Слово главного редактора Пушкин — наш современник

Судьба пушкинского “Современника” была весьма плачевной. В 1836 году вышло четыре тома. Два первых — тиражом 2400 экземпляров, из которых разошлось не более трети, а тираж четвёртого по причине малого спроса снизился почти втрое. После гибели Пушкина журнал стал постепенно чахнуть, и когда Плетнёв передавал его Некрасову, у “Современника” оставалось всего лишь 233 подписчика.

А между тем он был любимым детищем Пушкина. Во многих письмах последнего года жизни — жене, друзьям, издателям — поэт с волнением и восторгом рассказывает о каждом из номеров, расхваливает авторов, ругается с книготорговцами и недругами-журналистами. Его шедевры — “Скупой рыцарь”, “Родословная моего героя”, “Капитанская дочка”, “Медный всадник”, “Путешествие в Арзрум” — печатаются в “Современнике”. Рядом с повестями Гоголя, стихотворениями Тютчева, Жуковского, Боратынского, Кольцова, Лермонтова, Дениса Давыдова… Какие имена! Казалось бы, нарасхват должен идти журнал!

Но всё было тщетно. Грамотная светская чернь уже была увлечена бульварным чтивом Булгарина, крикливыми антипушкинскими статьями Греча и Полевого, трескучими стихами Бенедиктова, ходульной прозой Марлинского, коммерческими романами французских сочинителей, о которых поэт в 1834 году написал с беспощадной язвительностью: “Легкомысленная невежественная публика была единственною руководительницею и образовательницею писателей. Когда писатели перестали толкаться по передним вельмож, они в их стремлении к низости (! — Ст. К.) обратились к народу, лаская его любимые мнения или фиглярствуя независимостью и странностями (! — Ст. К.), но с одной целью: выманить себе репутацию или деньги! В них нет и не было бескорыстной любви к искусству и к изящному. Жалкий народ!”.

Так что Пушкин и его гениальные современники были поставлены, говоря нынешним языком, в положение “маргиналов”… Не напоминает ли нам эта картина сегодняшнее время, если вспомнить судьбы Георгия Свиридова, Юрия Кузнецова, Николая Тряпкина, Александра Панарина?..

Рыночные нравы, хлынувшие в 30-е годы XIX века в русскую журнальную и газетную жизнь из буржуазной Европы, озадачили и даже испугали Пушкина. Почти за два века до господства телевизионных сериалов, детективов, женских романов и прочего “мыла” он почувствовал тлетворный запах перемен и бросил в лицо этой многоликой бесовщине перчатку:

“Явилась толпа людей тёмных с позорными своими сказаниями, но мы не остановились на бесстыдных записках Генриетты Вильсон, Казановы и Современницы. Мы кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клеймёного каторжника. Журналы наполнились выписками из Видока. Поэт Гюго не постыдился в нём искать вдохновений для романа, исполненного огня и грязи. Недоставало палача в числе новейших литераторов. Наконец и он явился, и к стыду нашему скажем, что успех его “Записок”, кажется, несомнителен”.

Не в бровь, а в глаз — сказано о нашем сегодняшнем книжном и гламурном рынке. В другой своей записи о зловонном потоке, текущем в Россию с Запада, отчаявшийся Пушкин, сам настрадавшийся от цензуры, поневоле воззвал к ней: “Не должна ли гражданская власть обратить мудрое внимание на соблазн нового рода, совершенно ускользнувший от предусмотрения законодательства”.

Сказано как будто о нашем времени, ежели вспомнить, что Дума российская много лет не может даже сформулировать, что такое порнография, и никакого толкового сопротивления всяческим (позвольте, скажу грубым блатным языком) “отвязанным сукам” оказать не может. А Пушкин — сопротивлялся по-своему, по-пушкински. Он на вызов “цивилизованной черни” ответил “Памятником”:

Я памятник воздвиг себе нерукотворный,

К нему не зарастёт народная тропа.

Вознёсся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Вот в чём он увидел спасение от “рыночной демократии”, от “пипла, который хавает”, — в народной тропе.

Из языка нынешних политиков, столпов “жёлтой прессы” и телевизионных шоуменов исчезло простое и древнее слово “народ”. Они брезгуют этим словом, стесняются и не любят его. Их демократическим вкусам “любезен” “электорат”. А мы в “Нашем современнике” спасали пушкинскую суть и честь народного слова, публикуя жизнеописания Есенина и Шолохова, Павла Васильева и Николая Клюева. Это — в последние 15 лет. А если оглянуться на 60-80-е годы, то как не вспомнить великую деревенскую прозу: “Царь-рыбу” Астафьева, “Прощанье с Матёрой” Распутина, “Лад” Белова, “Калину красную” Шукшина. Именно эти вехи обозначили “народную тропу” журнала. Благодаря им мы стали самым востребованным литературным журналом для читающей России. Мы не позволили оттеснить наших лучших писателей в “маргинальный” угол. Вот почему благодарные читатели даже в наше враждебное культуре время каждый год присылают в редакцию около трёх тысяч писем — из разных мест, куда доходит журнал: от самого северного в России Трифонов-Печенгского монастыря до русского Крыма, от белорусской Гомельщины до магаданского посёлка Синегорье… Разве поток этих писем не есть “народная тропа”?

Наш умный, страстный, жаждущий веры и справедливости читатель стал желанным коллективным автором журнала. Два раза в год мы щедро даём ему слово, чтобы в этом стихийном, искреннем многоголосье уловить смысл нынешней народной жизни, понять народную правду и нащупать ответную тропу к ней.

* * *

Многослойный историзм Пушкина, вершин которого он достиг в “Борисе Годунове” и “Капитанской дочке”, был не понят “образованщиной” той эпохи. Катенин объявлял пушкинскую трагедию “нулём”, Кюхельбекер поставил её ниже фальшивых пьес Кукольника, журналист Надеждин издевался над поэтом в “Телескопе”:

“Бориса Годунова”

Он выпустил в народ,

Убогая обнова,

Увы! на новый год.

Впрочем, Пушкин всё это предвидел:

Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,

Но ты останься твёрд, спокоен и угрюм.

Подобно “холодной толпе” тех лет наша новолиберальная чернь не прочитала историческую эпопею Ирины Владимировны Римской-Корсаковой “Побеждённые”, прошла мимо леоновской “Пирамиды”, не заметила личутинского “Раскола”, брезгливо отвернулась от блистательных повестей Проханова “Идущие в ночи” и “Чеченский блюз”… А ведь все эти произведения, печатавшиеся в журнале, каждое по-своему продолжает традицию пушкинской исторической прозы. В них народные и государственные начала ищут союза и равновесия, а если находят его в роковые минуты истории, то творец может с облегчением вспомнить заветные слова: “Окрепла Русь, так тяжкий млат, дробя стекло, — куёт булат”. Верим, что история не прекратила течение своё, что мы ещё услышим звон, летящий с этой волшебной пушкинской наковальни.

Пушкин — волшебный историк. Даже в курьёзах и в частностях исторической жизни он своим пером мог пролить свет на самые тёмные загадки бытия.

В 2003 году вся наша либеральная пресса дружно отмечала зловещий юбилей знаменитого “дела врачей-отравителей”, возникшего в начале 1953 года. Кого только не клеймили историки и борзописцы жёлтой прессы, кого только не объявляли её вдохновителем — одни Сталина, другие Берию, третьи Абакумова.

Одна из революционных фурий мошеннического августовского переворота 1991 года Мариэтта Чудакова в статье “Был август или ещё только будет?” (“Знамя”, N 8, 2006 г.) не смогла обойти этого сюжета. С отчаяньем пишет она о том, как “август” стал сдавать свои позиции: “Сначала робко, а затем потоком покатились публикации о том, что Тимашук была честным врачом, несправедливо гонимым сначала будущими “убийцами в белых халатах”, а затем Хрущёвым…”.

Но я бы посоветовал Чудаковой открыть томик Пушкина и перечитать “Скупого рыцаря” — сцену, где ростовщик рекомендует рыцарю Альберу обратиться к аптекарю Товию за чудодейственными каплями:

Жид

В стакан воды подлить… трех капель будет,

Ни вкуса в них, ни цвета не заметно;

А человек без рези в животе,

Без тошноты, без боли умирает.

Альбер

Твой старичок торгует ядом.

Жид

Да -

И ядом…

Так вот кто первым сочинил версию о “врачах-отравителях” — Пушкин! Но как зловеще шутит история: оказывается, в ведомстве Генриха Ягоды была секретная лаборатория, которой руководил потомок и ученик средневекового аптекаря Товия — медик Григорий Майрановский*.

Возможно, что любимый писатель Чудаковой — Булгаков догадывался об этом, когда писал сцену, где Азазелло с Коровьевым подносят Мастеру и Маргарите чашу с ядом…

* * *

16 марта 1830 года Пушкин написал в письме к П. А. Вяземскому: “Государь, уезжая, оставил в Москве проект новой организации, контрреволюции революции Петра. Вот тебе случай написать политический памфлет, и даже его напечатать ограждение дворянства, подавление чиновничества, новые права мещан и крепостных — вот великие предметы. Как ты? Я думаю пуститься в политическую прозу”.

Он и стал основоположником этого жанра, написав “Путешествие в Арзрум”, статью “О народном воспитании”, “Воспоминания”, “Путешествие из Москвы в Петербург”, размышления о “Собрании сочинений Георгия Конисского, архиепископа Белорусского”, опубликованные, кстати, в первом номере “Современника”.

Проницательная Ирина Ивановна Стрелкова (вечная ей память!) в своей последней статье, написанной для журнала, не зря придала пушкинской мысли о политической прозе особое значение. Она причислила к этому жанру “Мой манифест” Валентина Распутина, книгу воспоминаний Станислава Куняева “Поэзия. Судьба. Россия”, почти все работы последнего десятилетия Вадима Кожинова, “Менеджер Дикого поля” Александра Казинцева. Я бы прибавил к этому списку замечательные политические мемуары Николая Ивановича Рыжкова, “Великую криминальную революцию” Станислава Говорухина, ну и, конечно же, трилогию Юлия Квицинского о трёх крупнейших предателях в мировой истории — Иуде Искариоте, Андрее Власове и Александре Тыковлеве (он же — Александр Яковлев, ныне покойный). И все труды владыки Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, публиковавшиеся у нас в 90-е годы прошлого века. Можно ещё вспомнить и “Россию распятую” Ильи Глазунова, и “Историю русского масонства” Бориса Башилова, изданную как приложение к “Нашему современнику”. В обеих последних работах Пушкин является любимым персонажем. Словом, куда ни оглянись — в нашем литературном поле везде прорастают всходы, посеянные Пушкиным. Когда мы пишем о наших геополитических интересах, о месте под солнцем и русского народа, и всех коренных народов России, — мы неизбежно следуем Пушкину, когда из-под пера авторов “Нашего современника” выходят убедительные размышления об “извечном споре славян между собою” (“Шляхта и мы”), крымские, украинские, приднестровские страницы Ксении Мяло, мудрые изыскания Андрея Убогого об истории, прошумевшей на башкирских просторах Южного Урала. Они и называются по-пушкински — “Путешествие к Пугачёву”.

А все наши пятнадцать номеров (за 15 лет), которые были предоставлены творчеству прозаиков, поэтов, историков, краеведов из Татарстана и Башкирии, из Республики Коми и далёкой Якутии, из ханты-мансийской земли, из дружественной Белоруссии, разве не есть умножение пушкинского завещания о единстве многонациональной России?

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,

И назовёт меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

Не гражданское общество — искусственное, выхолощенное, лишённое исторической глубины и национального лика, а живой, природный союз русского народа со всеми коренными народами России — вот идеал общественного и государственного устройства, за который ратовал пушкинский журнал и ратует “Наш современник”.

* * *

И снова о памятнике. “Александрийский столп” — символ государства. Недавно в одном из номеров журнала “Знамя” Наталья Иванова в статье “Лютые патриоты” в охотку поиздевалась над писателями-государственниками. А ведь модная в ельцинскую эпоху практика “разгосударствления”, которую исповедовали Сахаров, Собчак, Старовойтова и т. д., — одно из тягчайших преступлений нашей криминальной демократии. Разгосударствление обескровило экономику, породило нищету и вымирание народа, сократило сроки жизней человеческих, открыло “зелёную улицу” “бешеным” деньгам, а вместе с ними наркомании, заказным убийствам, беспризорщине, тотальному мошенничеству и уйме пороков, которые человечество накопило за свою историю…

Но “нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся”, — говорил любимец Пушкина Тютчев. Разгосударствленные “бешеные” деньги везла в чемоданчике в родной Санкт-Петербург Галина Старовойтова. Разгосударствленными “бешеными” деньгами было заплачено киллерам, ждавшим демократическую комиссаршу на лестнице её родного дома. “Разгосударствленное” оружие хлынуло в криминальный мир, и один из этих начинённых смертью стволов лёг в руку убийцы. Пуля — тоже “разгосударствленная” — вошла в висок Старовойтовой. Криминальная революция сожрала свою дочурку. Пушкин так сформулировал в черновой главе “Капитанской дочки” закон исторического возмездия, настигающий идеологов бунтов и революций: “Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка да и своя шейка копейка”.

О законе этого исторического возмездия, может быть, глубже всех написал Вадим Кожинов в блистательном исследовании “Загадка 1937 года”.

* * *

Но как бы ни восхищался поэт Александрийским столпом и Медным Всадником, “нерукотворный” памятник был роднее и ближе его душе.

Любовь и тайная свобода

Внушали сердцу гимн простой.

Пушкинская свобода имеет совсем другое происхождение, нежели нынешняя покупная “свобода слова” и фарисейские “права человека”, сущность которых русский гений разглядел почти два века тому назад.

Не дорого ценю я громкие права,

От коих не одна кружится голова…

………………………………………………………………………….

По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественным природы красотам

И пред созданьями искусств и вдохновенья

Трепеща радостно в восторгах умиленья,

Вот счастье! Вот права…

Этой пушкинской свободой дышали дневники Георгия Свиридова и его вечно печальная мелодия к пушкинской “Метели”, стихи Николая Рубцова, “Записи перед сном” Виктора Лихоносова, мифотворческий полёт Юрия Кузнецова. Недаром начало своей поэтической судьбы он отсчитал от мгновения, когда: “ночью вытащил я изо лба золотую стрелу Аполлона”. А завершением была поэма о жизни Христа. Впрочем, и Пушкин тоже начинал с культа Аполлона, но самые проникновенные христианские стихи свои написал в конце жизни.

Свободой мысли и поисками полной Истины дышат исторические работы Кожинова, публиковавшиеся в нашем журнале: “И назовёт меня всяк сущий в ней язык”, “История Руси и русского слова”, а также книга о Фёдоре Тютчеве. Вадим Валерьянович вырабатывал свой взгляд на историю с помощью Пушкина и Тютчева. Его настольным чтением были пушкинские жизнеописания — Петра Первого и Пугачёва, и тютчевские статьи “Россия и революция”, “Россия и Германия”. Но пределы тайной свободы Пушкин знал: “Выше Александрийского столпа” — да. Но ниже — высших законов Бытия. “Веленью Божию, о муза, будь послушна”. Да и Георгий Свиридов чувствовал эти пределы, когда писал в дневниках: “Для меня Россия — страна простора, страна песни, страна печали, страна минора, страна Христа”.

Отговорила моя золотая поэма,

Всё остальное и слепо, и глухо, и немо.

Боже, я плачу и смерть отгоняю рукой.

Дай мне смиренную старость и вечный покой.

(Юрий Кузнецов)

Смирение музы перед Высшей Волей — наитруднейшая заповедь творчества… В пушкинском “памятнике” есть ещё одно молитвенное обращение к музе:

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца…

Опять же — это идеал, которому не всегда следовал сам Пушкин. Озорничал, развлекался эпиграммами, язвил литературных противников из стана “рыночной литературы”, угрюмых цензоров и тупых чиновников, расточал время, жизнь, дарование. Вёл себя как Моцарт в трактире при встрече со слепым скрипачом.

Суровый Юрий Кузнецов не прощал такого легкомыслия своему кумиру:

Где пил Гомер, где пил Софокл,

Где мрачный Дант алкал,

Где Пушкин отхлебнул глоток,

Но больше расплескал.

Впрочем, всё это — по-славянски, по-русски. Вот и мы не до конца следуем пушкинским заветам. Срываемся на полемику с мелкими бесами из “Московского комсомольца” и “Знамени”, еврейского “Нового русского слова”… Не замечать бы их. Одно нас оправдывает: защищаем от лжи и клеветы не самих себя, грешных, а историю России, её призвание, её веру, её великого сына — Александра Сергеевича.

* * *

Современный мир полон соблазнов, бездуховных тупиков, в которые неизбежно скатывается жизнь золотого миллиарда, потребляющего три четверти земных благ и буквально пожирающего планету. Мир симулякра и безграничного потребления. О нём, о его близком и страшном для всех народов закате пишут наши авторы — Борис Ключников (“Две Америки”), Олег Платонов (“Почему погибнет Америка”), Александр Казинцев (“Симулякр, или Стекольное царство”). И, конечно же, вольно или невольно мы опираемся в своих оценках на фундаментальные пушкинские пророчества о ещё молодой в ту эпоху западной демократии, ещё приличной, ещё не успевшей в те времена уничтожить индейцев или загнать их в резервации.

“С изумлением увидели демократию в её отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую подавлено неумолимым эгоизмом и страстью к довольству”.

Роковой поворот мировой истории — варварские разрушения в последнее десятилетие Сербии, Афганистана, Ирака — лишь окончательно подтверждают правоту пушкинских пророчеств. А для того, чья голова ещё засорена либеральным вздором о том, что “арап” Пушкин не любил Россию и рвался душой на Запад, приведу ещё одну пушкинскую мысль:

“…в Москве родились и воспитывались по большей части писатели коренные, русские, не выходцы, не перемётчики, для коих где хорошо, там и отечество, для коих всё равно: бегать ли им под орлом французским или русским языком позорить всё русское — были бы только сыты…”

Сказано о Булгарине, а заодно о многих нынешних мелких и крупных “перемётчиках”.

* * *

Отечественные русоненавистники, глумясь над патриотами, постоянно твердят одно и то же заклинание: “свихнулись на идее жидо-масонского заговора”. Но если бы дело заключалось только в заговоре! Всё обстоит гораздо хуже, и это понимал Пушкин:

“Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна”.

Выработать своё отношение к продавцам отечества, к идеологам двойного и тройного гражданства, к истеблишменту, чьи дети постигают в западных университетах науку властвовать над народами России, — помог нашему журналу Пушкин своей молитвой о патриотизме, которую, словно “Отче наш”, он выдохнул в письме к Чаадаеву:

“…я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человек с предрассудками — я оскорблён, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал”.

Я верю, что в годы длящейся катастрофы именно эта идея объединяла вокруг журнала потомков дворян и крестьянских сыновей, рабочих и интеллигентов, коммунистов и монархистов, атеистов и православных: Игоря Шафаревича, Вячеслава Клыкова, Василия Белова, Татьяну Глушкову, Вадима Кожинова, Татьяну Петрову, владыку Иоанна, Валентина Распутина, Геннадия Зюганова.

Всех в лучшие мгновения жизни объединяло пушкинское слово…

* * *

А сколько в письмах Пушкина естественных здравых мыслей о семье, о женщине — жене, о детях, о воспитании чувств.

“Моё семейство умножается, растёт, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку на свете скучно” (П. Нащокину, 1836 г.).

Вот своеобразное “священное писание” семейной жизни из письма П. Плетнёву (1831 г.): “…Жизнь всё ещё богата; мы встретим ещё новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жёны наши — старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, весёлые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо”.

И подумать только, что этот цветущий мир был коварно разрушен, что почти совершенный во всех смыслах русский человек попал в сети, расставленные выродками из сатанинского, содомитского клана. Враги Божественной Гармонии ненавидели и гений поэта, и образ Божий, в нём отразившийся. Пушкин догадывался, что имеет дело с бесами в людском обличье, когда писал старому гею Геккерену: “Вы отечески сводничали вашему незаконнорождённому или так называемому сыну… подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену”… “бесчестный вы человек”.

А как обострилась по сравнению с пушкинским временем духовная брань за душевное здоровье народа, за цветущие многодетные семьи против самоубийственного для жизни культа однополых браков, от которых пахнет голубой смертью. В этой брани без пушкинской помощи нам не обойтись. О сатанинских правах человека на растление и грех говорит на страницах журнала митрополит Кирилл, о разрушительных соблазнах тёмной чувственности предупреждал общество Александр Панарин; уловки, которыми пользуется враг рода человеческого в погоне за слабыми душами, — постоянная тема наших отважных подруг Медведевой и Шишовой; о безумных оргиях, творящихся во время многотысячных парадов извращенцев всех мастей — вплоть до скотоложества, — повествуют страницы очерков Олега Платонова “Почему погибнет Америка”.

По всему миру шествует сексуальная чума нашего века, как надругательство над образом Божьим в человеке. Человек, заболевший ею, превращается в тень. Недаром за несколько лет до недавнего московского “голубого бунта”, во время которого содомиты попытались добиться всех конституционных прав, в “Нашем современнике” была напечатана статья Александра Севастьянова “Тень, знай своё место!”. Нет, не знают. Жаждут известности, парадов, лезут на телеэкраны, ползут на священную Красную площадь.

Мчатся бесы рой за роем…

А нам всё равно надо стоять по пушкинскому велению на защите сердцевины жизни, которая называется русской семьёй.

* * *

Пушкина мы всегда считали спутником и покровителем нашего журнала и в благодарность ему по мере наших скромных сил сплетали поэту свой венок. Дважды в году — в светлый месяц его рождения июнь и в мрачные дни на переходе от января к февралю — мы строили номера журналов так, чтобы их можно было называть пушкинскими. В таких пушкинских номерах были напечатаны главы из ЖЗЛовской книги Ариадны Тырновой-Вильямс о Пушкине, исследования академика Российской Академии наук Николая Скатова, долгие годы возглавлявшего питерский Пушкинский Дом.

Вспомним книгу “Пушкин и европейская традиция” Сергея Небольсина, множество размышлений и заметок о Пушкине Вадима Кожинова, Петра Палиевского, Андрея Убогого, Михаила Лобанова, Василия Белова, Юрия Кузнецова… Всех не перечислить. Только в этом году журнал напечатал повесть Юрия Убогого “Покой и воля” — о жизни Пушкина в Полотняном Заводе и исследование пушкиниста Бориса Конухова, убедительно предположившего, где и когда Пушкин встречался со святым Серафимом Саровским…

К 200-летию со дня рождения Пушкина мы с сыном составили и двумя изданиями издали в “Детской литературе” книгу “А. С. Пушкин. Стихотворения” — в серии “Школьная библиотека”. С моим предисловием, которое начиналось словами Пушкина: “Духовной жаждою томим” и заканчивалось удивительным, пророческим стихотворением нашего покойного друга и члена редколлегии журнала в викуловские времена Анатолия Константиновича Передреева.

Стихотворение написано в 1984 году, накануне роковых перемен в нашей жизни, оно необычайно точно и глубоко выразило особую сегодняшнюю миссию пушкинского наследия.

Всё беззащитнее душа

В тисках расчётливого мира,

Что сотворил себе кумира

Из тёмной власти барыша.

Всё обнажённей его суть,

Его продажная основа,

Где стоит всё чего-нибудь,

Где ничего не стоит слово.

И всё дороже, всё слышней

В его бездушности преступной

Огромный мир души твоей,

Твой гордый голос неподкупный.

Звучи, божественный глагол,

В своём величье непреложный,

Сквозь океан ревущих волн

Всемирной пошлости безбожной…

Ты светлым гением своим

Возвысил душу человечью,

И мир идёт к тебе навстречу,

Духовной жаждою томим…

Пушкин был и остаётся нашим современником, потому что мы всегда знали: духовная жажда — единственный путь для спасения человечества от “тёмной власти барыша” и от “всемирной пошлости безбожной”. И на этом стоял, стоит и будет стоять журнал “Наш современник” — духовный наследник “Современника” пушкинского.

 

Полвека борьбы и духовного созидания (к 50-летию журнала “Наш современник”)

Не сразу, не вдруг определилась, кристаллизовалась идейно-эстетическая платформа созданного в 1956 году журнала “Наш современник”.

Его расцвет неразрывно связан с именем Сергея Васильевича Викулова, возглавлявшего журнал более 20 лет (1968-1989 гг.). Он стал главным собирателем и организатором лучших литературных сил страны, превратив журнал в боевой орган русского патриотического направления.

В выпущенных при Викулове 252 журнальных номерах было опубликовано более двухсот романов и повестей, сотни замечательных рассказов, стихов лучших поэтов России, боевых публицистических и критических статей. Тираж издания вырос до 313 тыс. экземпляров, был сохранен старый авторский состав, привлечены новые, молодые писатели. Многие публикации журнала стали впоследствии отечественной классикой, любимой читателями и по сей день. Вот лишь краткий перечень некоторых наиболее ярких произведений 70-80-х гг.:

Василий Шукшин — “Калина красная”, “Характеры”, “До третьих петухов”; Валентин Распутин — “Последний срок”, “Живи и помни”, “Прощание с Матёрой”, “Байкал”, “Пожар”; Василий Белов — “Лад”, “Всё впереди”; Юрий Бондарев — “Берег”, “Выбор”, “Мгновения”; Виктор Астафьев — “Царь-рыба”, “Пастух и пастушка”, “Последний поклон”; Владимир Чивилихин — “Память”.

Характерно, что многие известные, авторитетные писатели, которых, что называется, нарасхват готовы были печатать другие литературные журналы, лучшие свои вещи приносили всё-таки в “Наш современник”. Именно так поступили Михаил Алексеев со своими знаменитыми “Драчунами” и Сергей Залыгин с его нашумевшей “Комиссией”. “Усвятские шлемоносцы” Евгения Носова, рассказы Юрия Казакова и Владимира Солоухина, “Это мы, Господи!” Константина Воробьёва — каждое из этих произведений становилось событием не только литературной, но и общественной жизни, побуждая читателя задуматься над прошлым и настоящим своего Отечества, над судьбами матери России.

Одна из величайших заслуг журнала перед русской литературой ХХ века — это открытие и популяризация творчества целого созвездия блистательных поэтов, таких как Николай Рубцов и Юрий Кузнецов, Владимир Соколов и Николай Тряпкин, Анатолий Передреев и Фёдор Сухов, Виктор Боков и Глеб Горбовский, Расул Гамзатов и Владимир Костров, Мустай Карим и Дондок Улзытуев.

Набирала силу и читательский авторитет острая публицистика журнала. С начала 80-х годов публицистов “Нашего современника” всё более интересуют проблемы преемственности поколений, исторической памяти, духовного состояния общества, вопросы экономического развития страны. Обстоятельные статьи одного из ведущих авторов журнала, лауреата Ленинской премии Ивана Васильева о судьбах русской деревни (“Крестьянский сын”, “Письма из деревни”, “Возвращение к земле”, “Живая нива” и др.), полемические материалы историка Аполлона Кузьмина, вдохновенные статьи Юрия Селезнёва, Фатея Шипунова, Анатолия Ланщикова, Марка Любомудрова, Михаила Лобанова, наконец, поднимающийся во весь рост публицистический талант Вадима Кожинова — вот что во многом определяло идеологическую позицию журнала, противостоящую наступлению тех разрушительных сил, которые спустя несколько лет всплывут на мутной волне “перестройки”.

Журнал делал всё возможное, чтобы донести до русских людей правду о тех проблемах, которые нарастали в духовной, национальной, экономической жизни общества и грозили стране национальной катастрофой. Но, по правилам тех лет, писать можно было лишь эзоповым языком, да и то согласовывая очередную правдивую и талантливую рукопись, предназначенную для публикации, с вышестоящими инстанциями. Давление сил, сознательно препятствовавших развитию и упрочению державной, патриотической направленности литературы, постоянно возрастало. Это с особой отчётливостью проявилось на рубеже 70-80-х годов.

Показательна история с публикацией в “Нашем современнике” (1979 г., N 4-7) романа Валентина Пикуля “У последней черты”. Первоначально произведение называлось “Нечистая сила”. Впервые за долгие годы в “подцензурной” художественной литературе была обозначена роль тайных русофобских сил в крушении Российской империи. Но это не понравилось цензуре. Ответственные сотрудники отдела культуры и отдела пропаганды ЦК КПСС провели многочисленные сокращения текста. В “исправленном” виде роман был всё же опубликован. После организованных русофобскими кругами скандальных статей в советской официальной прессе над редакцией “Нашего современника” нависла реальная угроза разгрома, но правлению Союза писателей РСФСР, его руководителям С. В. Михалкову и Ю. В. Бондареву удалось защитить журнал и его редактора.

Авторы “Нашего современника” с тревогой говорили о запустении русского села, о начавшемся упадке народного духа, подвергали критике политику уничтожения “неперспективных” деревень, экологические авантюры местного и центрального руководства (наподобие проекта поворота сибирских рек для орошения среднеазиатских республик). Всё это, разумеется, шло вразрез с “генеральной линией” определённых кругов партийной власти.

Одной из наиболее заметных публикаций “предперестроечных” лет стали полемические заметки поэта, будущего главного редактора журнала С. Ю. Куняева “Что тебе поют?” (“НС”, 1984, N7), в которых со всей остротой был поставлен вопрос о разрушительном влиянии наступающей “вестернизированной” массовой культуры.

Перестройка, в ходе которой большинство периодических изданий было целенаправленно отдано в руки представителей русофобского либерального клана, с предельной ясностью обозначила место “Нашего современника” в разгорающейся общественной и политической борьбе за право России и её народа распорядиться собственной судьбой, выбрать наиболее приемлемый путь развития. “Наш современник” заговорил открыто о назревших проблемах в стране, на обсуждение которых ещё вчера было наложено табу. Это и обострившиеся вопросы межнациональных отношений, и проблемы реформирования экономики, и яростные атаки реформаторов на идеи равенства, солидарности, социальной защиты. Активную полемику с номенклатурными перестройщиками и их рупором “Огоньком” вели Михаил Антонов, Галина Литвинова, Татьяна Глушкова, Анатолий Салуцкий, Ирина Стрелкова, Александр Казинцев.

Положение в стране стремительно ухудшалось. Суровое время требовало новых людей, способных удержать в изменившихся условиях знамя русского сопротивления.

В августе 1989 года главным редактором “Нашего современника” становится Станислав Юрьевич Куняев. В истории журнала начинается новый этап. Одним из первых “знаковых” поступков нового главного стало изменение обложки “Нашего современника”: на белом фоне силуэт памятника Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве. Тем самым журнал красноречиво подчеркнул свою приверженность идеалам патриотизма и народности.

В окаянные годы крушения СССР и утверждения во власти открыто прозападного, радикал-либерального режима Ельцина “Наш современник” становится лидером русского духовного сопротивления. Кто-то, как Виктор Астафьев, не пожелал стать в этой ситуации “изгоем”, отшатнулся от журнала. Но главный, “становой хребет” патриотического издания удалось сохранить. Более того, именно в наш журнал передал для публикации свой заветный роман “Пирамида” классик русской советской литературы Леонид Леонов, над которым он работал более 40 лет. Это явилось в 1994 году духовной поддержкой для журнала, переживавшего тогда неисчислимые, в том числе финансовые, трудности. И поныне регулярно печатаются в журнале Василий Белов и Юрий Бондарев. После долгого молчания порадовал читателей своей новой повестью (“Дочь Ивана, мать Ивана”) и рассказами (“В ту же землю”, “Изба”) Валентин Распутин. В творческий актив журнала вливаются “новые бойцы” — прозаики Александр Проханов и Леонид Бородин, Юрий Поляков и Юрий Козлов, Дмитрий Балашов и Владимир Личутин, Александр Сегень и Андрей Воронцов, Евгений Шишкин и Вера Галактионова, Михаил Попов и Вячеслав Дёгтев, поэты Марина Струкова, Светлана Сырнева, Михаил Вишняков, Нина Карташёва, Диана Кан. В полной мере раскрывается поэтический талант Юрия Кузнецова, возглавившего в 1999 году отдел поэзии журнала.

Глубоко исследуют наше историческое прошлое и новую, уже капиталистическую российскую современность публицисты Ксения Мяло, Сергей Кара-Мурза, Олег Платонов, Михаил Назаров, Савва Ямщиков, Сергей Семанов. Лучшие свои работы напечатали в журнале безвременно ушедшие из жизни выдающиеся русские мыслители Александр Панарин, Юрий Бородай, Александр Михайлов, академик Никита Моисеев.

Все годы после развала СССР, включая день сегодняшний, журнал выполняет свою патриотическую миссию в условиях тотальной информационной блокады. Нынешние булгарины и гречи избрали другую тактику борьбы с духовным наследником пушкинского “Современника”. Проповедники “толерантности” в либеральных СМИ просто “не замечают” чистой, сострадательной к человеку художественной прозы и поэзии журнала, выражающего протест, духовные искания и боль народа.

Не будет преувеличением назвать исторической заслугой журнала его плодотворные усилия по сохранению и упрочению после гибели СССР единого общероссийского литературного пространства. Достаточно сказать, что все последние годы из месяца в месяц более половины авторов “НС” — это писатели из российской “глубинки”. Доброй традицией стал выпуск отдельных номеров журнала совместно с писательскими организациями областей и краёв, автономных республик и округов России, а также с писателями Белоруссии.

Будучи журналом светским, “Наш современник” поддерживает и постоянно укрепляет творческие связи с Русской Православной Церковью, её высшими иерархами и рядовыми священнослужителями. В почётном числе авторов журнала — Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, митрополит Одесский и Измаиловский Агафангел, Владивостокский владыка Вениамин. Журнал гордится тем, что впервые напечатал основные работы глубоко почитаемого в народе митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна.

Журнал постоянно уделяет внимание коренным, во многом ранее неизвестным или тенденциозно забытым страницам русской истории. В рубриках “Отечественный архив”, “Русская мысль”, “Поиски истины”, “Славянский мир” и других печатаются труды дотоле недоступных массовому читателю русских мыслителей — К. Леонтьева, М. Меньшикова, Л. Тихомирова, В. Розанова, И. Ильина. Проводятся “круглые столы” редакции с участием авторитетных учёных и специалистов по актуальным проблемам российской и международной жизни. В “золотой фонд” публикаций “НС” последних лет вошли такие работы наших авторов, как “Загадочные страницы истории ХХ века” Вадима Кожинова, “Русофобия” И. Шафаревича и, конечно, “Поэзия. Судьба. Россия” Ст. Куняева, ставшая заметным событием в литературной и общественной жизни страны.

Среди авторов журнала, его верных друзей из числа выдающихся мастеров художественного слова и отечественной культуры следует особо выделить великого русского композитора Г. В. Свиридова, с которым редакцию до самого его смертного часа связывала крепкая дружба и плодотворное сотрудничество. Наша гордость — это публикация его сокровенных дневников, размышлений о судьбах родной культуры, о русской литературе и музыке.

С редакцией журнала активно сотрудничают видные политики России: Н. Рыжков и Г. Зюганов, С. Бабурин и Л. Ивашов, Ю. Квицинский и Н. Нарочницкая, губернаторы Е. Савченко и Е. Строев, А. Тулеев и В. Позгалев, президенты Татарстана и Башкортостана М. Шаймиев и М. Рахимов. Самые добрые отношения у журнала сложились с Президентом Республики Беларусь А. Г. Лукашенко.

За свою полувековую историю “Наш современник” прошёл большой и трудный путь. Но никогда, ни при каких обстоятельствах он не опускал знамени борьбы за возрождение великой России, всегда был и остаётся со своим народом.

Полвека — время расцвета, полного раскрытия творческих сил человеческой личности. Полвека для журнала — это возраст духовной зрелости, мудрости и гражданского мужества.

 

С праздником, “Наш современник”!

ВИКТОР ЛИХОНОСОВ

Многие наши интеллигенты (даже в писательской среде) никогда не страдали от унижения русского достоинства и не понимали, что с превращением “Нашего современника” из альманаха в ежемесячный журнал (во главе с С. В. Викуловым) началась осторожная борьба за достоинство русского чувства, за укрепление любви к русской земле, к великой корневой России. Как вроде всё просто: русское, Россия, любовь к земле. Вроде бы и все главные журналы были русские. Но сокровенной России они свои страницы не отдавали. Интернационализм засорил все исторические угодья. И мало кто плакал по русской доле. Это долгий тяжёлый разговор. Его не надо вести с В. Беловым, В. Распутиным, В. Личутиным… Жизнь свою посвятил русскому чувству В. Шукшин. Таким был и режиссёр С. Бондарчук. Таков сейчас знаменитый артист и организатор кинофестиваля “Золотой витязь” Н. Бурляев. Всё точно понимали те писатели, художники, философы, реставраторы, которые собирались вокруг Общества охраны памятников. Древнерусскими людьми были В. Солоухин, Д. Балашов. Какое подозрение они вызывали “в определённых кругах”! Кто читает сейчас в газетах (особенно в “Завтра”) Савву Ямщикова, кто следит, кого он выбирает в собеседники (как граждан и творцов с о з и- д а ю щ и х), тому яснее становится, о какой России печётся русская душа, не просто по названию русская, а сокровенно-русская, тысячелетняя, от преподобных печерских старцев, великих князей, от верных слуг и государей влекомая.

Зачинатель русского журнала “Наш современник” С. В. Викулов (царство ему небесное, свежа ещё кончина его) вёл журнал с поклоном народу своему, прежде всего крестьянскому, с тревогой за его судьбу. Журнал надо было вести с большой осторожностью. Русское чувство обзывалось… “русопятством”, и за это не миловали. Тайные противники Руси точно поняли направление редакции. Началась умелая война, которая в перестройку и после ельцинского переворота обнажилась.

О том, как неугодна в советском обществе проснувшаяся русская душа, я понял, когда сперва в альманахе “Кубань”, а потом в “Нашем современнике” была напечатана моя повесть “Люблю тебя светло”, попозже “Осень в Тамани”, “Элегия”. Что началось! Будущие ельцинские либералы обвиняли меня в… “вычурной любви” к России. В “Новом мире”, где я уже не раз печатался и куда по наивности принёс “Люблю тебя светло”, со мной долго и “деликатно” беседовал Е. Дорош, заведующий отделом прозы, писатель (в некотором роде “деревенщик”). Этой повестью я его напугал. Он стал ссылаться на какое-то письмо к нему Д. С. Лихачёва: чувство-де к родине… “оно застенчивое… негромкое… без восклицаний”. Я настолько растерялся, что вышел из редакции… виноватым, грешным перед какими-то… благороднейшими, умнейшими людьми, которые лучше меня знают, как надо писать о родном. Позже я во всем разобрался. С. В. Викулов взял повесть без оговорок.

Никто ещё не написал глубокой пронзительной статьи об одиночестве русских творцов в советское время. Сам “Наш современник” был сиротским журналом. Такой он и сейчас. Недруги России и чёрные силы над ней всё те же.

НАТАЛИЯ НАРОЧНИЦКАЯ,

доктор исторических наук, депутат Государственной Думы

Когда впервые мне предложили написать статью для журнала “Наш современник”, я почувствовала необыкновенную гордость и восприняла это как большую честь. Это был журнал, в котором печатались такие мэтры русской мысли, как И. Р. Шафаревич, К. Г. Мяло, В. В. Кожинов. Этими статьями я зачитывалась ещё в Нью-Йорке, когда в 80-е годы работала в Секретариате ООН. Уже тогда эти статьи мы ксерокопировали, передавали — не всем, конечно, а тем, кто ощущался как единомышленник.

Журнал “Наш современник” стал для меня питомником моей политической смелости. Именно на его страницах я вдруг увидела то, о чём думала сама, но полагала, теперь вижу — ошибочно, что так никто больше не думает и поэтому не с кем об этом говорить и даже боязно высказываться — боязно не потому, что опасно, а потому, что это было очень уж непохоже ни на либерально-западническую мировоззренческую рамку, ни на ортодоксально-коммунистическую, а ведь публичная дискуссия вокруг нашего Отечества в конце 90-х по сути была спором внутри одной и той же доктрины. Помню статью Кожинова “Правда и истина” — разбор книги Рыбакова “Дети Арбата”; я показала её одному своему знакомому в ООН, потомку старой русской эмиграции — он был изумлён и сказал: “Не представляю, как в СССР могла появиться такая, в сущности, по-настоящему правая статья!”. Он имел в виду подлинно правое мировоззрение — консервативное, не революционное, конечно же, не тот постсоветский “либерализм”, который только курьёз постсоветской политической семантики сегодня абсурдно произвёл в “правое”.

На страницах журнала история Россия была непрерывной, она начиналась не в 1991-м и в 1917-м. Она вся была нашей, родной, со всеми её взлётами и падениями. Её обсуждали с болью и любовью, никакие её грехи и заблуждения не побуждали отрекаться от неё. Наоборот, тем более отвратительны казались те, кто презирал и отрекался.

“Наш современник” помог мне осмелеть и окрепнуть, он был мне и школой, и опорой, источником уверенности в том, что я не одна, что есть мощный интеллектуальный круг русской мысли, в котором можно черпать вдохновение. Его руководители стали мне очень дорогими соратниками. Сколько вместе было произнесено пламенных речей и слов в бурные, пылающие, излучающие энергию 90-е годы! Мне кажется, что, именно читая “Наш современник”, я почувствовала непреодолимое желание писать сама, и это придало мне силы и вдохновение написать свою книгу “Россия и русские в мировой истории”.

Любимому журналу и его сподвижникам, его замечательному коллективу и редакции, его авторам — многая и благая лета!

ВАЛЕНТИН КУПЦОВ

Заместитель Председателя Государственной Думы Федерального Собрания,

Председатель правления Вологодского землячества в Москве

Сердечно, от всей души поздравляю коллектив с 50-летним юбилеем выхода первого номера журнала “Наш современник”. Это — не просто журнал, это — направление общественной мысли России, это — печатный орган, который несколько десятилетий ярко и талантливо отстаивает традиции русской реалистической литературы, идеи патриотизма и государственности, высокой гражданственности и истинного демократизма. Даже в сложные и смутные для страны времена журнал остаётся маяком для всех тех, кто любит свою Родину, кто старается ей помочь, кто дорожит её честью и величием.

Мы, Вологодское землячество в Москве, гордимся, что наш товарищ Сергей Васильевич Викулов долгие годы возглавлял боевой орган Союза писателей России и всей русской культуры. В июле он ушёл из жизни, но вы, работники редакции “Нашего современника”, твёрдо и неотступно следуете его главной жизненной задаче — издавать умный и честный журнал для народа и с авторами, выходцами из народа.

В этой связи не могу не высказать “Нашему современнику” искреннюю и сердечную благодарность за постоянное внимание к нашим землякам — писателям-вологжанам. Они по праву считают журнал своим, выступать на его страницах для них всегда было и остаётся большой честью. То, что условно называют вологодской литературной школой, получило путёвку в жизнь со страниц журнала “Наш современник”. Назову здесь имена Александра Яшина, Сергея Орлова, Николая Рубцова, Василия Белова, Ольги Фокиной, Сергея Чухина, Нины Груздевой, Александра Грязева и Роберта Балакшина. Их талантливые произведения регулярно публиковались и ждут своей публикации на страницах журнала.

Впрочем, большинство литераторов многонациональной России также считают журнал своим органом печати. Ежемесячно “Наш современник” доказывает, как талантлива, многообразна, трудолюбива Россия, как она рвётся к справедливому народному мироустройству. Пожалуй, нет в Москве другого издания, которое, наряду с защитой русских национальных ценностей, столь же регулярно уделяло бы внимание писателям из наших братских республик и стран СНГ. Ваша интернациональная позиция — это продолжение одной из лучших традиций великой советской литературы.

Дорогие друзья! Мне радостно в этот месяц, когда “Наш современник” отмечает свой полувековой юбилей, пожелать всем вам, творческому активу журнала успехов на нашем общем поле сражений, публикаций новых выдающихся произведений, которые стали бы гордостью и славой России! Крепкого вам здоровья, благополучия и добра вашим семьям!

СЕРГЕЙ БАБУРИН,

лидер партии “Народная воля”, руководитель фракции “Народная воля” в Государственной Думе России, заместитель Председателя Государственной Думы России

Когда я беру в руки “Наш современник”, мне вспоминаются слова учёного Блеза Паскаля: “Есть только три разряда людей. Одни обрели Бога и служат ему, люди эти разумны и счастливы. Другие не нашли и не ищут, эти безумны и несчастны. Третьи не обрели, но ищут Его, эти люди разумны, но ещё несчастливы”.

На мой взгляд, читатели “Нашего современника”, может быть, и не всегда счастливы, но всегда разумны. Именно совместное движение к истине, поиски утраченного Российского Отечества сплотили редакцию, блестящих авторов — среди которых ярчайшие звёзды русской литературы — и читателей.

“Нашему современнику” за 50 лет удалось собрать вокруг себя думающих людей и в значительной степени решить одну из главных задач последнего времени — воссоздать русскую национальную элиту. Имена Валентина Распутина, Василия Белова, Вадима Кожинова и десятков других золотых перьев русской словесности неразрывно связаны с журналом!

Задача, которую энергично решает на рубеже тысячелетий журнал “Наш современник” — это и первостепенная задача, стоящая перед партией Национального возрождения “Народная воля” — формирование широкого национального движения, стоящего на почвеннических, консервативных, традиционалистских позициях. “Народная воля” убеждена, что невозможно России возродиться без очищения нашего национального чувства от скверны. Наше будущее — национальная идея. Под этим подразумевается идея самодостаточной цивилизации, возрождение русского языка и культуры как основы общественного бытия, признание роли Православия как духовной скрепы нации. И роль “Нашего современника” в решении этих задач поистине огромна.

А Православие в России — это не только славянская религия. До революции подавляющее большинство татар, например, которых мы сейчас почему-то считаем мусульманским народом, были православными. Я уже не говорю о поволжских и угорских народах, народах Сибири и Дальнего Востока… Те же татары, а также представители народов Кавказа — кабардинцы, лакцы, грузины — всегда были частью российской национальной элиты. Российская элита — это не только Пушкин, Суворов или Чайковский, но и Багратион, и Барклай де Толли. Даже те, кто не были славянами по крови, были частью русской нации.

До тех пор, пока мы не восстановим чувства нации, мы не узнаем, какой должна быть российская национальная идея. Сегодня говорят: “Мы за великую державу”. Но что это означает? Великая держава в России может существовать только в форме русской православной империи. При этом империя — это не форма государственного устройства, а форма цивилизации.

Если мы положим в основу эту философию, не будет возникать проблем с формулированием идеологии Союзного государства России и Белоруссии, например, и быстрее будет преодолена совершенно идиотская, на мой взгляд, ситуация с Украиной: она, а также Казахстан окажутся в орбите новой интеграции. То же самое справедливо в отношении обоих молдавских государств — Республики Молдовы и Приднестровской Молдавской Республики. Всё, что будет зависеть от меня, от “Народной воли”, мы будем делать. Я вырос в Советском Союзе и считаю, что наше поколение — последнее, помнящее великую страну и единый народ, и мы обязаны сделать всё возможное, чтобы народ вновь стал единым.

Для партии Национального возрождения “Народная воля” в “Нашем современнике” важен и близок национальный дух — идеология возрождения русской нации, состоящей из многих национальностей и объединённой русской культурой и Православием.

“Народная воля” — при отдельных спорах по тем или другим решениям Президента — поддерживает общий стратегический курс, который оправдал наши надежды по выводу России из ельцинского тупика. Президент, я надеюсь, видит в нас — авторах и читателях “Нашего современника” — людей, с которыми можно работать вместе. А это снимает нервную нагрузку с губернаторов, бизнесменов, и они уже меньше прячут свою симпатию к нашим шагам. Это заслуга, в частности, и “Нашего современника”, отразившего, как и Сталинград, атаки русофобов всех мастей!

Слава России!

Геннадий Зюганов,

руководитель фракции КПРФ в Государственной Думе РФ, председатель ЦК КПРФ

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Отечественная культура богата знаменательными датами. Полувековой юбилей “Нашего современника” в этом славном ряду. В течение 50 лет в публикуемой им прозе, поэзии, публицистике, критике проявлялись лучшие традиции русской и советской литературы. Возвышались патриотизм, нравственность, духовность. Утверждались государственность, историческая правда.

Созданный в 1956 году на базе основанного А. М. Горьким альманаха “Год” журнал, продолжая показ современности, сумел наполнить содержание пафосом времени — живым и страстным. Немалая заслуга в этом принадлежит писателям-фронтовикам. Одними из первых в “Нашем современнике” стали печататься Юрий Бондарев, Михаил Алексеев. Отстоявшие нашу страну на войне отстаивали её в любых новых испытаниях.

Обострённое чувство долга и совести, присущее военному поколению, позволило Сергею Викулову, возглавлявшему журнал 20 лет, увидеть в окружавшем благополучии боль и горе гибнущей деревни — корневой основы русской жизни. Набатом зазвучали в 70-е годы со страниц “Нашего современника” произведения писателей глубинной России — Ф. Абрамова, В. Белова, В. Распутина, В. Шукшина. Вокруг журнала сплотились патриоты. В ветре “перестройки” одними из первых они почувствовали раздувавшийся пожар.

20 лет словом и делом мы боремся с его разрушительным огнём. “Наш современник” стал трибуной ярой публицистики выдающихся писателей, мыслителей, политических деятелей. Звучат правдивые голоса молодых авторов из провинции. Публикуется весь спектр русской свободной мысли, от митрополита Иоанна до лидеров левой оппозиции.

В этой аккумулируемой вами энергии поиска иной, справедливой и достойной жизни, в единении на русском направлении заключена наша победа.

Творческих успехов, прозорливости и стойкости “Нашему современнику”, его талантливым и мужественным авторам, умным и любящим Россию читателям.

Александр Проханов

“Наш современник” — часть моей литературной судьбы, а так как вся моя жизнь принадлежит литературе, то “Наш современник” — моя судьба.

Великий Викулов напечатал мои “афганские рассказы” в момент, когда я был демонизирован либералами, и “Наш современник” в этот мучительный момент пустил меня в большой, намоленный дом русских писателей. После краха СССР у русских людей почти не осталось оплота. Началось великое Либеральное Иго, когда палачи убивали русскую культуру, глушили русскую память, называли “фашистами” русских писателей. Я бы задохнулся от удушья, зачах от тоски, если бы не “Наш современник” Куняева, печатавший мои романы: “Ангел пролетел”, “Последний солдат империи”, “Красно-коричневый”, “Чеченский блюз”, “Идущие в ночи”.

Я отношусь к “Нашему современнику” как к алтарю, перед которым буду молиться до скончания дней.

 

ВИКТОР ЛИХОНОСОВ ЗАПИСИ ПЕРЕД СНОМ

1984

12 октября. Декада советской литературы на Ставрополье. Вечер в драматическом театре. Сидел с делегацией писателей на сцене, рядом со скульптором Аникушиным. В зале на балконе транспарант: “Да здравствует вечное единение советской литературы с великой партией Ленина”. Речи пустые. Всюду выступают одни и те же писатели.

13 октября. Группа N 6 во главе с В. П. Астафьевым. Едем в Александровский район. С нами Мария Семёновна (супруга Виктора Петровича).

Каждым мгновением надо дорожить. Проснулся в гостинице в 6.45. Заходит В. П. Астафьев. “Иду звать на завтрак”. Мария Семёновна в хорошем настроении. Вот они в коридоре. “Ещё одно моё утро на земле” (Бунин). Миг. Буду вспоминать. Всё пройдёт, всё кончится. А нынче мы были вместе.

Едем. Сабля — родина А. Солженицына. Подъехали в шестом часу вечера. На краю гнется ручеёк (речечка). Дедовский дом о шести окнах (фасад). На конце села речка чуть шире, но все равно ручеёк. В тот час, когда мы проехали это местечко, чем жил он там, в Америке, какую страницу писал? Была там ночь. Мы весь день говорили до этого: “В чайную зайдём”, то есть остановимся напротив знаменитого дома. Но чайной уже не было.

— Выходить не будем, — сказал В. Астафьев.

Было ощущение, что мы заезжали далеко-далеко, в глушь.

18 октября. (Пятигорск). Купил книгу Л. А. Авиловой. Только полистал и говорю: как всё изменилось! И по-прежнему кажется, что они были выше и лучше нас.

На банкете в ресторане “Машук” приехали с митинга в память М. Лермонтова. В фойе ждали приглашения к столам. Как оказалось, писателям, только что говорившим о правде и нравственности, было не всё равно где сидеть: хотелось и на банкете быть поближе к президиуму. Заведующая отделом культуры то и дело водила кого-нибудь из фойе к столу и указывала хорошее место. Начались тосты. И тосты тоже были расписаны по порядку. Сказать нечего. Каждый старался что-нибудь придумать. Никто никого не слушал.

Никак не могу забыть этого убожества. Душа моя всё-таки никогда не дремлет. Что-то смущало её, отчего-то страдала она, скучала, чем-то была унижена. Что же, отчего, чем? Во всем было заметно убожество, распад и разлад личности, отсутствие подлинности, ума, игры воображения, задумчивости и совести. Иногда я думал: окажись какой-нибудь умный юноша в зале, послушай он эту пустую компанию титулованных писателей — что он мог вынести для себя? Что могли подумать о нас люди во время митинга у памятника М. Лермонтову? Я прожил жизнь в провинции, я меньше москвичей видел и слушал выдающихся умниц, но мне было теперь стыдно. Российские дни литературы нигде, может быть, особой высотой не отличаются, но на этот раз они пустотой превзошли все. Не знаю, что чувствовал в этой компании В. П. Астафьев.

А что делает сейчас матушка? Натопила печку? Попила чайку? Уснула перед телевизором?

20 октября. Читаю Л. А. Авилову. 1918 год. Пишет в дневнике о невзгодах: холод, сидит в двух халатах; выселяют из квартиры, потом милуют, но… уплотняют; дров нет, целый день думает о том, чем кормиться; “душа исполняется благодарности” за то, что ещё вчера было простым пустяком. Читаю и думаю: вот то, чего не суждено было узнать Чехову: испытать на себе и узнать про незавидную судьбу своих родственников, знакомых и любимых, ничего про ненастное время, которое ожидало всех впереди, про всю Россию. И поневоле возвращаешься в их молодость, в покой и благополучие. В то счастье, которое никто не мечтал утратить даже в страшные часы уныния и нытья (подобно героям чеховских пьес). Ушедшие ничего не знали в своих селениях праведных. Любая строка в дневнике Авиловой ведёт мои мысли назад: а как было при Чехове!

10 декабря. Получил 1-й том А. Н. Майкова.

Карамзин:

Вхожу ли в старый Кремль, откуда глаз привольно

Покоится на всей Москве первопрестольной,

В соборы ль древние с гробницами царей,

Первосвятителей; когда кругом читаю

На досках их имена и возле их внимаю

Молитвы шёпоту притекших к ним людей,

И место царское, и патриарший трон,

А между тем гудит Иван Великий,

Как бы из глубины веков идущий звон, -

Благословением душа моя объята,

И всё мне говорит: “Сие есть место свято!”.

И т. д.

…Вот они были русскими писателями. Всё с тех пор разрушено. Родное чувство утеряно. Русские ли мы?

1985

7 февраля. Становится не по себе от мысли, что когда-то там, где ты спал, обедал, читал и писал, будут жить другие люди со своими порядками, вещами…

20 мая. Ростов-Дон, гостиница “Ростов”, N 557.

Приехал в 7.15 поездом Новороссийск-Ростов, вагон 13. Ехал с военными. Ночью просыпался, видел в створку колёса вагонов, угол станции, свет со столбов. 13 лет не был в Ростове — с тех пор, как навещал Петра Герасимовича Прилепского (донского казака, вернувшегося на родину из Парижа после 56-го года, воевавшего в “волчьей сотне” А. Шкуро). В Союзе писателей встретил Конст. Ив. Прийму, уроженца станицы Ахтанизовской (рядом с Пересыпью). Его отцу Ивану наказный атаман Бабыч дал какое-то вознаграждение за стихи, которые он присылал в Екатеринодар с турецкого фронта. Вечером я сказал Константину Ивановичу, что моя мать живёт в Пересыпи.

— Пересыпь! — воскликнул он. — В старое время забрасывали в море волокушу, а потом пятнадцать волов тащили пять тысяч пудов красной рыбы. А гирло было метров до двухсот. В Ахтанизовской, как выедешь на край, и там, где гора Бориса и Глеба, низина, сады были — это называлось турецкие бани, а кругом огорожа и дверцы, вода войдёт с лимана, всё заливает, а потом берёшь вилы — так вот такие сазаны были, золотистые, шо и у Шолохова в “Тихом Доне”.

— А церковь в Ахтанизовской?

— Я её и сносил. Командовал; теперь приеду, стану на землю та крещусь: “Господи, прости меня”. Какой же я дурак был! Двадцать пять волов пригнал — кресты стаскивать! Думал же, что так лучше для новой жизни…

Весь день я был растроган разговорами о Шолохове. Не стало его год назад. Константин Иванович знал о нём много; меня особенно интересовало неизвестное о матери Шолохова. “Дом в Вешенской” — так называется публикация И. П. о гибели матери. В чужом месте, едва останусь один, чувствую себя горьковато, сиротливо. Пошёл на улицу Горького искать дом 76, где жил Пётр Герасимович и откуда уехал он умирать (не знал этого) в Ленинград. А там уже высокие недостроенные дома-столбы. Где была та хата? Не пойму. Купил “Вечерний Ростов” и долго-долго впивался в фотографию 30-х годов: Шолохов на крылечке своего дома с семьёй и родными. Чувство такое: хотел бы побыть с ним.

На научной конференции в Доме политического просвещения, где выступали Ю. Жданов, А. Софронов, А. Калинин, П. Палиевский, Ф. Бирюков, И. Ста-днюк, А. Хватов, Р. Ахматова; полюбившийся мне ахтанизовец К. Прийма, которого я подозревал в тайном тихом сочувствии белым казакам, вдруг сказал: “Тихий Дон” нёс великие идеи Октябрьской революции”…

…Все, кто считался приближенным к Шолохову, улетели после обеда у Марии Петровны в Москву — на завтрашние торжества в Колонном зале. Если бы Шолохов был жив, тьма писателей и филологов просилась бы в Вешенскую. Теперь хотелось… показаться правительству, членам Политбюро.

…Я не помню, в каком доме жил три дня в 1957 году.

1986

22 октября. Москва. Гостиница “Москва”, номер 608, тел. 293-61-42. Ночь. Сижу перед зеркалом один. Верстка романа “Наш маленький Париж” будет только в конце ноября. Сижу, думаю: почему?*

Днём пленум правления Союза писателей РСФСР. Тема: “Дружба народов — дружба литератур”. В президиуме сидят люди, “хорошо знающие народную жизнь”. Скучно. Докладывает С. В. Михалков. Справа от меня О. Михайлов и С. Боровиков (из Саратова). Я пишу Боровикову записку: “Серёжа! “Волга” направила русло в сторону от наших жилищ, между тем у меня в номере 608 вино течёт в правильном направлении”. Передаю записку С. И. Шуртакову: “Семён Иванович! В эпоху ускорения развивается ли антикварная книжная промышленность? Есть ли редкие трубы, запчасти?”. Ответ: “Есть и трубы, есть огни и воды, но поиски всего этого требуют и времени, и… ещё кое-чего”.

…До ночи сидел в номере с В. Потаниным. Говорили о Кате и Насте.

— Чего они в издательстве так тянут с романом? Предисловие Распутина готово. Давно. В чём дело?

— “Не так всё просто”, — говорят.

— Завтра пойдём в ГУМ.

— Ничего, кроме носков, не купим.

— Ага! Ты, как всегда, прав! — засмеялся он. — Что значит писатель. Он всегда видит наперёд, какие его ждут товары в советском магазине.

— Сибиряки что-то остры стали.

— Москва всегда вынуждала острить.

23 октября. Пришёл домой с И. Кашпуровым. Был Глеб Горышин*. Все разочарованы пленумом.

…Ходил, ходил, как всегда, по магазинам, купил, купил, как всегда же, не то, что хотел. В рижском магазине “Дойна” (на Чистых прудах) спортивный джемперок для Насти (не по размеру) для матери (на холод).

На улице В. Качалова прошел мимо дома, где жила А. Л. Миклашевская, завернул в букинистический магазин, порылся в отделе книг на французском, купил томик Мопассана (дореволюционный).

В. Потанина ещё нет. Заказал чай. Уютный человек Потанин. Хорошо с ним. Жду всегда: когда же он придёт с московских улиц? Посидим, посудачим.

1987

Сидел, волновался, сердился, иногда вскакивал ночью с постели и записывал. А может, лучше было заполнить страничку тем, как снова, через много лет, появился я в библиотеке имени Пушкина, шёл по лестнице в читальный зал? Всё то же там — ковровые дорожки в коридоре, дверь, те же лампы в зале с овальными окнами. Целая жизнь прошла! Вспоминалось не только моё студенчество, но и то, что я читал, о чём думал, грезил, как смущался я чьих-то молодых искрящихся глаз напротив и переходил за другой стол, чтобы читать, а не отвлекать душу мечтами о райской любви. Брал Бунина, Пушкина, Паустовского, Казакова и всегда — свежие журналы. Сколько прекрасных мгновений пережил, все события и юбилеи меня захватывали. Это уже мираж: “Литературная газета” на уличном стенде, поблизости от разрушенного теперь дома художника П. Косолапа, главы “Поднятой целины” в свежей “Правде”, полосы к 100-летию А. П. Чехова, к 50-летию со дня смерти Л. Н. Толстого, перебранка К. Г. Паустовского с другом М. Ф. Рыльским и пр. и пр. — всё история литературы. Сиротство молодости в чужом краю, полная неопределённость судьбы, тревога, жажда путешествий, вера в чудесное, ожидание лета, когда я наконец-то смогу уехать через Москву в Новосибирск, к матери… Ещё мог я подумать о тех, кто был жив, и не только подумать, но и случайно встретиться с ними (ещё жива была сестра А. П. Чехова) или осмелиться послать им письмо… Теперь… уже.

Если всю жизнь читать и перечитывать великие и замечательные книги, всё равно времени не хватит. Я вот поглядываю на полки и думаю: когда я перечитывал Шекспира, Стендаля, Лескова? Сколько лет собираюсь! Помню их произведения уже смутно. Люблю античность, а всего, даже того, что так скупо издавалось в нашей просвещённой стране (!), не читал. Ксенофонта и не раскрывал даже. Стоит в почетном ряду “Литературных памятников” и стоит. После институтских лет много и не нужно читать (если ты не критик и не преподаватель). Лечь лучше перед сном и снова найти любимую главу в романе “Война и мир”, — какое это наслаждение! Я ловил себя: возьму томик с “Евгением Онегиным”, начну главу, успокоюсь: “Да я же знаю! Письма Татьяны, дуэль с Ленским, Татьяна-генеральша…”. Но коварство в том, что, не успокаивая себя знанием романа, я бы мог ещё раз все пережить, подышать воздухом русских усадеб, спеленаться чувством героев, угадывать то там, то тут самого Пушкина; не хватать книгу новую, а задержать чтение романа, полистать комментарии к “Евгению Онегину”, другие сопутствующие материалы XIX века… Чтение — это неторопливое участие души в событиях и поворотах судеб героев. Так сейчас почти никто не читает. Растянуть время чтения — значит замедлить расставание с эпохой, которая только в книге и есть. Когда читаешь быстро и много, душа не успевает пропитаться. Не потому ли мы такими дёргаными стали, что рвём из книг одну информацию? Чувство как бы утрачено за ненадобностью. Да и в книгах-то нынешних, если говорить правду, чувства тоже нет. Одни проблемы и эта самая информация. Пробежал глазами, а утром уже хлопочешь в очереди о том, чтобы достались тебе “Московские новости”. Вечная жажда новостей! Нет, лучше прилягу сейчас и почитаю у Толстого, как Николенька Ростов возвращается из армии на побывку к отцу-матери, а Васька Денисов спит в санях… Тридцать тысяч раз читал — и не скучно!

1988

Январь. Случалось ли с вами такое: вы приехали в маленький городок или в станицу, в деревеньку, уладили свои дела, кого-то, может, поздравили с круглой датой, пображничали немножко, мимолётно увлеклись лучистыми глазками, сказали: “Ах, как тут у вас хорошо” и малое время спустя, оглянувшись вокруг, сравнив чужие углы со своими и всюду встречая незнакомцев, вдруг сказали себе: поскорей бы домой! Странно было бы жить тут постоянно! И вы уехали без мучений, оставив свой след где-то во дворе или в казённом заведении, и вас, может, долго будут помнить (особенно ваши восклицания: “Ах, как тут у вас хорошо!”), вспоминать ваше обещание вернуться, но вы о том благополучно позабыли, уже много раз побывали в других уголках, где вас радушно встречали, угощали и где вы опять хвалились, что рады бы жить там…

Февраль. Читаю “Яснополянские записки” Д. П. Маковицкого. Если бы такие четыре тома записей кто-то оставил нам о Пушкине или Лермонтове! А то и побольше. Замечательную тоску выразил Бунин: как жаль, что никто не догадался записывать про Пушкина самое простое: куда он пошёл, что сказал; всё было бы драгоценно и интересно. Вот он пришёл к Карамзиным, вот он с отцом и матерью, с братом, вот он в Тригорском болтает с барышнями и хозяйкой. Не было такого чудного “шпиона”, который бы караулил Пушкина. Ему бы надо везде подкладывать амбарную книгу, чтобы он, проходя мимо, балуясь в гостях, гуляя по саду, раскидывал нечаянные строчки своих летучих мыслей. Он мало дорожил собой, ночами не зажигал свечку, как Толстой, — поскорее записать что-то сверкнувшее и пропадающее искрой в сознании. Пушкин и мне оставил досаду: зачем он только одну строчку написал о Тамани?

В мире совершается одно убийство за другим — и каждый раз… во имя человечности и правды, во имя народа и государства. Каждый раз толпы бурно отмечают ликованием на площадях и улицах эти убийства. Обиженным, жаждущим правды кажется, что это убийство последнее, лидерами убийство благословляется или осуждается в зависимости от политической выгоды. Милосердия как такового в душе политиков нет. Милосердие их политизировано. Всё, что на пользу новой власти, человечно. Они не думают, что так же воровски и подло могут завтра расстрелять и их. Пока Чаушеску был у власти, его можно было ненавидеть, но вот его хитро, беззаконно расстреляли, и его жалко. Цинизм властителей всего мира беспределен. Вчера ещё Чаушеску поздравляли с избранием президентом, сегодня называют тираном и палачом. Целую неделю считают костюмы, платья Николая и Елены Чаушеску, но ни одного слова в доказательство г е н о ц и д а привести не могут. Раскрылись! Запрыгали, закричали эти вечные вертуны — журналисты, полетели телеграммы признания новой власти, которая взошла… опять на крови.

Казнь супругов Чаушеску напоминает убийство царской семьи в Екатеринбурге в 1918 году. Святейший патриарх Тихон не мог промолчать. Святейший патриарх Пимен и папа римский Иоанн Павел II молчат. Христовы заповеди попраны политикой.

Гласность, половодье публикаций зря пугают некоторых блюстителей народного духа. Вспоминаю: лет 10-15 назад я восклицал: “Ах, в Париже живёт И. Одоевцева, у неё вышло две книги — “На берегах Невы” и “На берегах Сены”. Нынче получил журнал “Звезда” с её воспоминаниями о встречах на берегах Невы. Разочарован! Спокойная, порою жеманная манера рассказа, элитарность (ах, это мы, избранники — блоковско-гумилёвского круга!), полное отсутствие жизни, артериальной крови, волнения, преувеличенное возвышение поэтов над всем миром и т. п. В эти же месяцы печатались в “Москве” “Зрячий посох” В. Астафьева, а в “Новом мире”, N 1 — воспоминание о Б. В. Шергине и несколько его записей. Только высушенный в кулуарах литературных салонов мальчик или дама могут ахать и охать вокруг Одоевцевой и не заметить наших публикаций. Наши выше! Ругая нынешнюю литературу и всё оглядываясь куда-то в заморские пределы, мы сами себя обедняли, потому что свобода изложения не в том, чтобы вякать на родные наши непорядки или порою крыть нас матерками, а в том, что освобождение в творчестве высокой страдающей души ничем не может быть остановлено, если душа есть и она жаждет истины, а не кукиша. Одоевцева пишет искренне и правдиво, и её надо читать и будут читать. Но… дива не будет! Всё великое давно вернулось на Родину: Бунин, например. Теперь разве подбирать крошки с барского стола. Я жду возвращения книг Б. К. Зайцева. Когда выйдет Б. К. Зайцев, все почувствуют, что такое настоящая чистота человеческая. У В. Набокова я люблю роман “Дар”. Я по-прежнему, как со времён молодости, читаю для того, чтобы напитаться жизнью и чужой великой душой, а не ради говорильни и знания литературного процесса. И потому ничего особенного я не жду, разве что мемуары какие-нибудь меня окропят. Но появление забытого и некогда запрещённого необходимо: оно поднимает нашу культуру. Поэтому разные писатели, так же как и историки, боятся оказаться в тени и кричат: “Заче-ем? Это подрывает наши основы!”.

