Сидите спокойно с закрытыми глазами, и ощущайте многочисленные пульсации в своем теле. Осознавайте свое самое непосредственное эротическое ощущение; чувствуйте, как ощущение пульсирует, меняется, и перемещается в каком-то месте тела. Погружайтесь глубже в подробности этого чувства, ничего с ним не делая.

По мере того, как приходят и уходят сексуальные-любовные фантазии, сосредоточивайтесь на одном оттенке или тональности ощущения, которое возникает, пульсирует, движется, и проходит в пояснице, пенисе, влагалище, яичках, матке, яичниках, простате, заднем проходе, ногах, груди, животе, горле, глазах, пальцах рук и ног. Ощущайте теплые приливы и их быстрые исчезновения, потоки жаркого возбуждения, достигающие пика и угасающие, а затем снова вспыхивающие в каком-то другом, более глубоком внутреннем телесном измерении. Этот бурлящий поток ощущений, когда его прослеживают до самых тончайших уровней, и есть та неуловимая эротическая тайна, относительно которой мы формулируем свои многочисленные и разнообразные интерпретации, и из которой мы задействуем все наши многообразные способы любви и наслаждения. [В действительности, то, для чего Соватски использует термин «эрос» (или «эротическая тайна»), тем самым, в некотором смысле, отождествляя его с либидо, представляет собой гораздо более фундаментальный феномен - Эрос, силу самой Жизни, или универсальную творческую энергию, которую древние Учителя Тантры называли прана шакти. Если в предложенном выше медитативном упражнении не называть возникающие телесные ощущения (то есть, не определять их как пульсации, горячие приливы, волны возбуждения, и т.п.), а просто отстраненно наблюдать их, и сосредоточиваться на них, как таковых, то можно заметить, как в определенных местах тела они складываются в отчетливые проприоцеп-тивные и тактильно-кинестетические образы потоков и вихрей. Это и есть то, что в тантре известно под названием чакр (вихревых энергетических центров) и нади (связывающих их энергетических потоков или каналов) (пер.)]

От любовного обольщения и благих намерений до почтительного благоговения, а потом до разочарований и циничной горечи, и снова обратно - таковы изменчивые тональности страстей нашего простодушия. В последующих разделах мы будем прослеживать, как проявляется эротическая тайна в пяти из многих возможных тональностей ее страсти:

1. В горько самоуверенной страсти циничных определенностей, взращиваемой на личных обидах и увеличении жутких крайностей и трагедий нашей культуры в средствах массовой информации.

2. В более обнадеживающих, временно полезных, но чрезмерно обобщенных демистифицированных определенностей сексологической науки, популярной психологии, и традиционной морали, которые странно различающимися способами пытаются направлять нас к лучшему или более здоровому образу жизни.

3. В заставляющих сердце биться быстрее и заманчиво живых водах неоднозначностей, наводящих на размышления, [Я намеренно использую несколько более неуклюжий, но зато более точный термин «неоднозначность» вместо более широкого понятия «неопределенность», поскольку «неоднозначность» подразумевает не отсутствие всякой определенности, а лишь невозможность сведения живого смысла к единственному значению (на чем основано все концептуальное и, в особенности, рациональное мышление). Неопределенность ведет к растерянности и нерешительности, а неоднозначность стимулирует творческий поиск новых возможных значений (пер.)] которые всегда будут колебать наши демистифицированные, заранее приготовленные определенности, и разрушать наши даже самые циничные суровости своими сладкими призывами возможностей, скрытых между более убедительными эротическими точками зрения или теориями.

4. В вызывающих глубокий трепет и пленяющих проблесками эфемерных тонкостей, которые заставляют нас с совершенным благоговением чувствовать, что прямо СЕЙЧАС, вы и я - и есть сама необъяснимая, живущая, стареющая, творящая и умирающая тайна.

