В ночь перед атакой я никак не мог заснуть. Хотел даже попросить у Эдны что-нибудь успокоительное из ее адской аптечки, но потом передумал. Черт его знает, как бы это отразилось на моих способностях, а я и так был в них не слишком уверен. Конечно, со временем дар не слабел, наоборот – становился все сильнее, наверное, благодаря экстремальным тренировкам. Но все равно, одно дело было просто осматривать пси-зрением окрестности, и совсем другое – управлять доминатором. Он, конечно, был хорошим козырем у нас в рукаве, но эффектно выложить его на стол было, мягко говоря, непросто. С грехом пополам я сумел привести его к лагерю арлекинок. Выглядело это примерно так: два штурмовика тащили меня, как мертвецки пьяного после вечеринки, а я, повиснув у них на плечах и машинально перебирая ногами, силой мысли гнал перед собой доминатора, пытаясь не запутаться в его трех нижних конечностях.

Всю ночь он, на всякий случай замаскированный ветками, простоял в спящем режиме, а я сидел на пороге и смотрел на его еле различимый в сумерках силуэт. Когда надоело, я уставился в черные джунгли и слушал почти полную тишину – лишь бы расслабиться немного и не думать о том, что случится утром. Вспоминал прошлое, Землю, пытался представить, во что она теперь превратилась. Успокаивал себя, что там, наверное, сейчас еще хуже. Ну или примерно так же: вирус выкосил все человечество, а растения, удобренные человеческими останками, отвоевывают планету назад. Только там еще наверняка повсюду рыскают одичавшие псы и расплодившиеся хищники – на крыльце так спокойно не посидишь.

Но мысли, конечно, все равно возвращались к Утопии. Даже из темноты джунглей на меня скалился татуированный череп Рохо. Я вспомнил нашу последнюю встречу в пустыне. Часть меня, наверное, и правда навсегда осталась в тех песках. Может, оно и к лучшему. Не стало больше того липкого страха, который лишал меня сил. Волнение, нервная дрожь, возбуждение перед боем – да, сейчас этого было с избытком. Но обезоруживающего ужаса не было. Мне это нравилось, хотя благодарить Рохо я не собирался. У меня к нему накопилось слишком много счетов, и этот подарок всего прочего не перевешивал. Пришло время платить долги…

Все-таки я потихоньку соскользнул в легкую дрему. Наверное, меня пробрал ночной холод, и потому я видел зимний Новоякутск – промерзший, весь покрытый сухим налетом инея, сверкающий холодными огнями в колючей мгле. Подвесной монорельс нес нас по спирали к центру города, и мы летели над переливающимися казино, похожими на ледяные дворцы. Я только что выиграл – много, очень много – и смог спокойно уйти с кушем, оставив позади узкоглазые лица местных игроков, по которым даже не прочтешь, в бешенстве они или просто расстроены. Мы пили шампанское: я, скалившийся от веселья Амир и Катарина, которую я обнимал рукой за талию. Фигура Амира расплывалась: он был одновременно и человеком, и терминатором, и я думал, где же он собирается ночевать – в номере или подземном гараже.

Поднимался буран. Вагон начало раскачивать, сначала легонько, потом сильнее и сильнее, но я только хохотал еще громче и все крепче прижимал к себе Катарину. В какой-то момент я забеспокоился, что шампанское может пролиться, но вместо бокала увидел у себя в руке карту. Это была еще одна из карт Таро – «Дьявол». Я смотрел на нее, а она росла у меня на глазах. Рогатый властелин тьмы сидел на троне и ухмылялся, а перед ним стояли двое – закованные в цепи мужчина и женщина. Опасная, тревожная карта. Она означает, что ты во власти враждебных сил и больше не держишь ситуацию под контролем. Ты заигрался – потакаешь своим слабостям или злоупотребляешь возможностями. И Дьявол подмигнул мне – у него было лицо Рохо. А чьи лица были у людей? Мое и Катарины? Или все-таки у Дьявола было мое лицо? Я пытался разобрать, поднеся карту к самым глазам, но все смазывалось из-за неутихающей качки.

Ее амплитуда нарастала, и наконец траектория замкнулась – поезд начал крутиться вокруг единственного рельса. Нас разбросало в стороны, стены вагона треснули и развалились. Я очутился в черной пустоте и полетел вниз, а Дьявол смеялся, ожидая меня внизу. Проснулся я на полпути, так и не врезавшись в жесткий наст сугробов. Катарина трясла меня за плечо: до рассвета оставалось несколько часов – пора было выдвигаться.

…Со стороны это, наверное, было дикое зрелище даже по меркам Утопии, сравнимое лишь с шествием Стар-Яна со своей свитой. Но и он не мог похвастаться личным доминатором, который вышагивал в центре нашего строя. Практически под самым его брюхом клином шли легионеры, с флангов их прикрывали арлекинки, растянувшиеся длинной цепью. Несколько невидимых и неслышных разведчиц были где-то впереди – они должны были первыми заметить опасность и снять часовых, когда мы доберемся до цели.

