приветствую всех собравшихся. К сожалению, наше предложение уже неактуально. На вчерашнем кастинге мы отобрали двух переводчиков. Но – попрошу тишины – мы предлагаем вам работу не менее и даже более привлекательную. А именно продажу эксклюзивного отдыха для состоятельных жителей этого города.

– Обычная вербовка клиентов? – поморщилась девушка, сидящая у окна.

– Не вполне так. Продажа. Приглашаю всех в TV-зал. А вас благодарю, – обратилась блондинка к той девушке. – Наши ассистенты должны иметь высокий класс.

– Как я понимаю, подобный вашему, – улыбнулась девушка и вышла из зала. За ней последовали две ее подруги.

– Очень хорошо, – заметила блондинка. – Такие здесь не нужны. Кто-нибудь еще желает покинуть этот офис? О'кей. В таком случае пройдемте в TV-зал.

Мы втиснулись в небольшую темную комнатку. Блондинка включила видик и пообещала вернуться через час. Мы остались одни. На экране появилась надпись «Добро пожаловать в рай!». Фон – большой бассейн, а в центре сорокалетний лысоватый мужичина, развалившийся на прозрачном матраце. Он допил коктейль, страшно шумно его всасывая, и начал рассказ. С первых же слов его заглушил диктор.

«Вы мечтали об отдыхе в настоящем раю? – читал диктор. – О финиковой пальме, небывалых коктейлях и длинноногих сексапильных девушках в бикини?»

Мы увидели трех смеющихся и виляющих задами шлюшек.

«Мечтали об отдыхе у океана, о дансинге в фантастических ночных клубах? Это все может быть твоим. Так долго, сколько тебе потребуется. На пять, восемь и даже на десяток лет. Это факт! Гарантируется только в «Fun Holidays». Только у нас и только сейчас. Если ты закажешь бунгало в раю сейчас, получишь десятипроцентную скидку».

Потом на экране появилась топорная золотая надпись «Счастливые перемены». Надпись исчезла, и мы узрели счастливцев, которые соблазнились чудесным предложением «Fun Holidays». Каждый из них, стоя в бассейне, деревянным голосом диктора рассказывал, как здорово изменилась его жизнь, после того как он снял бунгало в раю. Сильней всего она изменилась у тех, кто снял его сразу и минимум на «десяток лет».

«Благодаря «Fun Holidays» я познакомилась с моим третьим мужем. Он безумно мечтал о поездке на острова, а я могла реально ему это дать. Спасибо тебе, «Fun Holidays»!»

«Я снял бунгало, а на другой день выиграл десять тысяч долларов. Моя жена Дженни говорит, что это просто фантастика».

«Я ни разу не выезжал за границы штата. Благодаря «Fun Holidays» я смог посетить волшебные южные страны. Теперь я знаю, что Марокко находится не в Европе».

«Когда я сняла бунгало в Мексике, то решила все изменить. Я сделала пластическую операцию, и теперь у меня сексуальные груди. Посмотри сам! Если бы не «Fun Holidays», я оставалась бы плоской и несчастной. А благодаря Клубу я сексуально привлекательна, и мне уже не нужны надувные протезы. Они всплывали!»

После того как мы познакомились со всеми героями «Счастливых перемен», появилась очередная надпись: «И ты можешь. Как это сделать?». На экране мы увидели офис, а в нем стояли пляжные зонтики. Под каждым сидел человек в гавайской рубашке и шортах, который, экспрессивно жестикулируя, уговаривал сделать покупку. Гидом по офису служил мужчина лет шестидесяти с шапкой седых волос, сполоснутых бельевой синькой, и он нам раскрывал прелести работы в «Fun Holidays». При этом он широко улыбался, растягивая кожу, покрытую дешевым автозагаром, и демонстрируя внушительный фарфоровый жевательный аппарат. А закончив презентацию, он показал на нас пальцем и произнес: «Сделай это! Прямо сейчас! Измени судьбу!»

Конец демонстрации. Несколько минут мы сидели не шевелясь. Не знаю, как других, но меня это потрясло.

– Послушайте, это же стопроцентное жульничество, – объявил какой-то смельчак. – Вчера здесь не было никакого кастинга. Я точно знаю, потому что именно в этом зале я был на лекции. Они на сегодняшний день сняли его, чтобы ловить простаков.

– Абсолютно точно, – поддержала его невысокая блондинка в брюках с проседью. – Я была на подобной встрече два года назад. Тогда искали агентов для телемаркетинга, а фирма называлась «Fantastic Time».

– Это ничего не значит, – вступила шатенка в элегантном жакетике, – кастинг могли провести где угодно. Множество фирм снимает зал только на презентацию.

– Совершенно верно, – поддакнула ее соседка в точно таком же жакетике. – Кроме того, иностранные фирмы часто меняют название, чтобы не платить налоги.

– Что характеризует их не самым лучшим образом, – заметил смельчак.

– К тому же объявление появилось только сегодня, – обратила внимание я. – Как кастинг мог состояться вчера?

– Да не было никакого кастинга, – объяснила блондинка в брюках с проседью. – Им вовсе не нужны переводчики.

– Мы это уже поняли, – отозвались несколько человек.

– А эта крупная фирма, которая якобы ищет новые пути развития, – продолжала блондинка, – всего лишь несколько импортных мошенников. Каждые полгода они меняют название, чтобы скрыться от тех, кого успели надуть. Моя знакомая работала у них агентом. Все каникулы.

– И что она делала? – заинтересовалась соседка шатенки.

– Звонила разным людям, говорила, что они выиграли неделю отдыха под пальмами, а потом приглашала их на беседу.

– Всякий бы соблазнился, – заметил смельчак. – А что потом?

– Если клиент приходил один, его обслуживала буферастая девица в бикини, а если с женой, то презентацией занимался солидный седоватый мужчина в костюме. В обоих случаях лоху сообщали, что выигрыш он получит, только если снимет бамбуковое бунгало с меблировкой минимум на четыре года.

– И сколько стоит это удовольствие? – полюбопытствовал смельчак.

– Удовольствие, скажем, сомнительное, поскольку бунгало смахивает на хижину, наспех построенную утомившимся Робинзоном Крузо. Меблировка соответствует бунгало. Два топчана, крохотная раковина, столик на одну бутылку рома и малюсенький шкафчик. И все это – вместе с выносным сортиром и колонией тараканов, – снятое на четыре года, стоит столько же, сколько новенький дом.

– Это не так уж и дорого, – уверила нас шатенка. – Клиент может там сидеть все лето.

– Вопрос только, кто может? Большинство людей едва могут позволить себе две недели отпуска.

– А что с твоей знакомой? – обратился смельчак к блондинке.

– Ей обещали, что за каждого завербованного она получит комиссионные. Вот она и старалась, названивала. Но ей даже не вернули деньги за телефонные счета. Сказали, что никто не обращался.

– А она не могла подать на них в суд?

– Сейчас все расскажу по порядку. Она сперва разыскала нескольких человек, которым прежде звонила. Они письменно засвидетельствовали, что обращались в клуб «Fantastic Time». Тогда начальница, вот эта самая блондинка, которая приветствовала нас, заявила, что не может заплатить, так как никто из клиентов не согласился. Моя знакомая снова за телефон и стала спрашивать, снял ли кто-нибудь бунгало. Нашлась тройка человек, которые подписали очередное свидетельство. Она пошла с этим в фирму, а фирмы и след простыл. Выплыла она через полгода как «Fantastic Experience». Но мгновенно растворилась, потому что на первую же встречу пришло много обманутых. Агенты с телефонными счетами на несколько сотен злотых, продавцы, которым не выплатили комиссионных, клиенты. Оказалось, что большинство бунгало выглядят как хижина Робинзона после тайфуна. А в некоторых уже кто-то жил. Одним словом, грандиозное мошенничество. Начальница изображала, будто не понимает, так как этот польский язык такой трудный. Она договорилась встретиться с ними на следующий день.

– И, разумеется, только их и видели?

– Разумеется. Фирма перебралась в другой город. Они переждали полтора года, сменили название и для маскировки дали объявление о наборе переводчиков, – объяснила блондинка, вставая с места.

– Я тоже ухожу, – объявил смельчак, – хотя мне страшно хочется высказать им все, что я о них думаю.

– И я с вами, – присоединилась я к ним.

Ушли почти все. Остались только те две в одинаковых жакетиках, жутко довольные тем, что избавились от конкурентов.

Не знаю, радоваться мне или огорчаться. Надо оценить. Итак, плюсы:

Я не позволила обвести себя вокруг пальца.

Перенесла срок защиты.

Временно взяла верх над драконом диеты.

А теперь минусы:

Работы нет (по-прежнему!).

Защита все так же ждет меня (стресс).

Эмек не звонит.

Вроде бы три – три, ничья. Но огорчаться я не перестану. Из-за Эмека.

3.07. После защиты Иолы. Защитилась она на пятерку. Она устроила семейный прием, а сейчас пригласила нас на бокал вина.

– Вам надо прикоснуться к большому свету, – объявила нам она и повела в «Империум».

И вот мы сидим и прикасаемся, а точней, попиваем винцо.

– Как прошел прием по поводу защиты? – поинтересовалась для начала Эва.

– Нормально. Но возникла проблема. Виктор.

Мы навострили уши.

– Мне кажется, он переживает увлечение другой женщиной.

– А с чего тебе так кажется?

– Даже не знаю, хочется ли мне об этом говорить.

– Ну, уж коль начала, заканчивай, а иначе любопытство нас сожрет прежде, чем мы сожрем этот салат за полсотни злотых, – пригрозила я.

– Когда ты заметила, что Виктор тебе изменяет?

– Я не сказала, что он мне изменяет, – поправила Эву Иола. – Я говорила, что он увлечен.

– Ну хорошо, пусть будет увлечен. И когда ты заметила?

– С месяц назад. На дне рождения у друга Виктора. – Иола на миг умолкла. – Он, то есть друг Виктора, сейчас ходит с этакой ухоженной блондинкой. Представляете, стереотип секретарши.

– Ну да, – подхватила Эва, – высокая, на грани анорексии, прямые волосы, бежевое лицо, покрытое ровным слоем штукатурки. Квадратные выразительные очки и жакетик. Казенная улыбка, ограничивающаяся губами, а в равнодушных глазах написано: «Кофе? Чай?».

– Абсолютно точно. Плюс брови в ниточку и контур на ненакрашенных губах, – добавила Иола.

– Секретарша главы фирмы? Это и есть предмет увлечения Виктора? – изумилась я. – Но ты выглядишь в сто раз лучше! Как суперсекретарша суперглавы суперфирмы.

– Да, я знаю, но, возможно, Виктору надоело совершенство? Может, он предпочитает незавершенное произведение?

– А почему ты решила, что у него именно такое предпочтение?

Интересно, что ни одна из нас не подвергла сомнению открытие Иолы. Потому что Иола редко преувеличивает. И не приукрашивает – из-за отсутствия, по мнению Эвы, мелков.

– Сейчас скажу, но сперва вернусь к той вечеринке. Друг Виктора, Марцин, пригласил и меня. Тогда я и познакомилась с Госей.

– Секретаршей?

– Да. Она с Марцином уже месяца три, но я не заметила, чтобы их сжигало пламя страсти.

– Тебя тоже не сжигало, – напомнила я.

– Если будешь прерывать, я никогда не закончу. И вот, значит, сидим мы на этом дне рождения, то есть кто-то сидит, кто-то танцует, кто-то беседует и прихлебывает из бокала, а кто-то…

– …блюет в шкаф. Мы знаем, как выглядят вечеринки.

– На наших вечеринках, – подчеркнула Иола, – все держатся на уровне.

– Когда уже не могут удержаться в вертикальном положении?

Иола с сожалением взглянула на Эву. И замолчала.

– Ну продолжай, – попросила я. – Значит, вы были на дне рождения Марцина.

– И сидели в кухне. Я рядом с Виктором, а напротив Марцин с Госей. Крайне неудобное расположение.

– Почему?

– Во-первых, ты не видишь, на кого смотрит твой партнер. Во-вторых, позиция vis-a-vis провоцирует к обмену взглядами, который может стать толчком к увлечению, – продекламировала Иола. – И еще тогда мне показалось, что Гося слишком активно обволакивает взглядом Виктора.

– Ну, обволакивание взглядом – это еще не конец света, – оценила Эва.

– Потому я и решила, что не буду реагировать.

– А что ты могла бы сделать? – фыркнула Эва. – Вырвать у нее из волос заколки? Только потому, что она посматривает на Виктора?

– Я пришла к таким же выводам, но оставалась собранной и бдительной. Вечеринка закончилась. Прошла неделя, и мы встретили Марцина и Госю в кино. Они затащили нас в паб. На этот раз я уселась напротив Виктора. Я как бы разговаривала с Госей, но в то же время контролировала направление его взглядов.

– И что?

– Он бомбардировал ее взглядами, в течение часа их было брошено ровно пятьдесят семь.

– И о чем это может свидетельствовать? Об измене?

– О заинтересованности, которая зачастую предшествует измене. Но это не все. Сейчас я прочитаю вам данные. – Она полезла в сумку. – Где мой ноутбук? А, вот он. Сейчас отстучим «Виктор». Сами посмотрите.

Мы склонились над экраном. Таблица. Несколько колонок.

– Ничего не понимаю, – объявила я. – Сплошные сокращения.

– Но это же просто, как юбка в клетку, – раздраженно бросила Иола. – Первая колонка – дата наблюдения. Вторая – место встречи. В третью я вписывала имя потенциальной соперницы.

– Сплошные Г., – констатировала Эва.

– Наблюдения связаны с Госькой.

– Давай дальше, – потребовала я.

– Четвертая колонка – количество взглядов в минуту. Следующая – количество улыбок за время встречи. Следующая, шестая, – это дистанция. Знаете формулу привлекательности?

– Надо же. Математики, оказывается, и тут формулу вывели.

– Не математики, а психологи. В этой формуле учитывается количество взглядов, улыбок, дистанция. Чем больше кто-то тебе нравится, тем старательней ты уменьшаешь дистанцию между вами. Ближе садишься. Не избегаешь случайных прикосновений. Проходя мимо, стараешься задеть.