5. В медитативно зачаровывающем безмолвии сокровенного интимуса, где в мерцающей святости развертывается эрос как абсолютная тайна, и где в утонченной сложности милостиво искупаются и удовлетворяются всякая любовь, борьба, неудача, надежда, и подготовка

Я изобразил этот пятеричный поход к тайне на Рис. 1. Каждый модус защищен от следующего вызывающим сомнения предостережением: «Осторожно! Тот следующий модус слишком чудесен, чтобы быть правдой!». Этот привратник наших нерешительных надежд и доверчивости должен сохранять определенность в нашем текущем эротическом знании и скептицизме, ибо его работа состоит в поддержании наших упорядоченных и привычных убеждений. Но в то же время, он задумывается, он сомневается, он подозревает, что это не все, и есть нечто большее.

(Рис. 1. Вхождение в ауры Тайны. Надписи на рисунке, сверху вниз: Циничные определенности; Демистифицированные определенности; Неоднозначности, наводящие на размышления; Эфемерные тонкости; Интимус; Внутреннее святилище; Тайна)

Поэтому, рискуя своей работой, привратник открывает первую дверь, и мы проходим. Затем, отказавшись от своей роли сурового охранника цинизма, а после этого, от своей убедительной, авторитетной униформы демистифированной определенности, он нагим погружается в наводящие на размышления эротические неоднозначности, эфемерные тонкости, и, наконец, в чудеса самой тайны. Мы обнаруживаем, что привратник - это наш собственный, способный сосредоточиваться, но часто колеблющийся ум-эго (ласково называемый в буддистской литературе умом-мартышкой). А наш путь к его эротической свободе? Постоянно углубляющиеся сосредоточения и медитации тантрической сублимации.

Циничная определенность

Иногда мы занимаем позицию на внешних границах эроса, отчужденные от собственного простодушия и простодушия других, горько равнодушные и циничные в своих высказываниях относительно ставшей далекой тонкой внутренней теплоты. С ворчанием, полным личной обиды, или с пронзительно громкими взаимными сексополитическими поношениями, циники глумятся: «Не существует никакой тайны. Настоящая правда - в низкопробных телепрограммах и видеозаписях; это все - секс и власть, и это чертова грязь! И помните, возмездие за грех - смерть!». В гетеросексуальности, мизантропия и мизогиния (соответственно, ненависть к людям и к женскому полу - пер.) совместно довели себя до почти патологического безумия недоверия и безнадежного бездействия или отмщения. В отношении гомосексуальности преобладают как гомофобия, так и гомосексуальная ненависть к себе. Достигая опьяняющего неистовства, подобные циничные определенности могут властвовать над жизнью человека на протяжении десятилетий.

«Нет никакой любви! Просто берите то, чего вы хотите!» или «Просто забудьте все это, храните целибат!». «Падшие гуру и священники доказывают, что целибат - невозможный обман. Или, быть может, они просто не способны!» «Не доверяй никому, ибо они всякий раз будут тебя использовать!» Таковы обиженные и раздраженные заявления циничной определенности.

Но, возможны, однажды возникает любопытство; мы читаем самоучители или посещаем занятия по йоге в подвале церкви. Быть может, мы заглядываем в Библию, или обнаруживаем обнадеживающую публикацию, и наши глаза открываются. Мы проливаем слезы раскаяния, и наши жизни поворачивают к более привлекательному свету. Мы видим проблески возможности чего-то «слишком хорошего, чтобы быть правдой». С обновленным целомудрием мы вступаем в сферу демистифицированных определенностей.

Демистифицированная определенность

Внутри галереи немного теплее. Мы чувствуем больший оптимизм, с готовностью подчиняясь сведущему голосу, дающему ясные определения хороших привычек, хороших упражнений, «хороших новостей». Мы узнаем о «естественных влечениях», «четырех стадиях оргазма», научно подтвержденных различиях (или сходствах) между мужчинами и женщинами.