Я же был в самом хвосте отряда, причем перемещался с комфортом, почти как тот же Стар-Ян. Правда, не в шикарном палантине, а в самодельном гамаке, привязанном к длинной жерди, которую тащили на плечах две самые крепкие воительницы отряда. Конечно, я бы солидней выглядел, если бы восседал на носилках, как какой-нибудь султан-полководец, а еще лучше – в позе лотоса на голове доминатора, словно индийский царевич верхом на боевом слоне. Все эти картины из древней истории пронеслись у меня перед глазами, пока я укладывался на своем не слишком удобном ложе. Когда мы двинулись в путь, было уже не до фантазий. Я просто болтался в лежачем положении с закрытыми глазами, полностью сосредоточившись на контроле над ковылявшей впереди машиной.

Перед моим взором, постоянно подрагивая, плыл размытый пейзаж, фиксируемый в инфракрасном спектре видеоанализаторов: бледный мозаичный узор листьев на темном фоне. Резко выделялись только светящиеся фигуры нашей передовой группы. Они неслись впереди, словно гончие, гнавшиеся за зверем и указывающие путь охотникам.

Всю дорогу картина не менялась – кроме нас, в джунглях по-прежнему не было видно ни единой живой твари. Мне это было только на руку: не отвлекаясь, я спокойно сосредоточился на том, чтобы не налететь на дерево или не споткнуться о скрытые кустами руины. Получалось все лучше и лучше, доминатор набирал скорость, а его поступь становилась все увереннее. Правда, даром мне это не давалось. С каждой минутой я чувствовал, как копится усталость, а голову стягивает стальной обруч.

По моим прикидкам, мы были почти у цели, когда скучный пейзаж немного изменился – наконец я увидел впереди еще кого-то живого. Это был человек. Он застыл неподвижно, и его контур выглядел компактней, чем у приближавшихся к нему арлекинок. Похоже, он сидел, подтянув колени, или лежал, свернувшись калачиком. Не лучшее время он выбрал, чтобы подремать, – заметив его, одна из арлекинок тут же замедлила шаг, готовясь к броску. Игра началась!

Я тоже притормозил на всякий случай, надеясь, что туша доминатора не поднимает слишком много шума. Теперь арлекинка осторожно обходила неизвестного по широкой дуге, похожей на знак вопроса. Зашла с тыла, замерла на секунду, а потом резко сблизилась. Два силуэта слились в одно пятно. Еще секунда, и гибкий контур арлекинки отделился, а неподвижная до этого фигура растянулась во всю длину. Она несколько раз судорожно дернулась и больше не шевелилась. Она начала блекнуть на глазах, остывая в утреннем прохладном воздухе. Часовой был снят.

Разведчицы рванули еще быстрее. Их было уже не остановить – они попробовали вкус крови, почуяли близкую добычу и впали в боевой раж, который всегда наводил такой ужас на противников. Мне тоже пришлось прибавить, и доминатор вылетел на опушку. Он оказался на краю большой поляны.

На дальнем ее конце я видел неясные очертания, вздымающиеся из земли. Похоже было на холм или скальный выступ посреди джунглей. Но, когда я остановил на нем взгляд, бортовой компьютер подключил какую-то аналитическую программу. Она наложила на изображение расчетную сетку, тут же определившую прямизну линий, степень симметрии и соотношение углов. Сразу стало ясно, что это не что-то природное, а рукотворный объект. Программа достроила скрытые землей части – это был космический корабль, наполовину зарывшийся в грунт.

От него меня отделяло пустое пространство, окруженное по периметру смутно различаемыми постройками и освещенное огоньками костров. Вокруг очагов были люди – нынешняя армия Рохо. Нас по сравнению с ними была горстка, но арлекинок это не остановило. Вспыхнули разрывы гранат, и авангард на ходу врубился в самую гущу врага. Остальные тоже не заставили себя ждать, сомкнув клещи с обоих флангов. Вдогонку атакующим протянулись нити светящихся точек: штурмовики чуть запоздало прикрывали наступавших огнем.

На какое-то время я забыл обо всем, просто стараясь разогнаться до максимума и не кувыркнуться в самый ответственный момент. Притормозил примерно в центре площади: в тот момент уже было невозможно различить, кто в окружавшем меня месиве был свой, а кто враг. Я просто надеялся, что наши успеют увернуться от моих лап.

Фигуры внизу прыснули во все стороны, словно тараканы на кухне в сингапурских трущобах, если ночью включить свет. Правда, не все собирались спасаться бегством – пули уже летели и в мою сторону. Поначалу я не обращал на них внимания, но стрельба становилась все точнее. Первые вспышки только ослепляли на мгновения, но потом обзор сузился – пара сенсоров была выведена из строя.