– Запахло половым извращением, – высказала мнение Эва. – Ну как же, переполненный автобус до Новой Гуты и чья-то рука на твоем бедре. Ах, у тебя такого опыта нет? Хорошо, слушаю дальше.

– Седьмая колонка – прочие признаки заинтересованности. Например, «ПГ» означает понижение голоса. Виктор часто понижает голос, когда хочет произвести на кого-нибудь впечатление, понравиться, обаять, очаровать.

– Помню, помню, – бросила я. – Первые полгода ваших отношений он разговаривал таким проникновенным голосом, словно рекламировал «Мальборо».

– Вот, вот, – кивнула Иола. – Вернемся к сокращениям в седьмой колонке… «БВ» означает блестящий взгляд. «РЗ» – расширенные зрачки. Вы ведь знаете, что, когда мы испуганы или очарованы, у нас расширяются зрачки?

Теперь будем знать.

– А как ты это видишь в темном пабе? – поинтересовалась Эва.

– Зрение у меня хорошее, особенно если дело касается Виктора.

Бедный Виктор. Она разложила его на первичные элементы.

– А что значит сокращение «СС»?

– Сглатывание слюны, «ПН» – покачивание ногой, а «ПБП» – посасывание большого пальца. И теперь смотрите. Двадцать третьего июня мы вчетвером отправились в бассейн. Количество взглядов: семьдесят два в минуту. Десять улыбок за два часа. Дистанция всего полметра, тогда как обычно метр семьдесят три. Смотрим дальше. Двадцать пятого июня, совместный вечер в «Бюкляйне». Продолжительность – четыре часа. Количество взглядов: восемьдесят шесть в минуту. Тридцать улыбок. Дистанция – полметра. В самом начале покачивание ногой и сглатывание слюны, что свидетельствует о напряжении. Позже, после двух кружек пива, уменьшение признаков напряжения и одновременно уменьшение дистанции. Зато растет число взглядов и улыбок.

Мы безмолвствовали, потрясенные количеством данных.

– Сами видите. Это за два месяца до свадьбы. И что мне теперь делать? – спросила расстроенная Иола. – Не могу же я спросить его! Остается ждать.

– И главное, сохранять спокойствие, – невинным голосом порекомендовала Эва.

5.07. Мы получили временную работу, разумеется по знакомству. Может быть, не столько работу, сколько информацию о наборе. Требовались «креативные» личности для сочинения рекламы в «Копях». Глава агентства – хороший знакомый Лешека. Он сказал Лешеку, что ищет людей, а тот сразу же дал нам знать. Ну мы и объявились там с самого утра.

– В принципе нам нужны люди с опытом, – сказал он нам, приглядываясь к Эве из-под полуприкрытых век, – ну да ладно. Друзья моих друзей – мои друзья. Завтра в семнадцать явитесь к Борису, нашему гуру. Только помните девиз.

– Мы помним, – заверили мы его. – «Креативность и капелька безумия».

Времени оставалось мало, чуть больше тридцати часов. Надо было приготовиться и выбрать имидж.

– Какой еще имидж? – с недоумением спросила Эва.

– Ты что, не знаешь, какой прикид носят в таких агентствах? Полный улет.

– Я думала, достаточно будет футболки и обычных джинсов.

– Ну да, как будто мы только что из деревни. Полная заскорузлость, как говорит Казик.

– И что ты предлагаешь?

– Вот думаю. Главное – какая-нибудь улетная причесь. Для тебя, – я смотрела на Эву взглядом знатока, – обязательно косички с перьями.

– Да ты знаешь, какая это кропотливая работа? Заплетать придется несколько часов.

– Пусть у тебя об этом не болит голова, – успокоила я ее. – Сядем вечерком перед телевизором и сделаем.

– Я хотела сегодня вечером еще выйти.

– Выпить пивка?

Эва не ответила.

– А ты кем будешь? – сменила она тему.

– Cosmic girl. Сперва сполосну волосы серебристым оттеночным шампунем, а по нему синие полосы. Ресницы и ногти в цвет, белая губная помада.

– А наденем что? – не отставала Эва.

– Ты – обязательно что-то с этническими мотивами. О! Мою блузку в зигзаги. На шею индейскую подвеску с пером. Как дополнение замшевые колокольчики, те, с барахолки. Остается только нарисовать психоделические узоры на попе.

– Это я, я сама! – загорелась Эва. – Страшно люблю малевать психоделические узоры.

– Хорошо, только не испорти мне брюки. Правда, обошлись они мне всего в десять злотых, но я их очень люблю.

– Ладно. А ты что наденешь?

– Что-нибудь космическое. Пошаришь со мной по магазинам?

Шарили мы почти до шести вечера. Я выискала в комиссионном потрясные серебристые сапожки из тонюсенького материала и прямое поблескивающее платье до колен. С учетом стоимости оттеночного шампуня, лака для ногтей (у меня имелся только цвета «неоновая зелень»), серебряной помады и космического кулончика с Сатурном рабочая одежда обошлась в 380 злотых.

– Вначале всем приходится вкладывать деньги, – объясняла я Эве. – Секретарша должна купить жакет, торговый агент – костюм и несколько голубых рубашек.

– Интересно, когда вложения возвратятся?

– Девушка, реклама – это золотая жила. Капуста растет в каждом углу, успевай только шинковать.

– Ну, не знаю, не знаю.

– Ты что, не читала, кто сколько получает? Хороший рекламщик в Варшаве зарабатывает в месяц сто тысяч старыми. А мы с тобой хорошие. Да что я говорю, хорошие. Мы с тобой лучшие!

– Другие об этом тоже знают?

– Над этим-то как раз нам надо будет поработать.

6.07. Сосредоточенные и напряженные, Космическая Дева и Индейская Сексбомба отправились на завоевание мира, а точней сказать, рекламного агентства «Копи».

– Сколько на твоих? – спросила Эва.

– Без пяти пять. Тушь не размазалась?

– Пока держится, с ресниц не осыпается. А как мои перья?

– Тоже держатся. Все сто шестьдесят восемь.

– О'кей.

Дрожащим пальцем я постучала в дверь. Мы услышали «заходите», открыли дверь и вошли. Посреди зала стоял огромный черный стол, за которым сидели люди, все в костюмах. Мужчины в черном. Я покраснела до кончиков синих прядей. К счастью, под слоями серебристой пудры никто этого не увидел. Эва попыталась сбежать, но мне удалось схватить ее за руку.

– Мы к Борису, – пролепетала я.

– Новенькие? – осведомился парень, стриженный ежиком и одетый в джинсы и нормальную футболку.

– Да. Мы по рекомендации пана Кароля.

– Чарльза, – поправил он нас. – Никогда не называйте его Каролем.

– Не будем, – пообещали мы.

– Садитесь вон там, у стенки, – Борис указал на свободные стулья. – Сейчас мы будем обсуждать проект рекламы кухонных ножей фирмы «Blue steel».

Все присутствующие дружно вооружились ручками и листками бумаги.

– Для начала небольшая разминка. С чем у вас ассоциируется слово «сталь»? Может, начнем с тебя? Как тебя зовут?

– Малина. Ну, сталь у меня ассоциируется с металлургическим комбинатом.

– Комбинат «Стальная Воля», – бросил кто-то. Несколько человек захихикали.

– Пусть будет. А ты, индейская девушка? Как твое имя?

– Эва. Сталь у меня ассоциируется со свистом.

– Со свистом? – удивился Борис.

– Который издает меч самурая.

– Неплохо. – Борис записал в таблицу «сталь = самурай». – С чем еще?

– С холодом, сталь холодная, – предложил парень слева.

– С голубизной, – вякнула я. А почему бы и нет?

– С акулой, потому что она серая, острая, хищная.

– С хирургом. Из-за скальпеля.

– Хорошо. – Борис записывал очередные предложения. – Пока хватит. Завтра каждый принесет по три проекта телевизионных спотов. Группа, на которую ориентирована реклама, женщины среднего возраста, любительницы готовить. Остальные данные вы получите. Переходим к рекламе греческого масла «Акрополь». Прошу ассоциации.

– К маслу? Общие, не входя в детали?

– Угу. – Борис встал перед доской.

– Масло – это солнце, – бросила девушка, сидящая рядом со мной.

– Энергия.

– Капля, набухшая витаминами, – решилась я.

– Лето и греческая таверна.

– Виноградная лоза.

– Амфора.

– Сатир, преследующий нимфу.

– Вы ищете ассоциации с маслом или с вином? – сделал замечание Борис.

– Масло нам дает олива, а она миролюбива.

– Что наверх всегда всплывает? Масло! – объявил кто-то.

– Хорошо. Заканчиваем наш брейншторминг. На завтра по два проекта или по нескольку слоганов. Напоминаю наш девиз.

– Креативность и капелька безумия, – хором рявкнули мы.

Конец работы. А точней, начало. Пять идей к восьми утра. И ни слова о вознаграждении.

7.07. Когда мы пришли, еще не было восьми. На этот раз в джинсах и вульгарных футболках. Правда, Эва оставила косички.

– Слишком много я в них труда вложила, – объяснила она.

– А если по правде?

– Не было у меня уже сил их расплетать.

Мы сели там же, где и вчера. Сидим, ждем. Ровно в восемь явились остальные.

– Извините, но это мое место, – обратился ко мне какой-то обсосок.

– А где это написано?

– Нигде, но это все знают.

– А я вот не знаю.

– Ты, наверно, новенькая? Можешь сесть около компьютера.

– И с места не стронусь, – решительно объявила я.

– Я пошел к Борису, – попытался он взять меня на испуг.

– Лучше сходи в читальню и попроси какую-нибудь книжку о хороших манерах, – порекомендовала ему Эва.

– Я книжек не читаю, – похвастался обсосок. – Жалко времени.

– Что видно, слышно и чувствуется, – заметила я.

В этот момент раздалось многозначительное покашливание. Мы обратили взгляды на Бориса.

– Милые дамы слева, я могу начать?

Это к нам.

– Извините, – пробормотала Эва.

– Вчера все получили домашнее задание. Прошу достать тексты.

Все одновременно полезли в папки.

– Начнем с масла. Кто первый?

– Можно я? – отозвался незаметный блондинчик. Он откашлялся и начал читать: – «Акрополь» – это чудо-масло, в нем разных витаминов масса; «Акрополь» – масло золотистое, для нёба наслажденье чистое; Масло «Акрополь» – мотай на ус – это чистой энергии вкус; Масло, как Греция, жаркое, в нем летнее солнце яркое.

Наконец он закончил. Эва толкнула меня локтем. Краем глаза я заметила, что она с трудом сдерживает смех. Я не выдержала и прыснула, а следом за мной она. Смеялись мы не больше пяти секунд.

– Вы услышали что-нибудь смешное? – поразительно холодно осведомился Борис.

– В общем-то нет, – ответила Эва.

– В общем? – угрожающим тоном переспросил Борис. – Что ж, я с удовольствием послушал бы, что две наши новые коллеги приготовили для сегодняшней презентации. Попрошу тишины. Послушаем несколько слоганов авторства Эвы.

– У меня нет слоганов, – сообщила Эва. – Я подготовила общие замыслы для спота.

– Ну что ж, слушаем.

– Первый. Маленькая греческая хижина на обрывистом берегу, в ней умирает старик. К нему торопится священник. Запыхавшийся, он прибегает и обнаруживает, что забыл взять елей для соборования. Подходит молодая девушка и подает ему бутылку «Акрополя». Священник колеблется, спрашивает: «Девственно?» (то есть первого ли отжима). Девушка краснеет и кивает. Священник совершает помазание старика, и тот совершенно неожиданно оживает.

Эва смолкла, ожидая реакции. Однако таковой не было.

– Второй замысел рассказывать?

– Нет, нет, вполне достаточно, – сказал Борис. – Вернемся к слоганам Пшемека. Какой из них вам нравится больше?

– Думаю, последний, – взял слово обсосок. – Он сразу вызывает ассоциации с летом в Греции. Клиент, услышав слоган, расслабляется, думает об отпуске, об отдыхе, ему хочется…

– А я считаю, – прервал его Борис, – что лучше всего первый.

– Совершенно верно, – согласился обсосок, – простой, понятный для среднестатистической домашней хозяйки. И что важно, он напоминает о целебных свойствах масла. Современный потребитель ищет полезные продукты.

– Кто еще приготовил рекламные слоганы?

– У меня есть несколько, – объявил обсосок, – только не знаю, так ли они хороши, как слоганы Пшемека.

– Хорошо, читай.

Обсосок раскрыл папку и извлек два листа, записанных мелким-мелким почерком.

– Я сочинил чуть больше, чтобы было из чего выбирать, – начал он извиняющимся голосом.

– Прочитай первые пять, а остальные я просмотрю дома.

– Из Греции масло попробуй и не забудешь до гроба; Добавишь «Акрополь» в салат и будешь ты безмерно рад; Ешь «Акрополь», масло золотое, и не расстанется здоровье с тобою; «Акрополь» – солнце в бутылке; «Акрополь» первого отжима – не проходите мимо; «Акрополь» не забудь купить – и будешь долго-долго жить.

– О'кей, достаточно, – прервал его Борис. – Неплохо. Я подумаю, что из этого представить клиентам. Остальные предложения кладите в папку. А сейчас переходим к кожам.

– Может быть, я начну? – опять выскочил обсосок. – Я подготовил двенадцать сценариев.

– Достаточно, если представишь два, самое большее три.

– Хорошо, три. – Обсосок снял очки, сделал глубокий вдох и принялся выбрасывать из себя фразы со скоростью заводского конвейера: – Первый вариант. Воскресный вечер. Хозяйка дома готовит ужин для мужа. Увы, она запаздывает, так как у нее проблемы с тупыми ножами. Она нарезала уже две буханки хлеба, но каждый ломоть или слишком толстый, или с дырками. В отчаянии она пытается снова и снова, а тем временем муж зевает перед телевизором и все чаще посматривает на часы. Наконец он не выдерживает и уходит в ресторан, где встречает красивую соседку. Хозяйка дома остается одна, потерпев крушение из-за тупых ножей. Появляется надпись: ««Blue steel» – твой домашний защитник».

– Ну и пошлятина, – шепнула мне Эва.