Теперь мы находимся в социокультурной системе, коллективно выступая за нашу конкретную левую, правую, или центристскую сексо-политическую программу. Например, в отношении абортов, либералы приспосабливаются к простым людям, знающим, что аборты законны и необходимы, тогда как консерваторы устраивают пикеты, будучи убеждены, что аборты - безусловное зло. Что касается более частного вопроса -- мастурбации - то одна группа превозносит ее как себялюбивое расслабление, а другая позорно избегает, видя в ней расточительный порок. Подобные демистифицирующие определенности в отношении всего эротического трогают и направляют каждого последователя наилучшим возможным образом, учитывая эти демистифицированные, конструктивные обстоятельства.

Психологи-популяризаторы составляют перечни отдельных «эмоциональных потребностей», и последовательно описывают целительный путь внутреннего ребенка. Кажется, что все трудности эротической жизни легко объясняются той или иной моралью, или школой терапии, или подходящим социополитическим анализом. Эти проницательные, сочувственные, и ободряющие, но все еще слишком определенные обобщения и стереотипные подходы к эросу подкрепляют наши силы, но предлагают чрезмерно переработанную пищу. Если мы не движемся дальше, к большей тайне, то исчерпываем полезность этих способов восстановления и оздоровления.

Как и в случае демистифицированной определенности ученого, фанатичной убежденности политика, и равнодушия сексуально умудренного человека, холодная уверенность дает нам знать, что для того, чтобы входить в живые течения эротической тайны, нам следует идти дальше однозначных обобщений. Мы должны отказываться от большего числа определенностей, и открывать субатомные измерения эротической матрицы неоднозначности, эфемерности, и тщательно охраняемого интимуса. Фактически, нас пленяет само упоминание о таких вещах.

Неоднозначность, наводящая на размышления

Лекционный зал переполнен, все глаза прикованы к жестикулирующей фигуре на сцене, разглагольствующей о демистификации способов любви. Когда звучат слова лектора: «отношения, окруженные таинственностью, не могут выдерживать естественных напряжений реальности...», ваш взгляд приковывает поразительно привлекательный человек в четвертом ряду, и ваше сердце начинает переполняться, и все остальное исчезает.

Когда он поворачивается в вашу сторону, и ваши взгляды встречаются с ошеломляющим смущением, и вы оба тихо улыбаетесь, опуская глаза, и только пульсация пробужденной тайны наполняет каждую вашу клетку. Что это значит? Вы представляете себе ваше первое свидание, как вы будете вместе жить (будут ли у нас одни и те же вкусы!), и даже с восторгом безудержно фантазируете о цвете волос ваших детей. В это же время в воздухе плывут громкие слова лектора о демистифицированной определенности: «Слишком часто мы вступаем в отношения, основанные на той или иной форме романтический фантазий.». Но вы лишь дожидаетесь перерыва, когда вы сможете спуститься вниз к четвертому ряду.

Неоднозначности, наводящие на размышления, учитывая их большую близость к тайне, несомненно, гораздо могущественней, чем демистифицированные определенности. Этот класс вечно манящих эротических коммуникаций включает в себя двусмысленности, интонационные намеки, завуалированные жесты, синхронные совпадения, и сны-предзнаменования. С присущей им неоднозначностью, они намекают и завлекают с томительным ожиданием и волнением, но при этом также излучают настроение неуверенности и тревоги. [То, что Соватски называет «эротическими коммуникациями» ( в узком смысле «эроса»), в действительности присуще Эросу, как творческой природе самого сознания. Выше Соватски приводит прекрасный пример невербальной коммуникации, иллюстрирующий наличие особой, не опосредуемой понятиями взаимосвязи между людьми, как частного случая единства всего живого на уровне смысла (именно эту взаимосвязь подметил Юнг в своей концепции синхронизма, который Соватски имеет в виду, говоря о «синхронных совпадениях»). Но невербальная коммуникация -- лишь часть более широкого феномена непрямой коммуникации, присущей любому человеческому общению. Непрямая коммуникация используется (осознанно или неосознанно) в тех случаях, когда смысл сообщения по той или иной причине невозможно выразить однозначными понятиями; например, большинство духовных и религиозных текстов представляют собой именно непрямую коммуникацию, передающую смысл сообщения такими средствами, как метафора, аллегория, притча, и т.п., и даже скрытый ритм; еще один (и более общеизвестный) пример непрямой коммуникации представляет собой поэзия (пер.)]

