Эротические искусства тантрической сублимации создавались не как средство от любой из конкретных проблем, с которыми мы сталкиваемся в современной сексуальности. Но стремясь к тем же самым все более глубоким удовольствиям, к которым издавна стремились йоги, мы обнаруживаем, что многие из этих проблем, почти в качестве побочного эффекта, сходят на нет.
В наших тантрических эротических искусствах, мы возродили эрос как тайну, вместо ограничивающих сверх-определенностей сексуальной науки, психоаналитических и сексологических концепций, моралистских или конфессиональных норм; массовых освободительных политических движений; просветительских предупредительных мер; законодательных поощрений, разрешений, и средств судебной защиты; а также технологических, психологических, и медицинских вмешательств.
Можно было бы спросить, каким образом эти эротические искусства, которые поначалу может быть так трудно практиковать, способны устранять столь многие современные сексуальные проблемы. На мой взгляд, это обусловлено тем, что они возрождают обесцененную тональность эротики - тональность сублимации, которая придает большую гармонию целому. Возрождение этой тональности, не связанной с желанием, облегчает отчаяние, которое породило ее обесценивание в век сексуальной науки. Ибо эмоциональная пустота, которую оставила в нас патологизация большей части сублимации, далее деформировалась в различные отрицательные мотивационные силы - стыд за свою девственность, боязнь состояний сознания, в которых эго не играет никакой роли, и, конечно, страх возможного «подавления», считающегося основой многих психических болезней - которые, согласно этой формуле, способно действительно исцелять только удовлетворенное сексуальное желание. [Психические расстройства, связанные с подавлением сексуального желания, имеют в большей степени физиологическую, а не психологическую основу, так что ирония автора неуместна - у определенных людей и в определенные периоды жизни, удовлетворенное сексуальное желание способно если не исцелять, то, по крайней мере, предупреждать психозы (и, в большинстве случаев, исцелять неврозы). Напротив, практика тантрической сублимации в такие периоды может провоцировать указанные расстройства даже у тех людей, которые не имеют к ним предрасположенности (пер.).]
Возрождение сублимации выявляет относительное, а не основное значение тональности сексуального желания, а также дифференцирует и укрепляет две другие тональности - способности к воспроизводству и детской эротической игры - часто смешиваемые друг с другом и относимые к сфере желания. Ясно, что разграничение и возрождение каждой из этих тональностей может принести большее равновесие человеку, привыкшему к общепринятой сексуальности, который, в ином случае, проявляет лишь случайный интерес к путям сублимации.
В этом разделе я кратко опишу то, что представляется мне четырьмя тональностями, присущими эротической тайне, и четырьмя отдельными областями эротической жизни, в которые они излучают свои страсти. Это сексуальное желание, сублимация, произведение потомства, и детская или взрослая игра. Подобно четырем сменяющимся временам года, каждая из них наделена специфическими жизненными потенциями, и может бесхитростно проявлять - то есть, проявлять спонтанным, естественным образом - один дискретный участок всего эротического спектра. Когда эти области находятся в равновесии, с нашей эротической экологией все в порядке. Этот акт эротического уравновешивания состоит из двух частей: (1) различения тональностей, и (2) сохранения их целостности (см. Рис. 2).
Различение
Прежде всего, следует различать все четыре тональности, поскольку сексуальное желание настолько преобладает над остальными тремя, что они почти кажутся не имеющими самостоятельного существования. Это различение осложняет тот факт, что каждая из четырех тональностей страсти пробуждает одни и те же части тела, и что в действительной жизни тональности обычно отзываются эхом друг другу.
Вдобавок, то, как мы понимаем половую зрелость (как завершающее превращение постепенно развивающегося полового влечение во взрослое сексуальное желание), маскирует чисто игровой аспект детского эроса и его продолжение в различных взрослых формах. «Полиморфная извращенность» -- такое странное название дал Фрейд своим сексуализированным наблюдениям детской игры. Однако, подобная игра носит даже менее определенный характер, чем он предполагал. Еще более осложняет дело то, что и до, и после достижения половой зрелости, эротическая «игра» может быть беззаботной или более дразнящей, и даже скрыто сопернической, откровенно вздорной, или жестокой.