– Я слышу, – сообщил ей Борис. – У тебя есть другая идея?

– Разумеется. И знаешь, почему другая?

– С радостью узнаю, – улыбнулся Борис. Язвительно.

– Потому что я единственная руководствовалась девизом ваших «копей замыслов». Хочешь услышать? Ну, держите шляпы, потому что, как говорил Воннегут, мы можем приземлиться за милю отсюда. Итак, ночь. Черный силуэт с большущим мешком на спине. Он заходит в ванную и захлопывает дверь. Слышно, как там он что-то режет, пилит, рубит. Через минуту он выходит, неся два чемодана. Появляется надпись: ««Blue steel» – для истинных профессионалов».

Эва закончила. Воцарилась гробовая тишина.

– В нашем девизе упоминается капля безумия, – напомнил Борис. – Одна.

– Судя по оценке замыслов, какая-то очень маленькая капля. Я бы сказала, меньше мушиной какашки, – парировала Эва. – Очевидно, у нас разные представления о безумии.

До самого конца мы не произнесли больше ни слова.

* * *

– Нет, я не могу, – взорвалась Иола, выслушав наш отчет о втором рабочем дне. – Как будто вы не знаете, какие проходят идеи! Вы что, телевизор не смотрите? Не видели реклам стиральных порошков, маргарина?

– Я думала, что в «Копях» ставка на оригинальность.

– Ставка на результативность. А результативность – это затертые схемы, стереотипы. Поскольку реклама должна воздействовать на широкие массы, а широкие массы, сами понимаете…

– Люди не такие уж глупые. Не верю, – разнервничалась Эва. – В жизни не поверю, что глупая реклама маргарина на кого-нибудь действует.

– По мнению специалистов, действует, – напомнила Иола.

– Но даже если не подействует, со временем пробивает дорогу в сознание массового потребителя, – сообщила я то, что нам говорили на занятиях по рекламе.

– Правильно. Потребитель хотел бы что-то получше, ну а если нету? Он привыкает к поэтике информации.

– О какой поэтике тут может идти речь? – Эва схватилась за голову.

– Массы всегда получают ту поэтику, какую заслуживают, – философски заметила Иола.

– И невозможно это изменить, как-то с этим бороться?

– Попробуй. С удовольствием посмотрю, что у тебя получится.

9.07. Сегодня очередной рабочий день. Иола считает, что для нас он последний.

– Вас и так долго держали, – добавила она в утешение нам.

Посмотрим. Надо было подготовить предложения для спота рекламы шоколадной пенки «Чоклита».

– Прежде чем перейти к мозговому штурму, быстрая презентация предложений. Ну, кто первый? Может, для разнообразия…

– Я с удовольствием представлю свои идеи, – прервал Бориса обсосок. – Я подготовил тридцать слоганов и десять сценариев. Начну со слоганов: «Чоклитой» наешься-напьешься досыта; «Чоклита» – шоколадное головокружение; Шоколадная пена – вкусно, полезно и ценно; С «Чоклитой» шоколадные мечты в одно мгновение исполнишь ты; Чашка, полная пышной пенки, для Пётруся и Хеленки.

– Прекрасно. Благодарю, старина. Наверное, что-нибудь отберем. Клиенту понравится. А как наши бешеные коровки? Поразят они нас какой-нибудь идеей? Это я вас имею в виду, да, да, – обратился к нам Борис. – С удовольствием послушаю, что выдали ваши креативные мозги. Кто первая?

Я сжалась. Эва раскрыла папку.

– Сегодня я старалась не забывать рекомендацию насчет дозирования безумства. Здесь его совсем малюсенькая капелька. Итак, сперва слышны шаги по коридору. Где-то далеко противные звуки – крики, детский плач, собака воет и так далее. Слышим скрежет ключа в замке. Дверь открывается, и только теперь мы видим героиню, верней, одни ее руки, которые держат пачку «Чоклиты». Женщина закрывает дверь, звуки мгновенно стихают. Она кладет пачку на стол. Никакой музыки, только быстрый стук сердца. Женщина нервным движением достает пакетик с шоколадом, поворачивается и включает чайник. Нетерпеливо разрывает пакетик и высыпает содержимое в кружку. Слышно, как сердце бьется еще быстрей. Она заливает шоколад водой. Размешивает. Слышно, как она громко сглатывает слюну. Камера наезжает на полные, сексапильные губы, выкрашенные шоколадного цвета помадой. Женщина облизывает их и поднимает кружку. Отпивает глоток. Ритм сердца замедляется, теперь оно бьется не учащенно, спокойно. И это все.

– А второе предложение.

– Больше нету.

– Гжесек придумал десять сценариев, а ты только один?

– Ты считаешь, что их нужно валять без конца и краю в надежде, что количество перейдет в качество? – вызывающим тоном поинтересовалась Эва.

– Если у тебя больше ничего нет, можешь идти, я тебя не держу, – бросил Борис.

Эва встала. Я тоже. Это был наш последний рабочий день в «Копях».

13.07. Начало июльского дня. А я включила печку, потому что чувствую, как меня ломает простуда.

– Я уж думала, что разделю судьбу мужа королевы Виктории, – изрекла Эва откуда-то из-под одеяла.

– А что с ним было?

– Умер от тифа, потому что во дворце не спешили затопить печи. Так, по крайней мере, сообщает Бидуэл. Когда же Виктория наконец велела начать топить, было уже поздно. Иола, а ты чего плачешь?

Я взглянула на Иолу. Она вытирала щеки бумажным платком.

– Иоланта, что случилось?

– Это из-за Виктора?

Иола кивнула.

– Не хотела вас нагружать, потому что у вас и так куча проблем. И рекламное агентство, и отсутствие парней, да и вообще. Но когда Эва помянула Викторию, во мне что-то надломилось.

– Так все плохо? – Я уже начала нервничать. В Иоле не часто что-нибудь надламывается. А если по правде, так это в первый раз.

– Виктор ушел от меня. Это произошло вчера вечером. Он откровенно мне во всем признался. И даже не попросил вернуть обручальное кольцо.

– Так что же, свадьба расстроилась? – спросила я.

– А ты видишь другой вариант? – разозлилась Иола. – Он уже почти месяц встречается с Госей.

– С той секретаршей? – удостоверилась Эва. – А как же кредит? И что с платьем, цветами и всем остальным?

– Может, у тебя их Гося купит?

– Малина! – рявкнула Эва.

– Да я только пошутила. Чтобы настроение поднять.

Иола отреагировала на мою попытку поднять настроение тем, что схватила новый платок.

– Так что же с затратами? – повторила вопрос Эва.

– Виктор обещал, что возместит все расходы. Такой вот он человек.

– Какой? – возмутилась Эва. – Это совершенно естественно, что он отвечает за последствия. Кто должен платить? Твои родители? Достаточно, что ты их втравила в кредит.

– Ты хочешь этим подбодрить меня? – поинтересовалась Иола.

– Нет. Просто констатирую факт. Ничего особенного Виктор не совершает. Он всего лишь несет ответственность за свой поступок.

– А ты назови мне кого-нибудь еще, кто согласился бы ее нести. Нет, назови! – крикнула Иола. – Рафал даже не поинтересовался у Малины, как она чувствует себя после разрыва. Он только приперся забрать кольцо. Петрек попросту выставил чемоданы Анки за дверь. Ей пришлось ночевать у меня. А твой Анджей сообщил тебе о разрыве по телефону, так как боялся, что ты устроишь сцену. Такой он впечатлительный. И только Виктор повел себя достойно.

– То есть как? – поинтересовалась я. – Что именно он тебе сказал?

– Он пришел вчера около половины восьмого, – начала рассказ Иола. – Да, как раз перед новостями. Принес цветы.

– Выпендрежник, – заметила Эва.

– Принес цветы, – повторила с ударением Иола, – сказал, что нам нужно серьезно поговорить. Я сразу почувствовала: что-то не так, но заставила себя сохранять спокойствие. Сделала чай, принесла пирог.

– Домашняя атмосфера, – определила Эва.

– Виктор съел два куска, а потом перешел к сути дела. Он признался, что уже месяц как встречается с Госькой. Он влюблен в нее, по крайней мере так ему кажется. Сказал, что это сильней его и что наконец он понял…

– …что такое настоящая жизнь, – договорила Эва. – Это как дуновение свежего ветра над широким весенним лугом.

– Именно эти слова он и произнес, – удивилась Иола.

– А он случайно не вспоминал про кровь, струящуюся у него в жилах?

– Вспоминал, а под конец сказал, что в этой ситуации нашу свадьбу надо отменить.

– А ты?

– Сказала, чтобы он не принимал поспешных решений. Я страдаю от его измены, но это не причина для разрыва помолвки. Мы уже несколько лет вместе, хорошо знаем друг друга, подходим друг другу, и жалко все это уничтожить из-за какой-то интрижки.

– Господи, Иола, – покачала головой Эва – а где твое достоинство?

– Достоинство красиво смотрится в мексиканских телесериалах. В жизни полезней прагматизм.

– У Виктора явно иное мнение на этот счет.

Иола кивнула и снова пустила слезу.

– Он сказал, что был со мной, потому что думал, будто уже никогда не влюбится. Он смирился с тем, что в жизни его больше ничего не ждет. Сделал ставку на стабильность и спокойствие. Но когда он встретил Госю…

– …его заледеневшее сердце словно оттаяло?

– Эва, откуда ты все знаешь?

– Это моя большая тайна. Когда-нибудь я вам ее открою.

Наступила тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями Иолы.

– Жаль, что все выяснилось только сейчас, – прошептала Эва, потирая, словно она была чем-то обеспокоена, лоб.

– Жаль, что это вообще выяснилось, – вздохнула Иола.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила я.

– Не знаю. Я в полной растерянности. Пытаюсь найти какое-нибудь объяснение. В чем моя вина? Что я сделала не так? И почему я это заслужила?

– Ты говоришь прямо как некоторые раковые больные, – фыркнула Эва. – Дело в том, что просто такое иногда случается. Кто-то попадает под трамвай, кто-то выигрывает в лотерею. И в этом ни вины, ни заслуги.

– Не верю. Должна быть какая-то причина. Впрочем, я уже ничего не понимаю. Может, это произошло потому, что я с вами дружу? – Мы ошалело уставились на Иолу, и она объяснила: – Может быть, ваше невезение заразно. Вы же слышали, что существуют люди – носители отрицательной энергии. Они приносят несчастье и себе, и другим.

– Иола, у меня нет слов. Ты веришь в подобную чушь?

– Нет, я всего лишь рассуждаю. Я просто не могу понять. Я стараюсь. Никому ничего плохого не делаю. Почему мне не везет? Должно же быть какое-то объяснение.

– Может, ты слишком усердно ухаживала за ним?

– Я пыталась сохранять разумные пропорции. Домашняя атмосфера и щепотка тревожащей женственности.

Я внимательней присмотрелась к Иоле. Что она подразумевает под этой щепоткой?

– И в чем выражалась эта щепотка?

– Ну… – Иола покраснела. – Иногда я ходила без лифчика. И… на бедре я вытатуировала розу. Специально для него.

– Капля безумия, – констатировала Эва.

– Не слишком, надеюсь, большая? – встревожилась Иола.

– Нет, нет, в самый раз, чтобы работать в «Копях».

15.07. Продолжается акция утешения Иолы. Кроме того, мы ищем работу и жильцов вместо меня. То есть подумываем о том, что надо бы поискать. Но из-за Иолы ни на что нет времени. А я начинаю задумываться над теорией невезения. Может, и вправду, держась вместе, троицей, мы вырабатываем очень много отрицательной энергии? Что-то в этом есть.

17.07. – Слушай, Малина, не хочешь сходить со мной к гадалке?

И кто это говорит? Свежеиспеченная выпускница психфака.

– Можно. А когда?

– Сейчас. Я договорилась с гадалкой. Можем все втроем.

– Отлично, сейчас позвоню Эве.

* * *

Спустя час.

– Здравствуйте. Мы к Кассандре. К гадалке.

– Истолковательнице будущего, – поправила меня Кассандра, невзрачная худощавая женщина средних лет. – Входите.

Мы вошли в комнату, заваленную безделушками чуть ли не до самого потолка. Прямо как у бабушки. Неужто у всех гадалок такая свалка?

– Садитесь здесь, рядышком, – указала она нам на диван, заваленный вышитыми подушками, спящими кошками и плюшевыми медведями. – Хотя нет. Я улавливаю отрицательную вибрацию, когда вы сидите вместе.

Пожалуй, Иола была права! Вопрос только, кто из нас излучает это гадство? А вдруг я?

– Оплата вперед, – сообщила нам Кассандра, облачаясь для создания атмосферы в широкое кимоно, усеянное серебряными звездами. – В сумме девяносто злотых.

– Никаких скидок не предусмотрено? – отважилась спросить Иола.

– Вы не в гипермаркете. Это серьезная работа, обретающая особую сложность, оттого что вы втроем. Нужно сосредоточиться, чтобы из шума противоречивых данных выловить нужную информацию. Тем паче что истолковывать будущее я буду всем трем одновременно.

– Кто тут говорил про гипермаркет? – вмешалась Эва. – Мы платим по тридцать злотых и требуем индивидуального гадания.

– Коллективное гадание гораздо труднее, – объяснила гадалка, спокойно закуривая сигарету.

– Ля-ля-ля, – пробормотала Эва.

– Я ощущаю в тебе много отрицательной энергии.

– А вы не могли бы развить эту тему? – оживилась Иола, явно обрадованная тем, что нашла причину своих несчастий.

– Да что тут развивать. – Кассандра пыхнула в нас дымом. – Все просто. Негативная энергия, большое внутреннее напряжение. Ну все, за дело. Пусть каждая из вас скажет, что у нее за проблема.

– А я думала, что это скажут карты, – удивилась я.

– Скажут, но я хочу удостовериться. Начнем с блондинки.

– Я одинока, до недавнего времени у меня была несчастная любовь, и у меня нет работы.

– А ты, черненькая?

– Я одинока, несчастливо влюблена и не имею работы.

– Ясно, а теперь ты, – обратилась Кассандра к Иоле.

– Одинока, несчастливо влюблена и тоже без работы.