18 марта. Ночью (в час, в два) прихожу на кухню покурить. Вспомню мать. Мысленно пробираюсь в пересыпскую хату, вижу, как матушка на своей постели тяжело дышит. Ещё могу думать, что она там, в тепле; проснётся, покормит кур, приготовится обрезать виноградные веточки. Ещё время с нами…

Сентябрь. …Эта молодая женщина, как и её бабушка, мама и дядя, никогда никому не говорила о своём знатном родственнике, погибшем в 1918 году под Машуком. Бывал у бабушки часто в гостях поэт из Москвы Н. Д., этакий опереточный душечка, трепач-говорун, хотя в общем добрый малый; как со своим человеком (она знала его родителей и дядю) бабушка целовалась с ним, любезничала, вспоминала старину и мечтала при нём, чтобы кто-то написал о былой жизни в Екатеринодаре, и он, конечно же, говорил: “Да! да! это наш святой долг!”, но его больше волновала красавица Натали Пушкина, поэму о которой он писал со своей жены. Его в родовую тайну, однако, не посвящали.

Она смогла открыться теперь, после смерти бабушки, и то потому, что прочитала мой роман и была благодарна за мягкое воскрешение проклятого прошлого и их родича.

Меня повели к ней в гости.

Можно ли жить в таких условиях, как жила она со вторым мужем и сыном? Мы привыкли к екатеринодарским домам и дворам, мы даже хотим, чтобы они остались навсегда как реликвия прошлого, но внутри этих дворов и квартир коммунальная теснота, аромат и настроение общежития. В старом доме на углу занимала она две комнаты с высокими потолками. Места им не хватало, некуда было сложить вещи, книги, газеты. Полы прогибались, под окнами со стороны Октябрьской улицы сновали машины и троллейбусы. Вся надежда на то, что когда-то дом снесут!

Бабушка её умерла в тёмной комнате в 1968 году, и на могиле её начертана фамилия второго мужа. Наверное, многих перебили в этом городе, многие уехали за границу и в разные города России — иначе как было утаить, что она Инна Павловна Бабыч?! Хотя в 20-е годы знали: недаром Атарбеков едва не расстрелял её, а сестер эта участь постигла. Может, потому пожалели, что она была массажистка?

Отец её, Павел Павлович, был родным братом наказного атамана Михаила Павловича Бабыча.

1989

30 апреля. Нынче день моего рождения совпадает с… днём Пасхи Христовой.

12 мая. Либералы, донага раздевшие Сталина, провозгласившие “гласность”, “справедливость”, “сострадание”, ведут тайно-суетливую (а теперь уже и явную — в форме письма в ЦК) войну против А. И. Солженицына. Причин для того у них много, одна из них: боятся, что Солженицын покроет “детей Арбата” (их “честность” и “смелость”) плитой “Архипелага” и “Красного колеса”. Ещё не захватив в с ё, либералы у ж е творят новую несправедливость. И какая жестокость! Всё сейчас так, как в 20-е годы: захватить власть, а русскую интеллигенцию убрать с дороги.

Вот такое вечное “красное колесо” у либералов.

29 мая. Читаю “Окаянные дни” Бунина и сам живу словно в окаянных днях: кругом разложение. Что-то случится.

Ноябрь. Не пришли писатели на вечер памяти Ю. И. Селезнёва. Они не пришли (кроме тех, кто был в Москве на пленуме), видите ли, потому, что у нас в Союзе писателей раздор и их занесло на другую половину поля. И получается, что они через кого-то, кто отнял у них литературную власть в Краснодаре, мстят своему выдающемуся земляку, никогда им ничем не вредившему: то есть им наплевать на честь СП, хотя они только и говорят на собраниях о чести. Зато в Бюро пропаганды литературы они постоянно толпятся с вопросиком: нет путёвочки на выступление? Хапают по 20 путевок, едут в район, говорят о литературе, о её задачах, читают свои полуграмотные стихи и отрывки из романов, п р о п a г а н д и р у ю т культуру! Пропагандируют платно, каждое выступление — 18 рублей. А как же быть с пропагандой настоящей культуры? Критик Ю. И. Селезнёв — это и есть культура. Настоящая. Вечер его памяти — акция культуры. Если бы за присутствие на вечере платили по 18 рублей каждому, то все бы и прискакали? Выходит так*.

5 мая. Пересыпь. Здесь много-много дней провёл я в одиночестве; только матушка моя была рядом. Да, как много дней пробыли мы вместе в этой хатке и в зелёном дворе! А сколько приняли гостей! Накрывали на стол под орехом**.

…Иногда вспоминаю граждан Москвы, ездивших за сосисками в ФРГ. То одного, то другого. Оба богаты. Оба любят классиков. Жена одного раньше читала книги о Павле I и Александре, теперь с уст её не сходят имена Константина Борового и Генриха Стерлигова. На смену деревенской прозе пришла литература ресторанного жанра. О, Москва! Что от тебя осталось? И без того ты страдала в застойные годы от В., а нынче тебя согнули в дугу биржевики. Москва убила даже таких чистых людей, как о. Захарий, без вести пропавший. Великие книги померкли в Москве, долларовые счета в Цюрихе. А по русским городам хозяином разъезжает г-н Бейкер! Русские люди перестали посылать друг другу письма, потому что колбаса стоит 160 рублей, а конверт 40 копеек. К улицам Свердлова и Луначарского прибавилась улица Мандельштама. На двуглавого орла надели ельцинскую шапку. Конец света наступил.

10 сентября. Мы сейчас выглядим странно перед теми, кого совсем недавно боялись упоминать благочестивым тоном и кто нынче ничем нам не может ответить. Странной и очень запоздалой показалась бы им, навсегда закрывшим глаза на чужбине, наша похвала, даже пресмыкание, а то и зависть к их как бы романтической жизни вдали от родины (ах, эмигранты, осколки барской России, “рыцари тернового венца”, господа!). Сколько я прочёл статей о них и ни в одной не нашёл истинной жалости к ним, сочувствия и, может быть, разумной идеальной вины перед ними. Короче, сейчас мы — герои, из всех щелей тащим правду об эмиграции и спешим поклониться страданиям. Но поздно! И с этим восклицанием: “Поздно, поздно!” я беру каждую книгу, пришедшую оттуда в уже настежь открытые ворота.

1991

Ты делаешь вид, что выходишь из компании Бондарева и Распутина, ну и, конечно (я знаю о твоей ненависти), вытираешь ноги об А. Иванова и какого-нибудь провинциального писателя-дуролома, но на самом деле исторически ты уходишь от А. Хомякова и И. Киреевского, К. Леонтьева, К. Победоносцева, В. Розанова, И. Ильина, Б. Зайцева и И. Шмелёва. Кто исторически в вашей новой революционной организации? Масоны-декабристы, террористы-народовольцы и вся так называемая передовая философия и литература: от Чернышевского до А. Рыбакова. Вот куда ты попал. Ты оставил нас, “реакционных”, вечно виноватых рабов советского режима и обнял поэта-вертихвостку, написавшего вместо “Прощания с Матёрой” поэму “Братская ГЭС”. Или ты забыл, кто что писал и прославлял в то время, когда В. Белов опубликовал “Привычное дело”, а В. Распутин “Живи и помни”? Как же ты не можешь простить другу подпись под “Словом к народу” и прощаешь жуткие проклятия в адрес твоей России тем, кто теперь на тебя ссылается и хочет после учредительного раскольнического съезда выпить? Да не только выпить, а и поблагодарить с тонким мастерством за то, как ты “этого негодяя Распутина” отхлестал?! Что с тобой случилось, Виктор Петрович? Прости, но я думаю — виновато твоё безбожие. Ты в Бога веришь литературно, как-то от ума, хотя ты в своей жизни страдал столько, что душа твоя только в Боге и могла бы успокоиться, отсюда твоя постоянная остервенелость (да ещё у Б. Можаева), какая-то несвойственная русскому большому писателю страсть казнить всё по-большевистски и обретённая под шумок славы привычка в е щ а т ь, ничего уже не говорить в простоте, а только д л я н а р о д а, для переворота системы, мессиански. О, там, куда ты уходишь, большие мастера, тонкие стилисты, знатоки иностранных языков, гурманы тонких вин — не чета мне, например. И скажу без ехидства: там много талантов, да. Ну и конечно — почти все и н т е л л и г е н т ы. Но есть в них то, что на публике, в печати, надо, как говорится, доказывать и, значит, нарываться на беспощадное остроумное опровержение. Открывать полемику; но никакой полемики не нужно мне и другим, ибо в жизни человеческой порою самая сущая правда кажется выдумкой, если её надо произнести вслух. А между тем всё так ясно. Ясно мне это под звёздами в деревне, у себя дома, в городе; ясно, когда что-нибудь читаю родное; ясно, когда идёт это очередное покушение на Россию. Что же ясно? У нас немало писателей, которые не любят историческую Россию. Что ж тут доказывать? Я это знаю. Я их всех знаю по фамилиям. И ты это знаешь. Их много — много там, куда ты перешёл. И не надо ссылаться на перестройку, на номенклатурных писателей, на ГКЧП и проч. Россия погибает, и ты с Б. Можаевым оказался среди тех, кто ее не любит. Нам это ясно. По крайней мере твоим младшим братьям (В. Белову, В. Распутину, В. Крупину и др.). Мы тебя и вспоминаем всегда как родного старшего брата, а те только используют тебя.

1993

13 ноября. Теплоход “Тарас Шевченко” потащил нас вчера из Одессы к Стамбулу; полно знаменитостей (от Н. Гундаревой, П. Глебова до В. Астафьева и В. Солоухина). Мы с Потаниным устроились обедать за одним столом с В. Розовым и В. Солоухиным. На палубе, глядя на тёмную воду, Солоухин сказал: “Я хочу написать несколько плачей. Плач по Крыму, плач по Грузии, плач по Таджикистану, плач по… И, наконец, плач по России”*.

14 ноября. Проплыли мыс Суньон с храмом Посейдона. Шесть лет назад я был там и подобрал тяжёлый мраморный камень, который греки почему-то разрешили вывезти. Стояли справа с В. Солоухиным, он говорил о России, о распавшейся империи, о встрече с великим князем Владимиром Кирилловичем.

…А вечером команда теплохода “Тарас Шевченко” и Валерий Митрофанович Кузьмин (спонсор нашего плавания по Средиземноморью) устроили богатый ужин для греков, приехавших в Пирей из Афин. Греки пришли в гости к русским, но провели вечер в своём кругу, буквально не отрываясь от своей компании (были в основном преподаватели Афинского университета). Напились, наелись “на халяву”, натанцевались и ушли. Седой профессор чаще других пил водку. Как они все лезли с тарелками к столу, как просили без конца подлить ещё и ещё вина. Голодная упавшая Россия закатила на корабле пир богатой жадной Европе…

20 ноября. Тихо удалялась Александрия, и я жалел, что побыл так мало. В Египте у пирамид в Гизах и на базаре в Александрии раскрылся мне Восток, почувствовал я его неизменность, его вечную стихию. Я во всём провинциал. Наивность, удивление сопровождают меня в путешествии. Я как та бабка, которая попала из глухой деревни в город и вмиг присмирела. Сказали о яме на месте знаменитой Александрийской библиотеки, жаль было, будто сгорел твой дом. И когда отплывали, всё думал об этой яме, словно плакал по давно сгинувшей библиотеке (400 000 томов, кажется). В Пересыпи у меня есть книга Дойка, в кухоньке я и читал про таинственные манускрипты на Синае, про Александрийскую библиотеку и… страдал. Да, страдал: зачем всё на земле разрушается? отчего такая ненависть от самых времён Адама и Евы? Вот уже только полоска на горизонте, уже вода вокруг. Прощай, Александрия, прощай, тучный древний базар с торговцами, тянувшими меня за рукав (купи часы за десять долларов, купи за пять, купи за фунт). Прощай, песчаная земля. Уж больше я не окажусь здесь. Легко путешествуют писатели-либералы, читают лекции в Германии, летают в Израиль, в Америку. А меня кто ещё раз привезёт в Александрию? Потанин будет сидеть в своей Утятке, я в Пересыпи. Время наступает чужое, не для нас, “граждане мира” добыли себе челночную жизнь.

21 ноября. Вифлеем. 13 часов 30 минут. В церкви Рождества Христова. В яслях, где родился Христос, некоторые писатели (как раз те, которых носит по всему свету) стеснялись перекреститься и поцеловать святую пядь следов древности. На выходе из дверей храма я подобрал осколочек камня, подпиравшего лежавшую мраморную колонну. Может, камень мне послан? Почему его никто не трогал? И с каких пор он тут? Поцеловал его и положил в сумочку. Здесь всё святое.

В церкви Гроба Господня. В Кувуклию заходил вслед за В. Солоухиным. У Гроба Солоухин молился, потом упал на колени, положил руки на мраморный край. Я больше ничего не помню. Меня как ослепило, я не могу вспомнить детали, лампаду, помню только надтреснутую плиту Гроба… Неужели я там был? Был там, где падало на колени сонмище паломников, где молился Гоголь, венценосные особы, где в кротости необычайной молился в XI веке наш игумен Даниил и многие, многие… Если на все воля Господа, то что сия милость ко мне означает? А едва я вышел из храма Воскресения, как меня искусил сатана: увидев курившего писателя Битова, я тоже закурил. Господи, прости… Да и ещё потом к вечеру совершил я грех, но в нём не признаюсь…

25 ноября. Утро. Потанин приготовил чай. Сидим перед завтраком. За окном внизу белые гребешки волн. Завтра прощальный ужин. Зачем так быстро вернулись? Для нас с Потаниным, заграницы почти не видевшим, всё это как сон.

— Представим себе, как возвратились бы со Святой земли наши бабушки, как утром или вечером появились бы они на конце деревни, как кто-то увидел их первый, пока паломница приближалась к родной избе, кто-то уже передал новость, забежав в ограду, “встречайте! с Ерусалима гостья…”; как обнимала бы и плакала потерявшая её на целый год родня, как друг за дружкой поплелись во двор старики. Святая вода из Иордана стояла бы на столе много лет.

— А я ещё думаю и желал бы, чтобы на корабле нашем эти две недели плыли дети и внуки беженцев двадцатых годов, все эти бывшие харбинцы, все эти зарубежные русские из Аргентины, Америки, из Франции и Греции, чтобы корабль был полон ими. Они были бы мне интереснее наших знаменитостей — и Гундаревой, и Петра Глебова, и Клары Лучко, и прочих. Перевернул Ельцин строй, а к Руси не поворотился. Ты посмотри, кого тут только нет! А что в них русского? Те русские, о которых я помечтал, в столовой перед обедом молились бы, а уж тем более вернувшись от Гроба Господня. Эти же вели себя как после футбольного матча. В какую же Россию мы возвращаемся?

К вечеру, почитав “Книгу хожений”, вышел из каюты. Писано “неискусно, а просто о местах святых”, написано, кажется мне, одним кротким дыханием. Святые церкви, мощи, гробы, смоковницы и дубы у дороги, странники, монахи, жизнь, превращённая веками в ларец забвения. Выскочил наверх, а там вовсю бесится люд, весело дрыгается джаз Олега Лундстрема, грохот оркестровых тарелок, восторги меломанов, избранность другого рода; в баре дегустация вин, в телеокне ковбойский фильм, в каюте поют о казино. Везде какие-то лёгкие чужие люди…

…А за бортом тёмное море, чистота, тайна тысячелетий…

Плывём назад. Где моя Пересыпь? Чувствую, как там сейчас тихо во дворе и в огороде.

26 ноября. Стамбул. Шёл в Айя-Софию и вспоминал школьные учебники, карту и то, как “княгиня Ольга” приняла от греков крещение. И школа далеко-далеко, и ещё дальше тёмные века. Ну конечно, это счастье, Божья милость — ступить на камни, истёртые ногами святых и верующих, увидеть купол высокий, стены и приоткрыть дверцу загадки для детской души, внимавшей когда-то в сибирском углу учительнице с указкой в руке… А ничего не изменилось, стоял я возле Солоухина и Потанина в храме ребенком, безмерно смиренным перед незнаемым скрытым миром… какой-то Византии. “Да кто услышит (или прочтёт) о местах святых, устремился бы душою и воображением к этим святым местам и Богом будет приравнен к тем, кто совершил путешествие в эти места”.

1995

20 августа. Когда-нибудь, лет через семьдесят, дотошный историк будет искать записочки или расспрашивать глухого старца об этих днях. Патриарх больше не появится в наших местах. Четыре дня были историческими, но человек в своей душе не отмечает историю в то мгновение, когда всё проходит перед глазами. Он думает больше о своей участи в эти громкие минуты. Кто-то сопровождает, близко стоит возле патриарха, обедает с ним и складывает ладошки под благословение, едет за ним в машинах, подчёркивая всему остальному миру свою избранность и пренебрежение, кто-то идёт мимо с сумкой или сидит дома, ничего не зная. Мгновение повисло в воздухе, и всевидящее око ловит святое в шевелящейся суете людской.

Обыкновенное всегда наверху.

На трапезе в станице Новомышастовской я беспрерывно глядел на дьякона. Я знал его уже несколько лет. На Господни праздники (Рождество, Пасху) телевидение ставило в кафедральном соборе в Москве свои камеры, и патриарху всегда прислуживал маленький, скобочкой постриженный дьякон, без которого, кажется, некому было пропеть “Еще молимся господину нашему…”. Голос у него был оперный, и я как-то благодарно радовался, что Русь наша не скудеет народом, приблизившим свой талант к церкви, и думал с восхищением: какое же богатство было раньше! какие гении пели по храмам за много веков, и никогда мы их имён не узнаем! Дьякон был моим любимцем. И вот он нынче сидел передо мной наискосок за другим столом и брал с тарелки вилкой длинную рыбу. Наши взгляды ни разу не пересеклись. Он никого нас, домашних, не запомнил, как будто никого, кроме привычных князей церкви, вокруг и не было. Нас это не обижало: ведь мы добивались минуты посмотреть на них.

Они уезжали и чем-то были довольны. Умиротворённый, нежно розовеющий, в белом уборе на голове сидел патриарх. Я думаю, верующая старушка с палочкой, с вечера клавшая у подушки платок к встрече святейшего, или молодая мать, поднимавшая младенца и молча просившая коснуться его головки священной рукой, умерли бы от счастья, окажись на такой вот трапезе с тостами в честь патриарха и пением “многая лета”. Сбоку сиживала власть, не крестилась, но всё же сияла мягкостью и согласием. Власть тоже была чем-то довольна.

Губернатор пообещал патриархии земли под Геленджиком, на берегу моря.

…Между тем грустно было думать, что патриарх не посетил древнюю Тамань. К 1000-летию крещения Руси (в 1988 году) мы не смогли добиться, чтобы в память о преподобном Никоне была названа самая прибрежная улица его именем: “улица летописца Никона”. Как звучит! Впервые бы кто-то произносил его святое имя, писал на конверте. Нет! Не дано начальникам сочувствия истории. “В 1073 году великий же Никон удалился на остров Тмутороканский и, найдя чистое место у города, поселился там…”*.

А нынче святейший опять прибыл на Кубань и сразу же, ещё ничего не увидев, стал хвалить губернатора и дивиться, как много на Кубани “изменилось к лучшему”. И опять в Тамань не поехал. Она, эта святая земля, стлавшая свою пядь к ногам святого Андрея Первозванного (как утверждает предание), загажена богачами, строителями газового терминала, осквернена высокими каменными сараями “новых русских”, ресторанами для туристов и множеством торговых лавочек на самых древних угодьях и берегах. Там бы, у церкви Пресвятой Богородицы, и услышать от патриарха кроткие слова о Никоне, о его монастыре и о неприкосновенности исторического таинства. Не случилось. Патриарха повезли в Ф. Геленджик, в Дивноморск (назывался Фальшивый Геленджик), где открыли духовный центр со всеми угодьями и пляжами. Да простит мне Господь, но смолчать не смог. (Дек. 2005 г.)

1996

ТОРЖЕСТВО ПАМЯТИ (300-летие Кубанского казачьего войска).

Многие не дожили до этой великой и горькой даты. И когда в зале поднимутся на молитву, на исполнение гимна, а на другой день длинной чередой пройдутся по родовой улице Красной атаманы и чины казачьего войска, наверное, души небесные, старозаветные слетят с высоты и коснутся братских плеч, и сама земля, сокрывшая золотые косточки истории, ответит чуть стонущим тихим гулом. Была история, и какая! Надо её воскресить и продолжить. Хаты и речки, курганы и распаханные коши помнят всё. Да не сгинет и чуткость людская.

В торжественный час наконец-то раскрепощённая душа казачья должна светлой клятвой, трепетом сочувствия и любви поклониться тем, кто миссию свою на кубанской земле исполнил когда-то и благословил потомство на будущее. Благородное, отчаянное чувство ведёт всегда человека на смелые дела и подвиги. Медный запорожец в Тамани стережёт в добрые дни и в историческое ненастье славу и гордость черноморскую. Пусть последуют казаки за великими тенями, мысленно выйдут с ними из Запорожья, пристанут на чаёчках и с обозами в Тамани и на Ейской косе, привяжут коней в дубовых рощах будущего Екатеринодара, поживут в землянках, помолятся в первых церквах и постоят на ветру на вышках возле реки Кубани и в степи, пусть переживут с ними все бои и походы, разорение станиц, представят ещё раз, как покидали их родичи хаты и перебирались за море на вечную разлуку, — тогда в скрыне душевной не истлеет верность заветам праотцев и дети нашего дня с умилением и упрямством возблагодарят отцов за мужество в конце XX века*.

1998

10 августа (Новосибирск). Если от нашей улицы идти на восток, то с поперечной улицы Станиславского начинается многоэтажный соцгородок (так называли до войны и после), и туда, если не привозили хлеб на наш край, матушка посылала меня утречком в магазин. Теперь у белого дома, отличающегося от других, я вспомнил… 1946 год. Стою в очереди, а по радио передают, что умер М. И. Калинин, всесоюзный староста. Многое забыл, а это не стёрлось. Наверное, потому, что в простонародье, среди которого я жил, Калинин (благодаря пропаганде) считался… “как родной”. Этакий домашний дедушка, старенький, бородка клинышком. Умер. Жалко было. Принёс домой две булки хлеба, сказал матери: “Передали: Калинин умер”. А уж его теперь совсем забыли. Как в воду канул. Надо было успеть занять очередь, хлеба мало пекли, и в этой очереди стоит мальчик с авоськой и не знает ещё, о чём и когда он будет вспоминать. Почему-то у этого магазина я ощутил потерю Кривощёково так же сильно, как у своего дома на улице Озёрной. Как же это поверить теперь в то, что я жил когда-то в Кривощёкове?

2000

20 августа. Страницы воспоминаний И. Одоевцевой об Адамовиче Г. В., о Бунине (особенно) полны жеманства, беллетризованного вранья, пустоты и неталантливости. Когда она жила там, в Париже, книжники вздыхали по её мемуарам “На берегах Невы” и “На берегах Сены”. В перестройку она переехала, её окружили жадные поклонницы; говорят, хорошо обобрали её, она умерла. Одно только слово “эмиграция” добавляло шарма, тайны, возвышало как-то. А ничего! ничего в Одоевцевой нет такого, чтобы ахать и рукоплескать. У нас, при “проклятом тоталитаризме”, женщины в литературе писали не хуже.

31 августа. Лежу, а душа тянется вниз вдоль Кубани — к Темрюку, Пересыпи, потом к Тамани и к хутору под Варениковской. Долго лежишь и впитываешь своё желание оказаться там поскорее, ходить там, ночевать, забывать и этот город со всеми услугами, и квартиру, и диван..

2002

8 марта. Народному артисту СССР Евг. С. Матвееву 80 лет. Жизнь есть сон. Новосибирск, театр “Красный факел”, спектакли “Мещане”, “Вей, ветерок”. Тридцатилетний, в пальто с каракулевым воротником, в каракулевой шапке стоит он после прощального спектакля у выхода из клуба им. Клары Цеткин в Кривощёкове (на левобережье), терпеливо выслушивает щебечущих поклонниц, уезжает в Малый театр навсегда. Вчера в газете “Труд-7” его суетливое интервью; оправдывается, что был членом партии, верил в социализм (“обманывался”)… Играл М. Нагульнова в фильме “Поднятая целина”, Л. Брежнева, жаждал выцарапать звание Героя Социалистического Труда, и вот… “обманывался”… Оказался наш бывший новосибирец… милым ничтожеством. Они, популярные, народные артисты, почти все оказались такими. Даже Нонна Мордюкова. Народная-распронародная.

Во всех энциклопедиях название моего романа пишется так: “Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж”. В редакции подзаголовок поставили наверх. “В ЦК кто-нибудь сообщит, роман зарежут”. В ЦК было уже не до моего романа, шёл 1987 год. Как мельтешили в журналах, в издательствах “Молодая гвардия”, “Современник”, боялись “белогвардейщины”. В 84-м году из “Молодой гвардии” стыдливо прислали рецензию и рукопись. “Почему в романе, призванном помянуть “доброй строкой”, реабилитировать казачество, поведать о человеческом благородстве, автор, не скупясь на подробности, рассказывает о верноподданной службе казаков в “Его Величества Собственном конвое”, о бегстве их в эмиграцию, но ни слова об участии кубанских казаков в Великой Отечественной войне? О Ленине — в революционные годы! — единственное упоминание в разговоре Попсуйшапки и Угнивенко. А когда “всё рухнуло”, много раз рефреном автор повторяет: “Так проходит слава земная”, о них, о казаках, что служили в “собственном его величества конвое”! И говорит о них под знаком герценовских слов о “благородных прошедших”. Согласиться с этим невозможно” (Г. Езерская).

Наверное, и она где-то в Москве проклинает теперь советскую власть, тоталитаризм, Сталина.

Крупный историк Аполлон Кузмин, профессор, измотал меня “революционным подходом”. Казалось бы, он-то, русофил, понимал, ч т о случилось в 17-м году. “В романе нет борьбы идей, нет ничего такого, без чего невозможны революции… Октябрь 1917 г. из романа исчез… Немногим выразительнее представлена и гражданская война. Герои живут какой-то уж слишком растительной жизнью… Нет связи времён, ни связи поколений… Как быть с сюжетом Конвоя Его императорского величества?”. ЦК писали с большой буквы, Император, Величество — с маленькой. А уж на Кубани кое-кто заготовил классовые фразы похлеще… Господь поберёг меня.

Теперь в кругах интеллигенции три четверти — антисоветчики.

13 марта. Читаю письма Пушкина, примечания к ним, письма Ив. Ильина и тоже примечания, или ещё что-то такое, закрываю на сон грядущий страницу, и само собой скажется, со вздохом вылетает: “Нет никого!”.

24 июля. Как не вспомнить нищего Бунина в старости в Париже? Получил отпускные, то есть всё ту же зарплату да “лечебные”, и на эти деньги надо прожить два месяца — за сентябрь зарплату выдадут лишь в начале октября. Илюша пойдёт в школу, а 2 августа у него день рождения. На всё нужны деньги. На жизнь Настиной семьи, на устройство газовой установки в сарае. Ещё много неустройства в Пересыпи. Никогда после войны человек не жил в такой тревоге за завтрашний день. И самый скромный и неплодовитый писатель не боялся пропасть в нищете.

23 октября. Скупаю газеты со статьями, посвящёнными 70-летию В. И. Белова. В “Парламентской газете” В. Распутин о нём. Лучше всех. В “Российской газете” ширяют Василия Ивановича ежовыми словами, перевирают. При советской власти долго не давали ему Государственной премии, оттягивали. Многие нынешние демократы, отрицающие “сталинский Союз писателей”, рвались к премии наперегонки. А я не поехал. Звонили из областной администрации, оплачивали поездку. Теперь я никуда не езжу. Всё! Как в 62-63-м годах под Анапой: сижу в глуши. Досадно и обидно, хожу к врачам. Эндокринолог советует лечь в больницу. В то самое время, наверно (в 63-м), и там же (под Анапой) прочитал я в “Нашем современнике” (тогда альманахе) повесть В. Белова “Деревня Бердяйка”. Удивлялся, что “люди что-то пишут”, печатаются. А потом и мне повезло. И этот самый В. Белов на юбилей зовёт. А я сижу. И неужели я так и застряну в мещанском городишке? В Вологде собралась Русь, многих бы увидел родных собратьев. Сижу, горюю.

2003

9 августа. К 210-летию Екатеринодара переиздали в роскошном виде “Наш маленький Париж”. А меня не оставляет мечта о написании п p и л о ж е н и я к роману. Она зародилась в 1990 году после встречи в Америке с русскими. Не продолжение написать, а приложение. Хотя кто-то может перейти из романа и в это повествование: автор, ну и, например, Лисевицкий. Роман заканчивается 82-м годом; хочется оставить след современного города. Счастье — это уже сама жизнь, наша единственная жизнь, век человеческий; постоянное ощущение этого дара Божьего должно внушать тебе поведение благородное, доброе, смиренное. Славить жизнь, несмотря на то, что к ней прибавляются печаль, безысходность из-за всяких государственных переворотов, катаклизмов и всяких общественных несчастий…

2004

Февраль. “Ну напиши, — уговаривал я его много раз. — У тебя так вкусно дышит текст. Такой хороший слог. Ты всё чувствуешь и толкуешь по-русски. Нельзя, чтобы бумага так долго терпела графоманов. И есть что защищать. Смотри, эти волы пишут только для того, чтобы печататься и ходить потом на рынок за сметаной из станицы Елизаветинской и за салом из станицы Каневской. Кто скажет русскому человеку то, что надо сейчас сказать?”.

“Надо взяться”, — говорил он.

И ничего не писал. Скупал книги, слушал радио, торчал у телевизора, на следующий день в конторе сочно и толково комментировал и ехидно повторял рулады “проходимцев демократии” и… ничего не писал.

……………………………………………………………………………………………………..

— Ну напиши, — умолял я тоже не раз по телефону московского златоуста, дамского угодника, застольного гостя, — напиши про встречи. И того ты знал, и с тем часто обедал, а с тем рядом жил, тот тебе письма писал. А парижская переписка? Напиши-и. Ну напиши, как у тебя книги воровали эмигрантские. Первую строчку дарю: “Как много у меня пропало чудесных редких книг!”. А что говорил Твардовский на последнем заседании редсовета по случаю выхода 9-го тома Бунина? Уже не помнишь? Да ещё недавно, ну, лет десять назад, ты цитировал Твардовского: эх, запишу как-нибудь. Дай мне слово, что напишешь, а мы в журнале напечатаем. Договорились? А дочь Куприна, а Л. Любимов… А в Париже ты заходил к сестре Иоанна Сан-Францисского — З. Шаховской, ну я тебя прошу, ну напиши, что ли!

— Я уже начал писать. — И ничего не пишет.

— Напиши побольше про бабушку свою двоеданку, — прошу в гостинице в Москве своего сибирского друга, — про деревню, но с вековой колокольни, про то, как сибиряки жили, никто ж ничего не знает… Леса, снега, холод, одиночество, “лёгкий бег саней…”. Ну, сам знаешь! Буду первым благодарным читателем и дам тебе Таманскую премию (ещё не учреждали). Ты с матушкой сидишь в деревенском доме своём, с Люсей, и спрашиваешь о чём-то. Это начало.

— Да деревня умирает… Уже казах стоит на въезде (ты видел) и требует плату за переправу по мосту.

Много ли писателей, которых я попросил бы написать о том, что мне было бы интересно узнать от них? Да нет! Немного.

Март. Москвичам (писателям) не понять, с какой тоскою (и даже ноющей болью) выходит бывалый провинциальный литератор (старый член Союза) из метро “Парк культуры”, касается плечом узорчатой церкви в Хамовниках, почти здоровается с ней как с родной, надолго им оставленной, переходит широкую дорогу и левой стороной, мимо знакомых, переменивших профиль магазинов идёт, с каждым шагом всё тучнее наполняемый воспоминаниями, к дворянскому особняку с колоннами, куда с Софийской набережной перевёз Союз писателей России Л. С. Соболев и через недолгий срок передал его С. В. Михалкову. Грусть моя, чувство какой-то потери, сознание невозвратимости былого (проклятого теми, кто ещё недавно его восхвалял) ничуть, наверно, не уступают прощальному настроению господ и достойных русских людей после переворота 17-го и “гражданской войны”. “В гостиницах “Россия” и “Москва” бесплатно жили, за соцреализм свой благами пользовались, Виктор Иванович, — писал мне и кричал при встрече неплохой журналист-москвич. — Тоскуете по совковой жизни?”. Да не бесплатные гостиницы я вспоминаю с благодарностью (хотя благодарю, конечно, и за это); вспоминаю я стройную жизнь, хлебосольный мир литературы, муравейное товарищество, встречи с дальними собратьями. Всё кончилось.

……………………………………………………………………………………………………………

Март. Сейчас мода не нумеровать тома, а выпускать под заголовками. И вот череда томов Ю. Нагибина. Нету таких же томов Ф. Абрамова, В. Белова, Евг. Носова. Нагибин — насквозь книжный, мертвый писатель, а к концу жизни ещё и похабный. Всё время возбуждают громкие разговоры о ксенофобии, шовинизме, между тем именно в книжных магазинах чувствуешь острее, как программно, до минимума, сведены издания национальной русской литературы. И. Бродского, С. Довлатова, американца Ирвина Шоу и перепечатывают в разных вариациях, насильно расталкивают по всем городам. Русское на своей земле терпит крах. Когда входишь в Москве в магазины православные, Русь снова открывается перед тобой. Русь, Русь! Родина, заветная, дыхание чувствуешь тотчас. И зайди на Мясницкой в “Глобус”, на Арбате в Дом книги — ощущение космополиса, чертовщины. И хватают, хватают мемуары Билла Клинтона, биографии Маргарет Тэтчер, Черчилля и проч. А русского мало, и оно скорбно лежит. У кого денег нет, а кто уже и перестал быть русским.

И сказали мне издатели “Современника”, что книги В. Солоухина, Е. Носова. Ф. Абрамова московские крупные магазины не берут.

Неужели Улицкая, Устинова выше?

Все полки забиты их упражнениями.

Евреи берегут друг друга.

…Все эти мои записи — тошное свидетельство того, в каком болоте я бултыхался, чему сопротивлялся и как мало было у меня здесь уголков, где бы я отводил душу. Гораздо беспечнее, забывчивее покоилась бы душа моя в Новосибирске, во Пскове… В Москву я рвался переменить настроение, насытиться умными беседами, отлучиться от самого себя, заунывного провинциала…

Каждый раз, когда я, перебирая на полках книги, наткнусь на том Л. Н. Толстого с повестью “Два гусара”, непременно раскрою ту страницу с заголовком, пробегу глазами хоть несколько строк, полистаю дальше, а чаще всего отложу томик и в этот же день снова примусь наслаждаться этой непризнанной критиками и историками литературы повестью молодого Льва. Произведение искусства! Простое, изящное, игривое. Да греет душу ещё то, что первая часть — о пушкинском времени; и вся-то вещица какая-то пушкинская, лёгкая, непосредственная. Не надо слишком мудрить, полнее надо вдыхать жизнь, писать без натуги. Написал это, поднялся и разыскал на полке том 1927 года, изданный в Риге русскими эмигрантами; купил в Риге в букинистическом магазине за 1 рубль 50 копеек в 1971 году, когда ездил в Дубулты в Дом творчества. Орфография старая, царского времени. Любили больше всего ездить в Прибалтику писатели, которые потом пошли за Ельциным; они ждали этого дня сокрушения государственных основ. Ну, это не касается, слава Богу, “Двух гусаров”. Было это при великом государе Николае Павловиче I.

Ноябрь. На фоне легкомысленного, можно сказать, пустого рассказа А. Н. Толстого “Катенька” каким мёртвым стилистом показался И. А. Бунин в рассказе “Заря всю ночь”. Эти рассказы помещены в одном сборнике, и соседство это не на руку Бунину. Вдруг согласишься с теми, кто утверждает, что у Бунина “слишком много литературы”.

Декабрь. “Сибирь вам полностью заменила Кубань, хотелось бы уже почитать о Сибири”, — написала мне одна женщина. Что ж… святая правда: на бумаге я позабыл Сибирь, хотя всегда вспоминаю её и тоскую по первому дому. Не проходит дня, чтобы я не мелькнул мысленно по своей улице Озерной. Мешают мне нервотрёпки из-за журнала “РК”. О Кривощёкове надо писать поэму в прозе. Только. Но способен ли я? Всегда мне говорили, что я пишу стихи, хотя это проза. Чтобы написать о нашей окраине, нужно почувствовать мелодию. Без неё и приниматься не стоит. “Увидеть Париж и умереть”. Мне уже не до Парижа. Навестить матушкину деревню под Бутурлиновкой, дописать “Когда же мы встретимся?”, “Одинокие вечера в Пересыпи” — и хватит.

В 1957 году зачем-то запрашивал адреса Паустовского, М. Куприной-Иорданской, Н. Д. Телешова, М. П. Чеховой, Е. А. и А. А. Есениных, П. Чагина, Е. П. Пешковой. Странная, наивная младенческая наглость. Ещё более странно, что журналы и всякие прочие культурные ведомства отвечали совершенно неизвестному человеку, быть может, вору и бандиту, графоману. Дико теперь читать в блокноте: “Связаться с К. Паустовским”. Слово-то какое: связаться! Уж никого нет на свете. Сестра Есенина Александра Александровна жила на Хорошёвском шоссе, дом 29, кв. 14. Там, на этом шоссе, в издательстве “Современник” переиздали недавно “Наш маленький Париж”, и я по этой улице шёл пешком от метро “Беговая”. А вот адрес К. Г. Паустовского: Котельническая набережная, 1/15, кор. “В”, кв. 83. В самом деле, какие наивные времена! Сколько детского в душе! Вспоминается, как читал книги, как всему верил. Умер бы от счастья, если бы увидел сестру Есенина. А через 10 лет сидел в квартире Екатерины Александровны, разговаривал и после этого ничего не записал (две строчки какие-то). Отчего так? Этот листочек в блокноте, строчки с адресами… запечатлели меня навеки… для меня же, удручённого жизнью и запатентованного званиями и наградами… запечатлели одинокую сиротливую душу мою в первые годы жизни на юге. Хотел бы очутиться таким же неискушённым и… всё-всё записать, каждую почти минуту. Ещё записывал: “Торжок, Калининская область, могила А. П. Керн”. Всё было далеко и недоступно. Какое это было счастье — всё открывать впервые и заранее благодарить Бога, если он пошлёт тебе то-то и то-то.

…Мы присутствуем при гибели кубанской писательской организации. Никогда уже не будет Союза писателей, в который мы вступали 20, 30, 40 лет назад, и не будет не только потому, что “история не повторяется”, а по причине более примитивной и безнравственной: его уничтожили… не-писатели, пролезшие на территорию литературы в годы погибели великой державы. Не будет даже того Союза писателей, который во время знаменитого раскола в 1991-1992 годах определил себя как русский патриотический остров, не желающий участвовать в разрушении родной культуры, в глумлении над родной историей и в презрении к вековой империи. Всё забыто теми, кто пролез в Союз писателей ради обывательского процветания в разлагающемся времени. Русский патриотизм замаран грязными душонками графоманов, а чиновники никак не поймут, что катастрофический кризис в местном отделении Союза писателей России лишний раз подчёркивает глубокий кризис той ветви власти, которая слабовольно поощряла гниение литературной среды многолетней поддержкой самых профессионально непригодных и подлых, полным равнодушием к качеству культуры в целом. Невероятная деградация и равнодушие высокооплачиваемых чиновников от культуры слились с нравственным и творческим падением случайной литературной братии. При строгой обеспокоенной власти такого гадкого разгула графоманов возникнуть не могло. НО! НИКТО НИЧЕГО НЕ ЧИТАЕТ, НЕ АНАЛИЗИРУЕТ, НЕ ДОКЛАДЫВАЕТ ПРАВДИВО ВЫСОКОМУ НАЧАЛЬСТВУ. Между тем позор разрастается, и скандал грозит престижу самой Кубани, которую, как известно, генерал В. Казанцев и И. Кобзон провозгласили “центром духовности” всего Южного региона России.

2005

Многое, когда-то важное, трогательное, значимое для тебя в тот миг, пропадает совсем, исчезает из памяти начисто. Даже записанное (правда, второпях), оно не воскресает живым и тёплым; так, что-то смутное, уже не греющее.

“Потом мы ходили с ним на горку, рвали кизил, калину и зашли в один домик, что видится из хутора, и поговорили с хозяйкой, муж которой пас корову далеко на лугу. И говорили, говорили о тех, кого нет с нами…”.

Это друг ко мне приезжал, я был так рад, так рад, ведь жил одиноко и плачевно. Я ему был так благодарен! (И т. д. …)

…И вот совсем забыл!

27 января. Вот эти “записи перед сном” — скучнейшее чтение. Я вспоминаю последние тома собрания сочинений разных писателей-классиков, они всегда лежали в продаже уценённые: письма, статьи, дневники. Эта литература считается скучной. Хотя для нашего брата-писателя это очень занимательные страницы! И вот я записываю, а как-нибудь найду в блокнотиках своих столбцы авторов и названий их книг (которые нужно прочитать), и становится не по себе: зачем пишу? какие имена, какие умы, и то как будто надоели всем. А ты? Время пройдёт, опять пишешь… По записям в блокнотах (что прочесть, что купить, что достать) вспоминаю теперь, что даже мысли не было о том, что, возможно, сам займусь сочинительством. Боялся писателей! Но как начинаешь тихо любить самого себя в молодости, неискушённого, наивного, ещё не разбирающегося в путанице идей, в тайнах литературных отношений, да и в тонкостях романов и статей порою, очень доверчивого ко всему миру искусства, где (думаешь и веришь) всё свято, драгоценно, где столько недосягаемых талантов, и ты ревнуешь их чисто, возвышенно, ты рад им, ничего не требуешь, только пишешь на страничке, ставя сбоку слов восклицательные знаки: “В 59-м году выйдут книги В. Гиляровского “На грани двух веков”, “На жизненной дороге”…

В 1960 году в журнале “Октябрь”: А. Ахматова “Поздняя проза Пушкина”. Очень много выписывал, хотел чему-то научиться хорошему, перенять даже то, что будет не под силу (не та природа, не та натура). Иногда восклицаю: неужели всё это выписывал я?! Неужели я всего этого хотел, к этому стремился, а вот этого и этого боялся? “Жизнь начинается на пороге тайны” (С. Цвейг). Неужели я над этими словами хмурил лоб в двадцать лет? И это я хотел побывать в Париже и вспомнить там слова О. Бальзака: “В Париже, чтобы хорошо знать всё, что творится вокруг, не следует спать по ночам”. Я там не был и по сию пору. И это я довольно беспечно выписывал мудрости Екклезиаста: “…О тех, кто был, не помнит никто; следовательно, и о тех, кто будет позже, помнить не будут”. Через 35 лет я напишу об этом в романе “Наш маленький Париж”… без помощи Екклезиаста, потому что сам всё почувствую в дальнем времени и вокруг нынешних дней. И неужели я предчувствовал это: “В деревне хочется столицы, в столице хочется глуши” (И. Северянин)? А зачем я выписал монолог князя Андрея Болконского: “Никогда не женитесь, мой друг…”. Ах, оказывается, я боялся, что “пропадёт всё, что в тебе есть хорошего и высокого”. Выписал и забыл, женился и жил, и уж в 26 лет, как князь Андрей, до этой мудрости не додумался. И, наконец, я, выросший в городе (хотя и на его окраине), почему-то громко подпевал И. С. Тургеневу: “О, довольство, покой, избыток русской вольной деревни! О, тишь и благодать!”.

3 марта. Когда душа просит, я беру “Наш современник” и иду на затон читать “Таню” Бунина. В какой раз! “Она служила горничной у его родственницы, мелкой помещицы Казаковой, ей шёл семнадцатый год, она была невелика ростом, что особенно было заметно, когда она, мягко виляя юбкой и…”. Какая музыка с первых строк!

20 апреля. Шолохов вырастил меня. С 19 лет я опирался на его книги, сверял с ними своё отношение к жизни. Увидел в Союзе писателей его сына, Михаила Михайловича, скромного, похожего на отца, и… удивился тому, что пожимаю его руку: так для меня всё… легендарно. Поговорили о том о сём. Я стеснялся его.

…А вечером в гостинице “Москва” отдыхал со счастливым Н. Доризо, песни которого и я пою с удовольствием, добрым, ласковым ко мне, под рюмочку расточавшим ласки в мой адрес: “Мне нравится этот человек”, “Я люблю этого человека” — и наконец: “Я написал первую строчку о его романе: “За эту фамилию надо дорого платить, а она досталась ему бесплатно: Попсуйшапка”.

22 апреля. (Пересыпь). …В блокноте 61-го года дорога мне как реликвия одна запись: я пришёл на почту к окошку “до востребования” получить бандероль с книгой В. Н. Буниной-Муромцевой, и, видно, долго я (уж не помню) торчал за столиком, разворачивал, читал дарственную надпись, млел и гордился, а рядышком “поразила меня старушка, согнувшаяся над письмом, сама сосредоточенность, само забвение. Руки сухие, со взбухшими жилками, руки, как лапки мелкой птички. Губы тонкие, собраны в узкую морщинку. Она писала, и я подглядел: “Дорогие мои четверо, любимые, здоровы вы все? Как хочется, чтобы вы были здоровы. Любимая моя Лизавета Сергеевна!”. И потом она, пока я тайно вздыхал над книгой, начала другое письмо: “Дорогой мой…”. По этим словам я заключил, что это очень кроткая и ласковая старушка, и возможно, такая кроткая любовь к ближним не только от природной доброты, но и от одиночества. Одета бедно, но чувствовалось, что она и книги читает хорошие. Я её запомню, она и знать не будет”.

В самом деле, я, наверное, её только и помню через сорок лет. Какая-то Лизавета Сергеевна. Тоже, наверное, нет на земле. Даже мелькнувшие искрой люди входят в историю твоей жизни. И связала с хрупкой русской бабушкой книга Веры Николаевны и посылка от Вячеславова. Может, эта старушка была кубанской казачкой из офицерского рода и рассказала бы мне (случись такое) о Екатеринодаре столько, что я уже тогда бы пожелал мечтать о романе “Наш маленький Париж”. Кто знает. В ту пору замшелых, щирых казаков ещё было достаточно. Так вот в блокноте повисло вещее мгновение. Я даже помню, что после почты я перебирал вечером в общежитии листочки романа и ещё раз приник вниманием к словам классика, подчёркнутым ранее: “…вот о спинах, о калошах надо писать, а не о какой-то там социальной несправедливости…”.

4 июля. Почему не записывал…

Да, горько жалею: почему, почему не заставил себя написать хоть строчку о том, о том и о том.

О чём? Утраты каких дней, каких мгновений особенно жалко? Неужели это предчувствие зрелой старости? Неужели это прощальные сожаления? Впереди была вся жизнь, а я будто ничем настоящим не дорожил и даже не помышлял об утратах, которые ринутся на мою душу в оные дни.

……………………………………………………………………………………………………………

Иногда из Витязево заезжал приветливый грек Ф. И., рассказывал мне, сколько раз в неделю летают самолёты из Анапы в Афины, и я тайно завидовал счастливчикам, порхающим над морями и проливами к мраморным колоннам и пустующим под небом амфитеатрам древности, доставал из шкафа том Диогена Лаэртского и перелистывал страницы о Солоне, Анахарсисе, Анаксагоре, Сократе, Ксенофонте, Деметрии Фалерском и др. В сияющий солнечный день наша Пересыпь, Сенная, Тамань и все приморские холмы и дороги перекликаются с Элладой родственным эхом. Самолёты летают два раза в неделю, но я уже никогда не спущусь на камни Афин, Коринфа, Мегар, не поплыву к островам Эгина, Порос, Гидра. Меня будут звать рекламы в газетах, зависть к путешественникам, мечта пожить как-нибудь вблизи мыса Суньон или в Дельфах месяц-другой, но я не поеду, даже на святой Афон не ступлю: поздно, нет времени даже на Сибирь. “Жизнь, говорил он, — читаю у Диогена Лаэртского, — Бианте надо размеривать так, будто жить тебе осталось и мало, и много…”. Уже мне мало осталось, и я не успею навестить места, упущенные в молодости. В Стамбуле в Айя-Софии ещё раз постоять бы. Летней ночью побыть бы в Тригорском и Михайловском ещё раз. В Ясную Поляну зачастил я с некоторых пор и хотел бы пожить зимой поблизости от Ясной — в селе Малое Пирогово или в Никольско-Вяземском. Да и от зимнего есенинского Константинова не отказался бы. К старости тянет ступать по своим следам, повторять свою же жизнь, нечему больше удивляться, усталость душевная ищет обольщения в том, что прошло. И книги новых авторов не так интересны, как всё то любимое, что давно прочитал. Хочется перелистать, изумиться своим подчёркиваниям, затаившимся в числах мгновениям.

5 июля. Как хорошо я жил! Шёл из магазина мимо клуба, на перекрёстке переждал, пока с двух дорог пройдут машины из Ахтанизовской и со стороны Сенной, и вдруг издалека мелькнуло время, когда я жил здесь подолгу, писал, гулял с палочкой по берегу; так это кольнуло болью утраты; всё переменилось, и я только и могу повторять: как хорошо я жил! Матушка вставала раньше меня, кормила курочек, шла в магазин; проснёшься — и всё как в Сибири: её нет, солнышко поднимается выше, нету её и нету, вдруг послышится её голос у ворот, то с соседкой напоследок перекликается, то выговаривает что-то собаке, не так встречавшей её, — пришла матушка, несёт в сумке хлебушек, молоко, опустошает сумку, скажет: “Купила штапелю, а тебе платочек и носки… Ты позавтракал? Я быстренько…”. И она быстренько что-нибудь приготовит, и мы садимся завтракать, матушка расскажет, что болтали женщины в магазине в очереди, иногда виновато всколыхнется: “Опять крёстной не написала, ещё с вечера себе наказывала: как встану, напишу… Она там серчает…”. В плохую погоду я раскладываю бумаги сразу, а в хорошую прогуляюсь ненадолго вдоль берега (до гирла или на запад, к мыску), что-нибудь тут же, если сверкнёт, запишу в блокнотик, но чаще всего вспоминаю всех, всех, удалённых от меня верстами, обо мне в те минуты не думающих. Да, как чудесно жил под треск ракушек под ногами, под концерты лягушек за огородом, под Большой Медведицей над воротами! Как ещё бесконечно, невидимо стлались сроки жизни…

Но двадцать пять лет пролетели как миг.

11 июля. Почему атаман Громов послал в Америку описывать регалии какого-то коммунистического профессора? Рассчитывал ли он на то, что там неполноценные остатки казачества и нечего с ними чикаться? Или ему некого больше послать? Наверное, некого, потому что другие против него. Против казаки, не предавшие древности ничем. Атаман, до сих пор не посмевший укрепить на стене в Раде (а уж у себя в кабинете — упаси Бог) портрет генерала Шкуро, не может заслужить уважения казаков, не забывших, как уходило с Кубани казачье войско в 20-м году к Новороссийску и уплывало через Босфор навсегда. Их немного, верных истории казаков, но всё-таки… За ними правда истории, её слезы, стенания, последнее рыцарство. На что рассчитывал атаман, выпрашивая у казаков в Америке знамёна, царские грамоты, перначи?.. Был же он на русском кладбище в штате Нью-Джерси, видел казачьи могилы с крестами, памятник… и застыдился ли потихоньку, в каком состоянии старинное кладбище в непереименованном Краснодаре? Оно испоганено, засорено, разграблено давно, но за пятнадцать лет так называемого возрождения казачества возмутился ли атаман громко и сильно хоть раз, вывел ли с помощью громады власть на допрос, прокричал ли: до каких же пор вы будете равнодушно взирать на наши скорбные святыни?! В речах своих с трибуны по случаю разных годовщин и юбилеев назвал ли атаман фамилию хоть одного досточтимого предка, хоть одного героя-пластуна, хоть одного георгиевского кавалера? Хоть одного славного наказного атамана? “Наши предки” — вот и всё. Простой плотник, наверняка не прочитавший столько книг, сколько Громов, на целых шестьдесят лет расставшийся с родимой кубанской землёй, ещё не выпустивший атаманскую булаву на чужбине из своих рук, да, простой плотник духом отцов своих и чутьём своим проникся сознанием, что на Кубани ещё нету почвы, нету скрыни родной, старозаветной для хранения многострадальных регалий и подниматься им в путь-дороженьку через океан… ещё рано. Сам Господь Бог видит всю неправду в отношении к казачьей истории. Политическая минута не станет вечностью былого в городе, население которого не желает вернуть ему первое имя — Екатеринодар. Статуя Ленина сторожит переродившийся город — куда бы эту статую ни перенесли. Поклонников Ленина, Троцкого, Дзержинского и Ем. Ярославского в городе больше, чем ревнителей Захарии Чепиги, Фёдора Бурсака, Якова Кухаренко, Михаила Бабыча. Утекли воды родниковые, заросли кугой беспамятства уголки; изуродованы крыши и крылечки екатеринодарских особняков, не названы именами основателей улицы, не изданы вековые книги и т. п. Воля губернатора может преодолеть советскую инерцию, содрать красную вывеску, но чужаки, понаехавшие ради морских купаний, мягкого климата, пахучих садов, не почувствуют то, что полвека хранит в душе в Америке плотник Певнев со товарищи и что унесли с собою в могилы казаки, пережившие несчастье разлуки с ненькой-Кубанью… Трагедия длится долго, дотянулась аж до сего дня. Даже страшно замечать, какое переродившееся племя улюлюкает вслед тем, кто кланяется старине, и как этому племени подшепётывает уже беззубое, но мрачно-злобное, якобы идейное семейство учёных, полуучёных, отставных приезжих генералов, всяких партийных дамочек и вечно продажных журналистов.

В эти летние дни молнией сверкнула, случилась на мгновение гражданская война без стрельбы на улицах. И всё те же знакомые типы вылезли на бруствер и (трусовато) на подоконник. Что за типы? Явные недруги всего русского, кубанского, казачьего. Они не могут открыто закричать: “Ах, как я ненавижу всё казачье, всё их старое гнездо!”. Заблудившиеся, порою очень хорошие, очень даже милые “наши люди”, у которых советская история вытравила национальное чувство. Не последнее место занимают коммунисты-ленинцы, которые почему-то спрятались, когда надо было в 91-м году защищать советскую власть. Коммунисты не стесняются своей злой малограмотности, провозглашают русских царей тиранами, и в ненависти к родословной самой России удивительно смыкаются с теми, кто Россию ненавидит… натурально. Ещё надо сказать о демагогических патриотах: у этих крики о России почему-то всегда тайно связаны с мыслями о партийно-служебной карьере. А как не прославить выродков?! Они пролезли на учёные кафедры (“всё прочитали и ничего не поняли”), в музеи, в пресс-службы высоких правителей, в газеты и на телевидение и, блудя, возражая против кого-то и чего-то, не понимают, что выступают… против себя, губят своё, живут с внушённым им поруганием всего заветного на родине. С выродками даже, пожалуй, тяжелее всего; их ничто не исправит. И ещё есть равнодушные, которым “всё до лампочки”. Они могут быть хорошими мастерами, хозяевами. Они никого не обижают. Но и не защитят… никого. Они в измученной стране… “просто живут, и всё”. И они… не понимают, “из-за чего весь этот сыр-бор”. Таких много. Они-то и создают мнение, что… Россия никому не нужна. И уж как не сказать о немногочисленных лицах, которые говорят “нет” явлению, ситуации, исторической фигуре только потому, что им давно ненавистны персоны, которые говорят “да”.

“…Не делить, не дробить русскую историю… но соединять” (С. М. Соловьёв).

В старом, уже почти ветхом блокноте 1961 года сохранилась запись о моём сиротливом счастье в апрельские дни: П. Л. Вячеславов переслал мне книгу В. Н. Муромцевой-Буниной “Жизнь Бунина” с дарственной надписью. И вот что значит молодость: как это было (какие дни, как получил телеграмму и проч.) — не записал. А остались заготовки писем. Сперва ответ Павлу Леонидовичу на его вопрос о точном адресе (книга-то редкая, парижская). “Адрес действителен. Телеграф неспособен передать всю мою взволнованность и благодарность. Большое спасибо и Вере Николаевне, и Вам. Виктор Лихоносов”. Смотрю на эти строчки, написанные моей молодой рукой, и спрашиваю: это я?! Это я, студент последнего курса, никому не известный и считавший даже Вячеславова недосягаемой вершиной (живёт в Москве, комментирует собр. соч. Бунина)? Это мне повеяло родственным старозаветным приветом? А почта принесла бандероль с книгой Веры Николаевны, и в какой же день я написал черновичок (в том же блокноте нет числа): “Дорогая Вера Николаевна! Павел Леонидович переслал мне Ваш подарок. Никто не знает, как я был взволнован и счастлив — так всё это случилось неожиданно. Были первые дни тёплого апреля. Я приехал из станицы и, по обыкновению, побежал на почту проверить, нет ли писем…”. Письма Вячеславова я потом давал Ю. Казакову, он долго их держал у себя, обещал вернуть и умер, и где они после ограбления его дачи? Показывал ли я кому-нибудь “Жизнь Бунина”? Едва ли. В ту пору я мечтал о поездке на Орловщину, то есть в места детства Бунина, и в книге тотчас подчеркнул важные строчки: “…ездили туда, где был хутор Бутырки, на месте которого колосилось действительно море хлебов…”. Иван Алексеевич всё же указал место дома, варка, сада… Он с грустным видом долго слушал полевую овсяночку и неожиданно воскликнул: “Да, это не Босфор, не Дамаск, не Италия и даже не Васильевское! Это моё грустное детство в глуши!”. От Ельца Бутырки отстояли в тридцати верстах, и я стал мечтать о Ельце: может, поехать туда на работу? Всё снилась мне первобытная Русь; на Кубани балакают, а там такая родная речь! “Как-то он заехал далеко, незаметно очутился в Кропотовке, родовом лермонтовском имении. Дом был пуст, никто там не жил…”. И туда бы поехать, и это бы увидеть… Но как, когда? на какие шиши? Ещё в Сибирь надо. И за счастье бы почёл, если бы что-то ответил мне Л. Н. Афонин, письмо которому я уже наметил написать (он был директором литературного музея). Как хороша и благодарна неискушённая душа провинциала! Потом она взрослеет, портится. В прошлом году я побывал в Орле и вошёл в музее в отдельную комнату, отданную Бунину, увидел кровать-кушетку, привезённую из парижской квартиры, кушетку, на которой он умер ночью.

13 августа. Внезапно приехала из Пересыпи Настя с детьми. Я их не ждал. Закончились у них деньги, закрыли все двери и уехали.

…Они весёлые, а мне стало грустно и тяжело.

Уехали, и ничто в них не дрогнуло. И никто вроде ни в чём не виноват. Дети маленькие, соображают ещё плохо. Душа их не догадывается, как провожал их двор и как долго держалось в воздухе что-то живое, тёплое и потом увенчалось, исчезло и кончилось.

Вчера, когда я звонил им, мне было легко: там звучали голоса, на верёвке висели полотенца, было кому глядеть на Большую Медведицу над воротами. Теперь там никого. Там сразу оборвались живые голоса и шорохи. Так замолчали под небом уголочки двора! Для кого падают на землю яблоки, зачем так вольно и радостно пробежит по крыльцу мышка? Опять нету никого на улице Чапаева, 3.

Но кажется: вместе с окошками, дверями, заборчиками, тропинками в саду грустит там душа моей матушки. Грустит, не покидает узенькие нажитые просторы.

2005

16 августа. Приезжал священник, был недавно в Тамани; там же гостит учёный у моих друзей. Один я торчу в душном городе. Позвонил в Воронеж писателям, просил помочь — выяснить легкую дорогу на Бутурлиновку из самого Воронежа или от станций Россошь, Лиски. Но мне уже тяжело ночевать на скамейке, ждать подолгу автобуса. Ю. Гончаров сказал, что деревня Елизаветовка теперь большая, а Бутурлиновка стала городом. Мать всегда называла свою деревню Елизаветовкой, а я забыл и переименовал в Елизаветино. Ехать до Россоши или Лисок? Лучше всего, наверное, пристать к Воронежу и оттуда три-четыре часа продвигаться до Бутурлиновки. Ещё лет десять назад я не задумывался бы: как, чего? Поздно хватился искать родовое гнездо…

17 августа. В кои-то веки позвонил в Петрозаводск Марусе Лихоносовой. Ей уже за восемьдесят. Стал спрашивать у неё, в каком краю Елизаветовки искать дальнюю родню, позднее племя Лихоносовых. Умерла Маруся Авраменко, у неё сын Николай, шофер, живёт в её доме, жена учительница. И опять подумал: на сколько десятилетий я опоздал! Сколько родни уже нет на земле! В 65-м году, когда приезжал на Озёрную, мать рассказывала про тех, кто ещё коротал век в Елизаветовке. И как же угораздило меня на обратной дороге не сойти с поезда в Воронеже и взять билет в Бутурлиновку — до нашей деревни, кажется, двенадцать вёрст…

3 октября. (В хуторе). Старик, родом из Курской губернии, рассказывает тихо, с оглядкой: “В колхозе была неурядица с прополкой свёклы. Устроили собрание. “Надо, товарищи, налечь на своих жёнок, чтоб справиться с задачей”. Бедняк один сидит, герой гражданской войны, с перебитым бедром, выкрикивает: “А ты, секретарь, скажи, как ты думаешь налягать на свою жинку”. Раскулачили. Пришили ему брата-офицера и раскулачили”.

8 ноября. Увидел много фотографий, письма матери — вечный укор детям всех матерей: “Милый Ваничка, я не знаю как тебе не стыдно так до сих пор не писать ты как уехал в Полтаву не написал ни одной строчки хоть бы насчёт своего здоровья…”.

Возле фотографии Вари Пащенко задержалась беловолосая, в очках, пытливо, словно соперницу, изучала первую жену Бунина — и как-то презрительно отошла дальше. Книжечка Л. Н. Афонина лежала под стеклом, самого его уже не было на свете. Где-то за стенками в городе был “длинный серый дом” в саду (был ли?) c редакцией “Орловского вестника”, куда Бунин робко пришёл и познакомился с Ликой, будущей героиней романа “Жизнь Арсеньева”. Но я не увижу этого дома, не успею. А ещё что я не увижу? “Там он снял номер в гостинице близ вокзала на Московской улице…”. С вокзала я буду уезжать, но почему растеряю чувство, забуду поискать следы т о й улицы и гостиницы? Только в одиночестве ощущаешь полноту бытия и слышишь воскресшие звуки своей жизни. И много лет прошло. Что-то засохло, обвыклось. В двадцать-то пять лет я, начинающий, никому не нужный учитель, ходил бы тут очарованным странником, душа бы плакала моя о самом себе, маленьком, неталантливом, неустроенном. И был бы один-одинёшенек. Мечтал бы о какой-то волшебной встрече с женщиной, без конца перелистывал странички “Лики”, что-то записывал, горюя, что писать тонко и изящно (будто серебрится ручей) не могу. И вот приехал сорок лет спустя. В суете писательского съезда некогда настроиться на чуткий мелодичный лад. Но всё-таки помню, где нахожусь, и ловлю мгновение, чтобы спуститься по старой “главной улице” к Орлику, там где-то ютилось когда-то “дворянское гнездо”. Ещё светлым вечером, после ужина, стоял я у гостиницы, держал в руках дорожный блокнот, в который мне только что переписала своё стихотворение поэтесса из Сыктывкара Надежда Мирошниченко.

Была я в этой местности нездешней,

Но за чредой разрушенных садов

Мне показал таинственный орешник

Коричневые мордочки плодов.

И плакал детский голос электрички

Так тонко, что подумалось: не плачь!

И девочка, две школьные косички,

Как мячик под дождём, летела вскачь.

На родине, в любой её долине,

В любой нечужедальней стороне

Всё хорошо: от горестной полыни

И до цветка герани на окне.

Откуда взялся ты в конце аллеи,

Такой чужой и нужный в этот час?!

Я и сейчас, пожалуй, не жалею,

Что случай свёл на той аллее нас.

И думалось: любое время любо,

И духота, и радуга, и дождь.

Но непослушные мечтали губы:

Ты не забыла. Ты ещё придёшь.

На родине… Но всё-таки… Но всё же…

Я обернулась, память бередя.

Лишь девочка неслась по бездорожью

В счастливых струях летнего дождя.

И Надя приписала: “Да здравствуют русские классики”.

Тургенев, Лесков, Бунин как-то таинственно опекали наш сиротский съезд, все русские были словно в изгнании на своей земле, в Москве уже не отводили нам места, как прежде, и мы приткнулись на три дня в старинном городе (благодаря губернатору Строеву). Город был чистый, ухоженный, широкий, и “главная улица”, по которой я пошёл вниз через сто лет, не была голой (как написано в романе у Бунина). Но сперва я долго стоял с блокнотом у гостиницы и чего-то ждал, колебался: идти, не идти, далеко ли это? Друг мой любезный, сибирский, уехал петь и рассказывать со сцены в Мценск. Вдруг меня позвал женский голос по имени и отчеству. Ко мне с игривым поклоном подошла та беленькая хорошенькая поэтесса, которую я заметил в музее за рассматриванием фотографий на стене. Я ошибся: она не была поэтессой, а приехала с нами в одном поезде в каком-то таинственном союзе.

— О чём задумались?

— Да вот… всё тут в Орле “перечитываю” бунинский роман, вспоминаю его страдания из-за Пащенко Вари (Лики), вспоминаю, как я впервые прочёл это на юге — и в однотомнике, и потом в тоненькой книжечке, где герой, похожий на автора, сидит возле лошади, я эту книжечку долго возил с собой повсюду. Всё-таки как хороша молодость, как она прекрасна наивностью, чистотой воздыханий, даже… страданиями. Я был точно такой же в двадцать лет: всё мечтал, чтобы меня кто-то полюбил и мы бы улетели под небеса. А вы мечтали?

— О, я рано влюбилась. А недавно время моё вернулось, и я т-а-а-к влопалась! Даже в юности такого не было. Потому и сюда попала, на ваш съезд.

— Вот оно что. Не хотите ли проводить меня по знаменитой улице? Туда-назад.

И она легко, будто приехала в Орёл со мной, взяла меня под руку. Это неожиданное, будто и правда сотворённое ранними мечтами мгновение прикоснулось к моей душе вечно женским нечаянным родством, и мы с невинной ласковостью тихо пошли вниз. Я для неё был человеком известным, и она, наверное, была со мной просто читательницей. Да, ни в каком сне не увидал бы такое: через сорок лет, уже седой, пристану я на эти камни и почту душою память о великом писателе и о себе самом, далёком, раннем, и поведёт меня по следам чужой любви и грусти неизвестная до самых последних времён женщина. Чувствовал ли нас в селениях праведных Иван Алексеевич?

— И как он писал, помните: “поэты все плачут! поэт плачет о первом чистом состоянии души”. И я тут хожу и музыкально плачу: где я? куда скрылся? Я об этом всё время и пишу. А вы?

Она весело и восхищённо слушала, хотя я ничего великого не произнёс. Меня не покидало ощущение, что я всё ещё учитель средней школы под Анапой, а это милое беловолосое существо таит в себе какое-то другое знание обо мне; и наконец после какой-то моей тирады о чтении классиков в молодости признаётся, что ещё школьницей прочитала на Урале “Чалдонки” и держала мою книгу под подушкой.