Смысла двигаться дальше все равно не было, и я принялся вертеться на месте, пытаясь хлестать вокруг себя верхними щупальцами, как плетьми. Я не понимал, попадаю по кому-нибудь или нет – концентрироваться одновременно и на движении, и на зрении у меня не получалось. Я просто топтался вслепую, как пьяный великан на пиру лилипутов, изо всех сил стараясь удержаться на своих лапах. Хотелось верить, что арлекинки в это время не терялись и пользовались ситуацией на все сто.

Сколько продолжался мой танец, понятия не имею. По субъективным ощущениям – примерно вечность. На самом деле, может, пару минут, может, десять или даже пятнадцать. Иногда неожиданно прорывались ощущения от почти забытого тела, и я понимал, что извиваюсь и верчусь, как жертва белой горячки, лежа на каких-то твердых кочках.

И тут я почувствовал чье-то присутствие. Речь, понятное дело, не о кутерьме внизу, даже не о том укромном месте в зарослях, где находилась моя телесная оболочка. Это вообще не было чем-то физическим – просто кто-то еще забрался в электронные мозги доминатора, и теперь я был там не один. Как будто в темной комнате послышалось постукивание погремушки на змеином хвосте. Только это была не заплутавшая рептилия, мечтавшая поскорее выбраться наружу, – тварь искала именно меня.

Я все понял сразу: Рохо был где-то рядом и пытался нашарить меня своим пси-щупальцем. Даже если бы я сумел разглядеть его внизу зрением доминатора, то вряд ли бы смог ему что-то сделать. Но и бросать свою неповоротливую игрушку мне совсем не хотелось. Наш отряд потерял бы тогда дополнительный шанс на победу, а их и так было немного. Я решил держаться до последнего, чувствуя, как вокруг меня стягивается стальная сетка…

На меня нахлынули чужие ощущения: злоба, страх, звуки, образы и запахи из чужой памяти. Муть, в которую я погрузился, перестав концентрироваться на зрении доминатора, сменилась болезненной белизной. Меня слепило солнце пустыни, но это было не светило Утопии, а другое – еще более раскаленное и злое. В его лучах искрился песок, скалились выложенные в ряд головы с закатившимися белками. Ватная тишина сменилась гудением мушиного роя, который нарастал, переходя в гул атакующих дронов. Я задыхался от запаха горелого кукурузного теста и чувствовал во рту соленый вкус крови.

Всего этого мой изможденный мозг не выдержал – плотина, сдерживавшая накопленную усталость, прорвалась. Меня просто смыло с капитанского мостика, штурвал управления выскользнул из рук. Я перестал контролировать доминатора и вернулся в свое тело, но этому уже не сопротивлялся. Отступить сейчас было единственным выходом. Наверное, такое испытывает человек, которого арканом выдернули из зыбучих песков…

#

Я чувствовал себя ныряльщиком, аварийно поднятым с большой глубины. В глазах было темно, голова гудела, руки тряслись крупной дрожью. Надо мной было уже заметно посветлевшее небо, на его фоне издевательски приветливо покачивались какие-то узкие длинные листья.

Издалека доносился шум боя: автоматный перестук, крики, редкие взрывы. Приподнявшись на локтях, я огляделся по сторонам. Рядом со мной на корточках сидела арлекинка, оставленная, видимо, для охраны. Та самая девица с пирсингом и фрактальными узорами на лице. Сиделка из нее была так себе – в мою сторону она даже не смотрела, пытаясь прожечь взглядом густые заросли, отделявшие нас от поля битвы. Нижняя губа закушена, пальцы на рукоятке тесака побелели. Заметив наконец, что я пришел в себя, она напряглась еще сильнее и нервно затараторила:

– Что там, пси? Что случилось? Подбили тебя, что ли? Как наши? Чья берет?

Говорить мне было тяжело, но я сделал вид, что просто сохраняю хладнокровие и не тороплюсь с ответом. С невозмутимым видом пожал плечами. Однако арлекинку это не устроило.

– Да не молчи ты, слышь?! Или язык откусил? Трясло тебя, конечно, нормально… Как припадочного! Думала, сейчас концы отдашь… Давай попробуй сказать что-нибудь!

Зрачки у нее были расширены, не знаю уж, отчего – от волнения, боевых препаратов или желания поскорее самой нырнуть в гущу сражения. Было видно, что еще чуть-чуть, и она схватит меня за грудки, чтобы вытряхнуть хоть слово. Пришлось с трудом разлепить пересохшие губы и ворочать тяжелым языком.

– Праздник в разгаре… Пока ничего не ясно…

– Мэй в порядке? Не ранили ее?

– Да не знаю, там не разберешь. Куча-мала… – Я попытался вспомнить, кто такая Мэй, но решил не тратить на это силы. Наверное, та властная азиатка.