– Ну, все ясно. Ты – дама червей, ты – дама пик, а ты – бубен.

– Но у меня каштановые волосы, – возразила Иола.

– Это сейчас. А скоро ты перекрасишься в блондинку. Ладно, что мы тут видим? Несчастная любовь, жажда верной любви, разбитые сердца и проблемы с работой.

– Это мы и сами знаем, – шепнула Эва.

– Не прерывать! Одна из вас очень сильно страдает. Рассталась с мужчиной и ужасно это переживает.

– Это я! – крикнула Иола.

– Я как раз собиралась сказать. Бубновая дама. Он бросил тебя и ушел к другой. И не вернется.

– Но почему?

– Потому что он влюбился.

– Я спрашиваю, почему так происходит? Почему я должна так страдать?

– Во всем есть свой смысл. – Гадалка уселась поудобней. – Во всем. В каждой встрече, в каждой ссоре. Ты обретаешь опыт. Благодаря тому, что ты была с этим, как его…

– Виктором.

– Вот-вот, ты приобрела ценный опыт. Узнала нечто новое о мужчинах.

– Ну да, – фыркнула Иола, – узнала, что им нельзя верить. Что никогда не известно, что им стукнет в голову. Как себя с ними ни веди, все без толку.

– А может, благодаря встрече с тобой что-то приобрел Виктор?

– Что мне до приобретений Виктора, если он ушел к другой?

– В жизни так уж заведено, что порой мы отдаем, порой берем. Ты отдала что-то Виктору, тебе даст кто-то другой. Гораздо лучше ты это поймешь, представив себе огромный муравейник. Тысячи муравьев пробегают мимо друг друга. Представь себе, что один из них, муравей X., сказал что-то приятное другому муравью. Тот, ободренный и обрадованный, помог еще одному муравью. И так выстраивается целая цепь. В определенный момент позитивная энергия возвращается к муравью X. Кто-то помогает ему в беде.

– Но почему же ко мне ничего не возвращается? – огорчилась Иола. – Я всегда была благожелательна к людям. Я уступаю место старикам, подаю нищим, никому ничего плохого не сделала.

– Все не так просто. Положительная энергия может вернуться только в конце жизни. При этом она не обязательно вернется к тебе. Она может перейти на твоих родственников, на близких тебе людей.

– Вся проблема в том, что неизвестно, на кого и когда, – заметила Эва, и в голосе ее послышалось недоверие.

– Но все имеет смысл. Иногда мы злимся, оттого что у нас из-под носа уехал автобус. Однако, возможно, благодаря этому кто-то другой не опоздал на работу.

– То есть кто-то другой важней меня. Я горюю, а Госька и Виктор счастливы. Меня это почему-то не радует.

– Тебе нужно научиться радоваться счастью других, – посоветовала Эва.

– Большущее спасибо.

– Нужно уметь во всем видеть смысл, – посоветовала Кассандра.

– Зачем? – разнервничалась Иола. – Что мне это даст, если я все равно не могу предвидеть результатов своих действий? Я знаю только, что как-то влияю на других. Но как? В какой степени? Вернется ли это ко мне? Я не в состоянии проверить. Я могу только уговаривать себя, что в моих действиях есть смысл. Вне зависимости от того, как я поступлю, в поступках моих всегда есть смысл. Но тогда каков смысл этого смысла?

– И где здесь место свободе выбора? – добавила Эва. – Все имеет какое-то значение, каждый наш шаг имеет какой-то смысл, потому что благодаря ему может произойти то-то и то-то. А значит, существует некое предназначение. А раз существует предназначение, значит, не существует свободной воли. Не существует свободы, поскольку все было предначертано заранее.

– Разумеется, – согласилась Кассандра. – И благодаря этому я зарабатываю на кусок хлеба.

* * *

– На кусок хлеба с толстенным куском ветчины, – подвела итог Эва, просмотрев содержимое кошелька. – Вот свинство, столько содрать.

– Но по крайней мере мы узнали, что перед нами открываются новые возможности, – сказала Иола.

– А также что наступят перемены и нас ждут новые вызовы, – подбросила я.

– Так и я могу нагадать. Мы обретем новый ценный опыт. Познакомимся с новыми людьми и вынуждены будем принимать различные решения. Много дел будет завершено и много новых будет начато. Нам нужно только сохранять рассудительность и внимательно присматриваться к нашему окружению.

– Единственное, что было конкретно, это Виктор. Она сказала, что он ушел и не вернется.

– Хоть это, – вздохнула Эва. – Ну, раз надежд тут больше нет, я могу вам рассказать.

– Давай. – Мы придвинулись поближе.

– Малина знает мое отношение к Виктору.

– Я тоже, – заметила Иола. – К сожалению, ты не скрывала неприязни к нему.

– А знаешь почему? Помнишь, как мы познакомились года три назад на вечеринке?

– У Анки. Три с половиной года назад. Это был жирный четверг.

– Возможно, – согласилась Эва.

– Ты пришла с Анджеем, а я с Виктором.

– Примерно через неделю после вечеринки твой кавалер зашел ко мне, якобы на минутку. Меня это особенно не удивило. Ну, шел мимо, заглянул. Мы обменялись соображениями относительно погоды, сессии, пробок по утрам. Никаких щекотливых тем. Все в рамках хорошего воспитания и светских манер.

– Ну и? – нетерпеливо подогнала ее Иола, все сильней и сильней нервничая.

– Внезапно Виктор встал и объявил, что лишь сейчас он почувствовал, что такое настоящая жизнь. Что после знакомства со мной его заледеневшее сердце оттаяло.

– Боже, – прошептали мы с Иолой.

– Он умолял, чтобы я порвала с Анджеем. А когда я напомнила ему о тебе, сказал, что ваши отношения – это ошибка.

– Но он понял это, только когда увидел тебя? – спросила я.

– Да, потому что, только когда он увидел меня, у него словно кто-то сорвал повязку с глаз. Вспоминал он также о дуновении весеннего ветра, о крыльях, что внезапно выросли у него за спиной, как будто они могли вырасти где-то в другом месте. Короче, пошлятинка во вкусе любителей душещипательной попсы.

– И что ты ему ответила?

– Иола, а ты подумай. Ну что я могла ему ответить? Ведь он же вернулся к тебе.

– А я как раз вспомнила ту поездку в Касинку. Помните странные замечания Виктора?

– Ты ведь загубила мне три года жизни, – после некоторого раздумья объявила Эве Иола.

– Каким интересно образом? – возмутилась я. – Потому что отказала парню подруги?

– Нет, потому что не рассказала мне! – Иола разрыдалась. – Три года меня окружал обман.

– Ты ведешь себя как жена Лебедя, – напомнила я ей. – Смотришь только на конец и забываешь все те минуты счастья, которые…

– Да что мне какие-то там лебеди! – закричала Иола. – Придуманные к тому же за пивом! Никаких минут счастья не было. Понимаешь? Я только думала, что они есть.

– Иола, – обратилась к ней явно разнервничавшаяся Эва, – давай вернемся в прошлое. Представь себе, что к тебе приходит девушка, которую ты едва помнишь с вечеринки…

– Неправда, я тебя хорошо запомнила, – запротестовала Иола. – И ты мне даже понравилась.

– Взаимно. Но это еще не дружба. Мы едва познакомились. Так вот представь себе, что она приходит и говорит: «Послушай, твой парень влюбился в меня». Ты поверила бы?

– Нет, – призналась Иола.

– Вот в том-то и дело, – вздохнула Эва. С облегчением, что наконец-то до Иолы что-то дошло.

– Но потом? Позже ты могла бы мне сказать.

– Когда? Мы не виделись почти полгода.

– Ну после, осенью. Мы часто встречались на вечеринках, вместе в кино ходили, выезжали в горы.

– Да, конечно. Но Виктор по отношению ко мне вел себя безукоризненно. Я решила, что это был единичный эксцесс, и больше не думала об этом.

– Но мне-то ты могла сказать, – не унималась Иола. – Мы уже были тогда подругами.

– Да я и собиралась, но на Новый год ты заявила, что Виктор – это твоя вторая половинка. «Какие-то странные выбрыки у него были, но теперь это прошло. Мы притерлись друг к другу». Помнишь ты эти свои слова?

– Какая я была наивная! – всхлипнула Иола. – Жила иллюзиями! И какие расходы! За что все это? Пусть мне кто-нибудь наконец ответит! За что?

Что можно ответить психологу?

– Ни за что. Без всякой причины, – объяснила я ей. – Помни о ценном опыте, который ты обрела.

– В гробу я видела такой опыт! Понятно? – взорвалась Иола.

– Может, тебе поговорить со специалистом?

– В гробу я видела специалистов! Я несчастна!

– Знаем, – не отставала я, – но это не повод так орать. Ты должна лучше контролировать свои эмоции.

– Малина, может, ты выйдешь со мной в кухню? – довольно хмурым голосом обратилась ко мне Эва.

– Да?

– Ты бьешь по больному.

– Я повторяю те же самые аргументы, которые были высказаны мне. Причем неоднократно.

– Вот это и значит бить по больному, – сказала Эва.

– Но раз уж мне приходилось выслушивать…

– Ты бьешь ниже пояса.

– Возможно, я не разбираюсь в анатомии, но думаю…

– Это вопрос не анатомии, – Эва повысила голос, – а чуткости, если это слово что-то для тебя значит!

– Чуткости, да? А куда Иолка спрятала свою чуткость, когда я страдала?

И тут мы услыхали, как хлопнула входная дверь.

– Ну что, теперь довольна? – спросила Эва.

18.07. Разумеется, нет. Мне хотелось отыграться на Иоле. Отомстить ей за равнодушие. Пусть почувствует, каково это. Человек подыхает, задавленный проблемами, а подруга рекомендует сходить в поликлинику к специалисту и еще требует контролировать эмоции. Я думала, что испытаю удовлетворение, именуемое некоторыми сладостью мести.

– Думала, что мне станет легче, – объясняла я Иоле.

Терзаемая угрызениями совести, я еще вчера позвонила ей, но она не взяла трубку. Сегодня вечером мы застали ее дома. Поначалу она притворялась, будто ее нет, но ее выдали шорохи, когда она смотрела в глазок. «У тебя нет выбора, – загундела на всю лестничную площадку Эва. – Мы знаем, что ты дома». Иола открыла все четыре замка, после чего демонстративно зашлепала на кухню. Мы за ней. Сели напротив нее, и я сразу перешла к конкретике.

– Так чего ж ты раньше не сказала, что мои советы так тебя нервируют?

– Я не такая асертивная, не мету так прямо взять и атаковать.

– Вчера смогла.

– Ну разозлилась. Мы целых четыре дня старательно тебя утешали, а ты так накинулась на Эву. Я подумала, что кто-то должен тебе показать.

– И показала. – Иола утерла крупную слезу, лениво сползающую по щеке.

Мне стало совсем уж не по себе. Я стояла, глядела в пол и покусывала кончик большого пальца.

– Все нормально. – Она протянула мне влажную от слез руку. – Все мы немножко виноваты. Я, ты, может, даже и ты, Эва. Потому что если бы тогда ты позвонила мне, хотя я знаю, что это все равно ничего бы не дало… Ладно, давайте сменим тему.

– Я за, – мгновенно согласилась я. – Тогда… а что ты будешь делать на каникулах?

– Не знаю. После разрыва с Виктором все мои планы рухнули.

Еще минута, и Иола снова захлюпает. Надо срочно овладевать ситуацией.

– А что с работой?

– Ничего. Та халтура, которую мне устроил Виктор, тоже накрылась. По понятным причинам.

– Не стоит жалеть, – мужественно продолжала я бороться. – Ты только загибалась бы от скуки в городе.

– Это не в городе, а на море, в суперсанатории. – Глаза Иолы вновь подозрительно заблестели.

– Ты же знаешь, какое у нас море. Грязный песок и нефтяные пятна на ледяной воде.

– Малина, я ценю твои усилия, но, может, действительно сменим тему?

– С удовольствием. Только о чем будем говорить?

– Доллар упал, – произнесла Эва, до того молчавшая как рыба.

– Круто, – отреагировала Иола.

– А я съезжаю с квартиры, – сделала я последнюю попытку.

– Знаю. А когда?

– Через десять дней.

– Ищешь?

– Мы думаем на эту тему, – поддержала меня Эва.

Пока что мы приняли решение, что пора искать. Но на нас навалилось столько проблем, что просто невозможно было сосредоточиться. Вдобавок мы бегали в поисках работы. То есть приняли решение, что пора начать бегать. Может, даже с завтрашнего дня.

19.07. Пора бы начать.

21.07. Сейчас уже и впрямь подпирает. С завтрашнего дня начинаем.

22.07. Мы собирались начать, но я слишком поздно встала. Все из-за погоды. Уж больно дискомфортная. Ну как можно что-то начинать в серый дождливый летний вечер?

– Можно бы написать объявления, – предложила Иола.

– Или посидеть за маленькой пива, – бросила Эва.

И вот мы сидим за большой, взяли одну на всех. Дешевле выходит.

– У меня сегодня была беседа насчет работы, – сообщила Иола.

– И что?

– Прихожу в фирму. Показываю CV, рассказываю о себе. Там сидит такой мужик, выслушал он меня и спрашивает, прошла ли я практикум по психотерапии. Я отвечаю, что нет, поскольку не собираюсь быть психотерапевтом. Кроме того, это очень дорогой практикум, и я предпочла платить деньги за изучение немецкого.

– А он что на это?

– Заявил, что им нужен специалист с терапевтической подготовкой и что я еще не готовый специалист. Учебы и работы в школьных лагерях недостаточно. Ну, я спросила у него, какой практикум он мне порекомендовал бы. Знаете, что он мне ответил?

– Ну?

– Цитирую: «Не могу вам ничего порекомендовать, так как, если бы я это сделал, вы могли бы ожидать от меня, что впоследствии я приму вас на работу, а этого обещать я вам не могу». А я всего лишь просила совета.

– Господи, какая предусмотрительность. Какой-то психолог-псих.

– В прошлом психотерапевт, а сейчас руководит фабрикой по переподготовке менеджеров.

– И что ты теперь будешь делать? – поинтересовалась я у нее.