— Постойте… Так это не вы ли писали мне лет двадцать назад?

— Наверно, не я одна писала.

— Наверно, не одна, но “кладу книгу под подушку” я запомнил.

— Разве я писала про подушку? — закраснелась она, и в глазах её сверкнула игривая искорка. — Девушке, женщине если нравится книга, то она хочет, чтобы таким же хорошим был и автор.

— И мечтает о нём?

— Как у кого…

— А я всегда знал, что женщина пишет не автору, а мужчине.

— Ну-уу… — протянула незнакомка, спасаясь.

Как захотелось стать молодым! Ничего запретного не знать, любить, обманываться насчёт любви нескончаемой, страдать. И впервые читать “Лику” Бунина.

15 ноября. 2 сентября я побывал на родине матери. Село называется не Елизаветовка, а Елизаветино. 12 вёрст от Бутурлиновки. Ещё не писал об этом.

“Вот куда надо было ездить каждый год, вот где расспрашивать… — горевал я и в деревне, и на выезде из неё, и в поезде по дороге домой. — Как я мог прозевать историю своей родни? Что со мной случилось, почему я так забылся? Больше всего жалко даже не себя, а матушку. Не свозил её на свидание со своим детством и молодостью… Ей и на том свете недостаёт, наверное, полных дней земного бытия… Э-эх…”.

15 декабря. На рынке в тесном оживлении кипит торговля, много новогодних товаров, особенно сладостей, в самом воздухе висит какая-то жадность, всем хочется что-то заполучить, бедным в эти дни жить обидно, деньги особенно властно правят настроением, мир неисправим, так было и при царе Горохе, всегда нерасторопной душе в праздничной толпе больно, но изменить хищный порядок человеческий нельзя, и во веки веков молитва души предстанет пред Богом в невидимом сиротстве.

Купив Илюше и Ване ненужных подарков (диски с играми), я вышел через ворота к магазину “Эльдорадо”, полюбовался цифровыми фотоаппаратами, на Красной миновал нынче Дом книги и на улице Гимназической свернул в сквер с фонтаном и кафе-рестораном “Старый город”. Кафе это поставлено недавно и принадлежит вице-губернатору. Сквер — место намоленное и после революции большевиками осквернённое, но теперь его осквернили ещё раз: кафе-ресторан приковал к себе всё внимание. За фонтаном построен храм-часовня святого благоверного князя Александра Невского, часовня с приделом Царственных страстотерпцев. Большой храм Александра Невского возрождается в начале улицы Красной (неподалеку от памятника Ленину и ресторана “Фрателли”), а тут, на бывшей Соборной площади, где с 1872 года из храма выносили хоругви, совершали шествие по городу, где постояло столько знатных и великих особ, где молились за государей, поминали их в траурные сроки, где стояли на коленях перед дверями и крестом храма добровольцы во время панихид по генералам Корнилову, Маркову, Дроздовскому и где отпевали простых смертных во все годы мира и войн, в знак исторической скорби по прошедшей народной судьбе тихо водрузили у краешка храм-часовню. На стене белая досточка вещает нам, что храм сооружён… “по инициативе… губернатора (такого-то) и вице-губернатора (такого-то)”. “По инициативе…”! Как-то тщеславно звучит это. О том, по чьей инициативе вляпан у намоленного места ресторан-кафе и кому он принадлежит, ни слова. Ясное дело — чего писать-то? На другой стороне, с краю от улицы Ленина, начинали строить ещё один ресторан, уже копали ковшами яму, огородили, но почему-то одёрнулись: будет уж слишком. И вот какая каша теперь там, где в старину было стройное православное единство: часовня, доска почёта и памятник маршалу Жукову, фонтан (в самом сердце бывшего храма) и сбоку ресторан-кафе вице-губернатора! О, наказные атаманы, знали бы вы, как захватили Кубань приезжие!

Вдобавок ко всему улица Соборная всё ещё покрыта именем антихриста Ленина.

За пятнадцать лет ни один богач не догадался открыть вослед екатери-нодарскому обычаю кафе “Чашка чая” на Красной улице. Наставили вдоль стен что-то похожее, да никем не любимое. И долго ещё мы будем жить в городе, полном ларьков-вагончиков, недоступных ресторанов на советский манер, толчков и грязных базаров. А приезжают из Парижа и Лондона и сладко поют: “Ах, мы посидели в “Ротонде” на Монпарнасе!”. Дорогие “буржуйские” магазины на Красной улице пусты. Откуда взялись их владельцы? где воровали? Раньше все знали имена владельцев, газеты перечисляли их имена во время пожертвований к Рождеству, к Пасхе. Сейчас ощущение, что город заняли варяги. А и в самом деле: в старинном граде казачьем скупают, перестраивают дома армяне, дагестанцы, чеченцы, кафе и рестораны тоже в чужих руках. На улице Красной спилили в затишье от тротуара деревья, на которых дремали совы, захватили землю и водрузили “Духан”. За возрождённым Александро-Невским храмом (неподалёку от памятника Ленину) в десяти метрах — ресторан “Фрателли”. Ни в кафе, ни в ресторанах я не бываю. В старое время, если бы написал о городе роман, хоть в “Чашку чая” да позвали бы. А тут десять лет назад пришли просить позволения назвать ресторан “Маленький Париж”, открыли, но пригласить забыли. Долго ещё будет тянуться этот плебейский капитализм. Потому и Екатеринодару не хотят вернуть природное историческое имя. Не народ, а плебеи в его среде победили монархию, а недавно прихватили всё богатство страны.

 

Русская литература и журнал “Наш современник”

В советское время писатели всех народов великой страны по праву считались привилегированным сословием. В их распоряжении было всё нужное для литературной судьбы и житейского благополучия — издательства, гонорары, Дома творчества, различные материальные льготы, радио, телевидение. Всего не перечислишь. С ними считалась власть. У них были миллионы грамотных, умных, образованных читателей. Не знаю, как сейчас живут грузинские, молдавские, таджикские и прочие “инженеры человеческих душ” из молодых государств, существующих на ещё дымящихся обломках Советского Союза, но русские писатели в большинстве своём живут одной жизнью с массой обедневшего народа…

Чья-то горькая шутка советского времени — “вышли мы все из народа, как нам вернуться в него” — стала для них суровой былью. Не все, конечно, выдержали это испытание. Но высшая честь и хвала тому, кто выстоял. Писательские письма, которые мы публикуем, свидетельствуют о нынешней жизни русских писателей и о том, как они, несмотря на унижения, отчаяние, житейские мытарства, остаются солью нашей земли, её духовными подвижниками, её молитвенниками и отшельниками, её верными детьми. Превозмогая все тяжести нынешнего быта, они не теряют ощущения Бытия. Как говорится в народе, не было бы счастья, да несчастье помогло. Или, как сказал Александр Сергеевич Пушкин о русской судьбе, “так тяжкий млат, дробя стекло, куёт булат”.

Дорогой Станислав Юрьевич!

Тебя и семью твою поздравляю с Новым годом! И становится мне грустно-грустно… В детстве и юности — всё было наоборот. Было весело и разгульно, особенно когда я учился в деревенской начальной школе под Касимовом, в деревеньке Василёво, откуда родом знаменитый флотоводец адмирал Авинов. Но в детстве мы и не знали о таком флотоводце — сменилось несколько поколений со времён пушкинской эпохи. В наших местах, неподалёку от Оки, много оврагов, глубоких, диких. Помню, старшие пугали нас: за орехами не ходите — в оврагах дезертиры прячутся, убьют, на костре зажарят. У нас в самом деле был один такой дезертир — дядя Вася Баракин. Всю войну, да и после войны долго сидел в подполье. Конечно, соседи знали, что Васька “подпольный”, но не выдавали. Его сыновья все подались в Москву. Как-то приехали в отпуск и говорят отцу: “Вылезай, отец, война давно кончилась, Сталин всех дезертиров простил, указ какой-то выпустил”. Но дядя Вася вылез на свет Божий спустя год после смерти грозного Иосифа. И я хорошо помню этот день: мы с ребятишками в корме дощаника сидели, ехали в луга копны возить. Именно в день сенокоса дядя Вася предстал перед сельчанами в большой лодке, где сидели в основном вдовы-фронтовички. Была могильная тишина. Помню, жуткий страх пронзил меня: я боялся одного — как бы женщины не кинулись на него, не побили бы до смерти; но незримой, непроницаемой стеной стояла тишина и как бы отгораживала нас от дезертира, своего, деревенского мужика, исхудавшего до прозрачности и снедаемого жгучим стыдом. Народ — молчал… Потом бабы сели за вёсла, и дощаник поплыл в луговое заречье.

Яркая картинка детства, когда было всё так интересно, какая-то зримая жизнь, исполненная великого смысла, таилась в моей душе. Жилось очень бедно, но вместе с тем был какой-то смысл в том, что мы живём. И живём не отдельно друг от друга, а кучно.

А какие были зимы, Стасик! Все зимы катались на колхозных санях. Где-то к полуночи забирались в конюшню и тайком вывозили сани, валились как попало и с бешеной скоростью неслись по склонам глубоких оврагов. Всякий раз ходил в “ряженых”, вывернув овчинный шубняк. Тётя Поля, у которой я жил несколько лет, очень любила меня, ведь я был сиротой: отец погиб на фронте, а мать со вторым мужем уехала в Сибирь, где они жили в посёлке несколько лет.

Поэтому тётя Поля стала мне второй матерью. Она умерла в 83-м году, а родилась в 1900-м.

А моя мама, дорогой Станислав Юрьевич, умерла в этом, високосном году. Похоронил я её, где она хотела, — на сельском кладбище, в тех местах, где прошли её детство и юность: кругом заросшие, пустынные поля, вымирающее село, окольцованное берёзами.

После ухода матери у меня в душе леденящая пустота. Вообще весь я сам как изо льда. Ни брата, ни сестры у меня нет, а семья тоже рухнула. Сын Серёжа окончил Лесотехническую академию, но по специальности не работает.

У него тоже очень качливая жизнь. В том году у него родилась дочка, скоро ей исполнится только первый годик.

Когда я женился на Гале (это было в 73-м году), то свидетелем в загсе был от меня — Глебушка Горбовский. Помню, как лихо катили мы с ним в выборгский Дворец бракосочетания. Какими мы были тогда молодыми, хулиганистыми и просто дурашливыми, и часто хмельными, особенно в те годы, когда Глеб жил на Пушкинской, в крохотной 8-метровой комнатухе, куда приходили избранные поэты, где бывал и Николай Рубцов. Бывало, бросишь коробок со спичками, он ударится в окно Глеба, покажется его лохматая тарзановская грива, кивнёт, гаркнет — и можно подниматься по жуткой лестнице с тонкими гнутыми перилами.

Когда откроется входная коммунальная дверь, то сначала проходишь мимо толпящихся газовых плит (их было штук 8), далее узкий коридорчик, где есть некрепкая, повизгивающая дверь, за которой Глеб и его вторая жена Анюта, впоследствии уехавшая в США.

На днях я звонил Глебу, поздравлял с Новым годом. В прошлом году он посвятил мне стихотворение, наполненное щемящей тоской, стихи, как глубокий и затяжной вздох, как будто их свет идёт с середины 60-х, когда мы ездили в геологические экспедиции.

Дорогой Стасик, звонил я в журнал, говорил с твоим Серёжей, я ему послал фото, где мы с ним фотографировались на есенинском празднике осенью этого года. Он сказал мне, что опубликовали моё письмо к тебе по поводу смерти Юрия Кузнецова.

Благодарю тебя за эту публикацию, за память о нашем замечательном друге, нашем русском брате. За всё то время, прошедшее со дня смерти Юры, читаю и перечитываю его книги, как когда-то буквально “болел” Николаем Рубцовым. И Толя Передреев тоже постоянно в душе. И всё вспоминается, вспоминается — каждый из них.

Стасик, живу я сейчас в касимовском доме, вернее, в избе, которую я когда-то (в 1956 году) помогал строить. Конечно, сейчас изба требует ремонта, как внутри, так и снаружи. Хорошо то, что вовремя провели газовое отопление, котёл спасает от холодов, а когда сильное похолодание — включаю газовую плиту. Но, дорогой Стасик, как жутко ночевать в избе, которая совсем недавно оглашалась живым голосом мамы, её образной речью, её песнями. Ах, Стасик, какие были у нас застолицы, особенно в середине 50-60-х годов, когда все мои родственники были живы. Все фронтовые песни были здесь перепеты. Я плакал от фатьяновских стихов, от стихов Твардовского и Есенина. С самого раннего детства русская песня, народный говор, как воздух, окружали меня, я ими дышал, они распаляли моё воображение.

В этой избе я написал первые стихи. Сейчас я переживаю состояние леденящее, когда “бездна пространства — и некуда деться”, как когда-то написал Глеб. Посмотри, милый Станислав Юрьевич, высылаемый цикл стихов.

Ещё раз поздравляю с Новым годом!

Твой Геннадий Морозов

Касимов

30.12.04 г.

Дорогой Станислав Юрьевич!

С огромным интересом прочитал Вашу новую публикацию “Вы мне надоели”, ещё раз восхитился мастерством, эрудицией и, главное, гражданским мужеством. Немного пожалел лишь о том, что не спел Вам по пути из Лесосибирска в Красноярск песню о “злых чехах” — у Сашки Бушкова, которого Вы процитировали, как-то куце и неточно. И почему — “пели в 70-х годах”? Её и сейчас поют. Даже у меня не бывает дружеского застолья, на котором бы я не затянул, а хор не подхватывал:

Отец мой был природный пахарь,

А я работал вместе с ним.

На нас напали злые чехи,

Село родное подожгли.

Отца убили с первой пули,

А мать живьём в костре сожгли.

Сестру родную в плен забрали -

И я остался сиротой.

Три дня, три ночи я старался,

Сестру из плена выручал.

А на четвёрту постарался -

Сестру из плена я украл.

С сестрой мы в лодочку садились

И тихо плыли по реке.

Но вдруг кусты зашевелились -

Раздался выстрел роковой.

Сестра из лодочки упала -

И понесло её волной…

Взойду я на гору крутую,

Село большое посмотрю.

Горит, горит село родное,

Горит отцовский дом родной.

Горит, горит село родное -

Горит вся родина моя!

Все двустишия-куплеты повторяются дважды, в той же “редакции”. Кроме последнего, где первый раз поётся, что “горит отцовский дом”, а второй раз — “горит вся родина моя!”. Как это сегодня актуально и современно звучит, верно?

Всего Вам доброго, главное, здоровья и новых купаний в Енисее, Дону и далее везде…

Остаюсь верным вашим читателем.

С искренним уважением

Александр Щербаков

Красноярск

13.10.05

От редакции: В книге красноярского писателя А. Бушкова история о мятеже “злых чехов”, обо всём, что они творили в Сибири во время гражданской войны по пути на Восток, рассказана так:

“Память о себе в Сибири они оставили сквернейшую. В середине семидесятых (!) мне доводилось присутствовать в застольях, где ещё, случалось, пели старую-престарую народную песню, сложенную в двадцатых: “Отца убили злые чехи”. Подобные народные песни рождаются неспроста! Достоверно известно, как вели себя чехи во время всеобщего отступления белых на восток: силой отобрали паровозы и кинулись драпать. На путях — лютой зимой — осталось примерно двести поездов с беженцами, их семьями, ранеными. Погибли многие тысячи…”

* * *

От редакции: В следующем письме из Башкирии речь идёт об одном из уральских заводов, выпускавшем уникальные навигационные приборы для морских судов и противошумную оболочку для ядерных подводных лодок.

Узнав, что этот завод сознательно банкротится, лишается заказов и гибнет, один из бизнесменов-патриотов (назовём его Д.) использовал все свои связи в Уфе, купил этот завод, спас от неминуемой гибели уникальное предприятие, а коллектив — от увольнения и безработицы… Когда я разговаривал с ним, то Д. мне сказал: “Попытаюсь удержать завод на плаву до тех пор, пока его продукция снова не понадобится отечеству”…

Вот о какой ситуации рассказано в письме М. Чванова…

Дорогой Станислав Юрьевич!

Всего по телефону не скажешь, потому вслед пишу письмо.

Вчера был Д. Продолжается борьба за завод: теперь, оправдывая тем, что это частный завод, тормозят государственный заказ, в том числе на бесшумные оболочки для ядерных подводных лодок. А может, они теперь просто не нужны. Попытки мои помочь через Главное управление спецпрограмм президента России (стратегические объекты и ядерная безопасность) мало чем помогли. Сейчас пытаюсь подключить к этому Торшина, заместителя председателя Совета Федерации, председателя комиссии по Беслану. Но сдвиги все-таки есть, в том числе такие: если год назад ежедневно в заводской столовой покупалось 900 булок хлеба, то теперь около 250. Люди стали есть не только хлеб, пошли налоги в городскую казну, несколько изменился ассортимент в магазинах, так как люди наконец стали получать зарплату и появился спрос. От некоторой подозрительности перешел к поддержке губернатор Сумин. Пошли заказы с пограничного флота, с ним легче, ведь он все-таки подчиняется ФСБ, и то пытались мешать. Но с месяц назад к Д. приехали двое дельцов из Петербурга, из тех, что уничтожили аналогичный завод в Петербурге: “Слушай, ты такой молодой, а уже такой седой. Зачем тебе это нужно? Мы тебе даем 10 миллионов долларов откупных плюс то, что получишь за оборудование и станки, которые ты сдашь в металлолом, только уходи подобру-поздорову в сторону…”.

Все-таки не дает мне покоя идея номера “НС” Аксаковского фонда, куда бы вошли и проза и поэзия. И, разумеется, публицистика. И статьи о современном отечественном предпринимательстве, о Валере Тетереве, в том числе его рассказ или статья. Может быть, статья о борьбе за завод Д. Чтобы люди увидели, что в стране не только Гусинские и Ходорковские, которые изначально испоганили само понятие предпринимательства. Что касается последних, есть возможность сделать беседу с “киллером олигархов”, следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры Салаватом Каримовым, который вел дела Гусинского, Березовского, Голдовского. А главное, был во главе следственной группы по делу Ходорковского. Его пытались шантажировать, подкупить, убить. По окончании дела Ходорковского его перевели из Москвы на родину в Уфу заместителем прокурора республики, скорее, в целях безопасности: сам он говорит — в силу чрезвычайной усталости. А может, просили задвинуть другие, “хорошие”, “наши” олигархи…

Дурное сель-половодье, несущее обломки Советского Союза, чуть не снесло мост российской державности, ведущий из прошлого в будущее. Устояло всего несколько опор, на которых, стоная и содрогаясь, готовый вот-вот рухнуть, чудом продолжал держаться Русский Мост, пока опомнившиеся русские люди не принялись восстанавливать или менять рухнувшие опоры.

Одной из таких устоявших, несмотря ни на что, опор был журнал “Наш современник”.

Что касается меня лично, было время, когда, наверное, единственной духовной опорой, может, спасшей от петли или пули, для меня оставался журнал “Наш современник”. И было страшно от мысли, что его однажды вдруг не будет.

Жаль, что не дожил до славного юбилея журнала Сергей Васильевич Викулов.

Горько, что очень малый процент российских писателей читают “Наш современник”, одни экономят на подписке ради хлеба насущного, другие — обидевшись, что их журнал не печатает.

Да, когда в апреле был в Париже на книжном салоне, то говорил о “Нашем современнике”. Что любопытно: ко мне подошёл некто Марк Авербух из США, пожал руку и сказал: “Это единственный журнал в России, который стоит читать. Разумеется, я не разделяю Ваших взглядов, на за журналом слежу и уважаю”.

Ваш Михаил Чванов

Уфа

6.7.2005 г.

Поклон из Саратова!

Раскрыл четвёртый номер журнала, перечитал отрывок из поэмы, опубликованной к моему семидесятипятилетию, и обрадовался не той мальчишеской радостью, с которой встречал свои первые опубликованные стихи, а той тихой радостью старого человека, когда некоторые другие поэты в этом возрасте уже забыли, с какой стороны в ручке вставлено перо. А я всё ещё пытаюсь что-то изобразить и выразить. И судя по тому, что лучший журнал России меня печатает — получается. Спасибо. Отрадно для меня и то, что журнал появился на моём столе в знаменательное время весны между Первомаем и Днём Победы. В этом для меня тоже есть особый знак.

Храни Вас Господь!

Николай Палькин

Саратов

4 мая 2004 г.

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Последние два месяца я очень редко выхожу из квартиры. Сегодня, собрав мелочь, поднялся вынужденно в лавку за чаем и папиросами. На хлеб уже не хватало. Смотрю: в ящике бандероль с журналом. То, что от Вас — разобрал. Спасибо за публикацию стихотворения. Именно оно и спасло мне жизнь три года назад. Тогда я подпивал иногда, не часто, но размашисто. Возвращался из бара-полуподвала в 1-м часу ночи. Чуть живой телесно, но с ясной пустотой в подсознании: читал стихи вслух, устал, охрип. А предмостная площадь опоясана сплошным рядом павильонов, за которыми надо миновать пустырь. На нём меня и остановил окрик из сутемени. Луна с востока и хороша, но пока не высокая, тени длинные. В тени — двое: “Стой, батя! Снимай шапку и куртку”. Лиц не вижу — спиной к луне стоят. А я весь на виду — в норковой шапке, добротной турецкой кожанке. У крайнего в руке лезвие, от луны кончик ртутной капелькой светится. “Неужели русского поэта убьёте? — говорю спокойно и без тени заискивания. — Давайте я вам лучше стихи почитаю”. И читаю первое, что ты напечатал: ”Пьёт кровавую воду заря”. Прочитал и говорю: “Спрячь нож!” Парень — лезвие в ручку. А я уже к ним пригляделся. Обоим около тридцати. Одеты круто: в кожанки длиннополые, шапки из чернобурки. Будто близнецы по одежде. А я читаю следующее: “Я жизнь воюю — не живу”. Парень суёт руку со складнем в карман: “Иди, батя, с миром!" А мне же собеседник нужен! Дома — никого. Я и спрашиваю: “Что же так на гоп-стоп? Я вот на Колыме 25 лет отработал геологом, спички нигде не украл”. “Семь лет, — отвечают они, — оттянули в зоне. Откинулись недавно. Кто нас возьмёт на работу?”

О моих письмах Михаил Петрович Лобанов говорит: “Вы, Валерий, как Моцарт, право, их пишете“. В общем, я понимаю — о чём говорит мой Учитель. Ибо знаю десятки людей, пишущих стихи, но не могущих и два слова связать в простейшей зарисовке о человеке для газеты. С десяток писателей знаю, кто “сочиняет”, и довольно успешно, а коснись письма частного — вся убогость души и видна. Я-то давно знаю, что умён — сердцем и душою, без этого бы и не поверил в свою творческую путеводницу, да и с совестью у меня с самого детства всё в порядке и в ладу с ней. Только вот письма — “как Моцарт”, я теперь редко кому пишу.

Не стройте иллюзий, спрашивая себя: “Нужен ли русским писателям “Наш современник”?” Русским — нужен, но их осталось единицы. В остальном же, всё больше и дальше — одни генетические космополиты. Нет и не будет больше ни Е. И. Носова, ни Н. Рубцова. Подобные В. П. Астафьеву — будут и ещё не раз, а вот как Валентин Саввич Пикуль — увы, никогда. Я сегодня с чувством ребёнка молюсь на В. Г. Распутина, В. И. Белова, Б. П. Екимова, люблю Ю. Лощица за “Дмитрия Донского”, радуюсь за Станислава Золотцева и очень горюю за Колю Шепилова — почему-то его не видно читателю. В Красноярском крае нет сегодня русских писателей кроме Саши Щербакова, Олега Пащенко да вот вашего покорного слуги. Нищенствую, но не сдаюсь: коль не пишется, занимаюсь самообразованием, и то, что надо бы взять было до 30 лет, постигаю сейчас, читая "Недоросля", "Историю Государства Российского” и много-много чего ещё, чего так требует моя казачья душа.

Так что же ещё? Читал письма “Сибирь, Сибирь…” Валентина Григорьевича и мысленно думалось: мне-то уже до таких зрелых высот вряд ли подняться. Возраст поджимает, а знаю так мало. Да и где здесь взять тех же источников о казачестве Сибири? Канску ныне 370 лет. Хочется что-то дать для читателя, но история — не моя тема. Я, как и все люди, думающие сердцем, никогда и ничего не запоминал. Память больно пылкая, шалава. Не люблю я свою память мозговую, она мне за это и мстит всю жизнь. Но искомая и истинная — в сердце, в крови. Вот и идёт борьба уже 22 года, с того дня, как впервые взялся за перо. Толку, правда, мало в творческом плане; в человеческом же:

Как же с честью дожить эту жизнь,

Не утратив былого начала…

Нынче этот вопрос, будто смерть, за дверью стоит, только открой её, эту дверь из квартиры на площадку. Я год назад ещё подумывал уйти в Енисейск в монастырь. Бросить всё и уйти. Но, благо, настоятель Свято-Троицкого о. Владимир без слов понял моё отчаяние, откровенно сказал: “Тебе — не надо. Поэту не место в монастыре. И там ведь человеческий фактор силён. И глупых, к сожалению, очень много”. Смирился, живу анахоретом, в городе вот уже 1,5 месяца не был. Мне ещё 3 года до пенсии, хотя 25 лет северного стажа, но годы не вышли. За квартирные долги не трясут, понимают, чем я живу и как. Мне грешно обижаться на людей и на Бога. Вера их, с кем по жизни иду, обязывает ко многому. И прежде всего: не бросать своего Дела. И не бросаю. Хотя, когда ещё сам себе смогу сказать: ну вот, брат, наконец-то ты испёкся, как добрый хлеб из доброй закваски. Пока же я ещё брожу в опарой и брожу не из-за малости дара Божьего, а из-за того, что холодно мне в этом космосе и мою “опару” не греет действительность и будущее страны. И только Вера — истинная — помогает жить и надеяться, что, как это и было уже в Истории России, Божией милости и Благодати ей не занимать. Есть она, эта Благодать, в русском человеке. Веками пили и не спились. Умалится числом народ, но не духом. И не стоит Вам, Станислав Юрьевич, горевать над вопросом: нужен ли русским писателям “Наш современник”? Нужен, хотя бы даже для одного Шелегова, пока он жив. В 1972 году я прилетел в Магадан из Томска. Первое лето читали в поле журналы. Полюбился “Наш современник” с тех лет. Им и воспитан. Его и на Севере выписывал постоянно.

Станислав Юрьевич, отправьте письмо Олегу Пащенко, в котором и Анатолия Быкова попросите выписать журналы для сельских библиотек. Он сейчас довольно успешно поднял земли и людей в брошенных районах.

Пишите, коль глянется. Здоровья Вам.

С уважением

Валерий Шелегов

Канск

1.02.2006 г.

Станислав, дорогой, добрый день!

Спасибо за подарок тебе, за книгу — и прости, что не ответил сразу, хотелось уже с результатом некоторым написать. Но тут весенний разброд пошёл, все в разъезды ударились, как раки на песке, не соберёшь; все в более или менее опрятной бедности, на нищету несколько смахивающей, здесь-то куда трудней заработать, чем в белокаменной, одному только удивляюсь — на что пьют?..

Собрали деньги на десятка полтора книг твоих и на днях найдём способ передать их тебе (или кому из редакции, если тебя не будет) и забрать сами книги. Пытались с библиотекарями говорить, с бибколлектором, но они бедны до неприличия уже, представь: в главной областной библиотеке 1 (один!) экземпляр "Философических писем" Чаадаева, и его даже студентам, читателям вообще, не выдают, элементарных учебников не хватает… Ну, ты лучше других это знаешь сам, как знаешь и типичное большинство нашей пишущей братии, готовой по пьянке рубаху на себе и других порвать за идею, ползарплаты просадить, а словаря Даля не имеющей. Жёнам подчиниться, какой-нибудь “престижный” пустяк купить — это пожалуйста, но не книгу хорошую.

В М-ве давненько был, по осени, в местах кучкованья нашего тебя не встретил тогда, а посему посылаю книжку свою, тогда вышедшую. Журнал получаем, спасибо, и это помогает крепко, держит провинциалов наших в курсе литновостей и идей. А книга твоя — очень нужная, она многое расставляет по своим заслуженным местам, в стихийной каше нынешнего интеллигентского сознания и толком не оформившихся интуиций и догадок, сами-то ленятся — всё ещё! — мыслить, выстраивать, доброго дядю всё ждут, “авось” компонуют с “небосем”.

Ещё раз спасибо, Станислав, обнимаю!

Твой

Иван Евсеенко

16 мая 2001 г.

Дорогой Станислав Юрьевич!

Лёне Гержидовичу семьдесят лет стукнуло. В конце января звал в новый дом, что в Юго-Александровке. Звал на рябчиков, сигов да холодец из медвежьих лап.

Семидесятилетие Лёни Гержидовича в Березовском отмечали пышно в ДК шахтостроителей. Хоть по Первому каналу телевидения показывай. В глубине сцены — звёздное небо с созвездием Орион. Всё вспыхивает, мигает, превращается в ослепительно-белое сияющее ядро. Зрителям объясняют, что это звезда Гержидовича. Зовут на сцену Лёню. Он в джинсах, мягком свитере и седой, как леший. Потом выскочили с обеих сторон сцены девчонки в белом, стремительные, красивые. Произвели вокруг Лёни балет. Затем на огромном экране показывали фильм Светлакова. Лёня на фоне кедровой тайги вещал с экрана, будто Моисей израильтянам, типа “То ли заяц, то ли белка, то ли ёжик, то ли лось…”.

После фильма был танец медведей. Зайцы и белочки дарили подарки, как герои Лёниных стихов. После этого завыла пурга, полетели кучи конфетти, и на сцену вышли, стуча лыжами, туристы, идущие в тайгу к Лёне. Зажгли костёр на листе асбеста, поставили треногу с котелком и стали читать Лёнины стихи по новеньким книжкам. Метель стихла, и на сцене появилась декорация нового Лёниного дома, почему-то с шатровой церковью и указателем — Юго-Александровка. Оказалось, что лыжники принесли в рюкзаках весь тираж новой Лёниной книги. А в завершение вышел хор ветеранов, совсем старухи и старики, с пихтовыми ветками. Пели песню на стихи Гержидовича и музыку Сергеева “Банька”. Спели, затем каждый похлопал Лёню веником и свалили все веники во внушительную кучу.

После представления пили холодное белое вино и шампанское под сувенирный шоколад. Замёрзли как цуцики.

Я договорился весной устроить читку своих стихов в содружестве с Камерным симфоническим оркестром Кузбасса, чтобы побольше Гершвина и Миллера было. Вот не знаю, какую музыку подобрать к “Маше-сиротке”.

Ваш

Виталий Крёков

8 февраля 2005 г.

Дорогой Станислав Юрьевич, Стасик!

Двухтомник твой прилетел ко мне неожиданно. Спасибо. Многие главы я читал в “НС” и называл тебя отважным. В первый же день перечитал главы об Америке и заново — о В. Шутаеве, Б. Слуцком.

Фотографии твоих предков заставляют еще раз поплакать о старой России. Ее чудо, величие, красоту лиц, породу русскую надо бы почаще славить в “Нашем современнике”, а?

Я думаю, Стасик, в будущем нам следует написать хоть немножко о младых летах… Под музыку нежной благодарности сожаления о разрушенном царстве, в котором мы росли.

Виктор Лихоносов

Дорогой Станислав Юрьевич!

Продолжаю наш разговор о судьбе писателя в провинции. Мне кажется, что тема эта весьма спекулятивная. Я не считаю, что любой поэт или прозаик, живущий не в столице, чувствует себя плохо. Надо признать, многие наши собратья по перу весьма лукаво тянут в общем хоре: “Ах я бедный, живу вдали, все другим, а мне — ничего”. Между тем большинство уважаемых коллег успешно реализуют свои дарования там, где родились, — в том числе и в провинции.

Дело в том, что творчество большинства писателей, даже весьма талантливых, нуждается в контексте. И часто этот контекст — их малая родина. Описания родной местности, узнаваемые персонажи, личное знакомство писателя со своими читателями в таком случае только помогают успеху произведений. Если бы то же самое написал литератор “со стороны” — на его творения, может быть, и не обратили бы такого внимания. Но когда “свой” пишет о “своих” и его можно встретить на улице и в магазине — это повод для всенародной любви в пределах своей местности. Это не плохо, не хорошо, это особенность дарования. Переселись такой писатель в столицу — и к нему уже не будет подобного интереса ни в столице, ни на родине.

Многие об этом даже не догадываются, а иные и лукавят: “Жил бы я в Москве — знал бы обо мне весь мир!”.

Куда как вреднее жить в провинции литераторам, в творчестве которых есть широкие обобщения. Они мало кому интересны на родине и вдобавок ощущают свое одиночество в отрыве от плодотворной для них среды, а она по известным причинам как раз именно в столице и находится.

Мой земляк Николай Заболоцкий догадался уехать в столичные города еще в юности, это благотворно сказалось на развитии его таланта. Но на родной для него вятской земле мало кто знает его имя, хотя Заболоцкого изучают в школе. Зато страшно вымолвить, кого иной раз ценят как поэта.

Увы, Заболоцкий ничего не написал об Уржуме, где он рос; не удосужился воспеть географию родных мест. А что воспевал? Гурзуф, Сухуми, Сибирь, Комсомольск-на-Амуре и “абстрактную природу”. Короче говоря, “не наш” поэт, неблагодарный какой-то.

Капитализм, усиливая местнические настроения, не особенно ущемляет писателей, ориентированных на свою местность. Практика показывает, что они легко находят спонсоров для издания своих произведений, уважаемы в обществе и ограничены разве что в тиражах своих книг; но это уже, как говорится, макроэкономический фактор.

Куда беспощаднее сегодня работает в писательской среде другой закон капитализма — “Боливар не вынесет двоих”.

Не секрет, что определенная часть российских писателей хотя бы в какой-то мере сохранила возможность “жить нормальной жизнью”, то есть полноправно участвовать в литературном процессе, зарабатывать на жизнь писательским трудом или организаторской работой в сфере литературы. Это можно считать большой удачей, если учесть, что остальные “сброшены” капиталистическим Боливаром на грешную землю.

Здесь уж как кому повезет. Если Боливар сбросил именно тебя, обремененного семьей и не имеющего других навыков, кроме литературных, да если некому тебя содержать, — забудь о том, что ты писатель! Тебя ждет каторжный труд, далекий от литературы и не оставляющий возможности когда-нибудь “догнать” тех, кого Боливар умчал далеко вперед. В известном смысле, это судьба пастернаковского доктора Живаго, который как поэт тоже стал жертвой революционных катаклизмов (ссылаюсь на этот пример не потому, что он особенно мною любим, а оттого, что наиболее показателен).

Тут не на кого пенять: судьба, рок. Впрочем, я не исключаю, что некоторые сильные личности сумеют справиться и с такими обстоятельствами, если позволит здоровье и нервная система. Был такой американский фильм — “Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?”. Много раз я ловила себя на мысли, что меня давно уже пора пристрелить, но ведь еще не пристрелили!

Я из тех многих, кого “сбросил Боливар”, кто может надеяться только на свои силы и выносливость. Если все ресурсы подсчитать, в том числе и возраст (вдвое превышающий стартовый возраст, допустим, Мартина Идена), то прогноз явно неблагоприятный. Поэтому некоторые критики меня заранее похоронили. Я на это не обижаюсь, да и сил на литературные споры у меня нет.

Перестройка застала меня в тот момент, когда я уже отошла от журна-листской работы и пыталась серьезно заниматься литературой, работая лифтером. Убедившись, что на зарплату лифтера прожить нельзя, я несколько лет бегала по шабашкам и хваталась за любые виды заработка.

У меня не было ни выходных, ни отпусков, ни больничных — никакой социальной защиты. Надо было на чем-то специализироваться, случайно подвернулась информационная работа в правительстве области, и я остановилась на ней. С 2000 года работаю сотрудником пресс-служб государственных органов власти и муниципалитетов, в настоящее время — в секретариате губернатора Кировской области.

Эта деятельность плохо совместима с литературными занятиями. Она очень изнуряет человека, требует постоянного напряжения, большой дисциплины и терпения. К тому же со сменой власти обычно меняют состав информационных работников, поэтому я кочую с одного места на другое: от губернатора к мэру, от мэра к полпреду и т. д. За это время я лишь раз сумела полностью использовать свой отпуск, да еще однажды два месяца просидела уволенная в связи со сменой власти. Только в такие минуты передышки и удается вернуться к литературе.

Часто, в том числе и в прессе, я встречаю упреки: не дело, мол, поэту работать на власть, позорное это занятие. Объясняться по этому поводу я не собираюсь. Иначе мне, человеку семейному, не прожить, ведь литературный труд в моем варианте — занятие дотационное, а содержать меня некому. Все мои родственники — простые люди, сами еле сводят концы с концами.

За годы моей работы во властных структурах я увидела и узнала очень многое. Лишь недалекий человек может считать, что все это — “грязная политика”: это жизнь, а писатель не может от нее отворачиваться с пренебрежением, какой бы она ни была.

Контекст моего существования мешает восприятию моих стихов. В них читатели невольно ищут политические мотивы, приверженность к “левым” или “правым”. Думаю, что это ошибочный подход, смысл моих стихов более общий. Вероятно, так могли бы сказать о своих стихах и Вы, дорогой Станислав Юрьевич.

К моей сегодняшней ситуации, я надеюсь, подходят песни военных времён: “Вся команда цела, и машина пришла на честном слове и на одном крыле”. Думаю, то же самое можно сказать о “Нашем современнике”: много очень тяжелых утрат, но мы добрались до юбилея, будем жить и дальше. С чем я искренне нас всех поздравляю!

Светлана Сырнева

Киров (Вятка)

29.07.2006 г.

Глубокоуважаемый Станислав Юрьевич, добрый день!

До сих пор жжет мне душу фраза твоя, которой ты завершил, после добрых слов о моем таланте, дарственную надпись на своей книге стихов: “человеку без корней”. Это — 80-е годы.

Наверное, ты был прав. Так я жил, таким казался. Но со временем всё родовое вылезает на лице — у людей всех национальностей: у кого зубы, у кого плешь… и теперь, заглядывая в предстоящую ночь, я перестал играть.

Рад был получить от тебя письмо, дружественное, откровенное, пусть даже и горестное… Я понимаю, лучший русский журнал надо поддерживать всеми силами, вне зависимости от того, печатают в нём нас или нет. Для меня опубликоваться в “Нашем современнике” — большая честь. Но и в пору, когда я не был автором твоего журнала, я постоянно читал его, — мне номера передавал Виктор Петрович с просьбой или непременно прочесть то-то и то-то, или прочесть то, что он сам не смог. В последние годы читаю в краевой библиотеке. А вот что касается подписки — я уже второй, нет, третий год не подписываюсь ни на один журнал — дорого, живём мы здесь скудно. Но, честное слово, я всегда был рад, что у “Нашего современника” самый большой тираж среди всех литературных журналов, и убеждённо полагал, что так и должно быть. “Знамя” — “тусовочный журнал”, “Новый мир” — печатаюсь в нём, но не могу понять до сих пор — куда этот угрюмый плот катится…

Я даже представить не мог — может быть, по своему легкомыслию, а скорее — из завистливой надежды, что в Москве-то спонсоров завались, а уж Россия всегда поддержит “НС”, как и всегда поддерживала… Но, видно, усталость и нищета читающей России и здесь сказалась. Конечно же, я сделаю для подписки всё, что смогу. У нас беда — все хозяева края живут в Москве, в Лондоне и т. д. Кое-кто сидит в тюрьме. Но есть несколько знакомых, некоторые полагают себя патриотами (это депутаты, обеспеченные мужики), я с ними уже говорил — обещают… С директорами заводов поговорю.

Поклон собратьям по перу! Если не против, буду присылать для знакомства и наш журнал “День и ночь”, пока ещё с трудом я его издаю, тираж мизерный, правда, многие читают через Интернет. Почта — даже удивляюсь. Что им за радость печататься без гонораров в далекой Сибири! С Украины пишут. Из Латвии. Из Германии.

Роман Солнцев

Красноярск

2.02.2006 г.

Здравствуй, Станислав Юрьевич!

Приветствую тебя с нерчинской духовной каторги и каторги повседневности!!!

Так всё совпало: мои горькие думы июля, да твоё письмо, да твоя публицистика в “НС” о Глазунове, да некоторые статьи в “ЛГ” (о неоткрытии памятника Шолохову по зловредительству Швыдкого — чё он не может попасть в автоаварию, а?) — темно в душе, как у сатаны…

Вопрос подписки на “НС”, как и на любое иное издание, разветвился на А и Б. Если на Б (почему именно на “НС”?) — я отвечаю легко, цитируя тебя, себя, Распутина и т. д., то А — “ЗАЧЕМ ВООБЩЕ ЧТО-ТО ЧИТАТЬ?” — ставит меня в тупик. Густо ссылаются на Интернет, на бесполезность чтения какой-либо гуманитарной литературы, кроме справочников. Интересы массового читателя крутятся вокруг рубля и доллара — народ скупает все брошюры типа “Как стать богатым”, “Секрет успеха в бизнесе” и т. д.

Я иногда ради прожиточного минимума пишу листовки, деловые бумаги, поздравления. И меня замучили упрёком: “Очень уж, Михаил Евсеевич, сложно по мысли и сложно по слову, надо бы проще”.

Родители и общественность бунтуют против кафедры журналистики в Чите: мол, такие деньги вбухали в обучение, прокорм, проезд, одежду Танечки-Ванечки, а они писать не умеют, на работу устроиться на ТВ в роли Якубовича не могут. Говорят, мол, таланта нет. “А почему не научили таланту? Мы бабки вбухали”. …У-фф! Как мне всё это надоело…

ТЕМ НЕ МЕНЕЕ В ОТНОШЕНИИ ПОДПИСКИ НА “НС” НА 2006 г. РУКИ НЕ ОПУСКАЮ — БУДУ ДЕЛАТЬ, ЧТО В МОИХ СИЛАХ.

Хорошо, что твоя статья-эссе о Глазунове вышла в одном номере с Олегом Михайловым, который словами Палиевского “о гениях без Гения” усилил твои аргументы. Вообще, я Палиевского читал. Но не так много и полно. Придётся восполнять пробел, ибо мужик он серьёзный и крупный, могущий будить мысль. Знать Палиевского (при всём при том) надо. И — прости — может, показалось, но где-то по тону, что ли, прошла тень твоей обиды на Глазунова. М. б., всё естественно: а чему тут радоваться при таком разочаровании — обидно, что не самый глупый художник пошел по дороге ожесточенного требования всемирной славы. На меньшее он не рассчитывает. Кто-то да ведь должен был высказать сие открыто, ибо верно подметила в этом же номере Ирина Стрелкова словами Евгения Носова: “Обвес и обмер в обращении с правдой безнравственны”. Спасибо за мужество, С. Ю.!

А вот твою шутку насчёт зимовья и рябчиков воспринял всерьёз. Поговорил с друзьями-охотниками. Есть варианты не “героического штурма”, а вполне нормальной поездки на зимовье в 50-70-100 км от Читы — на выбор. Я ведь не могу потащить старика Куняева по хребтам-дебрям-россыпям-буреломам с запасом хлеба да сала (на уровне выживания). Да и сам старею, уже не тот ухарь 50 лет. Конечно, я не могу тебя повезти и по ранжиру — “машину к порогу зимовья”, это — шумно, людно, пьяно и малоинтересно. Если ехать, то высадиться на пади, протопать 5-6 км в сивер, одинокое зимовье. Можно взять человечка на заход, обустройство, огляд. А если будут силы да тропа, то и сами доберёмся с условием, что дрова “Дружбой” будут напилены. Не тюкать же нам топорами мерзлый листвяк. А время хорошее, ещё тепло и живность еще не нахлёстана из карабинов да дробовиков. Реально, зная тебя, надо рассчитывать на 2-3 ночи — на большее у тебя вряд ли время есть. Вот каковы мои соображения. Обуть-одеть-вооружить — решаемо. Можешь приезжать в галстуке.

Сообщал ли я тебе, что вот-вот в Москве в издательстве “Русь” выходит мой двухтомник “Стихи и поэмы”, где кроме оных — “Перо краевое” в первом томе, а во втором — “Раноставы Великого Слова”. Записки переводчика. Да статья обо мне, да библиография (я противился — кому это надо, в каком Нижнезадрищенске я печатался? — но издатель настоял). Редактор Николай Коняев.

А радости никакой. Такая пакость — дожить в России до 60-ти, до начала нищенской пенсии, ненужности общественной, немощи старческой и т. д. Счастлив Юра Кузнецов, уйдя в свои залетейские дали. Я даже юбилейные столы не люблю — кушанья пахнут поминками, поэтому даже не знаю, что делать 2 сентября. А-а, как жена решит, так и будет! Всё по-русски — перекладываю предварительное и окончательное решение на её плечи.

Пришлось ради семьи писать 16 стихотворений по 20 строк каждое в виде подписи под 16 портретами бульдозеристов Харанорского разреза. Садизм, но 10 тыс. руб. на ремонт в квартире одной комнаты заработал и отремонтировал. Барахтаюсь, но остаюсь жив-здоров, творчески работоспособен на 4 балла, закончил читать томище мемуаров Бисмарка, коего одна фраза будет уместна по окончании письма:

“Константинополь легче защищать от русской опасности на польской границе, чем на афганской” — прозорлив, гад, был.

Твой

Михаил Вишняков

Чита

1-5 августа 2005 г.

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Вручая мне свой трехтомник, вы, полагаю, были уверены, что ваш “испепеляющий бестселлер” будет воспринят мною критически. У меня же по прочтении возникли только незначительные пожелания.

Но все по порядку.

Том 1

Все три книги отличает совершенно точный диагноз окружающего, удивительные характеристики поэтического бомонда 60-х годов: Сельвинского, Асеева, Пастернака, Слуцкого. Да разве можно было встретить в те годы такие заметки о поэзии Соколова или Евтушенко?.. Нет и нет! Кстати, это были годы вашего вхождения в советскую литературу, а я барахтался в прибалтийских лесах, участвуя в создании ракетного щита нашей страны.

Не случайно Передреев поклонялся Есенину. В творческом плане он, по-моему, как-то повторил судьбу константиновского самородка.

Ваше проникновение в мир Рубцова, вологодского беспризорника, многого стоит.

Ваше пророчество в 60-е годы сродни сегодняшнему беспардонному наступлению еврейства, вылезшего из всех нор. Особенно это касается высших эшелонов власти.

Свидетельства о “советской диктатуре” и “постсоветской демократии” точны и справедливы. У вас даже хватило мужества назвать поименно всех лжедемократов.

Из текста о геноциде русского народа в 20-30-е годы — я бы убрал “30-е”. Да, пострадало немало честных и преданных советской власти людей, но сама чистка в канун войны от наследников Троцкого была совершенно необходима! Тут я всецело согласен с выводом В. Карпова.

Мощь нашей послевоенной общеобразовательной школы подтверждаю. Двое из одиннадцати моих одноклассников удостоились золотых медалей и в 1949 г. поступили и успешно окончили МГУ!

Что такое тоталитаризм?.. Тридцать пять лет учу молодежь, что мы жили в условиях авторитарной системы. Тоталитаризм свойствен был режимам Италии, Германии и Испании 30-40-х годов, эпохе Муссолини, Гитлера и Франко.

Том 2

Кто еще, кроме вас, мог так представить Смелякова! Но, по-моему, не стоит противопоставлять Смелякова и Твардовского. Последний все же на порядок выше. Равно как Пушкина и Тютчева. Последний умница, но Пушкин первопроходец.

Вроде походя, но очень метко показаны правдолюбцы — Василь Быков, Юрий Черниченко, Анатолий Приставкин. О литературных и жизненных подлостях Астафьева, несостоявшегося нобелевского лауреата, я глубоко узнал только от вас. Политика — грязное дело… Гитлер ни разу не встретился с предателем Власовым, потому что считал, и правильно, что тот при случае может предать и его.

Ну и досталось же от вас Евтушне, этому законченному негодяю с сибирской станции Зима!.. Век будет помнить.

Это правильно: в музыке надо понимать саму суть, чтобы так написать по адресу такого феноменального композитора, каким был Георгий Свиридов!

Том 3

Нет, Станислав Юрьевич, в марте 1940 г. польские офицеры были расстреляны в Катынском лесу, в 15 км от Смоленска, подручными Берии… Я лично тому свидетель. Все расскажу при личной встрече.

Растерянность Сталина?.. Думаю, что имело место сильное переживание из-за того, что не удалось реализовать свой план и оттянуть начало войны хотя бы на год.

Вся глава о Вадиме Кожинове — шедевр публицистики и искреннего уважения к одному из литературных гениев России! Лучше не напишешь.

Очень верно подмечено: русские стремились к справедливости, а евреи — к власти! Талдычат: “Сталин — убийца, тиран”… Троцкий в годы гражданской уничтожил без суда и следствия тысячи красных командиров!

Пожелания:

— Письма обязательно надо овременить. Они — летопись эпохи… А может, их вообще издать отдельной книгой по разделам, как в беседе с Кожемяко?

— Не лучше ли было переставить местами Передреева и Слуцкого?.. Автоматически ушли бы из текста ненужные повторы.

— Статья о Глазунове — это новая глава четвертой книги?.. Очень здорово написано. Требуется небольшая редакция.

Станислав Юрьевич, вы оперативно ввели меня в курс литературной московской жизни 60-90-х годов. Большое спасибо.

А. Александров

Смоленск

май 2005 г.

Здравствуй, Станислав Юрьевич!

Высылаю, как обещал, посильную помощь на памятник Юрию Кузнецову, которого я и знал, и уважал, но в тени его славы мёрз. Поэтому сторонился. Тем не менее мудрые люди в Челябинске чтут его память и ценят всё, что он сделал для русского читателя. У меня тоже “к перемене народа” болит душа, я уже еле сдерживаю распад организации, но пока некоторые коллеги способны откликаться на благие дела, есть смысл сопротивляться золотому тельцу.

Если надумаешь отметить в журнале наши усилия, скажи обо всей организации. Лично обо мне (я не кривляюсь) не надо…

Олег Павлов, который передаёт тебе деньги, руководит областным литературным клубом “Светунец” им. В. Богданова. Имеет он 5 детей и получает от государства 1200 руб. Это ли не альтруизм? У него прекрасные русские стихи, и если ты что-нибудь возьмёшь для своего журнала — буду премного благодарен.

Обнимаю. Держись.

Сергей Семянников

Челябинск

От редакции: Стихи Олега Павлова мы опубликовали в майском номере журнала за 2006 год.

Дорогой Станислав Юрьевич!

Не нахожу достойных слов, чтобы выразить мою благодарность! Право, не ожидал. Теперь некоторые проблемы будут решены.

У меня прямо-таки сердце разгорелось! (Редакция журнала помогла В. Лапшину погасить долги за коммунальные услуги. — Ред.) моя пенсия чуть более 1000 рублей. Долго не работал, не мог найти работу. Долги накопились. Теперь в течение года надо выплачивать по 540 рублей. Я как волк в красных флажках. Одна радость — журнал, который воспринимаю как дом родной. (Каков N 12-й! Сколько весомейших материалов!)

Да, вы мои друзья. Москва ударила меня смертью Кузнецова и Кожинова. Хорошо ещё, что я не видел их мёртвые лица. Они как бы живы…

На всякий случай — с Новым годом! Несмотря на то, что он будет непременно гаже нынешнего.

Ваш Виктор Лапшин

Галич

16.12.05 г.

Уважаемый Станислав Юрьевич! Во владивостокском читательском клубе “Наш современник” прошла встреча с Вашей посланницей Ниной Карташёвой. Народу было немного — встреча не в последний четверг, как мы уже привыкли, а в начале месяца, поэтому всего человек 30 сумел я собрать. Но православный русский разговор получился очень впечатляющим. Да Нина Васильевна, наверное, сама всё Вам рассказала.

У меня к Вам большая просьба: пожалуйста, передайте Нине Карташёвой газету с добрым словом о ней. Я, к сожалению, в суматохе встреч не спросил её адрес.

А Нина Карташёва чудо как замечательна! Зинаида Ивановна Дубинина, руководитель “Рубцовской горницы”, сожалеет, что не знала о приезде — приехали бы из Артёма всей “Горницей”. Нина Карташёва — её любимая современная поэтесса. После встреч все спрашивают у нас: почему так мало её стихов публикует “Наш современник”? Владыко Вениамин пообещал пригласить её на наши Кирилло-Мефодьевские чтения — дай-то Бог.

Спасибо за отличный материал, опубликованный в 9-м номере, — о сдаче русской земли. Очень читабельный роман Юрия Полякова “Грибной царь”. Я в восторге от стихов Владимира Кострова, особенно о Гоголе! Оставляют впечатление стихи Ольги Фокиной. Какая-то новая интонация у неё появилась. И какое мастерское использование хрестоматийного некрасовского, отчего возникает ирония — я говорю о подборке в 8-м номере.

Словом, великое спасибо за Ваш журнал!

С поклоном

Борис Лапузин

Владивосток

5.03.05 г.

Здравствуй, “Наш современник”!

Начну с книг, которые в Омске всё-таки были изданы, правда, не понятно, для кого и зачем. Дело в том, что на складе областного министерства культуры книжной продукции скопилось, по имеющейся у меня информации, на 40-45 миллионов рублей. Это и большая часть тиража так называемого Полного собрания сочинений Ф. М. Достоевского, так называемое Полное собрание сочинений Ивана Бунина, пятитомник Георгия Вяткина, сборник стихов и рассказов молодых омских авторов, первый том Антологии произведений омских писателей, альбом омских художников, Владимира Макарова, моя книга, открывшая серию “Библиотека омской лирики”, и ещё ряд названий. Оказывается, местное министерство по делам имущества категорически запрещает “разбазаривать областное имущество”, то бишь распродавать или раздаривать оное. Мало что у нас на сегодняшний день не разбазарили и не распродали. Но сей процесс на месте не стоит, и, может быть, после аферы с куплей-продажей “Сибнефти”, перерегистрацией её в Санкт-Петербурге в скором времени продадут и кресло из-под нашего губернатора-книголюба, который громогласно заявил, что “собрание Достоевского будет в квартире каждого омича”.

Иными словами, названные книги должны, по здешним законам, лежать на складе, а для того чтобы разрушить эту совершенно абсурдную ситуацию, необходимо принимать соответствующие законодательные решения. Но я так думаю, что и Достоевский, и Бунин, и Вяткин понадобились Полежаеву для “пиара”. Теперь Омская область, как говорят по местным телеканалам, “центр культурной, литературной, издательской жизни страны”. Неправда. У нас похоронен один из лучших литературно-художественных альманахов Сибири “Иртыш”, фактически прекратил, так и не начав, по большому счёту, своё существование, журнал “Литературный Омск”. На классиках, как я уже сказал, “попиарили” и выбросили их на склад. Книги омские писатели если и выпускают, то исключительно за счёт спонсорской помощи, да и какие это книги — на резографе и прочей такой технике, вышедшие в типографиях, в которых нет никакого понятия о книгоиздательской культуре.

Ещё два года назад известный омский поэт Владимир Балачан писал губернатору: “…В Омске и области живут и работают несколько десятков писателей: прозаики, поэты, критики, публицисты. И немало среди них настоящих мастеров слова. Однако писатели лишены возможности зарабатывать своим трудом. Дом, где находится наша организация, — в аварийном состоянии. Штатные работники не получают зарплаты. Словом, омские писатели влачат нищенское существование, особенно — пенсионеры. Я, например, получаю пенсию немногим более 1,5 тысячи рублей…… А какие в недавнем прошлом проходили на омской земле литературные праздники! — “Омская зима”, “Книжкина неделя”, Мартыновские и Белозёровские чтения. Живое писательское общение одухотворяло наших слушателей, способствовало формированию нравственного начала в сердцах молодёжи и детей. И писатели получали за свою работу скромные, но живые деньги, которые могли употребить на необходимую литературу, на подписные издания, на другие нужды. В настоящее время наши писатели всего этого лишены. Даже их книги не закупаются в городские и сельские библиотеки.

У местных чиновников вообще отсутствует понимание писательских нужд. И не только. Когда шла избирательная кампания по выборам мэра, приходил к нам молодой человек из команды будущего (нынешнего) городского правителя. По его мнению, он совершал обход общественных организаций, и он так и не понял разницы между обществом собаководов и омским отделением Союза писателей России. Как не видит её господин из Росимущества по фамилии Шишкин, который в конце июля, притащив на писательское собрание (и самого никто не звал) представителя некой медицинско-страховой компании, которую намеревались вселить в наш Дом, позволил себе орать на писателей, мол, всё равно выселим. Всё может быть. По соседству-то ранее, в таком же старинном особняке, находилось Омское книжное издательство, ныне ютящееся по съёмным углам. Сейчас там некая коммерческая структура.

А Владимир Фёдорович Балачан никакого ответа по сей день так и не получил.

В конце августа 2005 года в Омске открылась выставка картин Ильи Глазунова. Позднее на всю область раздался гром фанфар — было объявлено, что Глазунов подарил музею имени Врубеля картину “Голгофа”. Особо подчёркивалось, что “Голгофа” ещё недавно “украшала Русский зал Большого Кремлёвского дворца”.

Мне, конечно, не известно, что сейчас украшает Русский зал на месте “Голгофы”, но, зная страсть омского губернатора к дорогостоящему “пиару”, засомневался в том, что речь действительно идёт о подарке. Предчувствие не обмануло.

В октябре того же года на заседании Законодательного собрания Омской области выяснилось, что Глазунову за картину “Голгофа” было отвалено из облбюджета… десять миллионов рублей! То есть об этом свидетельствовала соответствующая строчка в так называемой “бюджетной росписи”.

Для сравнения: недавно областным правительством было принято решение выделить на улучшение жилищных условий ветеранов войны аж 5 миллионов 800 тысяч рублей. Ну, или такой факт: областной организации Союза художников России в 2006 году из бюджета было выделено всего 700 тысяч рублей. Плата же за аренду мастерских скоро станет неподъемной для большинства художников. Если уже не стала.

…Но мы тут — живые, и околевать бессловесно не собираемся. Многие продолжают вдохновенно работать, невзирая ни на какие трудности. Недавно мы провели при редакции “Омского времени” организационное собрание Круга русских читателей журнала “Наш современник”. Насколько хватит силёнок, будем заниматься его пропагандой — устраивать читательские конференции и т. д. В основном от 25 до 45 лет. Понятно, главная задача — подписка. Попробуем. Хотя народ у нас, мягко говоря, не роскошествует.

Но хочу сказать, что “Наш современник” ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖЕН ЖИТЬ. Ваш (наш!) журнал удесятеряет наши силы, во многом и спасает наши души. Не знаю, может быть, в столице по многим причинам эта необходимость не так остро ощущается, но здесь, за три тысячи вёрст от Москвы, чувствуешь “самую кровную, самую жгучую связь” с самым русским и самым лучшим журналом России.

Сердечно поздравляю “Наш современник” с юбилеем! Уверен, что этот юбилей — не последний. Последнего не будет.

С уважением

Юрий Перминов,

член Союза писателей России,

главный редактор газеты “Омское время”

Станислав Юрьевич!

Удалось на днях в букинистическом отделе купить вашу книгу “Возвращенцы”. В ней я увидел немало для себя нового, кроме правомерно использованного вами материала из трёхтомника “Поэзия. Судьба. Россия”, за публикациями которого следил пристально по журнальным номерам и, помнится, выражал вам своё мнение, которое было даже напечатано в вашем журнале. Тогда вы в ответном письмеце пообещали выслать мне отдельной книгой, когда она выйдет…… Я не в обиде, что у вас до меня не дошли руки при ваших таких обширнейших знакомствах, обязательствах и ограниченном времени на всё это. Мне просто приятно знать, что вы есть, действуете, пишете и, в свою очередь, уверены в своих единомышленниках, которые следят за вашими выступлениями во всех провинциальных больших и малых городах. Да, почему так мал тираж — всего 3000 экз.? Это же крохи для России. Сделайте переиздание!

Выражаю сочувствие журналу и друзьям по поводу ушедшего из жизни Сергея Викулова, с которым, конечно, я был знаком. Когда мы с В. Беловым были студентами Литинститута, С. Викулов, Б. Можаев, В. Астафьев и другие славные люди этого круга были слушателями ВЛК. И мы с ними общались. Пишу об этих встречах свои посильные воспоминания.

Дивлюсь плодотворности А. Казинцева. Очень внимательно слежу за его публикациями. Считаю, что это один из лучших сегодняшних публицистов России.

На днях перечитал Ю. Кузнецова. Пришёл в восторг от его стихов. Таких поэтов (хотя он единственный) надо перечитывать, и тогда откроются новые, ранее невидимые грани творчества, философия жизни. Почему о нём мало пишут, почти не издают, в отличие от “демократов” Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной? Хорошо, что ещё хоть Рубцова переиздают. Что касается Кузнецова, то он ещё не по зубам нашей механической критике, и читатель настоящий ещё не народился. Помните у Мережковского статью о Лермонтове “Поэт сверхчеловечества”? Вообще-то я Мережковского не люблю с его мистическими туманами, но эта статья глубокая. Вот и Ю. Кузнецов тоже поэт из этого ряда. Кажется, он сам где-то обронил мысль о том, что у современной критики нет того инструментария, чтобы разобраться в его поэме о Христе. Но ведь это относится и к значительной части его творчества.

Завершу письмо, опять же возвращаясь к вашей книжке. Она поможет многим окончательно разобраться, “кто такие друзья народа” и носителями какой демократии они являются. Я ведь и сам, сказать откровенно, был демократом первой волны. Почему? Надоела тупая партийная пропаганда, разговоры с партчиновниками, когда они считали себя во всём первыми и разговаривали только с позиции силы. А я позволял в своих высказываниях всяческие вольности, забывая о том, что у КГБ был очень чуткий слух. И в конце концов ко мне на рабочее место в Союз писателей пришёл человек, полковник КГБ, для профилактического разговора. Он перечислил 17 пунктов, по которым меня можно было бы привлечь к той или иной мере ответственности. Среди них — хранение перепечаток (сделанных мной ещё в годы учёбы в Москве) сборников Гумилёва, “Реквиема” Ахматовой, Нарбута, Ходасевича (тогда я не разбирался, кто еврей, кто русский, была бы яркая поэзия). Дело кончилось разговором, потому что этот человек, в прошлом журналист, был мне неплохо знаком, а сам я был в ту пору секретарём парторганизации Союза писателей. В общем, не стали поднимать шум……

Вот видите, сколько мыслей прямых и дополнительных вызвало у меня прочтение вашей книги. Будьте здоровы и по-прежнему стойки и знайте, ваши единомышленники есть в каждом городе и даже на селе, куда доходит “Наш современник”.

Жму руку.

Иван Костин

Петрозаводск

 

ВАЛЕРИЙ ГАНИЧЕВ, ПЯТЬ ЖАРКИХ МЕСЯЦЕВ

(Союз писателей России

на перекрестье мировых линий)

Варвары пришли в Европу

Юбилейный Х Всемирный Русский народный собор стал, пожалуй, самым значимым за годы работы этого авторитетного форума. В выступлениях митрополита Кирилла, других иерархов впервые с такой ясностью и полнотой была представлена общественная позиция Русской православной церкви. Собор потребовал отказаться от снисходительности к греху, не позволять политическим, социальным, общественным доктринам ставить зло и Добро на одну доску, уравнивать их в правах, как бы современно, юридически и философски обоснованно это ни выглядело.

Наше верующее сообщество вдохновлено веским соборным словом. А вот в числе оппонентов оказались правозащитники, гонимые в советское время и занявшие место неких оракулов в постперестроечной стране. Уже не один месяц бушуют страсти по поводу того, что церковь вмешалась в общественную жизнь, в правозащитную сферу. Дескать, “много на себя берут!”.

Ну а почему, собственно, Русская православная церковь, которая стоит по рейтингу общественного доверия на первом месте среди общественных и государственных институтов и организаций, не имеет права быть выразителем мнения и взглядов народа, исходя из вековечных православных, христианских позиций?! Да кроме того, на соборе присутствовали не только православные люди, но и представители других конфессий, и люди неверующие или, во всяком случае, недостаточно воцерковленные.

Представитель мусульман, кстати, заявил, что они тоже примут декларацию о “Правах и достоинстве человека”. Представитель же иудейской веры сказал, что они не будут принимать подобную декларацию, ибо согласны с той, что принята собором.

Но что может быть не менее важно и исторически значимо — зашевелилась после собора Западная Европа. Об этом свидетельствовала встреча в Вене под названием “Дать Европе душу”, в которой приняли участие католики и православные: богословы, учёные, священники, журналисты, писатели.

Для меня, человека, немного знающего о жизни христиан в Европе, было немало и горьких откровений. В выступлениях откровенно прозвучало: “Европа теряет христианство”, “иногда кажется, что здесь христианство не имеет будущего”, “и тут из жизни уходит религия, а значит, и нравственность”, “религия в Европе — прошлое”, “мы согласны: надо вернуть в Европу нравственность на основах христианства”. Западные священнослужители с горечью говорили: “Европа — экономический гигант и духовный карлик”, “надо возвратить душу Европе”. Наши либералы объявили бы подобные заявления остатками тоталитарного сознания. А тут, в Вене, об этом говорят кардиналы и епископы, профессора богословия, настоятели храмов. Оказалось, что на том пути, который предложили либералы в качестве “единственного”, предлагая забыть прошлое, Веру, традиции, мир ждёт духовный кризис и затем катастрофа.

На воинствующий секулярный терроризм надо найти ответы в истории, в практике, в Христе. “Новые варвары уже пришли в Европу”, — заявил профессор Тьери, — они уже захватили власть в органах управления, в СМИ. Они громят семью, они поддерживают однополые браки, сексуальные меньшинства”. Другие участники встречи заявили также, что ныне в Европе нет больше оппозиции. Консерваторы, социалисты, правые, левые склонили голову перед неолиберализмом. Как это похоже на нас!

В Европе наступила религиозная усталость. Поэтому со столь большим интересом были выслушаны доклады священнослужителей, представителей православной общественности России, которые преградой встают на пути разгула свободы вседозволенности, греха. Выступление митрополита Кирилла, другие доклады основывались на опыте и практике нашей Церкви, несли следы богословских и общественных дискуссий. Вот их названия: “Можно ли говорить о христианстве в эпоху секуляризма?” (В. Легойда, журнал “Фома”), “Кризис европейского человека и ресурсы христианской антропологии” (профессор С. Хоружий), “Возвращение к истокам: русская литература” (В. Ганичев, председатель Союза писателей России), “Христианство под угрозой” (епископ Венский и Австрийский Илларион), “Личность и глобализация (этнический контекст)” (протоиерей Владислав Свешников, профессор), “Опыт возрождения приходской жизни, семьи и религиозного образования в конце ХХ и начале ХХI века” (В. Воробьёв, ректор православного Свято-Тихоновского института), “К истокам христианской педагогики” (игумен Иоасаф, руководитель Патриаршего центра духовного развития детей и молодёжи), “Церковь, светские СМИ и христианские ценности в постсоветском обществе” (В. Малухин, ОВЦС), “Русская церковь: общественная миссия” (протоиерей В. Чаплин), “Христианская политика как прикладная этика” (В. Лебедев, председатель Союза православных граждан), “Вклад Всемирного Русского народного собора в духовное возрождение России” (О. Ефимов, ВРНС), “Карта Европы: с или без России” (А. Зубов, профессор МГИМО) и др.

Участники встречи направили послание членам “большой восьмёрки”, в котором поставили вопрос об учёте традиционных — религиозных, исторических, культурных — ценностей всех народов при решении важнейших вопросов политической, экономической, общественной жизни. Что это, некий новый экуменизм? Нет, литургических, канонических вопросов договорились не касаться. Сейчас важно спасти христианскую цивилизацию. О взаимных претензиях будет время сказать позднее.

Главное — удастся ли спасти христианство в Европе, удержать зло? Разговор был убедительным, взволнованным, требующим решительной борьбы за христианство, требующим вдохнуть душу в Европу.