Конечно, первоначально нам необходимо прилагать усилия, чтобы освобождать свои тела и умы их того, что Фуко назвал «тисками» принципов сексуальной науки. Нам необходимо стряхнуть себя исключительные чары сексуального желания и его современного отождествления со здоровой нормой. Мы должны освобождаться от демистификации воспроизводства как просто «намерения» или «обязанности», в не телесной и духовной эротической тайны.
Сохранение
Для того, чтобы сохранять целостность каждой тональности, мы должны признавать за ними равные достоинство и эротическую привлекательность в активном смысле.
То есть, какая бы тональность не руководила нашей жизнью в настоящее время, мы должны признавать равную эротическую действенность и значимость других трех. Мы должны стремиться ощущать, что каждая из них обладает потенциальной способностью привлекать нас и давать нам свой специфический диапазон эротических удовольствий, независимо от того, исследуем ли мы ее очень долго, или нет.
Каждая тональность говорит нам, что она «означает» и, таким образом, «что делать», чтобы следовать за ней в ее специфическую область тайны. В то же время, разъясняющий логос каждой тональности «говорит» о тайне, а не о демистифицированной определенности: об обаянии желания, чудесах воспроизводства, удивлении сублимации, неопределенности игры. Поэтому логос и эрос должны поддерживать собственное равновесие ясности и благоговения.
Для обеспечения большей защиты, мы не должны сводить термины одной тональности к терминам другой. Секс - это не «падшая» сублимация, а сублимация - не производное сексуального влечения. Игра ребенка - не миниатюрное, развивающееся сексуальное побуждение, побуждение к сублимации, или к воспроизводству. Порождение потомства не является «реальной целью» эротических соблазнов, и сексуальное желание тоже не дает им убедительного объяснения.
В результате этой эротической экономии, сексуальному желанию больше не приходится притворяться всемогущим и обеспечивающим нам все эротические удовольствия, равно как и всеведущим и знающим «реальное значение» всех эротических жестов, сновидений, и неоднозначностей, как полагали Фрейд и его последователи. Сексуальное желание может расслабиться, и позволить трем другим тональностям выполнять собственную работу, направляя и удовлетворяя нас.
Я должен добавить, что четырехчастная картография представляет собой лишь одну возможную конфигурацию эроса, возникающую из подхода эротических искусств. Вполне возможны и другие картографии.
(Рис. 2: Четыре тональности Эротической Тайны. Надписи на рисунке: в середине -ТАЙНА. По краям, сверху по часовой стрелке: Порождение потомства; сезонные, лунные циклы; спермато- и оогенез; оплодотворение, беременность; рождение, «возбуждения» родитель-ребенок; вскармливание, «возбуждения» родитель-ребенок; семья, чувство родословной, создание дома, чувство уверенности; несексуальное утешение; чувство принадлежности к сообществу; старение и приближение смерти (перерождения). Сексуальное желание; генитальные стремления или побуждения; мастурбация; генитальная реакция оргазма; сексуальное эротическое стимулирование; сексуально-эмоциональное связывание; сексуальные техники; возбуждающие прелести; сексуальные фантазии; сексуальные предпочтения. Сублимация; медитативное наслаждение; активность кундалини; процесс урдхва-рета; благочестивые эмоции; тантрическая эротика; несексуальный массаж; эстетическая или «неосязаемая» красота; отречения; эмоции примирения; пост-генитальные возбуждения и выделения. Игра: Детская игра; бездумная игровая деятельность; несемантическая словесная игра; разделяемое смущение, жеманство, поддразнивание, разыгрывание роли «плохого» и «хорошего», проказливое желание быть «оторвой»; Взрослая игра; дерзкая игра; заигрывание; атрибуты эротики; фетишизм, филии, стилизованные С и М; крайние унижения, циничный «реализм»; изнасилования, избиения; жажда крови, месть.)
Начало различения
Мы начинаем с рассмотрения телесных эротических ощущений как первых шагов к тайне. Таким образом, мы учимся различать разные тональности напряженности. Мы руководствуемся вопросом: Что такое эта эротическая напряженность? Прослеживая развертывание этой напряженности, мы начинаем различать четырехчастную территорию эроса. «Что нам/мне следует дальше делать с этим чувством?» -- таков захватывающий окончательный вопрос. Он ведет нас к действиям, отношениям, последствиям и ответным мерам.