– Совершу безумство и закажу еще одно пиво. Правда, до первого у меня осталось всего тридцать злотых, но плевать я хотела на это.

Ну-ну. Похоже, близятся большие перемены.

23.07. Наконец-то мы начали поиски. Эва пришла ко мне около двух, и мы уселись писать объявления. Трудное дело. Надо обдумать содержание, приготовить бумагу, включить принтер. Но в нем не оказалось чернил. Будем писать от руки.

– Пиши: «Сдается приличная квартира на двух человек».

– Приличной может быть сцена в фильме, – поморщилась Эва, – а не квартира.

– Хорошо, зачеркиваем. Но я добавила бы «срочно». Нам остается четыре дня.

– Ты что! Если написать «срочно», они к любой мелочи будут придираться. Просто «сдается» и все. Нам не к спеху, времени у нас навалом.

– Сделаем вид, – не без едкости улыбнулась я. – А если никого не найдем?

– Плюнь через левое плечо.

– А если?

– Вот тогда и будем огорчаться. Знаешь, сколько это еще часов?

– Не так уж много. Хорошо, пишем объявление. Потому что я уже чувствую напряг. А чего мы так долго ждали?

– Ждали позитивного развития событий, – объяснила Эва, – но тщетно.

– А это всегда тщетно. Ты разве не знаешь закон Мерфи? Если что-то может пойти плохо, то так оно и пойдет. Пожалуй, я начинаю верить в теорию Анки.

– Наверно, Иолы?

– Нет, Анки. Она придумала ее, после того как рассталась с Петром.

– То есть после того, как он стал жить с Лешеком.

– Ну да. Так вот Анка, обнаружив, что ее чемоданы выставлены на лестничную площадку, придумала теорию, по которой мир – это театр, где мы играем заранее установленные роли.

– Ничего нового.

– Погоди. Поначалу каждый тянет листок с ролью, чтобы все было по-честному и справедливо. Потом мы рождаемся и забываем про этот листок. Чем зрелей становится человек, тем чаще у него возникает ощущение, что он играет нечто давным-давно предназначенное. Он пытается с этим бороться, пытается изменить предначертание. Старается изо всех сил, буквально на уши встает. Ан ничего не выходит. Нет у него никаких шансов. И если он получил роль неудачника, то неудачником и останется.

– Знаешь что, Малина? Я вот смотрю на этот наш мир и думаю, что автор пьесы был большим пессимистом. Большинство людей играет роли неудачников.

24.07. Я уж точно. Я не сумела склеить Красавца (так и оставшегося незнакомым). Не могу найти работу, а с недавних пор вернулась к кулинарным безумствам. Главным образом количественным, потому что о качестве говорить не приходится. Хлеб, который макаешь в растительное масло, килограмм риса с маслом, кастрюлища картофельных клецок, политых смальцем. Сожрать, запивая пивом, а потом выблевать. Такая вот последовательность. Пожалуй, пора заглянуть к Губке. Вот завтра и схожу. Все сделаю завтра. Да и какой смысл делать что-то сегодня, если заранее известно, что ничего не удастся?

26.07. Послезавтра надо уже съезжать, а мы еще даже не развесили объявления. К тому же позвонила мама. И сразу же закричала:

– Малина? Как хорошо, что я тебя наконец поймала.

– Наконец? Я почти не выхожу из дома.

– И не можешь снять трубку, когда я тебе звоню?

– Но я же сняла.

– Сняла, сняла. Я две недели названиваю, а тебе лень трубку снять! Другие дочери приезжают домой, интересуются, как там старая мать.

– Но ты же не старая, – попробовала я улестить ее.

– Не пытайся увильнуть!

– Мама, я каждую неделю звоню вам.

– Ну ясно. Раз в педелю звонишь, раз в месяц приезжаешь и потому думаешь, что можешь напрочь забыть, да? Так вот я говорю тебе, что не можешь.

– Что забыть? – искренне не поняла я.

– О своем долге по отношению к измученной матери, болезненному брату и старенькой бабушке.

Ой, бабушка здорово бы обиделась.

– Ну, что опять произошло?

– А разве обязательно должно что-нибудь произойти? Разве я не могу позвонить просто так, чтобы напомнить тебе про твою забытую семью, прозябающую в провинции?

– Значит, ничего не произошло?

– Никогда не начинай фразу со «значит». Произошло. Я получила письмо из Германии.

– От отца?

– От его новой жены. На которой он противозаконно женился. Она узнала о моем выступлении на телевидении и пишет, что я несправедлива. Я несправедлива! Ты можешь себе такое вообразить?

Могу. Но я оставила эту мысль при себе. И не стала также касаться вопроса о ее выступлении перед пятью миллионами зрителей, жаждущих дешевого развлечения.

– А почему она так считает?

– Она пишет, что у Эдека сахарный диабет и в этом причина его нелепого поведения. Можешь себе вообразить?

– Если бы она написала, что у него шизофрения, мне было бы легче.

– Ну почему ты всегда такая циничная? Черствая, бездушная!

– Мама, мне трудно сокрушаться по поводу диабета у человека, который в течение пятнадцати лет ни разу не позвонил мне, чтобы поздравить с днем рождения. Я, конечно, сочувствую отцу, но…

– Я не об отце говорю! – прервала она меня. – Ты равнодушна ко мне, к моим страданиям!

– Не понимаю. Что я такого сказала?

– Ничего, и именно в этом все дело! Я рассказываю тебе о своих проблемах, а ты шуточки шутишь.

– Но ты же говорила о диабете отца! – я несколько повысила голос.

– И ты считаешь, что это не проблема? Проблема! Огромная! Стоит мне подумать, что у тебя и Ирека когда-нибудь может начаться диабет… Я спать не могу по ночам. Но ты этого не понимаешь, ты не знаешь, что может чувствовать любящая мать. И никогда знать не будешь. Потому что у тебя вместо сердца камень, полный цинизма, иронии и равнодушия!

В нормальном состоянии я обычно отодвигаю трубку на безопасное расстояние и спокойно жду. Но только не в этот раз. Я не собираюсь становиться мишенью для собственной матери. Я шарахнула аппаратом о стену. И правильно сделала. На кой мне телефон? Зачем телефон одинокой женщине, у которой даже нет денег на его оплату?

* * *

– Замечательно. – Эва развела руками. – Придется переписывать объявления. Мы же в них дали твой номер.

– Можно привезти аппарат от тебя, а по пути заглянем…

– Никуда заглядывать не будем, потому что у нас нет на это денег!

– Даже на маленькую-маленькую?

Маленькая-маленькая – это половина большой и стоит половину, а не две трети. Отпускают только знакомые бармены.

– Даже. Шутки в сторону. За дверью стоит жестокая реальность, и нам придется противостоять ей. Причем на трезвую голову.

– Раз так, я из дома не выйду, – пригрозила я.

– Малина, мне тоже тяжело. – Эва села на краешек дивана и понурила голову.

– Из-за хахаля? Ну конечно. Ты всегда только о хахалях и думаешь!

– Не называй его так! Он никакой не хахаль, он – Томек.

– Ладно, пусть будет так.

– И даже больше, – продолжала она, – он настоящий супер-Томек. А я отказалась от него.

– Надеюсь, ты не скажешь, что из-за гадания?

– Из-за гадания. Я испугалась обещанных слез и измены.

– Но мы же обе знаем, что имелась в виду Иола.

– Сейчас да, а тогда? Твоя бабушка говорила о шатенке.

– А у тебя волосы черные.

– На солнце они отливают каштановым. И я тогда подумала: раз речь идет о шатенке, то измена и слезы ждут меня летом, потому что летом, при ярком солнце, я становлюсь темной шатенкой. И я порвала с ним.

– Когда?

– Десятого июля. Мы провели вместе десять чудесных дней, которых я никогда не забуду.

– И о которых я ничего не знала, – многозначительно глянула я на Эву. – Я начинаю сомневаться, действительно ли мы подруги.

– Нет, я этого не выдержу.

Эва вскочила и выбежала на кухню.

Я плюхнулась на диван, даже пружины взвыли. Да пусть все к черту развалится! Мне-то что до этого. Я плюхнулась еще раз.

– Что ты там рушишь? – выглянула из кухни Эва.

– Декорации к драме «Падение Малины С».

– Лучше исправь объявления. Но сначала возьми обратно свои слова.

– Беру обратно и прошу простить. Достаточно?

– Коротко и конкретно, но в нынешней ситуации я не стану придираться и требовать большего.

Эва села за стол и принялась замазывать номер телефона.

– Черт, уже пятый час. Я начинаю тревожиться.

– Спокойно, Малина. В крайнем случае заплатишь за следующий месяц.

– С чего?

– Подумаем.

– Ты говоришь прямо как политик. «Подумаем, сделаем определенные выводы, наметим направление деятельности».

– Да успокойся ты, Малина. Это еще не конец света. Всего-навсего несколько сотен.

– Которых у меня нет!

Я принялась покусывать большой палец. В последнее время я это делаю постоянно.

– Если не прекратишь, то скоро у тебя останется четыре пальца, – сказала мне Эва.

– Если в моей жизни ничего не изменится, то вопрос, пять у меня пальцев или четыре, скоро перестанет меня интересовать. Мне всего полшага до того, чтобы свихнуться.

– Ну все, я закончила. Пошли развешивать.

Мы вышли на улицу.

– Слишком светло. Не больно-то удобно развешивать их при людях, – заметила я, оглядываясь по сторонам.

– Давай скотч. Мы ведь не эротические услуги предлагаем. Мы всего лишь ищем, кому сдать квартиру. Ну вот, приклеила.

Мы пошли дальше, отмечая свой путь объявлениями. Остановились у доски на улице Анны Ягеллонки.

– А тут наклеим два. Тут много студентов проходит.

– Может, в сессию, но не летом.

Я глянула на часы. Начало девятого. Что меня заставляло столько ждать?

Эва сражалась со скотчем, когда мимо прошли двое парней. Их заинтересовало объявление. Я слегка отодвинулась в сторонку.

– Малина, не глазей по сторонам, давай объявление.

Покраснев до корней волос, я подала. Один из парней, по виду студент, громко прочел:

– «Сдается квартира для двух человек». Слышь, Яцек, тут кое-что для нас. А когда можно будет туда въехать?

– Если вам, то прямо завтра, – сказала Эва, улыбаясь. Многообещающе.

– А далеко?

– В районе Старовисляной. В двух шагах отсюда.

– Дорого?

– Всего четыреста пятьдесят злотых плюс квартплата. За эти деньги у вас будет большая комната с кухонной нишей и ванная. И еще масса других достоинств.

– Когда можно будет посмотреть? – спросил второй.

– Лучше бы сегодня, – предложила Эва. – Адрес дать?

Они записали и сказали, что будут в одиннадцать. Оба. Мы пошли наклеить последние два объявления и двинулись домой. Надо слегка подготовить территорию.

– Мне здорово кажется, что они заглотнули крючок, – бросила Эва.

– Молчи, не то сглазишь.

– Ну что, заглянем на маленькую?

– Но только на одну.

Без нескольких минут десять мы зашли в «Алхимию». Не торопясь выпили одну большую на двоих. Пора идти.

– Ну все. Уже почти одиннадцать.

– Не паникуй, – успокоила меня Эва. – Еще целых пятнадцать минут. За пять минут дойдем, так что у тебя остается еще десять.

– Не уверена, что мне удастся убраться за десять минут.

– С моей-то помощью? Спокуха.

Успели. Разгладить покрывало. Грязные вещи и бумаги в шкаф. Тарелки, чашки и сковороду под кровать. Зажечь для атмосферы лампы. Прыснуть дезодорантом. Открыть окно. Пригладить волосы. Подправить глаз.

– Уже три минуты двенадцатого. Блеск у тебя есть?

– Посмотри рядом с сахаром. Придут?

– Должны.

Звонок. Пришли.

– Клево тут у вас. С настроением… А ламп!

– Спасибо. Хотите посмотреть ванную? – Я распахнула дверь.

– Еще и ванная есть? Класс, – оценил тот, что повыше, кажется Яцек. – А то последнее время мы ходили мыться в общагу.

– Ну, – подтвердил второй. – Летом-то еще ничего, а вот зимой… Когда мы в тюрбанах из полотенец шли по аллеям, не было человека, который не оглянулся бы.

– Мы выдержали до марта, – сообщил Яцек.

– И то долго, – с понимающим видом оценила Эва.

– Ну, – согласился приятель Яцека. – В октябре мы сговорились всего по сотне злотых. А когда перевезли свои шмотки, хозяин прибавил до двухсот. В декабре, когда мы уже обжились, новое повышение.

– А в сессию, когда нет времени даже на сон, а не то что новое жилье искать, он потребовал с каждого по четыреста. Потом еще велел нам сгребать снег, убирать на лестничной клетке и носить уголь.

– Но когда он потребовал, чтоб мы чердак ремонтировали, мы съехали.

– Последние месяцы мы жили то тут, то там, где приютят. Спали валетом. Но сколько так можно?

Мы с пониманием кивнули. Действительно, сколько так можно?

– Ну вот, теперь ищем чего-нибудь, какую-нибудь хату, – пояснил нам Яцек.

– И вы очень удачно попали, потому что мы ищем, кому сдать хату, – в тон ему поделилась информацией Эва.

Какое-то время мы все четверо стояли в молчании, легонько кивая головами. Выглядело так, будто мы задумались, осуществляем мыслительный процесс.

– Так чего, Яцек, – отозвался тот, что пониже, – берем, а?

– Договор какой-нибудь будем писать или на честное харцерское?

– Нет, конечно, договор. Можем прямо сейчас.

И мы принялись за дело. К часу все было готово, договор о найме (с завтрашнего числа!) составлен, и мы с ребятами еще заглянули в «Алхимию». А чего, если угощают?

И вот мы сидим около камина. Глубокомысленно покачиваем головами, потягиваем пиво.

– А я, между прочим, не знаю, как тебя зовут, – обратился ко мне Вальдек.

– Малина.

– Наверно, модное имя.

– С чего ты взял?

– Да недавно я тут смотрел «Разговоры начистоту». Там выступала одна наштукатуренная тетка, старая, но еще ничего, и сказала, что у нее дочка Малина.