Инвестиции в Китай

На последнем съезде Союза писателей я сказал, что самой большой инвестицией России за рубежом была русская классическая культура, её литература. И от этой инвестиции мы, держава, народ, получили и ещё пока получаем наибольшую прибыль. Прибыль духовную, прибыль душевную, прибыль сердечную. Поняв друг друга, народы открывают ворота дружбы шире, начинается торговля, заключаются союзы, подписываются договора.

В российском МИДе это неплохо понимают. С удовольствием общаюсь со многими мидовцами. Они знают классику, они читают! Это вообще традиция министерства: Фонвизин, Грибоедов, Тютчев. Когда я в советское время (будучи директором издательства “Молодая гвардия”) приезжал в США, то наш посол Добрынин всегда меня принимал, и первый его вопрос был: ну что нового в нашей литературе? что самое интересное, важное? что пишут Шолохов, Распутин, Бондарев, Николай Николаевич Яковлев?

И нынешнее поколение мидовцев обладает недюжинным образным мышлением, среди них много членов Союза писателей России. Только за последнее время они выпустили три поэтических сборника, без скидок на чиновную работу. В сборнике и отменные стихи нынешнего министра иностранных дел. В общем, литература — дело душевного понимания и международного контакта. Особенно если ею пользуются не только для оказания помощи своим приятелям.

Сколько раз было отмечено, что Агентство по СМИ и телевидению, возглавляемое Сеславинским, игнорирует писателей русской классической, реалистической традиции, писателей национально ориентированных, писателей народной боли и сопереживания. Ни во Франкфурт, ни в Париж, ни в Лейпциг делегации Союза писателей России на книжные ярмарки не приглашали. Ради Бога, зовите западников, либералов, модернистов всех мастей, но почему игнорируются писатели духовно-патриотического, реалистического направления? Почему налоги, которые мы все платим одинаково, расходуются на одну часть литераторов? Сеславинский и его коллеги наверняка входят в “Единую Россию”. А какая тут “единая Россия” — тут отбор по каким-то другим признакам! А либеральные писатели, которые всё время любят говорить, как их обижает государство, что при советской власти осыпались дарами и орденами, что и нынче — при государственной, агентской поддержке.

Так вот: в Китай русские писатели прорвались, потому что у Союза писателей России долголетние дружеские литературные связи с Союзом писателей Китая, потому что во все годы, когда Китай в либеральной прессе обзывался тоталитарным и лишённым демократических свобод государством, мы посылали туда делегации, принимали китайских коллег (не получая государственных средств на это). В период всеобщего возбуждения и моды на английский язык мы поддерживали китайских русистов, которых, как и у нас, задвигали на второй план. Достаточно сказать, что первым почётным членом Союза писателей России стал известный русист, с 1948 года переводивший на китайский Пушкина, Гоголя, Достоевского, Шолохова, — профессор Гао Ман. Впоследствии, после нашего представления, он был награждён орденом Дружбы.

Делегация писателей России побывала в Китае в мае-месяце. Я бы назвал три главных результата.

Духовный мост между нашими народами благодаря русской литературе сохраняется.

Русистика в Китае получила новый стимул. Союз писателей России и Внешэкономбанк учредили специальную премию за успехи в переводах и пропаганде отечественной литературы, и я вместе с послом С. С. Разовым и генконсулом в Шанхае А. А. Шароновым вручил её выдающимся китайским учёным и переводчикам.

И третье. Эти встречи проходили как праздник нашей литературы, как триумф Валентина Григорьевича Распутина.

Государственно сориентированным оказался Внешэкономбанк России, который не только помог прибыть туда писателям, учредил вместе с нами премию имени Горького китайским русистам, но помог выпустить с китайскими друзьями том “Современной русской прозы”, представив в нём свыше сорока писателей. И, как сказал один из ведущих учёных КНР, “это явилось одним из самых памятных событий года России в Китае и новым духовным мостиком дружбы и любви народов двух стран”.

Профессор Чжан Цзянхуа, декан факультета русского языка в Пекине, произнёс на форуме: “Литература — духовный мост между народами России и Китая”. Он добавил, что эта книга произвела на него очень сильное впечатление. Во-первых, современная русская проза доказывает, что будущее русской литературы не в её прошлом, как говорил в своё время Блок… Новейшая русская проза интересна по крайней мере тем, что она отражает время, раскрывает духовный облик русского народа, рассказывает, о чём задумываются русские интеллектуалы сегодня и что они пишут в новое время. Лучшие писатели России остались на стороне русского народа, не предали, не бросили свой народ.

Во-вторых, современная русская проза эстетически многообразна. В этой книге — классический реализм Распутина, метафорический стиль Краснова, лирическое эссе Лихоносова, сказочный рассказ Мамлеева и т. д. Анализируя стиль и образы русских писателей, Чжан Цзянхуа подытожил: “Великая русская литература — не Атлантида, уходящая под воду!”.

Русская доктрина

И ещё одно примечательное событие уходящего года. На острове Керкира (Корфу) состоялась церковно-научная конференция, посвящённая двум греческим просветителям этого острова, ставшим при Екатерине II первыми русскими архиепископами в только что освобождённой Новороссии. Я выступал там с докладом о том, что их судьба была связана с судьбой великого адмирала, святого Русской православной церкви Фёдора Ушакова (встреча происходила в Херсоне), освободившего их Родину — Ионические острова, создавшего там первое греческое государство после трёхсотлетия оттоманского ига, ставшее плацдармом для всегреческого освобождения. Ушаков начал возвращать долг России светоносной Элладе за принесённый на Русь из Греции свет православной веры.

А в августе, в пятую годовщину прославления, в Саранске был открыт и освящён патриархом Алексием II кафедральный собор святого праведного Феодора (Ушакова). Союз писателей России, компания “Гренадёры”, воспользовавшись этим праздником, объявили Всероссийский конкурс сочинений, песен, моделирования на тему “Вера. Отечество. Флот. Адмирал Ушаков”, первый тур которого определит победителей к 15 октября, дню успения великого адмирала. В связи с этим я обратился к святейшему Патриарху с вопросом: “Молодые люди тянутся к героическому. Образ какого героя, на Ваш взгляд, ждёт общество? В каком герое нуждается общество и наше молодое поколение?”. Святейший ответил так: “Даже в советское время, когда наша Церковь подвергалась жестоким гонениям, русская литература сохранила православную систему ценностей, формально себя с православием не отождествляя. В этой преемственности поколений, в этой генетической связи есть очень важное. Меняется Россия, меняются политические условия жизни, меняется экономика. Но сохраняется система ценностей…

В годы войны весь наш народ, воспитанный на положительных образах русской литературы, явил чудеса мужества и героизма, чем в очередной раз засвидетельствовал неразрывную связь со своим историческим прошлым, героями минувших столетий, которые отстаивали независимость Родины под стягом святого православия…

Очевидно, что нельзя быть подлинным сыном своего Отечества, своей страны, не зная её истории, будучи чуждым её религиозно-культурного наследия.

Убеждён, именно с православием связана будущая судьба России, и поэтому перед лицом тех, кого именуют “нашим будущим”, я обращаюсь к Вам с пожеланием быть добрыми преемниками традиций своих великих предков — таких, как святой праведный воин Феодор (Ушаков), чьими усилиями и чьей верой было создано могущественное Российское государство.

Именно такого героя, на наш взгляд, ждёт общество, в таком герое нуждается наше молодое поколение. Думаю, что такое же мнение выскажут и участники конкурса “Вера. Отечество. Флот. Адмирал Ушаков”, который мы поддерживаем и благословляем”.

Мне кажется, что, несмотря на все кризисные социальные и экономические явления, в обществе происходит нарастание духовных, национальных и патриотических сил. Появляются новые издания, группы и даже организации людей, которые осмысливают современное состояние России, предлагают пути, вернее — варианты путей развития России, её укрепления, развития национального самосознания.

В прошлом году, например, на Ушаковских чтениях, а позднее в Союзе писателей России группа учёных, политологов, социологов, публицистов, преимущественно молодых, огласила “Русскую доктрину”. Они обозначили программу экономического, социального, духовного развития нашего народа, пути укрепления державы. Доктрина вызвала оживлённую дискуссию: была поддержана её духовно-православная основа (она ведь и посвящена Сергию Радонежскому), её стержневые направления, опирающиеся на вековечные традиции русского народа. В то же время её чрезмерная объёмность рассеивала внимание, что позволило одному из оппонентов сделать ехидное замечание: “Это “Капитал”, из которого следует сделать “Манифест”. При всей условности сравнения нельзя не согласиться: программы надо делать понятными, действенными для тех, кто превращает идеи в материальную силу. Сегодня доработкой текста занята группа “Россия, побеждай!”, сосредоточившая свои усилия на созидательной части доктрины.

В том же направлении работают общество “Ихтиос”, журнал “Новая книга России”, Союз писателей России.

Одним из непоколебимых, мужественных (а чтобы защищать русских нынче, да и всегда, требуется мужество), последовательных изданий в эти пятьдесят лет был журнал “Наш современник”. На его страницах ставятся глубокие вопросы бытия и духа российского народа, осмысливаются ошибки и заблуждения власти, общества и отдельных людей, ведётся постоянная борьба с русофобией, которая, к сожалению, не удостоилась такого почётного законодательного осуждения, как подозрительно внезапно вспыхнувшая ксенофобия.

“Наш современник”, являясь органом многонациональной писательской организации России, никого не даёт в обиду: ни башкир, ни якутов, ни мордву, ни дагестанцев, ни чувашей, всем предоставляя место на своих страницах. Но он (говорю это как член Общественного совета) не намерен молчать и “утираться”, когда попираются честь и достоинство русского народа.

Мне бы хотелось объединить усилия “Нашего современника”, Союза писателей, группы “Будущее России” в деле изучения и осмысления ключевых проблем русской жизни. На основании этих исследований предполагается составить документ, который я готов представить в Общественную палату, законодательные органы и другие органы власти страны. Я абсолютно согласен со словами митрополита Кирилла, сказанными им на Х Всемирном Русском народном соборе: “Мир скоро востребует свойственные русской цивилизации идеалы самоограничения, приоритета духовного — над материальным, жертвенности и долга — над потребительством и эгоизмом, любви и справедливости — над “правом сильного”. Востребует мир и российский опыт общежития разных культур и убеждений, разных религий. Русскому народу никогда не было свойственно стремление силой, храбростью или коварством переделывать другие нации. Будут востребованы энергия нашего народа, его верность в служении человечеству, корни которой в нашей истории, в духовности и культуре, в нашем служении Богу и Истине Его”.

Ядерная хартия требует духовного единения

Перед саммитом произошли ещё два важных события: Всеарабский и Всеафриканский союзы писателей обратились к Союзу писателей России (справедливо считая его законным наследником Союза писателей СССР) с просьбой воссоздать Движение солидарности писателей стран Азии, Африки и Латинской Америки. Литературным, культурным, духовным силам трёх континентов душно в глобалистской масскультурной удавке, уничтожающей национальные литературы, театр, кино. Писатели этих стран знают, что мы тоже боремся за выживание своего языка, против голливудского поглощения отечественного кино, против изгнания классики из учебников, с экранов телевидения, театральных подмостков. Мы боремся с цинизмом, пошлостью, вульгарностью, бездуховностью современного искусства, объявляющего себя то модерном, то постмодерном.

В Каире было с интересом и пониманием встречено сообщение о Х Всемирном соборе, о нашей позиции в отстаивании прав и достоинства человека, о борьбе русских с грехом. Мы подписали вместе с этими союзами, а также с союзами писателей Египта, Сирии, Индии решение о проведении в начале будущего года международной конференции, призванной воссоздать движение солидарности писателей трёх континентов — за торжество национальных, духовно ориентированных, уважающих другие народы литератур.

Вот так в разгар обличений в ксенофобии, разговоров о якобы разгоревшемся костре “русского фашизма” писатели стран, где литература ещё не вытеснена из общественного сознания, обращаются к русским писателям с призывом защищать подлинно национальные культуры, соединять людей разных стран и верований, считая русских людей, русских писателей наиболее надёжными защитниками, союзниками и друзьями.

И ещё: саммит вызвал к жизни удивительный, широкомасштабный стратегический документ. Если в него вчитаются, поймут, то произойдёт кардинальное изменение уровня сознания человечества. Документ подготовлен и подписан президентом независимого научного фонда “Институт проблем безопасности и устойчивого развития”, лётчиком-космонавтом СССР Владимиром Аксёновым, известным стратегом экономики академиком Дмитрием Львовым, директором Института проблем безопасности генерал-майором госбезопасности в отставке Ксенофонтом Ипполитовым, известными деятелями литературы и искусства России. Его название: “К ядерной хартии народов мира”. С одной стороны, это ответ на наглое выступление американских “специалистов” в начале года, которые считают, что Америка вернула себе ядерную монополию и если Вашингтон нанесёт ядерный удар первым, то у России не будет шансов на ответ. Наши специалисты, подготовившие документ, доказывают всю вздорность этого милитаристского бахвальства. Они подчёркивают, что у США, как, впрочем, и у любой другой страны, нет и принципиально не может быть в настоящее время ядерной монополии. И дело не в том, что отпор может быть дан даже после всесокрушающего атомного удара, ибо средства доставки имеют ныне всепроникающий и всеохватный характер. Дело в том, что после уничтожающего удара по противнику перестаёт существовать вся земная цивилизация. От ядерного оружия фактически нет защиты силовыми методами и силовыми средствами. Авторы пишут: “За прошедшие 60 лет ядерное оружие стало достоянием многих стран, и у каждой из этих стран достаточно своего ядерного потенциала, чтобы в случае суровой необходимости разрушить всю территорию “самой сильной страны мира”. И все силовые системы защиты США будут бессильны против такой акции”. В хартии много убедительных фактов, научно обоснованных утверждений, но главное — это тревожно-всеобъемлющий вывод: человечеству, для того чтобы обеспечить своё будущее, необходимо подняться на новый уровень сознания.

И самое главное в этом, говорится в хартии, то, что “новый уровень сознания может сформироваться только с опорой на базовые духовные ценности общества, …которые в настоящее время заслоняются материальными приоритетами и принципами жизни. Поэтому человеческая цивилизация, вступая в третье тысячелетие от Рождества Христова, одновременно должна пройти переходный период от духовно-материального мироустройства к духовно-нравственному миропорядку”.

Эта мысль, это ощущение, эта необходимость стучаться во все двери, все умы, все души должны быть одной из главных задач человечества. Х Всемирный Русский народный собор начал широкое продвижение в массы верующих людей, в гражданское сознание подобных взглядов. На уровне церквей и учёных, общественных организаций и интеллектуальных групп, в сердцах матерей и в опыте стариков всё более ясным становится необходимость бережного отношения к жизни, к сущности человека, к духовному миру. Мы должны понять, что без восхождения на новый уровень сознания мы не выйдем из тупика.

 

Михаил Делягин, СНАЧАЛА РОССИЯ

“Что такое хорошо” для нашей страны. Некоторые тезисы

Пока Россия остается относительно слабой, не доминирующей в глобальном масштабе страной, она должна исходить исключительно из своих собственных интересов. Несмотря на безусловное наличие общечеловеческих ценностей, гуманитарных принципов и сочувствия к другим странам и народам, Россия должна исходить из абсолютного примата национальных интересов, сознавая, что в современном мире сочувствия и жалости заслуживает прежде всего ее собственный народ. Российское государство несет ответственность исключительно перед ним, но ни в коем случае не перед другими народами.

Отличие государства от корпорации принципиально и вызвано не столько наличием у государства значительных социальных обязательств (которые в рамках социального партнерства зачастую принимают на себя и корпорации), сколько коренным различием целей. Корпорация объективно стремится к увеличению прибыли, государство — населения. Действительно, единственным объективным признаком по-настоящему комфортной жизни, соответствующей глубинным потребностям человека, является его размножение (как и у любого другого биологического вида).

Поэтому цель модернизации России — обеспечить ускоренный рост населения: только это является объективным признаком его благополучия.

Среда существования современных обществ — все более жесткая глобальная конкуренция.

Либеральный проект обеспечивает выживание в ней не всего общества, но лишь его отдельных фрагментов (в основном сырьевых), не встречающих конкуренции в мире и потому вписываемых им в себя автоматически. Выживая отдельно от собственного общества (а то и за счет его уничтожения), эти фрагменты вынужденно переосмысливают себя как часть не его, но развитой части мира — “мирового сообщества”, “человеческой цивилизации”, “Запада” и т. д.

Модернизационный проект — ответ остального российского общества, лишенного будущего либеральным проектом и приговоренного им к деградации и вымиранию.

Его основа — возврат к целостному видению России как единого субъекта глобальной конкуренции. Основные социальные группы должны рассматриваться как равнозначимые; идея общего развития за счет подавления некоторых из них должна отвергаться как разрушающая общество.

Настроение модернизационного проекта — “Возвращение к здравому смыслу”, излечение России под лозунгом “От реформ к нормальности”.

Обеспечение долгосрочной конкурентоспособности возможно лишь за счет восстановления и наращивания на качественно новой технологической базе всех компонент национального капитала: человеческого, технологического, материального (производственного и природного), финансового.

1. ВОЗРОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО КАПИТАЛА

1.1. Обеспечение минимальных социальных гарантий

Необходимо обеспечение прожиточного минимума — экономического выражения права человека на жизнь. Он должен включать обязательные услуги систем жизнеобеспечения, здравоохранения, образования, культуры и поддержания общественного порядка. Часть его должна предоставляться в натуральной форме и только при возникновении потребности (например, лечение малоимущих). Прожиточный минимум должен рассчитываться ежеквартально для каждого региона (отдельно — для крупных городов) на основе жизненных потребностей. Его натуральный состав должен устанавливаться законом и различаться по регионам в соответствии с их климатическими и иными условиями.

Для семей с детьми прожиточный минимум должен быть социальным, позволяющим воспитать ребёнка полноценным членом общества (средняя семья хочет иметь 2,5 детей, а имеет 1,5: нет денег). Рождение ребёнка должно быть “пропуском в лучшую жизнь”; необходима увеличивающаяся премия на рождение каждого ребёнка, начиная со второго, в регионах с дефицитом населения.

Гарантирование прожиточного минимума преобразует межбюджетные отношения: финансовая помощь центра будет приближать регионы не к абстрактному среднему уровню, как сейчас, а к прожиточному минимуму. Федеральный центр признаёт свою ответственность за состояние регионов. Чтобы губернаторы ради увеличения трансфертов не завышали прожиточный минимум, придётся ужесточить финансовый контроль, а в высокодотационных и вовсе вводить внешнее бюджетное управление.

Следует рационализировать использование средств бюджетов. Недопустимо замораживание в федеральном бюджете (в том числе и в Стабилизационном фонде) более 2,4 трлн руб., в то время когда 16% россиян не имеют денег на покупку еды, а число беспризорных сопоставимо со временем после гражданской войны. Борьба с инфляцией путём замораживания денег налогоплательщиков в бюджете не просто аморальна; это то самое лекарство, которое страшнее болезни.

1.2. Обеспечение доступности необходимых социальных услуг

Надо обеспечить качественную медицинскую помощь неимущим, составляющим подавляющее большинство населения нашей ещё недавно обеспеченной страны. Следует создать систему действительно бесплатного высшего образования для талантливых неимущих. Доступное жилье для бедных (то есть 88% населения современной России) — это только бесплатное жилье.

Следует приравнять статус воспитателей детских садов, работников образования и здравоохранения, занятых на полную ставку в бюджетных организациях, к госслужащим с предоставлением им соответствующих зарплат и социальных гарантий.

1.3. Обеспечение профессиональной ответственности

Медицинские и образовательные учреждения должны в полном объеме возмещать убытки, нанесенные гражданам из-за врачебных ошибок и некачественного образования.

Сотрудники правоохранительных органов, преступившие закон, должны навсегда лишаться права работать в силовых структурах, службах охраны и вести юридическую деятельность.

Осужденные за хозяйственные преступления должны лишаться права занимать руководящие должности, в том числе в бизнесе, на срок, вдвое превышающий срок заключения (включая условные сроки), но не менее чем на пять лет.

Чиновники, допустившие серьезные профессиональные ошибки, должны лишаться права занимать руководящие должности на госслужбе и избираться в депутаты всех уровней.

Депутаты всех уровней и члены Совета Федерации должны быть лишены иммунитета по уголовным и административным делам. Законодательные органы могут давать своим членам иммунитет, если решат, что их преследуют по политическим мотивам.

При утрате доверия избирателей к депутатам всех уровней не позднее чем за год до истечения их полномочий назначаются досрочные выборы, если за это собраны подписи 25% избирателей.

Органы власти и СМИ должны под личную ответственность своих руководителей по существу реагировать на все поступающие в них обращения граждан, кроме анонимок, в течение месяца.

1.4. Создание комфортной коммунальной среды

Реформу ЖКХ следует развернуть от ограбления людей и лишения их первичных условий существования к рационализации работы ЖКХ. Это подразумевает введение федеральных экономических, технологических и организационных стандартов, жесткое обеспечение финансовой прозрачности (включая детальный контроль за издержками ЖКХ), принуждение к энергосбережению. Нормативная стоимость услуг должна ежегодно снижаться, стимулируя ЖКХ к энергосбережению. Сверхнормативная экономия должна оставаться в распоряжении ЖКХ.

Реформа должна быть сведена к демонополизации, принуждению местных властей к модернизации коммунального оборудования (дающего высокую и быструю экономию), изъятию сверхприбылей у коммунальных монополий. Следует предоставлять госгарантии на кредитование использования энергосберегающих технологий в ЖКХ и восстановление его инфраструктуры на основе этих технологий.

Реформа должна идти за счет снижения издержек монополий ЖКХ — водоканалов, газовых и электрических распределительных сетей. Если она будет по-прежнему направлена на ограбление населения, она приведет к росту не эффективности этих монополий, но их аппетитов и, напротив, к дальнейшему снижению их эффективности.

Расходы семьи на коммунальные нужды, включая найм жилья в муниципальном жилом фонде, превышающие 10% ее доходов, должны субсидироваться местным бюджетом, при нехватке в нем средств — бюджетом региона, при нехватке средств и в нем — федеральным бюджетом. Переходить к полной оплате коммунальных услуг можно только после применения этих субсидий в течение не менее чем одного года при отработке механизмов их предоставления.

Плохое финансовое положение ЖКХ вызвано неплатежами бюджетов и бюджетных предприятий. Государство должно выплатить долги ЖКХ.

Счетчики уплаты коммунальных услуг должны быть установлены везде. Сопротивление коммунальных монополий установке и использованию счетчиков должно караться как вредительство.

Указанные меры позволят сократить расходы населения на оплату жилищно-коммунальных услуг, как минимум, на треть.

1.5. Восстановление психологического здоровья общества

Общество не может развиваться, не будучи уверенным в относительной справедливости и разумности своего устройства и не повышая степень этой справедливости и разумности каждый день.

Для восстановления представлений общества о справедливости, искоренения настроений попустительства и вседозволенности надо расследовать деятельность высших чиновников и политиков СССР и России в ходе проведения реформ, с апреля 1985 года, выявить, если они имели место, случаи нарушения интересов СССР и России, совершения должностных преступлений и предать их широкой гласности. Установить, что чиновники и политики, нанесшие вред интересам СССР и России, пожизненно лишаются права работать на госслужбе, избираться депутатами и заниматься юридической деятельностью. При выявлении преступлений с неистекшим сроком давности (в том числе преступлений против человечества, не имеющих срока давности) материалы должны передаваться в суд.

Все чиновники и политики должны либо обосновать источники средств и имущества, приобретенного ими и их семьями после 1991 года, либо пожизненно лишиться права занимать государственные должности и избираться в депутаты всех уровней.

Надо ввести смертную казнь для наркоторговцев, террористов,для серийных убийц и насильников. Во избежание судебной ошибки смертный приговор должен приводиться в исполнение не ранее чем через год с его обязательным подтверждением Верховным судом (он должен заново изучить дело, даже если приговоренный не подал апелляцию). Нужна возможность замены смертной казни тюремным заключением при условии активного содействия следствию.

Важно смягчить наказания за мелкие правонарушения, облегчить и упорядочить условия содержания в СИЗО и местах заключения. Нужна действенная защита от милицейского произвола, очищение правоохранительных и силовых структур от разложившихся и психически неустойчивых элементов.

Следует установить, что бизнес, разрушающий здоровье, преступен. Нужны стандарты, обеспечивающие безопасность потребления всех товаров, и механизмы контроля за их соблюдением. Их нарушение должно вести к имущественной и уголовной ответственности. В частности, необходимы:

• канадские стандарты предупреждений о вреде курения на сигаретных пачках (тексты “Курение приводит к раку” и “Курение убивает” дополнены изображениями пораженных легких и мозга);

• приравнивание рекламы пива к рекламе алкоголя;

• запрещение игорного бизнеса на всей территории России, кроме специально выделенных территорий и участков (в прямой связи с численностью населения);

• все товары, произведенные с использованием генетически модифицированных продуктов, должны иметь хорошо заметную маркировку; производство их в России должно быть запрещено;

• запрещение производства и импорта автомобилей без катализатора, качественно снижающего токсичность выхлопа; эксплуатируемые автомобили должны быть оборудованы катализаторами (для малообеспеченных — в рассрочку или за счет бюджета);

• запрещение бродяжничества: бездомным должны предоставляться общежития и общественные работы; при уклонении от них они должны направляться на принудительные работы;

• выбрасывание мусора на улицу или в зеленых насаждениях, включая окурки и обертки, должно караться крупным штрафом или принудительными работами по благоустройству города.

Необходимы общественные работы как способ не только борьбы с безработицей, но и сохранения (или создания) трудовой мотивации, а также удешевления реконструкции инфраструктуры страны (американские шоссе построены в рамках программ общественных работ).

Здоровый или квалифицированный человек должен отрабатывать обществу свое пособие по безработице. При этом надо стремиться привлекать выпускников вузов и лиц творческих профессий к общественным работам по специальности, как это было в США при Рузвельте.

Вал лживой или возбуждающей безосновательные ожидания рекламы не только обманывает людей и наносит им материальный ущерб, но и подрывает доверие в обществе, дезорганизуя его и разрушая его моральные основы. Надо признать вводящую в заблуждение рекламу разновидностью мошенничества и преследовать ее в соответствии с Уголовным кодексом.

Платежные документы (коммунальные, пошлина за официальные бланки, налоги и т. д.) должны передаваться гражданам с уже внесенными в них банковскими реквизитами, чтобы люди вписывали в них только информацию о себе, не мучаясь переписыванием бессмысленных аббревиатур и сотен цифр.

1.6. Обязательное изучение английского языка

Английский — язык международного общения.

Наши дети должны иметь те же возможности получать информацию, искать работу и путешествовать, что и их сверстники в развитых странах. Они должны быть конкурентоспособны.

Поэтому программа средней школы должна включать изучение английского языка, достаточное для свободного общения. Другие иностранные языки могут изучаться как дополнительные.

1.7. Модернизация армии

Инерционные демографические процессы лишат армию призывников уже в 2007-2008 годах. Поэтому жизненно необходимо скорейшее создание профессиональной армии и обеспечение социального престижа офицерства. Уставы армии, вся система обучения военнослужащих и поддержания обороноспособности страны должны быть кардинально обновлены в соответствии с требованиями современной войны — с учетом опыта как локальных войн (в том числе партизанских), так и широкомасштабных агрессий, осуществляемых в последние годы США и их союзниками.

2. ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПРОИЗВОДСТВЕННОГО КАПИТАЛА

2.1. Компенсационный налог

15 лет национального предательства, разврата и коррупции погрузили Россию в ложь и недоверие. Большинство россиян не признает право горстки лиц, которых правящие коррупционеры назначили миллиардерами, на недра страны и предприятия, созданные поколениями советских людей.

Общество расколото на ограбивших и ограбленных. Переделить или вернуть государству собственность (кроме отдельных экспортеров сырья и оборонных предприятий) — значит вызвать хаос.

Национальное примирение будет достигнуто согласием общества на сложившуюся структуру собственности в обмен на признание крупным бизнесом своей ответственности, проявляющейся в его участии в реализации национальных приоритетов, инвестировании в Россию и, главное, в компенсации нанесенного приватизацией ущерба в виде компенсационного налога.

Он равен сумме, недоплаченной при приватизации в бюджет, индексированной на величину инфляции. Выплата компенсационного налога осуществляется в рассрочку в течение не более чем 10 лет. Рассрочка устанавливается в зависимости от состояния предприятий и конъюнктуры рынков. При срыве платежей или подготовке предприятий к преднамеренному банкротству они отчуждаются в собственность государства.

Природную ренту экспортеры сырья должны возвращать государству через экспортные пошлины и налоги.

2.2. Программа развития и размещения производительных сил

В капиталоемких секторах, в первую очередь инфраструктурных, длительность окупаемости инвестиций в сочетании с их высокими объемами делает политические риски запретительно высокими для частных инвесторов. Единственный способ привлечения средств в эти сферы — гарантии, а при их недостаточности — кредиты и даже прямые инвестиции государства с жестким перекрестным контролем за их использованием.

Программа развития и размещения производительных сил (ГОЭЛРО-2) должна определять направления развития указанных сфер, в первую очередь инфраструктуры, задавая тем самым приоритеты и условия развития бизнесу.

Источники средств: избыточная для стабильности валютного рынка часть золотовалютных резервов Центробанка (сейчас это более 150 млрд долл.), неиспользуемые остатки средств федерального (более 85 млрд долл.) и региональных (более 3,5 млрд долл.) бюджетов, ограничение масштабов воровства, кредиты госбанков, средства модернизированных пенсионной и страховой систем.

Составными элементами этой Программы должны стать:

• содержательная (в отличие от принятой на период до 2020 года) энергетическая стратегия, нацеленная на обеспечение максимально эффективного использования энергоресурсов;

• транспортная стратегия, обеспечивающая запуск транзитных маршрутов при срыве — любой ценой и любыми способами! — проектов организации глобального транзита в обход России;

• технологическая стратегия, определяющая, какие технологии государство будет развивать, а какие — импортировать, задающая ориентиры политике в сфере высшего и среднего образования. Она должна создать механизм широкомасштабного поиска и внедрения сверхэффективных технологий. Нужно создание государственного агентства, занимающегося поиском этих технологий, оценкой их эффективности, при необходимости — доработкой, рекламой и распространением, а при отсутствии заинтересованности со стороны субъектов рынка — созданием предприятий, эксплуатирующих их.

Следует превратить Сбербанк в банк развития — ключевой инструмент реализации программы развития производительных сил. Деньги населения должны финансировать развитие страны, а не идти на погашение внешнего долга или спекуляции с госбумагами.

После достижения суммой госдолга приемлемого уровня (этот уровень уже достигнут) его снижение может осуществляться лишь при решенности более приоритетных задач. Средства, являющиеся потенциальным профицитом, должны направляться на восстановление инфраструктуры и государства (то есть проведение административной реформы).

2.3. Пенсионная реформа

Пенсионная система должна быть основана на государственных гарантиях сохранности пенсионных взносов граждан в реальном выражении. Эти гарантии должны быть основаны на направлении части пенсионных инвестиций в надежные проекты модернизации инфраструктуры (в том числе ЖКХ), не представляющие интереса для частного капитала вследствие относительно высокой капиталоемкости и длительной окупаемости.

2.4. Реформа естественных монополий

Условие выживания России — полный пересмотр реформирования РАО “ЕЭС России” и остальных естественных монополий. Прежде всего нужны полная финансовая прозрачность естественных монополий, включая аффилированные структуры, контроль за структурой их издержек и обоснованностью тарифов. Цель государства — минимизация тарифов при обеспечении надежности и необходимого для развития страны предложения услуг естественных монополий. Их технологически обусловленное единство (на уровне вертикально интегрированных компаний) надо сохранить или восстановить.

Единый технологический комплекс электроэнергетики должен быть на деле возвращен государству, отключение света без решения суда — запрещено.

2.5. Антимонопольная политика

Комплексная антимонопольная политика должна обеспечивать:

• быстрое и неотвратимое наказание за злоупотребление монопольным положением (особо нетерпимая ситуация сложилась на рынке лекарств), включая длительный “профилактический” контроль за их издержками и ценами;

• реструктуризацию естественных монополий и рост их тарифов (включая тарифы ЖКХ) только при условии обеспечения их финансовой прозрачности (включая аффилированные структуры);

• восстановление статуса и нормализацию работы фактически бездействующей (под прикрытием отдельных “громких дел”) антимонопольной службы.

Следует создать федеральную инспекцию цен, которая будет вести мониторинг цен наиболее значимых товаров и услуг.

При их резком росте государство должно иметь право временно снижать их, анализировать причины роста и при необоснованном завышении цен снижать их уже окончательно, возбуждая при этом расследование о злоупотреблении монопольным положением. Этот механизм (действующий, например, в Германии) нужен потому, что антимонопольное расследование может идти годами, в течение которых монополии будут завышать цены.

2.6. Внешнеэкономическая политика

Надо отменить неоправданные уступки, сделанные в ходе переговоров о присоединении к ВТО (например, график повышения внутренних цен на газ и передачу российского рынка мяса птицы под управление американских экспортеров), восстановить минимально необходимые протекционистские меры и поставить процесс присоединения к ВТО в зависимость от хода модернизации российской экономики и государства.

Нужен запрет оплаты бюджетом неуникального импорта (это не противоречит правилам ВТО).

Следует всячески стимулировать внешнюю экспансию российского бизнеса в сочетании с прекращением стимулирования бегства капитала под видом либерализации валютного регулирования.

Должен быть установлен абсолютный приоритет национальных законов перед международными, означающий закрепление естественного приоритета интересов России над интересами ее стратегических конкурентов. Этот принцип действует и в США (напрямую), и в ЕС (неявно, так как общеевропейское законодательство формально международное).

3. ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА

Удорожание нефти носит фундаментальный, а не конъюнктурный характер и отражает общую нехватку энергоносителей, с которой человечество может столкнуться в ближайшие 10-15 лет при сохранении современных темпов развития на современном технологическом базисе.

Эта угроза не абсолютна; так, США могут в любой момент начать разработку битуминозных песков канадской провинции Альберта, рентабельную уже при цене нефти 30 долл. за баррель, что приблизит мировую цену нефти к этому уровню. Однако США не используют эту возможность, так как дорогая нефть не только приносит сверхприбыли их нефтяным корпорациям, но и сдерживает их стратегических конкурентов — Евросоюз, Японию и, главное, Китай (отличие США от них — эмиссия мировой резервной валюты и наличие собственной нефти).

Поэтому удорожание энергоносителей носит долгосрочный характер и превращает российские нефть, газ и уголь из коммерческого в стратегический, геополитический ресурс. Это требует коренного переосмысления принципов и механизмов их использования. Выработка и реализация Энергетической доктрины России облегчаются ее самоочевидностью.

3.1. Восстановление энергетического суверенитета

Прежде всего надо отказаться от колониальных соглашений с глобальными монополиями, подписанных в первой половине 90-х годов и либо прямо нарушающих российские законы (как Каспийский трубопроводный консорциум), либо наносящих России неприемлемый ущерб. К последним относятся соглашения о разделе продукции (СРП), по которым иностранные инвесторы получают практически всю прибыль от добычи российских нефти и газа, а Россия не только полностью компенсирует их завышенные издержки на добычу своих полезных ископаемых, но еще и оказывается им должна!

Формальные основания для отмены соответствующих соглашений может дать расследование обстоятельств заключения данных соглашений. Вскрытие же коррупционных мотивов их подписания российскими чиновниками (а трудно представить себе иные причины, по которым они могли пойти на настолько невыгодные для страны соглашения) по нормам международного права — достаточное основание для признания соответствующих сделок ничтожными.

СРП должны быть законодательно запрещены как заведомо неприемлемый для России колониальный способ освоения ее природных ресурсов ее стратегическими конкурентами.

При освоении природных ресурсов следует обеспечивать максимальное влияние российского капитала — как частного, так и государственного. У России достаточно денег для самостоятельной реализации проектов любого масштаба; иностранцы должны допускаться лишь как носители отсутствующих у нас технологий и, желательно, при условии передачи этих технологий. Следует стремиться к привлечению их на уровне отдельных специалистов и их групп, при невозможности ограничиться этим — на уровне специализированных фирм, решающих те или иные технологические задачи (вплоть до разработки инвестиционных проектов). В крайнем случае иностранный капитал может привлекаться в виде управляющих фирм, организующих реализацию инвестиционных проектов.

Однако контроль за любым проектом и собственность на добываемые ресурсы при любых обстоятельствах должны оставаться исключительно национальными.

Трубопроводный транспорт в силу своей стратегической значимости должен оставаться в исключительной собственности государства. Доступ к трубопроводам должен быть равным и свободным для всех представителей российского государственного и частного капитала, но иностранный капитал как стратегический конкурент России не должен иметь к ним доступа. Стремление Евросоюза к лишению России ее естественного конкурентного преимущества, созданного трудом поколений советских людей, при помощи принуждения к ратификации Договора к Энергетической хартии (обеспечивающего свободный доступ к нашей трубопроводной системе всех желающих) напоминает стремление наиболее оголтелых революционеров начала ХХ века к обобществлению женщин.

3.2. Гармонизация интересов бизнеса и общества

Сверхрентабельная добыча экспортного сырья (в первую очередь энергоносителей) в России должна идти в интересах общества — госкомпаниями или частным капиталом под плотным контролем государства. Сфера реализации коммерческой инициативы и здоровой агрессивности частного бизнеса — окружающий мир, в первую очередь постсоветское пространство, которое — по крайней мере в наиболее стратегически важном энергетическом плане — должно полностью принадлежать российскому бизнесу.

Каждая тонна нефти, каждый кубометр газа, добытые на постсоветском пространстве (не говоря уже о самой России) любой компанией со значимым участием иностранного капитала (не говоря уже о полностью иностранных) — позор России, оскорбление ее национальных интересов и подрыв ее экономического, а в конечном счете и политического суверенитета.

Надо любой ценой и любыми способами не допустить реализации проекта строительства газопровода из Казахстана в Турцию в обход России, отсекающего нашу страну от газа Туркмении и Узбекистана.

Государство должно организовывать, направлять и всемерно поддерживать внешнюю экспансию частного российского бизнеса. Основной принцип — предоставление относительно дешевых российских энергоресурсов в обмен на стратегически значимую собственность. Механизм — созданные на “энергетические деньги” пророссийское лобби, но не бесплодный и шокирующий энергетический шантаж, не говоря уже о разрушительных для России “газовых” и иных войнах.

В силу высокого протекционизма развитых стран их освоение российским энергетическим бизнесом должно быть нацелено на качественное повышение доходов за счет увеличения степени переработки экспортируемой продукции и приближения к потребителям.

Наиболее актуален прорыв “Газпрома” в распределительные сети стран Евросоюза. Первоочередными целями помимо Великобритании и Германии должны стать Нидерланды (как ключ к Франции), Италия и Греция.

3.3. Структурные преобразования

Фундаментальная задача — повышение степени переработки экспортируемой продукции. В 2005 году российский бизнес начал замещение экспорта сырой нефти по железной дороге более эффективным экспортом нефтепродуктов: падение экспорта нефти на 5% сопровождалось ростом экспорта нефтепродуктов на 16%.

России необходимо форсированное строительство комплекса нефтеперерабатывающих заводов для полного прекращения экспорта сырой нефти по железной дороге и танкерами с замещением его экспортом нефтепродуктов.

Следует всемерно развивать нефте-, газо- и углехимию для максимально полного замещения экспорта сырья качественно более выгодным экспортом продукции его переработки.

Интенсификация развития не отменяет необходимости освоения новых месторождений, в первую очередь Ямала, и восстановления масштабов геологоразведки, достаточных для устойчивого развития топливно-энергетического комплекса (ТЭК) в стратегической перспективе.

С учетом оздоровления энергетического баланса страны в результате указанных мер нужен системный анализ экспортных обязательств, взятых на себя Россией и ее компаниями, и при необходимости приведение их в соответствие с возможностями российского ТЭК. Без этого возможна ситуация, при которой экспортные обязательства России будут выполняться за счет сокращения поставок на внутренний рынок с торможением, а то и дестабилизацией национальной экономики.

Внутренние цены на энергоносители должны быть привязаны к уровню жизни большинства россиян, а не жителей наиболее развитых стран мира (который отражают мировые цены). Их повышение возможно только по мере роста уровня жизни, причем не наиболее обеспеченных 12% населения, как сейчас, а всех россиян, и в первую очередь их беднейшей части.

Обязательства по повышению внутренних цен на газ, принятые в ходе переговоров с Евросоюзом о присоединении к ВТО под давлением российского газового лобби, должны быть немедленно отменены как подрывающие национальную конкурентоспособность. Формальное основание — фактический отзыв Евросоюзом своего согласия на присоединение России к ВТО и одностороннее выдвижение им новых, ранее не обсуждавшихся в связи с присоединением к ВТО требований бесплатного пролета самолетов над Сибирью и ратификации Договора к Энергетической хартии.

Переход к экспорту энергоносителей, а затем и остального сырья исключительно за рубли не только кардинально повысит значимость нашей страны в мировой экономике, но и трансформирует мировую финансово-экономическую систему в национальных интересах России.

Доходы от экспорта сырья должны направляться на комплексную модернизацию страны: на возрождение ее управленческого, человеческого и производственного капитала на качественно новой, передовой технологической основе.

Обеспечение на этой основе обороноспособности страны и безопасности руководства — необходимое условие реализации вышеописанной Энергетической доктрины, так как вызываемое ею изменение баланса глобальных финансовых потоков в пользу России создаст для развитых стран соблазн насильственного возвращения к современной колониальной эксплуатации богатств нашей страны.

4. ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ РЕИНТЕГРАЦИЯ

4.1. Общие соображения

Представители различных культур в силу объективных различий по-разному реагируют на одни и те же управляющие воздействия. Распространенное в силу демократических предрассудков и агрессивной либеральной пропаганды игнорирование этого самоочевидного факта драматически снижает эффективность не только государственного, но и корпоративного управления, подрывая тем самым конкурентоспособность соответствующих обществ.

Признание этого объективного факта не имеет отношения к расизму и фашизму, которые исходят из априорно устанавливаемого превосходства одного народа (или культуры) над другими. Любое утверждение, что какой-либо народ, культура или религия “лучше” или “хуже” других, абсолютно неприемлемо. Всякий допустивший его должен подлежать показательному наказанию, так как подобные заявления раскалывают общество, превращая в его иррациональных, неспособных к долгосрочному компромиссу врагов целые группы людей, которые при терпимом отношении и эффективном управлении могли бы быть его союзниками, работающими на общее благо.

Отторгая от общества потенциальных союзников (или по крайней мере нейтралов) в глобальной конкуренции, расистские и ксенофобские подходы подрывают его конкурентоспособность, кардинально сужая его человеческий и социальный потенциал. По этой причине объединение общества должно идти на основе не этнических и религиозных признаков, которые большинство людей не могут изменить, но на базе ценностей, наиболее полно выражаемых понятием “образ жизни”. В этом случае общество будет отторгать от себя только заведомо асоциальные элементы, принципы и ценности которых заведомо несовместимы с принципами и ценностями данного общества.

Отторжение потенциального союзника по формальным критериям становится в этом случае гарантированно невозможным именно в силу применения исключительно содержательного критерия — готовности и способности человека или социальной группы стать частью соответствующего общества.

Формирование общества на основе принципа открытости многократно повышает значимость национальной политики, полномасштабного и скрупулезного анализа особенностей национальных, культурных и религиозных групп и их полного учета в практике государственного управления.

Многонациональная и полифоничная по своей сути русская культура, вбирая в себя и перерабатывая достижения национальных культур, не ассимилирует, но обогащает их и дает им новые пространства для развития — вплоть до выхода на мировую арену. (Наиболее емким выражением этого служит классическая фраза: “Великий русский художник Левитан родился в бедной еврейской семье”.)

Во многом в силу этого русская культура является конституирующим, созидающим элементом не только российского общества, но и всей формирующейся новой российской цивилизации. В этом качестве она нуждается в особом внимании со стороны государства, в защите ее от опошления и размывания, в поддержке и развитии (но ни в коем случае не в музейной консервации) ее основных элементов. При этом государство не должно пренебрегать эффективно функционирующими в развитых странах механизмами, в том числе применяемыми во Франции и Германии.

Наш идеал — конструктивная, позитивно ориентированная терпимость, уважение неантагонистических и не разрушительных для общества в целом различий ценностей и образа жизни образующих его представителей различных народов и культур, неутомимое и изобретательное использование этих различий для выработки и достижения общих целей.

4.2. Культурная политика

Основа общественной самоидентификации, необходимой в условиях глобальной конкуренции, — культура. Нужно не пытаться законсервировать, но сохранять и развивать ее.

Разумно введение минимальной обязательной квоты на трансляцию по радио и телевидению песен на русском языке, показ по телевидению и в кино фильмов российского и советского производства.

Следует определить идеи и настроения, внедряемые государством, и предоставлять конкурсные госзаказы на производство соответствующих фильмов, телевизионных и радиопрограмм, как это делало, например, американское государство в отношении Голливуда во время Великой депрессии и в 30-е годы XX века.

4.3. Политика в области гражданства

Специалисты с высшим образованием из любой страны, проработавшие в России два года по специальности, и носители русской культуры, проработавшие в России два года (даже нелегально), при желании должны получать гражданство России автоматически.

Любой человек, легально работающий в России, выполняющий наши законы и соблюдающий правила общежития, имеет право жить в России, пока может себя прокормить. Если в течение пяти лет он и члены его семьи не совершали уголовных и административных нарушений и сами зарабатывали себе на жизнь, они должны при желании получать гражданство России на основании заявления.

4.4. Политика внешней реинтеграции

После распада СССР и растаскивания национальными бюрократиями по отдельным государствам “новой исторической общности — советских людей” — большинство бывших советских граждан оказалось в положении разделенной нации. Точно так же, как немцы через 40 лет кропотливой работы, которая, казалось, не имела шансов на успех, воссоединили свой народ, и так же, как обеспечат его корейцы, воссоединение наших народов в рамках единой многонациональной культуры, поверх границ и корысти развращенных национальных бюрократий, обеспечим и мы — современные русские.

Трудности, которые предстоит преодолеть в ходе воссоединения, видны на примере Германии. Жизнь порознь создает не просто взаимную неприязнь, но и глубокие различия, изживать которые придется поколениями. Но мы не имеем права забывать, что пример той же Германии показывает: воссоединение разделенного народа высвобождает колоссальную позитивную энергию, придающую огромный импульс общему развитию и позволяющую изживать самые глубокие и болезненные разногласия.

Непосредственный стимул к воссоединению — неспособность оставленных без внимания территорий бывшего СССР, в том числе и граничащих с Россией, к самостоятельному развитию. Большинство из них не представляет интереса для Запада и не будет им развиваться. В результате они превращаются в “генератор неблагополучия”, а то и хаоса, который будет давить на нас и дестабилизировать наше общество. Обезопасить Россию от этой экспансии хаоса можно лишь возобновлением успешного развития территорий, брошенных нами без какого бы то ни было на это права.

Возобновление успешного развития постсоветского пространства возможно только за счет экономической и политической экспансии России (в том числе при сохранении политической независимости соответствующих государств) и воссоздания на новой, рыночной основе того единого хозяйственного механизма и экономического пространства, которым была когда-то эффективная часть СССР.

Естественно, возвращение к здравому смыслу требует выработки заново всей внешнеполитической стратегии России. В частности, следует учитывать, что российский рынок даже при условии разумного протекционизма неприемлемо узок для целого ряда российских же производств. Без выхода на внешние рынки целые отрасли — например гражданское авиастроение и производство оборудования для атомных электростанций — не смогут существовать. А устойчивый контроль за внешними рынками высокотехнологичных товаров требует политического влияния на соответствующие общества.

5. ФОРМИРОВАНИЕ НОВОГО ГОСУДАРСТВА

Государство — голова и руки общества. Оно должно делать все, что необходимо обществу.

5.1. Принятие руководством страны ответственности

В России сложилась уникальная система управления: президент определяет стратегию государства и утверждает законы, а ответственность за их реализацию лежит на непосредственно реализующем стратегию правительстве и принимающей законы Госдуме. Эта византийская система снимает с руководства страны ответственность, способствуя дезорганизации и деградации государства.

Стала нормой не допускающая эффективного управления ситуация, при которой премьер не может требовать от министра выполнения своих указаний, так как последний назначается и снимается не премьером, а президентом, перед которым и несет всю полноту ответственности.

Для устранения этого институционального порока следует преодолеть искусственное разделение функций стратегического и тактического управления и совместить посты президента и премьера, установив, что президент по должности обязан не только формировать, но и непосредственно возглавлять правительство. Соответственно надо объединить администрацию президента с аппаратом правительства, перейдя к некоторому подобию внутренне стройной американской системы.

* * *

Сегодня Госдума бессильна: депутаты не получают даже ответов министров на свои вопросы. Это освобождает правительство и администрацию президента от гражданского контроля и провоцирует их безответственность. Чтобы исправить положение, надо дать Госдуме право парламентского расследования, на котором должны давать показания все граждане России, кроме президента. Лжесвидетельствование должно караться, как в суде.

5.2. Интеграция функциональной, отраслевой и

региональной систем государственного управления

Переход к фактическому назначению губернаторов создал возможность интеграции федеральной и региональной систем госуправления по типу наиболее эффективных коммерческих корпораций.

Надо установить, что госуправление объединяет функциональное и отраслевое управление, осуществляемое федеральными органами исполнительной власти, с территориальным управлением, осуществляемым губернатором. Их функции должны быть разделены по каждому вопросу. Неминуемые конфликты, вызываемые объективно обусловленным различием интересов центрального и территориального управления (а также между федеральными ведомствами), должны разрешаться Комиссией по административным спорам — компактным органом в составе аппарата президента, находящимся под контролем президента и специально назначенного Наблюдательного совета.

Контрольные функции должны быть переданы специально выделенным органам с хорошо развитой обратной связью. Технологический контроль (включая экологию) должен осуществляться органом в составе правительства, контроль за соблюдением закона — силовыми структурами по ведомственной компетенции и (в части надзора) Генпрокуратурой, политический и управленческий контроль — специальной структурой в составе аппарата президента.

Контрольные функции в рамках компетенции федерального центра осуществляются только федеральными структурами на всей территории страны. Если губернатор или руководитель рядового органа управления не согласен с предписанием контрольного органа или не подчиняется ему, он обращается в суд (по административным вопросам — в Комиссию по административным спорам, которая решает вопрос в кратчайшие сроки на основе прецедента).

Функции контроля и решения споров должны быть разделены, а занимающиеся ими структуры не связаны друг с другом.

Функции оказания госуслуг должны быть отделены от управления и максимально централизованы для облегчения контроля (а не как сейчас, когда агентства подведомственны министерствам, причём каждое по-своему, а оказываемые ими услуги в результате децентрализованы). В частности, все значимые госзакупки должны вестись через единую федеральную контрактную корпорацию, находящуюся (как наиболее коррупциогенная структура) под особо жёстким многоуровневым контролем.

Функции инноваций, сегодня размытые до полного отсутствия, должны быть сконцентрированы: технологические — в Министерстве науки и технологий, управленческие — в аппарате президента. Эти структуры должны организовывать экспертизы и принимать решения о внедрении.

Аппарат президента должен объединять все информационные потоки и быть единственной структурой, владеющей всей картиной в целом.

Региональное управление должно строиться не по принципу удельных феодальных княжеств, а быть полностью интегрировано в единую систему государственной исполнительной власти.

Данная концентрация управления становится возможной исключительно за счёт перевода его на качественно иную технологическую основу — с бумажного на электронный документооборот.

5.3. Электронный документооборот: “дивный новый мир”

Замена бумажного документооборота электронным должна быть полной, касаться не только всех органов госуправления, но и взаимодействующих с ними корпораций.

Это позволит экономить не столько бумагу и услуги почты (включая дорогостоящую фельдсвязь), сколько время. Любое решение может приниматься мгновенно, причем вся связанная с ним информация сохраняется навсегда и является легкодоступной (а при необходимости — и общедоступной).

В частности, любой конфликт между органами власти, не разрешенный ими самими в течение суток, должен автоматически передаваться на рассмотрение Комиссии по административным спорам в аппарате президента, которая, в свою очередь, должна (действуя по прецеденту) принимать решение в течение суток (в крайнем случае двух).

Любой чиновник и, шире, любой гражданин имеет право и возможность обратиться в любой орган госуправления, и ему должны дать содержательный ответ.

Система электронного документооборота должна давать руководителям федеральных органов исполнительной власти и губернаторам доступ ко всей деловой электронной переписке своих подчиненных, а представителям контрольных структур — ко всей переписке, имеющей отношение к контролируемым ими сферам и вопросам.

Помимо этого должна быть создана система конфиденциальной связи, по которой каждый чиновник (в идеале — и гражданин) может обратиться в контролирующие органы, в Комиссию по административным спорам или к президенту с жалобой. При этом он должен иметь гарантию, что его имя не будет открыто тому, на кого он жалуется, а его жалоба не будет направлена этому же чиновнику на рассмотрение.

Любое решение о трате средств федеральными органами исполнительной власти или (при превышении некоторой пороговой суммы) региональными органами исполнительной власти должно реализовываться только после одобрения Федеральным казначейством, которое может мотивированно остановить любой платеж, но должно принимать решение об этом в течение не более чем одних суток.

Качественное ускорение документооборота позволит кардинально, в десятки раз сократить численность государственного аппарата и снизить расходы на него при непредставимом сегодня повышении его эффективности и оперативности принятия решений.

5.4. Введение коррупции в безопасные рамки

Полная прозрачность принимаемых решений, соответствие их жестким процедурам и нормативам, наличие большого количества контуров обратной связи, в том числе и конфиденциальной, создаст объективные институциональные и технологические предпосылки для резкого ограничения коррупции.

Сначала необходимо создать эти предпосылки: изменить структуру органов госуправления и перевести его на электронный документооборот.

Затем следует создать материальные предпосылки: повысить зарплату и социальные гарантии чиновникам (во многом это уже сделано), привязав уровень оплаты к эффективности их работы.

После этого следует провести масштабную чистку аппарата государственного управления — не для сокращения его численности (она должна быть проведена на первом этапе, в ходе реструктуризации аппарата госуправления), но для того чтобы убить пронизывающую его сегодня культуру коррупции.

Этот этап должен начаться с одномоментного обновления состава судей всех судов (включая арбитражные), подобного проведенному де Голлем во Франции, и модернизации судебной системы:

• нарушения со стороны судьи (включая игнорирование существенных материалов и нарушение законов, в том числе установление наказаний “ниже нижнего” или “выше верхнего” предела) должны вести к его увольнению и пожизненному запрету на любую юридическую деятельность;

• работа всех судов должна быть гласной, если это не грозит разглашением гостайны; при всех апелляционных судах должны работать общественные наблюдатели;

• надо установить связь между квалификацией судьи и тяжестью обвинений. Чем тяжелее обвинение (а в арбитражном суде — чем выше сумма иска), тем выше должна быть квалификация судьи;

• надо ограничить время рассмотрения одного дела и количество дел, одновременно рассматриваемых одним судьей (иначе перегрузки разрушают их психическое и физическое здоровье, что отражается на всем правосудии);

• все судьи должны иметь зарплату и социальные гарантии, позволяющие вести достойную жизнь;

• все участники судебного процесса должны при необходимости получать действенную защиту государства, в том числе до и после суда.

Затем целесообразно масштабное и разнообразное провоцирование чиновников на получение взяток (по образцу операции “Шейх”, проводимой ФБР в США), а также освобождение бизнесменов-взяточников от ответственности в обмен на сотрудничество со следствием против вымогающих у них взятки чиновников (по образцу итальянской операции “Чистые руки”).

Надо четко регламентировать права правоохранительных органов по борьбе с оргпреступностью, включая связанные с внедрением в нее и проведением специальных операций.

Активы участников ОПГ, с помощью которых они могут оказывать влияние на общество, в случае их несотрудничества со следствием должны конфисковываться.

Официальная оплата труда работников силовых структур должна быть повышена до уровня их реальных доходов. Это единственный способ создать необходимые предпосылки для очищения этих структур от разложившихся и психически неустойчивых элементов.

Однако никакой контроль не может быть достаточен. Поэтому даже совершенный по структуре аппарат госуправления требует скрепления идеологией, единым патриотическим духом, не допускающим коррупцию в недостаточно поддающиеся контролю структуры (суды, контрольные органы, Комиссию по административным спорам и ее Наблюдательный совет), а пассивность — в структуры, созданные для творческих решений. Идеологизированных “пассионариев” требуется относительно немного, что делает задачу их отбора и привлечения (а со временем и воспитания) вполне решаемой.

* * *

Проведение административной реформы по описанным принципам создаст в России самый эффективный аппарат управления в мире и кардинально повысит её глобальную конкурентоспособность.

 

Николай РЫЖКОВ “НЕЗАЛЕЖНА” УКРАИНА

К “незалежности”!*

Объявленная Горбачевым перестройка воспринималась на Украине неоднозначно — в общем, относительно благополучная республика, возглавляемая одним из признанных руководителей, В. В. Щербицким, не бросилась в числе первых трубить на всех перекрестках о начале перемен.

На Украине долгое время не находили широкой поддержки различные движения, фронты, преследовавшие под лозунгами перестройки сепаратистские, националистические, антисоветские цели (за исключением западноукраинских — галичинских областей).

Однако события в других республиках (Карабахе, Алма-Ате, Фергане, Душанбе), регулярные приезды эмиссаров-“учителей” из прибалтийских республик вдохновляли остерегавшихся в то время открытых выступлений “борцов за незалежность”. До поры до времени все эти движения маскировались под сторонников перестройки.

Даже возникшая организация “Рух” (“Народное движение Украины за перестройку”), ставшая наиболее влиятельной, в своей программе заявила, что “Рух” представляет собой общенародное выражение одобрения и поддержки революционной, инициированной партией перестройки…”, что это “новая форма блока коммунистов и беспартийных” и т. п.

Надо сказать, что “Рух” долгое время официально не признавали ни в Киеве, ни в большинстве областей — знали, что за люди там объединились. Путёвку в жизнь руховцам “выписал” самый главный перестройщик.

После участия в работе пленума ЦК Компартии Украины (сентябрь 1989 г.) по освобождению В. В. Щербицкого от обязанностей первого секретаря ЦК Горбачев встретился на улице с лидерами “Руха”, которые обратились к нему с жалобами на отказ в регистрации. Выслушав басни о том, как они его любят и чтут, Горбачев “порекомендовал” не чинить препятствий в регистрации своих новоявленных сторонников. Стоявший рядом Щербицкий только тяжко вздохнул.

Владимира Васильевича Щербицкого я хорошо знал по работе в ЦК КПСС. Он был тогда членом Политбюро, я же занимал пост секретаря ЦК по экономике. Мне нравился этот уравновешенный, с несгибаемым характером и твердыми убеждениями человек.

Можно много вспоминать о нем, но я остановлюсь только на двух эпизодах. В мае 1986 года, во время обсуждения на Политбюро проекта постановления по антиалкогольной политике, он занял довольно жесткую, реалистическую позицию. По его мнению, предложенный вариант документа мог принести больше вреда, чем пользы. Но, к сожалению, он и ему подобные, в том числе и пишущий эти строки, остались в меньшинстве — “не понимающими веления времени”.

О его неприятии всякого рода аффектации можно судить по одному факту. В. В. Щербицкий и я были направлены на очередной съезд Компартии Румынии. Во время доклада Н. Чаушеску зал вставал и устраивал докладчику бурные овации со здравицами 60 раз! Когда мы летели домой, в самолете Владимир Васильевич обратился ко мне: “Не знаю, какое у вас, Николай Иванович, настроение после этого съезда, но у меня ощущение, что мы улетели с него, как будто вымазанные в дерьме!”.

Поэтому он и вздохнул, увидев на улице действия Горбачева.

Так был выпущен еще один “джинн из бутылки”, рвавшийся к власти, навязывавший народу националистическую идеологию, курс на отделение Украины от Советского Союза, реабилитацию бандеровщины.

После официальной регистрации “Руха”, как черти из чертополоха, стали выползать различные партии и движения, все до единого оппозиционные существующему строю. Правда, рождались они в то время в среде интеллигенции Киева и западных областей Украины.

Несмотря на создание их филиалов и ячеек в промышленной и высокоразвитой аграрной восточной части страны, для металлургов, шахтеров, да и простых хлебопашцев многие лозунги были неприемлемы. Руховцы решили заняться “перевоспитанием” оплотов “москалей”. Под лозунгами празднования 500-летия запорожского казачества в города и села Днепропетровской, Запорожской, Херсонской и других областей на поездах и автобусах устремились тысячи “агитаторов” за “вильну” и “незалежну”. Во главе — лидеры “Руха”.

Тысячные шествия этих незваных гостей, одетых в оуновскую униформу, с хоругвями и невиданными здесь портретами Бандеры, Шухевича, Петлюры, с пением националистических гимнов вызывали недоуменные вопросы у жителей: кто это такие? что это за нашествие? Попытки организовать митинги, встречи для “братания” заканчивались провалом, а из сел непрошеных гостей попросту выгоняли.

Здесь немаловажное значение имело и то, что восточный украинец не совсем понимал вроде бы родную речь западника, насыщенную наречиями, оборотами, ударениями, заимствованными за время нахождения западных земель Украины в составе Австро-Венгрии и панской Польши. Кстати, сейчас, когда смотришь телевидение Украины, замечаешь, как нынешний украинский язык отличается от слога Г. Сковороды и Т. Шевченко, Ю. Коцюбинского, О. Гончара, П. Тычины, Б. Олейника, считающихся корифеями литературного творчества.

Надо прямо признать, что на востоке Украины слово “бандеровец” всегда было нарицательным. Ведь именно отсюда в западную часть республики в начале 50-х направляли десятки тысяч коммунистов, комсомольцев, беспартийных для создания сельсоветов, колхозов, милиции, учебных заведений и больниц. Тысячи из них, замученные, возвратились в родные села и города в гробах. Начавшееся с тех пор негласное и гласное противостояние отражается на всех политических событиях в Украине.

На фоне ухудшающегося экономического положения, вызванного политической нестабильностью и целенаправленными действиями разрушителей страны и общественного строя, стремящихся сделать “чем хуже — тем лучше”, социальная демагогия “западенцев” стала восприниматься довольно широкими массами. Особенно ярко это проявилось во время подготовки и проведения выборов народных депутатов СССР. К тому времени широкий размах уже приобрела борьба с так называемыми “привилегиями”. К этому добавилось знаменитое горбачёвское предложение “вы их снизу, а мы их сверху”. Низовое партийное звено, рабочие лошади партии — райкомы и горкомы — считались саботажниками перестройки. В “Правде”, а вслед за ней, с благословения А. Яковлева, и в “Известиях”, “Комсомольской правде”, “Советской культуре” и др. (никогда не стоявших до этого в оппозиции к партаппарату) началась атака на кадры, как “ностальгирующие по брежневскому застою”. Многотысячные митинги на центральных площадях и стадионах с требованиями изгнать обкомы прокатились по многим областям Украины. На них выступали озверевшие от злобы националисты, разогревали толпу. Если же раздавались здравые голоса — заведенная масса скандировала: “Геть!” (долой!); “Ганьба-ганьба-ганьба” (позор-позор-позор!). Вот вам и горбачевский плюрализм!

В дополнение к сложившейся тяжелейшей ситуации в республике собкорам центральных газет было объявлено, что материалы с “телегами” на секретарей обкомов являются срочными и “первополосными”. Спорить с публикациями было бесполезно — всё равно что плевать против ветра. Видимо, Владимир Васильевич Щербицкий, видя этот “разгул демократии”, и ушел досрочно в отставку.

Сильный козырь в руки руховцам в канун выборов дал ЦК КПСС, приняв решение о повышении зарплат партийным работникам (были обнародованы новые оклады). Кстати, я был одним из немногих членов Политбюро, кто выступил против повышения зарплаты партийным функционерам.

Как известно, выборы на Съезд народных депутатов СССР впервые проходили на альтернативной основе. Антикоммунистическим выдвиженцам была обеспечена не только местная поддержка: в прибалтийских республиках для Украины печатались плакаты, лозунги, листовки, “разоблачающие” номенклатурщиков. Материальная подпитка украинским националистам потоком шла из многочисленных зарубежных националистических центров.

Особенно отличились различные фонды Канады. В 1990 году создается фонд “Благотворительная помощь Украине” в Торонто. Под эгидой “Канадского института украинских студий при Альбертском университете” учрежден так называемый “Вечный фонд помощи развитию науки на Украине” с целью финансирования стажировки “нового поколения лидеров Украины”. Образуется украинско-канадский фонд “Помощь Украине”, в правление которого вошли известные лидеры “Руха” В. Чорновил, И. Горынь, Л. Лукьяненко и другие. В это же время создается канадское “Общество сторонников народного движения (“Руха”)” с 13 отделениями.

Националистическая газета “Путь победы” в декабре 1990 года сообщила, что “украинские националисты, члены и симпатизирующие Организации украинских националистов и бывшие воины Украинской повстанческой армии… оказывают поддержку, моральную и материальную помощь самостийным силам в Украине”. Приводятся и некоторые цифры: “Только в 1989 году выделено на разные нужды, связанные с событиями и борьбой в Украине, около 400 тысяч долларов, в том числе более 50 тысяч долларов на закупку необходимых технологий, более 150 тысяч долларов на удержание регулярной связи с патриотическими кругами в Украине…, около 50 тысяч долларов на прямую помощь отдельным деятелям и организациям в Украине”.

Финансовая поддержка многочисленных оппозиционных движений и партий велась и из других стран. Издаваемый в Мюнхене бюллетень “Центрального представительства украинской эмиграции в Германии” (N 2 за 1990 г.) сообщил о сборе “пожертвований” для отдельных “правозащитников” в Украине.

Тайны из этих фактов в начале 90-х годов уже никто не делал. Так называемый канадско-украинский фонд “Помощь Украине” в газете “Новый путь” (3 ноября 1990 года), сообщая о “пожертвованиях” от 1 тыс. до 1 млн долларов, заключает: “Ситуация, которая сложилась на Украине и в других республиках СССР, позволяет вести открытую деятельность с целью достичь экономической, культурной и политической независимости нашей Родины от Москвы”. Ни со стороны МВД, ни со стороны КГБ СССР и Украины подобная деятельность — бесцеремонное вмешательство во внутренние дела — не пресекалась.

Главными получателями средств от этих и подобных организаций в США являлись “Рух”, Украинская республиканская партия и другие оппозиционные движения, новые органы местной власти во Львове, Тернополе, Ивано-Франковске.

Наиболее рьяных “борцов” — кандидатов в народные депутаты — поддерживало центральное телевидение, организуя специальные телерепортажи с мест. Практически все они, получив депутатский мандат, пополнили ряды Межрегиональной депутатской группы (МДГ) и стали ярыми сторонниками развала “империи”.

Как на союзном, так и на республиканском телевидении они были всегда желанными гостями, поучали всех, как следует жить. Большая часть из них “делала” себе имя, спекулируя на горе людей вследствие чернобыльской аварии. Но главным их козырем были трудности со снабжением продовольствием, другими необходимыми товарами.

Все это сыграло свою роль во время выборов в Верховный Совет Украины в марте 90-го года. Места депутатов от западных областей почти полностью заняли представители “Руха” и других оппозиционных движений.

“Рух” к этому времени, так и не превратившись в союзника “перестройщиков”, заявил о своей четкой антикоммунистической ориентации, заговорил о выходе Украины из состава СССР.

Между тем руководство Верховного Совета Украины, быть может, памятуя и о “рекомендации” Горбачёва, приняло решение отдать посты руководителей ведущих комитетов представителям оппозиции. Это значительно усилило их возможности проводить пропаганду, навязывать свои взгляды.

Маски были сброшены в период подготовки всенародного референдума по определению судьбы СССР 17 марта 1991 года. В этот же день по предложению председателя Верховного Совета УССР Л. Кравчука было решено провести республиканский опрос населения: “Согласны ли вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза Советских суверенных государств на началах Декларации о государственном суверенитете Украины?” Сама формулировка уже чем-то “попахивала”. Но важнее был, конечно, результат референдума и опроса.