Сексуальное желание
Подумайте об эротической тайне, почувствуйте ее в своем теле и уме и в окружающем мире. Начинается очарование, волнение. Оно становится более настойчивым, чувством потребности, конкретизируемым как влекомое вперед желание. Преобладают генитальные ощущения и заманчивые сексуальные образы, и потому им отдается приоритет: путь в эту растущую неопределенность следует искать в воплощении образов этих «генитальных стремлений». Каждый жест, даже самый незаметный, воспринимается как завуалированный намек на возможный секс: «да», «нет», «может быть».
Хороший секс (то есть, секс, которым управляют волнующая притягательность другого, «более эмоциональные» надежды и потребности) и оргазм доводят напряженное ожидание до пика и завершения - создавая основу для циклов волнующего сексуального желания и осуществления хорошего секса. Наши потребность друг в друге, выбор друг друга, и любовь друг к другу, выражаются через воплощение сексуального желания. Смелость нашего желания завлекает нашу застенчивость в тайну тел, отношений, любви, и наслаждений.
Сублимация
Снова подумайте об эротической тайне. Почувствуйте очарование, волнение. Все более и более ощущающееся чувство тайны делает сомнительными сексуальные способы завершения напряженного ожидания. Волнение продолжается много месяцев, даже лет. Мы чувствуем его каждый день, оно снедает нас вплоть до медитативной поглощенности до тех пор, пока однажды не становится постоянным осознанием тайны, экстатическим обаянием текучего непостоянства. «Что мне/нам делать дальше?». Мы чувствуем в вопросе удивление, и разделяем его друг с другом как возможность, как союз.
Тогда мы начинаем переживать тело, как наполненное возбуждениями, не имеющими никакого отношения к сексуальному желанию и оргазму. Кундалини, ци, харизматические волнения, «течение оргона» [Вильгельм Райх, в отличие от Фрейда, понимал сексуальную энергию (или либидо) буквально, как особую физическую энергию (оргон), которую можно улавливать и аккумулировать вне человеческого тела (пер)] (которое сам Вильгельм Райх считал выходящим за пределы сексуального желания) - всё это названия сублимационных энергий внутри нас.
Язык пробуждается, и мы думаем - набхан мудра, и, позднее, кхечари мудра. Мы ощущаем покалывание, поднимающееся по позвоночнику, и нам любопытно -- праническая активность, урдхва-рета, кундалини? Даже генитальные возбуждения означают для нас укрепление сублимации. Как так? Мы чувствуем распространяющуюся тональность ощущения, которое лишено настойчивости желания, и не вызывает никаких сексуальных фантазий - только своеобразное удивление и ощущение вечного. Здесь мы эротически «нуждаемся» друг в друге с единственной целью дальнейшего пробуждения благоговения, лишенного желания, и его разделения друг с другом в духовности жизни.
Порождение потомства
В третий раз, задумайтесь об эротической тайне. Почувствуйте очарование и волнующее ожидание. Ничего не делая для окончания или усиления волнения, замечайте его циклические изменения во времени. Ощущайте нарастание и убывание волнения в течение каждого месяца. Ощущайте процесс собственного старения как нарастающий и убывающий; побуждения, вызываемые этой напряженностью, ощущаются как своего рода биологические часы жизни и старения.
Если вы настраиваетесь на эту тональность волнующего обаяния в течение достаточно долгого времени, она будет вызывать образы и желания зачатия ребенка (или радости от того, что вы уже это сделали, или довольства тем, что вы этого не сделали, или огорчения от того, что вы этого не сделали). В этой тональности мы чувствуем потребность друг в друге для того, чтобы создавать семью и новую человеческую жизнь. Посетите пару с новорожденным ребенком, и ощутите волнение этой тональности. Когда она волнуется, наши робкие надежды становятся смелыми, и мы входим в эту специфическую область тайны, открывающую нам способность к воспроизводству, зачатие, беременность, рождение, семейную жизнь, старение, и смерть как последовательность продолжения рода.
Здесь обитают довольство полнотой беременности, удовольствия вскармливания, задачи создания семьи и домашнего очага (что часто называют «обязательствами»), ощущаемое чувство общности, гордость и восхищение родителей особой красотой ребенка, стремление быть со (стареющими) членами семьи (или прискорбное отсутствие таких стремлений). Или у вас может просто появиться то удобное побуждения возвращаться к уюту своего собственного дома. Вы впервые в жизни страхуете свою жизнь, ибо обосновываясь и пуская корни, вы все равно чувствуете свои пределы.