– Я эту программу не смотрю, – отрезала я.

– Да я тоже, но этот кусок был нормальный. Там вдруг выяснилось, что эта Малина лечится от психа. Ну, ее муттер в рев, даже краска потекла. Жутко смешно было.

Надеюсь, моих пылающих ушей не было видно. Хорошо, что в этом заведении так темно.

– У тебя температура, что ли? – поинтересовался Яцек.

– Вполне возможно. – После того, что я минуту назад услышала.

– При температуре лучше всего подогретое пиво. Заказать тебе?

– Прикончим сперва это.

И вот приканчиваем.

– Отличная музыка, да? – попыталась я завести разговор. Чего так сидеть и молчать.

– Вполне, – улыбнулся друг Яцека Вальдек.

– Из «Матрицы».

– Может быть, не знаю, – признался Вальдек, покачиваясь в такт над кружкой.

– Ты что, «Матрицу» не смотрел?

– Не люблю я такие фильмы, – пояснил он.

– Но это действительно отличный фильм, – попыталась я переубедить его. – Много драк. Стрельба, классная девушка в кожаных штанцах.

– Ну, может, схожу. Да только не люблю я фильмы, скуку они нагоняют на меня. Помню, пошел раз, года три назад, и заснул. Жаль только, деньги на билет потратил.

– И даже на фильмы карате не ходишь?

– Ни на какие. – Вальдек отхлебнул глоток пива. – Ну разве что на видик что-нибудь поставлю, комедию какую-нибудь. Вроде «Тупой и еще тупее».

– Ага, – задумчиво кивнула я.

И мы снова сидим и молчим.

– Клевая у тебя причесь, – попробовала развить я новую тему.

– Причесь как причесь, нормальная.

– Ты волосы обесцвечивал? – Он кивнул. – Не боишься, что они начнут выпадать?

– Начнут, так перестану. – Простой, без затей ответ.

И мы опять сидим, покачивая головами над кружками с пивом.

– У тебя красивый голос. – Молчание на сей раз прервал он.

– У тебя тоже, – не осталась я в долгу. – Такой низкий.

– Это от курения, – похвастался он.

– Мгм.

Я взглянула на Эву. Она сидела, покачивала головой. Вид отсутствующий.

– Уже третий час, – сообщила я. – Пора бы отчаливать.

Мы молча поднялись.

– Мы вас проводим, – объявили ребята.

Домой мы возвращались в молчании.

– Луна какая красивая, – в очередной раз попыталась Эва установить вербальный контакт.

– Круглая, – оценил Вальдек.

– Так чего? Завтра можем переезжать? – осведомился Яцек. – Вы не против ближе к вечеру?

28.07. Только что завершился мой переезд к Эве. Все произошло быстро, частично благодаря тренированным мышцам Вальдека и Яцека. Они за полчаса загрузили мой скарб в «полонез» Лешека.

– Справишься сама? – удостоверился Вальдек.

Я кивнула, и мы тронулись.

– А этот Вальдек ничего, – оценил опытным глазом Лешек. – Выглядит как хорошо надутый матрац.

– Только без физиологических откровений. Я не в том настроении.

– Да я ничего и не говорю, – возмутился Лешек. – Я просто восхищаюсь его мускулатурой. Тебе, случаем, не пора навестить доктора Губку?

– Пора, но он уехал в отпуск.

– А к дежурному врачу ты не можешь сходить?

– Не каждый перепархивает с цветка на цветок. – Откуда во мне столько яда? – Я отношусь к верным.

– Но речь идет всего лишь о том, чтобы выписать рецепт, а не о купании в ванне, где губка действительно может оказаться необходимой.

– Лешек! – рявкнула я.

– Опять ассоциации? Нет, ты и впрямь должна сходить к врачу.

– Никуда я не пойду. Конец, точка.

– Ну, точка так точка. – Лешек пожал плечами. – Я как-нибудь переживу. А Эва, к счастью, уезжает.

– Уезжает? – удивилась я. – А мне она ничего не говорила.

– Потому что она сама еще не знает.

– А ты знаешь?

– Ну да, потому что это я устроил ей эту поездку, а точней сказать, работу.

– Где?

– В Льорет-де-Мар, она там будет работать компаньонкой.

– Здорово.

Мне вдруг стало грустно, потому что какие каникулы без Эвы.

– Еще бы не здорово. Я сам хотел ехать, но там нужно знать испанский. А за неделю я просто не смогу выучить.

– А может, попробуешь гипноз? – без всякой убежденности предложила я.

– Уже пробовал, – сказал Лешек. – Шесть лет назад. Ты же знаешь, по какому поводу.

Знаю. Шесть лет назад Лешек сообщил родителям, что он – гей. «Вечно ты гонишься за модой», – расплакалась мать, а отец похлопал его по плечу и заявил: «Не горюй, сынок. От этого, наверно, можно излечиться. Мы испробуем все: психотерапию, гомеопатию, акупунктуру, гипноз, а понадобится, так и электрошок». К счастью для Лешека, до электрошока дело не дошло. Его старики смирились с фактом, что он такой и изменить его не удастся.

– А ей наконец-то пригодится этот ее испанский. Учеников ей так и не удалось найти.

– Петр хотел изучать испанский.

– Кстати, как он? – поинтересовалась я. Петра после того долгого уикенда в Касинке я не видела ни разу.

– Ушел, чуть только получил повышение и стал вторым менеджером. Сказал, что должен заботиться о своей репутации.

– Хуже таких никого нет. Главное карьера. Не огорчайся, ты еще встретишь свою вторую половинку.

– Знаешь, как-то я стал здорово сомневаться, – передернул он плечами. – Все эти разговоры о второй половинке временами мне кажутся весьма надуманными.

– Да ты что, Лешек! – испугалась я. Из всей нашей компании в половинку верим только я да он. Я в половинку апельсина, а он – в половинку банана.

– Это ужасно печальная теория.

Лешек поставил машину прямо под окнами Эвы.

– Печальная? А я всегда считала ее оптимистической. Где-то там, за горами, за лесами, а может, и совсем рядом, живет кто-то, кто идеально совпадает с тобой.

– А что, собственно, значит «совпадает»? Противоположное понятие – на два размера больше?

– Оставь свои анатомические параллели для друзей из «Парада любви».

– Малина, да у тебя и впрямь сплошные ассоциации не скажу по кому.

– А кто вспомнил про два размера больше?

– Я всего лишь пытался установить, что значит слово «совпадает». Потому что я действительно не понимаю его смысла. Ведь на каждом новом этапе жизни у нас совершенно другие взгляды, потребности, вкусы. Лет двадцать назад я влюбился бы в любого, кому нравятся индейцы и Рекси и кто ненавидит шкварки и пенки на молоке.

– Я тоже, – изумилась я.

– А сейчас? Одной симпатии к Рекси мне будет недостаточно.

– И мне. Ему еще должны нравиться Винни-Пух и книги Воннегута.

– Именно в такой последовательности? – Я кивнула. – Ты случайно не думала о том, чтобы сменить пол?

– Чего вы тут сидите? – заглянула в машину Эва. – Я вас там жду, жду…

– Да так, беседуем о половинках апельсина.

– Банана, – поправил меня Лешек.

– Опять половинки? – удивилась Эва. – Но это же страшная вещь. Ведь если у каждого только одна половинка, то каковы шансы, что он встретится с нею? Может, она уже умерла или, желая избавиться от одиночества, удовлетворилась заменителем и прилепилась к чьей-то чужой половинке?

– Вот это я и пытался втолковать Малине.

– Значит, ты больше не веришь в теорию половинок?

– Верю, но я ее слегка расширил. – Лешек подождал, пока мы переварим сказанное, и продолжил: – По-моему, существует три вида половинок.

– И первый?

– Ситуационная половинка. Представим, что ты едешь на отдых в Каталонию. Там ты встречаешь Мигеля, бармена с мохнатой грудью, в обтягивающих лазурных стрингах и с безумным количеством геля на волосах. На пляже, обжаренный на солнце, в панировке из масла для загара и песка – это идеал. Но тот же самый Мигель на фоне Плянтов, омытых осенним дождем, смахивает на безвкусный, вылинявший цветок из пластика.

– Подобные типы мне всегда напоминают безвкусные цветы из пластика, но я усекла, что ты имеешь в виду.

– Ну, а второй вид половинки? – поинтересовалась Эва.

Мы все так же стояли у машины, а мои вещички терпеливо дожидались в багажнике, на заднем сиденье, под сиденьями, на крыше, у заднего окна рядом с аптечкой, в бардачке и на полу.

– Это моделиновая половинка. Ты встречаешь человека и думаешь: «Почти идеал. Вот любил бы он еще Грига и сменил бы эти очки в форме телевизора «Рубин» на линзы цвета травы…» И если ты ему нужен, если он стремится к тебе, то переменится так, как ты хочешь.

– И станет истинной половинкой.

– Тут есть определенная сложность. Вы же знаете, что от огня моделин затвердевает. То же самое и с нашей половинкой. Выжженная пламенной любовью, она становится поразительно неподатливой и противится переменам. Она начинает бунтовать. «Что тебе опять не нравится? Ты же говорил, что любишь меня». И если ни один из нас не уступает, пора отправляться в писчебумажный магазин за новой порцией моделина.

Лешек задумался. Мы молчали, ожидая, когда он опишет половинку третьего вида.

– Бог ты мой, уже восемь! А у меня в девять встреча в «Гадесе». Быстро разгружаем.

И он ринулся к багажнику. Я вытаскивала сумки с пола и с сидений, а Эва мне помогала.

– Я даже не предполагала, что у меня накопилось столько барахла, – обвела я взглядом груду вещей на тротуаре.

– А я и не знал, что в «полонез» может столько вместиться, – с удивлением вторил мне Лешек. – Ну, ладно. Верблюды образуют караван, и к воротам марш.

29.07. Отдых после переезда. Мы лежим на Скалках, завернувшись в одеяла.

– Вода чистая. Жаль, холодная.

– Такой мне и придется довольствоваться, – с видом великомученицы изрекла я. – Прибавим к этому одинокие недели на новом месте, стресс из-за отсутствия работы, а про защиту и семейные неприятности я уж и не говорю. Картинка, написанная фиолетовой акварелью на черном картоне.

– Так мне что, не ехать?

– Если нарисовать там маленькое желтое солнышко, это ничего не изменит. Мне нужно сменить картон. Выкинуть черную краску. Начать все заново.

– Перемены, перемены, перемены, – крайне серьезным тоном произнесла Эва.

30.07. Разумеется, она мне не верит. Но я ей докажу. Докажу всему свету – ей, Иоле, маме, бабушке, Анке, Лешеку, Рафалу. Нет, Рафалу – нет.

2.08. Пять утра.

– Сделать тебе кофе? – Чего я так волнуюсь? Ведь это Эва уезжает, а не я.

– Только по-быстрому. Через десять минут у меня автобус на вокзал.

– Может, такси возьмешь? Я заплачу. – Я знаю, что Эва все деньги обменяла на песеты.

– Нет. Хочу хоть капельку, но использовать проездной. – Она застегнула сумку с вещами. – Раз в жизни я купила его заранее. А на следующий день приходит Лешек – и привет. Шестьдесят два злотых коту под хвост.

– Я могла бы попробовать поездить по нему. Вот только найти бы где-нибудь черный парик…

– Нет уж, лучше не надо, а то так вляпаешься, что мне придется носить тебе в тюрьму бульон в банке. Кофе готов? – Я подала ей кружку. – Вылезай иногда из берлоги. Обещаешь?

– Обещаю. А ты возвращайся здоровая, невредимая и загорелая.

– Ну что ж, коллега Малинка, без пяти минут магистр, – обращение руководителя диплома стало чрезвычайно популярно среди моих знакомых, – до сентября.

И она вышла, а я осталась одна в пустой, холодной, чужой квартире.

4.08. Сижу одна в пустой, холодной, чужой квартире. Стоп, стоп, проанализируем. Во-первых, не сижу, а лежу на тахте. Уже вторые сутки. Ну, а что касается одиночества… Я не одна. Со мною вместе здесь дама на экране телевизора, два плюшевых шимпанзе и золотая рыбка. А если учесть и несколько призраков из прошлого, то у нас тут довольно многочисленная компания. Я бы вычеркнула также и слово «пустой». Тридцатиметровая однокомнатная квартира, где проживают две эксцентричные интеллектуалки, просто не может быть пустой. Если учесть число и тип безделушек Эвы и моих ламп, можно смело рискнуть и предложить определение «викторианское техно» или «Лора Эшли на гаечной фабрике». А слово «чужой»? Недоразумение. Я тут жила больше двух месяцев. Не раз проводила ночь (звучит достаточно двусмысленно), много раз пекла пиццу и выпила немало пива. Чувствую я себя тут лучше, чем в родительском доме. И наконец пришел черед слова «холодной». Оно, к сожалению, точно передает реальность. В комнате холодно, как на Юпитере.

А с тех пор, как тут нет Эвы, холодно, как на Сатурне.

5.08. Валяюсь вместе с шимпанзе в захламленной холодной квартире. Скучища. Все куда-то пропали. Ну, Эва известно куда. А вот куда Иола, неизвестно. Просто исчезла. Лешек поехал искать половинки (так я его и не спросила про третий вид). Анка рисует драконов и космитов. Рафал… А что мне теперь Рафал?

Нет, надо двигаться. Куда-то выйти. Что-нибудь сделать. Может, чайку?

* * *

Уже заварился. А что сейчас? Может, телевизор включить?

* * *

Это невыносимо. Как вообще можно было снимать такой глупый сериал?

6.08. Не глупый, идиотский. Я переключилась на другой канал. Загорелая блондинка с калифорнийским бюстом рассказывает о встрече с акулой: «Я плыла, когда увидела серый плавник. Это была акула. Плавник становился все больше, и я подумала: она приближается. Это испытание научило меня уважению к морским глубинам». Не могу! Что за нагромождение нелепиц! Нет уж, лучше смотреть «Красивых и дерзких».