Наводящая на размышление сила эротических неоднозначностей одолевает нас даже во время такой лекции, продиктованной лучшими побуждениями, как изображено выше, и нет сомнений, что во время перерыва любая одинокая и любящая приключения женщина спустится в четвертый ряд, чтобы сделать иронически замаскированный первый шаг: «Вам не кажется, что наш лектор просто великолепен?». Или же она будет нетерпеливо сидеть весь остаток лекции, желая, чтобы она это сделала.

От бесконечных бульварных разоблачений до новейших анатомических открытий, мы непрерывно думаем об эросе - не потому, что мы настолько освобождены (или потому, что мы зависимы), а потому что неоднозначность захватывает нас как бесконечный детективный роман, в котором всегда остаются непрочитанные страницы. Неоднозначные фразы вроде «как-нибудь заходите в гости» и «а вы видели мои гравюры?» служат скрытыми приглашениями к дальнейшим приглашениям в интимус, где, возможно, будут открываться более интимные ритуалы.

Каждый журнал на рекламной стойке (равно как и те, что наполовину спрятаны за стойкой) возбуждает нас все новыми и новыми уловками: «Чего действительно хотят женщины (мужчины)!», «Десять путей к лучшему сексу!», «Вопросник для повышения вашего самоуважения». Или, в былые времена: «Кайся, конец воистину близок!», «Откажись от своих греховных привычек! Спасись!». Почему такие строки неустанно появляются вновь, как старое вино в новых бутылках? Потому что реклама (секса, спасения, или чинного роста), подобно ферромонам, по существу представляет собой манящие обещания чистого обещания, обнадеживающей возможности новых, будущих возможностей. Начиная с того магнетически неоднозначного блеска в глазах ваших родителей, бабушек и дедушек, их родителей и прародителей при первой встрече каждой пары, все остальное - это разматывающаяся спираль всей вашей жизни.

В качестве упражнения по выявлению неоднозначности, наводящей на размышление, прислушивайтесь к диалогу в фильме, чтобы слушать голосовые интонации и наполовину нерешительные паузы между произносимыми словами. В этих живых намеках и интонациях вы услышите подтекст неоднозначных смыслов, которые предполагают, но не могут убеждать. Слушая человека, мы решаем, что он заслуживает доверия, но так ли это? [По-английски “sounds trustworthy”, буквально, «звучит, как заслуживающий доверия». В практической психологии это называется «конгруэнтной коммуникацией» (совпадением вербальной и невербальной частей сообщения). Если человек говорит искренне, то его мимика, жесты, и интонации будут соответствовать тому, что он говорит. Отсутствие такого соответствия («неконгруэнтная коммуникация») очень часто бывает причиной непонимания между людьми, и даже способна вести к неврозам. К сожалению, в некоторых случаях неконгруэнтная коммуникация может использоваться намеренно, как средство манипуляции (пер.).] Она выглядит заинтересованной в нем, но только если он хочет, чтобы она слышала в его голосе его интерес к ней. Но будет ли она слышать и верить тому, что вы, как вам кажется, слышите в его голосе и видите в его долгих взглядах?

Или попробуйте посмотреть в зеркало в конце долгого дня. Глядя на свое лицо, повторите десять раз каждую из приведенных ниже фраз, наблюдая, как каждый раз меняется ваше лицо: «подлинное достоинство», «спокойная смелость», «грустная усталость», «настойчивая сила», «неотразимое остроумие». Замечайте, как каждая фраза придает вашему лицу другой оттенок. Это может показать вам взаимодействие между сферой неоднозначности и навешиванием ярлыков, и, таким образом, важность своевременного отказа от чрезмерных упрощений демистифицированных определенностей. Если мы задерживаемся на них слишком долго, то рискуем начать отождествляться с отдельным ярлыком.