– И что? Отсиживаться будем? Пока там наших кладут? – Арлекинка непроизвольно оскалилась и звякнула клинком, чуть вытащив его из ножен и нервно загнав обратно. – Что железка твоя? Не ковыляет больше?

Я сел. Пошевелил руками, потом ногами. Все затекло, но кое-как двигалось. Выбора не было: снова взять доминатора под контроль нечего было и пытаться, прятаться здесь тоже смысла не имело.

– Отковыляла железка… Придется на своих двоих туда топать. Только осторожно, на рожон сразу не лезь!

Сказал и сразу понял – пустые хлопоты. Никакие предупреждения ее не остановят – это не послушные каждому моему слову штурмовики. Арлекинка резко вскочила, словно отпущенная пружина, и воинственно выдохнула.

– Ха! Наконец-то!

Она бросилась вперед, я хромал сзади, на ходу приходя в себя и нашаривая на поясе кобуру, которая съехала куда-то набок. Нас оставили не так уж далеко от места боя – скоро мы увидели все своими глазами. Обстановка изменилась. Людей Рохо в строю осталось намного меньше: часть из них валялась в лужах крови, большинство, по-видимому, сбежало. Остальные были отрезаны от джунглей и отступали к кораблю.

«Красноликие» по-прежнему превосходили числом, но сейчас я им не завидовал. Обычная тактика арлекинок была проста: бросок гранаты, резкий срыв дистанции, град ударов клинком. Сейчас взрывов уже слышно не было, шел практически рукопашный бой – плотный, непрерывный, настоящая резня. Со стороны арлекинок – никаких прелюдий, никаких маневров, только постоянная атака. Они лишь пытались уклоняться от пуль за счет своих знаменитых кульбитов и шли вперед.

Для их врагов любая пауза между выстрелами значила удар клинком, перезарядка магазина – верную смерть. «Красноликие» отбивались прикладами, били в упор из дробовиков, кто-то сцепился с противником и катался по земле. Штурмовики держались во втором ряду и вели прицельный огонь по тем, кому удавалось вырваться из этой мясорубки.

Я пытался высмотреть Катарину, но с такого расстояния арлекинки в своих шутовских колпаках были почти неотличимы. Разве что Эдна выделялась плечистой фигурой: вот ударом мощного корпуса снесла с ног какого-то замешкавшегося мародера, оседлала его и в одно мгновение перерезала горло. Тут же кувырком ушла от выстрела с удивительной прыткостью. Что там было дальше, я не разглядел – отвлекла моя помощница. Не став долго созерцать происходящее, она издала боевой вопль и бросилась вдогонку соратницам. Я мысленно пожелал ей удачи.

Оставшиеся в живых слиплись в один самоуничтожающийся клубок, который катился к кораблю, где люди Рохо надеялись найти убежище. Теперь я мог как следует его разглядеть обычным зрением: это явно был не транспорт и не военное судно, скорее дорогая космическая яхта по индивидуальному заказу. Позволить себе такую роскошь в Федерации могли, наверное, человек десять, не больше. И стоил такой корабль примерно как средних размеров искусственный остров где-нибудь в Тихом океане. Со всей инфраструктурой и недвижимостью, конечно. Сейчас, правда, за него не дали бы и сотой части: корпус почти раскололся пополам.

С трудом сдерживая тут же накатившую тошноту и головокружение, я на несколько секунд перешел на пси-зрение. Бегло отсканировал поле боя и ближайшие окрестности в поисках противника. Помимо тех, кого я мог видеть и обычными глазами, вокруг поляны были разбросаны движущиеся в разные стороны отдельные точки. Судя по всему, это были бежавшие «красноликие». Еще несколько прятались внутри корабля, среди них светилось и яркое пятно Рохо. Внутри меня вдруг вскипела злость, как будто на горячую сковородку плеснули масла. Даже усталость как рукой сняло. Отлично! Теперь он никуда не денется. Он застал меня врасплох, когда я управлял доминатором, больше у него это не пройдет…

Когда я открыл глаза, «красноликие», прикрываясь друг другом, наконец добрались до входа. В завязавшейся здесь схватке они оставили еще двоих – один корчился у порога, пытаясь удержать вываливающиеся кишки, другой сделал несколько неуклюжих шагов в сторону и упал, заливая все вокруг алой кровью. Неподалеку рухнула и арлекинка, которой прикладом практически снесли челюсть. Из темного проема входа полетели пули, в ответ – пара гранат. После грохота взрыва на пару секунд воцарилась тишина, потом арлекинки по одной бросились внутрь.

Я наконец выдернул пистолет из кобуры и направился к кораблю на еще не до конца окрепших ногах, но уже решительным шагом. Штурмовики заметили меня и перестроились, ожидая приказа. Их осталось пятеро. У двоих были серьезные раны – они с трудом держались на ногах. Однако в глазах не было даже отблеска желания увильнуть от дальнейшего боя. Живое оружие приходило в негодность, но не сдавалось. Я снял пистолет с предохранителя, приказал начать зачистку корабля и вошел за ними следом.