9.08. Просмотрела очередные три серии. Кто писал этот сценарий? Мужик крутит со своей бывшей девушкой, которая по пути заарканила его родного папочку и родила от него ребенка. Вдобавок эта девушка является дочерью бывшей любовницы своего бывшего мужа (об этом я узнала от Лешека, он тоже смотрит). А диалоги?

– Мы можем поговорить? – спрашивает сын.

Мать поворачивает голову и смотрит ничего не выражающим взглядом.

– Поговорить? – переспрашивает она после минутного молчания.

– О Риде. – Имеется в виду второй сын.

– О Риде? – удостоверяется мать.

– Да. Он провел эту ночь вне дома. – После этого сообщения наступает минута молчания. – Вернулся лишь под утро.

– Ты полагаешь, он был у Бруки? – Имеется в виду та кисочка, у которой ребенок от папочки Рида.

– А ты как думаешь? – Сын поворачивает голову и вперяется в мамочку точь-в-точь как тиранозавр рекс.

– Интересно, провели ли они ночь вместе? – выказывает живейший интерес мамочка.

– Интересно, как они провели ночь? – тоже интересуется брат Рида. – И что делали?

Я тут же представляю себе подобный разговор в нашем семействе. Субботнее утро. Мама в золотом шлафроке наслаждается бокалом вина и одновременно ласкает взглядом душистый горошек, цветущий на балконе. Мой брат Ирек выходит из ванной с прической, уложенной феном. Одетый в обтягивающую футболку, он наклоняется, чтобы каждый мог полюбоваться твердыми, как бетон, трицепсами (ни капли лишнего жира).

– Вино пьешь? – спрашивает он маму.

Та наклоняет голову и всматривается в бокал.

– Вино? Я хотела бы поговорить.

– Поговорить? – удостоверяется Ирек, поправляя локон.

– Да, о Малине.

– О Малине? Почему о Малине?

– Ее не было ночью.

– Она провела ночь не дома? – удивляется Ирек. – Это любопытно.

– Да, и я вот все думаю, с кем она ее провела. – Мама отпивает большой глоток вина, крупным планом мощная челюсть Ирека. – Интересно, уж не с Рафалом ли?

– А может быть, с кем-нибудь новым, – высказывает предположение Ирек, напрягая очередную порцию мышц.

– Интересно, чем они занимались целую ночь… – Мама поглаживает желтый шлафрок.

– А как дела у тебя и у папы? В последнее время вы на целые дни запираетесь в спальне.

– Ты так думаешь? – загадочно улыбается мама, поворачивая голову в другую сторону.

– Что вы там делаете? – спрашивает Ирек. – Ты расскажешь мне, мама?

Загадочный взгляд мамы и финальные титры.

Почему люди смотрят такие дурацкие фильмы? Почему я смотрю? К счастью, есть и другие сериалы.

10.08. Позвонил Вальдек:

– Привет, крошка. Это Вальди звонит.

– Привет, Вальди.

– Как дела?

– Помаленьку.

– А как переезд?

– Нормально.

– А все остальное?

– Тоже нормально, помаленьку.

– Ну и хорошо. Тогда пока.

И он положил трубку. Прежде чем я собралась раскинуть мозгами, чтобы понять, в чем смысл этого разговора, телефон заверещал снова.

– Это опять я.

– Узнала.

– Я вот хочу тебя спросить… – долгая пауза, – не хочешь ли ты сходить со мной в кино посмотреть какой-нибудь фильм.

Ну и ну. Свеженький моделин. Прямо из писчебумажного магазина.

– В кино??? – я не скрывала изумления.

– Ну да. Мне показалось, что ты любишь кино. Так как? Принимаешь приглашение?

Я бросила взгляд на пустой кошелек, а потом устроила короткую экскурсию в будущее. Сперва мы пойдем в кино. Потом на пиво. Потом, возможно, на дискотеку. Вальди влюбится, а я? Использую его как моделин, которым залеплю место, оставшееся пустым после Рафала и Прекрасного Незнакомца? Это не есть хорошо. Второй вариант. Я влюбляюсь, подзалетаю, а дальше все как в новелле Иолы о молодом красавчике. Тоже не есть хорошо. Ладно, разрешу эту проблему честно и без уверток. К сожалению, слишком поздно.

– Слушай, Вальди, – начала я, – ты классный парень, перед тобой большое будущее. А я? Говорить неохота. Мешок проблем, истинный ящик Пандоры.

– Я хотел лишь пригласить тебя в кино, – отвечал Вальдек, – а ты мне про ящики…

– Но ты же не любишь кино, – принялась я объяснять. – А раз ты идешь на такую жертву, это значит, что я тебе нравлюсь.

– И что в этом худого?

– Ничего, только…

– Только невежде вроде меня рассчитывать не на что? Это ты хотела сказать? Небось думаешь: «Этот Вальди симпатяга, но глуп, как матрац, так что лучше держать его на расстоянии».

– Вовсе я так не думаю!

– «В кино не ходит, в ящиках из Памдоры не сечет», – продолжал Вальдек. – Небось, ты чувствуешь себя выше и умнее, чем Вальдус Лопухевич, да?

– Но…

– Мечтаешь о большой любви, но не с тупарем.

– Да не мечтаю я…

– И потом приходят такие и говорят о толерантности. Да нет ничего более унижающего, чем эта ваша толерантность.

– Да никакая я не толерантная! – только и успела я вставить, потому что Вальдек не унимался:

– Это уж точно. Потому что если бы ты была толерантная, то пошла бы в кино. А если тебе не хочется со мной ходить, то сказала бы: «Вальдус, ты отличный парень, но я люблю другого».

– Именно это я и пытаюсь тебе сказать! – рявкнула я. – Мне нравится другой. Может, это и не любовь, но…

– Ты ходишь с ним?

– Нет.

– У тебя есть свободное время?

– Есть.

– Так что тебе мешает пойти со мной в кино?

Действительно. Что мне мешает?

– Не знаю.

– А я знаю. Ты просто не хочешь общаться с плебсом. Плебс хорош на картинах Брейгеля, и пусть там и остается, да?

– Ты знаком с Брейгелем? – изумилась я.

– Лично нет, – пошутил он.

– Но с картинами?

– Знаком. И с Брейгелем, и с Моне, и с Клим-том. Прежде чем поступить в Академию физвоспитания, я жил с того, что делал копии. Короче, насмотрелся всех этих Пикассо и прочих. Но сильней всего мне нравился Брейгель.

– Невероятно.

– Вот ты и выдала себя. Для тебя я Вальдус Матрац. С таким можно потрепаться в кафе, можно позволить перетащить шмотки, и на том конец. А когда оказывается, что он знает нескольких художников, сразу же удивление. «Невероятно, – передразнил он мой голос, – а у тебя нет в загашнике еще каких-нибудь фокусов? Может, ты ногами умеешь жонглировать?»

Он на несколько секунд замолчал. А я? Что я могла сказать?

– Жаль, Малина, – вздохнув, произнес он. – Ты мне по – настоящему нравишься. Но пора возвращаться на свою полку. Ничего не поделаешь. Вены я себе резать не стану. Ну что ж… Успехов тебе в жизни.

Он положил трубку, а мне стало жутко не по себе. Может. Вальдек в чем-то и прав? Может, я и вправду делю людей на категории? Нет, неправда, просто мне Вальдек не нравится. С этим я ничего поделать не могу, ну не нравятся мне люди, которые полжизни проводят в тренажерном зале и в солярии. Но все равно я чувствую себя виноватой. И нервничаю. Нужно как-то расслабиться, забыть. Вот только как?

* * *

А включу-ка я телевизор.

14.08. Продолжаю смотреть «Красивых и дерзких». Кроме того, не пропускаю ни одного телетурнира, ни одного ток-шоу. Теперь я в курсе, кто с кем, когда и где. Однако подобное знание требует огромных затрат времени. Некогда как следует убраться. Кос в чем, правда, я преуспела: могу, например, приготовить кружку горячего пойла во время рекламной паузы. Но вот принять душ не успеваю. Надо будет потренироваться.

16.08. Снилась мне Эва. Я сразу припомнила обещание выходить из дома. Но когда? Придется пожертвовать какими-то программами. Завтра попытаюсь. Надо купить чего-нибудь съестного.

17.08. Наконец вылезла из норы, жмуря глаза, как крот. Я сразу же свернула в боковую улочку, где стоит местный супермаркет. Не знаю, заслуживает ли поселковая лавка с одинокой скучающей кассиршей и тремя корзинками звания «супермаркет», но мне не жалко, пусть зовется.

Я вошла и первым делом купила двадцать восемь пакетов китайских супов семи разных вкусов. На каждый день недели свой вкус. Какое-никакое разнообразие.

* * *

Как раз сижу ем один из супчиков (бульон с запахом шампиньонов) и смотрю мой сериал. Главным образом для того, чтобы посмеяться над деревянной игрой актеров и дурацкими придумками спятившего сценариста.

18.08. Потрясно! Этот сценарий пишут несколько человек!! Четыре спятивших сценариста!!!

19.08. С другой стороны, что в этом странного? Один человек не смог бы запомнить все хитросплетения сюжета. Я уж не говорю о придумывании новых. А запоминать есть что. Та блондинка, Бруки, ждет следующего ребенка. Только еще не знает, от кого. Может, от Рида, а может, от его отца.

– Я считаю, что это будет ребенок Рида, – заявил Лешек, забежавший, чтобы проверить, жива ли я. Ничего себе забота. За две педели я могла бы уже истлеть.

– Рида? – переспросила я, точь-в-точь как героиня сериала.

– А других вариантов нет. Только ребенок Рида может толкнуть действие вперед. Короче, сама увидишь. У Бруки уже есть ребенок от Эрика, который официально продолжает считаться ее мужем. Если она родит ему второго, добродетельные американские зрители могли бы не одобрить их развод. А развод необходим, так как из их брака уже ничего не удастся выжать. Что-то должно измениться. Поэтому я ставлю на Рида. Все выяснится, когда она родит. То есть через каких-нибудь тридцать серий.

20.08. Лешек также считает, что время от времени мне нужно выходить из дома.

– Ты бледная, как дождевой червяк, и вдобавок поразительно апатичная. Возможно, это у тебя депрессия из-за отсутствия солнца. Тебе нужно больше двигаться.

Настоящий замкнутый круг. Я плохо выгляжу, и у меня депрессия. Мне нужно выходить на свежий воздух. Но оттого что я плохо выгляжу и из-за депрессии, у меня нет ни желания, ни сил выныривать на поверхность. В результате я выгляжу еще хуже, депрессия у меня еще сильней и я все глубже закапываюсь в квартире.

Я должна это изменить! Немедленно!

* * *

Только что вернулась с прогулки по Рыночной площади. Проходя там, я наткнулась на чайный магазин. Вот что, куплю-ка я себе какого-нибудь китайского чая, который придаст мне жизни и энергии. С женьшенем. Я взяла пятьдесят граммов зеленого и еще пятьдесят граммов какой-то тонизирующей смеси, выращенной на зеленых японских склонах. И вдобавок еще две конфеты с женьшенем.

– Итого сорок три злотых, – объявила брюнетка, причесанная под китаянку.

И только выйдя из магазина, я отдала себе отчет, во что мне влетела покупочка. Почти полсотни за сто граммов чая! До конца месяца у меня осталось семь злотых.

Внезапно я ощутила, что мир пугающе огромен для меня. Скорей, скорей домой, где так уютно и безопасно. Где меня ждут два шимпанзе, золотая рыбка, несколько призраков из прошлого. А также знакомые лица из «Красивых и дерзких».

23.08. Произвела перепись продуктов, годных для съедения:

– 21 пакетик китайских супов семи разных вкусов;

– килограмм сморщенной картошки;

– буханка хлеба;

– четыре яблока сорта «малиновка» (одно надкусанное);

– два початка кукурузы;

– банка кофе «Инка»;

– пол-литра кефира (будет для картошки);

– большой пакет муки (немножко отдает затхлым, но, наверно, еще пригодна);

– сто граммов тонизирующих чаев (по причине цены потреблять в гомеопатических дозах);

– пять больших банок грушевого компота (буду есть в самом крайнем случае).

Получше, чем у Робинзона Крузо. Ну, может, выбор фруктов и овощей у него был больше.

27.08. Экономлю энергию и не выхожу из дому. Укрываюсь в мире развлечений. Постепенно втягиваюсь в «Красивых и дерзких». Хорошо, что действие развивается так медленно. Я в это время могу раскладывать пасьянс, брить ноги, просматривать журналы (купила на последние семь злотых). Или же делать все это одновременно.

* * *

Заодно вспомнила, что сегодня у меня день рождения. По этому случаю съела две горячих кружки бульона со вкусом омара и запила чашкой дорогого японского чая. Шиковать так шиковать.

29.08. Бруки, та блондинка, что ожидает ребенка, решила позвонить матери. Поговорить с ней, может, даже навестить ее в Париже.

После фильма и я решила позвонить маме. Может, даже навещу ее.

– Привет, Ирек.

– Привет, сестричка. Поздравляю с днем рождения. Часики тикают?

– Тикают, но словно бы потише, чем год назад.

– Ничего, как стукнет тридцатник, они понесутся.

– Спасибо на добром утешительном слове. А что у тебя?

– Опять не прошел в институт и еду в Германию к отцу, – объявил он.

– Насовсем? – испугалась я.

– Нет. Только заработаю на «полонез» и назад.

– А серьезно?

– А если серьезно, то в будущем году вернусь на вступительные экзамены. А пока надо где-то затаиться, а не то меня заметут в армию.

– Тебя отец пригласил?

– Отец еще ничего не знает. И вообще он там слегка сдвинулся из-за своего диабета.

– Так зачем ты хочешь свалиться на него?

– Не хочу я, но какой у меня выбор? Или чокнутый отец, или «как надену портупею, сразу чувствую: тупею».

– И когда же ты едешь? – Я сглотнула слюну. В обычное время даже не думаешь, какие крепкие узы связывают нас с нашими близкими. И только когда близкие уезжают, веревочка натягивается и не хочет отпускать.

– Завтра. У меня и билет уже куплен.

– Как там, справишься? Деньги у тебя есть? – Чего ради я спрашиваю, все равно ведь ссудить я его не смогу.