Способность наводить на размышления - это сама неоднозначная ткань сокровенности и возможности. Ведь при недостаточной завуалированности, секс опрометчиво выдает себя, и перестает быть таким сексуальным. Поэтому в популярных, глянцевых рекламных изданиях неизменно будет происходить поиск терминов для еще более скрытного эротизма, в числе которых и «экзотический тантрический секс».

Таким образом, язык и образы рекламы не просто эксплуатируют секс; они сами представляют собой обольщающие формы эроса. И в моде каждого сезона новые фасоны в большей степени обязаны неумолимым сезонным ритмам эротической тайны, чем фирменной марке дизайнера. Ибо дизайнер или автор рекламы - это просто кто-то, пытающийся чувствовать пульс следующего момента, а затем наводящим на размышления образом привязывать его, зачастую «гормонально», к тому или иному продукту.

И затем имеются нюансы вечно изменчивых обещаний любви, более всего прославленные неисправимо романтичным герцогом Орсино из «Двенадцатой ночи» Шекспира:

Еще раз тот напев! Он словно замер!

Он обольстил мой слух, как ветер юга,

Что, вея над фиалковой грядой,

Нам в душу веет сладким ароматом.

Довольно, перестаньте! Нет, уж он

Не нежит слух, как это было прежде. [Перевод А.И. Кроненберга]

Эти изменчивые неоднозначности привлекают отклонениями и непредсказуемыми поворотами, образуя преходящие течения, в которых мы создаем, уничтожаем, и вновь создаем наши эротические значения, и выбираем наши эротические действия.

Наш внутренний диалог с неоднозначностью продолжается бесконечно: «Могу ли я сказать это, попросить об этом?», «Будет ли это сохраняться потом?». Ведь когда вы вверяете свое тело другому, даже кончиками пальцев, как в тантрической сублимации, вы отдаете всю тонкую сеть надежд, возможных разочарований, и грез, которые через страсти вашего простодушия проникли в ваше тело, ваши сновидения, чувства, и мысли. Можем ли мы начать понимать, что то, что у нас бывает друг с другом - это, в действительности, не «секс» или «тантра». Получая и прикасаясь, нерешительно или смело, мы открываем простодушие друг друга.

И лишенные желания страсти тантрического целибата, будучи столь тщательно скрываемыми, всегда будут самыми пугающими и ускользающее таинственными неоднозначностями. Соблазнительные приглашения в эту тайную область могут быть самыми разными - от скупого дзенского коана «Каков звук хлопка одной ладони?» и оккультного призыва «Восстань, о Кундалини, Мать Вселенной, дремлющая у основания позвоночника!» до самого лиричного:

Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал;

(Песня песней 2:10-11)

Если при тантрической сублимации мы пытаемся игнорировать такие тонкости, в какой бы форме они ни возникали, то рискуем оказаться отрезанными от тайны и друг от друга и прийти к бесплодному воздержанию. Тогда практики эротического искусства йоги вырождаются в скучные шаблонные упражнения. Безусловно, техники -это испытанные и надежные двери, но мы должны проходить через них в области удивления, глубины, и утончающегося обаяния чистой неоднозначности и захватывающей неопределенности. И мы должны становиться еще более самозабвенно внимательными; мы должны входить в живые воды самой эфемерности.

Эфемерная тонкость: живое течение эротической жизни

Безнадежные определенности цинизма, поддерживающие определенности демистифицирующих упрощений, искрящаяся привлекательность неоднозначности, и теперь - преходящая в этот момент, возрождающаяся в следующий искра простодушно эротичного удивления. Главный жрец этих живых мистерий, праздников вечно обновляющейся весны (которые, вопреки современному мнению, не были «сексуальными оргиями - а если бы и были?) - Бог Дионис - предостерегает Пентея, представителя демистифицирующего порядка и обвинительной власти, не пытаться обуздывать его первобытную жизненную энергию:

Пентей: Хватайте его! Этот человек насмехается надо мной и Фивами.