Появившиеся к этому времени 15 партий и движений открыто развернули агитационную деятельность против сохранения СССР и против вхождения Украины в Союз Советских суверенных государств. Им противостояла одна только Коммунистическая партия Украины. Города и села республики наводнялись материалами с нападками на Союз, требованиями выхода из него Украины, которую якобы грабит “империалистический центр”. Приводя цифры, свидетельствовавшие о передовых позициях республики по производству промышленной и сельскохозяйственной продукции даже в сравнении с Европой, авторы этих материалов пытались убедить народ в том, что, выйдя из состава Союза, “украинцы будут жить так, как живут в Европе”.

Разжигались антироссийские страсти, с пеной у рта национал-экстремисты пытались доказать, что “москали” поедают украинский хлеб, мясо и сало. На слуху у всех было утверждение, что из экономики Украины ежегодно Центром изымается 100-120 миллиардов рублей и вывозится половина выращенного зерна.

По поручению Президиума Верховного Совета УССР ученые Академии наук республики произвели соответствующие расчеты. Они показали всю абсурдность названных “изъятий”, так как сумма в сотню миллиардов рублей в 3-4 раза превышает все реальные ресурсы республики, значительная часть которых потребляется в ее же пределах. При этом учёные указывали, что собственными ресурсами потребность республики в нефти удовлетворялась только на 8%, природным газом — на 22%, лесными ресурсами — на 38% и т. д.

А между тем годовая потребность Украины в нефти равнялась 60 млн тонн. Для приобретения её на внешнем рынке по международным ценам потребовалось бы 8 млрд долларов. Такое же положение сложилось и с товарами для населения. Республика ввозила все швейные машины, более 40% радиоприемников, треть мотоциклов, четвертую часть стиральных машин, велосипедов и мопедов. Украина производила только половину потребляемых тканей, однако и для их выпуска использовалось 94% ввозимого сырья (хлопок, шелк, шерсть).

В целом Украина была ввозящей республикой. Если в 1989 году ввоз продукции с учетом внешнеэкономических связей по внутренним ценам составил 54,5 млрд рублей, то вывоз — 48,0 млрд рублей, или на 6,5 млрд меньше. Госкомстат Украины пересчитал в целях анализа происходящего продуктообмена экономические результаты в мировых ценах. Отрицательное сальдо, то есть превышение ввоза над вывозом, составило 5,0 млрд рублей.

Однако эти цифры замалчивались, ими оперировали только сторонники сохранения Украины в составе СССР, доказывая несостоятельность и провокационность измышлений об “ограблении” Украины.

Невзирая на непрерывные психические атаки националистов, более 22 миллионов граждан, или 58,6%, положительно ответили на вопрос всесоюзного референдума и 25,2 млн человек — 66,9% — на вопрос республиканского опроса.

При этом следует отметить, что в Киеве 53%, в Тернопольской и Ивано-Франковской областях — около 80%, во Львовской — более 80% проголосовавших высказались против сохранения СССР.

В Ивано-Франковской области более 45%, а в Тернопольской и Львовской — более 60% высказались и против вхождения Украины в состав Союза Советских суверенных республик.

Результаты голосования стали еще одним поводом для противостояния “восточников” и “западников”.

Постоянно возникал вопрос: как быть дальше? Различных предложений и доводов рождалось немало. Вот некоторые из них. Пусть Галичина отделяется и живет, как желает. В Крыму начали говорить о превращении области в Крымскую ССР или АССР. В краю шахтеров и металлургов вспомнили о существовании в 1918 году Донецко-Приднепровского индустриального края. Подогревал сепаратизм и Запад. Американский “Ньюсуик” дал карту “Европа в 2000 году”, где из Украины с “полунезависимым статусом” выделена Западная Украина.

Настроения в пользу сепаратизма усиливались и в связи с возникшими трудностями в экономике. Дебаты о путях перехода к рыночной экономике ослабили дисциплину поставок. После парада суверенитетов поставки необходимых ресурсов — нефти, бензина, дизтоплива, лесоматериалов — уполовинились, и это сразу же отразилось на всех отраслях народного хозяйства. Ситуация осложнялась еще и тем, что в структуре народного хозяйства Украины, которая формировалась исторически как основа тяжелой индустрии страны, более двух третей составляли энергетика и металлургия, горнорудное производство, тяжелое машиностроение. С этими отраслями связана была повседневная, небедная жизнь десятков миллионов людей, судьба целых регионов. Сбои в их работе усилили социальную напряженность. К этому добавлялись трудности, связанные с аварией на Чернобыльской АЭС.

Этим не могли не воспользоваться экстремистские силы. В центре Киева разворачивается палаточный лагерь протестующих студентов из вузов Львова, Ивано-Франковска, Киева, находящихся под полной опекой “Руха”. Митинговые страсти захлестнули Украину.

Телевидение и радиовещание полностью стали “демократическими” — сплошное искажение истории Украины, очернение не только Октябрьской революции, но и Переяславской Рады. Националисты-сепаратисты требовали покаяния коммунистов за “голодомор” 30-х и репрессии 1937-1938 годов, настойчиво обеляли преступные деяния украинских националистов, особенно в период Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, призывали: “Коммуняку на гiлляку!”.

Естественно, что истинные патриоты не могли с этим смириться, и в теле-радиостудиях разворачивались настоящие рукопашные за возможность овладения эфиром для высказывания своих позиций. На обращения к президенту СССР, ЦК КПСС с информацией о ситуации, ведущей к отторжению Украины от СССР (члены МДГ от прибалтийских республик открыто заявляли, что без участия Украины развал СССР не состоится), и на требования к прокуратуре, МВД обеспечить защиту конституционных норм и правопорядка следовал совет — “не паникуйте”. В западных областях и столице Киеве органы внутренних дел и прокуратуры были полностью или деморализованы, или, перейдя на сторону национал-реформаторов, подчинялись только им.

Обострению политической обстановки и, как следствие, дальнейшему ухудшению экономического положения способствовала развернувшаяся борьба вокруг Союзного договора. Президент страны М. Горбачев, получив мандат всесоюзного референдума на сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик, не пресек дальнейшие попытки его развала, в том числе и со стороны Верховного Совета Украины, который с самого начала занял негативную позицию по отношению к опубликованному проекту Союзного договора. Оказалось, что представители Украины в подготовке этого документа не участвовали вообще. Как объяснял тогдашний председатель Верховного Совета Кравчук общественности, на момент голосования по выдвижению кандидатур, полномочных участвовать в разработке проекта, “не было кворума”. Это затем дало возможность Кравчуку на сессии Верховного Совета заявить, что договор в таком виде Украине не подходит.

Сначала Президиум Верховного Совета УССР (рыба, как известно, гниёт с головы), а затем и Верховный Совет УССР в сентябре 1990 года приняли постановление о том, что заключение Союзного договора следует считать “преждевременным”.

В поддержку решения Верховного Совета оппозиция организует митинги, манифестации, провоцирует забастовки под лозунгом “Нет Союзному договору”. Тысячные десанты выбрасываются из западных областей в восточные под лозунгами “Геть Союзний договiр — ярмо на шип украпнського народу”.

Возмущенные подобными акциями трудовые коллективы, сессии городских и районных советов многих областей республики, народные депутаты СССР от Украины выступили с требованием отменить постановление Верховного Совета УССР об отношении к Союзному договору как противоречащее интересам народа, результатам общесоюзного референдума. Однако все эти требования высшим органом законодательной власти республики были проигнорированы.

Курс на дистанцирование от Советского Союза стал просматриваться во всех сферах политики и экономики. Этому немало способствовали как шаги руководства Российской Федерации и лично Б. Ельцина, так и невнятность, непоследовательность, медлительность союзных органов власти — начиная с президента СССР М. Горбачева и Верховного Совета СССР.

На развал Советского Союза были направлены некоторые правовые акты Верховного Совета Украины, одобренная им особая концепция перехода к рынку, оторванная от общесоюзной экономики (и это не имея в достатке своих нефти, газа, цветных металлов, леса!). “Декларация о государственном суверенитете Украины”, принятая парламентом 16 июля 1990 г. — вслед за подобным актом России! — содержала аббревиатуру “СССР” только в одном разделе — о гражданстве Украинской ССР.

Упование на суверенитет затмевало разум. Экономическое развитие декларируется только как “экономическая самостоятельность” без всякой связи с Союзом и республиками, но с претензией “на свою долю в общесоюзном богатстве, в частности в общесоюзных алмазном и валютном фондах и золотом запасе”. Более того. Новоявленные украинские “демократы” при настойчивых консультациях американских советологов в своем проекте концепции перехода к рынку сделали зловещий намек на возможное предъявление России экономических претензий, связанных с эвакуацией в восточные регионы страны из Украины производственного оборудования в начале Великой Отечественной войны.

Тем временем Кравчук нашел в лице Ельцина “достойного” партнёра: Ельцин заявлял, что без Украины он договор подписывать не будет. А Кравчук и не думал ставить текст будущего Договора на обсуждение Верховного Совета УССР! В срочном порядке, без согласования с ЦК КП Украины (где он ещё состоял членом Политбюро), распустил парламент на летние каникулы (до сентября-месяца). Воспротивиться этому ЦК уже не мог — статья 6 Конституции была отменена. Таким образом закладывался будущий сговор в Вискулях.

А ситуация на Украине всё более осложнялась. За полугодие 1991 года национальный доход упал на 9,3%, производительность труда — на 8,5%. Падение промышленного производства составило 11%.

Такой спад производства был обусловлен ухудшением ресурсного обеспечения народного хозяйства в условиях разрушения хозяйственных связей, массовых остановок предприятий из-за отсутствия сырья и материалов, срывов кооперационных поставок, забастовок.

Особенно тяжелое положение сложилось в угольной промышленности. Из 249 шахт весной бастовали 58. Шахтеры недодали почти 12 млн т угля. По его добыче республика скатилась до уровня 1958 года. Только в первом полугодии из отрасли ушли 13 тыс. рабочих, недокомплект превысил 78 тыс. человек. За полгода не было сдано 217 км подготовительных выработок, очистная линия забоев уменьшилась на 16 км. К этому добавились недопоставки лесоматериалов, труб, металлопроката, канатов.

Спад производства в угольной промышленности дестабилизировал работу других важнейших для Украины отраслей народного хозяйства — черной металлургии и электроэнергетики. Дефицит кокса, сбои в поставках металлолома дезорганизовали весь металлургический цикл. Недодано было 3,1 млн т чугуна (падение на 14%), 3,2 млн т стали, 2 млн т готового проката, 266 тыс. т стальных труб.

На электростанции недопоставлено около 3 млн т угля, из-за чего выводилось из эксплуатации по 10-15 крупных энергоблоков.

Пострадала и социальная сфера — резко сократился ввод жилья, больниц и поликлиник, дошкольных учреждений, клубов и домов культуры.

Потребительскому рынку недопоставили только продовольственных товаров на 5 млрд рублей, большой объем предметов длительного пользования и массового спроса. Цены выросли в 1,5-2 раза, усилились инфляция, теневая экономика.

Понятно, что противники заключения Союзного договора находили почву для своей разрушительной деятельности в значительной степени именно из-за ухудшения положения в экономике и на потребительском рынке. Средства массовой информации, находившиеся к тому времени в руках доморощенных разрушителей СССР, замалчивали трезвые голоса экономистов и политиков, утверждавших, что эти негативные явления связаны не с существованием СССР, а наоборот — с начавшимся распадом государства, ослаблением единства в Союзе, к чему приложили руку и украинские “демократы”.

Главный удар по желанию большинства населения остаться в Союзе, в единстве с Россией, нанесли августовские события 1991 года.

День 19 августа 1991 г. для руководства республики начался со встречи в Верховном Совете с главкомом Сухопутных войск генералом армии В. И. Варенниковым как представителем Министерства обороны СССР.

Состоялся обмен мнениями, какую работу предстоит провести в связи с образованием ГКЧП и принятым им обращением к народу. В Кабинете министров была образована временная комиссия для координации мер по обеспечению общественного порядка, безопасности граждан, обеспечению жизнедеятельности экономики и населения, предотвращению чрезвычайных ситуаций.

Главная политическая интрига на длительный период развернулась вокруг Компартии Украины. Дело в том, что секретариат ЦК КПУ утром 19 августа направил обкомам партии шифртелеграмму, в которой в соответствии с шифровкой, полученной от ЦК КПСС за подписью секретаря ЦК О. Шенина, наряду с другими рекомендациями содержалась и такая: “В связи с введением в стране чрезвычайного положения важнейшей задачей партийных комитетов является содействие Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР. В практической деятельности необходимо руководствоваться Конституцией и Законами Союза ССР, документами, издаваемыми Государственным комитетом по чрезвычайному положению”. И хотя в тот же день по решению секретариата ЦК эта шифровка из обкомов была отозвана, а взамен было отправлено решение, в котором этих положений уже не было, именно первая шифртелеграмма стала основанием для запрещения деятельности Компартии Украины. Первую шифровку в ЦК возвратили все обкомы, кроме Львовского, где она оказалась в руках местных националистов и была срочно доставлена Кравчуку.

Вся общественная и политическая жизнь республики после августа была построена следующим образом: создание комиссии по расследованию деятельности КПУ, изгнание парткомов и райкомов партии, захваты обкомов и при этом — толпы экстремистов с призывами “бить и вешать” коммунистов. Венцом стало возбуждение Прокуратурой Украины уголовного дела против секретарей ЦК и первых секретарей обкомов по статье “Измена Родине”.

Решающую роль в этом процессе играл председатель Верховного Совета УССР Л. Кравчук. Принявший участие в заседании Политбюро ЦК КПУ 25 августа и правивший его документ об отношении к ГКЧП (но заявивший впоследствии, что из партии вышел еще 19 августа), он все делал для быстрейшего ее запрета Президиумом Верховного Совета, хотя о незаконности этого акта заявили министр юстиции республики, Прокурор УССР, председатель Комиссии Верховного Совета по вопросам законодательства и законности, ученые-правоведы. Внесудебное решение о запрете партии (а она была зарегистрирована Минюстом) является антиконституционным. Это было ясно всем, в том числе и Кравчуку. Но главный идеолог КПУ решил по-другому — для успешного захвата власти в республике Компартия Украины будет ему помехой, поэтому он пошел на нарушение конституционных норм.

Почти полтора года длилось следствие по возбужденным уголовным делам. Это было время травли ничем не запятнавших себя людей. В августе 1993 г. дело было прекращено “за отсутствием в действиях должностных лиц Компартии Украины состава какого бы то ни было преступления”. Но хозяйничавшие к этому времени в Верховной Раде борцы “за нэньку” не допустили отмены указа Президиума Верховного Совета о запрете КПУ.

Лишь в декабре 2001 г. Конституционный суд Украины признал указы Президиума Верховного Совета Украины о приостановлении и запрещении деятельности Компартии Украины не соответствующими Конституции Украины и утратившими силу.

О том, что во время ГКЧП Л. Кравчук взаимодействовал с Б. Ельциным, существуют неопровержимые факты. Как свидетельствует бывший первый секретарь Одесского обкома партии Г. Крючков, он сам, вылетая в Москву 23 августа 1991 г. на чрезвычайное заседание Верховного Совета СССР и Съезд народных депутатов, в депутатской комнате аэропорта “Борисполь” в книге регистрации видел запись о прилете накануне путча, 17 августа, в Киев близкого сподвижника Б. Ельцина — Г. Бурбулиса. Прилет и отлет нигде не афишировались, его встречали и провожали доверенные люди Л. Кравчука. Видимо, речь шла о вещах, которые эти “два брата” боялись доверить телефонам.

Все последующие действия Верховного Совета и его председателя были направлены на реализацию “голубой мечты” украинских националистов — развал СССР, отрыв Украины от России.

Впереди был референдум по “самостийности” Украины, прибытие в Беловежскую пущу окрыленного успехом референдума 1 декабря 1991 года и лично своей исторической ролью Л. Кравчука. Именно он был ключевой фигурой в Вискулях. Только от него зависело подписание, в надежде прославиться на века, документа по ликвидации единой Державы — СССР.

Прошло полтора десятка лет. Уходят в мир иной свидетели того смутного времени. Выросло новое поколение, которое толком не знает о тех трагических днях, да и средства массовой информации во многом или замалчивают, или искажают истинную картину произошедших событий.

Во время встреч и бесед со многими людьми мне часто задают вопрос: кто такой Кравчук? Откуда он взялся, какую должность занимал в советское время? Каким предприятием или областью на Украине руководил?

Оказывается, наш герой, Леонид Макарович Кравчук, мечтал с детских лет об отделении Украины от СССР. Об этом он поведал миру в 1993 году, уже будучи президентом “незалежной” Украины, в Украинском национальном центре Гарвардского университета. Не имея других доказательств своего раннего сепаратизма, Кравчук поведал собравшимся, что у него хранится вырезка из какой-то оккупационной газеты военного времени, в которой рассказывается, как мальчик Леня Кравчук колядовал немецким и румынским солдатам, оккупировавшим Украину.

Таким образом г-н Кравчук доказывал аудитории этого крупнейшего заокеанского националистического центра, что уже в восьмилетнем возрасте испытывал теплые чувства к тем, кто пришел на Украину, чтобы изгнать “коммунистическую гадину”, которой, между прочим, он верно служил многие годы. Для большей убедительности он сообщил, что все эти годы он хранил эту газету как зеницу ока. Правда, не уточнил, где — между томами классиков марксизма-ленинизма или в папке своих статей по идеологическим вопросам. Такое оправдание многолетней деятельности в партийных органах Украины вызвало гомерический смех даже среди доброжелателей “самостийников”.

Получив после окончания Киевского университета назначение в Черновцы, Кравчук не стал тратить время на преподавание политэкономии в техникуме, его увлекла партийно-аппаратная работа. Усердный труд в качестве консультанта и лектора Дома политического просвещения позволил ему довольно скоро возглавить отдел пропаганды и агитации обкома партии.

Верное служение партийному делу в области было замечено в Киеве, в ЦК компартии Украины. Умение войти в доверие помогло ему вскоре стать помощником секретаря ЦК. Благодаря этой должности его заметили в руководстве ЦК, что позволило ему проталкивать свои “светлые” мысли на идеологическом фронте.

В промежутках между должностями за особое прилежание в служении марксистско-ленинским идеям и делу “родной партии” ему была оказана большая честь окончить престижное партийное учебное заведение — Академию общественных наук при ЦК КПСС. Возможность учиться в этой академии предоставлялась особо отличившимся аппаратчикам, а получение диплома сулило более высокую должность. Правда, в постперестроечное время Леонид Макарович заклеймил свое “проклятое прошлое”.

Особенно проявился его “талант” при написании речей и выступлений для первого секретаря ЦК КПУ. Здесь обязательной была четкость марксистско-ленинской основы, принципиальность партийных оценок буржуазной пропаганды, националистических проявлений, необходимость всемерно укреплять социалистический интернационализм и патриотизм и т. д.

В то же время многие личностные качества Кравчука настораживали В. В. Щербицкого.

Карьерный взлёт начался только после того, как партийным лидером Украины и одновременно руководителем её Верховного Совета стал Ивашко. Один из первых его шагов — кадровая перестановка на “идеологическом фронте”. Секретарем ЦК КПУ, отвечающим за идеологию, стал Кравчук. А когда Ивашко буквально через месяц переместился в кресло заместителя генсека КПСС, его место в Верховном Совете занял Кравчук.

Бюро ЦК комсомола Украины высказалось по поводу этих перемен. “Заявление председателя Верховного Совета УССР В. А. Ивашко об отставке мы не можем расценивать иначе, как не до конца продуманный и безответственный шаг, ведущий к усугублению политического кризиса и ослабляющий конструктивный потенциал парламента республики”. Эти слова относились не только к уходу с политической сцены Украины Ивашко, они звучали как недоумение в связи с перемещением на новый пост Кравчука.

Интересна дальнейшая трансформация взглядов будущего президента Украины. В 1989 году он давал резко отрицательную оценку зарождающимся оппозиционным движениям, и в первую очередь “Руху”. В своем труде “Стиль идеологической работы” Кравчук твердо придерживается интернациональных позиций, осуждает националистов, экстремистов, оуновцев. Он обеспокоен разжиганием националистической розни в республике.

Но наступило время, когда в ряды реформаторов, искренне желающих обновления общественной жизни, ринулись ретивые партаппаратчики, для которых мировоззренческая позиция является чисто разменной монетой. И Кравчук резко поменял идеологические знамена…

Вот так появился президент Украины, который обещал процветание и мир украинскому народу. Но его предвыборные обещания лопнули, как мыльный пузырь. Украина все больше и больше погружалась в беспросветную социальную и экономическую бездну.

Кравчук предпринял отчаянные усилия, чтобы вновь переизбраться президентом. Но ни юридические маневры, ни послушные СМИ, ни нечистоплотные махинации во время голосования ему не помогли. К этому времени наступило прозрение народа.

У меня нет желания дальше говорить об этом человеке. Влияние его при подписании Соглашения в декабре 1991 года в Беловежье и его действия на посту президента Украины в 1991-1994 гг. вполне красноречиво говорят об этом специалисте смены идеологического белья.

При анализе биографии Кравчука, его перерождения невольно возникает сравнение с М. Горбачевым. Разве не выпестовали их комсомол и партия? Они прошли путь до вершины власти, не проработав ни одного дня на практической работе. Я полагаю, что это была величайшая ошибка КПСС. Слишком много внимания руководство партии уделяло громким фразам, политической трескотне. Вот и выдвигались на первый план люди, не умевшие ничего, кроме как трепать языком.

Беловежский “подарунок” Ельцина

В Беловежской пуще 8 декабря 1991 года в ту темную, трагическую ночь при подписании приговора Советскому Союзу Б. Ельцин, как шубу с царского плеча, сделал “подарунок” Кравчуку, отдав Украине Крым и Севастополь, повторив тоже не совсем трезвый жест Хрущева 1954 года. Как известно, Кравчук с компанией не ждали такого поворота дел. В мыслях они смирились, что и Крым и Севастополь придется вернуть РСФСР. И вдруг такой сюрприз!

Проблема Крыма, Севастополя и Черноморского флота и сейчас остается яблоком раздора в отношениях между Россией и Украиной. В связи с этим я позволю себе достаточно подробно остановиться на исторических фактах, без которых читателю трудно сформировать свое мнение в этом сложном вопросе.

Крым с конца XVIII века стал неотъемлемой частью Русского государства по Кучук-Кайнарджийскому договору 1774 года, которым закончилась русско-турецкая война 1768-1774 гг. Этот договор был подписан графом Петром Александровичем Румянцевым у деревни Кучук-Кайнарджи после решающих побед над турецкими войсками. По нему Турция признавала независимость Крыма и Кубани, уступала Кинбурн, Еникале, Азов и Керчь. Кроме того, она предоставила русским кораблям свободу мореплавания через Босфор и Дарданеллы, уплатила четыре с половиной миллиона рублей контрибуции. Договор открыл российской дипломатии возможность влиять на крымские дела, что завершилось в 1783 году изданием Манифеста о присоединении Крымского полуострова, полуострова Тамань и всей Кубанской стороны к Российской империи, подписанного императрицей Екатериной II, и присягой крымско-татарских ханов на верность России.

Ясский мирный договор 1791 года между Россией и Турцией подтвердил присоединение Крыма к России. Таким образом, государственный суверенитет над территорией Крыма был передан Турцией России. Это произошло через 137 лет после Переяславской Рады (1654 года), когда Украина вошла в состав Русского государства “всей своей территорией” по соглашению, носящему все черты международного договора, заключенному сторонами добровольно и на равноправной основе.

В 1784 году началось строительство города и порта Севастополь, а в 1804 году он был объявлен главным военным портом Черноморского флота и особым административным округом, управление которым осуществляла военно-морская администрация, назначаемая непосредственно Санкт-Петербургом.

После Октябрьской революции и согласно Конституции СССР 1936 года и Конституции РСФСР 1937 года Крымская АССР входила в состав РСФСР, а город Севастополь сохранил за собой статус административно-хозяйственного центра и главной военно-морской базы Черноморского флота. В 1945 году Крымская АССР была преобразована в область РСФСР.

Н. Хрущев, придя к власти, поставил вопрос о передаче Крыма в состав Украины, и несмотря на возражения, что Крым — исконно русская земля, что никто в России не поймет этого, волевое решение было принято. Однако решение Верховного Совета СССР от 26 апреля 1954 года о выведении Крымской области из состава РСФСР никак не изменяло установленного статуса города Севастополя.

Споры по вопросу юридической правомерности передачи Севастополя в ведение Крымской области и, соответственно, в состав Украины не утихают до сих пор, и я думаю, не утихнут еще многие годы. Это больная точка нашего общества, и вряд ли народ России согласится со сложившимся положением.

Ключевое значение для анализа ситуации вокруг Севастополя и Черноморского флота имеет вопрос о соотношении понятий “Главная база Черноморского флота” и “Город”, а также определение соответствующих границ.

В 1948 году правительство страны приняло постановление “О восстановлении города и Главной базы Черноморского флота — Севастополь” в существовавших административных границах города, в соответствии с которыми определялись границы Севастопольского гарнизона.

Постановление требовало ускорить восстановление Севастополя и предписывало “выделить город Севастополь в число городов республиканского подчинения”. Тем самым, как и военная администрация Главной базы, отныне и гражданская администрация города замыкалась непосредственно на Москву.

Во исполнение данного решения Президиум Верховного Совета РСФСР 29 октября 1948 года принял указ о выделении города Севастополя в самостоятельный административно-хозяйственный центр со своим особым бюджетом. На практике с этого времени решения Крымского облисполкома не распространялись на территорию Севастополя.

Все структурные подразделения Севастопольского горисполкома переподчинялись министерствам РСФСР. Разделялась и статистика. Например, сообщалось: “План первого квартала 1951 года по выпуску валовой продукции промышленностью, находящейся на территории Крымской области, выполнен на 103,4%, на территории города Севастополя — на 100,6%”.

Если по советской линии город Севастополь существовал самостоятельно от Крымской области с особым режимом прописки и въезда, то городская партийная организация, согласно территориально-производственному принципу построения КПСС, входила в состав Крымской областной парторганизации. Такой принцип действовал на всей территории страны. Воинские части, закрытые города и другие специальные структуры, кому бы они ни подчинялись, в партийном порядке замыкались на местные парторганизации.

После передачи в 1954 году Крымской области в состав Украины последовало переподчинение Крымского обкома партии (и соответственно Севастопольского горкома партии) ЦК Компартии Украины. Это привело к юридически не обоснованному, одностороннему переподчинению гражданской администрации города Севастополя. К сожалению, из-за специфики КПСС сугубо партийные структуры во многом олицетворяли государственные и экономические. Положение, которое, кстати сказать, тот же Кравчук и руховцы так громогласно обличали!

Однако установление де-факто административного управления Украины в Севастополе не могло означать автоматической утраты жителями города российского гражданства, которое они имели согласно действовавшей Конституции РСФСР.

По Конституции СССР функция обороны являлась исключительной прерогативой Союза и его высших органов государственной власти. Вследствие этого никак не изменялся и особый союзный статус Севастополя — Главной базы Черноморского флота, которая всегда находилась в ведении Союза ССР. Все решения о развитии оборонного производства в Севастополе принимал Совет Министров СССР. По линии союзных министерств, в первую очередь обороны, осуществлялось основное финансирование на развитие городского хозяйства, строительства жилья.

Таким образом, очевидно, что особый статус Севастополя — Главной базы Черноморского флота подтверждается документально. Он никогда не передавался Украине. Правопреемником СССР является Российская Федерация. Следовательно, есть все основания к подтверждению суверенитета России над Главной базой Черноморского флота — Севастополем в границах городских земель по состоянию на 1991 год. Попытки искусственно разделить понятия “Главная база Черноморского флота” и “Город Севастополь” несостоятельны методологически и практически.

До июня 1995 года Россия отстаивала на переговорах с Украиной точную формулу “Севастополь — Главная база Черноморского флота России”. Однако в сочинском соглашении от 9 июня 1995 года появилась принципиально иная — “Основная база Черноморского флота России располагается в Севастополе”, что позволило Украине толковать документ в ущерб Российской Федерации.

Таковы некоторые фактические материалы по этой злободневной проблеме. Безусловно, есть и будут существовать политики и теоретики, доказывающие неправомерность ранее принятых решений. Но из истории невозможно вычеркнуть свершившееся. Не вычеркнуть же из неё беловежскую ночь! Она была, и одним из ее трагических результатов является проблема исторического города Севастополя и Черноморского флота.

Но следует помнить, что при подписании Беловежских соглашений признавалась необходимость создания объединенного командования стратегическими силами, сохранения единого контроля над ядерным оружием и другими видами оружия массового уничтожения. При этом термин “стратегические силы” был четко определен. И в данном конкретном случае Черноморский флот — это оперативно-стратегическое подразделение ВМФ, которое должно защитить СНГ с южного морского направления. Необходимо подчеркнуть, что вся инфраструктура управления и жизнеобеспечения — единая и неделимая оперативно-стратегическая единица. И всякие попытки разделить флот означают его уничтожение.

Руководство ВМФ России еще в 1992 году предлагало оказать Украине помощь по созданию собственного флота, были даже сформулированы те задачи, для решения которых он необходим ей. Но эти идеи, обсужденные в предварительном порядке, не нашли в дальнейшем развития.

На мой взгляд, есть две причины, которые побуждают руководство Украины на конфронтацию с Россией.

Одна из них — это Крым.

20 января 1991 года состоялся крымский референдум по вопросу: “Вы за воссоздание Крымской Автономной Советской Социалистической Республики как субъекта Союза ССР и участника Союзного договора?” В референдуме приняли участие 82% населения, из которых 93% ответили утвердительно на этот вопрос, что составляет три четверти крымчан, имеющих право голоса.

Результаты референдума были признаны Верховным Советом Украины, который принял Закон “О восстановлении Крымской Автономной Социалистической Республики”. Таким образом, Украина признала право Крыма самостоятельно вступать в государственно-правовые отношения и договорные союзы с другими субъектами тогда единой страны — СССР.

17 марта 1991 года на всесоюзном референдуме 87% населения полуострова высказались за сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик.

4 сентября 1991 года Верховный Совет Крыма принял Декларацию о государственном суверенитете Крыма, но закон Украины “О статусе Автономной Республики Крым” от 29 апреля 1992 года резко ограничил ее права.

В мае 1992 года была принята Конституция Республики Крым, которая вызвала резкие нападки украинских националистов и в то же время не получила поддержки от исполнительной власти России.

В конце мая того же года законодательная власть России в лице ее Верховного Совета заслушала доклад специальной комиссии о правовой оценке решения 1954 года, из которого следовало, что при его подготовке и принятии были подлоги. Верховный Совет РФ в полном соответствии с действующими международно-правовыми нормами и на основании Венской конвенции принял постановление о неконституционности и отмене решения о передаче Крымской области из состава РСФСР в состав УССР.

Затянувшиеся разногласия между Крымом и Украиной при полном самоустранении России из переговоров привели к затяжному политическому кризису. В этих условиях правительство Украины в августе 1995 года принимает постановление “О мерах по разрешению политико-правовых, социально-экономических и этнических проблем в Автономной Республике Крым”, которое в целом направлено не на преодоление экономических трудностей, вызванных кризисным положением в социально-экономической сфере Украины и усугубленных в Крыму переселением бывших депортированных граждан и их потомков на полуостров, а на создание этнических “союзников”. К ним, к “коренному” населению, отнесены украинцы, которые переселились в Крым в основном после 1945 года, крымские татары, караимы и крымчаки, а к некоренным — русские и все остальные.

Кроме того, принятые решения предполагают закрепление на уровне законодательства Украины особого статуса меджлиса крымско-татарского народа и его вхождение в политико-правовое поле Украины. В постановлении правительства Украины ставится вопрос об обязательном представительстве депортированных народов, и прежде всего крымских татар, в органах исполнительной власти, то есть декларируется явное стремление к государственному строительству по этническому принципу в многонациональном регионе.

Итак, Киев стремится изменить этнополитическую ситуацию на полуострове и превратить в исторической перспективе Республику Крым в крымско-татарское государство в составе Украины. Но при этом, мне кажется, совершенно не учитываются современные тенденции пантюркизма и не оцениваются последствия предпринимаемых действий для Украины и всего Причерноморского региона.

Недальновидная политика украинского руководства в этом вопросе наглядно подтверждается недопустимыми публикациями в официальной печати. Я говорю “недопустимыми” сознательно, так как есть темы, которые не должны поощряться официальными властями. К ним в первую очередь относятся те, которые разжигают национальную ненависть.

В 1997 году в газете “Голос Крыма”, официальном приложении к издаваемой Верховной Радой Украины газете “Голос Украины”, была опубликована серия статей доктора исторических наук В.Возгрина.

Публикация была настолько возмутительной, что Верховный Совет АР Крым вынужден был принять в этой связи особое постановление. В нём, в частности, говорится: “…Указанная работа, как и предыдущие публикации В.Возгрина о Крыме, характеризуется откровенной славянофобией и русофобией, отсутствием научного подхода, подтасовкой фактов, их прямой фальсификацией, изобилием фактических ошибок и неточностей.

…В.Возгрин вслед за идеологами национал-социализма Гитлером, Гиммлером, Геббельсом, Розенбергом и другими обосновывает идею о якобы присущих отдельным этносам отрицательных природных начал, которые определяют место данных этносов в историческом процессе и их ответственность за политические деяния отдельных представителей этих этносов и некоторых политических организаций. В отличие от своих идейных предшественников, видевших природных врагов в евреях, В.Возгрин приписывает широкий комплекс негативных природных качеств, вытекающих из “глубинной, сокровенной воли этноса”, славянским народам, и прежде всего русскому. В частности, в его работе обосновывается мысль о том, что им присущи такие отрицательные и опасные качества, как немотивированная агрессия, чувство экспансии, стремление подавить и уничтожить другие этносы. Автором последовательно проводится идея об антагонистических противоречиях между славянами и крымскими татарами, об агрессивном противостоянии в Крыму их культур”.

Последствий таких “научных” разработок недолго ждать. К тому же к этой “теоретической” основе добавляется политика киевских властей.

Еще свежо в памяти, как украинские националисты с восторгом встречали первых крымско-татарских репатриантов. “Вот та сила, которая поможет нам выгнать из автономии всех русских”, — говорил один из их лидеров Вячеслав Чорновил.

Прошли годы, и сейчас можно сказать, что он был прав. Крымско-татарский меджлис имеет представительство при президенте Украины, активно ведет сепаратистскую политику в Верховном Совете Крыма. Задача сформулирована четко и открыто: создать крымско-татарское государство под покровительством Турции и выйти из состава Украины.

Лозунг: “Это территория наших предков, мы на ней хозяева, а вы ныне — чужаки” претворяется в жизнь настойчиво и жестко. Идет самозахват земель, организуются массовые беспорядки, избиваются люди славянской внешности, блокируются административные здания. Власть показывает (на мой взгляд, сознательно) свою беспомощность. До суда доходят единицы уголовных дел.

По всей вероятности, украинские власти в слепой ненависти к русским согласны отдать Крым крымским татарам и создать там “дружеское” Украине государство. России небезразличны процессы, протекающие в Крыму. Она должна сказать свое веское слово.

Второй причиной конфронтации с Россией являются притязания Украины на статус державы, оказывающей влияние на европейскую политику, для чего пока нет ни экономических, ни политических предпосылок. Сейчас Украина пытается провозгласить себя морской державой, хотя никогда не имела флота.

Таким образом, определились место и роль Черноморского флота в военно-политической стратегии Украины. На побережье Черного моря расположены шесть независимых государств (Турция, Грузия, Россия, Украина, Румыния и Болгария). Острая борьба стран за укрепление своих позиций в этом регионе, за контроль над проливами Босфор и Дарданеллы уже не раз приводила к серьезным военным конфликтам.

После 1991 года Россия вывела свой флот из Средиземного моря. И хотя реального противника там не осталось, корабли 6-го флота США по-прежнему базируются в Италии, контролируя всю военно-политическую обстановку Средиземноморья. В его руках и выход из Черного моря. Но для оказания влияния на государства Черноморского региона США необходим и выход из проливов в Черное море.

В этой связи очень важен Севастополь как база флота. Он занимает доминирующее положение на море, обеспечивая контроль над Босфором. Все остальные направления, согласно стратегическим исследованиям, равно удалены от него, и военно-морские силы, базирующиеся здесь, могут держать под контролем весь регион.

В середине 80-х годов корабли 6-го флота США неоднократно пытались продемонстрировать свой флаг в Черном море. И только активное противодействие Черноморского флота мешало этому. Сейчас американские политики и адмиралы объявили Черное море зоной жизненных интересов США. Именно поэтому так настойчиво идет привлечение стран, ранее входивших в Варшавский договор, и бывших республик СССР, в НАТО. Не следует забывать и о возросшем военно-морском потенциале Турции, за которой опять же стоят 6-й флот США и флоты стран — членов НАТО.

Роль и место Черноморского стратегического направления я мог бы проиллюстрировать двумя примерами из истории.

Первый пример. Крымская война 1853-1856 гг. Как только англо-франко-турецкая коалиция добилась превосходства на море, а военное командование России недооценило в этом конфликте решающую роль флота, война была проиграна. И это несмотря на победу при Синопе и Карсе, героическую оборону Севастополя.

И второй. В XVIII веке Россия вела бесконечные войны с Турцией, защищая свои южные рубежи и пытаясь выйти к морю. И вот в кампанию 1768-1774 гг. одновременно с действиями сухопутной армии под командованием П. А. Румянцева против Турции был предпринят широко и смело задуманный маневр. Его инициатором был граф Алексей Орлов, который подал Екатерине II мысль напасть на владения Оттоманской империи с юга, снарядив морскую экспедицию в район Греческого архипелага. Одержав там ряд побед, в том числе и при Чесме, эскадры русского флота осуществили блокаду пролива Дарданеллы, обеспечив подписание выгодного для России Кучук-Кайнарджийского мира.

Это история, но она говорит о том, что ни в коем случае правительству России нельзя недооценивать важности Черноморского стратегического направления для национальной безопасности страны.

По инициативе депутатов — членов Комитета по делам СНГ и связям с соотечественниками Государственная Дума первого созыва, проведя консультации с ведущими военными специалистами, пришла к выводу о невозможности совместного базирования черноморского флота России и ВМС Украины в акватории Севастополя и в апреле 1995 года приняла федеральный закон “О моратории на одностороннее сокращение Черноморского флота”, который в мае 1995 года был отклонен Советом Федерации.

В октябре того же года Государственная Дума приняла федеральный закон “О приостановлении одностороннего сокращения и об обеспечении содержания Черноморского флота”, который также был отклонен Советом Федерации. В феврале 1996 года Государственная Дума второго созыва преодолела вето Совета Федерации, но закон был возвращен президентом без рассмотрения. Государственная Дума настаивала на необходимости принятия данного закона и отмечала, что бассейн Черного моря имеет ключевое значение для обеспечения геополитической устойчивости России на Юге.

В апреле 1996 года, в разгар президентской предвыборной кампании, распоряжением президента РФ раздел Черноморского флота был приостановлен, так как украинская сторона пыталась навязать России неприемлемую формулу раздела бухт и всей инфраструктуры Черноморского флота в Севастополе. По-видимому, кто-то напомнил Б. Ельцину, что он “гарант” Конституции и Верховный главнокомандующий Вооруженными силами страны, следовательно, должен отстаивать национальные интересы России.

Я считаю, что Сочинские соглашения о разделе Черноморского флота, подписанные президентами Российской Федерации и Украины и предусматривающие раздельное базирование ВМС этих государств, нарушены украинской стороной в одностороннем порядке. Несмотря на то, что у Украины есть неплохие морские базы в Одессе, Очакове и других местах, она настаивала на базировании своей части Черноморского флота в Севастополе. Базирование двух флотов в одной Севастопольской бухте совершенно исключено, так как ВМС Украины могут в любой момент блокировать наш флот, нейтрализовать системы его жизнеобеспечения и его действия как оперативно-стратегического объединения Вооруженных сил России.

С января 1992 года между Россией и Украиной было подписано восемь соглашений и протоколов по разделу Черноморского флота, в том числе Сочинское, ни одно из них не представлялось парламенту на ратификацию.

Все это противоречит федеральному закону, в соответствии с которым подлежат обязательной ратификации все договоры, затрагивающие обороноспособность Российской Федерации, а также относящиеся к вопросам контроля над вооружениями.

В конце мая 1997 года был подписан “большой договор”, то есть Договор о дружбе и сотрудничестве между Россией и Украиной. Переговоры о его заключении велись много лет и были связаны с большими трудностями.

Что же получили страны в результате подписанного “большого договора”? Стоит перечислить три основных вопроса, которые легли в его основу: о разделе флота; об условиях аренды военно-морских баз в Севастополе; об условиях оплаты за переданные России суда и аренду баз.

По первому пункту Украина получила чуть меньше 20% флота, а Россия выкупит все остальные корабли примерно за 500 млн долл. Эта сумма будет вычтена из долга Украины России. По второму — Россия получила в аренду на 20 лет Севастопольскую, Казачью и Карантинную бухты. И по третьему — Москва должна будет заплатить за аренду этих баз за 20 лет 2,5 млрд долл. Эта оплата также будет произведена в счет зачета долга Украины России за полученные нефть и газ.

Я думаю, нельзя считать, что договор действительно решил все проблемы взаимоотношений России и Украины. В чем-то он даже усугубил их. На мой взгляд, они могут быть разрешены только в том случае, когда на место нынешних режимов в обеих странах придут правительства, целью которых будет восстановление взаимопонимания и дружбы двух народов. Только тогда отпадут все надуманные проблемы во взаимоотношениях России и Украины.

В целом России необходимо не только твердо отстаивать свои права, но и учитывать принципиально новую военно-политическую ситуацию в Черноморской зоне. Запад и США через Турцию и Украину добиваются фактического вытеснения России из бассейна Черного моря. Все это сопровождается повышением военно-морской активности блока НАТО: проводятся многочисленные учения с использованием авиации по контролю за морскими коммуникациями, высадками десанта на побережье. Но это не только учения, а еще и глубокая разведка: изучение стратегического района, сбор сведений о радиолокационном оборудовании, выявление “мертвых зон” в системах наблюдения и обороны и т.п.

Таким образом, юг России теперь непосредственно соприкасается с произвольно устанавливаемой зоной ответственности НАТО, что кардинально меняет баланс сил в регионе в неблагоприятную для России сторону, сводит на нет результаты соглашений о сокращении вооружений в Европе. При этом следует учитывать, что без тесного взаимодействия с Черноморским флотом, его главной базой — городом Севастополем, — сухопутные группировки войск на Северном Кавказе и в Закавказье не могут обеспечить надежную защиту национальных интересов России.

Контроль над бассейном Черного моря обеспечивает и экономическую безопасность России, так как оно играет роль мировой коммуникации по экспорту энергоносителей из Азии в Европу. Ослабление позиций России в регионе приводит к его активному использованию международными террористическими группировками для транспортировки оружия, наркотиков, разжигания национализма и сепаратизма внутри страны.

Вот основные факторы, которые должны, на мой взгляд, учитываться при формировании политики России в Черноморской зоне.

Сложные вопросы Крыма, Севастополя, проблемы национальных отношений народов России и Украины не должны рассорить наши братские народы. Мы вышли из одного гнезда и исторически должны быть вместе. Правители приходят и уходят, а народ живет вечно.

Народ Украины начинает прозревать. Очередной восторг “оранжевой” революцией сменился горькими буднями. Люди быстро удостоверились, что их в очередной раз обманули.

Возвращаясь к путям приобретения “незалежности”, можно уверенно сделать вывод, что на Украине был совершен переворот — были сломаны государственные структуры, которые существовали в соответствии с действовавшей Конституцией, произошла радикальная смена общественно-политического строя, что принесло, как и в России, многолетние беды простому люду.

Хочу еще раз подчеркнуть: конечно, “корень зла” Беловежского сговора в том, что руководители трех республик стремились любым путем к полной единоличной власти. Возможность трагических последствий соглашения для судьбы государства и его трехсотмиллионного народа, которую, в общем-то, легко можно было предвидеть, ни на одно мгновение не остановила их. Вот что значит себялюбие и эгоизм в политике! Вот почему необходима сильная представительная ветвь власти, которая должна контролировать и пресекать самодурство на государственном Олимпе.

(Продолжение следует)

 

Александр КАЗИНЦЕВ ВОЗВРАЩЕНИЕ МАСС

Надо обратиться к людям.

Настало их время.

Э. Моралес,

президент Боливии

 

Часть I

“ОСНОВНАЯ ПРОБЛЕМА НАШЕГО ВРЕМЕНИ”

Толпы на площадях

Магнетически притягивающая пустота посреди площади. Слева — толпа. Она пульсирует, выбрасывает людские потоки в стороны, втягивает их, высылает смельчаков в пустую зону перед собой и грозно гомонит, смыкаясь за ними. Справа — ровные, будто по линейке вычерченные, ряды в униформе мышиного цвета. Круглятся блестящие, неправдоподобно большие, как у космонавтов, шлемы, дубинки мерно рокочут, ударяясь о пластиковые щиты. За цепочками в униформе притаились микроавтобусы с мигалками, крытые грузовики, гигантская металлическая черепаха водомёта.

Через несколько минут эти громады, скопившиеся друг против друга, дрогнут. Мышиные ряды расступятся, освобождая дорогу технике. Десятки рук с булыжниками и бутылками взметнутся в толпе, и пустое пространство посередине захлестнет людская волна.

Такие кадры чуть ли не ежедневно открывают выпуски новостей. Разумеется, не на российских каналах, впавших в летаргический морок, который вряд ли рассеется и после пресловутого 2008-го. Но стоит переключить телевизор хотя бы на “Евроньюс”, доступный у нас, во всяком случае, в столице, и вот они — разъяренные толпы.

В начале года погромыхивало на средиземноморской периферии. Западные державы выдавливали Сирию из Ливана, где ее войска стояли три десятка лет после окончания гражданской войны. Глава спецкомиссии ООН немецкий еврей Мехлис напористо подводил к резолюции Совбеза, вводящей санкции против Дамаска, после чего реальностью становились разработанные в Вашингтоне и Тель-Авиве планы военного удара по Сирии.

Тогда на площади вышли миллионы. В Дамаске молодой президент Башар Асад, которого западные аналитики поспешили списать как отыгранную фигуру, произнес “сталинскую” речь: напомнив, что трусов бьют, он поклялся не идти на поклон к “мировому сообществу”. В Бейруте на миллионном митинге (на площадь вышла четвертая часть населения крошечного Ливана!) лидер “Хезбаллы” шейх Хасан Насралла заявил: “Я обращаюсь к вам, Америка и Израиль, Ливан — это не Украина и не Грузия. У вас здесь ничего не получится” (“Завтра”. N 29, 2006).

Печально, конечно, что незалежные обрывки некогда могучего Союза стали притчей во языцех, мировым символом бесхребетности, но, согласитесь, сказано здорово! Шейх подкрепил свое слово делом. На выборах “Хезбалла” добилась значительного представительства в ливанском парламенте, а затем дала достойный отпор израильской агрессии.

В феврале запылал весь исламский Восток. Ряд западноевропейских газет перепечатал провокационные карикатуры на пророка Мухаммеда из датской “Юлландс-постен”. Многотысячекилометровая дуга от Марокко до Индонезии раскалилась от гнева. И это не риторическая метафора! В Дамаске и Тегеране распаленные толпы, смяв полицейские оцепления, разгромили и сожгли посольства Дании. А там пришел черед и других западных представительств. В Джакарте (Индонезия) демонстранты прорвались к американскому посольству и закидали его камнями. Полиция благочестиво бездействовала. А вот в Бенгази (Ливия) и Бейруте полицейские, остервенясь, стреляли по людям. В Ливии погибли 11 человек, ранено более полусотни. В Ливане, возмущенный жестокостью своих подчиненных, ушел в отставку министр внутренних дел. “Я в ливанцев не стреляю!” — на прощание отчеканил он (“Евроньюс”. 6.02.2006).

Особенно бурным выдался первый месяц весны. В Лос-Анджелесе на демонстрацию протеста против антииммиграционного законодательства, предложенного Бушем, вышли 1,2 млн человек. Одно из крупнейших выступлений в современной истории Соединенных Штатов! Даже митинги противников войны в Ираке в 2003-м собирали меньше участников. Кстати, не осталась забытой и годовщина начала вторжения: 19-20 марта шествия пацифистов состоялись в странах коалиции — США, Великобритании, Австралии.

Участница протестов англичанка Хелен Джон, которую в прошлом году выдвигали на Нобелевскую премию мира, с горечью отмечала: “Мы видели два миллиона людей, стоявших в Гайд-парке, и Тони Блэр не испытывал угрызений совести, игнорируя их. Хотя огромное количество британцев против того, что делает правительство, единственной формой протеста является прямое действие (выделено мною. — А. К. — Я еще не раз вернусь к анализу подобных ситуаций). Мы должны устраивать демонстрации у баз, где находятся орудия убийства” (“Индепендент”. 7.04.2006. Цит. по: Inopressa.ru).

30 марта накал страстей могла прочувствовать Кондализа Райc. Во время визита в Англию она попыталась сделать расчетливый пиаровский жест в традициях американской публичной дипломатии — посетила британскую глубинку. Однако жители выбранного для этой цели городка Блэкберн не оценили оказанной им чести. Они встретили высокопоставленную визитершу мощными пикетами (“Евроньюс”. 31.03.2006).

Антивоенные манифестации накладывались на традиционный для Запада социальный протест. Даже в тихой Швейцарии на улицу вышли врачи. В Германии в течение месяца бастовали медики, докеры, государственные служащие. Поправевшая черно-красная коалиция умудрилась всего за полгода растерять значительную часть популярности.

“Два берега Ла-Манша — две забастовки” — броский заголовок в лондонской “Гардиан” оповещал о том, что происходит на западе континента. В конце марта в Англии прекратили работу более 1 млн муниципальных служащих. Во Франции профсоюзы, поддержавшие студентов, вывели на демонстрации 3 млн человек (“Евроньюс”. 29.03.2006)! “Только массовый протест откроет глаза этой власти”, — горячился парижский студент, возмущенный правительственной реформой высшего образования (“НТВ”, Новости. 1.04.2006).

Еще одним событием, выплеснувшим на улицы сотни тысяч людей, стала смерть Слободана Милошевича. Между прочим, он — ч е т в е р т ы й сербский лидер, погибший в стенах гаагской тюрьмы (“Независимая газета”. 13.03.2006)! Накануне гибели Милошевич написал письмо министру иностранных дел России С. Лаврову, где просил спасти его, высказывая опасения за свою жизнь. Даже западные газеты назвали смерть экс-президента Югославии “загадочной” (австрийская “Стандарт”, 18.03.2006).

В девятимиллионной Сербии проститься с президентом-мучеником пришли полмиллиона. Люди скандировали: “Гаага — убийца!”, “Сербия, вставай!”. И трогательный, хотя и безответный клич: “Россия! Россия! Россия!”. Россия не спасла Милошевича. И после смерти не осмелилась почтить его на государственном уровне. Официальную Москву на похоронах представлял депутат от “Единой России” К. Затулин. Зато те, кто слышал “Рябинушку”, пронзительно и обреченно прозвучавшую над могилой, знают: душа России была в Пожароваце! И на какой-то страшный миг показалось: это прощание и с нею — с русской мощью, широтой, жертвенным чувством справедливости, не раз побуждавшим наш народ вставать на защиту славянских братьев.

Позорным было поведение сербских властей — они проигнорировали похороны знаменитого соотечественника. Побоялись окрика с Запада и предстали перед собственным народом и всем миром жалкими марионетками, твердящими заученные фразы о “движении к демократии” в момент гибели страны.

Окрик все равно раздался! Вечером 11 марта — в день гибели Милошевича — министр иностранных дел Великобритании Джек Стро на пресс-конференции по завершении саммита Евросоюза в Вене потребовал от Белграда активнее сотрудничать с гаагским трибуналом в розысках последних лидеров сербского сопротивления — Караджича и Младича. А член Европейской комиссии по вопросам расширения ЕС Олли Рен пригрозил Сербии приостановить переговоры об ассоциированном членстве, если та не выдаст Младича до конца марта (NEWSru.com).

Какая же ненависть к славянству, этой гордой, бесшабашной и, увы, так плохо организованной расе, сидит в чинных евробюрократах! И не только в политиках. Дирекция знаменитой “Комеди франсез” отказалась от постановки пьесы известного австрийского драматурга Петера Хандке, узнав, что он присутствовал на похоронах Милошевича (“Евроньюс”. 4.05.2006)*.

В апреле центр противостояния “объединенного народа” и “объединенного правительства” (остроумная терминология субкоманданте Маркоса) переместился в экзотический Непал. В высокогорном королевстве началась всеобщая забастовка. Требования — ограничение власти монарха и созыв распущенного в 2001 году парламента. День за днем жители Катманду выходили на демонстрации. Король ввел в столице чрезвычайное положение. Полиция открыла огонь по толпе. Погибли 15 человек. Но уже на следующий день протестующие снова заполонили улицы.

Какой впечатляющий пример! Не могу не сказать о наболевшем: наши трусоватые обыватели в кухонных разговорах любят попенять российским оппозиционерам — что-то не видно активных действий. Не собираясь защищать лидеров оппозиции, комфортно устроившихся в Думе, все-таки замечу: если бы русские проявили хоть толику решимости и жертвенности непальцев, то думцам не оставалось бы ничего другого, как возглавить протест.

Опыт народных движений показывает: не вожди ведут массы, а массы ведут вождей, буквально в ы т а л к и в а я их вперед, з а с т а в л я я действовать. В том же Непале оппозиция, получив власть (после месячного противостояния король вынужден был созвать парламент), медлила с декретом об ограничении полномочий монарха. Ну, разумеется, лидеры партий — ч а с т ь т о й ж е э л и т ы. Слабейшая часть — поэтому они и оказались в оппозиции, но круг-то общий! Вернувшись в среду избранных благодаря народному мужеству, они первым делом попытались п р е д а т ь массы и договориться с бывшим противником. Раскусив эти намерения, толпы снова заполонили улицы, скандируя: “Не обманите ожидания народа!” (“Коммерсантъ”. 17.05.2006). И долгожданный декрет был тотчас принят, причем е д и н о г л а с н о.

Русские, заставьте и наших оппозиционеров проявить твердость! Но для этого необходимо и самим не превращаться в размазню…

В мае напомнили о себе антиглобалисты. Почти год они не терзали руководителей крупнейших мировых банков и правительств, и те с удовольствием наслаждались своим могуществом. На пике этого самообольщения в Вене был затеян саммит Евросоюз — Латинская Америка с ожидавшейся на нем показательной “поркой” революционных руководителей Венесуэлы и Боливии. В ответ сто тысяч антиглобалистов со всего мира приехали в Вену поддержать Уго Чавеса и Эво Моралеса. И этой многоголосой поддержки оказалось достаточно, чтобы латиноамериканцы выступили на саммите не как мальчики для битья, а как триумфаторы. После чего Моралес и Чавес присоединились к своим сторонникам на улице и возглавили многотысячное ночное шествие (“Завтра”. N 20, 2006).

В июне проснулся Крым. К сведению шейха Насраллы и прочих арабских пассионариев: Украина — разная. И если ее “оранжевая” часть действительно может служить примером сервильности, ротозейского преклонения перед Западом, то левобережье Днепра и Крым учатся (в том числе и на собственных ошибках) бороться за свои интересы.

Феодосийские домохозяйки при ограниченной поддержке местных казачков в течение д в у х н е д е л ь были главными ньюсмейкерами постсоветского пространства. Они блокировали передовой отряд американских военных, прибывших для подготовки учений “Си Бриз-2006”. Натовско-украинские игрища в этом году должны были проходить согласно провокационному сценарию: на полуострове вспыхивают массовые беспорядки, соседняя держава вмешивается, пытаясь отторгнуть территорию от Украины, а подоспевшие натовские вояки восстанавливают спокойствие и целостность незалежной.

Но события развивались по другому сценарию. Жители Феодосии, куда прибыл американский корабль, н е п у с т и л и десантников в город. Украинские власти попытались перевести их в поселок Партенит, но и тут местные жители перекрыли дорогу. Неудобных гостей буквально спрятали в ведомственный санаторий Минобороны Украины в Алуште. Персонал здравницы отказался обслуживать их, отключил воду и электричество! Толпы крымчан окружили санаторий, скандируя: “Оккупанты, руки прочь от Украины!”, “Долой оранжевое свинство, даешь славянское единство!”

Происходящее все больше напоминало популярный советский телесериал “Ну, погоди!”. Хотя, конечно же, за озорные эскапады вскоре пришлось расплачиваться. Совет безопасности Украины занялся поисками “врагов государства”. Участников пикетов начали вызывать на допросы. Главного феодосийского милиционера Анатолия Мирошниченко киевское начальство попыталось уволить, видимо, за недостаточную жесткость по отношению к митингующим. Тогда лидер фракции “Союз” в Верховном совете автономии Владимир Клычников пригрозил не по уму ретивым силовикам: “Вы только попробуйте, граждане милиционеры, поднять палку хоть на одного гражданина Крыма! Поверьте, палка найдется и для вас!” (“Коммерсантъ”. 7.08.2006).

Как бы то ни было, американские засланцы вынуждены были ретироваться. 11 июня сотрудник пресс-центра ВМФ Украины объявил, что автобусы с морпехами покинули Феодосию и направляются в симферопольский аэропорт, чтобы вернуться на родину.

Чуть ли не впервые за последние 15 лет славяне проявили твердость — и, глядите-ка, победили!*

В середине лета забурлила Латинская Америка. 4 июля в Мексике состоялись президентские выборы. Социологические опросы фиксировали преимущество кандидата от оппозиции — левого харизматика Лопеса Обрадора. Однако центризбирком после некоторых колебаний объявил о победе ставленника партии власти правого политика Фелипе Кальдерона. Разрыв между ним и Обрадором якобы составил 0,56 процента.

Нам ли в России объяснять, как это делается. Но вскоре выяснилось, что не везде административный ресурс решает все проблемы. Обрадор призвал провести ручной пересчет бюллетеней, власти досадливо отмахнулись: еще чего! И тогда народный кандидат вывел на улицы Мехико своих сторонников. В количестве ни много ни мало двух миллионов.

“Ранним утром воскресенья, — живописал корреспондент “Коммерсанта”, — улицы столицы начали заполнять сторонники оппозиции, откликнувшиеся на призывы своего лидера. Местом сбора стала Сокало — центральная площадь Мехико. К полудню количество митингующих, по оценкам городских властей, перевалило за 2 млн, и люди начали занимать прилегающие улицы… Сторонники господина Лопеса Обрадора разбили палатки посреди площади и на центральных улицах, полностью парализовав движение автотранспорта” (“Коммерсантъ”. 1.08.2006).

Неделю спустя левые собрались у здания избирательного трибунала, приступившего к рассмотрению требования о пересчете бюллетеней. Толпа скандировала: “Не будет резолюции — устроим революцию!” (“Коммерсантъ”. 7.08.2006).

Ситуация, напоминающая киевскую образца 2004 года. С той лишь разницей, что ныне госдеп США не только не требует “честного” пересчета голосов, но последними словами клянет Обрадора. На что с плохо скрываемым злорадством не преминули указать официальные российские СМИ. Впрочем, дело не в мелочной пикировке Москвы и Вашингтона. Болезненная реакция госдепа показывает, что там всерьез рассматривают Обрадора как одного из лидеров “левого поворота”, охватившего всю Латинскую Америку. А это позволяет надеяться, что любимец мексиканской Сокало в отличие от кумира киевского Майдана станет подлинным защитником народных интересов*.

К наиболее значительным из помянутых здесь событий мы еще вернемся. А пока прервем хронику. Боюсь, что у неискушенного читателя и так уже голова идет кругом от многообразия дат, цифр и географических названий.

Но мне, признаюсь, дорог каждый поворот, любое завихрение этого мощного потока. Он впечатляет и сам по себе: миллионы людей на разных континентах отстаивают свои интересы. Безусловно, эти интересы разнятся, так же как различаются причины выступлений. Не претендую на то, чтобы дать им обобщающую оценку, да это и вряд ли возможно. Но в них — именно в их разнообразии и множественности — мне видится т о р ж е с т в о и с т о р и и. И в конечном счете, с п р а в е д л и в о с т и — ибо путеводной нитью истории является справедливость. Если рассматривать исторический процесс с христианской точки зрения.

В начале 90-х казалось, что история умерла — в прямом соответствии с концепцией, ко времени обнародованной в Соединенных штатах. Paх Americanа был объявлен венцом мирового развития. А противостоявшая сверхдержава, поверженная в “холодной войне”, шельмовалась как “империя зла”. В том числе — и прежде всего — на территориях, еще вчера контролируемых ею.

Все это слишком известно. Но обратите внимание — эпоха падения Советского Союза стала временем сокрушительного поражения масс. Причем не только на постсоветском пространстве, но и по всему миру. Еще недавно — начиная с 60-х и до конца 80-х — массы находились в центре исторической сцены. Студенческая революция в Париже, положившая конец правлению военного харизматика де Голля. “Революция гвоздик” в Португалии, едва не вовлекшая ее в социалистический лагерь. Успехи на выборах в Испании и в Италии еврокоммунистов, позиционировавших себя в качестве защитников народа. А какой размах приобрело антивоенное движение! Америке так и не удалось разместить в Западной Европе новейшую разработку того времени — крылатые ракеты: десятки тысяч людей, взявшись за руки, блокировали базы НАТО. Живые цепи протягивались через весь континент. 60-80-е годы — это и время наивысших социальных завоеваний. Социал-демократам, пришедшим к власти почти во всех западноевропейских столицах, и профсоюзам удалось-таки засадить предпринимателей за столы переговоров с работниками и образовать согласительные комиссии, где решались вопросы развития производства, расширения штатов, оплаты труда.

И вот все кончилось — разом! Даже политологам нелегко будет припомнить массовые выступления 90-х. Национальные забастовки стали бесплодной архаикой. Многотысячные демонстрации — экзотикой. Антивоенное движение сдулось, как лопнувший шарик.

Массы были разгромлены п о л и т и ч е с к и. Власть потеряли не только правившие в восточной Европе и в СССР коммунисты, но и умеренные социал-демократы Западной Европы. Такие бастионы левых, как Швеция, Франция, Греция, Испания и Португалия, перешли под контроль правых правительств. Красная и розовая краски исчезли тогда даже с политической карты Латинской Америки, самим географическим положением обреченной на противоборство с североамериканским капитализмом, а значит, и на левизну. Терпят поражение сандинисты в Никарагуа. Фанатичные монетаристы приходят на смену социально ориентированным режимам в Бразилии, Аргентине, Мексике. А по другую сторону Атлантики арабский мир окончательно отрекается от социалистического наследия Насера. С войною, с кровью рушатся прокоммунистические режимы в Южном Йемене, Сомали, Эфиопии, Афганистане.

Тем, кто язвительно заметит, что нельзя же всерьез воспринимать социальную риторику комноменклатуры, отвечу: насколько действенно и убежденно отстаивали народные интересы руководители СССР и стран советского блока — тема особого разговора. В данном случае существенно то, что смена власти шла не под лозунгом б о л е е э ф ф е к т и в- н о г о проведения социальной политики, а под девизом тотального о т к а з а от нее. Разве что нас в эпоху Горбачева прельщали обещанием — “Больше социализма!” Однако и в СССР оно скоро сменилось призывом “Довольно уравниловки!” А в Восточной Европе дело сразу повели к демонтажу всего, что хотя бы отдаленно напоминало о социализме. К власти повсеместно пришли ярые либералы-реформаторы, которые не скрывали, что делают ставку на “шоковую терапию”, господство “сильных” и отказ от трудовой солидарности. Схожие идеи обрели популярность и на Западе: “Хватит кормить бездельников!” — призывали те, кто обвинял социал-демократов в “чрезмерных” расходах на программу социальной защиты.

Смена режимов — лишь один из признаков к о р е н н о г о изменения ситуации. Куда более ощутимыми для простых людей стали э к о н о м и ч е с к и е перемены. В России новации отозвались болезненнее, чем где-либо. Цены взлетели в т ы с я ч и раз! Сбережения населения сгорели в инфляционном пожаре. Предприятия, в том числе кормившие целые города, обанкротились и либо были закрыты, либо месяцами не выплачивали зарплату.

Воображение враз обнищавших россиян в те времена особенно мучительно терзал образ богатого, благополучного Запада. Он манил, возмущал, властвовал над нами! Но почитайте, что писали в 1996 году ведущие сотрудники немецкого журнала “Шпигель” Ганс-Петер Мартин и Харальд Шуманн: “Цены акций и корпоративные доходы поднимаются двузначными скачками, тогда как заработная плата рабочих и служащих падает. В то же время параллельно с дефицитами национальных бюджетов растет уровень безработицы”. Приведя ряд впечатляющих примеров, авторы с горечью подводили итог: “От граждан непрерывно требуют жертв, в то время как бюрократы из системы страхования на случай болезни, экономисты, эксперты и министры наперебой жалуются, что немцы (тем более австрийцы) работают слишком мало, зарабатывают слишком много, слишком часто болеют и имеют слишком много отпусков. Им вторят журналисты газет и телевидения, утверждающие, что западное общество с его высоким уровнем запросов сталкивается с необходимостью самоограничения, типичного для азиатского общества, что государство всеобщего благоденствия “стало угрозой нашему будущему” или что “неизбежно усиление социального неравенства” (М а р т и н Г.-П., Ш у м а н н К. Западня глобализации. Атака на процветание и демократию. Пер. с нем. М., 2001).

Болезни “старой Европы”, не выдерживающей конкуренции c Paх Americanа? Раскроем книгу американского экономиста Лестера Туроу: “К концу 1994 года реальные заработки вернулись к уровню конца 50-х гг. Если нынешние тенденции продолжатся, то в конце столетия реальные заработки будут ниже, чем в 1950 г. Полстолетия не принесло никакого выигрыша в реальном заработке рядовому рабочему. Такого в Америке никогда не было” (Т у р о у Л. Будущее капитализма. Пер. с англ. Новосибирск, 1999). Впрочем, кое-кто из американцев все-таки оказался в выигрыше! “К началу 90-х гг., — отмечает Тypoy, — доля богатства, принадлежащая одному верхнему проценту населения (более 40%), по существу удвоилась по сравнению с серединой 70-х гг. И вернулась к той, что была в конце 20-х гг., до введения прогрессивного налогообложения”.

Америка оказалась отброшенной даже не на полвека назад, а чуть ли не на столетие — ко временам, когда еще не был создан механизм перераспределения доходов (прогрессивное налогообложение) и отсутствовала система социальной защиты. Фактически страна откатилась к эпохе “дикого капитализма”. Правда, не столь стремительно, как Россия — тут мы и впрямь догнали и перегнали Америку. Экономист констатирует: “…Возникает общество, где “все достается победителю”.

Между прочим, тенденция не изменилась и в наши дни. Нынешним летом влиятельная “Нью-Йорк таймс” опубликовала статью Пола Кругмана с выразительным заголовком “Экономика растет не для всех”. “…Даже если исключить прирост капитала за счет роста фондового рынка, — пишет Кругман, ссылаясь на сведения крупнейших американских экономистов Томаса Пикетти и Эммануэля Саеца, — реальные доходы 1 процента богатейших американцев в 2004 году увеличились на 12,5 процента, а остальных граждан — лишь на 1,5 процента”*.

Газета продолжает: “Данные раскрывают еще две тайны. Рост экономики не затронул не только бедный и нижний средний класс, но и верхние слои среднего класса… Еще одно откровение — хорошее образование не гарантировало выгод от экономического роста. Существует устойчивый миф, упорно распространяемый такими экономистами, как председатель экономического совета при президенте США Эдвард Лейзер, гласящий, что усугубляющееся неравенство в США — следствие расширяющегося разрыва между образованными и необразованными людьми (выделено мною. — А. К. — Та же социал-дарвинистская мифология активно насаждается в России). Данные свидетельствуют о том, что в 2004 году доходы людей с высшим образованием сократились” (“The New York Times” — “Известия”. 24.07.2006).

Разумеется, такие кардинальные перемены не могли быть следствием лишь о д н о г о события, даже столь значительного, как крушение СССР. Хотя тот же Туроу не без яда замечает: “Теперь, без политической угрозы социализма или экономической угрозы сильных профсоюзов, эффективная заработная плата, может быть, уже не нужна”.