Дым от взрывов уже рассеивался, внутреннее пространство освещали расставленные тут и там дешевые светильники на биотопливе. Часть из них вышла из строя, но даже в тусклом свете оставшихся было видно, что это не обычный транспорт для быстрой доставки человеческих организмов из одного конца Вселенной в другой. Тут действительно можно было жить. Даже сейчас. Лучшие материалы, относительно просторные помещения. Не то что на посудинах с экономией каждого сантиметра, вроде тех, что прибыли сюда, до отказа набитые беженцами. Да и принадлежавший «Кроносу» довольно комфортабельный «Хирон», на котором меня с остальными псиониками забросили на Утопию, выглядел в сравнении с этой яхтой обычной скотовозкой.

Штурмовики разделились и двумя группами двинулись в разные концы судна, догоняя окончательно обезумевших арлекинок. В коридоре уже никого не было – крики и глухие выстрелы слышались из дальних отсеков. Я пошел вперед, заглядывая в опустевшие помещения. Под ногами хрустел когда-то вездесущий песок, который снаружи уже давно скрылся под зеленеющей землей. Все тут было завалено запасами: ящиками с синтетической едой и консервами, боеприпасами, емкостями с биотопливом, контейнерами с неизвестным содержимым.

Держа пистолет на изготовку, я свернул в отсек покрупнее. Это было что-то вроде кают-компании: довольно большой зал, обставленный, как богатая гостиная. Владелец явно не привык ни на чем экономить – ни на пространствах, ни на отделке. Если судить по тому, что сохранилось, интерьер тут был не хуже, чем на тех фешенебельных виллах, в которые мы заходили, блуждая по побережью.

Панели из платины и дерева, росшего столетиями без всяких генно-инженерных вмешательств, инкрустации из янтаря и полудрагоценных камней, явно изготовленные не роботами с восточных фабрик. Во всяком случае, они выглядели так, будто были вручную собраны седобородыми умельцами в частных мастерских со столетними традициями.

На одной из стен виднелся покрытый пылью серебряный барельеф: орел, вальяжно усевшийся на сплетенные инициалы «В» и «Г». «Винсент Голд». Такой же герб украшал каюту, где я когда-то сыграл свою последнюю игру на Земле. Значит, я был в бывших походных покоях миллиардера.

Всю эту обстановку я оценил мельком, за пару секунд, потому что внимание тут же магнитом притянул стол, стоявший в центре. Точнее, не сам стол, а лежавшее на нем тело. Это не была свежая жертва сегодняшнего боя, над ней успели поработать без спешки: руки и ноги старательно перехвачены веревкой, привязанной к ножкам. Остатки одежды тоже не похожи на обычное шмотье «красноликих» – в свисающих лохмотьях легко было узнать плащ странствующих торговцев. Но под ними виднелось еще что-то – я подошел, чтобы рассмотреть повнимательней. Плащ раньше скрывал защитный костюм, но такую броню я еще не встречал ни разу. Не бандитский самопал и не армейская амуниция. Какой-то яркий цвет, необычные очертания. Ладно, подумал я, каприз богача – какая-нибудь лимитированная индивидуальная спецразработка для Голда. Я подошел еще ближе – теперь было видно, что броня на груди пробита, буквально разворочена.

Я собрался отвернуться – к чему мне лишний раз смотреть на человеческие останки. Я и так видел их чересчур много. Но поневоле задержал взгляд – с ними было что-то не то. Точнее, все. Оттенок кожи, строение мышц и костей. Отдельные ребра не просматривались, вместо них торчал странный киль, как у птицы, который треснул от удара. К внутренним органам я не присмотрелся, но и там виднелось что-то не совсем человеческое. Если не сказать «совершенно нечеловеческое». Я бы мог принять это за мутацию, если бы на Утопии хоть кто-то из тех редких детей, которые, по слухам, кое-где иногда рождались и даже выживали, успел бы дорасти до взрослого возраста. Но нет, это было что-то иное, и у меня даже пошел холодок по коже.

Странное дело, я только что наблюдал, как люди рубили друг друга на куски и дырявили разным калибром, но по-настоящему жутко мне стало только сейчас – рядом с бездвижным телом, которое мне вроде бы ничем не угрожало. Наверное, я чувствовал угрозу на более глубоком уровне – не индивидуальный страх, а тревогу всего человеческого вида, столкнувшегося с неведомым чужаком, который явился конкурировать за жизненные ресурсы.

Эти размышления отвлекли меня от непосредственных опасностей, и я вспомнил о них слишком поздно – только когда череп резко сдавила невидимая сила, а тело наполнилось неподъемной тяжестью. Невероятным усилием я смог чуть повернуть голову, чтобы краем глаза увидеть тень в углу, прилипшую к стене за штабелем из коробок.