Когда в наших телах и жизнях развертывается эта теплая, успокаивающая, и благоговейная тональность, мы обнаруживаем, что все элементы секса - части тела, ощущения, субстанции, отношения, желания - необходимо переинтерпретировать с точки зрения эротических тайн, присущих способности к воспроизводству, зачатию, и семейной жизни. Их эротические значения и программы резко меняются или даже становятся противоположными, подтверждая, что они соединяются в естественную область эротического смысла, отличную от других областей, имеющих свои собственные законы смысла.
«Плохим» (для сексуального желания), «небезопасным» плодородным временам внезапно отдается предпочтение перед «хорошими», «безопасными» неплодородными временами; у бесплодной пары с «чудесной сексуальной жизнью», которая теперь хочет иметь детей, внезапно возникает проблема. Гомосексуалы ищут заменителей или доноров другого пола. Банки спермы и центры усыновления/удочерения внезапно приобретают решающее значение.
Соблазнительные и возбуждающие сиськи становятся более невозмутимыми грудями, которые теперь можно сдержанно демонстрировать во время кормления - но с чувством эротической красоты, воодушевляемым тайнами способности к деторождению и кормления грудью, а не желанием. Яички вырабатывают замечательно жизнеспособные или безнадежно нежизнеспособные сперматозоиды, а не эротизируемую желанием бесплодную, или опасно плодовитую сперму.
Пары, практикующие сублимацию, сталкиваются в своих несексуальных любовных ласках с образами зачатия и семьи, и обнаруживают, что их волнующе привлекает другой порядок эротических тайн (чем тайны сексуального желания). Превращения оджаса теперь гораздо менее важны, чем возможная встреча сперматозоида с яйцеклеткой, благодаря порождающему сексу.
Аналогичным образом, довольно часто встречающаяся эрекция у новорожденных мальчиков представляет собой феномен порождающей невинности детства, и не имеет ничего значимо общего с взрослыми возбуждениями, вызываемыми желанием или даже сублимацией; точно так же, не следует считать «предсексуальными» увлажнение влагалища или набухание клитора у новорожденной девочки. Генитальные возбуждения грудного ребенка тоже связаны со способностью к воспроизводству, а не с желанием.
Противозачаточные средства и узаконенный аборт, которые могли быть необходимыми и даже требуемыми для поддержки сексуальной активности в сфере желания, больше не актуальны. Поскольку те же люди, которые занимались почти идентичной сексуальной активностью, теперь стремятся к зачатию и рождению живого ребенка, эти «ценные методы поддержки» оказываются ненужными, и могут казаться, по крайней мере, чем-то неприятным. Сияющая молодая мать и испытывающий головокружение молодой отец представляют свечение и послесвечение «оргазма» этой сферы: рождения. Само родительство представляет собой пожизненный процесс «психо-воспроизводительного», а не «психосексуального» развития.
Детская игра и взрослая игра
Эрос детства трудно восстанавливать, поскольку моралисты и сексологи приучили нас видеть в детской эротике миниатюрную версию взрослого сексуального желания. Но это продиктованное благими намерениями заблуждение, которое порождено стараниями сексологии оправдывать и «освобождать» взрослое сексуальное желание, пытаясь находить его «естественного предшественника» в детстве. Со стороны моралистов, мы имеем в равной степени назойливые интерпретации опасностей мастурбации и возможной «развращенности» «невинного» ребенка. Исследования детства, проводимые представителями обоих этих подходов, а также их руководства для родителей по вопросам сексуального воспитания, оказываются сексо-политическими проекциями их идеологий.
Однако, в действительности, эрос детства очень просто восстанавливать -- настолько просто, что мы, взрослые, порой его не замечаем. Вспомните себя в четырехлетнем возрасте. Ощутите завлекательность тайны. Разве это не забавно? Жутко? Вы не хотите просто сидеть на месте, не так ли? Вы хотите играть, играть с чем угодно - бечевкой, своим телом - дразнить, подшучивать. Когда вы были младше, ваша игра была еще более бесцельной и бесконечно развлекающей; вы могли радостно стягивать и натягивать свои трусы, или стучать по животу. Заигрывание? Едва ли. Поскольку вы плохо владели языком, трудно сказать, что собой представляла ваша игра. Поэтому волнения и занятия раннего детства кажутся своего рода изначальным простодушием, как когда Джемс Джойс называл «Богом» звуки играющих на улице детей.