– Да не беспокойся ты за меня так, Малина. Все будет хорошо. Я ведь еду не в неизвестность. Жена у отца – славная тетка. Ты знаешь, что она прислала письмо? На маму она немножко обиделась после той программы, но это она меня пригласила. В сущности, чужой человек. Нет, вовсе это не значит, что я имею что-то против отца с его диабетом.

Он замолчал, словно ожидая, что я скажу. А я искала соответствующие случаю высокие слова.

– Значит, уезжаешь? – нашлась я наконец.

– Знаешь, я даже рад, потому что позавчера сосед начал ремонт. Целый день сверлит дрелью.

– А как мама реагирует?

– На соседа или на мой отъезд?

– На твой отъезд.

– Делает вид, будто ей безразлично, но немножко обижена. Отыгрывается на соседе. А вот и она пришла. Дать тебе ее?

– Давай. Ну что ж, Ирек, будем прощаться. Крепко целую тебя и держу кулаки. Не забывай польский.

– Не забуду. Обещаешь мне кое-что?

– Что?

– Что будешь огорчаться не больше чем по два часа в день. Слово?

– Попробую.

– Ну что, Малинка, сестричка, без пяти минут магистр, до радостного.

Ответить я не успела, потому что мама взяла трубку. Я только услышала, как она поправляет Ирека: «Надо говорить «до свидания»». И почти сразу же она рявкнула мне прямо в барабанную перепонку:

– Наконец-то у тебя пробудился интерес к родному дому и семье! Ты даже не представляешь, что я тут переживаю!

– Почему же? Представляю. – Мне тоже горько из-за отъезда Ирека.

– Нет, это невозможно представить! Это надо пережить! Этот Хаберек из четвертой квартиры совершенно озверел. Сверлит уже третий день!

– Я слышала, – сказать, что от Ирека, я не успела.

– Раз уж ты слышишь по телефону, то что говорить нам?

– Кошмар, – согласилась я.

– Слово «кошмар» – это эвфемизм. Каждые десять минут он сверлит, и так весь день с восьми утра до семи вечера. Ты знаешь, сколько за это время можно просверлить дырок?

– Много?

– Примерно сто девяносто, – быстро прикинула мама. – И все это на одной стене. Смежной с нашей квартирой, а точнее, с гостиной.

– Откуда ты знаешь?

– Догадалась по грохоту. Малина, ну скажи мне, зачем Хаберекам столько отверстий?

– Может, у них много картин? – предположила я.

– И знаешь, что хуже всего? Что приходится выносить все неудобства, связанные с ремонтом, понимая, что у тебя ничего не изменится.

– Да у нас уже нечего менять. Все подвернуто до последнего винтика. – Я ничуть не преувеличиваю. Наша квартира отделана, как Ленни Кравитц. Только что с меньшей фантазией.

– Ты к нам не приезжаешь, поэтому не знаешь, – поставила меня мама на место.

– А кроме ремонта что?

– Ирек уезжает, но это ты уже знаешь.

– Да.

– Я ему столько твердила, чтобы он взялся, наконец, за учебу! Но он предпочитал на компьютере играть и вот теперь должен убегать от армии, – тяжело вздохнула мама. – Ничего у меня в жизни не удалось. Муж болен диабетом и к тому же живет с иностранкой. Представляешь?

– Мама, но не каждой же быть принцессой Вандой.

– К сожалению, – снова вздохнула она. – Так хоть бы вам в жизни везло. Но нет! У других дети стоят на своих ногах. Приторговывают, не успеешь оглянуться – уже образование получили. А тут Ирек даже в Академию физвоспитания пройти не смог, ты шестой год учишься. Твои подруги уже в мае защитились, нашли хорошую работу, мужей.

– Какие подруги? – нервно поинтересовалась я.

– Да хотя бы дочка Кабатовой. Знаешь, какой у нее муж? Каждую неделю покупает теще розы, а иначе обеда не получит.

– Мама, во-первых, дочка Кабатовой никакая мне не подруга, а во-вторых…

– К словам придираешься? Поссориться хочешь?

– Нет, просто хочу, чтобы все было конкретно. Так какой же моей подруге так везет?

– Да, например, Анке. Закончила Академию.

– Уже два года назад и до сих пор не вышла замуж!

– Зато у нее хорошая работа, а после твоего «Управления» самая большая безработица.

Большущее спасибо. Это называется поддержка со стороны семьи.

– Что ж, буду тогда сидеть дома и ходить на дармовой суп к брату Альберту, – нагло заявила я.

– Хочешь окончательно добить мать? Мало того, что Ирек уезжает в голубую даль, так еще и ты начинаешь? Ну давай, давай! Бей лежачую! Только смотри, чтобы потом не пришлось выступать в программе «Прости меня».

– В отличие от некоторых я вовсе не собираюсь устраивать представление из своей унылой жизни! – выпалила я и положила трубку, прежде чем мама успела отреагировать.

А через минуту у меня начались жуткие угрызения совести.

– Ирек? Это опять я. Дай маму.

– Она не хочет подойти. Лежит и всхлипывает в подушку. Упоминает о скорых похоронах.

– Все как обычно.

– Поэтому тебе нужно привыкнуть. Я уже давно привык.

– И однако ты уезжаешь.

– Но вовсе не из-за мамы. Я тебе вот что скажу, Малина. Боюсь, что в Германии мне будет не хватать ее занудства, претензий, нелепых теорий насчет мужчин, счастья и вообще жизни. И я тут подумал… Может, ты запишешь мне маму на кассету?

– Почему я?

– Во-первых, потому что мне уже не успеть, а во-вторых, потому что только ты пробуждаешь в ней особое вдохновение. Ну так как?

* * *

Тоже мне вдохновение. Вот в «Красивых и дерзких» – это вдохновение! К примеру, Бруки придумала новый космический материал и все по причине восхищения Форестерами. Кстати, раз уж зашла речь о «Красивых», не пора ли включить телевизор?

3.09. Ирек уехал. Мама молчит. Эва возвращается только через три недели. Иола исчезла неведомо куда. Лешек растворился. Сколько можно разговаривать с шимпанзе и золотой рыбкой?

Хорошо, что есть телевизор.

6.09. Ни о чем не мечтаю. Ничего мне не хочется. Ничего не жду (разве что «Красивых и дерзких»). Ни о чем не думаю. Может, это и есть нирвана?

9.09. Сегодня состоялось жестокое пробуждение. Звонок из института. Через четыре дня у меня защита!

– Я все лето пыталась дозвониться, – оправдывалась секретарша пани Чеся.

– Я сменила адрес.

– Теперь я уже знаю, от твоей мамы. Ой, девочка, что я пережила! Срок назначен, а тебя нет. И вдруг вчера чудо. Представь себе, я смотрю «Кассандру» и слышу голос Серхио: «Надо позвонить ее родителям». Он словно бы ко мне обратился. Я тут же побежала за телефонной книжкой.

– А нельзя еще немножко отодвинуть срок? Это же получается тринадцатое!

– Малинка, дорогая. Руководитель диплома тоже человек, ему тоже нужно отдохнуть. К тому же он уже приобрел путевку с четырнадцатого.

– Он не боится попасть в катастрофу?

– Так ты ничего не знаешь?

– А что я должна знать?

– Что доктор Пызяк разбился на Тенерифе.

– Когда?

– На прошлой неделе.

– Как это разбился? Что, насмерть?

– Что называется вдребезги. Он прыгнул с этого, как его, панджи или джампи…

– Банги.

– Правильно. Канат оборвался, и бедняжка Пызяк полетел головой вниз. Сто килограммов веса прямо на матрац.

– Как это могло быть? Такой матрац должен выдержать!

– Но не выдержал. К что им теперь Пызяк сделает? Разве что напугает. А такой был способный человек. – Пани Чеся принялась сожалеть о Пызяке. – Правда, со студентами он был свирепый. А в июле так вообще перешел все границы. Трех студенток завалил. А нескольких не допустил до защиты, работы, мол, неудовлетворительные. А с нашей отличницей Касей так обошелся! Защита у нее была десятого июля.

– Как у меня, – выдавила я.

– Вот вместо тебя она и защищалась. Приходит наша Кася на защиту вся нарядная. Букетов натащила под самый потолок. Входит в аудиторию. Там уже сидит комиссия, на столе дипломная работа. Триста страниц сплошной конкретики.

– Да я знаю, какие работы писала Каська.

– Профессор их демонстрировал на конгрессах.

– Так что же было с Касей? – напомнила я пани Чесе.

– Подходит она к столу, улыбается. А Пызяк ей объявляет, что ее работой разве что стекла протирать, потому что для использования в уборной бумага слишком жесткая.

– Так и сказал? – не поверила я. Пызяк был, возможно, и изверг, но не хам.

– С этого он начал. Дальше наговорил еще хуже. Что уровень ниже некуда, сплошная вода, фальсификация данных и вообще жуть. Даже к переплету работы прицепился, сказал, что он цвета говна. Пятнадцать минут он не закрывал рта. И наверно, продолжал бы кричать, если бы не Кася.

– Она ему что-нибудь ответила? – удивилась я.

– Нет, рухнула как мертвая. Мы отнесли ее к нам в секретариат. Положили на стол, где стояли букеты. Говорю тебе, деточка, выглядела она в точности как в гробу. Бледное лицо, белые лилии, черный жакетик. Даже страшно было притронуться к ней.

– А Пызяк? Он, надо думать, сожалел? – спросила я.

– Слушай дальше. После этого представления профессор подходит к Пызяку и говорит: «Что вы натворили, коллега! Зачем же было так кричать?» А Пызяк ему на это: «Сегодня я любого бы завалил. Так я решил. Ну, а то, что выпало на нее… Не повезло девочке».

– И что же профессор?

– Сказал, что сделает соответствующие выводы. Но профессор он и есть профессор – телом здесь, а душой на Балеарах или еще каких-нибудь там Гавайях. Отложил дело до осени, и Пызяку все сошло с рук.

Пызяку, может, и не вполне, но я точно увернулась. Больше никогда не гадаю у бабушки. Ведь все исполняется!

10.09. Все, кроме того блондина или шатена. Уже не помню. Впрочем, сейчас все мои мысли о защите. Она будет уже в среду. А что потом? Я должна была стать взрослой. Белая яхта. Дорогое шампанское и Рафал. Но, как обычно, жизнь не дорастает до наших ожиданий. Возвращаюсь к книге, потому что через полчаса «Красивые и дерзкие».

12.09. Защита завтра, а мне еще нужно:

– проработать один том;

– проглядеть свою работу и вспомнить положенные в основу гипотезы;

– погладить юбку;

– но прежде купить ее;

– заодно купить три букета цветов (только не лилии, потому что, если лилии, директор задает заковыристые вопросы);

– купить три пузырька валюседа;

– найти красные трусики, чтобы повезло (хотя нет, этот цвет для выпускных экзаменов в школе).

Какие трусики нужно надевать на защиту? Нет, я не вынесу этого напряжения, этой неуверенности!

13.09. Все готово – юбка, трусики (оказывается, голубенькие), цветы (розы). Сейчас вызову такси, потому что самой мне не дотащить букеты.

Изменит ли меня это испытание? Оставит ли какой-нибудь след? Все, уже пора.

Шимпанзе, пожалуйста, держите за меня кулаки.

* * *

Ну вот я и вернулась. Защита – пятерка с минусом (минус, вероятно, за выражение лица). Сама работа – пятерка с минусом. В диплом – пять.

Сейчас я посмотрелась в зеркало: синие веки, белки глаз красные, в левом уголке рта большая заеда. Мятая юбка. Другие приметы отсутствуют.

Сегодня пропускаю все сериалы. Я должна отоспаться.

14.09. Обычный день, как все остальные. Ничего не происходит. Бруки по-прежнему беременна. Я снова на тахте. А почему что-то должно измениться?

15.09. Сегодня меня навестил Лешек. Пришел неожиданно, я как раз смотрела «Красивых и дерзких».

– Родила?

– Уже начинается. К среде должна разродиться.

– Жаль, меня не будет, мне нужно уезжать.

– И ты тоже? Все куда-то уезжают, одна я приросла к креслу.

– Эва жутко расстроится, когда увидит тебя, – утешил меня Лешек. – Сразу видно, что ты никуда не выходишь.

– Да нет, выходила.

– В магазин рядышком? Это не в счет.

– Почему? Я два раза была на рынке и в институте.

– Тебе определили число, когда защита?

– Да, тринадцатого.

Лешек в первую минуту не сообразил. Но вдруг он перестал насвистывать, и на его лице появилось сосредоточенное выражение.

– А сегодня у нас какое? – спросил он с каким-то сомнением в голосе.

– Пятнадцатое.

– Так тринадцатое уже прошло.

Я кивнула:

– Да, позавчера было.

– Так что же получается? – Он какое-то время молчал, но наконец до него дошло. – Выходит, ты уже все?

Я подтвердила чуть заметным кивком.

– Защитилась?

– На пятерку, – небрежно обронила я, переключая пультом каналы.

– Такое событие, а ты молчишь!

– Какое?

– Огромная же перемена произошла.

– Еще бы. Из студентки я превратилась в безработную выпускницу.

– С объявлениями ничего не вышло?

– Внесли меня в банк данных.

– Это ровным счетом ничего не значит. Мы должны взяться за дело иначе.

– Шастать из фирмы в фирму, как это делала Иола? Она искала работу даже в поликлиниках и школах, где сам знаешь, как платят.

– Неужто Иола такая наивная? – изумился Лешек. – Неужели она не знала, что в некоторых учреждениях дожидаются знакомых и наследников местоблюстителя? Умрет бабушка, а на ее место прискачет внученька.

– Радостное известие для того, кто ищет работу и у кого в родне нет ни одного местоблюстителя.

– Малинка, держи хвост пистолетом. Чего-нибудь придумаем. – Лешек потрепал меня по плечу, как старую клячу. – Но прежде дело, не терпящее отлагательств. Телефон.

– Что телефон?

– Где он у тебя?

– В шкафу рядом с кофе «Инка». Как обычно. А куда собираешься звонить?

– Губке. Наверно, он уже вернулся из отпуска, как ты думаешь?

– Ты лечишься у Губки? – Ну и ну.

– Я – нет, а вот ты – да.