– Тихо, малыш, не дергайся… Просто стой и кивай, если сюда кто-то зайдет… Кивай спокойненько…

Легко узнаваемый шелестящий шепот Рохо. Зловещий, как шорох чешуи, трущейся о песок. Время замедлилось, став тягучим и густым, звуки вязли в нем, как будто доносились не по воздуху, а пробивались сквозь липкое желе. Я слышал, как в дальнем конце корабля еще гулко отдавались отдельные выстрелы, но за переборкой уже гремели ботинки возвращавшихся штурмовиков.

Рохо прекрасно понимал, что подай я им сигнал, его не спасли бы ни его дар убеждения, ни пси-способности. Поэтому он сделал все, чтобы у меня не было такой возможности. Я покрылся холодным потом, язык превратился в слиток свинца, руки повисли чугунными болванками. Да, телом шевелить я не мог, но и сдаваться на этот раз не собирался. Пусть у меня не получалось выдавить ни звука, поднять пистолет и тем более нажать на курок. Зато теперь я мог другое: подобраться к мозгу Рохо и попробовать поковыряться в нем, как в компьютере доминатора.

Не двигаясь с места физически, я бросился в атаку. Такого Рохо не ожидал, и мы сплелись в пси-объятьях. Совсем не дружеских, конечно. Ситуация была непривычной для обоих: мы были как боксеры в клинче, которые сопят друг другу в ухо, но ударить не могут. Чем дальше я ввинчивался в его сознание, тем отчетливей понимал, что разобраться с ним так же, как с доминионовской машиной, не получится.

Здесь не было никакой рациональной схемы, которую можно взломать, – я попал в хаотическую воронку образов и ощущений, которые мой мозг бешено пытался хоть как-то обработать. Это был душный мир, из которого выбраться еще сложнее, чем проникнуть. Меня окружала жаркая пустыня, выжженная ненавистью и страхом. Из барханов поднимался лес каменных индейских идолов с лицами Рохо. Казалось, он был тут везде и нигде – каждая песчинка кривилась его ухмылкой, а неясная тень мексиканца мелькала среди истуканов то в песочном камуфляже, то в перьях шамана, то вообще без одежд и даже мяса – пляшущим скелетом его ожившей татуировки.

Я представил себе, что будет, если я так и останусь в этом бреду навсегда, как проглоченный удавом кролик. Это было даже унизительно – в конце концов, что такое мозг Рохо по сравнению с бесконечной мегаструктурой Доминиона? Или той темной субстанцией, которая клубилась в недрах планеты? И тем не менее я сумел забраться за пазуху к Доминиону и вовремя ускользнуть, приблизился к подземному мраку и вынырнул обратно, хоть и еле переборол чудовищную силу его притяжения. И все для чего? Чтобы теперь сгинуть в затхлом мирке бывшего наркоторговца, который и сам уже обречен? Неужели эта пустынная гадюка утащит меня в могилу вместе с собой?

Я пришел в ярость, дополнительно черпая злость из отравляющего зноя пустыни, над которой метался бесплотным духом. Однако пока я не видел никаких слабых мест, куда бы мог нанести удар. Рохо же чувствовал исходящую от меня угрозу и пытался загнать в ловушку: пустошь превращалась в лабиринт, и промежутки между идолами заполнялись стенами из человеческих лиц.

Наверное, это были те, кого Рохо видел в своей жизни: перекошенные, татуированные до последнего миллиметра рожи уголовников, фарфоровые личики Девы Марии Гваделупской, череп Санта Муэрте, которую мексиканские бандиты считали покровительницей, каменные морды ягуаров с древних барельефов, отрезанные головы заложников, размалеванные проститутки из Тихуаны, маски «красноликих» и закрытые забрала шлемов спецназа. Я был зажат между этих стен, а проходы продолжали сужаться…

По идее я должен был искать выход. Бежать, спасаться. Но я сделал наоборот – устремился туда, где, как мне казалось, был центр. В сердце лабиринта. Я петлял, метался по тесным коридорам, упирался в тупики и начинал сначала, подавив все эмоции, кроме ненависти. Никакого страха, никаких колебаний, никаких размышлений о том, что может случиться, если… Никаких «если», только вперед. И наконец добрался.

Стены сходились сюда со всех сторон, а посередине была пустая площадка, где я увидел его. Передо мной был худой и смуглый мальчик лет десяти. Он сидел, прислонившись к одной из стен, явно напуганный, готовый вот-вот разреветься. Увидев меня, он инстинктивно прикрылся рукой, как будто я собирался его ударить. Внезапно до меня дошло, кто это. Хозяин этих мест, малыш Рохо. Сирота, заблудившийся в коридорах ужаса, которые сам возводит всю свою жизнь. Вот слабое место, уязвимая точка, ахиллесова пята, до которой я все-таки добрался. Я понял, что могу сейчас просто поднять его и со всего маха ударить об стену, чтобы череп раскололся, как орех. Или придушить – ткнуть лицом в песок и давить, пока нос и рот полностью не забьются песчинками.