Но дело не только в устранении конкурента в лице социализма. Другим решающим фактором стало стремительное наступление глобализации. Впрочем, взаимосвязь здесь очевидна: СССР был своего рода “удерживающим” на пути мирового капитала, и с его гибелью процесс глобализации опасно ускорился. “Настоящий ураган” — названа одна из глав книги Мартина и Шуманна. Авторы умело передают динамику происходящего: “Глобальным борцовским броском новый Интернационал капитала переворачивает с ног на голову целые страны и социальные порядки. На одном фронте он сообразно с текущей обстановкой угрожает уйти совсем, добиваясь таким образом массированных снижений налогов, а также субсидий… или бесплатного предоставления инфраструктуры. Если это не срабатывает, зачастую может помочь налоговое планирование по широко известной, отлаженной схеме: доходы показываются только в тех странах, где уровень налогообложения действительно низок. По всему миру владельцы капиталов и состояний вносят все меньший и меньший вклад в финансирование затрат на общественные нужды”.

Не только коллективы отдельных предприятий, но и народы оказались не в состоянии противостоять давлению оперирующего по всему миру капитала. Перебрасывая средства из страны в страну, он получил беспрецедентную возможность навязывать свои условия. “Сорок пять марок в час за квалифицированный труд? — Мартин и Шуманн моделируют типичный диалог работодателя и работника. — Слишком дорого: британцы работают менее чем за половину этой суммы, а чехи — за одну десятую”. Авторы иллюстрируют этот воображаемый разговор конкретным примером: “В таких ситуациях почти всегда имеет место откровенный шантаж. Так, например, на предприятии компании — изготовителя отопительных котлов Viessmann в Касселе, которое считается высокоэффективным, имея годовой оборот в 1,7 миллиарда марок при штате в 6500 работников, руководству оказалось достаточно объявить, что следующая серия водогрейных котлов будет производиться в Чехии. После этого 96 процентов рабочих и служащих без возражений согласились работать три сверхурочных часа в неделю без дополнительной оплаты, лишь бы не был закрыт ни один цех в Германии”.

Вот почему в 90-х забастовки стали экзотикой. Кого напугает забастовкой тот, кто вынужден в ы п р а ш и в а т ь работу?

Еще один метод глобализаторов — импорт рабочей силы. Кстати, им широко пользуются российские толстосумы. С чего бы, как вы думаете, в печати активно проталкивается идея о необходимости завоза в Россию о д н о г о м и л л и о н а мигрантов е ж е г о д н о? Неужто уже некому работать на наших не слишком загруженных заказами предприятиях? Конечно, демографический спад, но не настолько же… Коренным жителям не так-то просто устроиться на работу — почитайте объявления: требования сверхжесткие, причем зачастую взаимоисключающие (молодость и наличие стажа работы по специальности). А мигрантов берут охотно, потому что они готовы вкалывать за гроши. Кроме того, поскольку большинство из них — нелегалы, предприниматели, не платя социальные налоги, экономят ещё 55 процентов.

В середине 90-х я донимал лидеров КПРФ примером польской “Солидарности”. “Посмотрите, — говорил я, — Валенса перевернул Польшу, используя л о к а л ь н у ю точку опоры. Возглавив рабочий комитет на родной судоверфи, он поднял на борьбу сначала Гданьск, а затем и всю страну. Почему бы не воспользоваться этим рецептом, организовав забастовку, скажем, на ЗИЛе?”

Мои собеседники грустно качали головой: да на ЗИЛе одна лимита! Стоит заикнуться — и человек вылетает не только с работы — из общежития. Жить негде и не на что. Да они на всё пойдут, чтобы уцепиться за место…

Самым страшным последствием 90-х стал с о ц и а л ь н ы й р е г р е с с. Общество зримо деградировало. Да что там — оно раскололось, расщепилось на атомы. Если в начале десятилетия люди проявляли чудеса солидарности: получая нищенскую зарплату, отказывались от прибавки, которую им обещали в случае сокращения штатов, то уже в середине 90-х многотысячные коллективы равнодушно наблюдали, как собственники выгоняют сотрудников ц е х а м и — только бы не меня!

О последней новинке новорусских менеджеров со смесью отвращения и восхищения рассказывает корреспондент лондонской “Файнэншл таймс”: “По мере того, как конкуренция в российском бизнесе набирает обороты, работодатели все чаще прибегают к так называемым “стрессовым собеседованиям”, призванным помочь им выбрать наиболее подходящего работника. Менеджеры по кадрам кричат на кандидатов, обливают их водой, оскорбляют и задают вопросы интимного характера”.

Социальные психологи растолковывают: “Ничто… не помогает раскрыть человека так, как если плеснуть ему в лицо стакан воды. Если претендент на должность проявляет в ответ агрессивность, считается, что у него сильный характер и лидерские качества. Если такое оскорбительное действие не провоцирует реакции, то кандидат считается подходящим для босса, нуждающегося в послушном работнике, чьи амбиции ему не будут угрожать” (“Файнэншл таймс”. 3.07.2000. Цит. по: Inopressa.ru).

О чувствах испытуемого не говорят и не думают. Честь и просто человеческое самоуважение можно не принимать в расчет — как во времена крепостного права.

И глубже, всеохватнее процесс! Он захватил к у л ь т у р у — от высокой до бытовой. На благополучном (относительно, как мы могли убедиться) Западе на смену неброско одетым хиппи пришли расфранчённые яппи. Богатства перестали стесняться, его подчеркивают. Золото и драгоценные камни — вместо доступной каждому бижутерии. Шелк и шерсть заняли место нейлона и акрила. Песцовые манто выгодно подчеркнули достоинства тех, кто мог позволить себе нечто подороже, чем шубка из синтетического меха.

В России — стране-новичке на мировом рынке — нововведения довели до абсурда. Машины, одежда, интерьеры квартир и загородных домов должны были быть не просто дорогими — самыми дорогими и супермодными. С. Кургинян уверял, что на Кутузовском проспекте до недавнего времени висела растяжка: “Выбрось свой шестисотый “мерс”, теперь есть тачка покруче”.

Те, кто не выдерживал этой гонки за роскошью, утрачивали социальный статус. О тех, кто не мог позволить себе ничего, кроме скромного жизнеобеспечения (еда и одежда), — а это и сегодня 80 процентов жителей страны! — нечего и говорить.

И вот за этих-то “лишенцев” принялись “мастера культуры”! Не только представители “второй древнейшей”, но и мэтры, еще в советские времена произведенные в лауреаты и народные, с пренебрежением отзывались о народе — “совки”. При этом имелось в виду отнюдь не былое членство в КПСС (тут мэтры дали бы фору любому слесарю или инженеру). И даже не идеологическая ориентация (если бы все “совки” были убежденными сторонниками коммунистов, президента РФ звали бы не Владимир Владимирович, а Геннадий Андреевич). Понятие “совок” обозначало прежде всего с о ц и а л ь н о е положение — поношенную одежду и пр., а уж затем “устарелое” мировоззрение.

“Совка” изображали патологическим завистником, агрессивным, опасным для более “продвинутых”, а главное, более обеспеченных граждан. Синонимом “совка” стала собачья кличка “Шариков” (между прочим, это заимствование у Булгакова — свидетельство не просто тенденциозного, но и п о в е р х н о с т н о г о прочтения классики. Для Булгакова и людей его круга “Шариков” — собирательный образ п о б е д и т е л е й, а не п о б е ж д е н н ы х. В 1917 году столичные острословы именовали Советы солдатских депутатов “советами собачьих депутатов”*. Конечно, зло и несправедливо, но, по крайней мере, не подло).

Но проблема заключалась не только в поверхностном прочтении текстов. На самом деле постсоветская культура (именно постсоветская — представленная на всех каналах ТВ, на международных симпозиумах и мировых сценах, а не русская культура конца XX века, отброшенная на обочину) о с о з н а н н о р а з о р в а л а связь с отечественной классикой. Корыстно оставив за собой роль “хранительницы” бесценного наследия.

Как-то даже неловко повторять трюизм о том, что русская культура была неизменно на стороне “униженных и оскорбленных”. И не просто сочувственно изображала их, но была их голосом, выразительницей мыслей и устремлений. Свой завораживающе пластичный и мощный язык она щедро предоставила “маленькому человеку”, какому-нибудь Самсону Вырину или Акакию Акакиевичу, чтобы он мог рассказать о себе. С присущей ей совестливостью она к о м п е н с и р о в а л а социальную несправедливость, которая не позволяла реальному чиновнику четырнадцатого класса, а тем более человеку из простонародья, свободно чувствовать себя в культурной среде.

К слову, раз уж зашла речь, как бы ни относиться к советской власти, она заслуживает исторической благодарности за то, что устранила эту несправедливость и избавила человека из народа от сознания с о ц и о к у л ь т у р н о й в т о р о с о р т н о с т и. А ведь оно мучило не только многие поколения “рядовых” выходцев из деревни, но и лучших крестьянских поэтов, вплоть до 20-х годов XX века. Вспомним хотя бы скоморошью эскападу Николая Клюева, с неприязненным любопытством запечатленную талантливым поэтом-аристократом Георгием Ивановым, до конца дней в эмиграции вздыхавшим о “золотой осени крепостного права”: “Я как-то зашел к Клюеву. Клетушка оказалась номером “Отель де Франс”… Клюев сидел на тахте, при воротничке и галстуке и читал Гейне в подлиннике.

— Маракую малость по-бусурманскому, — заметил он на мой удивленный (как характерен этот удивленный взгляд аристократа на читающего по-немецки мужика! — А. К.) взгляд. — Маракую малость.

……………………………………..

— Да что ж это я, — взволновался он, — дорогого гостя как принимаю. Садись, сокол, садись, голубь. Чем угощать прикажешь? Чаю не пью, табаку не курю, пряника медового не припас. А то, — он подмигнул, — если не торопишься, может, пополудничаем вместе. Есть тут один трактирчик. Хозяин хороший человек, хоть и француз. Тут, за углом. Альбертом зовут.

Я не торопился.

— Нy вот и ладно, ну вот и чудесно. Сейчас обряжусь…

— Зачем же вам переодеваться?

— Что ты, что ты — разве можно? Собаки засмеют. Обожди минутку — я духом.

Из-за ширмы он вышел в поддевке, смазных сапогах и малиновой рубашке:

— Ну вот — так-то лучше!

— Да ведь в ресторан в таком виде как раз не пустят.

— В общую и не просимся. Куда нам, мужичкам, промеж господ? Знай, сверчок, свой шесток. А мы не в общем, мы в клетушку-комнатушку, отдельный то есть. Туда и нам можно…” (И в а н о в Г. Из литературного наследия. М., 1996).

Ничего подобного нет у лучшего поэта из советской деревни — Николая Рубцова. Да, он мучительно переживал неустроенность и непризнанность, — но это удел всех поэтов, в том числе из дворянства (наиболее яркий и симпатичный пример — Аполлон Григорьев). Однако его творчество начисто свободно от социокультурных комплексов. Он не видел ничего экстраординарного в стремлении “книжку Тютчева и Фета продолжить книжкою Рубцова”.

И вот на новом витке исторического развития элита отказывает миллионам “совков” в праве на причастность к культуре, на присутствие в ней. “Осовремененное” прочтение “Собачьего сердца” — наглядный пример. Понимаю, это — карикатура, но где же сочувственно выписанные образы простых людей, характерные — повторю — для русского искусства? Припомните хотя бы один в нынешнем россиянском кинематографе, в глянцевых книжках. Никого, голо!

Но “простонародье” не только изгоняют из культуры. Его л и ш а ю т я з ы к а на бытовом, элементарном уровне. С грубой, я бы даже сказал — наглой наглядностью это проявляется в конструировании иноязычного сленга для избранных. Все эти “дискурсы” у интеллектуалов, “фьючерсы” у бизнесменов, “сомелье” у гурманов и “дайвинг” у богатеньких бездельников создают н а м е р е н н о з а м к н у т у ю языковую среду, агрессивно отторгающую “социально чуждых”. Любопытно, что наряду с иноязычными заимствованиями эту среду формирует назойливое использование матерной лексики — выразительный штрих, характеризующий современную российскую элиту.

Тем, кто сочтет мои размышления плодом излишней мнительности, советую ознакомиться с газетной полемикой по поводу робких усилий депутатов Государственной думы внести хотя бы некоторую нормативность в языковой беспредел. Вот где обнаруживаются и чудовищная подозрительность (якобы обществу хотят навязать пресловутые “мокроступы”), и далеко идущие политические параллели (вроде бы за изгнание англицизмов в Иране взялся Ахмадинежад), и попросту неприкрытая злоба. И все это у кондовых тружеников пера, отродясь не проявлявших интереса к “вопросам языкознания”. Очевидно, что у сугубо научной, на первый взгляд, проблемы имеется актуальнейшая политическая подоплека.

Но п о х и щ е н и е я з ы к а не ограничивается изменением словарного состава. Те же СМИ пристрастно пересматривают ценностно-смысловые установки языка. Все, выношенное народом как выражение его понимания жизни, добра и зла, должного и запретного, подвергается неявной, но жесткой цензуре. Часто ли вы видите в печати слова “правда”, “справедливость”, “равенство”, “солидарность”, “социальная защита”? Да и само слово “народ” сплошь и рядом подменяется “населением”, а то и “электоратом”.

Погруженные в соответствующую языковую практику массы теряют возможность выразить свое недовольство, боль, свои требования. Они говорят о справедливости, а пресса и социальные верхи обвиняют их в “зависти”. Пробуют заикнуться о своих правах, а им наклеивают ярлык “экстремистов”. Пытаются уберечь от публичного разврата детей — “ретрограды”. Тревожатся о судьбе Родины — “национал-патриоты” и даже “фашисты”. У нас о т о б р а л и с л о в а, поставили под подозрение их смыслы, объявили опасным вековой опыт, в этих смыслах воплощенный. Лишили возможности говорить о себе и быть услышанными.

Это тем более легко проделать с народом а т о м и з и р о в а н н ы м. Простейший пример: большинство из нас с трудом дотягивает до очередной получки. Однако правительство и СМИ наперебой рапортуют об увеличении некой с р е д н е й зарплаты. И у человека возникает ощущение, что все богатые, только он один беден. И он замыкается в себе, переживает свою бедность как позорную болезнь. Боится признаться в ней. И уж, конечно, он не откликнется на призыв ославленных той же прессой левых активистов выйти на демонстрацию протеста.

Проблема похищения языка — не сугубо российская. Это наиболее драматичное следствие той ситуации, в которой оказался весь мир на рубеже веков. Французский философ Ален Бросса с горечью констатирует: “Плебей лишен слова”. Бросса разворачивает пугающую картину: “…Всегда имеется это невыговариваемое своеобычного опыта людей, опыта плебса в бесконечно разнообразных воплощениях, которому свойственно постоянно терпеть неудачу в том, чтобы быть услышанным в качестве узаконенной единичности, найти свое место в поле человеческого многообразия, сделать себя зримым и приемлемым в виде позиции. Есть этот плебс, чьим свойством будет либо неумение “членораздельно изложить”, либо неумение заставить себя слушать, либо упорство в том, чтобы скорее кричать, вопить, осыпать проклятиями, чем связно рассуждать, либо, наконец, вынужденно говорить заимствованными словами — всегда испытывая затруднения с языком” (Б р о с с а А. Невыговариваемое. В сб.: Мир в войне: победители/побежденные. Пер. с фр. М., 2003).

Бросса ссылается и на работы других мыслителей по той же тематике. Как видим, на Западе проблема остро ощущается и активно обсуждается.

Но если крупные социальные группы и целые народы лишить не только права на справедливый учет их интересов, но даже возможности выговорить жалобу, протест, мечту, это рано или поздно приведет к взрыву. Не случайно статья Бросса опубликована в сборнике, основной темой которого стали события 11 сентября 2001 года. Эту трагедию французские интеллектуалы рассматривают как з а к о- н о м е р н ы й, хотя, конечно же, “нигилистический” ответ на социальную и национальную несправедливость, воплотившуюся в образе Америки.

Показательно: в предисловии к сборнику его составитель Мишель Сюриа обращается к теме “конца Истории”, затронутой нами в разговоре о ситуации 90-x годов. Не сдерживая сарказма, Сюриа пишет: “Больше нет конфликтов… Нет конфликтов, потому что больше нет истории; нет Истории, потому что больше нет политик. Нет политик, потому что повсюду восторжествовала “единственно возможная политика”, политика капитала, политика рынка”.

Но, как это всегда случается в жизни, не подчиняющейся ни произволу силы, ни диктату броских формулировок, то, что представлялось “концом истории”, стало н а ч а л о м нового этапа развития. Да, Америка использовала 11 сентября для расширения своего контроля над миром. Однако именно подготовка иракской кампании, замешенной на слишком очевидной лжи, породила мощную антивоенную волну, в е р н у в ш у ю м а с с ы на арену истории. И если в предыдущее десятилетие западные интеллектуалы высказывали сомнения в том, а существует ли вообще общественная сила, которую, по традиции, именуют “массами” (Ж. Бодрийар), то уже в 2002-2003 годах они могли лицезреть эту “фикцию” на площадях европейских столиц. Миллионные протесты, которые мы наблюдаем сейчас, — это вершина (или, быть может, только промежуточная точка) процесса, начавшегося четыре года назад.

Наиболее проницательные аналитики уже сигнализируют о к а р д и н а л ь н о й с м е н е п р и о р и т е т о в. Самый значимый из таких сигналов — статья Збигнева Бжезинского, появившаяся в начале года в американской прессе и сразу же перепечатанная в России. “Соединенным Штатам следует взглянуть в глаза новой и чрезвычайно важной реальности, — предупреждает патриарх американской политики. — в мире происходит беспрецедентное по масштабу и интенсивности пробуждение политической активности” (“Независимая газета”. 17.02.2006).

Казалось бы, заокеанская элита должна только радоваться — не кто иной, как президент США только что объявил главной целью американской политики “продвижение демократии по всему миру”. Но Бжезинскому нет дела до демагогии официального Вашингтона. Он пишет о р е а л ь н ы х, а не декларируемых интересах Соединенных Штатов, а потому прямо указывает, что рост политической активности масс является г л а в н о й у г р о з о й американскому господству: “Основная проблема нашего времени — не терроризм, а всеобщее ожесточение, связанное с происходящим в мире пробуждением политической активности, носящей массовый и разрушительный характер… Энергия возбужденных масс преодолевает границы и бросает вызов ныне существующим государствам и всей мировой иерархии во главе с США”.

Со старческой подозрительностью Бжезинский видит в происходящем результат молодежного бунтарства: “…Демографическую революцию… можно сравнить с политической бомбой замедленного действия… Быстрый рост числа людей моложе 25 лет в странах “третьего мира” означает выход на политическую арену огромной массы встревоженных юношей и девушек. Их умы взволнованы доносящимися издалека звуками и образами, которые лишь усиливают их недовольство в отношении окружающей действительности. Их протестные настроения способны трансформироваться в “революционный меч”, поднятый среди десятков миллионов студентов, обучающихся в вузах развивающихся стран и в большей или меньшей степени интеллектуально развитых. Выходцы в основном из низших, социально незащищенных слоев среднего класса, эти миллионы студентов, воодушевленных сознанием социальной несправедливости, — не кто иные, как затаившиеся революционеры”.

Можно было бы поспорить со столь очевидной г е р о н т о л о г и ч е с к о й о д н о с т о р о н н о с т ь ю концепции. А пожалуй, и посочувствовать Бжезинскому: пытаться противостоять молодому напору с охранительных позиций бесперспективно.

Впрочем, отчасти теория Бжезинского справедлива, хотя, конечно, не объясняет всех аспектов явления. И уж, разумеется, она более чем характерна! Не только как точка зрения престарелого политика, опасающегося революции м о л о д ы х, но и как позиция д р я х л е ю щ е г о западного общества.

Однако до поры я воздержусь от спора. Зафиксирую только: м и р в о ч е р е д- н о й р а з м е н я е т с я. Причем, как и в 90-е годы, процесс не ограничивается политикой. Меняются ведущие социальные силы, география основных событий (Бжезинский не случайно выделяет “третий мир”). А главное — мироощущение.

Искусство с присущей ему чуткостью первым откликнулось на перемены. Показательна ситуация в кино — наиболее популярном виде искусства. Едва ли не все работы, отмеченные на самых престижных международных фестивалях этого года, имеют явно выраженный протестный характер. Гран при в Каннах получила картина Кена Лоуча “Ветер, качающий вереск”, напоминающая о борьбе Ирландии против английской оккупации. В Берлине приз за лучший сценарий получила лента Майкла Уинтерботтома “Дорога в Гуантанамо”, показывающая американских “борцов за демократию” в роли тюремщиков.

Ещё один призер каннского фестиваля — фильм Аки Каурисмяки “Огни городской окраины” — о простом охраннике, которого выбрасывают на обочину крутые жизненные обстоятельства. В Венеции главный приз получила не великосветская “Королева”, а лента “Тихая жизнь” о людях из китайской глубинки. искусство вновь поворачивается к человеку с улицы и дает ему возможность рассказать о себе. А можно сформулировать и так: “простонародье” само берет слово, возвращаясь не только на киноэкран, но и на политическую сцену.

Еще совсем недавно бесспорным хозяином жизни был преуспевающий менеджер или биржевик. Десяти лет не прошло, как Лестер Туроу мрачно констатировал: “Возникает общество, где “все достается победителю”. А ныне орган российских биржевиков публикует статью под недвусмысленным заголовком: “победителей судят”. С ужасом, не лишенным комизма, обозреватель отмечает: “Крупные политики, руководители мощных корпораций, все баловни фортуны теперь живут в непримиримо враждебной среде” (“Коммерсантъ”. 4.08.2006).

Ничего не имею против, ведь эти “баловни” благоденствуют за наш с вами счет (вспомним хотя бы воровскую приватизацию). И хотя газета спешит уточнить, что нашу страну общая тенденция пока не затронула, тревога “Коммерсанта” звучит для меня м у з ы к о й н а д е ж д ы. Дойдет и до нас (особенно если обделенные россиянской жизнью проявят хоть какую-то активность!).

Будет праздник и на наших улицах и площадях.

(Продолжение следует)

Исполнилось 70 лет Юлию Александровичу Квицинскому — выдающемуся дипломату, талантливому прозаику, человеку редкостного обаяния. В советское время он долгие годы представлял нашу страну в Бонне, был одним из руководителей Министерства иностранных дел, возглавлял делегации на важнейших переговорах, где решались судьбы мира. На Западе его с уважением и опаской именовали “сильной рукой Москвы”. Тогда за советским дипломатом стояла мощь сверхдержавы. Но и после крушения Советского Союза Юлий Александрович остался сильным человеком. Ибо его сила основывается на нравственной стойкости, верности идеалам. Когда Юлий Квицинский избрал оружием слово, журнал щедро предоставил ему свои страницы, опубликовав трилогию о трёх крупнейших предательствах в истории человечества.

Мы гордимся сотрудничеством с Вами, Юлий Александрович. Мы с удовлетворением наблюдаем за Вашей работой на ответственном посту первого заместителя председателя комитета Государственной Думы по международным делам. Мы желаем Вам здоровья, энергии, долгих лет жизни.

Редакция и Общественный совет журнала

“Наш современник”

 

Леонид ИВАШОВ, РУССКАЯ КУЛЬТУРА И РУССКАЯ ГЕОПОЛИТИКА

Вновь с телеэкрана услышал призыв популярного телеведущего ко всем нам отказаться от своей особости и стать такими, как все. Слышу это далеко не первый раз и не могу уловить две вещи: кого обозначают местоимением “мы”, и кем мне, русскому, нужно стать, чтобы быть тем самым “как все”.

Даже в европейском “королевстве” под названием Европейский союз (ЕС) все совершенно разные. Не захотели французы быть “как все” — и не приняли на референдуме Конституцию ЕС. И голландцы тоже решили остаться голландцами.

Да и в России я что-то не слышал, чтобы российские православные или мусульмане, калмыки, чукчи, тувинцы (далее см. список всех населяющих страну народов) добивались того, чтобы стать “как все”. Жить лучше — хотят. Сохранить земли за народами, на ней рожденными, — тоже. Вернуть недра тем, кому их даровал Господь, — да. Возродить русскую власть на русской земле — да. А вот быть “как все” — извините…

Вопрос об отказе от национальной идентичности не нов, он из века в век поднимается опять и опять. В каждом столетии мы “входим в Европу”, спасаем европейцев то от кочевников, то от их же собственных наполеонов, габсбургов, гитлеров, отдаем ей свои недра и мозги, раскрываем душу, а в ответ получаем лишь высокопарную неприязнь, плевки в лицо, а то и насилие.

Так не пора ли на серьезном геополитическом уровне осмыслить, кто мы есть на самом деле, какое место, какая миссия нам предназначены, предписаны в рамках общепланетарной цивилизации, не пора ли перестать обезьянничать и наконец развиваться в соответствии с законами природы, национальными традициями и тем потенциалом разума, который накоплен всеми предыдущими поколениями наших предков, дарован Господом и матерью землей.

Русь, Россия взмывала в своем развитии на зависть врагам и соседям именно тогда, когда начинала жить своим умом, идти своим путем, не отвергая, но усваивая все ценное, творчески заимствованное у других народов. Тогда, когда мы брались вершить мировую историю. Великие свершения — результат великих идей.

Краткий экскурс в геополитику

Определений у геополитики как научного знания почти столько же, сколько геополитиков. Большинство сходятся лишь в том, что геополитика — это наука о власти и для власти. Своим исследовательским вниманием она охватывает процессы планетарных взаимоотношений человечества и природы, межцивилизационные отношения, поведение и характер государств и народов в зависимости от их местоположения относительно моря и суши. И т. д. и т. п.

Зарождение, развитие, зрелость человеческой цивилизации, современное состояние мира, его перспективы — все это предмет геополитических исследований.

Сама же геополитика как наука оформилась в конце XIX века. Родоначальником, или, точнее, основоположником геополитики как самостоятельного научного направления, принято считать Ф. Ратцеля, немца, достаточно известного географа. Правда, Ратцель определил новое научное течение как политическую географию, а термин “геополитика” ввел в научный оборот его последователь швед Р. Челлен.

Бурное развитие получила новая наука в Германии, Великобритании, США, Франции. Собственно говоря, исследователи этих стран — Х. Маккиндер (Великобритания), К. Хаусхоффер, К. Шмитт (Германия), А. Мэхэн, Н. Спайкмен (США) заложили основы западной геополитической школы. Отличительными ее чертами являлись:

— признание дихотомичной структуры мироустройства (страны суши и страны моря) и наличия постоянного геополитического противоборства между океаническими и континентальными системами государств (закон фундаментального дуализма);

— нацеленность держав на овладение новыми пространствами (закон контроля пространств: после эпохи великих географических открытий не осталось неконтролируемых пространств и идет непрерывный процесс борьбы за их передел);

— развитие государств как живого организма, требующее новых территорий по мере роста;

— наличие острых межцивилизационных противоречий, ведущих к неизбежным конфликтам (С. Хантингтон “Столкновение цивилизаций”).

Отметим еще несколько моментов, присущих западной геополитике.

Во-первых, обилие среди исследователей военных и политических стратегов (Х. Маккиндер — офицер британской армии, А. Мэхэн — американский адмирал, К. Хаусхоффер — немецкий генерал, Дж. Барджес — госсекретарь США, З. Бжезинский — помощник президента США и др.).

Во-вторых, в качестве ведущей идеи у геополитического сообщества Германии, Великобритании, США прочитывается идея мирового господства и поиск стратегии ее осуществления.

Х. Маккиндер в своей “теории Хартленда” предложил следующую формулу установления контроля над миром: кто контролирует Восточную Европу, тот контролирует Хартленд, кто контролирует Хартленд, тот контролирует мировой остров (имеется в виду Евразия. — Л. И.), кто контролирует мировой остров, тот управляет судьбами мира. Заметим, что основу Хартленда составляет территория России без Дальнего Востока.

Американский адмирал А. Мэхэн еще на стыке XIX-XX веков искал формулу мирового господства в сочетании морского могущества и стратегии “петли анаконды”. Морское могущество (конечно, США) — это мощные военно-морские силы, гражданский флот и военно-морские базы, контролирующие морские коммуникации. “Петля анаконды” — это стратегия удушения континентальных держав (и не только) путем лишения их выхода на морские коммуникации, блокада и разрушение портовых городов. Характерно высказывание в этот же период (1904 г.) госсекретаря США Дж. Барджеса: “Если у Соединенных Штатов есть естественный враг, то им обязательно является Россия”.

После Ф. Ратцеля, сформулировавшего концепт государства — растущего живого организма, К. Хаусхоффер, К. Шмитт и другие вооружили А. Гитлера идеей и теорией расширения жизненного пространства для немцев. Справедливости ради отметим, что вышеназванные исследователи напрямую не обосновывали вооруженное нападение на СССР. Они предлагали иные варианты “дранг нах остен”, например создание советско-германской или даже европейско-советской империи. Но кто знает, какие идеи внушал Карл Хаусхоффер, восходящая звезда германской геополитики, будущему фюреру “Третьего рейха”, когда после провала пивного путча 1923 г. скрывал его вместе с Гессом у себя на вилле.

Нюрнбергский трибунал в 1946 г. не нашел состава преступления в теоретических трудах и действиях Хаусхоффера и оправдал его, но в целом следует подчеркнуть провоцирующую роль западных геополитических школ. Они обосновывали “объективную” необходимость начала войны за передел мира, за контроль над огромными пространствами, за мировое господство. И объектом N 1 являлась (и по сей день является) Россия.

Особенности русской геополитической школы

В геополитической научной среде значение русской геополитики общепризнано, более того, рассматривается как самостоятельное научное направление, отличное от всех трех западных геополитических школ.

Принципиальные отличия кроются в следующем:

— пластичная гуманность русской геополитической мысли;

— ее нацеленность не на мировое господство, не на завоевание других государств и народов, а на построение справедливого миропорядка и объединение славянских народов в рамках одной цивилизации;

— основы геополитики России закладывали ученые-естествоиспытатели, географы, историки, поэты, писатели, публицисты.

И именно последняя, третья особенность (к слову, еще малоизученная) представляется наиважнейшей. Причем подобная тенденция сохраняется до дней нынешних: не лидеры политических партий, министры, губернаторы или мэры, а научная и творческая общественность современной России в инициативном, как говорили на Руси, самопочинном порядке ведут поиск целей развития государства и общества, ищут путеводную звезду-идею, стратегические маршруты движения к задуманному.

Может, именно потому, что исследованием смысла русской жизни, русской миссии в европейском и мировом пространстве занимались начиная со второй половины XIX века не политики и правительства, а творческая интеллигенция, гуманисты, русская геополитическая идея формировалась на основе национальной традиции добра и справедливости, правоты и истины, помощи униженным и угнетенным. Ей присущи вселенский размах, высокое чувство человечности, духовность и нравственность, но чужды национальная ограниченность, высокомерие по отношению к другим народам.

Ф. М. Достоевский, один из основоположников русской геополитической идеи, писал: “Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите… Для настоящего русского Европа и удел всего арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли. Потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей… Будущие грядущие русские поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловеческой и всесоединяющей”.

Не замкнутость в себе, не обида на Европу, ходившую на Русь тевтонами, шведами, французами, а желание помочь ей в ее внутреннем примирении, скрасить европейскую тоску — это почти божественное благородство, величайшая красота души. Вот к чему призывал русских Ф. М. Достоевский: к сверхчеловечности, к вселенской русской миссии.

Спустя полтора века эта тема не перестает быть актуальной, ибо мир снова в хаосе конфликтов, переделов, межцивилизационных столкновений. Потому что реализуются последовательно и настойчиво геополитические концепции Запада, а Россия вновь в поиске своего места в этом мире, и вновь политики и стратеги в тупике, бредят близкими к сумасшествию идеями конкурентоспособности, встраивания в чуждую западную цивилизацию, отказа от русскости. И даже покаяния (?) перед Европой.

И на фоне этой бестолковщины мощно звучит слово писателя-фронтовика Ю. В. Бондарева: “В самой России стало возможным сверхнепристойное возбуждение, похожее на эротический экстаз факельщиков в хаосе общего поджога… Широкие двери России от века были распахнуты на метельные перекрестки мира — так ощущал это и Достоевский, и Толстой, но в нашей истории никто из гениев культуры не испытывал ни националистического угара, ни страха проиграть свою великую славу, никто из них не впадал в малоумие, в западное умопомешательство, и не упрекал березу в том, что она не тюльпанное дерево и не кокосовая пальма… Человечество и вместе с ним Россия станут счастливыми, коли осмыслят главную идею — причастность к вечному, наивысшему и простому, когда жизнь каждого растворится между всеми для других”.

Плеяда мыслителей, формулировавших русскую геополитическую идею и создававших научную школу геополитики России, весьма внушительна по масштабу интеллектуального потенциала, в чем явно превосходит совокупный потенциал западных школ. Здесь — Пушкин, Толстой, Достоевский, Тютчев, Данилевский, Савицкий, Трубецкой, Ключевский, Бестужев-Рюмин, Аксаков, Солоневич, Ильин и многие другие.

Славянофилы и западники: общее и особенное

Во второй половине XIX столетия в русской культурной среде, осмысливающей геополитические идеи, сложилось два устойчивых течения — славянофилы и западники.

Славянофилы (Ф. И. Тютчев, Н. Я. Данилевский, А. С. Хомяков, И. В. и П. В. Киреевские) давали глубокий анализ состояния славянского мира, поднимали важнейшие проблемы отношений между славянскими народами, требовали от правительства эффективных действий по освобождению угнетенных братьев-славян и их оккупированных земель. Они верили в великую историческую миссию славянского мира. В единении братских народов они видели стержень геополитической идеи России.

Ф. И. Тютчев был к тому же захвачен идеей создания великой православной империи, наследницы Византии.

Венца и скиптра Византии

Вам не удастся нас лишить!

Всемирную судьбу России,

Нет, вам ее не запрудить, —

гневно бросал поэт проавстрийски настроенному главе министерства иностранных дел Российской империи К. Нессельроде.

В стихах и публицистических статьях Ф. И. Тютчев, как и другие славянофилы, целью объединения славян считал утверждение духовных начал, духовного единения славянских народов, высокую нравственность и просвещение.

Если в западном ареале геополитика формировала волю к власти, к покорению народов, в том числе славянских, то русская геополитическая мысль развивала тему братской любви и взаимоуважения в качестве средства всеславянского единства.

Прямо отвечая на заявление германского канцлера О. Бисмарка, что единство наций достигается только “железом и кровью”, Тютчев написал известные строки:

“Единство, — возвестил оракул наших дней, -

Быть может спаяно железом лишь и кровью…”

Но мы попробуем спаять его любовью, -

А там увидим, что прочней…

Сравним русский настрой на взаимоотношения с другими народами с подходом тех, кто формировал мировоззрение западных политиков и обывателей. Учтем и совпадение по времени — вторая половина XIX столетия.

Вот только некоторые взгляды американских “светил”.

Теория “предопределенной судьбы”, изложенная Дж. Стронгом в 1885 г., обосновывала богоизбранничество американцев: “Звезда христианства остановилась над американским Западом, и здесь она останется навсегда. …Сюда, к колыбели молодой империи Запада, принесут дань все нации мира, как некогда они приносили свои дары к колыбели Иисуса… Мы держим ключи от будущего”. Предназначение богоизбранной нации, разумеется, не сильно отличается оригинальностью от других избранных: “Эта раса (англосаксы. — Л. И.) предназначена для того, чтобы одни расы вытеснить, другие ассимилировать, и так до тех пор, пока все человечество не будет англосаксонизировано”.

Дж. Барджесс заявлял в начале ХХ века: “Вмешательство в дела народов не полностью варварских, имеющих некоторый прогресс в организации государства, но продемонстрировавших неспособность полностью решить проблемы политической цивилизации, — справедливая политика”. Интервенция, по его мнению, есть “право и долг” политических наций по отношению к “неполитическим”: поскольку “на стадии варварства не существует человеческих прав”, то “такое положение вещей возлагает на американцев обязанность не только ответить на призыв остальных народов о помощи и руководстве, но также заставить принять таковые, применив, если потребуется, любые средства”.

“Теория границ” Ф. Тернера поставила сохранение процветания США в прямую зависимость от экспансии: “Экспансия является тем средством, которое дает возможность подавлять волнения, сохранять демократию и восстановить процветание”. Но так как “дары свободной земли не предложат себя сами”, то “первый идеал — завоевание”.

Даже эти фрагменты ярко свидетельствуют об экспансионистской, агрессивной сущности мировоззрения западных идеологов и политиков. И как свежи эти подходы в наши дни! Американский конгресс в форме закона принял в середине 90-х годов ХХ столетия политическую установку “не допустить возникновения государства-конкурента, способного бросить вызов Соединенным Штатам в любой сфере”. Значит, тормозили и будут тормозить развитие других стран, и России в первую очередь.

Себя же варварами не считали и не считают. И то, что Запад сделал с Югославией, с братским сербским народом, с Ираком, Ливаном, с их точки зрения, законно и цивилизованно. Так же, как “цивилизованно” поступил Гай Юлий Цезарь, приказавший отрубить по локоть руки всем мужчинам города Аксиллодон за сопротивление римлянам. Или базилевс Византии Василий, повелевший выжечь глаза 15 тысячам болгар, оставляя лишь по одному глазу на 100 человек. Лишь потому, что те были славянами и посмели мужественно сражаться с врагом. А массовое отравление и убийства американских индейцев в эпоху освоения “дикого Запада”? А гитлеровские газовые камеры?

Да и в сегодняшнем “цивилизованном” мире не лучше, недаром выдающийся американец, наш современник Линдон Ларуш именует его “поствестфальской мировой фашистской диктатурой банкиров”. Потому целые цивилизации обрекаются на финансовое удушение и вымирание, на лишение жизни посредством самых современных технологий в виде высокоточного оружия и других достижений Запада.

Наши славянофилы видели в западноевропейской цивилизации, выходцами из которой являются США и Канада, своего оппонента. Их главный тезис — Европа враждебна России. Обратим внимание: не Россия враждебна Европе, а именно наоборот. В то же время они подчеркивали, что византийский Восток и латинский Запад — два равновеликих и равнозначных поля европейской цивилизации, но со своими системами ценностей, которые взаимодополняли друг друга, взаимодействовали друг с другом. Но Западная Европа всегда стремилась поглотить славянский мир, подчинить его своей культуре, переидентифицировать его.

Н. Я. Данилевский пришел в лагерь славянофилов во второй половине XIX столетия как бескомпромиссный борец против подражания Европе, заискивания перед ней, встраивания в Европу. Свой главный труд “Россия и Европа” он посвятил научному анализу сущности европейской и славянской цивилизаций, сделал вывод о враждебности Европы по отношению к России и славянскому миру, дал прогностическое описание будущего отношений двух культур. И сегодня российская геополитическая и историческая научная среда почитают Н. Я. Данилевского как гениального теоретика цивилизаций, определившего последние в качестве культурно-исторических типов человечества.

В славянстве мыслитель разглядел молодость и духовную энергию, доминанту культурного творчества. Он предрекал славянскому миру оптимистическое будущее. В европейской же цивилизации, подчеркивал он, доминирует рационализм социально-экономической деятельности, и потому Европа переживает свою “конечную” стадию.

Говоря о главных различиях национальных характеров европейских и славянских народов, Н. Я. Данилевский подчеркивал агрессивность первых и миролюбие вторых. Славянский культурный тип отличается высокой духовностью, проистекающей от православия, преемственностью истины христианства, исполнением божественного промысла. И в этом христианская миссия славян.

Насильственность западного этнического характера, по Н. Я. Данилевскому, проистекает от католической схоластики, феодально-социального деспотизма, индивидуализма в общественной жизни, религиозной и философской анархии, упадка культурно-исторического типа в целом.

Однако Н. Я. Данилевский, как и его последователи (Н. С. Трубецкой, К. Н. Леонтьев, К. Н. Бестужев-Рюмин и другие), признавал за Европой высокие достижения в области науки и техники, успехи в политической, культурной и промышленной деятельности. В то же время, писал он, “славянский культурный тип представил уже достаточно задатков художественного и научного развития, по которым мы можем заключить о его способности достигнуть и в этом отношении значительной степени развития, и что только относительная молодость племени, устремление всех сил его на другие, более насущные стороны деятельности не дали славянам возможности приобрести до сих пор культурного значения в точном смысле этого слова”.

Предсказание Н. Я. Данилевского вскоре сбылось и воплотилось в достижениях советской науки и культуры. Ну а в конце XIX столетия славянофилы предупреждали о том, что близость Европы, постоянство культурных и военно-политических контактов с ней создают реальную угрозу славянскому типу духовности, указывали на опасность “европейничания”.

Не современны ли эти предостережения для сегодняшней России и всего славянского мира?

В этой связи вспоминается беседа с моим сербским коллегой-генералом, состоявшаяся в дни похорон С. Милошевича в Белграде. На вопрос о перспективах развития Сербии он с сарказмом и болью говорил: “Нам, сербам, Запад не разрешает развиваться вообще. Говорят, зачем вам промышленность, крупное сельское хозяйство — мы вам все поставим. Зачем вам армия — НАТО вас защитит. Зачем оборонный комплекс — наше вооружение отличное. Нам оставили только наши песни, пока оставили”.

Сегодня славянские народы Центральной и Восточной Европы, втянутые в орбиту Евросоюза и НАТО, получили более широкий доступ к западноевропейским товарам и услугам. Но лишились самостоятельности в развитии своих стран, покончили с национальной наукой, завершают научно-промышленный этап развития, унифицируют культуру под западную “масс-зомби”, теряют душу, оригинальность. И становятся людьми второго сорта в Европе, в западном ареале.

Правы, ой как правы были русские славянофилы в своих выводах в отношении Европы. А ещё ведь до них А. С. Пушкин, этот великий гений и пророк, так оценил европейскую политику: “Европа по отношению к России всегда была невежественна и неблагодарна”.

В свое время объединенные после Второй мировой войны под эгидой Советского Союза славянские государства буквально рванули в своем развитии — наука, культура, образование, промышленность, сельское хозяйство, современные национальные армии, национальные традиции. Но потом не устояли, потому что не устоял русский народ, пассивно наблюдавший за предательством, изменой, встраиванием либерал-демократов в западную цивилизацию. К несчастью, эта идея-фикс — любым путем вмонтироваться в западное цивилизационное сообщество, родившаяся в пустой голове Горбачева, с тупым, каким-то оловянным упрямством пробивавшаяся Ельциным, последовательно реализуется и сегодня.

Главными оппонентами славянофилов в России были западники — А. И. Герцен, В. Г. Белинский, И. С. Тургенев и многие люди в окружении государя императора, в военном ведомстве. Западники в Европе видели прогресс, высокую культуру, историческую перспективу. Их пленили блеск европейских столиц, бурный технический подъём, изысканность обихода. Глубинные процессы европейских обществ они не замечали. Западники оказывали серьёзное влияние на внешнюю политику российского правительства.

К чему привели их усилия? К Первой мировой войне, где Россия положила миллионы своих сыновей за интересы Франции и Великобритании. Вторая мировая война, казалось, отрезвила славянский мир от прозападных настроений. Тем более что западноевропейские фашисты наиболее жестоко расправлялись именно со славянами. Но после кровавого отрезвления менее чем через полвека вновь последовало опьянение Европой, Западом, мишурой потребления.

Выступая с позиции общенациональных интересов, зададимся вопросом: нужно ли нам идти в потребительское западное сообщество, обретать чуждую нам систему ценностей? Что нас там ждет?

Как геополитическая идея встраивание в западное сообщество выглядит полным абсурдом, глупостью, не имеющей аналогов в истории. Вспоминается в этой связи разве что неудачный турецкий опыт добровольного вхождения в совершенно иную цивилизационную систему.

Но Турция, хоть и большая страна, тем не менее она — часть исламского мира. Турки не захотели отказаться от своей традиции, своих ценностей, своей веры. Запад использовал основу бывшей Османской империи в вооруженном и политическом противостоянии с СССР и Россией, а на большее не пошел и не идет. В глазах тех, кто принадлежит к “золотому миллиарду”, турки — это все же варвары, люди второго сорта, а после 11 сентября 2001 г. на них смотрят еще и как на потенциальных террористов, у которых желательно отнять Босфор и часть Черного и Средиземного морей.

Россия же — сама по себе самостоятельная, уникальная цивилизация, образовавшаяся в результате исторической переплавки разных народов в плавильном котле русской культуры. По сравнению с Западом у нее диаметрально противоположные геополитические коды. На российском и в целом на евразийском пространстве кодом является совесть, на Западе — выгода; ценностные системы евразийцев — справедливость, правда, коллективизм, приоритет духовного — противостоят возведенным на Западе в культ личному успеху, рационалистическому прагматизму, индивидуализму, потребительскому материализму и пр. У нас разные образ бытия и традиция, и вера разная.

В иерархии государств Запада особняком стоят Соединённые Штаты Америки. Уникальность нынешней Америки состоит в том, что это наднациональное государство ненавидят все народы мира. По опросам социологического центра Евросоюза, проведённым в 2004 году, население только двух стран — Израиля и Кувейта — в своём большинстве (свыше 50% опрошенных) одобрительно высказалось в отношении Соединённых Штатов.

Особенно интригующим выглядит тот факт, что даже “прародители” американской “нации” — англичане лидируют в Европе по степени антиамериканизма. Ответ на вопрос, почему это происходит, по-моему, убедительно даёт наш современник советский диссидент, учёный и писатель М. В. Назаров (кстати, познавший Запад и США изнутри): “Больные метастазы европейских народов внедрились в тело Америки, уничтожили там коренные племена и построили своё благополучие трудом миллионов завезённых из Африки рабов” (напомним, что новоамериканцы вывезли из Африки более 100 млн негров, большинство из которых не выдержали невольничьего пути в трюмах кораблей. — Л. И.)…

Никогда ещё в человеческой истории не создавалось государство таким глобально бесчеловечным способом, и никогда государство, в основу которого положено столь явное беззаконие, не обретало столь глобальную мощь… Эта империя отличается от дохристианского первого Рима и от западных колониальных империй тем, что до совершенства доведён принцип неравенства и эксплуатации других народов — уже не голой силой, а посредством приватизированной еврейскими банкирами мировой валюты — доллара и созданного на этой основе всемирного финансово-экономического механизма”.

И далее М. В. Назаров пишет: “А от Третьего Рима (России. — Л. И.) иудео-американская империя отличается тем, что противоположна ему абсолютно во всём: и в финансово-экономическом механизме (вместо справедливости — эксплуатация), и в многонациональном устройстве (вместо сохранения народов — их перемалывание в атомизированную биомассу), и в культуре (вместо одухотворения материальной жизни — материализация духа), и в религии (вместо служения Богу — служение сатане)”.

Поэтому подстроиться к западным идеалам, а тем более переидентифицироваться в нерусских, в неправославных, в немусульман, практически невозможно, если, конечно, не идти сознательно на утрату своей цивилизации. А по-другому нас, даже униженно молящих и стоящих на коленях, в систему “золотого миллиарда” не примут, разве что в качестве слуг и денщиков. Да и то не всех, а лишь самых услужливых.

Но и молча наблюдать за возрождением самобытной России Запад не будет. Он понимает, что Россию нужно держать в узде, направлять по колее деградации, разрушения ее потенциала сопротивления, духовного обнищания. Именно такая участь уготована нашей стране в общепланетарном проекте глобализации.

Евразийская школа в русской геополитике

Наряду с течением славянофилов, в русской геополитике развивалось мощное направление евразийцев. Как научная школа оно сформировалось к середине 20-х годов ХХ столетия. В современных исследованиях наблюдаются попытки противопоставления евразийцев славянофилам. Думаю, что это не совсем правильно. Два течения русской геополитической школы взаимодополняли друг друга и исповедовали гуманистические подходы в отношении к другим народам, к природе, к мировой и русской истории. Не случайно некоторые имена русских геополитиков присутствуют в обоих течениях. Можно говорить о сопряжении идеализма славянофилов с материализмом евразийцев, отталкивавшихся в своих исследованиях от политики культурного и экономического освоения ландшафтов евразийского пространства.

Но если славянофилы утверждали, что не следует идти в Европу, на Запад, то евразийцы указывали, куда идти надо: на Восток.

Евразийское направление русской геополитики представлено известными именами: князь Н. С. Трубецкой (1890-1938) — лингвист и филолог, П. Н. Савицкий (1895-1968) — философ, географ и экономист, Г. В. Флоровский (1893-1979) — православный богослов, П. П. Сувчинский (1892-1985) — ученый-искусствовед, Г. В. Вернадский (1887-1973) — историк, сын академика В. И. Вернадского, Л. Н. Гумилев (1912-1992) — историк, философ, географ, этнограф.

Главная идея евразийского движения заключалась в утверждении самобытности российской истории и культуры. Россия, по мысли евразийцев, является особым этнографическим и культурным миром, занимающим серединное положение (Хартленд) между Западом и Востоком, Европой и Азией.

Евразийцев объединяла идея о России как особом мире, на развитие которого решающее влияние оказал материк Евразия, географически совпадающий с территорией Российской империи, со своим уникальным местоположением в планетарном пространстве, своеобразными почвами, климатом. Неповторимая географическая среда получила у П. Н. Савицкого название “месторазвитие”, понимаемое как взаимосвязь и целостность социально-исторической и географической среды. И как вывод: географическая среда накладывает отпечаток на образ жизни, нравы, традиции обитателей тех или иных ландшафтов.

А потому народы, проживающие в общей географической среде, независимо от их этнической принадлежности, имеют много ценностных совпадений, духовную близость, сходные образ бытия и формы хозяйственной деятельности.

Эти идеи первых евразийцев были активно развиты впоследствии советским ученым Л. Н. Гумилевым.

В работах евразийцев прочитывается попытка сформулировать новую категорию геополитики — геополитический потенциал государства. Основу потенциала составляют пространственное положение государства (местоположение), ландшафт, выход к теплым морям, коммуникационные возможности и др. Геополитический потенциал России уникален. По мнению П. Н. Савицкого, Россия-Евразия — это “особая часть света, континент, являющийся неким замкнутым и типичным целым как климатически, так и с точки зрения географических условий”.

П. Н. Савицкий, Н. С. Трубецкой и Л. Н. Гумилев особое значение придавали двум географическим факторам российской истории — меридианному течению рек и широтной протяженности ее степей. П. Н. Савицкий, как и Л. Н. Гумилев, считали русскую степь становым хребтом российской истории.

Вспоминаю служебный эпизод. Летом 2000 г., будучи начальником Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны РФ, я сопровождал министра обороны Греции А. Цоходзопулоса из Москвы в Ижевск, где наши оборонщики выполняли греческий контракт на поставку зенитно-ракетного комплекса “Тор”. Министр через иллюминатор бросил взгляд на необъятные зеленые просторы и спросил, что это внизу. Я ответил — русская степь. Гость удовлетворенно кивнул. Когда через 20-30 минут полета он вновь глянул в иллюминатор и увидел, что ландшафт остался неизменным, то вопросительно воскликнул: “Это все степь?”. Мне ничего не оставалось, как подтвердить. Тогда он задумчиво констатировал: “Уже поэтому вы должны быть великой державой. Вы есть великая держава”.

Евразийцы отмечали у русского и других коренных народов Российской империи и СССР особый психологический уклад, формируемый пространством, — осознание материкового размаха, русская широта, материковое национальное самосознание, безграничная верность своей стихии, нерушимая уверенность в ее силе и окончательном торжестве.

Европой евразийцы считали то, что мы именуем Западной Европой. Зажатые пространством многочисленные города, густонаселенные и суетливые, отсутствие степных просторов, дающих возможность разгуляться фантазии, вольнице, накладывали свой отпечаток на психологию и характер европейских народов, их поведенческую модель, хозяйственно-бытовой уклад, на культуру и историю.

В понимании евразийцев пространство от Карпат до Хингана и есть Евразия, простирающаяся непрерывной полосой и обрамленная горными хребтами, Северным Ледовитым и Тихим океанами, лесной и тундровой зонами. И на этих просторах в своеобразной географической среде, представляющей собой “географическое единство, целостное месторазвитие, отличающееся от Европы и Азии”, образуется, по выражению П. Н. Савицкого, центр Старого Света, “имеющий гораздо больше оснований, чем Китай, называться Срединным государством”.

Следует в скобках заметить, что и западные геополитики называли Россию центром мира, осью мира, а великий русский ученый-химик Д. И. Менделеев по массе поверхности Земли вычислил ее центр — 46 км южнее Туруханска.

П. Н. Савицкий, Н. С. Трубецкой, Л. Н. Гумилев развивали идеи Н. Я. Данилевского о культурно-исторических типах и концепцию органического развития К. Н. Леонтьева, опять же сопоставляя культуру российских просторов и европейской ограниченности. Н. С. Трубецкой определял культуру как “исторически непрерывный продукт коллективного творчества прошлых и современных поколений данной социальной среды”. Как и Н. Я. Данилевский, он отрицал “общечеловеческую культуру”, под которой поклонники Запада подразумевают западноевропейскую культуру и которая для неевропейских народов является гибельной.

К. Н. Леонтьев в книге “Восток, Россия, славянство” подчеркивал, что “общечеловеческая культура” возможна лишь при упрощении национальных культур, а упрощение ведет к их гибели.

Истинность этого прозрения подтверждает эволюция Евросоюза. По-моему, Еврокомиссия (прообраз правительства ЕС) от зари до зари только и делает, что считает деньги, индексы, цены. О культуре Европа постепенно забывает, подменяя ее культурой зарабатывания денег, культурой приема пищи, развлечений, красотой дизайна.

Как-то я спросил у своих коллег-генералов: “А вам не страшно, что в перспективе у вас не будет Гете, Канта, Вагнера, Баха?” Грустно молчат. Потому что уже сегодня вокруг коммерческий расчет и серость. И вот эта гибельная серость пытается унифицировать весь мир, и Россию в первую очередь! Да и мы, русские, далеко не все этому сопротивляемся. Особенно те, кто не видел необъятных степных просторов, не вдохнул грандиозность тайги, не ощутил величия сопричастности к вселенской масштабности страны.

И какой, скажите, масштабности требовать нам от правительства, если в нем заседают люди с подобной унифицированной жизненной практикой, люди без русской души, русского размаха, русской культуры. Потому и тянут Россию в западное “общежитие”, в западническую бездуховность, борясь тем самым, как говорил П. Н. Савицкий, с самой “своей (евразийской) сущностью”.

И в этой связи евразийцы критиковали славянофилов, потому что последние видели основу русской культуры в тесной связи со славянством, отрицая туранские и финно-угорские корни.

К. Н. Леонтьев упрекал славянофилов за их попытки растворить русскую культуру в романтическом и отвлеченном панславизме. П. Н. Савицкий в своем фундаментальном труде “Географические и геополитические основы евразийства” дал развернутое определение нашей культуры: “Мы осознаем и провозглашаем существование особой евразийско-русской культуры и особого ее субъекта, как симфонической личности. Нам уже недостаточно того смутного культурного самосознания, которое было у славянофилов, хотя мы и чтим их, как наиболее по духу близких”.

У евразийцев (в частности, у П. Н. Савицкого) иное отношение к монголо-татарскому нашествию, чем у славянофилов. Они особо подчеркивали роль Чингисхана, сумевшего создать государство, превосходившее по размерам Римскую империю и Арабский халифат. “Монголы, — отмечал П. Н. Савицкий, — сформулировали историческую задачу Евразии”.

Л. Н. Гумилев развил идеи ранних евразийцев, придал им новое звучание. Если концепции Н. С. Трубецкого, П. Н. Савицкого и Г. В. Вернадского были синтезом истории, географии и геополитики, то Л. Н. Гумилев добавил к этому естествознание и сформулировал геополитическую доктрину пассионарности, опираясь на теорию биосферы В. И. Вернадского. Именно пассионарные толчки, полагал ученый, определили ритмы Евразии. Они обусловили приоритет тех или иных сил в разные периоды формирования единого мегаконтинента — Евразии.

Этносы, по мнению Л. Н. Гумилева, отличаются друг от друга стереотипами поведения, а не способом производства, культурой или уровнем образования. Этнос, каждый принадлежащий к нему человек приспосабливается к географической и этнической среде при воздействии и при помощи потенциальной энергии, придающей ему новые силы. Мощность этого воздействия связана со способностью людей “поглощать” биохимическую энергию живого вещества биосферы, открытой В. И. Вернадским. Способности к такому “поглощению” у разных людей различны.

Л. Н. Гумилев делил людей по этому признаку на три группы.

1. Наибольшее число людей располагает этой энергией в объеме, достаточном, чтобы удовлетворить потребности, диктуемые инстинктом самосохранения. Эти люди работают, чтобы жить, и больше им ничего не нужно.

2. Определенное число людей наделено экстремальной энергетикой. Этот избыток энергии ученый и назвал пассионарностью. Пассионарный человек живет и действует ради достижения своей идеальной цели.

3. Наконец, есть люди с недостатком энергии, необходимой для обычной жизни, и они живут за счет других людей.

Стремясь к своему идеалу, пассионарные люди, жертвуя многими прелестями жизни, а порой и самой жизнью, перестраивают саму этническую систему, меняют ее стереотипы поведения и цели развития. Когда пассионариев уничтожают, изолируют, пассионарный толчок заканчивается, и жизнь этноса начинает определять народ, которому, кроме потребления, ничего не нужно.

Добавлю от себя: такой народ легко управляем, послушен и легко поддается оболваниванию.

По Л. Н. Гумилеву, объединение пассионариев различных этносов и достижение ими вершины пассионарности приводит к образованию единого этнического мира — суперэтноса. Именно таким образом сложился единый евразийский суперэтнос — великороссы, сформировавшийся на основе тюркско-славянского слияния под мощным воздействием пассионарного толчка. Этот сплав этносов, проживавших на нынешней российской территории, образовался как симбиоз Леса и Степи, и именно — цитирую — “союз Леса и Степи предопределил сущность цивилизации, культуры, стереотипов поведения великороссов”.

Основой суперэтноса, подобного великоросскому, является непохожесть друг на друга особей, его составляющих, а “связи, цементирующие коллектив и простирающиеся на природные особенности населяемого данным коллективом ландшафта”.

Как видим, здесь Л. Н. Гумилев явно не согласен с позицией славянофилов и разворачивает историю и судьбу славянской Руси в сторону половецких степей, в сторону Востока и Севера.

Интересным и весьма актуальным представляется выделение Л. Н. Гумилевым трех основных форм контактов этносов: симбиоз, ксения и химера. Симбиоз — сочетание этносов, при котором каждый занимает свою экологическую нишу, свой ландшафт, полностью сохраняя свое национальное своеобразие. При этом этносы взаимодействуют, взаимно обогащая друг друга. Это повышает жизненный потенциал народов, делает могущественной страну.

Ксения — сочетание, при котором один этнос — “гость” вкрапляется в тело другого. “Гость” живет изолированно, не нарушая этнической системы “хозяина”.

Химера — соединение несоединимого. Она возникает, если два этноса, принадлежащих к суперэтносам с отрицательной взаимной комплиментарностью (несовместимостью ценностей), живут, перемешавшись друг с другом, пронизывая друг друга. В этих случаях неизбежны кровь и разрушения, гибель одного или обоих этносов. Процесс распада может длиться 150-200 лет и более. (Не по этой ли причине распался СССР?)

Идеи прагматического русского национализма

Видимо, следует отметить ещё один геополитический подход к проблеме Русской цивилизации и российской государственности — здоровый русский национализм.

Представители этого направления (И. Л. Солоневич, Г. П. Федотов) не разделяли в полной мере взгляды ни славянофилов, ни евразийцев, считая, что они размывают русскую духовную основу, распыляют по евразийским или еврославянским пространствам русское самосознание, русское православие. Даже такой либерал в националистическом стане, как Г. П. Федотов, справедливо отмечал: “Многие не видят опасности, не верят в неё. Я могу указать симптомы. Самый тревожный, мистически значимый — забвение имени России. Все знают, что прикрывающие её четыре буквы “СССР” не содержат и намёка на её имя, что эта государственная формация мыслима в любой части света: в Азии, в Южной Америке… В зарубежье (русская эмиграция. — Л. И.), которое призвано хранить память о России, возникают течения, группы, которые стирают её имя: не Россия, а “Союз народов Восточной Европы”, не Россия, а “Евразия”. О чём говорят эти факты? О том, что Россия становится географическим пространством, бессодержательным, как бы пустым, которое может быть заполнено любой государственной формой… Россия мыслится национальной пустыней, многообещающей областью для осуществления государственных утопий”.

Г. П. Федотов и в ещё большей мере выдающийся русский мыслитель Иван Ильин считали своей главной заботой возрождение и развитие русского народа, не отгоняя от себя, а приближая к “русскому” телу малые народы, но при непременном главенстве русской власти, русской культуры, православного духа. Взрыв “местечковых” национализмов, приходящийся на первые годы советской власти, виделся им угрозой и российскому государству, и русскому этносу: “За одиннадцать лет революции зародились, окрепли десятки национальных сознаний в её (России. — Л. И.) ослабевшем теле, — писал Г. П. Федотов. — Иные из них приобрели уже грозную силу. Каждый маленький народец, вчера полудикий, выделяет кадры полуинтеллигенции, которая уже гонит от себя русских учителей… Складываются кадры националистов, стремящихся разнести в куски историческое тело России. Казанским татарам, конечно, уйти некуда. Они могут лишь мечтать о Казани как столице Евразии. Но Украина, Грузия (в лице их интеллигенции) рвутся к независимости. Азербайджан и Казахстан тяготеют к азиатским центрам ислама”.

Далее Г. П. Федотов продолжает: “Мы как-то проморгали тот факт, что величайшая империя Европы и Азии строилась национальным меньшинством (великороссами северных районов России. — Л. И.), которые свою культуру и государственную волю налагали на этнографический материал. Мы говорим, что эта гегемония России почти для всех (только не западных) её народов была счастливой судьбой, что она дала им возможность приобщиться к всечеловеческой культуре, какой являлась культура русская. Но подрастающие дети, усыновлённые нами, не хотят знать вскормившей их школы и тянутся кто куда — к Западу и к Востоку, к Польше, Турции или к интернациональному геополитическому месту — то есть к духовному небытию.

Поразительно: среди стольких шумных, крикливых голосов один великоросс не подаёт признаков жизни. Он жалуется на всё: на голод, бесправие, тьму, только одного не ведает, к одному глух — к опасности, угрожающей его национальному бытию”.

Однако Г. П. Федотов не отрицает необходимости интеграции русского этноса и других коренных народов России. Вопрос в том, на какой основе, на каких принципах строить это единение, как удовлетворить национальное самолюбие малых народов и разрешить проблемы великорусского этноса. И вот в этом вопросе Г. П. Федотов подходит близко к позициям и славянофилов, и евразийцев. “Россия не нация, но целый мир, не разрешив своего призвания, сверхнационального, материкового, она погибнет — как Россия.

Объединение народов не может твориться силой только религиозной идеи. Здесь верования не соединяют, а разъединяют нас. Но духовным критерием для народов была и остаётся русская культура. Через неё они приобщаются к мировой цивилизации”.

И это главный вывод, который делает автор. Не религия, не экономика, а приобщение к русской культуре и русской славе — вот залог единения народов России вокруг русского народа. “Многоплемённость, многозвучность России не умаляла, а возвышала её славу”.

На огромном евразийском суперконтиненте славяне-русичи всегда были ведущим, инициативным этносом. Несмотря на внутриславянские распри, они сумели путем “завоеваний и любви” образовать симбиоз, который воплотился в мощное государство — Российскую империю, перешедшую в СССР.

Советский проект реализовал одновременно идеи славянофилов и евразийцев скорее интуитивно: с 30-х годов ХХ века геополитика в СССР отрицалась (хотя, по имеющимся сведениям, И. В. Сталин внимательно читал работы и славянофилов, и евразийцев, а переводы работ К. Хаусхоффера с многочисленными пометками стояли у него на книжной полке). После Второй мировой войны славянский мир был практически объединен, а отношения между этносами российско-евразийского пространства получили новое дыхание и развитие.

Но и химера активно присутствовала в советском проекте, а сегодня она, похоже, доминирует в России, разрушая суперэтнос великороссов, разрушая государство. Сбылось, к сожалению, прогностическое предсказание Г. П. Федотова о распылении русского суперэтноса, снижении его государствообразующей роли и опасности национализма интеллигенции малых народов, и особенно малороссов. Ещё в 1929 г. Г. П. Федотов предупреждал, что “прямая ненависть к великороссам встречается только у наших кровных братьев — малороссов, или украинцев”. Что мы и наблюдаем сейчас.

* * *

Подытоживая все вышесказанное, считаю возможным сделать следующие выводы:

1. Русская геополитика изначально формировалась на гуманной основе, уважении к другим близким по духу и ценностям народам, согласии с природой и не ставила целью мировое господство и насилие в отношении других государств и этносов.

2. В качестве геополитической идеи России отечественными мыслителями предлагалась миссия планетарной справедливости и гармонии.

3. Россия-Евразия — это особый мир, самостоятельная континентальная цивилизация, уникальный суперэтнос со своей самобытной культурой, исторической традицией, философией бытия, образовавшийся вокруг русской культуры, русской истории, русской славы.

4. Унификация общечеловеческих ценностей и культуры, к которой стремится “золотой миллиард”, губительна для России и других цивилизаций.

5. Контактное взаимодействие и союзы между Евразией и другими суперэтносами (особенно Западом) дают негативный результат.

6. Попытки встроить Евразию в другую суперцивилизацию преступны, ибо ведут к ее растворению, разрушению государственности, деградации и уничтожению народов.

7. Оздоровление ситуации в России и ее возрождение невозможны без избавления от химеры.

8. Возрождение России невозможно без подъёма национального самосознания русских, прежде всего великороссов, восстановления государственности на православных целях и ценностях, русской ответственности за всё происходящее на её просторах.

 

Ксения МЯЛО Французский дневник: заметки на полях

Этот сюжет я увидела по одной из самых популярных новостных программ французского телевидения вечером одного из дней позднего мая. И тотчас же пришлось бросить укладку вещей. Завтра улетать в Москву после почти двухмесячного пребывания во Франции, и в чемодане всё ещё вперемешку — одежда, папки с бумагами, дискеты и кассеты, но слишком живо задела меня тема.

Речь же шла о группе французских беженцев, впервые посетивших Алжир, который они покинули подростками или даже ещё детьми: ведь, почитай, без малого полстолетия прошло. И вот теперь “черноногие” (так зовут во Франции французов, родившихся и выросших в Алжире), сошедшие на землю бывшего “заморского департамента”, садятся в комфортабельные автобусы и впервые за прошедшие десятилетия видят свою утраченную родину. Они взволнованы до слёз, слышатся восклицания: “вот здесь была наша школа”, “вот здесь — наш дом”. Иным удаётся войти в свои прежние жилища; их встречают вежливо и даже приветливо, но встречают уже новые хозяева, и остаётся только погладить некогда родные стены. А когда дело доходит до кладбищ…

Конечно же, смотрела я этот сюжет с понятным человеческим сочувствием, понимая, какие эмоции может он вызывать у французов. Но я-то смотрела его как русская, а потому мне тотчас же пришла в голову и такая мысль: доживём ли мы до того дня, когда вот так же, с бережным вниманием к их страданиям и воспоминаниям, встретят русских беженцев из бывших союзных республик и провезут по улицам Душанбе, Алма-Аты, Бишкека. Наконец — Грозного, Гудермеса, Ассиновской, всех тех городов и станиц, которые, гонимые жесточайшим террором, покинули сотни тысяч людей. Но о них, об этих людях, сегодня, в эйфории двусмысленной стабилизации в Чечне, вообще не принято вспоминать — словно их и не было никогда. А ведь они не просто там жили — многие из них вросли в кавказскую землю не одним поколением.