Пятилетний ребенок буквально «играет с собой», а не занимается «незрелой мастурбацией». Как бы это ни было похоже на мастурбацию, оно заслуживает другого названия. Весело распевая «Пи-пи, трах, трах», ребенок наслаждается игривым поддразниванием, лишенным семантического значения и не имеющим отношения к желанию. Маленькие девочки и мальчики могут быть игриво жеманными, дразнящими, и милыми, но не обольстительными, ибо последнее, согласно словарю Уэбстера, по определению, ставит своей целью сексуальное сношение.
Здесь игра в прятки, разделение застенчивости с ребенком, как первое знакомство со скрытым, начинает отважный путь близости - путь, продолжающийся в фундаментально неизменном виде в течение всей остальной жизни. Вопреки утверждениям психоаналитиков, эта игра - не обучение ребенка тому, как отказываться от немедленного инстинктивного удовлетворения ради «индивидуализации». Не существует никакого устойчивого «процесса индивидуализации»; вся суть эротического «развития» состоит в постоянно совершенствуемой способности к разделению и установлению взаимосвязи. Волны застенчивости или смущения страстно освящают каждое нерешительное увеличение осознания бытия в мире с другими замечательной невинностью. Такие застенчивые возбуждения чаруют и питают всех, и приносят то, чего надеется достичь индивидуализация.
Игра - это дело колебаний, способных понемногу увеличиваться от гармоничных до вздорных. И затем, внезапно пересекается едва различимая граница, и игра оказывается вовсе не игривой. Таким образом, детская игра тоже может становиться проказливой, бунтарской, вводящей в заблуждение, сопернической, и даже жестокой. Ранимый и оптимистичный ребенок (и так называемый «внутренний ребенок» взрослого человека), тоже может, странно естественным образом, быть и этими более темными вещами.
Эти колебания внутри и между светлым и темным модусами игры снова появляются во взрослом возрасте в широком диапазоне украшений сексуального эротического стимулирования и в определенных пылких и слишком часто коварных супружеских битв за власть. «Быть плохим» в порядке поддразнивания постепенно становится забавой, а быть «хорошим» -- коварным и гнусным; эмоциональное взаимодействие начинается как «честность», но обостряется до непримиримого противостояния; постоянное послушание и доверие манят обещанием какой-то конечной награды, но также грозят намеками господства, вины, и порабощения.
Правила и границы игры, а также абсолютная близость, подразумевают, что за их пределами кроется необузданное, которое предлагает еще более страстное, даже более реальное, подлинно волнующее.В таких неоднозначных определенностях и двусмысленностях из-за каждой запретной скрытости выглядывает и, подмигивая, застенчиво манит чувство тайны.
Эта дразнящая норму двусмысленность плохого, становящегося хорошим в обычной или «динамистской» взрослой эротической игре начинается с умеренной извращенности и продолжается в более серьезных стилизованных формах садомазохизма, называемых в соответствующих кругах «игрой». Здесь удовольствие и боль перекрываются и даже перетекают друг в друга, но всегда определяются заранее оговоренными правилами и процедурами. Эти эротические игры имеют меньшее отношение к сексуальному желанию, чем к дразнящему испытанию взаимного доверия. Можем ли мы доверять друг другу в самых потаенных аспектах интимной жизни, выглядящих самыми постыдными и самыми бесстыдными? До этого долгий и извилистый путь от поддразниваний детской игры.
Это непристойное потомство эротической игры детства затмевает само сексуальное желание, о чем свидетельствует обширная сфера фетишей и филий. В сублимации подобные чары могут вести к унижениям и суровым покаяниям, которые, во имя очищения, могут заменять тонкости сублимации жаждой власти над всеми тревогами.