Дионис: Говорю тебе, не связывай меня. Сдерживать нужно тебя, а не меня.

Он думал, что обуздает меня, но не мог ни поймать, ни даже коснуться меня. Он лишь тешился надеждой.

(Эврипид, Вакханки)

В нашем следующем шаге по направлению к тайне, неоднозначные и, в то же время, неотразимые непрямые коммуникации уступают место притягательной силе неизвестного будущего и очарованию живым непостоянством. Мирская временность сексуальной физиологии с ее отсчетами числа спазмов в секунду и разрядок в неделю остается далеко за этими вратами Диониса. Даже возбуждающая сфера эротических фантазий и соблазнительных намеков кажется подобной сну по сравнению с этими более живыми, но находящимися под угрозой прелестями, переменчивыми чарами, и преходящими стремлениями.

В начальных строфах Дао де Цзин Лао Цзы так описывает этот вход, более глубокий и утонченный, чем неоднозначный намек:

Где Тайна глубже всего, там врата всего тонкого и удивительного

В нашем вечно изменчивом, развертываемся в еще не существующее будущее контакте друг с другом, в бесконечности деталей и нюансов заключена полностью преходящая эротическая тайна. Неудивительно, что мы хотим держаться друг за друга; неудивительно, что мы воспроизводим себя в «сексуальном объятии» -- и это не какой-то биологический инстинкт, а проникающие в наши плоть и кровь неумолимые требования проходящего времени.

Поднимитесь по лестнице на один этаж, а потом посмотритесь в зеркало, или сядьте напротив партнера, и позвольте своему пульсу свободно биться в вашем расслабленном лице и в глазах. Видимый мир будет пульсировать вместе с вашими живыми потоками. Через несколько минут вы начнете видеть биение жизни в своем лице в зеркале, или в лице вашего партнера. Думайте: «Это мгновение уходит, другое приходит, это мгновение уходит.». Зачарованно осознавайте: «Это - течение каждого мгновения нашей жизни, всегда движущейся в неизвестное». Обратите внимание, как это замечание выявляет живую трогательную красоту в вашем отражении или в вашем партнере, который видит вас таким же образом. Лицо вашего партнера, как живое, взаимодействующее зеркало, отражает вашу трогательность.

Именно в наших постоянно углубляющихся, преходящих восприятиях, а не в силу какого-то бессознательного влечения, мы переживаем интимную и раскручивающуюся тайну оживления и украшения друг друга. Эротическая близость требует проникновения за все обобщенные восприятия, самоуверенные характеристики, возбужденные фантазии и, наконец, все отвлечения, для вхождения в непрерывный поток преходящего СЕЙЧАС. Ибо именно разделяемое непостоянство, а не сексуальное желание или сублимация, образует коварный фундамент эротики -- то, что непостижимо пленяет нас, казалось бы, ускользая, но тут же снова маня. Такая волнующая душу близость -результат проникновения за истории, нерешенные вопросы, и паттерны отношения к нашему абсолютно уникальному, стареющему, обновляющемуся, и однажды умирающему присутствию в этом мире.

Таким образом, мы обнаруживаем, что сексуальное желание является производным более первичных требований скоротечного времени. В этих живых водах мы хотим держаться за кого-то или за что-то постоянное, за что-то или кого-то, кто будет там с нами и для нас. От этих таинственных ритмов и захватывающих требований течения времени, мы тянемся друг к другу сердцами и телами с надеждой быть «вечно вместе». Поэтому даже сексуальные акты воспроизводства следует понимать не просто как «биологический инстинкт», а как способ непостоянства продолжать человеческое течение времени бесконечно за пределами нас самих. Ибо порождение новой жизни - это общий результат разделяемых захватывающих требований течения времени и непостижимых ритмов.