И все же я почему-то медлил. Да, я прекрасно понимал, что никакое это не невинное дитя, а просто неотделимая часть того парня, который выпускал мне кишки среди пустыни. Что сам он уже пытался меня убить и попробует еще раз, как только представится случай. И даже нельзя сказать, что он сделает это хладнокровно – нет, он получит удовольствие. Но все равно я не мог решиться так сразу.

Что меня останавливало? Ну да, это вроде бы был ребенок – не каждый так сразу поднимет на него руку. А еще я почувствовал какое-то родство с ним. Звучит пошло, но все мы в глубине души остаемся детьми. Какая-то дурацкая сентиментальность, не спорю. Наверное, все из-за того, что я так глубоко закопался в чужое сознание, что стал с ним сливаться. Минутная слабость. Наваждение.

Уверен, я бы быстро взял себя в руки и покончил со всем этим. Уж точно не расклеился бы и не начал сам утирать несуществующие сопли, обняв призрачные расцарапанные коленки. А может, пробился бы к еще более глубоким уровням – через личное развитие к видовому, к тем стадиям, которые проходит зародыш и которые глубоко запрятаны в наших нервных системах. И тогда не на жизнь, а на смерть сцепились бы две рептилии, две рыбы или даже бактерии. Тут уж точно не было бы места никакой жалости… Но до этого дело не дошло – все кончилось раньше.

Рохо тратил все свои силы, чтобы окончательно раздавить меня, но вдруг что-то изменилось. Похоже, он уловил, что за пределами внутреннего мира происходит что-то важное, но так увяз в нем, охотясь за мной, что перестал нормально воспринимать окружающее. Пытаясь высвободить хотя бы часть внимания, он ослабил хватку.

Стены, которые почти раздавили меня, перестали расти и сближаться. Они сначала задрожали, потом отчетливо зашатались. Вмурованные в них лица перекосились, рты распахнулись в беззвучном крике. Сами стены сдвинулись с мест, поехали в одну сторону, как посуда на скатерти, которую кто-то потянул на себя. Они начали съезжаться в одну точку, сталкиваясь и громоздясь друг на друга. Из их обломков росла пирамида, выглядевшая как один из храмов Теотиуакана.

На ее вершине корчилась одинокая фигурка – еще один Рохо, на этот раз взрослый. Он был наряжен в перья, как ацтекский жрец-прорицатель. Исполняя ритуальный танец, он воздевал вверх руки и потрясал обсидиановым ножом. Он словно требовал ответа или призывал дождь на эти безжизненные пустоши. И дождь пошел…

Сначала в песок ударили первые тяжелые капли, а потом хлынул ливень. Это были густые и липкие струи цвета крови. Падая вниз, они тут же превращались в багровые потоки, несущиеся вдоль остатков стен. Я видел, как перекосилось лицо мальчонки, как он скорчился на корточках и зарыдал, беспомощно размазывая по лицу слезы и красную влагу.

Рохо-жрец замер на своей пирамиде, словно не ожидал такого исхода. Нож выпал из руки и, подскакивая, покатился по ступеням. А кровь заливала все вокруг, подмывая основания истуканов и стен, пропитывая песок и образуя в нем черные провалы. Солнце потускнело, тоже становясь багровым. Вместе с ним остывало и умирало все остальное. Этот мир прекращал свое существование, и его оковы больше меня не держали. Все распалось, превратившись в черно-багровый водоворот, уходящий в никуда. Рванувшись назад, я снова оказался в своем теле.

Я открыл глаза: Рохо все еще был в углу между штабелями, но уже оседал, медленно съезжая по стене. Его горло было распахнуто раной от уха до уха. Кровь залила все вокруг и продолжала бить, но ее толчки слабели на глазах. Рядом стояла Катарина, не успевшая убрать клинок в ножны.

– Что, пси, теперь мы квиты? Больше не дуешься, что я тогда сбежала от вас в Цитадели?

#

У меня не было сил даже благодарить за спасение. К тому же Катарине и самой стоило сказать мне спасибо: кто сдерживал Рохо, дав ей возможность спокойно подобраться к татуированному горлу? Я только махнул рукой и что-то бессвязно прохрипел. Катарина поняла, что я хочу немного передохнуть в одиночестве, и вышла.

Голова уже не просто раскалывалась, а буквально рассыпалась на сотню частей. Я еле сдерживал тошноту и с трудом сохранял равновесие. Осторожно передвигая ноги, отошел подальше от трупа Рохо и присел в когда-то роскошное кресло. Подо мной скрипнул песок, трущийся о кожу обивки, и я машинально подумал, что это наверняка настоящая органическая кожа настоящих органических быков. На Земле ее могли позволить себе те, у кого много денег и мало заботы об имидже сознательной личности, озабоченной этическими проблемами эксплуатации животных. Уж господин Голд точно по этому поводу не переживал, мог и человечью натянуть. От этих мыслей опять подступила дурнота, и я стал стараться не дышать носом, чтобы не чувствовать запаха сворачивающейся крови.