До сих пор помню письмо одного из моих читателей, хотя уже почти 15 лет прошло — тогда пожар на Северном Кавказе только занимался. Пришло оно из Дагестана, от человека, видимо, пожилого, и в нём он поведал, как ещё мальчишкой отправился со своей бабушкой на местное кладбище. Навестив могилы близких (сейчас уже не припомню, о ком шла речь), бабушка сказала: “А теперь пойдём проведаем дедушку”. Я, вспоминал мой корреспондент, не без детского злорадства попытался уличить её в обмане: “Мой дедушка жив!” На что бабушка с грустной улыбкой ответила: “Я говорю о могилке моего дедушки”.

Вот как глубоко уходят в землю Кавказа наши корни, продолжал этот коренной русский дагестанец, а теперь, чувствуем, подрубают, выдёргивают их.

С тех пор много воды — и крови — утекло на Кавказе, много утекло и русских беженцев, притом же не только из Чечни. В начале 1995 года, вскоре после взятия федеральными войсками Грозного, который был главной целью моей поездки, удалось заодно побывать и в посёлке Попов Хутор под Владикавказом. Здесь — сравнительно с тем, что происходило в других местах, неплохо принятые и устроенные правительством Северной Осетии — поселились русские беженцы из Чечни и Ингушетии. Последних было даже больше, в основном — выходцы из коренных казачьих семей. Совсем невдалеке виднелись остовы разрушенных и сожжённых домов — следы недавнего осетино-ингушского конфликта. Но о той трагедии и тех беженцах по крайней мере говорили, и говорили немало. Кое-что и делали. А вот исход русского населения из Ингушетии — по некоторым данным, сравнимый с исходом его из Чечни, — остался почти никем не замеченным.

Как и в годы Гражданской войны, полностью изменился национальный облик целых станиц. Но пропагандистская машина по-прежнему разрабатывает золотоносную (для иных — даже в самом буквальном смысле слова) жилу красного террора и “сталинских депортаций”. О беде же нынешней — ни слова. Сверху велели забыть — и журналисты послушно забыли, даже те, кто месяцами не покидал Кавказа. Соответственно, не тревожится и общество: “картинки” нет, значит, нет и проблемы. Те же, у кого всё-таки скребут кошки на сердце, успокаивают себя мыслью: ну там же нет войны, всё как-то образуется, вернутся. Мне такое доводилось слышать не раз.

Увы, звучит утешительно, но по сути — вполне бессмысленно. Вернутся, может быть, единицы, о массовом же, то есть подлинном возвращении не может быть и речи. Слишком много у него противников в самой Ингушетии, конфликты неизбежны, а русские беженцы, как мне кажется, урок усвоили твёрдо и знают, что в любой острой ситуации их центральная власть защищать не станет. Недавнее убийство русской активистки, как раз и пытавшейся наладить процесс возвращения изгнанников, лишний раз подтверждает такой вывод.

Нет, не вернутся, как не вернутся русские и в Чечню, теперь уже вполне моноэтническую республику. Зато как бы не увидеть нам новых беженцев, из других кавказских республик. Не слишком спокойно, например, в Адыгее, где не гремят почти ежедневно, как в Дагестане и Ингушетии, взрывы и выстрелы, но где растёт напряжённость и где меньше года назад на VI съезде Союза славян Адыгеи была выдвинута инициатива обращения к президенту РФ с просьбой о возвращении республики в состав Краснодарского края, как то и было до 1991 года. “Главное, — заявила лидер Союза Нина Коновалова, — чтобы славяне, проживающие в республике, на деле получили равные права с адыгами, а этого равенства как раз и нет”.

Приведённые ею цифры убедительно подтверждают такой вывод. И уж, во всяком случае, говорят о том, что проблема существует, а стало быть, требует непредвзятого рассмотрения. Однако воз и ныне там. Против проекта возвращения Адыгеи в Краснодарский край бурно выступила тотчас же отмобилизовавшаяся адыгская общественность. Причём мобилизация эта сразу вышла за пределы РФ. В движение протеста включились черкесские диаспоры Турции, Сирии, Иордании, Германии, США, Израиля, чьи телеграммы поддержки зачитывались на митингах. Разумеется, никакой ответной и хоть сколько-нибудь сравнимой по масштабам русской мобилизации не произошло (её не было и в ситуациях куда как более трагических), и вопрос тихо увял. Что не означает, конечно, исчезновения проблемы, с которой всё чаще сталкиваются русские теперь уже не только в национальных республиках РФ и от вызова которой всё ещё пытаются уклониться.

Словом, ко многим размышлениям и сопоставлениям побудил меня французско-алжирский сюжет, и по возвращении я поделилась ими со своей коллегой, известной журналисткой, в своё время тоже работавшей в “горячих точках” и немало повидавшей. Реакция оказалась неожиданной: “Всякие аналогии неуместны! У меня много знакомых среди “черноногих”, я знаю, как это было, весь этот ужас…” “А здесь — не ужас? — попыталась возразить я. — И ведь Франция всё-таки не так принимала своих беженцев, как Россия — своих, там это было делом и долгом всей нации”.

— Никаких сравнений, — вновь прозвучал твёрдый ответ.

Что ж, каждый видит мир по-своему. Мне же как раз после этого разговора особенно захотелось сравнить, тем более что тема не чужда мне лично: я родилась в Приднестровье, на днестровской границе погиб мой отец, с этой землёй связаны мои детские и, стало быть, глубже всех вошедшие в плоть и кровь воспоминания, там дорогие мне могилы. И мысль, что когда-нибудь граница здесь может оказаться прочерченной по евроатлантическому лекалу “нового соседства”, то есть оказаться закрытой для граждан России, как закрылись уже границы Прибалтики, — для меня одна из тех, которые преследуют в ночных кошмарах и от которых просыпаются в холодном поту. А ведь для какого множества людей, в одночасье лишившихся и хлеба, и крова, эти кошмары уже стали реальностью!

Нет, стоит всё-таки сравнить, тем более что у нас в последнее время вдруг объявилось множество людей, встревоженных судьбами “белой Европы”. Особенно же — Франции, будто бы уже стенающей под сарацинским игом. Кому-то видится Собор Парижской Богоматери, превращённый в супермечеть, так что угнетённым, но гордым французам не остаётся ничего иного, кроме как взорвать свою национальную святыню.

Вот и протоиерей Всеволод Чаплин в своих “Лоскутках”, опубликованных на страницах “Православной Москвы” (N 13, июль 2006 г.), сокрушается: “Западная Европа, похоже, утратила смысл жизни и идентитет. Если это действительно так, если проснуться не заставит даже вызов ислама, то европейцам не помогут ни армия, ни полиция, ни деньги, ни паспорта с чипами. Европа останется за скобками истории. Мы (!) подарим её мусульманам”.

Странным образом — и хочется думать, невольно — протоиерей оказывается солидарен здесь с американско-израильской пропагандой относительно всемирной опасности ислама. Но он, по крайней мере, ещё мягко пеняет Европе за то, что она утратила “идентитет” (само собой, мы его сохранили), и, конечно же, не предлагает двинуть русские когорты. Хотя, право, и задумаешься: как же мы умудримся не “подарить мусульманам” эту заблудшую овцу, раз уж она сама докатилась до такого?

Зато другие, усматривая некую апокалиптическую угрозу, нависшую над “белой расой” (которая, конечно же, не спасётся без поддержки мощной русской руки), прямо взывают к действию.

Когда спросишь кого-нибудь из таких ревнителей “белой расы”: “А в чём, собственно, причина вашего рвения? Мало ли Россия натерпелась от той же Европы, которую спасала столько раз? И что вы скажете о белых эстонцах и латышах, устроивших режим апартеида для русских? Или о финнах, в годы войны загонявших в Карелии едва ли не всех русских, от грудных младенцев до глубоких стариков, за колючую проволоку, где смертность была даже выше, чем в немецких концлагерях? А о плане “Ост” вы ничего не слыхали?” — внятного ответа не дождёшься. Всё это мелочи, всё это вздор, вперёд — с “Верой Христовой. Верой Белого человека в Белого Богочеловека. Истинной последней надеждой Белой Европы” (Б ы ч к о в Р. “Святая Европа”. Опричное Братство Святого Преподобного Иосифа Волоцкого. М., 2005, с. 25).

В общем, Европа томится и ждёт. А вы уверены, что ждёт? Что она сама неспособна дать ответ на вызовы времени? Причём ответ столь жёсткий, а главное — эффективный, который и не снился нашим любителям разговоров о “цветной нелюди” (“Святая Европа”) и кровавой уличной поножовщины с маячащей за ней тенью, более всего губительной как раз для русских, провокации? И что она, наконец, способна взглянуть на наши беды пусть не сочувственным, но хотя бы не холодно-враждебным взглядом? Мои “уроки французского” привели меня к существенно иным выводам.

* * *

Но сначала — об “уроке русского”, который я получила, едва ступив на родную землю.

Утром 27 мая, как сообщала официальная хроника, с трёхдневным визитом в Ригу по приглашению президента Латвии Вайры Вике-Фрейберги прибыл Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. И это было первое за всю историю латвийского Православия посещение предстоятелем Русской Православной Церкви пределов Латвии — так, по крайней мере, сообщает всё та же “Православная Москва” (N 11, июнь 2006 года). Не знаю, правда, когда бы такое посещение могло состояться раньше: патриаршество на Руси, как известно, было упразднено Петром I и восстановлено лишь в 1917 году. Однако Латвия отделилась от России, и посещение её московским патриархом в этот период вряд ли было возможно. Притом — по причинам не только положения Церкви в СССР, но и резкой враждебности полуфашистского режима самой Латвии к нашей стране. Говорить же о “пределах Латвии” в бытность её одной из республик СССР как-то странно: эта формула обычно употребляется в отношении иностранных государств.

Оттенок, но он как-то неприятно бросился мне в глаза и, возможно, в некоторой мере проливает свет на то, что произошло в ходе этого визита и что превратило его в визит не просто пастырский, каковой я, конечно, не позволила бы себе обсуждать. Произошло же следующее: президент Вайра Вике-Фрейберга получила из рук московского патриарха орден Святой равноапостольной княгини Ольги I степени, притом на ленте, что особенно почётно. И, таким образом, стала первым главой государства, удостоенным столь высокой награды. Естественно, возникает вопрос: за что же? “За вклад в духовное возрождение общества и поддержку, которую президент Латвии оказывает Латвийской Православной Церкви”, — отвечает “Православная Москва”.

Не буду касаться второй части — это действительно дела церковные. Но вот что до “духовного возрождения общества”*, то своим правом и даже гражданским долгом считаю нужным поинтересоваться: а в чём же оно выразилось?

В бесконечных оскорблениях, наносимых нашим ветеранам, которым даже запрещено носить их боевые награды?** В эсэсовских маршах по улицам Риги? В раздавленном движении протеста русских школьников, отстаивавших своё право учиться на родном языке? В намёках на возможную войну с Россией, прозвучавших не далее как за год до исторического патриаршего визита в Ригу?*** В бесконечно муссируемой теме выплаты Россией компенсаций за “оккупацию”?

Печально, что в русском обществе так и не прозвучали все эти вопросы. Не задала их и православная паства — а ведь в этом не было бы никакой дерзости, никакого посягательства на достоинство и права Церкви: вопрос-то общественно-политический. Или уж действительно поставлен знак равенства между православностью и “не должно сметь своё суждение иметь”?

Если это и есть тот самый наш “идентитет”, тайной сбережения которого мы готовы поделиться с будто бы потерявшей себя Францией, то не стоит трудиться. В таких уроках она не нуждается, а вот на оскорбления, даже на видимость оскорбления её национального достоинства реагирует стремительно и жёстко. Яркое подтверждение тому — скандал, разразившийся в связи с телевизионным выступлением президента Алжира Абделазиза Бутефлики, в котором он резко обвинил Францию в “геноциде алжирской идентичности”****. Прозвучали эти слова (и ещё многие другие, не менее резкие) 17 апреля, в ходе его поездки по своей стране, а уже на следующий день, 18 апреля, заговорили пушки французской прессы. Значит, порох держали сухим и, видимо, помнили, как ещё в августе минувшего года Бутефлика потребовал, чтобы Франция признала свои “преступления в Алжире” и то, что она “пытала, убивала, истребляла” алжирцев во всё время своего пребывания здесь, то есть с 1830 по 1962 гг.

Но скорость реакции, но её тон! Причём вовсе не обязательно со стороны крайне правых, как непременно сказали бы у нас — “ультранационалистов”. Вот, например, в моей папке (которую условно называю своим “французским дневником”) вырезки из вполне респектабельной газеты “La Provence” (18 апреля 2006 г.). Свою статью с подробным изложением обвинений, предъявленных Франции алжирским президентом, она сопроводила фотографией последнего — одним из шедевров того рода репортёрского искусства, которое способно любого политика представить в образе Гитлера, охваченного острым приступом паранойи. А автор передовицы Жорж Латиль, внешне как будто и удержавшийся в рамках пресловутой политкорректности, тем не менее под конец наносит нокаутирующий удар.

“Выдвинуто тяжкое обвинение. Оно ранит и даже оскорбит всех тех, кто трудился в этой стране с верой, убеждённостью и любовью. В Алжире, сколько нам помнится, были не только богатые колонисты. Там также жили скромные люди, влюблённые в эту землю, которую они, по праву или нет, сделали своей. Сделали своей второй родиной”.

Браво, французы! Нет, наиболее вменяемые из них (а таких большинство) не отрицают, что была кровь, было насилие — правда, не забудут добавить, что всё это было с двух сторон.

Не отрицают даже, что, возможно, они были не совсем правы, считая эту землю своей. Но они любили её, обустраивали её, орошали своим трудовым потом — вот на что переносится центр тяжести. А это всё — священно, такие чувства и такую память непозволительно оскорблять, а потому — и вот тут-то и наносится главный удар: не думайте, г-н Бутефлика, что мы неспособны разглядеть задний план вашего выступления, мы знаем, что Париж вытесняется из Магриба Пекином и — особенно! — Вашингтоном.

“Но сделайте милость, больше не просите нас обучать ваши элиты, чтобы затем использовать в своих целях все вытекающие отсюда преимущества. И не прибегайте, пожалуйста, к нашей помощи при первом же тревожном сигнале. Нельзя, с одной стороны, безнаказанно обвинять, а с другой — использовать”. Каково: “безнаказанно”! Нет, право же, есть чему поучиться. А поскольку в тексте употреблено слово “soin”, которое обозначает также и медицинскую помощь, то далее ситуация приобрела бесподобную сценическую выразительность.

Вскоре после своего наделавшего столько шуму выступления президент Бутефлика, в связи с обострением хронического заболевания, оказался во французском госпитале. И вот респектабельная печать, так склонная потоптаться на теме “русского империализма и национализма”, дала себе волю. Так, например, “Le Figaro” (21 апреля 2006 г.), напомнив, что уже после прошлогоднего выступления Бутефлики затормозилось подписание франко-алжирского договора о дружбе, а теперь оно и вовсе будет отложено в долгий ящик, закончила статью весьма оригинально: процитировав почитающегося в иное время одиозным Ле Пена. Ле Пен же, не мудрствуя лукаво, резал правду-матку: “Я нахожу поистине скандальным, что господин Бутефлика позволяет себе публично заявлять такие вещи, а на следующий день — просить медицинской помощи у омерзительных колонизаторов, каковыми он нас считает”.

Обычно завершающая цитата приводится для подкрепления собственной позиции, это нечто вроде последнего мазка на полотне. В противном случае требуется комментарий. Но комментария не последовало.

А ведь, положа руку на сердце, следует признать, что всё, сказанное алжирским президентом, — комариные укусы по сравнению с тем, что пришлось и до сих пор приходится выслушивать России. Несмотря на её бесконечно повторяемые покаянные поклоны. Взять, например, извинения за события 1956 года в Венгрии. Россия уже приносила их при Ельцине, но Путин в ходе своего недавнего визита в Будапешт счёл нужным покаяться снова. Причём ни тот, ни другой не вспомнили о венгерских частях, воевавших в составе гитлеровской армии и отличавшихся беспримерной жестокостью. За их действия Венгрия не приносила нам извинений, зато в Воронежской области, где они особо отличались, родилась идея установить памятник “павшим героям”. Ну и, разумеется, никто не вспомнил ни о весьма мрачных подвалах самого восстания, ни о двусмысленной фигуре Имре Надя — впрочем, это уже другая тема, к которой, возможно, имеет смысл когда-нибудь вернуться.

Главное в другом: ответной общественной реакции на всю эту оргию неприглядных покаяний (а список можно продолжать и продолжать) не последовало. Так уместно ли с таким-то вот, неразличимым даже в самый сильный микроскоп потенциалом собственного национального достоинства рваться на помощь угнетённой Марианне? Она, как видим, не вовсе беспомощна и хлыстом своего красноречия, даром которого не обделил её Бог, хлещет обидчика — ну да, фигурально выражаясь, до крови. То есть отшвырнув в сторону не только модную политкорректность, но и традиционные этические нормы: всё-таки попрекать человека оказанной ему медицинской помощью… от этого становится как-то не по себе. К тому же ведь не всё, сказанное президентом Бутефликой, неправда. Это признают и сами французы — многие, если не большинство. Признают — но не любят, чтобы об этом им говорили другие. Признают — но считают недопустимой хотя бы тень оскорбления Франции и французов, пусть они и были колонизаторами.

Мне в этом почудился отзвук старинного, восходящего ещё к эпохе священного права королей представления о “lиse majestй” — “оскорблении величества”. Возможно ли, чтобы Республика, отсекшая на гильотине венценосную голову Людовика XVI, перенесла эту идею неприкосновенности на саму Францию и её суверенный народ? А почему бы и нет? Ведь и французских королей (об этом пишут братья Гонкуры) было принято именовать “La France” (“Франция”), а само слово “суверенный” восходит к “souverain” — “монарх, государь”.

Как бы то ни было, отнеслась я к такой национальной щепетильности с должным уважением, с грустью думая, что вот этого терпкого вещества, обострённого чувства чести сегодня недостаёт в русской крови. Вот только ответного понимания и сочувствия нам ожидать не приходится. Говорю это без обиды, что было бы просто глупо. Но знаю, что у медали есть оборотная сторона, и помнить нужно о них обеих.

* * *

Вот передо мной католическая газета “La Croix” (“Крест”), накануне выступления Бутефлики поместившая на своих страницах яркую и поэтическую серию очерков Бруно Фраппа “Камни Алжира”. И с первых же строк — главное сказано: “Сердцем мы все алжирцы. Всем своим нутром, памятью, ностальгией, чувством истории, пусть и запятнанной кровью и заблуждениями, преступлениями, вызванными любовью и её симметричной противоположностью, ненавистью. Франция — Алжир, немыслимая и в то же время навеки нераздельная чета, которую разъединяет и соединяет море… Алжир священного мифа дремлет в душах миллионов французов”.

Среди этих миллионов не забыты и ветераны алжирской войны — ведь они тоже сражались, а иные и погибли “за Францию”.

Буквально — “умерли за Францию”, как гласит ритуальная формула воинских мемориалов, надгробий и даже индивидуальных табличек, установленных на местах расстрела партизан, например. “Умерли за Францию” — это священно. Не потому ли и выделяет Фраппа ветеранов Алжира отдельной строкой, чтобы Франция помнила и о них тоже. Да и не он один. На привокзальной площади в Тарасконе я сразу же увидела общий памятник: “Французам, умершим за Францию: 1914-1918, 1939-1945, война в Алжире.

Французам из заморских департаментов, умершим за Францию”.

Это вам не победители фашизма, лишённые права носить свои заслуженные награды. Что, как видим, даже и предстоятель Русской Православной Церкви не считает помехой “духовному возрождению”.

А что же до “камней Алжира”, навеки вросших не только в землю Магриба, но и в память французов, — это так нам внятно. Ведь миллионы русских ещё в школе учили “Чуден Днепр…”, повторяли “На холмах Грузии…”. Наверное, иные до сих пор помнят строки Тютчева о “нам завещанном море” — Чёрном море и о Севастополе. Тоже орошали те земли своим трудовым потом и погибали за них.

Словом, мы, наверное, в чём-то могли бы понять друг друга — “колонизаторы” и “империалисты”. Но не тут-то было! За неделю до того, как были так проникновенно воспеты “камни Алжира”, та же “La Croix” поместила статью о Приднестровье. По понятным причинам она привлекла моё особое внимание. И просто поразила — не только враждебной предвзятостью, но и пренебрежением к общеизвестным историческим фактам, а порою элементарным незнанием их. К слову сказать, такое невежество вообще отличает публикации на “русские” темы даже в самой солидной французской прессе. В этом, по-моему, есть даже какая-то нарочитость: рядом ведь помещаются материалы по Ближнему Востоку, например, — и они основательны, насыщены фактами, многосторонни. Но применительно к России и её истории — минувшей и текущей — всё это считается совершенно излишним. И потому из статьи в “La Croix” можно было узнать, например, что Приднестровье (упорно именуемое Транснистрией, словно автору неизвестно, что так оно именовалось только в период румынско-фашистской оккупации) — это “заповедное поле охоты” нынешней, по-прежнему снедаемой “имперскими амбициями” России. Что депутаты, поддерживающие его — это, разумеется, “русские ультранационалисты”. Что войну 1992 года развязала “транснистрийская гвардия”, атаковавшая беззащитную молдавскую полицию, и что война эта обернулась тысячами жертв. Ни слова — о бомбёжке Бендер, где убитых хоронили во дворах, ни, главное, о том, как же распределились жертвы среди гражданского населения. А ведь достоверно известно (данные опубликованы неоднократно, и никто даже не пытался опровергнуть их), что именно эти жертвы почти исключительно приходятся на Приднестровье. Но зачем об этом говорить, когда таким образом будет сломана удобная и универсальная схема! Она для французской печати, похоже, нечто вроде отмычки, мгновенно открывающей тайны российской истории всех эпох — царской, советской, нынешней.

Вот, например, солидное издательство выпускает сборник очерков и воспоминаний французов, в то или иное время посетивших Россию. Среди них встречаются и вовсе не враждебные по отношению к ней, наоборот. Скажем, Теофиль Готье кое-что описывает с неподдельным восхищением — как ни странно покажется многим русским, железные дороги, например. Но предваряется сборник картой Восточной и Центральной Европы конца XVIII века; и на этой карте, притом с кучей хронологических ошибок, все вошедшие в состав России территории скопом именуются аннексированными. Похоже на камертон, задающий правильную ноту.

А вот “Le Monde”, один из столпов классической, серьёзной прессы, в конце марта пишет об Украине и Белоруссии. О, тут есть где развернуться; а упомянутая схема, не то что не отмеченная “острым галльским смыслом”, но “простая, как мычание”, являет себя в полной обнажённости. Подумать только: две, по европейским меркам, больших, сравнимых с самой Францией страны, каждая со своей историей и особенностями, — непростая работа для аналитика, который хочет всё-таки что-то объяснить, пусть даже и с чуждых для нас позиций. Но нет: ни следов высшей математики, ни даже алгебры на уровне средней школы — всё просто, как дважды два.

Украина, едва освободившаяся от “советского ига” (понятно, больше нас ничто не связывает — это вам не “камни Алжира”), устремилась на Запад — умница, молодец, правильной дорогой шагает. Не без затруднений, конечно, ну так тут долг Запада помочь перспективной неофитке освободиться от остатков влияния “русской империи”.

С Белоруссией же дело обстоит много хуже: она “отвергла демократическую эволюцию, которой ожидали от неё европейцы” и “предпочла остаться тесно связанной с Россией”. Ну посудите сами: можно ли совершить более страшное преступление, нежели обмануть ожидания европейцев? Виноват же во всём “режим (!) президента Александра Лукашенко”*, который “поставил своей целью вывести Белоруссию из-под западного влияния во имя славянского национализма, более близкого русской культуре, чем западные ценности”. (Курсив мой. — К. М.)

Что ж, дважды два, как видим, на поверку не так просто. Нелегитимными, обладающими сомнительным правом на существование предстают каждая страна, каждый лидер и каждый народ, которые не признают априорной приоритетности западных ценностей. Подозрительна, при всём её блеске, и русская культура, отмеченная, как видим, родовым пороком “славянского национализма”. А вот это уже серьёзно и выводит нас на тему, возраст которой — по меньшей мере тысяча лет, роковое значение которой видели такие разные в остальном Пушкин и Мицкевич, которую исследовал Данилевский и не обошёл вниманием Достоевский.

Впрочем, перечислять славные имена можно долго, но главное всё-таки не они, а реальная история взаимоотношений славян и Европы. История трагическая, жестокая и кровавая. Но я не стала бы касаться здесь темы столь сложной*, если бы она не соотносилась напрямую с тем соблазном “белого легионерства”, оно же “паладинство”, который уже не одного парня привёл прямиком на тюремные нары. И кабы за правое дело, во имя защиты своего народа, как, может быть, полагают иные из тех, кто выходит на улицы “мочить чёрных”.

Но именно своему народу они наносят чудовищный вред, подыгрывая прячущемуся за ширмой кукольнику. Он (а может быть, и они — думаю, “имя им легион”), наверняка потирает руки, наслаждаясь своей хорошо проделанной работой. Ещё бы! Требовалось доказать, что русский фашизм существует — и вот, пожалуйста, на лотке с патриотической литературой сочиненьице, где даже само это слово почтительно написано с заглавной буквы. Где оплакивается гибель в Берлине в 1945 году великой идеи и “христомученика” Адольфа Гитлера. Где доходчиво объясняется, что никогда “Святая Европа”, и тем более Германия, не чинила славянам никакого зла, а если что и было, так это отдельные эксцессы. О них следует как можно скорее забыть во имя великого общего дела противостояния той самой “цветной нелюди”.

Написано ярко, живо, с намёками на какую-то “катакомбную”, “тайную” Европу, которая ждёт избавителя. С отсылками к авторам, имена которых ничего не говорят подростку из “бетонных джунглей” спальных районов, но от речей которых может закружиться голова. А когда ты не понаслышке знаешь жестокость жизни в этих джунглях, знаешь, что такое “с прибоем рынка поединок” и что такое беспощадная этническая конкуренция…

И вот дудочка крысолова играет, поёт с завлекательными переливами. А на другом берегу (вот только вправду ли другом?) уже сгрудились либеральные журналисты, телеведущие, политологи и прочая, и прочая, готовые — и надо сказать, умеющие — любую, даже сугубо криминальную разборку представить как выброс страшного русского фашизма. Берегись, “цивилизованный мир”! И порочный круг замыкается.

Не знаю, многие ли обратили внимание на статью П. Иванченко “Кто заказывает”, опубликованную в конце (20 декабря) прошлого года в “Дуэли”. Жаль, если не заметили — материал, как мне кажется, может помочь открыть глаза на адскую игру, в которую втягивается молодёжь. Особенно заинтересовал меня комментарий Сергея Пучковского, представленного газетой как сотрудник правозащитной организации “Порядок и Право”.

“Когда, — рассказывает он, — в соответствии с указаниями руководства мы начали активно собирать информацию обо всех националистических организациях и их лидерах, то обнаружили много интересного. Так, целый ряд “фашистских” партий — наиболее “раскрученные” и провозглашавшие самые экстремистские лозунги — получали финансирование из-за рубежа. Примечательно, что и практически все неправительственные организации, так сказать, “антифашистской” направленности, а также некоторые политики, учёные и журналисты, работающие по этой тематике, получают гранты из тех же самых рук. Исходя из этого мы пришли к выводу, что вполне конкретные силы за рубежом заинтересованы в том, чтобы Россия воспринималась во всём мире как страна, населённая фашистами и ксенофобами”. Звучит убедительно: и впрямь, слишком много политических трофеев позволяет добыть ударная кампания по борьбе с “русской ксенофобией”.

Сказал Пучковский и о том, что в правоохранительных органах формируется тенденция любые преступления против иммигрантов, даже совершённые их собственными соплеменниками, объявлять делом рук скинхедов. На них (а это чаще всего выходцы из бедных и неблагополучных семей, которые и хорошего адвоката нанять не могут) можно к тому же сбросить любой “висяк”. Хлопот меньше. И, добавлю, вполне согласуется с генеральной линией; я убеждена, что при всей плачевности нынешнего состояния правоохранительных органов и судопроизводства в России без соответствующей “указивки” тенденция вряд ли бы приобрела подобный размах.

Развитие событий вокруг взрыва на Черкизовском (Измайловском) рынке 21 августа не только подтверждает эти предположения. Оно, боюсь, подводит нас к водоразделу, за которым внятное обсуждение положения русских в РФ, да и всего комплекса проблем, связанных с захлёстывающим Россию потоком иммигрантов, станет вообще невозможным.

* * *

Я не знаю, кто, что и почему там взорвал. Выяснять это — дело следствия, тщательного и добросовестного. Но я знаю, что существует презумпция невиновности (формально существует и у нас), что преступником может назвать только суд. И что прокурору непозволительно, да ещё в самом начале следствия, в развязно-журналистской манере распространяться — по телевидению! — о мотивах преступления. Как если бы преступники были уже установлены. Но на начальном этапе следствия есть только подозреваемые. И версии преступления, каждая из которых должна рассматриваться с максимальной честностью и непредвзятостью. Однако скорость, с какой произошла — в течение дня! — селекция версий в пользу одной, заставляет предполагать иное.

22 августа (а это значит, что номер готовился накануне и опирался на имевшуюся к тому времени информацию) “Московская правда” сообщила: “…“Коммерческое соперничество” является наиболее вероятной версией взрыва на Измайловском рынке. Об этом, как передаёт ПРАЙМ-ТАСС, заявил прокурор Москвы Юрий Сёмин”. И чуть ниже: “Несмотря на то, что следствие продолжает отрабатывать все возможные версии взрыва, прокурор Москвы сообщил, что скорее всего причиной взрыва стали “либо банальные криминальные разборки, либо столкновения крупных коммерческих интересов”. Конкретных данных о теракте, по словам Сёмина, сейчас нет: “Мы пока не усматриваем мотивов, которые позволили бы говорить о том, что на рынке был совершён теракт”. (Курсив мой. — К. М.)

Итак — “не усматриваем мотивов”. Это мы прочитали утром. А вечером, если воспользоваться выражением Ивана Шмелёва, “случилось удивление”. И как раз тоже в “прайм-тайм”, ибо вечерние новостные программы донесли до нас удивительным образом изменившийся взгляд прокурора Москвы на случившееся. Теперь, оказывается, мотивы уже “усмотрены” — русско-националистические; конечно, мол, они (то есть подозреваемые. — К. М.) сочли, что слишком много на рынке “лиц не той национальности”, — а версия криминально-коммерческая отброшена, видимо, за внезапно обнаружившейся ненадобностью.

Любопытно, почти одновременно журналистка Наталья Геворкян, большей частью проживающая в Париже, поведала по “Эху Москвы”, что ей, “с её тёмными глазами”, страшно ходить по Москве. Удивительно! Черноглазой Наташе Ростовой вовсе не страшно было жить на Поварской, а черноглазый Лермонтов мог любить Москву “как сын, как русский” — впрочем, второе в последнее время всё чаще опускается: неполиткорректно! Совсем ещё юным лейтенантом не боялся ходить по Ленинграду мой кареглазый отец, малоросс по обеим линиям. В общем, обсуждать это всерьёз и не стоило бы, но “Эхо Москвы” тоже нередко, особенно в том, что касается темы “русской ксенофобии”, играет роль камертона. И такое совпадение заданной им интонации с интонацией вечернего прокурорского выступления, такое “согласье струн в концерте” по меньшей мере умиляет.

Как бы то ни было, версия криминальная на следующий же день оказалась забытой практически всеми СМИ. Словно её и не было никогда, словно она не озвучивалась и самим Ю. Сёминым, и генеральным прокурором РФ Ю. Чайкой.

Выступление же члена Общественной палаты В. Тишкова (“Вести”, 28.08.06, 20.00), уже успевшего сделать оргвыводы — надо, мол, бдительно следить, чтобы молодёжь не попадалась в сети этой националистической идеологии, — окончательно убедило меня в том, что в расследовании возобладал аспект пристрастно-политический, а не беспристрастно-юридический. И что это бросает самую мрачную тень на наше недалёкое будущее. Но общество опять отмолчалось.

А потому стоит, может быть, вернуться во Францию. Там, в то время как за дымовой завесой борьбы с русским фашизмом у нас готовился закон, практически с 15 января 2007 года снимающий всякие преграды на пути иммиграционных потоков в Россию, произошло как раз обратное. По прошествии чуть более полугода после этнических беспорядков 2005 г. (во французской печати их принято именовать “бунтом предместий”) был принят и вступил в силу закон, весьма жёстко ограничивающий иммиграцию. Разработан он был под эгидой того самого министра внутренних дел Н. Саркози, которого левая и либеральная общественность клеймит самым нещадным образом. Он для них — олицетворение политической “правизны”, для иных похлеще Ле Пена, а к тому же и более опасен, так как располагает рычагами власти. Следовательно, можно было ожидать бурных протестов и выступлений, тем более что своё несогласие с законопроектом выразила и Конференция епископов Франции, которую тревожит возможность разлучения семей.

И что же? Всё прошло на удивление спокойно — в поддержку закона, согласно опросам, высказалось более половины населения Франции. А французы не потерпят, чтобы с их мнением не считались и огульно обвиняли в расизме и фашизме. Без показательных мордобоев и убийств, без демагогических истерик и провокационного белого легионерства суметь утвердить свою волю — этому можно позавидовать. Может быть, стоит и поучиться.

Конечно, у нас другая традиция (сегодня есть много любителей поговорить, что это у них там всякие законы и процедуры, а мы берём “нутром”), но не традиция же беспросветной глупости, позволяющей раз за разом глотать наживку самых элементарных подстав. И если “нутро” завело в тупик, то не грех и головой подумать; благо Господь дал нам её.

Сегодня практически все развитые страны принимают меры по ограничению иммиграции. Россия открывает ворота настежь. Это находится в какой-то связи одно с другим? Несомненно. Людские потоки из стран так называемого третьего мира остановить невозможно, их можно только перебрасывать. Но, конечно, не в огород соседу, то бишь партнёру по ЕС. И то, что именно Россия рассматривается как перспективная территория такого сброса, давно уже ни для кого не является тайной*. Однако для того чтобы реализация замысла стала возможной, следует сломить волю народа, придать его естественному и вовсе не человеконенавистническому по сути своей сопротивлению отталкивающий, преступный вид. Именно это, по моему глубокому убеждению, и происходит сейчас в России.

А иммигранты — из бывших союзных республик — это всего лишь материал, к которому главные игроки цинично равнодушны.

Чтобы переломить ситуацию, потребуется немало усилий. Волевых, интеллектуальных, нравственных. Потребуется иная мера самоуважения. А поскольку сказано: “я беру моё добро везде, где его нахожу”, то, возможно, пригодятся и некоторые уроки французского.

 

Вы служите правде

Уважаемая редакция “Нашего современника”!

Как многолетний подписчик “НС” (30 лет), хочу выразить вам искреннюю благодарность за умные, интересные, нужные статьи, материалы, прозу, стихи, уважение к читателям, стойкость и мужество в отстаивании Чести Отчизны. Вы помогаете гражданам бывшего Союза сохранять чувство самоуважения и веру в конечное торжество правды и Руси.

В юбилейный год 50-летия журнала низкий вам поклон за ваш труд, за помощь и поддержку людей, душой болеющих за Россию, за укрепление нравственных основ общества, за то, что не даёте утонуть в нынешнем хаосе и лжи.

На землях Юго-Западной России, прозванной Окраиной, сражаясь с разного рода недоляшками, демшизовскими “мудрецами”, самостийниками и другой русофобской сворой, русские газеты Украины — “Наша страна” и “Русская правда” — сверяют свои курсы по маяку “Нашего современника”.

С 50-летием вас! Желаю здоровья духовного и телесного Вам, Станислав Юрьевич, всему коллективу журнала и его авторам, которые так талантливо и смело выпускают по-настоящему русский журнал. Он и вы служите правде, где, как известно, Бог.

С уважением,

Н. Яременко,

председатель

Полтавского областного совета

Союза русских журналистов

и литераторов Украины

Уважаемая редакция “Нашего современника”!

Получил седьмой номер журнала. Просматриваю его, отмечаю, что в первую очередь прочитать, какая информация помещена на “корочках” журнала. На последней странице промелькнула небольшая заметка. Мельком пробежал глазами. Скоро 50 лет журналу, отложилось в голове, хорошая дата. Что же было в 1956 году, начал вспоминать я. В то время я проходил срочную службу в армии. Но ведь в этом же году прошел ХХ съезд компартии — значительное событие. Итоги политической его части сказываются и по сю пору. И позитива и негатива хватает. В этом же году, осенью, произошел так называемый контрреволюционный мятеж в Венгрии, вскоре подавленный частями Советской Армии.

Да, год рождения журнала знаменательный, размышлял я, перелистывая журнал. Однако что-то еще в заметке меня зацепило. Возвращаюсь, перечитываю. Ага, вот что. Редакция просит нас, читателей, поделиться своими мыслями и по поводу публикаций, и по поводу происходящего в стране, а также — чем стал для нас “Наш современник”.

А почему бы и не сказать доброго слова в адрес редакции, подумал я. Ведь в самое трудное для меня время я нашел своих единомышленников именно на страницах этого журнала. Пусть мое письмо не будет отличаться изящным слогом, знаю, что и со стилем у меня не все в порядке, но главное, чтобы меня поняли.

Так уговаривал я себя, чтобы письменно отблагодарить редакцию журнала, его главного редактора за публикацию животрепещущих статей в рубриках “Память”, “Критика”, “Очерк и публицистика” и других разделах, которые по традиции расположены во второй половине журнала. Безусловно, я и прозу с интересом читаю, особенно на историческую тему и тему перестройки.

Кратко о себе. Морсин Петр Иванович. Родился в Оренбуржье в крестьянской многодетной семье (12 детей). Первенец. Школа, техникум, армия, вуз, научно-исследовательский институт. Кандидат наук. Кстати, более половины моих сестер и братьев имеют высшее образование, при весьма слабой помощи родителей, понятно почему. Думаю, также понятно, вследствие чего в то время сумели получить высшее образование мои, в сущности, бедные сестры и братья.

Октябренок, пионер, комсомолец, коммунист. В партию вступал по идейным соображениям. Поэтому в 80-х переживал за моральный распад партии. Так и не дождался, когда же переизберут немощного генсекретаря еще при его жизни. Однако и его замена не радовала. Вроде забрезжил свет в застойнике с приходом Горбачева. Но гладко было на бумаге… Заболтал перестройку, сунулся в воду, не зная броду.

А тут Ельцин…

Перестройка, горбачевская болтовня, нахрапистый напор Ельцина очень огорчали. Я интуитивно понимал всю фальшь проводимых мероприятий еще в их зачине. И не потому, как может кто-то упрекнуть в нескромности, что я такой умный. Все это лежало на поверхности, достаточно логически анализировать ситуацию. Но понимать мало, надо еще четко оформить свои мысли, а с этим было сложнее. Потому я с нетерпением ожидал, что честные, высококвалифицированные, не зашоренные политологи, экономисты, философы все разложат по полочкам, глубоко проанализируют ситуацию и, учитывая, как сейчас говорят, менталитет народа, забьют во все колокола, что, мол, опасную стезю выбрало большинством отринутое руководство, что имеются вот такие-то и такие-то доводы и примеры. Не гипотетические, а взятые из нашей истории, жизни. Обоснованно просчитанные экономические модели на перспективу, а не какие-то несерьезные 500- или даже 300-дневные сроки, как будто первоклашки устраивали соревнование, кто назовет меньшую круглую цифру с двумя нулями. И ведь такую чепуху предлагал специалист высокого класса в ранге академика.

Я кинулся искать (конец 80-х, начало 90-х годов) в газетах, журналах серьезных оппонентов проводимому курсу. Все газеты мусолили ход перестройки. Вроде бы были и независимые, а некоторые даже и патриотически настроенные. Но в одних превалировала “желтизна”, в других зло критиковались неудачные этапы перестройки, с оглядкой на недавнее прошлое, а все это вместе, как говорится, было мелко, мелко вспахано.

Не нашел я ответа на беспокоившие меня вопросы и в литературно-художественных журналах “Новый мир” и “Знамя”, в то время мною выписываемых. Критиковали нехороших коммунистических руководителей, застой, но об этом мы и сами знали. А как дальше жить? Разваливать Союз, а затем Россию?

И тут мне попался журнал “Наш современник”, это было в 1988 году. Патриотически настроенный, бескомпромиссный. Осталась в памяти из тех лет вступительная статья Ст. Куняева к подборке сочинений Сталина, озаглавленной “Или нас сомнут…”. Вот как нужно доказывать, удовлетворенно подумал я.

Вот так “Наш современник” воистину стал для меня с 1989 года моим современником. Отказал всем другим журналам и вот уже 17 лет не расстаюсь с “НС”, отражающим, в целом, мое мировоззрение. Даже в трудные годы конца 90-х и начала нового тысячелетия сумел выкроить из пенсионных денег на свой любимый журнал.

Как я ненавидел в эти годы Гайдара! Выросший на шоколадках, в тепличных условиях, не знал он народ, а потому без жалости, наоборот, с каким-то садизмом ставил себе в заслугу антинародные деяния: мол, проявил мужество, проводя шоковую терапию. Он не испытал на себе непомерные налоги на крестьян, да и реформы 1947 года, когда деньги, вырученные за выращенную скотину, превращались в бумажки. Мне пришлось год не учиться в школе, потому что на реформенные деньги, вырученные за бычка, не укупить было одежки… Он возомнил себя стратегом-экономистом. Не потянул и на тактика. Сейчас сидит где-то, червоточит.

Ну а теперь по существу публикаций в журнале “Наш современник”. (Надо же, сколько страниц исписано, прежде чем добрался до существа. Выговорился.)

На мой взгляд, в начале 90-х годов в журнале превалировала патриотика, она, разумеется, в те злыдние года была, что называется, к столу. Но вот из каких закромов будет подаваться на стол, а также кто будет править застольем, — не было твердого убеждения. В последние годы появились глубоко продуманные, выверенные статьи об экономическом и политическом развитии России. Все возможные плюсы и минусы, все подводные рифы выведены на поверхность.

Читаю теперешние статьи, и меня не покидает мысль — вот бы об этом да лет на десять раньше, народ бы более осознанно выбирал свое будущее. Возможно, 96-й год стал бы переломным. Хотя умом я понимаю, сам бывший научный сотрудник, что нужно время для обдумывания. Но уж весьма дорого обошлось это осмысление. Однако оно необходимо было не только публицистам, но и, может быть, даже в большей степени, читателям.

Открывая очередной номер журнала, ищу таких авторов, как глубокоуважаемые мною умницы Н. Нарочницкая и Кс. Мяло, как поэт и публицист Ст. Куняев, А. Казинцев с его “Симулякром…” — их штудирую в первую очередь. Читаю и завидую — умеют же четко и доходчиво изложить существо дела… На многое раскрывает глаза автор “Менеджера Дикого поля” и “стекольного царства”. Широкий круг вопросов охватывает Ст. Куняев: что ни статья, то новая проблема. И полностью соглашаешься с его доводами и выводами. Еврейский вопрос, взаимоотношения с поляками… Реалии, примеры, большой фактический материал — к стене припирает по всем правилам.

Особенно хотелось бы отметить публикацию серии статей из книги Ю. Квицинского (“Отступник”) и Н. Рыжкова (“Истоки разрушения”). Эти книги объединяет одна общая фабула — предательство высшего эшелона власти. В первом случае вскрываются истоки отступничества от коммунистического мировоззрения, а во втором — практическое разрушение политического строя и экономики бывшей Великой Державы. Очень и очень полезные и нужные публикации. Такие книги нужно сотнями тысяч выпускать, чтобы знали люди, как их дурили.

На слуху, что называется, творчество таких известных публицистов, как С. Кара-Мурза, С. Есин, а также ныне, к сожалению, покойные А. Зиновьев, И. Стрелкова.

С большим волнением читал статьи, касающиеся авторства М. А. Шолохова. “Тихий Дон” я прочитал в юности, когда бездельничал зимой на печке (вынужден был пропустить один год учебы). Книга была широкоформатная, толстая, наверное, довоенного выпуска. Помнится, в романе встречаются тексты молитв, я их переписывал для матери. В поздних изданиях эти молитвы были изъяты, вероятно, не я один их переписывал, решили не пропагандировать.

Пацан, которому по недосмотру библиотекаря в числе других выдали и эту толстую книгу, я был поражен красочным (колоритным, как сейчас бы сказал) описанием быта донских казаков, особенностями их говора, перипетий гражданской войны. Зачитывался при слабой коптилке.

И вот нашлись некие “критики”, любители покопаться в творчестве великого писателя. Не все такие статьи я читал, откровенно говоря, узнал о них лишь в восьмидесятые годы и был поражен. Запомнился опус Макаровых, вроде бы историков, опубликованный, если память не изменяет, в журнале “Новый мир” (могу и ошибиться). Какой базис, какие надстройки они нагромождали с единственной целью, чтобы доказать, что Шолохов — это не Шолохов. Как переживал за писателя — ведь все это он читает, думал я. Ну что им надо, недоумевал. Никакие доводы эти оппоненты не принимали в расчет, хоть кол на голове теши.

Слава богу, нашлись черновики. Полагаю, эта свора не успокоилась, хотя основной козырь был выбит. И спасибо редакции “Нашего современника”, которая держит этот вопрос, что называется, на контроле.

Я почти все публикации журнала прочитываю. Какие-то с большим волнением и удовольствием, другие менее эмоционально, третьи без особого интереса. Это не значит, что что-то нужно изменять в тематике принимаемых к печатанию статей. У разных читателей могут быть свои предпочтения. Важно, чтобы выдерживался общий патриотический посыл. Он выдерживается.

Желаю Вам, уважаемые юбиляры, долгих творческих лет, умных, интересных, так необходимых нам статей.

П. И. Морсин

г. Новосибирск

Здравствуйте, дорогие товарищи!

Ваш творческий коллектив, выпускаемый вами журнал уже давно стали товарищами сотням тысяч русских людей, не утративших вкуса к настоящей литературе, не заблудившихся в лабиринтах либеральных “ценностей”, не потерявших своих корней, истории, культуры…

Вот уже скоро девять лет, как “Наш современник” стал и моим товарищем. В нашей библиотеке за свежим номером — очередь! Многие материалы, помещённые в журнале, я ксерокопирую и беру с собой, когда уезжаю в отпуск на Украину, где “Наш современник” пользуется большим спросом и поэтому в “дефиците”.

Спасибо за ваше мужество, принципиальность и ту радость, которую вы дарите читателям.

С уважением,

Андрей Пархоменко

г. Муравленко

Ямало-Ненецкого автономного округа

Станислав Юрьевич!

С 1980 года являюсь постоянным читателем журнала “Наш современник”. Этот журнал является единственным изданием, поднимающим национальное самосознание русского человека.

Так держать!

С уважением,

Ю. В.Кокоулин,

председатель Клуба военных моряков

с. Пыщуг Костромской обл.

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Примите самые искренние слова благодарности за отзывчивость и поддержку, которую Вы на протяжении нескольких лет оказываете библиотеке-музею В. П. Астафьева на родине писателя в селе Овсянка, осуществляя подписку на журнал “Наш современник”. В условиях жесткого дефицита бюджетного финансирования нам очень нужны Ваша помощь и поддержка.

Желаю Вам, всему коллективу редакции “Нашего современника” здоровья, благополучия, успехов в творческой и издательской деятельности на благо российской культуры.

С уважением,

А. Е. Козынцева,

директор библиотеки-музея В. П. Астафьева

г. Дивногорск

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Давно не писал Вам по причине занятости и нехватки времени. По-прежнему регулярно получаем “Наш современник”. Очень радостно, что журнал не сбавляет обороты, возрастает количество подписчиков и Ваше дело так же востребовано русскими людьми, как и раньше. Сколько молодых людей могут найти в публикациях “Нашего современника” альтернативу всему этому потоку бездуховности и антирусской псевдокультуры! Отрадно, что публикации авторов Вашего журнала можно встретить также и на страницах патриотических изданий: “День литературы”, “Москва”, “Русский дом”, “Завтра”. И это далеко не полный список…

Очень порадовался Вашим отзывам о романе нашего земляка Николая Александровича Скромного “Перелом”… Скоро многие из наших писателей примут участие в юбилейном “Славянском ходе”. Гордимся, что великий праздник — День славянской письменности — родился и пошел по России именно из Мурманска.

По-прежнему остаёмся Вашими богомольцами у Престола Божьего. Храни Вас Бог!

С уважением,

иеромонах Дамиан

г. Печенга Мурманской обл.,

Трифонов-Печенгский мужской монастырь

Здравствуйте, уважаемая редакция

журнала “Наш современник”!

Обращаются к вам старшеклассники средней школы села Замишева Новозыбковского района Брянской области. К большой нашей радости, вот уже 3 года наша школьная библиотека выписывает ваш журнал.

На уроках литературы каждый месяц мы проводим час обзора “Нашего современника”. Подробно обсуждаются произведения из рубрик “Проза”, “Поэзия”, “Память”. На уроках русского языка, используя фрагменты публикаций из раздела “Очерк и публицистика”, мы учимся стилистике. Спасибо, уважаемая редакция, за ваш журнал. Надеемся, что в следующем году мы получим новые номера “Нашего современника”.

Дорогая редакция, разрешите обратиться к вам с просьбой. Помогите нам, пожалуйста, связаться с писателем Ю. В. Поляковым (недавно мы прочли в вашем журнале его роман “Грибной царь”). Нам очень нравятся произведения этого автора, хотелось бы подробнее познакомиться с его творчеством. К сожалению, в наших сельских библиотеках нет ни одной книги Юрия Полякова, а в районной — лишь одна маленькая повесть “Работа над ошибками” (её мы сейчас читаем по очереди).

Благодарим главного редактора, сотрудников и авторов журнала за интересный и содержательный “Наш современник”.

По поручению группы старшеклассников 9-10 классов

Екатерина Горбачёва

с. Замишево Брянской обл.

Глубокоуважаемый Станислав Юрьевич!

Заметила, что в последнее время в “Нашем современнике” появилось много хороших произведений молодых авторов. Это радует…

С большим интересом прочла статью Михаила Шелехова о выборах в Беларуси “Защищать людей — основная работа!” (“НС”, N 4, 2006). Особенно запомнилась фраза: “Народу нравится власть, а не безвластие”. Мне, как гражданину своей страны, это очень близко и понятно.

О. М. Енишерлова

г. Москва

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Мы, учителя Воронинской средней школы Клинского района, благодарны Вам за журнал “Наш современник”, который поступает к нам ежемесячно. Для нас он является моральной опорой, чистым родником и источником вдохновения в этом сложном и противоречивом мире. И это не громкие слова, это — правда. Мы ценим Ваш журнал за высокую художественность публикуемых материалов и честную общественно-политическую позицию. Спасибо Вам. Жаль только, что наши “высокие” правители-временщики, видимо, мало читают, не любят и не ценят всё то лучшее, что есть в русском искусстве, да и в нашем народе. Они предали нас, Россию — ради своих корыстных интересов.

С удовольствием перечитали Вашу книгу “Средь шумного бала”. Отдельные главы (“Плач по Советскому Союзу”, “Русский дом”, “Высшая раса”) актуальны и сейчас, хотя и написаны много лет назад.

Дай Вам Бог здоровья и творческого долголетия на благо многострадальной России!

По поручению коллектива преподавателей

В. С. Малюгин

г. Клин

Дорогой Станислав Юрьевич!

Передо мной фотография 50-летней давности. Тогда мы группой сфотографировались во дворе нашего факультета на Моховой. Смотрю, какими мы были молодыми и одухотворёнными. Как будто всё это было в какой-то другой жизни…

Получилось так, что мы оказались сегодня — не по нашей воле и желанию — в разных государствах. Это очень тягостно осознавать, особенно в таком возрасте. Для Таджикистана, где я вырос и проработал всю жизнь, теперь я чужой, хотя особой дискриминации по отношению к русским (как в Прибалтике) здесь нет.

Чужой я и для России, хотя у меня российские и гражданство, и мои исторические корни: отец со Смоленщины, мать — воронежская. В 1935 году они приехали в Таджикистан по направлению после окончания Балашовского лётного училища.

Всегда с гордостью слежу за твоими выступлениями в печати, по радио и телевидению. И очень жалею, что не поддерживал тесной связи. А сколько раз собирался написать, да всё думал: ты человек занятой, зачем тревожить?

Последний раз я был в Москве в марте 1996 года — на Днях культуры Душанбе. Нашу делегацию принимали и в Доме литераторов. Видел многих: Сергея Михал-кова, Семёна Липкина, Тимура Пулатова… Встреча была очень тёплой. Жаль, что ты не присутствовал тогда…

Я по-прежнему работаю в печати — стаж почти полвека. Сейчас работаю заместителем главного редактора газеты “Курьер Таджикистана”. Много редактирую книг республиканских авторов. В прошлом году отметил свой 70-летний юбилей.

Хотелось бы узнать о тебе побольше: над чем сейчас работаешь, как идут дела, каково настроение?.. Был бы рад получить от тебя, дорогой Станислав Юрьевич, весточку.

С уважением,

В. Фролов,

член СП Республики Таджикистан

г. Душанбе

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Пишу под впечатлением от только что прочитанной Вашей книги “Возвращенцы”. Я давно и хорошо знаю многое, что Вы написали, но думаю, что это очень важная книга не только для Вас, но и для всех русских людей. Лично я всегда верил, что рано или поздно Вы одержите победу не только над такими, как Евтушенко, но и над многими просионистски настроенными русскоязычными писателями и мыслителями.

Очень хорошо, что в своей книге Вы приводите еврейские письма к Вам, которые просто потрясают. Такие “телезвёзды”, как В. Познер, Н. Сванидзе, М. Максимовская, полагают, что они ничем не отличаются от русских, а на самом деле они отличались от нас всегда. Всё это прекрасно показано в главе из Ваших мемуаров “Классика и мы”. Хорошо, что Вы приводите в своей книге цитаты из произведений Э. Багрицкого, П. Сельвинского, А. Межирова, Ю. Нагибина и других “русскоязычных” писателей, подтверждающие правоту Ваших доводов.

Книга написана прекрасным языком, герои обрисованы точно. Не знаю, как в других городах, а в Екатеринбурге в магазине “Книжный мир” я купил последний экземпляр.

Ваша книга во многом итоговая. Она — знак Вашей духовной победы над разрушителями нашей Родины. Мы ведь прекрасно видим, что народом праволиберальная идея отвергнута, и это значит, что Вы и патриотические авторы оказались гораздо ближе к Истине, нежели Е. Евтушенко, М. Козаков и иже с ними.

Я знаю, что у Вас с сыном вышла книга о С. А. Есенине. По рассказам читавших её, тоже весьма удачна. Но в Екатеринбурге я пока не могу на неё “налететь”. Ведь такие книги расхватывают быстро.

С уважением,

Виталий Павлович Леднёв,

доктор исторических наук,

г. Екатеринбург

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Прочла Вашу замечательную книгу “Сергей Есенин”, вышедшую в серии “ЖЗЛ”. Это очень ценный подарок для читателей нашей библиотеки, и поэтому хотелось бы выразить глубокую благодарность Вам и Вашему сыну Сергею Станиславовичу за столь глубокое проникновение в образ нашего русского поэта и за уважительное отношение к его личности и творческому пути.

К 110-летию со дня рождения С. А. Есенина было много публикаций (я собрала уже целую “Есениниану”), но не всякая книга, как Ваша, отличается внутренним тактом, уважением к личности великого поэта, к его трагической судьбе.

Желаю Вам и Сергею Станиславовичу больших успехов в Вашем творчестве, а также успехов “Нашему современнику” как одному из самых передовых литературных и общественно-политических изданий!

Доброго Вам здоровья, бодрости духа, сил и благополучия!

С уважением,

Татьяна Михайловна Петрищева,

библиотекарь санатория им. Ф. Э. Дзержинского

г. Сочи

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Прочитал Ваш двухтомник “Поэзия. Судьба. Россия”. Понял, что обязательно должен прочесть стихи современных русских поэтов, чьи имена там высвечены Вами. Пошёл в книжный магазин, но, к сожалению, стихов Передреева, Соколова, Тряпкина там не нашёл. На полках же лежат поделки всяких евтушенок. К счастью, мой знакомый подобрал для меня книги этих замечательных русских поэтов.

Спасибо за Вашу книгу. Я не выношу никакой патетики, но у меня такое ощущение, что я общался с умным, грамотным русским человеком, который душу свою, Божий дар, не потерял на жизненных путях-дорогах.

Господа-“демократы” “оставили” нам из русской литературы только два романа Ильфа и Петрова о похождениях мошенника и булгаковскую дьяволиаду “Мастер и Маргарита”. Всего остального как бы и нет. Нет Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, Чехова и многих-многих других. Страшно, что наша молодёжь глотает духовную сивуху, в изобилие ей предлагаемую.

Вы заметили, что каждый год 9 мая, во второй половине дня, когда отгремят оркестры и награды, когда наши дорогие ветераны пройдут по улицам, когда возложат цветы на могилы павших, какая щемящая пустота нависает над миром? И мы выходим из-за праздничного стола на улицу, а там весеннее солнце украшает серые после зимы стены домов, и особенно, пронзительно-остро чувствуем, что многих и многих нет и как нам их всех не хватает. Может быть, то же чувствовали наши предки после Куликова поля или Смуты?

Александр Васильевич Дубинкин

г. Оренбург

Здравствуйте, уважаемый Станислав Юрьевич!

Прочитала Вашу статью в N 6 “НС” и приуныла. Огорчил меня заголовок “Россия — для коренных народов”: в нём нет русских1. По инерции, что ли, мы продолжаем заботиться о других? Когда-то подобным альтруизмом мы гордились, но теперь он вызывает у своих недоумение и испуг, а у сторонних — насмешку: как русские могут предлагать то, чего у них нет, и предлагать тому, кому это уже принадлежит?

По новой Конституции РФ у каждого коренного народа России (кроме нас) есть своя республика со столицей, собственной конституцией, парламентом, президентом, правительством, телевидением… Каждый народ хранит и развивает свою культуру, государственность, здоровье. Каждый учится управлять.

У русских ничего этого нет и в помине. Бывшие русские столицы превращены в города особого федерального значения. За все годы нерусской власти на всём телевидении у нас только однажды (и всё время под угрозой закрытия) была всего лишь одна передача — и то на негосударственном канале: “Русский Дом”. При первом же удобном случае она была закрыта.

Сколько бы раз Природу ни пытались вышвырнуть в дверь или в окно, она всё равно найдёт щёлку и вернётся на прежнее место. Уж сколько раз говорено, а всё неймётся… На что рассчитывали нерусские власти, когда вытравливали из паспортов графу “национальность”? На то, что мы поверим, будто это в самом деле делается для дружбы народов России? Но все народы почувствовали себя недовольными, и это недовольство подсказало им правильный ответ: это сделано, чтобы скрыть национальный состав управляющей верхушки и богатых людей, а также национальный состав не допущенных к власти. Прошло немного времени, и русские научились угадывать национальность по образу мышления говорящих и действующих, по речи, по отношению к русским, по хитростям, жадности, роскоши и другим признакам, которые оказались намного точнее, чем запись национальности в паспорте или её устное уверение.

Иногда мы не понимаем, почему убийство русского человека иностранцами сопровождается бурным молчанием журналистов, а убийство иностранца русским человеком вызывает возмущение в газетах, на радио и телевидении. Такая несправедливость происходит от государственной неустроенности русских. В то время как приезжие находятся под защитой своих президентов, консулов и Европы, в то время как представители коренных республик находятся тоже под тройной защитой — общероссийского президента, национального президента и той же Европы, за русского человека заступиться некому. В международных организациях русская национальность не представлена, своего президента у неё нет, Путин — не русский президент. Он общероссийский. За всё время своего президентства он заступился за нас всего один раз. Это когда элитарный клуб еврейских журналистов объявил всему миру русских почему-то безнравственными и психически неполноценными. Предупреждая бунт возмущения, Путин вспомнил по телику о талантливости русского народа и так рассочувствовался, что и себя к русским причислил. (Как он только узнал? Наверное, старый паспорт сохранил.) Но фашиствующих еврейских журналистов фашистами президент не назвал и 282-й статьёй им не пригрозил. А через некоторое время он сам обозвал русских не то идиотами, не то придурками за то, что выпестованные безграмотной, однобокой национальной политикой русские националисты выставили счёт за свои потери, лишения и оскорбления в отчаянном призыве “Россия — для русских”.

Мне кажется, что в такой просак Владимир Владимирович ещё никогда не попадал. Хотела даже послать ему брошюрку с Конституцией РФ, чтобы прочитал её глазами русского человека. Может быть, он обратил бы внимание на то, что русский народ, составляющий 82 процента населения страны, в Конституции ни разу (!) не упомянут.

Тот, кто составлял Конституцию, позаботился о том, чтобы каждый коренной народ называл свою республику именем своего народа. И только русским не оформили территории. Читаешь 65-ю статью и думаешь: “Может быть, эти несколько десятков областей, перечисленные вслед за республиками, принадлежат русским?” Но составитель статьи (кто он, кстати? Русским историкам ещё предстоит узнать это…) ни словечком и ни буковкой не обмолвился о хозяине этих областей. Выходит, принадлежат областные территории всем или никому… И если какой-нибудь расторопный президент из коренных народов захочет присоединить к своей республике пару-тройку областей и он как следует договорится с российским президентом, то страшно сказать: жили, жили русские люди в Нижегородской области вчера, а завтра проснутся в Республике Татарстан. Так и разберут нас коренные народы понемногу, и будет тогда Россия — для коренных народов. Вот тогда пожалеют русские люди, что, выбирая президента России, не поинтересовались его позицией по национальному вопросу. Именно от этого да от нравственности, а потом уж от профессионализма всё зависит. И пока не поздно, требуйте и требуйте от агитаторов, которые приходят к вам перед выборами, доказательств, что кандидат в депутаты именно русский человек.

“Не нагнетайте страха!” — могут сказать мне. Но ведь мы уже оказались под чужой пятой с тех самых пор, когда русских вычеркнули из государственной жизни, отняв у нас национальность, не упомянув русских в Конституции как единственный государствообразующий народ и титульную нацию России. Сейчас надо отложить в сторону все другие важные дела и заниматься наведением порядка в национальной жизни. Об этом стоит кричать на всех перекрёстках. Кричать вежливо, но громко, зычно и требовательно, как это сделали те, кого осенило понимание приближающейся беды и они завопили: “Россия — для русских”. Некоторые русские националисты считают, что вопль этот надо смягчить, поставив мудрую букву “и” после слова “Россия”, чтобы получилось “Россия и для русских”. Можно смягчить, но не хватит ли нам мягчить всегда и во всём и до потери всего? Согласитесь, какая писклявая просительность появилась в боевом кличе и как она из требования превратилась в вымаливание: “Вы уж подвиньтесь маленько, мы тут раньше тоже сидели…” Нет уж! Пусть остаётся “Россия — для русских!”.

Побольше потребуем, побольше добьёмся.

Нина Алексеевна Прокофьева

г. Москва

Уважаемый господин редактор!

Хотелось бы через ваш журнал узнать, что думают русские историки о терроре 20-30-х годов.

Несколько слов о том, почему меня интересует эта тема. Мой дед, Фридрих Клюдт, унтер-офицер белой армии, был расстрелян в Одессе 4 июня 1935 года. Арестовывал его еврей Каганер. Допрашивал еврей Шихтмейстер. Направление на расстрел выписал еврей Ратынский. А председатель сельсовета колонии Берлин (Воробьёво) еврей Бимштейн выгнал мою бабушку с тремя детьми на улицу и сжег библиотеку моего прапрадеда и наш семейный архив. В печки районного НКВД в Цебриково полетели не только немецкие книги, но и книги Пушкина и Тургенева. А вообще из родственников моей матери были расстреляны в СССР 7 человек и 11 сидели в лагерях. Сколько человек погибло по отцовской линии, я точно не знаю до сих пор.

Спрашивается, почему в немецких архивах можно прочитать любые документы про преступления немцев, а в российских архивах нельзя получить материалы о преступлениях евреев? Пока мне удалось прочитать только дело деда в украинском архиве. Кто командует российскими архивами? Знаю только, что архив немецких колоний в городе Энгельс Саратовской области уже около сорока лет находится в цепких руках Елизаветы Моисеевны Ериной.

С наилучшими пожеланиями

Виктор Эберс

г. Берлин

Уважаемые коллеги, позвольте поделиться радостью. В Обнинске во второй раз отменены гастроли активного пропагандиста содомского греха Бориса Моисеева. В прошлом, 2005 году отмена гастролей Моисеева прошла достаточно гладко. Понятное дело, на носу были выборы депутатов городского собрания, а также назначение этим собранием мэра наукограда (или главы администрации Обнинска). Тогда мало кто сомневался, что на будущий год отдел культуры города “заверстает” в рекомендательный план гастролей на 2006 год пресловутого Бориса. И мы не ошиблись! Мы готовы были до конца противостоять всеми законными средствами выступлению лидера содомской эстрады. И неожиданно получили помощь. Гастроли в Обнинске пришлись на пик пасхального поста, что дало основание протестующим в весьма конкретной форме обратиться к митрополиту Калужскому и Боровскому Клименту с просьбой повлиять, как архипастырь, на вопиющую ситуацию. Владыка БЛАГОСЛОВИЛ протестные действия инициативной группы (в прошлом году, к сожалению, мы этого добиться не сумели). Параллельно во Владивостоке правящий архиерей выступил против гастролей Б. Моисеева в конце марта сего года. Там администрация области сумела понять, насколько вызывающе выглядит выступление содомита в Великий пост. Во Владивостоке гастроли отменили, о чем 27 марта в 19.00 было сообщено по НТВ. Короткое телесообщение, к нашему удовлетворению, вызвало неожиданно широкий резонанс в Обнинске. Тем не менее в местных СМИ директор МУ ГДК “Сигнал” B. C. Пикалов бодро сообщал, что руководство Дома культуры не пойдет на поводу у православных верующих и гастроли Б. Моисеева непременно состоятся. Правда, Виталий Сергеевич вскользь говорил о якобы предполагаемых провокациях и беспорядках, вследствие чего планировалось усиленно охранять данное мероприятие. Действительно, как удалось узнать автору этих строк сразу из нескольких источников, по городу циркулировали слухи о совершенно немыслимом исходе пикета. Будто бы организатор пикета в буйном помешательстве решил штурмом взять ГДК “Сигнал”, усеяв прилегающую площадь горами трупов и залив ее морем крови. Последняя неделя буквально выкачала все физические и психические силы из организатора пикета. Надо полагать, Пикалову и зав. отделом культуры города Пермяковой Л. А. тоже было не слишком комфортно. Как итог, депутаты городского собрания высказали большое недоумение мэру Обнинска по поводу включения в репертуарный план наукограда этих гастролей. Пикетная группа в свою очередь, не надеясь на благоразумие наукоградских чиновников, обратилась к своим единомышленникам в Малоярославце, Балабаново, Ермолино, Белоусово и собственно в Обнинске. Предположительно на пикет должны были прийти отнюдь не заявленные триста человек, а значительно больше. Точка в противостоянии была поставлена в понедельник, за день до концерта Б. Моисеева. ГАСТРОЛИ ПОВТОРНО ОТМЕНИЛИ! В этой связи хочется спросить руководство Обнинска: “Зачем было создавать заведомо конфликтную ситуацию? Тем более в пик пасхального поста?”. Я не верю, что это недоработка Пермяковой и Пикалова, чья-то наивность, чей-то недосмотр. Я не верю, что испытания на прочность православного костяка наукограда закончатся этой серьезной победой. Вероятнее всего, процесс апостасийного противостояния общечеловеческих и православно-патриотических сил резко обострится, очевидным образом вступит в более конкретную, принципиальную и сложную фазу. Ибо время сейчас, мягко говоря, сложное, промыслительное.

Игорь Кулебякин,

главный редактор газеты

“Московские ворота”

г. Обнинск

Отрадно отметить, что в редакционной почте нашего журнала всё больше появляется писем и материалов молодых авторов. Это показывает, что проблемы, поднимаемые в публикациях “Нашего современника”, волнуют не только представителей старшего поколения (о чём постоянно твердят либеральные СМИ), но и молодых читателей. Они уже выступают и как постоянные авторы журнала, и как исследователи творческого пути нашего издания. К числу таких объективных исследований можно по праву отнести работу выпускницы факультета журналистики МГУ А. Ольховой “Публицистика журнала “Наш современник” за 2005 год”, фрагменты которой мы предлагаем вниманию наших читателей.