В тантрическом медитативном раппорте можно возрождать, разделять, и исследовать многие подобные первичные моменты течения времени. Посредством непрерывных энергетических превращений можно пробуждать различные уровни «пост-генитальной» телесной зрелости, с их эротическими страстями и способностью ощущать ритмы вечного. Таким образом мы начинаем понимать, что эрос - это вечно расширяющаяся любовь к бытию, ощущаемому как тайна, видим, сколь крайне ограниченной и ограничивающей, в действительности, оказывается наша современная психология сексуального желания.

Попробуйте сесть со своим партнером напротив друг друга, слегка соприкасаясь кончиками пальцев, и начните смотреть друг на друга. Думайте про себя: «Этого человека невозможно объяснить. Его присутствие - живое чудо. Это единственный он, который существует, и сейчас это единственное, эфемерное течение нашей жизненной тайны вместе. Этот оттенок мягкого почтения в его глазах выдает живую уязвимость и простодушную смелость. Он видит, что я вижу это в нем; его глаза вздрагивают. Мое почтение окрашено страхом неизвестных возможностей каждого и всех следующих мгновений. Наша общность утешает мой страх. Я ощущаю в нас трепет, отдающийся в будущем новых жизней. Мы - единичные смертные и, в то же время, возможно, нечто большее».

Даже разделяясь и закрывая глаза, вы, возможно, будете обещать оставаться в тайне. Но будьте осторожны и избегайте неверного истолкования проходящего непостоянства как «оставленности», особенно когда вы прощаетесь с кем-то, кого любите. В такие моменты непостоянство усиливается, но в этом некого винить, нас никто не отвергает и не оставляет. Все мгновения проходят, и мы, никого не виня, всегда говорим прощай непостоянному настоящему и здравствуй неизвестному будущему. Таковы постоянные муки эротической эфемерности.

Видеть, как кто-либо следит за меняющимся взглядом нашей никогда раньше не бывавшей самости всегда будет представлять для нас дерзкий и безупречно трудный парадокс. Мы оба полностью увлечены и с трудом сдерживаемся, чтобы не отвернуться в смущенном волнении или внезапном страхе от того, что мы видим и от того, что нас видят так глубоко. Подобно любой тайне, эротическая близость кажется уклончивой, мягко манящей нас с немалыми колебаниями, ибо эфемерная тонкость - это вход туда «где тайна глубже всего». Бет описывает усиливающуюся близость, которую они с Гэри обнаруживают в чувстве, по иронии судьбы, проявляющемся сильнее всего в моменты, когда они отворачиваются друг от друга:

Мы говорили о том, чтобы поселиться вместе, о браке и о семье. Сперва я была сердита и разочарована в Гэри, поскольку мне казалось, что он боится действительно посвящать себя нашим отношениям. Потом я поняла, с чем это было связано: он придавал такое большое значение нашему возможному общему будущему, что был как бы подавлен возможностями, как и я. Когда он рассказал мне о перепадах своих чувств, я осознала, насколько он был мной увлечен, я начала чувствовать, что мы действительно вместе оказались в одной и той же неопределенности жизни.

Я поняла, что робко отворачивалась от него в тот самый момент, когда его чувства обнадеживающей неопределенности были самыми сильными потому, что при видении его таким образом, мои аналогичные чувства казались невыносимыми. И то же самое было справедливо и для Гэри. Он видел, как усиливаются мои надежды и страхи, и застенчиво отворачивался как раз в тот момент, когда они достигали максимума.

Затем мы начали разделять эти «чувства поворотного пункта», не отворачиваясь в последний момент, но не говоря и слушая, а в молчаливой медитации. Мы начали переживать этот поразительный поток чувств, которые, по иронии судьбы, нарушались нашими разговорами о чувствах, или в тот самый критический момент, когда мы действительно отворачивались друг от друга. Я ощущала в нем духовное качество, веру друг в друга, в то, что божественное реально и вечно. Мы были в каком-то потоке времени.