Танец правил и хаоса, одного вида силы с другим, может заходить слишком далеко. Самую страшную крайность представляют собой месть и жажда крови войны. Чувство ожесточенности и трагедии, дремлющее в более темных сторонах тайны, внезапно взрывает все наше простодушие. Такими темными путями танатос и эрос приходят к извращенным искажениям мрачно чарующей скрытости друг в друге. В то же время, когда игроки умелы, как в романе Эдуарда Олби «Кто боится Вирджинии Вулф?», игра завершается в начинающемся разрешении трогательного примирения. Когда все заканчивается, спрятанная любовь снова приносит утешение.
Одни и те же части тела, разные страсти: сохранение тональностей эротической тайны
Поскольку все четыре тональности (обычно, перекрывающимся образом) возбуждают одни и те же части тела, возникает серьезная проблема - как не давать нашей внутренней «проводке» перепутываться и приводить к неправильной интерпретации того или иного возбуждения. Конечно, полагаться на одинарную карту может быть легче, но в этой недифференцированной, эмансипированной простоте возникали всевозможные нарушения границ и неправильные истолкования. Коль скоро для нас становится привычным различать эти четыре эротические тональности, можно ожидать, что ситуация улучшится. Некоторые очевидные различия тональности уже проводились - например, между сексом и близостью - однако их полный смысл пока не стал явным.
К примеру, смысл довольно распространенного явления возбуждения груди и гениталий матери при кормлении младенца происходит от страстей воспроизводства, и мы инстинктивно оцениваем этот опыт как естественный, а не видим в нем сексуальное действие. Любовное возбуждение, которое она испытывает, когда муж сосет ее грудь с целью эротической стимуляции, ощущается совершенно иначе, поскольку происходит от другого аспекта эротической тайны - аспекта сексуального желания. Сексология до сих пор не начала задаваться вопросом о том, существуют ли какие-то целомудренные, родительские возбуждения, связанные с порождением потомства, а не сексуальным желанием; равно как и о том, обладают ли правомерным существование большинство возбуждений йогической сублимации.
Пары сталкиваются с собственными затруднениями, когда один из партнеров хочет, чтобы его/её только обнимали и успокаивали, не имея в виду ничего большего, а другой неправильно истолковывает эти проявления нежности как эротическую стимуляцию сексуального желания. Сходным образом, массажист, двигаясь вверх по ногам клиента или клиентки, вступает на смущающую территорию; массаж будет оставаться несексуальным, если его отношение к телу клиента остается заботливым и терапевтическим, но лишенным желания, и пока клиент остается настроенным аналогичным образом.
Девочка-подросток ощущает в прикосновении своего дяди «что-то подозрительное», то есть, что это не ласковое, а сексуальное прикосновение; актер и актриса, исполняющие любовную сцену, обнаруживают, что больше не просто играют; Ашенбах в романе Томаса Манна «Смерть в Венеции» томится по мальчику Тадзио духовной, а не плотской любовью; солирующая оперная примадонна чувствует огромное возбуждение, но не приходит в замешательство, поскольку знает, что ее страсть носит сублимационный характер.
Таким образом, истолкование захватывающего вступление к тайне представляет собой миро-порождающее событие. Оно определяет «Что я/мы будем делать дальше». Поэтому нам необходим словарь точных и проницательных терминов, в равной мере охватывающий все четыре эротических тональности, не сводя из друг к другу:
• «Это томление могло бы быть желанием долгого и страстного секса при свете луны!»
• «Это страстное стремление могло бы быть желанием ньясы».
• «Это ожидание могло бы быть моей точкой по семье».
• «Это покалывание похоже на урдхва-рета»
• «Возможно, это беспокойство представляет собой робкое желание, чтобы меня видели».
• «Это копание в воспоминаниях - мое нежелание прощать, которое побуждает меня к бесконечным размышлениям и темным страстям»
• «Это неопределенное побуждение - чистое безрассудство; мне просто хочется сделать какую-нибудь глупость, чтобы повеселить тебя».
Чаяния четырехчастной эротической карты
Четырехчастная картография эротической тайны предлагает нам возможный выход из терзаемой конфликтами истории западной сексуальности. С помощью тщательно проводимых различий между разными тональностями волнения и напряженности, мы можем учиться сохранять и исследовать различные области четырех страстей в нашей жизни. И если тогда утихнут современные бури наших многочисленных кризисов, за видимыми горизонтами наших сегодняшних эротических знаний, возможно, откроются новые и дальнейшие перспективы эротического освобождения.