Снаружи снова раздавались звуки боя – наверное, добивали оставшихся «красноликих». Потом все закончилось, воцарилась полная тишина. Сквозь переборки больше не доносилось ни звука, я сидел, наслаждаясь отсутствием каких-либо событий. Мне стало неожиданно уютно в полумраке каюты, отгороженной от мира многослойной оболочкой, и было совершенно наплевать на то, что компанию мне составляли два трупа, один из которых был вообще похож черт знает на что. За порогом оставался еще не один десяток непогребенных мертвецов и, возможно, сколько-то живых врагов, но в тот момент меня это не волновало.

На меня вдруг нахлынула ни с чем не сравнимая безмятежность. Я мысленно праздновал долгожданную личную победу – избавление от своего главного противника, отравлявшего мне жизнь даже тогда, когда о нем ничего не было слышно. Для меня закончилось действительно что-то важное, и вдобавок к физической усталости я чувствовал моральное опустошение. Словно достиг главной цели в жизни и не знаешь, что делать дальше.

Но жить можно и без цели, если только сумеешь эту жизнь сохранить. Поэтому я решил, что слишком уж расслабляться не стоит. Я встал и, опираясь на стену, выбрался из каюты. В коридоре было пусто, если не считать мертвых тел на полу. Их стало больше с прошлого раза, и, к моему огорчению, я разглядел на ком-то знакомую форму штурмовиков. Ладно, что поделаешь, ребята наконец отдохнут. Хуже было то, что я не видел никого из выживших. Похоже, моя маленькая армия все-таки растаяла.

Переступая через эти скорбные преграды, я подошел к выходу из корабля и выглянул наружу. Тоже тишина и пустота, никакого движения, ничего живого. Хотя нет – чуть поодаль, над остывающими в разных позах телами, возвышались две столь же неподвижные фигуры. Не арлекинки, не штурмовики, не «красноликие». Два странствующих торговца в своих плащах. Я подумал, что они просто унюхали поживу – все-таки в запасах Амбала биотоплива было порядочно. Общаться с ними у меня не было никакого настроения, я повернулся налево и увидел еще двоих – уже внутри. Они удалялись по коридору в другой конец корабля. Это было уже странно, отчего-то даже тревожно. Я ни разу не слышал, чтобы торговцы на кого-то нападали сами, но почувствовал исходящую от них угрозу.

Где все наши? Ладно, пусть штурмовиков больше не осталось, но арлекинки? Бросили все и сбежали? Я мог поверить, что они оставили меня, но трофеи… Я повернул назад, понимая, что скорее всего меня уже заметили, скользнул вдоль стены и снова завернул в кают-компанию. Я действовал чисто инстинктивно, предчувствие заставляло меня избегать торговцев, пока изможденный мозг крутился на холостых поворотах, не в силах разогнать туман и начать нормально анализировать ситуацию. Однако это был тупик, а сил у меня не прибавилось – я снова рухнул в кресло и замер, ожидая, что будет дальше. На всякий случай сунул руку с пистолетом между бедром и подлокотником так, чтобы оружие не сразу бросалось в глаза.

Один из торговцев появился на пороге, за его спиной виднелись еще трое. Первый вел себя как начальник: спокойно зашел внутрь, кивком остановив остальных у входа, где они застыли, будто преграждая мне путь к бегству. Но на меня он внимание обратил не сразу – сначала прямиком подошел к телу, лежавшему на столе. Застыл на мгновение, оглядывая мертвого собрата, потом одной рукой коснулся его плеча, а вторую поднял. Пальцы ее были собраны щепотью, несколько мгновений он держал их вместе, а потом разжал, как будто выпуская что-то невидимое в воздух. Какой-то незнакомый мне обряд прощания или что-то вроде того.

Никто из вошедших не проронил ни слова. Я тоже молчал и почти не шевелился, только немного поменял положение тела, чтобы направить ствол в сторону незнакомца. Он почувствовал это спиной, чуть повернул ко мне голову и бросил через плечо:

– Не нужно, землянин. Я знаю, твоей вины здесь нет.

«Землянин»? Так ко мне еще никогда не обращались. Хотя я слыхал о богатых наследниках, практически не покидавших Утопии, которые считали ее своим настоящим домом, а Землю трущобами для неудачников. Вряд ли кому-то пришло в голову кичиться этим местом проживания сейчас. Однако я скоро понял, о чем речь. Продолжая стоять над мертвым телом, торговец снял свой шлем и маску. По сравнению с предыдущим ритуалом – привычный, понятный жест, было в нем что-то извечно человеческое. В отличие от того, что под ними скрывалось…