Благодаря медитации, мы разделяли друг с другом путешествие, которое мы уже совершали, вместо того, чтобы спорить о том, кто виноват в трудностях, встречавшихся нам на пути. То, что мы таким образом разделяли наши страхи, превращало наши обвинения и различия в рискованные, и в то же время, близкие соединения.

В этом эпизоде то, что нередко принимает патологическую форму страха близости, при более внимательном рассмотрении оказываются изобилием колебаний и намеков, которые, к счастью, не может рассеять никакое количество «ясной коммуникации» или уверенности в себе. Только преданно уделяя внимание каждому мимолетному моменту, мы углубляем этот вид близости. Мы видим и разделяем друг с другом эту экзистенциальную эротическую тайну в нашем трепете, а не вопреки ему или преодолевая его, и уж конечно, не в наших относимых на свой счет виновностях и обвинениях. Никто не виноват в том, что мы смертны.

Милая краска смущения, когда мы просто смотрим друг на друга, начинает обнаруживать эту хрупкую, и в то же время, совершенно чарующую связь. Отчасти неудобно смущенные, мы хотим отвести взгляд, и часто находим соблазнительный шаг, или даже довод, чтобы это сделать. Но если мы сдерживаемся, то начинаем разделять эти чувства непостоянной, более уязвимой самости, возбуждающие перед нашим глубочайшим медитативным взором мириады невыразимых страстей.

В этой феноменологии непостоянства самое невинное из чувств - смущение (и все его разнообразные оттенки) отражают колебания души и служат эмоциональным маяком для всего большего бытия-в-мире.

К этому моменту, очарованный привратник уже отказался от всех своих цинизмов, демистифицированных определенностей, и возбуждающих образов. Чтобы двигаться дальше, он отказывается даже от своего восторженного удивления, вспыхивающего и угасающего снова и снова. Теперь он стремится к успокаивающему благоговению бессловесной медитации и преданного поклонения. [Читателю который (подобно мне самому) не сумел найти в этом разделе никакой сколько-либо содержательной логики, я рекомендую книгу Г. Ханта «О природе сознания с когнитивной, феноменологической, и трансперсональной точек зрения» (М., «АСТ», 2004), в особенности, главу 11, посвященную анализу непостоянства человеческого существования у Хайдеггера и в буддизме Махаяны (пер.)]

Медитативное познание: вхождение в Интимус

В остановившемся взоре, происходящем от очарованного экстаза в сердце нашего существования, возвышаются даже смелость и уязвимость. Некоторые могли бы сказать: «Мы в руках божества». Другие просто умолкают. Ибо, выполнив свою направляющую миссию, словесное описание теперь передает эстафету объяснения чистой вере и недоказуемым истинам, или, скорее истинам, не нуждающимся в дальнейшем подтверждении, которые обильно и буйно (то есть, простодушно) растут в постоянной тишине.

Подобно мягкому первому свету утренних звезд, который неизменно успокаивает эту морщинистую землю перед самым восходом, эфирный свет души возникает как бессмертное и милосердное сознание в глазах друг друга, и, в то же время, за пределами этого. Ибо этот изначальный свидетель всех реальностей пребывает и внутри, и за пределами зрения, слуха, осязания, жизни и смерти.

Бесконечности невероятно бурных времен и неизмеримых радостей оставили свой след в виде приглушенной восприимчивости, скрытой за блеском глаз. Но позади, до и после всех отразившихся на нас событий жизни - в глазах и душах новорожденных, безусловно, но также в глазах старых и умирающих - тихий сосед, пылкий художник, и даже угрюмый преступник предстают как темные озера бесконечности; это непостижимая жидкая глубина, из которой возникают и куда сходятся все жизни. В этом внутреннем святилище медитативная близость уступает место благоговению и почтению, и начинают по настоящему расцветать лишенные желания возвышающие страсти.