Согласно классическому определению, публицистика — это род литературы и журналистики, в поле зрения которого находятся актуальные политические и экономические, литературные, философские и другие проблемы. Целью публицистики является воздействие на современное общественное мнение.

Российские литературно-художественные журналы — это журналы с двухвековой историей, гордость нашей отечественной журналистики. В них всегда присутствовала публицистика как важная составляющая этого типа изданий. В “Нашем современнике” публицистика представлена различными журнально-газетными и литературными жанрами — это и аналитическая статья, очерк, интервью, и даже публицистическая поэзия.

Характерной чертой публицистики “Нашего современника” является присутствие в ней известных писателей, чьи художественные произведения уже давно завоевали признание. Выступая в роли публициста, писатель не отступает от освоенных им художественных приёмов, поэтому повествование выглядит объемно, многогранно, живо и увлекательно. Из публикаций последнего времени значительным достижением в развитии этого жанра явились очерки Валентина Распутина “Транссиб” и “Кругобайкалка” (“НС”, 2006, N 1), взятые из книги “Сибирь, Сибирь……”. Повествование настолько масштабно и многопланово, что читатель сразу понимает, что речь идет не просто о “рельсовой дороге через весь огромный сибирский материк”, но и о путях человечества “из столетия в столетие”.

Журнал интересен самым широким охватом проблем современной жизни. Он учит читателя аналитически мыслить, знакомит с философией, историей, помогает разобраться в происходящих событиях, откликается на конкретные действия правительства и партий. “Наш современник” утверждает, что не придерживается идеологии какой-либо одной партии или движения, но для него всегда святы понятия добра, человечности, просвещения и прогресса. В кратком послесловии к опубликованной в журнале подборке писем читателей (“НС”, 2003 г., N 5) это положение поясняется: “……редакция стремится отражать на страницах журнала самый широкий спектр взглядов своих авторов-патриотов на прошлое, настоящее и будущее России”.

Публицистическая политика “Нашего современника” формировалась постепенно и в настоящем виде сложилась после выхода статей филолога, литературоведа и культуролога Вадима Кожинова, философа Александра Панарина, а также книг и статей историка Наталии Нарочницкой. В их работах нашли отражение практически все проблемы нашего времени, и не только России, но и мира. Хотелось бы привести справедливые слова, сказанные о двух ведущих (ныне покойных) публицистах и идеологах журнала — В. В. Кожинове и А. С. Панарине. Так, писатель В. Г. Распутин отмечал, что “словом правды” в “окаянные 90-е годы” “Наш современник” во многом обязан Вадиму Кожинову: “Ему, должно быть, с младых лет даровано было зерно прозрения; его он и взращивал в себе постоянно с неутомимостью и искусством садовника и с педантизмом учёного. Поэтому и остается за ним так часто последнее слово……”. Выступая на открытии Панаринских чтений (2004 г.), вдова учёного, доктор философских наук Наталья Зарубина, отметила, что Александр Сергеевич Панарин “оставил массу творческих идей, которые…… ещё будут подхвачены, разработаны его учениками, его наследниками”. В число таких наследников можно зачислить и “Наш совре-менник”.

Публицистика этого ведущего патриотического журнала за 2005 год была представлена именами многих талантливых авторов, уже хорошо известных читателям. Это экономист Михаил Делягин, философ Александр Зиновьев (к сожалению, недавно скончавшийся), военный историк Леонид Ивашов, искусствовед Савва Ямщиков, историк Наталия Нарочницкая, ученый-химик и политолог Сергей Кара-Мурза, дипломат Юлий Квицинский, экономист Борис Ключников, публицисты Александр Казинцев, Сергей Куняев, Ирина Медведева и Татьяна Шишова, Ксения Мяло, Ирина Стрелкова (ныне покойная), Сергей Семанов, Михаил Чванов, писатели Валентин Распутин, Юрий Бондарев, Станислав Куняев, Альберт Лиханов, Сергей Есин, Виктор Лапшин. В журнале постоянно печатались интервью с руководителями регионов страны, материалы известных учёных и политических деятелей (Александра Лукашенко, Геннадия Зюганова, Сергея Глазьева, Сергея Удальцова). Мы же остановимся лишь на некоторых, наиболее интересных, на наш взгляд, публикациях прошлого и начала нынешнего года.

2005 год был отмечен рядом ярких и глубоких материалов, появившихся в журнале к юбилею Великой Победы.

В статье “То, что нельзя забывать” (“НС”, 2005, N 5) Н. А. Нарочницкая говорит о том, что одной из главных задач патриотического движения в настоящее время является защита родной истории от фальсификации…… По словам Нарочницкой, геополитический вызов гитлеровского рейха “в значительной степени был уродливым выражением идеи исключительности и права диктовать свою волю, лежащей в глубинном культурно-историческом сознании Запада в целом”…… В поругании Победы и нашей истории виноваты мы сами, утверждает автор: “Подобно библейскому Хаму мы выставили Отечество на всеобщее поругание, за что и терпим теперь кару”…… Задавшись вопросом, кому выгодна развернувшаяся кампания по фальсификации истории, Нарочницкая сказала: “Воинствующим постсоветским либералам-западникам ненавистна любая форма отечественного великодержавия, будь то историческая российская, будь то советская. Они стремятся обесценить это великодержавие”.

Исторической памяти о войне посвящена статья генерал-полковника Леонида Ивашова “Растраченная победа” (“НС”, 2005, N 5). Автор говорит о том, что в результате победы в войне Советский Союз приобрел в мире огромный авторитет, который был закреплён в послевоенное время…… С расколом мира на два лагеря международное сообщество приобрело определенную стабильность. “С образованием биполярного мира, — как отмечается в статье, — получил законченное оформление фундаментальный закон геополитики — закон дуализма. Страны моря и страны суши оформились в противостоящие системы с альтернативными моделями развития”. Характерной особенностью статьи является стремление автора непредвзято оценить роль Сталина в деле разгрома Гитлера и в послевоенном строительстве. Л. Ивашов пишет: “Не забудем: прорыв от сохи к ядерному оружию, то есть к современному индустриальному государству, осуществлялся исключительно за счёт внутренних резервов”. Автор статьи также отмечает, что “в принятии фундаментальных для мира и СССР решений Сталин оставался прагматиком”.

Попытка всесторонне оценить роль Сталина в истории предпринята лидером КПРФ Г. А. Зюгановым в статье “Строитель Державы” (“НС”, 2005, N 6). Тот, кто “ищет простых и прямолинейных решений при анализе сталинской эпохи, обречен на неудачу”, — утверждает автор. По его словам, чтобы быть непредвзятым, нужно признать, что причины жестокости кроются не только в личности Сталина: “……их прежде всего надо искать в фундаментальных характеристиках великих преобразований и невиданной сложности эпохи революционного обновления мира”. Зюганов считает Сталина великим государственником, волевым и твердым политиком.

Сегодня “Наш современник”, как и многие годы назад, предпочитает всем жанрам историческую публицистику. Особое внимание уделяется советскому периоду отечественной истории.

Выявлению причин распада СССР посвящены выступления в журнале бывшего председателя Совета министров, ныне члена Совета Федерации Н. Рыжкова, советского дипломата, депутата Государственной Думы от фракции КПРФ Ю. Квицинского, выдающегося философа А. Зиновьева, ученого, публициста С. Кара-Мурзы и др.

Каждый из названных авторов прежде всего напоминает о том, что СССР был великой державой, всегда выступавшей носителем определённых общест-венных идеалов. Говоря об этом, Ю. Квицинский отмечает: “Что касается культурного наследия, духовного потенциала и традиций, Советский Союз, безусловно, намного превосходил своего главного противника — США, страну, главными культурными ценностями которой являются голливудские киноподелки и поп-музыка”. Перестройка, необходимая для общества, по мнению автора, потерпела поражение потому, что была начата без всякого плана и подготовки, в результате чего “Горбачев вскоре выпустил из рук вожжи управления государством и партией, а сам с перепугу предпочел выброситься в кювет” (Внешняя политика СССР в годы перестройки. “НС”, 2005, N 1).

Авторы публикаций стараются также объяснить массовое безразличие народа, которое имело место в то время. Без сомнения, лозунги перестройки поначалу показались новаторскими, народ поддерживал лидера партии. Однако вскоре стала очевидной нереалистичность достижения многих целей, ставившихся в той объективной обстановке, которая существовала в мире. Особенно это относится к внешней политике и национальной политике внутри страны. В этой связи большую ценность представляют свидетельства тех, кто в то время был у власти и видел ситуацию изнутри.

В публицистических очерках “Истоки разрушения” (“НС”, 2005, N 10-12) Н. И. Рыжков объясняет причину равнодушного отчаяния граждан к крушению своей страны тем, что разочарованные ходом “перестройки” люди поверили посулам “демократов”, которые пообещали им уровень жизни не хуже, чем на Западе. Разрушение СССР началось с националистических выступлений в Тбилиси, Алма-Ате, Баку, Фергане, Прибалтике, на Украине и в самой России. Н. Рыжков считает, что трагедию можно было предотвратить, если бы глава государства проводил твёрдую и чёткую национальную политику, не боялся ответственности и не оглядывался на мнение руководителей стран Запада.

Несколько иная версия тех событий принадлежит бывшему представителю диссидентского лагеря. В статье “Как иголкой убить слона” (“НС”, 2005, N 10) известный философ и публицист А. А. Зиновьев, наблюдая течение “холодной войны”, сделал вывод, что самым уязвимым в советской системе являлся аппарат КПСС, а в нём — Политбюро и Генеральный секретарь. Ещё в 1979 году А. Зиновьев задумывался о том, что стоит Западу провести на этот пост своего человека, “и он за несколько месяцев развалит партийный аппарат, и начнётся цепная реакция распада всей системы власти и управления. И, как следствие этого, начнётся распад всего общества”. Именно в результате осуществления этого плана, считает автор, “холодная война” завершилась в пользу Запада.

Сложные политические, межнациональные, социально-экономические процессы, происходящие сегодня в России и в мире, — всегда в центре внимания “Нашего современника”.

Один из самых известных публицистов журнала, Александр Казинцев, с 2004 года регулярно выступает с обозрениями внутренней и внешней политики России, с обзором тех событий, которые освещают и комментируют наши сетевые издания. Под общим заголовком “Менеджер Дикого поля” обозрения А. Казинцева публиковались в “Нашем современнике” в 2004 году (N 11, 12), в 2005 году (N 2, 4, 7, 8, 11, 12), продолжены в 2006 году (N 2).

Александр Казинцев пишет, что он стремился обобщить “результаты деятельности системы “Путин” за шесть лет” и хотя бы отчасти преодолеть тот информационный голод, который существует в стране, “особенно после перехода основных телеканалов под государственный контроль”. Автор либо сам являлся свидетелем описываемых событий, либо черпал факты из публикаций в прессе и систематизировал их.

А. Казинцев не видит тех улучшений жизни, стабильности и безопасности граждан, о которых вещают ежедневно каналы российского телевидения: “Взрывы, некогда открывшие Путину дорогу в Кремль (после обещания “замочить террористов в сортире”), сопровождают всё его правление. И если ту или иную катастрофу, теракт или случай гибельного разгильдяйства (вроде затопления подводной лодки К-159) нельзя прямо поставить в вину Путину, то за положение в стране президент безусловно несёт всю полноту ответственности”. По мнению А. Казинцева, разгул терроризма в России объясняется слабостью государства. А слабость государства заключается в отсутствии политической воли и в недостатке военных средств, чтобы достойно ответить на вызов.

Подобная слабость отчетливо проявилась и во внешнеполитической стратегии российского руководства. В самый разгар “оранжевой” революции Казинцев побывал в Киеве. Из разговоров с участниками событий автор выясняет, что там никто и не пытался скрывать причастность к событиям “западных благотворителей”.

В свете продолжающейся нестабильности на Украине особенно остро встает вопрос об отношениях с братской Белоруссией. А. Казинцев призывает наших политиков перестать злословить в адрес президента А. Г. Лукашенко: “Белоруссия для нас — единственное окно в Европу. Захлопнется — мы окажемся отрезанными от Старого Света”.

Проблемам взаимоотношений современной России с “глобализирующимся” Западом посвящены многие публикации журнала.

Л. Ивашов в статье “Россия в геополитической системе координат” (“НС”, 2005 г, N 4) показывает, что “один из главных претендентов на глобальную гегемонию — мировая финансовая олигархия — не обеспечивает устойчиво развитие человеческой цивилизации и даже, усиливая свою финансовую мощь и влияние в современных глобалистических процессах, подвигнет мир скорее к хаосу, нежели к стабильности”. Поэтому именно Россия, обладающая всеми объективными параметрами великой державы (обширной территорией, богатейшими природными ресурсами, высоким интеллектом населения) “потенциально способна стать лидером мира, альтернативного тому новому мировому порядку, который навязывают США и транснациональная мафия”.

Оценка последствий обсуждаемого российским правительством присоединения нашей страны к ВТО (Всемирной торговой организации) дана в статье экономистов Сергея Глазьева и Зарины Аюфовой “Россия и ВТО: преимущества и потери” (“НС”, 2005, N 2). Авторы заключают, что Россия выиграет меньше, чем проиграет. Доктор экономических наук Борис Ключников также предлагает отказаться от “скоропалительного вступления” России во Всемирную торговую организацию: “Те, кто господствует в ВТО, не позволят России занять какие-либо выгодные позиции в международном разделении труда” (К л ю ч н и к о в Б. Что придёт на смену монетаризму? “НС”, 2005, N 10).

По мнению ряда авторов журнала, для противодействия глобальной экспансии Запада необходимо воссоединение всех (или большинства) государств, входивших в своё время в состав СССР. Как отмечает экономист и политолог Михаил Делягин, “пример той же Германии показывает, что воссоединение разрозненного народа высвобождает колоссальную позитивную энергию, придающую огромный импульс общему развитию и позволяющую постепенно изживать самые глубокие и болезненные разногласия (Д е л я г и н М. Возрождение России. “НС”, 2005, N 1). Теме интеграции братских славянских народов посвящены интервью и статьи Президента Беларуси А. Г. Лукашенко, в частности специально написанная для “Нашего современника” статья “Единение — это наш выбор” (“НС”, 2005, N 12).

Проблемам современного образования, молодёжной политики государства, сохранения духовного потенциала России были посвящены многие публикации постоянного автора журнала Ирины Ивановны Стрелковой. Так, в статье “Куда пойдёт учиться Россия?” (“НС”, 2005, N 4) И. Стрелкова полемизирует с ректором Высшей школы экономики Я. И. Кузьминовым, предлагающим сократить количество обучающихся в вузах, поскольку “потребности рынка гораздо меньше выпуска системы образования”. Стрелкова доказательно оспаривает эти доводы ректора “престижного” вуза. Как отмечает автор статьи (опираясь на данные международных экспертов), сегодня в России только 5 процентов рабочих имеют высшую квалификацию. Средний возраст квалифицированного рабочего в России — 55 лет. У молодёжи нет профессиональной подготовки, и система профессионального образования давно разрушена.

О необходимости поддержки национального высшего образования высказался ректор МГУ, академик РАН В. А. Садовничий в беседе со Станиславом Куняевым, Геннадием Гусевым и Александром Казинцевым (Высокое служение России. “НС”, 2005, N 4). По мнению ректора главного университета России, “страна только тогда страна, когда человек по таланту может поступить в любой её вуз. Независимо от того, как далеко он живёт. И насколько богата его семья”.

Ещё одна тема глубоко волнует авторов журнала — необходимость патриоти-ческого воспитания молодёжи. Директор Центра военно-патриотического и гражданского воспитания при департаменте образования города Москвы Р. С. Акчурин в беседе с редактором отдела публицистики “НС” А. Кожевниковым высказался за положительный опыт социалистической воспитательной системы: “Этот опыт нельзя сбрасывать со счетов, забывать его…… Какой бы строй у нас в стране ни был, государство должно воспитывать своих граждан патриотами” (“НС”, 2005, N 7). Некоторые важные стороны этой проблемы отражены в беседе заместителя главного редактора Г. М. Гусева с писателем А. А. Лихановым (Дети — это наше всё. “НС”, 2005, N 9). “Патриотическое воспитание — это не только преподавание истории и традиций, это и семейный детский дом, и детская литература, и воспитательные программы телевидения. И равные стартовые возможности для всех юных граждан”.

Большинство авторов, печатавших свои публицистические произведения в “Нашем современнике”, — люди широко известные, проявившие себя в других областях науки или искусства помимо журналистики. Один из активных авторов, С. Г. Кара-Мурза, доктор химических наук, своё вхождение в журналистику считает жизненной необходимостью: “Пока у нас была надёжная держава, я, как и почти все, не заботился об осмыслении нашей жизни…… Став жертвами разрушения, мы обязаны подняться над болью и гневом, стать и летописцами, и предсказателями……”. Однако отнюдь не учёные звания авторов определяют появление той или иной статьи на страницах журнала. В “Нашем современнике” могут быть напечатаны только те авторы, чьи взгляды на политику, науку, экономику не противоречат фундаментальным установкам редакции, сложившимся под воздействием трудов В. В. Кожинова, А. С. Панарина, А. А. Зиновьева, Н. А. Нарочницкой, А. И. Казинцева.

Большинство публикаций 2005 года — большие аналитические статьи. Аналитическая публицистика “Нашего современника” научна по подходам к проблемам истории, экономики и культуры. Читатель получает исчерпывающую информацию по интересующим вопросам. Авторы предоставляют каждому читателю возможность сформировать собственное мнение, опираясь на факты и ничего не принимая на веру. Однако позиция редакции чётко прослеживается от публикации к публикации.

“Наш современник” рассчитан на широкую читательскую аудиторию. Это обстоятельство заставляет авторов предъявлять определённые требования к языку и стилю всех публикаций. Можно без преувеличения сказать, что данное условие журналом неуклонно выполняется: материал излагается доступно, понятным языком, с минимальным количеством научных терминов, причём они всегда поясняются. Большие статьи чаще всего разбиты на части, каждая часть имеет выразительный подзаголовок, несущий информацию о сути повествования, что значительно облегчает понимание смысла.

Ещё одна заметная черта, присущая публицистике “Нашего современника” — это широкое использование приёмов художественной прозы (назовём, к примеру, замечательный очерк Валентина Распутина о Кругобайкалке). Александр Казинцев так объясняет свои “отступления”, в которых отражены картины современной жизни, например конные скачки с участием президента, шумное торжество в мастерской Зураба Церетели, открытие “памятника старому еврею”, буйство свадеб детей высокопоставленных особ на фоне разгона демонстрантов, недовольных законом о монетизации: “…Образ жизни накладывает отпечаток и на психологию лидера, и на его действия. На политику, проводимую им. К тому же, если присмотреться к великосветской тусовке, то обнаружится: участие в ней принимают те же самые руководители, которые разрабатывают бесчеловечные законы, делающие нашу жизни ещё труднее” (А. К а з и н ц е в. Менеджер Дикого поля. “НС”, 2005, N 7).

Публицисты “Нашего современника” не чураются высоких слов и пафоса. Особенно когда речь заходит о русской истории. И уж, конечно, нельзя назвать “сдержанной” речь Александра Казинцева, Бориса Ключникова или Сергея Кара-Мурзы. “Тревожные ноты в отношении к миру и беспокойство за его судьбы” можно услышать нередко, а вот пессимизма и скепсиса на страницах журнала никогда не было.

Назвав себя патриотами, авторы и члены редколлегии не могут не думать о будущем своего Отечества, а именно о смене — молодом поколении. Творчеству молодых посвящаются не только отдельные страницы, но и целые номера журнала. В 2005 году это третий номер. Публицистика “молодёжного” номера была представлена статьями историков и журналистов А. Елисеева “Кто развязал “большой террор”?”, Сергея Сергеева “…Люблю только один русский народ…”, Сергея Сидоренко “Нужна ли “украпнцам” Россия?”. Большие надежды журнал возлагает на творчество Александра Репникова, который неоднократно печатался в “Нашем современнике”, а в “молодёжном” номере выступил со статьёй “Из истории отечественной военной контрразведки”, посвящённой 60-летию Великой Победы. Кроме вышеназванных авторов на страницах журнала неоднократно появлялись материалы историков и публицистов: Вардана Багдасаряна, Елены Галкиной и Юлии Колиненко, Владимира Гусева, Александра Ефремова, Алексея Кожевникова, Всеволода Меркулова, Дмитрия Чёрного и др. Нередко молодые патриоты становятся героями публицистики журнала. Характерный тому пример — интервью с лидером Авангарда красной молодёжи (АКМ) Сергеем Удальцовым.

Публицистика журнала “Наш современник” — значительное явление культурной и общественно-политической жизни страны. Редакции удалось образовать тесный круг постоянных авторов, прекрасно ориентирующихся в происходящих событиях, обладающих фундаментальными знаниями в различных областях науки, хорошо знающих историю и умеющих опираться на её уроки. Понятия чести и справедливости, гуманизма и сострадания, гордости и патриотизма для них не пустой звук. Любовь к Отечеству, к родной земле, к своему народу, вера в его будущее проходят через все публикации. В “дикое” время рыночной экономики журнал не поставил себе целью обогащение, он борется за души и сердца своих читателей — за те высоты, которые “отдавать нельзя”.

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Воспоминания Н. И. Рыжкова, публикуемые в “Нашем современнике”, поднимают массу важнейших вопросов. Главный — о развале Советского Союза. Много выдвинуто теорий на этот счёт. Но в народе тогда (и теперь) основной причиной считают пустые прилавки. Стало известно, что перебои с продовольствием в конце 80-х — начале 90-х годов были организованы. Об этом в открытую пишет Г. Попов. Какие меры принимались правительством, когда около Москвы стояли составы с продовольствием, грузовиками вывозилась колбаса на свалку, а полки в магазинах были пустыми? Правда это или ложь? И почему сейчас закупается 80% продовольствия за границей, а в то время нельзя было закупить?

Далее. Зачем дали директорам свободу устанавливать зарплату себе и своим работникам? Ведь эти деньги не были обеспечены товарами. Почему деньги пустили в оборот, а товарами не обеспечили? Это дело правительства. Поэтому-то народ и считает, что причины развала Союза — экономические, которые спровоцировали и политические, и национальные, и прочие. Правильно это или нет — вот о чём хотелось бы просить рассказать Н. И. Рыжкова.

Хотелось бы также узнать, почему правительство стояло в стороне от антиалкогольной кампании (все Лигачёв да Соломенцев, а что же глава правительства?), почему не получилось ускорения научно-технического прогресса, почему, к примеру, авиационным заводам давали делать бумагоделательные машины и шкуросдирающие станки (заранее знали, что скоро порежут много скота и потребуются машины для выделки шкур?). Вопросам нет конца. Но хотелось бы услышать ответы на них из уст непосредственного участника тех событий.

Спасибо Вам, Станислав Юрьевич, за Вашу патриотическую деятельность, за Вашу борьбу с ложью о нашем недавнем прошлом! “Наш современник” — самый правдивый и интересный журнал.

Юрий Борисович Вараксин,

ветеран труда,

работающий пенсионер

Здравствуйте, уважаемый Станислав Юрьевич!

Ещё в апреле я звонила в редакцию журнала, говорила с зав. редакцией, почему в передаче “Новая библиотека” (на “Радио России”) в обзоре литературных журналов никогда (с января этого года я слежу за этим) не информируют о журнале “Наш современник”. Я сказала, что хотела бы туда, на радио, позвонить. Я звонила, но мне ответили, что П. Алековский, автор передачи — приходящий; предложили написать ему.

Я написала в редакцию “Радио России” по поводу передачи “Новая библиотека” и отправила письмо (с моими вопросами, недоумениями и предложениями). Долго обдумывала, наконец-то собралась, решилась. Надеюсь на ответ. Тем более, что я звонила также в Федер. агентство по печати, и мне сказали, что “Радио России” обязаны письменно ответить. Обидно, что такой достойный журнал обделён вниманием “Радио России”, в то время как “Знамя”, “Новый мир” и другие звучат еженедельно.

P. S. Хочу сердечно поздравить Вас, Станислав Юрьевич, с присуждением премии Союзного государства России и Белоруссии за перевод поэмы “Песня о зубре”. Это очередное и почётное признание Вашего таланта, высокого художественного мастерства. И главная идея, содержащаяся в Вашей работе — объединение братских славянских народов — достойна воплощения!

С уважением,

Валентина Егоровна Путилина

г. Чкаловск Нижегородской обл.

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Будучи глубоко обеспокоены судьбой Союзного государства России и Белоруссии в связи с последними требованиями Газпрома о более чем 4-кратном увеличении цены на российский газ для Белоруссии, мы обращаемся к Вам, известному поборнику восстановления и укрепления союза государств, образовавшихся на постсоветском пространстве, с призывом активно выступить в поддержку позиции Белоруссии в переговорах с нашими радикальными рыночниками.

Мы считаем абсолютно неприемлемым и аморальным примитивно рыночный подход в отношениях с Белоруссией, учитывая наши исторические многовековые братские связи, роль Белоруссии в обеспечении нашей общей обороноспособности, её позицию в вопросе сохранения на постсоветском пространстве русского языка и культуры, а также её неисчислимые жертвы, понесённые при защите нашей Родины в Великой Отечественной войне.

Наши взгляды разделяются множеством граждан России и, насколько можно судить по выступлениям в прессе, многими известными общественными деятелями нашей страны.

Со своей стороны мы готовы оказать любую посильную поддержку акциям патриотической общественности в защиту укрепления братских отношений России и Белоруссии, включая коллективные обращения в органы государственной власти, сбор подписей, проведение пикетов и др.

С уважением,

сотрудники Центрального института

авиационного моторостроения им. П. И. Баранова:

А. Н. Крайко,

д. ф.-м. н., академик РАЕН,

засл. деятель науки и техники РФ,

И. В. Алексеев,

заместитель генерального директора,

Г. Б. Парфёнов,

к. т. н., заместитель генерального директора

и др. (всего 10 подписей)

г. Москва

Уважаемая редакция, здравствуйте!

Подписался бы под каждым письмом, поступающим в ваш журнал. Хорошо все говорит Г. А. Зюганов, но равновесия нет — силовые структуры всё перевешивают плюс интернационализм. Пришёл к власти еврейский народец и всё поедает поедом, и всё выкачивает в пользу Запада. Наш В. В. на 9 мая хоть бы доброе слово проронил о русском народе. Хотелось бы, чтобы вы поделились с нами статистикой — какой народ сколько потерял за 1941-1945 годы, про революцию как бы ясно. Благодарен за защиту М. А. Шолохова, вот опять дьяволёнок из 5-й колонны влез и напакостил. Пока Россия не избавится от них, не будет здесь нам жизни.

Мне по TV довелось увидеть, как ОМОН лупит дубинками в центре Москвы наш родной народишко. Ату их, русских, облезлых, стерпят, проглотят…… Пока мы, русские, не восстановим равновесие, пока не восстановим уважение к себе с помощью СМИ, убрав оттуда немедленно русофобскую идеологию и неприкрытую ненависть к нам, не будет нам жизни, будем вымирать. Надо немедленно сказать: или мы нация достойная, нужная в России, или наше место займёт вот эта шелупонь. Нам нужны такие, как Лукашенко, а правильно говорящих — у нас их легионы. Может, и не надо бы так ругаться, но уж больно большой минус нам во всём. Сейчас бомбят Ливан внаглую, специально подгадали под сборище “восьмерки”…… Арик Шарон открывал глазки — ТV захлёбывалось от счастья, но когда замерзли более 40 человек в Сибири — почти со смехом, вскользь: “Да, наверно, бомжи!”.

…Хотелось бы услышать в Вашем журнале митрополита Кирилла: он сказал о чужом кафтане, который на нас пытаются надеть, но в нас пытаются затолкать и чужую душу……

В. Н. Жеребцов

пос. Новобурятский Амурской обл.

Уважаемая редакция!

В советское время была монополия на водку и прочее спиртное. За счёт водки обеспечивали бесплатное образование, медицинское обслуживание, содержали армию. А сейчас что творится? Легче и дешевле помереть, чем обратиться за медицинской помощью. Вузы стали достоянием детей только богатых родителей. Каждая вторая бутылка водки, коньяка, вина, шампанского — поддельная. Россияне-бедняки пьют суррогаты типа “Композиции”, “Трои” и т. д. И мрут как мухи. Смертность превышает рождаемость в два раза. Ведь в конце концов Россия совершенно обезлюдеет. И никому до этого нет дела. Главное — в космос летаем.

Вместо россиян нишу заполняют кто угодно: вьетнамцы, китайцы, таджики, азербайджанцы и т. д. Не исключено, что со временем китайцы Дальний Восток тихой сапой присовокупят к своей территории. Почему все московские рынки отданы на откуп азербайджанцам? Российскому фермеру на рынках делать нечего, разве что за бесценок отдать продукцию перекупщикам. Гибнет российская деревня, гибнет не по своей вине. Её губят вполне сознательно. Исчезает настоящий кормилец России. В конце концов обезлюдевшие пространства можно будет продать толстосумам, заселить той же дешёвой китайской рабочей силой.

Моя нищенская пенсия — 2446 рублей. Но ведь сколько работающих получают зарплату в два раза меньше! Что уж тут говорить о прожиточном минимуме. Если всё посчитать как надо, то потребительская корзина будет не 2800 руб., а в два с лишним раза больше. Объявят о повышении пенсии на 100 рублей, а на второй день цены уже делают скачок вверх.

Мне до льгот не хватает четырёх лет стажа. При такой дикой безработице нечего и думать догнать стаж. Госдума вырешила годы учёбы в вузах, время по уходу за ребёнком включать в трудовой стаж. Ан, нет. У сенаторов во главе с господином Мироновым, видите ли, денег на это нет. А господа министры сидят на деньгах, ломают головы, куда их деть.

Зачем было отдавать нефть, газ, электроэнергию на откуп частникам-монополистам? Жить на налоги, от которых многие умело уходят, никуда не гоже. Они диктуют цены, получают сверхприбыли. Считают, что от природных ресурсов надо жить на доходы, а не на налоги. Оплата за коммунальные услуги совершенно неразумна. У большинства населения и возможности-то нет их оплачивать.

Почему миллиардерам дана возможность безнаказанно грабить Россию, вывозить капитал за границу? Хоть бы в России вкладывали награбленные деньги. Так нет. Лучше скупать виллы, яхты, футбольные клубы. Все знали, что Березовский — мошенник, вывез за границу миллиарды долларов. Нет, отпустили с миром, а потом объявили в международный розыск. А он и ухом не ведёт, да ещё из-за границы Россией управлять норовит. Как Англия, Америка не будут рады таким гостям? С улыбками на лицах они делают всё возможное, чтобы Россия скорей сдохла.

По телевидению только кровь, разврат и насилие. Кого воспитаем-то на этом? А сколько бездомных несовершеннолетних бродяжек. Кто из них вырастет? Ясно, что матёрые бандиты. При Дзержинском бродяжек было меньше. Он из них делал людей. А мы только руками разводим. Пусть бы такие, как Абрамович и ему подобные, содержали и бомжей, и бродяжек. В конце концов это наши люди, россияне. И они не виноваты, что так сложилась их судьба.

Не надо мне такого капитализма. Не только у меня, вообще в глубине народа зреет бунтарский дух. И не дай Бог, если он выплеснется наружу. Тут уж не оранжевой революцией запахнет!

В. П. Поросков,

п. Куеда Пермского края

Уважаемая редакция!

Стало обычным делом по телевидению, в прессе поливать грязью прошлое России и русский народ. Взять хотя бы публикации в газете “Аргументы и факты” за 2005-2006 годы, интервью с некоторыми представителями московской либеральной интеллигенции, “знатоками” истории России и русских обычаев. Певец Шевчук: “русский человек ищёт льгот, халявы”. Писатель Б. Васильев: “Самая милая работа для русского человека ничего не делать, а ещё и деньги получать”. О том же говорили Жванецкий и Плисецкая. Жванецкий, причисленный московским бомондом к лику живых классиков “русской” литературы, заявляет — его кумирами являются Чубайс и Гайдар.

Учитывая, что Жванецкий — культовая фигура, “священная корова” для определённой части российской интеллигенции, хотелось бы поконкретнее остановиться на его высказываниях. “Была у нашего народа, — заявляет Жванецкий, — вековая мечта — чтобы всё было как в сказке: лежишь на печи, а все желания твои исполняются”.

Сразу возникает вопрос — какой народ он имеет в виду, потому что в России живут сотни народов, в том числе и евреи, к числу которых он сам относится. Если Жванецкий имеет в виду русский народ, то, как известно, за всю свою тысячелетнюю историю он никому не дал себя победить и поработить, несмотря на постоянные попытки добиться этого как с Запада, так и с Востока. Свободолюбивая Франция за 40 дней легла под Гитлера практически без сопротивления и своей промышленностью помогала немцам воевать против русских, которые её и освободили. Но никто не утверждает, что французы — рабский народ. Что касается лени, то спрашивается: кто же строил огромное и богатейшее государство в исключительно трудных климатических и внешнеполитических условиях? Неужели одни евреи в течение последних 100 лет? Безнравственно требовать от русских трудовых подвигов во враждебном к ним государстве, руководство которого обеспечивает лишь интересы олигархического клана, значительную часть которого составляют евреи. Русские знают также, почему евреи при их незначительной численности в составе населения страны оказались в гуще преступной приватизации.

Не секрет, что основная масса евреев сконцентрирована в Москве и Петербурге, и благодаря Ельцину, продавшему Россию за пол-литра жуликам, иные из них преуспели в деле ограбления страны, используя в обязательном порядке не столько “лишние извилины” (как некоторые еврейские шовинисты любят оправдывать свой “успех”), сколько кастовую солидарность и кагально-местечковую психологию и мораль.

На недавней большой пресс-конференции Путин заявил о главной заслуге Ельцина перед историей — “он дал свободу”. Народ понимает эти слова как свободу грабителям. Ельцин позволил шайке младореформаторов-живодёров — Гайдару, Чубайсу, Коху и др. — разграбить народное достояние. “Семья” отдала жуликам нефтяные скважины, заводы и банковскую систему. Собственность покупалась не за счёт денег участников так называемых залоговых аукционов, а за счёт бюджетных средств. Как установила Счётная палата, большинство залоговых аукционов — мошеннические сделки.

Великий писатель В. Распутин ещё в 1998 году газете “Аргументы и факты” разъяснил: “После 91-го года дано было высочайшее соизволение: воруйте, грабьте, не жалко. Для этого грабёж достаточно назвать реформами…… Началось повальное растаскивание народной собственности, сказочное обогащение верхушки”. Государство, возникшее на этой почве, не может не быть антинародным, бездуховным и безбожным.

Благодаря Ельцину власть оказалась в руках космополитичной бездуховной американизированной части российского общества. Но ведь Ельцин давно не у власти, почему же создаётся впечатление, что российское телевидение, радио, пресса старательно исполняют указания Гитлера и Даллеса? Не поддаётся объяснению, почему руководители государства, которому принадлежит телевидение, не видят, что происходит “денационализация” и дебилизация народа, целенаправленное замалчивание, игнорирование и искажение русской истории и культуры. Кроме пошлой развлекаловки, распоясавшейся рекламной и попсовой мафии, а также суррогатного киноискусства (детективы, халтурные сериалы, развлекательные фильмы для богатеньких и т. п.), нормальный зритель ничего не видит на экране телевизора. Исключение составляют старые добрые советские фильмы и фильмы Бортко. Продюсером фильма “Есенин” был К. Эрнст, руководитель Первого канала, и он сделал всё возможное, чтобы дискредитировать великого поэта. Если Есенин в течение всех десяти серий рекламированного фильма не просыхал от пьянства и безобразничал, то кто же создавал вечную поэзию? Чтобы смешать с грязью образ великого национального поэта, собрали все сплетни и слухи — пусть молодёжь отвернётся от своей культуры. Жизнь нынешней России сведена к сплошному негативу и пошлости. Одна программа поп-дивы Милявской “Без комплексов” чего стоит. Руководители телеканалов стараются напичкать экран фильмами и сюжетами на криминальную тему. Зритель находится под непрерывным обстрелом негативной информации, что вполне можно приравнять к информационно-психологическому терроризму. Кто смотрит московское телевидение, неизбежно приходит к выводу: Россия — погибающая страна, не имеющая ни прошлого, ни будущего. Не верится, что власть умышленно не замечает этой политики телевидения, по существу, враждебной будущему страны. Скорее здесь проявляются недостатки культурного и духовного уровня самих властей. Никакие социальные программы, никакая национальная идея не осуществимы без национальной культуры и духовности. Государство, общество, церковь должны немедленно начать борьбу за духовное здоровье россиян, и это возможно, были бы желание и политическая воля, иначе Россию ничто не сможет спасти. Бездуховные, оторванные от национальной культуры и традиций люди неспособны на подвиги во имя народа.

Николай Данилович Ивлев

Крым

Станислав Юрьевич!

В сентябре, как пить дать, начнётся свистопляска по поводу Бабьего Яра.

Хорошо бы в связи с этим осветить предшествовавшую расстрелам в Бабьем Яре трагедию киевского подполья! О ней мельком говорится в повести Порфирия Гаврутто “Тучи над городом” (изд-во “Сов. Россия”, 1968) на стр. 165-166. Тогда некто Коган (до оккупации Киева комсомольский работник) выдал немцам более тысячи подпольщиков. Они были схвачены и немедленно расстреляны. Упоминается Коган и в эпилоге повести на стр. 256.

Не удивительно ли?

Казалось бы, после 1941-1945 гг. отношения между Россией и Германией должны были стать, мягко говоря, неприязненными. Но ничего подобного не произошло.

А вот наши отношения с гораздо более близкой нам по менталитету славян-ской Польшей из рук вон плохи уже аж несколько столетий!

Не пора ли русским и полякам общими усилиями ликвидировать этот гнойник? Не пора ли собраться вместе влиятельным российским и польским персонам и обсудить главное: что нам сделать для нормализации наших отношений? Как нам жить дальше?

Благополучия Вам.

Александр Лаптев

г. Кондопога,

Карелия

 

Виктор СМИРНОВ, КОМУ ПРИНАДЛЕЖИТ ТВАРДОВСКИЙ?

Я повторяюсь. Ведь именно так: просто и, на мой взгляд, справедливо — ровно десять лет назад назвал я свой вполне лояльный, более того, по-смоленски учтивый, добрый ответ глубокоуважаемым дочерям Александра Твардовского на их довольно-таки суровое письмо, опубликованное в газете “Известия”. Оно, по крайней мере, для меня, грешного, прозвучало как гром среди ясного неба. Одно название чего стоит: “Защитите Тёркина от премии”! Досталось там на орехи не токмо мне, но родному Союзу писателей России, а заодно и Министерству обороны РФ вкупе с Администрацией Смоленской области и даже писательской организации Смоленщины. Спрашивается: за что такая немилость со стороны возмущённых знатных дам? А за то, что смоляне, горячо поддержанные столичной общественностью, не посоветовались с дочерьми прославленного земляка. Что ж, может быть, отчасти они и правы. Но стоило ли затевать на всю вселенную такой сыр-бор? Ведь дело можно было уладить мирным путём.

Свой скромный, в духе мягкого несогласия с их просвещённым мнением, ответ я, по поручению СП России, напечатал в газете “Литературная Россия”. Ответа от обиженных чад не последовало. И я посчитал: Валентина и Ольга Твардовские вняли моему тихому провинциальному мнению. И — успокоились.

Ан не тут-то было! Выждав довольно-таки долгий срок — аж десять лет! — они ещё раз, только теперь уже в самом популярном областном органе, именуемом “Смоленская газета”, вторично публикуют без всяких изменений своё известинское лютое письмо с небольшим, но, несомненно, чересчур не по-женски резким добавлением “В редакцию “Смоленской газеты”.

И вся беда, по-моему, в том, уважаемые дочери, что, возобновив некрасивое сражение за премию, носящую светлое имя отца, вы на этот раз подбросили хворост уже не под литературный, но — политический котёл, пошли в яростное наступление на несчастную, нищую Смоленщину, которую так беззаветно любил и воспевал ваш отец. Я уверен: он, с присущей ему прямотой и суровостью, по-отцовски строго осудил бы ваше неуёмное рвение. И был бы огорчён. Но — прав. Потому что вы хотите отобрать у нас, смолян, одну из немногих радостей: премию Твардовского. И дело тут совершенно не в деньгах: у нищих и премия нищая — всего лишь десять тысяч в рублевом исчислении. Но нам, смолянам, дорого другое: выкованное из чистого золота Имя Поэта. И вы хотите у нищих отобрать последнее — праздник души. А он озаряет наши угрюмые лица лишь раз в году: когда на хуторе Загорье, родине поэта, лучшим из лучших в торжественной, солнечной обстановке руководством области и Починковского района вручается эта замечательная премия.

Догадываюсь, что вы внимательно следите, кто именно становится лауреатом сей престижной награды, и делаете соответствующие вашим взглядам, которые, повторяю, всё более и более политизируются, печальные для вас выводы: “Ежегодные награждения премией “Василий Тёркин” явно не учитывают ту высокую планку, которую он (Твардовский. — В. С.) установил в литературе. Мы считаем, что среди лауреатов премии “Василий Тёркин”, составляющих уже многочисленный отряд, затруднительно называть тех, чьи произведения соответствовали бы идейно-эстетическим критериям Твардовского — поэта и редактора”.

Безоговорочно согласен лишь с одним: высочайшая, порою даже беспощадная требовательность А. Т. ко всем без исключения авторам была широко известна. И однажды мне довелось быть невольным свидетелем этой по-бунински суровой стороны его дара. Впервые оказавшись в его новомировском редакторском кабинете, где он решал мою будущую судьбу, я, окрылённый его добрым отзывом о моих наивных, юношеских стишатах, радостно вытащил из жалкой поэтической рукописи знаменитый портрет Есенина, где он сфотографирован в цилиндре и с тростью. И, сияя от счастья, по-детски доверчиво спросил: “Как Вы относитесь к этому человеку, Александр Трифонович?” Он сразу посуровел и по-юношески задиристо своим характерным голосом произнёс: “Во всяком случае, не так, как вы!” Я испуганно онемел, но всё-таки упрямо признался: “Я его очень люблю, Александр Трифонович!” “Я так и знал, я так и знал!” — удручённо вздохнул мой высокий благодетель. И, цитируя некоторые есенинские строки, от которых я минуту назад был в полном восторге, уже одним насмешливым тоном этого цитирования он дал понять, что я ни бельмеса не разбираюсь в стихах. Я же, по молодости и глупости, решительно и бесповоротно встал на защиту своего любимца, совершенно не понимая того, что им, двум русским гениям, есть о чём поспорить. И горе тому, кто осмелится путаться у них под ногами.

Ещё более холодно относился мой непостижимый земляк к Маяковскому. Но мы, ныне искушённые в загадочных отношениях титанов друг к другу, с горечью, по крайней мере я, узнаём вдруг, как неоднозначно Ахматова относилась к поэзии самого Твардовского…

Однако я, кажется, отклонился от главной темы: совершенно уничижительное отношение дочерей А. Т. к лауреатам премии, носящей его имя. И тут я, как говорится, принимаю вызов.

Виктор Боков. Разве это не выдающийся русский поэт? Разве его знаменитый “Оренбургский пуховый платок” не вышибает слезу у двух уважаемых дам? И Твардовский, не очень-то щедрый на похвалу, любил и ценил Бокова. И говорил заботливо Людмиле Зыкиной: “Берегите Бокова. Он — истинный ребёнок!”

Михаил Ножкин. Народный артист СССР. Поэт, музыкант, исполнитель. Когда он проникновенно поёт свою самую известную, ставшую народной, песню “А я в Россию домой хочу, Я так давно не видел маму”, — каждая русская душа, не убитая бездарной попсой, откликается болью и радостью.

Владимир Костров. Разве не известен этот чудесный поэт всей читающей России? Тонкий, чуть печальный лирик.

Валентин Устинов. Поэт могучего русского размаха.

Предвижу вполне уместный упрёк разочарованных дочерей: дескать, лауреатский список впечатляет, но он же весь насквозь — московский. А где же Россия, которую, уже будучи классиком, вдохновенно исколесил жадный до родных просторов отец? Не он ли, не мудрствуя лукаво, признавался:

Я в скуку дальних мест не верю,

И край, где нынче нет меня,

Я ощущаю, как потерю

Из жизни выбывшего дня.

А вот она, та самая, пока ещё необъятная матушка Россия, отличных поэтов которой традиционным хлебом-солью ласково встречал и лучисто венчал хутор Загорье премией имени своего ясноглазого сына: Андрей Тарханов (Ханты-Мансийск), Ирина Семёнова (Орёл), Иван Варавва (Краснодар), Ольга Фокина (Вологда), Наталья Харлампьева (Якутия), Виктор Будаков (Воронеж)…

Уверяю зорко наблюдающих с командного пункта дщерей: ни единого графомана, которые, как хорошо известно, обладают гениальными пробивными способностями, среди лауреатов нет и не будет.

Однако украсить, взбодрить, заставить сиять новыми впечатляющими гранями премию удалось, пожалуй, единственному человеку — Твардовскому. Да, да, именно ему: Твардовскому. Ивану Трифоновичу. Ибо такого в истории современной литературы, пожалуй, ещё не было: чтобы младший брат получил премию имени старшего. И получил не за близкое родство. А — за подвиг. Вернее, даже два подвига. Первый: он восстановил родной хутор Загорье тютелька в тютельку таким, каким смастерил его отец, первый кузнец в округе. Ну, а один из его пяти сыновей, то есть Иван Трифонович, блеснул своим недюжинным даром столяра-краснодеревщика. Из-под его тяжёлых, мозолистых рук хутор-хуторок выпорхнул в синие небеса, как сказочная жар-птица.

Хватило у него сил и воли и на второй, не менее впечатляющий подвиг: своими грубыми, узловатыми от постоянных трудов праведных пальцами, упрямо сжимающими непослушное перо, он создал единственную в своём роде книгу о своей семье. И назвал её, идя по стопам старшего брата, броско и незабываемо: “Родина и чужбина”. Ведь автору сего могучего труда пришлось изведать, что такое фашистский плен. Хлебнул он вдоволь и лагерного сибирского лиха. Книга получилась трагической и светлой одновременно. Я горжусь, что эта потрясающая исповедь увидела белый свет не без моего участия.

И хлынул непроглядной тучей народ на знаменитый хутор. Господи, кого здесь только не было! И всесветно знаменитые писатели: Виктор Астафьев, Борис Можаев, Сергей Залыгин, кстати, прихвативший с собой чуть ли не всех сотрудников “Нового мира”. Со всех концов мира не ожидавшему такого стечения обстоятельств автору возрождённого родового гнезда и потрясающей книги письма приходили буквально каждый день, и, без преувеличения, мешками. И убелённый, сияющий седым облаком творец денно и нощно читал сии сердечные послания. И ни одного, поверьте мне на слово, письма не оставил без ответа.

А ранним росистым утром он опять стоял на крылечке своего дома — своей сбывшейся мечты. И, щуря наивные, как васильки во ржи, глаза, ждал главных гостей: дочерей А. Т., своих дорогих племянниц. Хотел обнять их по-родственному, расцеловать, показать вновь народившуюся на свет усадьбу: избу, сенной сарай, кузницу, колодец, из которого сотни, нет, тысячи гостей попробовали на вкус самую чистую, самую земную, самую небесную в мире хуторскую воду. Звал, но не дозвался. Не приехали…

Что им затерявшийся в провинциальной глуши тихий хуторок? И, может быть, невдомёк весьма интеллигентным, образованным дочерям, что, став городским жителем, отец задыхался без родных загорьевских просторов. И, невзирая на огромную занятость, приезжал сюда, чтобы пасть ниц в объятья той земелюшки, которая нянчила на своих плечах родовое гнездо. Да-да, так оно и случилось однажды. Александр Трифонович, продравшись сквозь ликующую лебеду и непокорный бурьян к тому месту, где ютился до войны отчий угол, попросил многочисленное районное и областное начальство, сопровождавшее первого советского поэта, оставить его одного. И важные чиновники понимающе кивнули и удалились, так сказать, покурить. Идёт время. На усадьбе в Сельце, центре совхоза, ждёт не дождётся собранный по случаю приезда знаменитого земляка со всего района крестьянский люд, а его и след простыл. Встревоженное начальство, поглядывая на часы, осторожно вернулось туда, где остался один на один с одичавшей отчей землёй знатный гость. И, потрясённые увиденным, видавшие виды чиновники онемели: поэт лежит вниз лицом и задыхается от рыданий…

Не эти ли жгучие слёзы родственно позвали Ивана Трифоновича из Сибири на Смоленщину? И не на этих ли горьких и пророческих слезах старшего брата бессонным радением брата младшего взошёл, красуясь ныне, как медовый подсолнух у плетня, некогда стёртый слепыми шагами времени хутор Загорье? И, наконец, не на этих ли горьких слезах боли и любви поднялась поэзия Твардовского?

И тем более до слёз было больно отцу, вдоволь, как, бывало, отец и мать, потрудившись на своём дачном участке под Москвой, записать в дневнике такое вот: “…влез во Внуково, дня три потел, кряхтел, что-то корчевал, что — пересаживал…” А затем: “молодые” (Валентина с мужем. — В. С.) с чисто горожанской невнимательностью и безразличием ко всему попирают стопами мои дорожки, взирают на мои кусты. У меня с отцом — при полярной отчуждённости психоидеологической, так сказать, было что-то общее в отношении земли, растения и цветения на ней и т. п. С дочерью — при полном соответствии общественно-политических взглядов — полная отчуждённость в отношении к этим вещам” (“Знамя”, N 7, 1999 год).

А я, глупец этакий, не раз и не два звал дочерей на Смоленщину, на родину отца. Однажды даже дозвонился до Ольги Александровны. На мои, как мне казалось, убедительные уговоры приехать на очередные юбилейные торжества, посвящённые памяти незабвенного отца, она, не дослушав меня до конца, торопливо отказалась: “Поверьте, Виктор Петрович, нам некогда. Я, например, горю синим пламенем!..” И — короткие гудки в трубке. Вот те на! На десятилетнюю тяжбу с земляками отца время находят, а приехать и поклониться его родимой земле — некогда. Вот оно и вылазит, шило-то, из мешка: вовсе и не родина отца интересует дочерей, а всего лишь — премия его имени. Заграбастали, понимаешь, отцовскую славу земляки, а мы, его кровные дитяти, в стороне остались! И премию хапают так называемые патриоты, которые, по неправедным словам дочерей, осмелились осуждать сотрудников “Нового мира”, якобы близких Твардовскому. Но близких ли?

Внешне — друзья, соратники, а ежели глубже копнуть… Тогда у Главного в записной книжке “внезапно” появляются такие вот удивительные, на первый взгляд, записи: “26.IX.1962. Неприятности с Паустовским этим, которого чёрт дёрнул просить написать о Казакевиче в “НМ”. Неприятны в этой статейке мелкоострые штучки, “независимость”, “самый живой из живых”, “всё правительство”, и “Август” Пастернака в чтении Казакевича (неразборч.) прислал для прочтения у гроба… Вообще, эти люди, эти Данины, Анны Самойловны и (неразборч.) вовсе не так уж меня самого любят и принимают, но я им нужен как некая влиятельная фигура, а все их истинные симпатии там — в Пастернаке, Гроссмане (с которым опять волынка по поводу заглавия очерка) и т. п. Этого не следует забывать.

Я сам люблю обличать и вольнодумствовать, но, извините, отдельно, а не в унисон с этими людьми” (“Знамя”, N 7, 2000 год). Комментарии, как говорится, излишни…

А вот свидетельства самого известного в мире автора “НМ” А. И. Солженицына. Дочери могут упрекнуть меня, что многих, если не всех, сотрудников А. Т. уже нет в живых. Да, конечно, о мёртвых или хорошо… Однако же сами они, разгневанные не на шутку дамы, не пощадили Нину Семёнову, давно ушедшую в лучший мир.

Итак. О Кондратовиче: “маленький, как бы с ушами настороженными и вынюхивающим носом”, “литературно-холостой Кондратович”. О Заксе: “сухой нудноватый джентльмен”, которому “ничего не хотелось от художественной литературы, кроме того, чтоб она не испортила ему конца жизни, зарплаты, коктебельских солнечных октябрей и лучших зимних московских концертов”. “Твардовский мало имел друзей, почти не имел: своего первого заместителя (недоброго духа) Дементьева; да собутыльника, мутного И. А. Саца; да М. А. Лифшица, ископаемого марксиста-догматика”. О Лакшине: “Но вот говорит Дорош: “С Александром Трифоновичем только разбеседуешься по душам — войдёт в кабинет Лакшин, и сразу меняется атмосфера, и уже ни о чём не хочется…” О Саце: “мутно-угодливый Сац, сподвижник Луначарского”.

И, конечно же, больше всего уделяет места и не жалеет впечатляющих красок автор нашумевшего тогда “Бодался телёнок с дубом” для А. Г. Дементьева, игравшего роль не только главного новомировского идеолога, но и порой замахивавшегося на… Впрочем, пусть лучше об этом скажет сам Александр Исаевич: “А особенно Дементьев умел брать верх над Главным: Твардовский и кричал на него, и кулаком стучал, а чаще соглашался. Так незаметно один Саша за спиной другого поднаправлял журнал”. И куда же, коварно пользуясь известными человеческими слабостями капитана и умело потакая им, “поднаправлял” журнальный корабль матёрый большевик Дементьев? По ком он то и дело давал сокрушительные залпы из всех орудий? А по журналу “Молодая гвардия” — маленькому островку, где горстка писателей-патриотов пыталась заговорить в полный голос о родном: о русском, национальном, народном… И до того преуспел “один Саша” в своём революционном рвении, что даже тот же Солженицын, весьма осторожный в вопросах, касающихся русского патриотизма, однажды не выдержал и пошёл строчить короткими и меткими очередями: “засохлая дементьевская догматичность”, “затхлые заклинания”, “тараном попёр новомировский критик”, “критик помнит о задаче, с которой его напустили, — ударить и сокрушить, не очень разбирая, нет ли где живого…” (“Бодался телёнок с дубом”).

Такое вот окружение. Врагу не пожелаешь…

И всё-таки я не хочу войны. Тем паче с дочерями человека, ставшего моим крёстным отцом в поэзии. Когда мне очень уж худо, я достаю из стола заветный конверт, вытаскиваю из него копию драгоценного письма в Литинститут, которое заканчивается так: “Стихи его, на мой взгляд, свидетельствуют о несомненной одарённости”. И ослепляющая, словно молния в ночи, подпись: А. Твардовский. Вот во имя его вечной памяти я от имени всех смоленских писателей и властей зову Валентину и Ольгу Твардовских в гости на хутор Загорье, где в очередной раз опять-таки самым талантливым, самым лучшим поэтам России будут вручены премии имени их отца. Праздник состоится, как всегда, 21 июня, в день рождения русского гения. Вы увидите здесь всамделишнего Тёркина. Вам поднесут обязательные фронтовые сто грамм. А на закуску — непременная солдатская каша. Тёркин, а заодно и я с ним сыграем на гармошке. И обязательно споём лихие смоленские частушки.

А перед этим постоим у святой для всех смолян могилы автора возведённого хутора Загорье — Ивана Трофимовича. Он похоронен здесь же, неподалёку. Рядом со своей верной супругой Марией Васильевной. Постоим. Помолчим. И заключим мир на виду у всего мира.

Приезжайте! Ждём вас.

P. S. Конечно же — не приехали…

 

ИННА РОСТОВЦЕВА “ОПЯТЬ НАЧИНАЕТСЯ МЕСЯЦЕВ ЛЕСТВИЦА”

Есть и должны быть поэты с длинной фанатической мыслью, считал Блок, вкладывая в это понятие одержимость художника чем-то важным, дорогим для него, сокровенным — сквозной ли темой, образами, идеей, которые он развивает годами, десятилетиями, постоянно к ним возвращаясь.

Андрей Шацков за последние годы издал несколько поэтических сборников, и в каждом из них бросается в глаза то особое трепетное внимание, с которым он всматривается в пласты православной культуры, в “отчее слово”, то самое, что, по Есенину, “изначала было тем ковшом, которым из ничего черпают живую воду” искусства.

Что это действительно так, убеждает последняя книга стихов “Осенины на краю света” (изд-во журнала “Юность”, 2005). Шацков предлагает нам прочесть её как “славянский календарь поэта” (так значится в подзаголовке), который — по мере чтения — будет открываться и как православный календарь. Ибо, по глубокому убеждению автора, православное — это прежде всего “строй души, который должен хранить и оберегать каждый”. “Строй”, “черёд”, “порядок” — ключевые слова при построении такого рода “календаря”. Он отличается строгой продуманностью в организации пространства. Не случайно же “мера” здесь рифмуется с “верой”, за единицу исчисления берётся календарный год — от Рождества до Рождества Христова. “Опять начинается месяцев лествица…”…

“Славянский календарь” открывается прологом “На этой земле”, где точно обозначенное место обитания человека на этой грешной земле, точка на карте мироздания — Россия, “восьмое чудо света, где от межи полцарства до межи”, где “звон колокольный густою октавою разбудит вчерашние сумерки синие”, “где никнут берёзы над прахом отеческим” и “будут погосты по свежим крестам считать не доживших до Пасхи”… Нам даётся своего рода лирический музыкальный ключ: восприятие мира поэтом пойдёт в контексте национальной истории, русского православия и природной географии.

“Месяцев лествица” двигается как черед сменяющихся главок — а всего их двадцать, где каждой главке предпослано от автора небольшое введение, выполняющее функцию просветительского характера. Здесь сообщается о наиболее значимых в каждом месяце церковных праздниках, являющихся душой православия и особо почитаемых в русском народе. Так, январь — это прежде всего светлое Рождество и Крещение Господне (7-19); февраль — Сретение (15); светоносный апрель — от снега до листа, от Благовещения до Пасхи, май — Радоница — “особый день поминовения усопших, приходящий на десятые сутки после Пасхи, иногда удивительным образом совпадающий с очередной датой Великой Победы” и т. д.

Эти “вводки” трудно назвать сухой справкой, хотя в них и даётся точная информация, включающая в себя старинное славянское название месяца — к примеру, межень, снежень, лютень — о феврале, и необходимые сведения из истории: как отмечался двунадесятый праздник Сретения в VI веке при византийском императоре Юстиниане — как праздник встречи ветхозаветного и новозаветного миров, а в нашей далёкой северной Руси просто заменил собой языческий праздник очищения и покаяния, символизируя, что христианство подобно весне, пришедшей после языческой зимы; и как уложился он в сознании наших предков, в пословицах и поговорках народа: “Покров не лето, а Сретение не зима”.

“Славянский календарь поэта” опирается на глубинную, корневую, разветвлённую в веках, богатейшую традицию русской словесности. Источники традиции чётко обозначены в прозаическом и поэтическом пространстве календаря. Это великие памятники древнерусской литературы “Задонщина”, “Слово о полку Игореве”, которое, по словам Н. Заболоцкого, напоминает “одинокий, ни на что не похожий собор нашей древней славы… всё в нём полно особой нежной дикости, иной, не нашей мерой измерил его художник. И так трогательно осыпались углы, сидят на них вороны, волки рыщут, а оно стоит — это загадочное здание, не зная равных себе, и будет стоять вовеки, доколе будет жива культура русская”.

Стихи “Сергий Радонежский”, “Задонщина” из цикла “На поле Куликовом”, вошедшие в “Сентябрь” (в этом месяце отмечается дата “судьбоносной Куликовской битвы”), сложены впрямую под влиянием Блока.

Вероятно, лирику наших дней трудно устоять перед магическим воздействием Блока, когда он пытается осмыслить одну из самых славных и трагических страниц русской истории. Именно Блок провидчески сказал: “Куликовская битва принадлежит к символическим событиям русской истории, таким событиям суждено возвращение, разгадка их ещё впереди…”. Не означает ли это, что “разгадка” потребует от поэта ХХI века определённой “лирической дерзости” в мысли, в философско-нравственном постижении духа национального бытия?..

И в этом плане, мне думается, современной поэзии не обойтись без нового прочтения не таких уж “старых источников”, как духовная проза Гоголя и “Ключи Марии” Сергея Есенина. В том или ином виде они так и просятся в “славянский календарь” поэта.

…Давно ли мы читали или перечитывали ХIХ главу “Нужно любить Россию” или ХХХII, последнюю, заключительную в гоголевских “Выбранных местах из переписки с друзьями” — “светлое Воскресенье”? Здесь объясняется нам, русским, национальная особенность и нравственный смысл самого почитаемого и самого великого христианского праздника Пасхи — светлого Христова Воскресенья, знаменующего победу Господа над смертью и начало бытия нового мира. В календаре Шацкова — это месяц апрель. Вот одно из “выбранных мест” духовного завещания Гоголя: “Нет, не в видимых знаках дело, не в патриотических возгласах и не в поцелуе, данном инвалиду, но в том, чтобы в самом деле взглянуть в этот день на человека, как на лучшую свою драгоценность… Есть много в коренной природе нашей, нами позабытой, близкого закону Христа, — доказательство тому уже то, что без него пришёл к нам Христос, и приготовленная земля сердец наших призывала само собой Его слово, что есть уже начала братства Христова в самой нашей с л а в я н с к о й п р и р о д е (разрядка наша. — И. Р.), и побратанье людей было у него родней даже и кровного братства… есть, наконец, у нас отвага, никому не сродная, и если предстанет нам всем какое-нибудь дело, решительно невозможное ни для какого другого народа, хотя бы даже, например, сбросить с себя вдруг и разом все недостатки наши, всё позорящее высокую натуру человека, то с болью собственного тела, не пожалев самих себя, как в двенадцатом году, не пожалев имуществ, жгли домы свои и земные достатки, так рванётся у нас всё сбрасывать с себя позорящее и пятнающее нас, ни одна душа не отстанет от другой, и в такие минуты всякие ссоры, ненависти, вражды — всё бывает позабыто, брат повиснет на груди у брата, и вся Россия — один человек, вот на чём основываясь, можно сказать, что праздник Воскресенья Христова воспразднуется прежде у нас, чем у других”.

Если Гоголь, объясняя нам, в чём состоит национальная особенность христианства “в самой нашей славянской природе” и нравственный смысл истинно христианского поведения человека, адресует свои размышления “в переписке в друзьями” самому широкому читателю, то свою книгу “Ключи Марии” (современники называли её именно книгой, книжкой, реже — статьёй, трактатом, манифестом) Есенин обращает “собратьям по перу”. Это откровение поэта — поэтам, которым, по мысли Есенина, должно глубоко заглянуть в сердце народного творчества, в летописи, предания, Библию и апокрифы, в музыку и мифический эпос, в труды Афанасьева и Буслаева, в “Голубиную книгу” и “Слово о полку Игореве”.

По воспоминаниям С. М. Городецкого, Есенин в особенности “любил и считал для себя важною книгу “Ключи Марии”: здесь он определённо говорит, что поэт должен искать образы, которые соединили бы его с каким-то незримым миром”, с миром души, с миром христианства, скажем мы.

Показательно, что, критикуя футуризм, он вменяет ему в вину, что тот “существом своим не благословил и не постиг Голгофы, которая для духа закреплена не только фактическим пропятием Христа, но и всею гармонией мироздания, где на законах световых скрещиваний построены все зримые и не видимые нами формы”. А в статье “Отчее слово” он ссылается на преподобного Макария, игумена Троицкого Желтоводской обители, близ Нижнего Новгорода, говорившего своим ученикам: “Выбирайте в молитвах своих такие слова, над которыми горит язык Божий…”.

Мы не будем здесь говорить о том, как это делал сам Есенин в своём творчестве, как, где, с какой целью “зажигал” “огонь Божий” над словами. Здесь важно подчеркнуть: Есенин одним из первых поставил новую русскую поэзию перед вопросом: как современный поэт, опираясь на веру и традицию, познает мир?

“Они (“мои собратья”. — И. Р.) ничему не молятся, и нравится им только одно пустое акробатничество, в котором они делают очень много головокружительных прыжков, но которые есть ни больше ни меньше, как ни на что не направленные выверты” (“Быт и искусство”).

Согласимся, такой вопрос и такого рода ответ снова выходит в начале века ХХI на одно из первых мест. Разумеется, соединить лирическое чувствование и образность, не механически, а творчески, “отворить” слово — не так-то просто. И всё же удачи есть. Вот пример из “календаря” Шацкова: Сретение, о котором в народе бытует не одна поговорка, а главная примета: “Каково Сретение, такова и весна”:

Не рассветает… Смутен зимний сон.

Метели бьют навылет и навынос.

На аналое — инея антиминс,

На колокольнях — куколи ворон

Чернеют… Непрогляден окоём…

Читатель сразу же спотыкается на непонятном ему слове “антиминс”: что это значит, и подосадует, что нет соответствующей сноски в “календаре”. Но, может быть, и правильно, что нет. Если он любопытен, то не поленится заглянуть в православный словарь и узнать: “антиминс (греч. — вместопрестольник) — четырёхугольный льняной или шёлковый платок с изображением находящегося в гробу Иисуса Христа и четырёх евангелистов (по углам), с зашитыми в углах частицами мощей. Принесение и возложение антиминса на престол — обязательный ритуал, который предшествует совершению таинства причащения и освящению новых церквей”.

И уже узнав, он, читатель, возможно, по достоинству оценит новизну, лирическую свежесть и непривычную красоту образа “инея антиминс”. Можно привести и другие удачные поэтические строки из “календаря” Андрея Шацкова, в которые органично вошли церковнославянские знаки, образы, символы православия: “но будут погосты по свежим крестам считать не доживших до Пасхи”, “и плащаницы листьев алый наст опустится покровом на Россию”, “и сосны щепотью трёхперстья…”.

И всё это — осенины на краю света: мир, исполненный движения, света и внутреннего трагизма. А “Славянский календарь” — и тут мы подходим к его, пожалуй, самой существенной особенности, — это не просто искусно составленный “ежегодник”, это — по большому счёту — книга лирики, книга признаний поэта в любви к своей родине, её “отеческим гробам”, её великой Истории, Природе и Слову.

“И пока в средней полосе удивительной страны России, привольно раскинувшейся где-то на краю света, между Европой и Азиею, стоит пора с удивительным названием — осенины…”.

А может быть, читателю, прежде чем закрыть последнюю страницу книги с уже пройденной “месяцев лествицей”, захочется — на какой-то миг — вновь “вернуться в листопад” и перечитать удивительное стихотворение Андрея Шацкова, где плещет “плащаницы листьев алый наст”, прежде чем опустится покровом, как омофор, на русскую землю.

Какая осень крыльями шуршит

Среди юдоли уличного ада…

Меня уложат на багряный щит

И унесут в обитель листопада.

И грянет громом реквиема гул

Былой весны из Ветхого завета,

И бабье лето встанет в караул

Над ложем онемевшего поэта.

Но я приподнимусь, отсрочить тщась

Миг расставанья духа с ношей тела…

Вернись, душа! Ещё не пробил час,

Чтоб ты стрелой над памятью летела.

 

УЖАСНАЯ ИСТОРИЯ РОМАНОВЫХ Н. КОНЯЕВА

Николай Коняев. “Подлинная история дома Романовых”.

Москва, издательство “Вече”, 2005 г., 672 стр., тир. 5000 экз.

Уже в самом названии фундаментального труда Николая Михайловича Коняева — “Подлинная история дома Романовых” — содержится недвусмысленный намёк на то, что все предыдущие исторические исследования на эту тему были не подлинными. Вообще, на мой взгляд, книге подошло бы больше другое название: “Ужасная история дома Романовых”.

Романовы, по автору, это изворотливые проходимцы, которые пробрались на русский трон с помощью “лжесвидетельства, предательства, святотатства” и повели жестокую борьбу с Русской Православной Церковью, национальным характером и обычаями русского народа. Эта “русофобская борьба” велась “фактически до начала правления Николая I”, и только “последним Романовым удаётся преодолеть все своеволия, заменив их необходимостью выполнения своего долга”. Приведённые мной цитаты взяты из аннотации, в самой же книге Коняев высказывается и в том духе, что лучше бы этих Романовых в нашей истории вообще не было, включая, надо полагать, и “последних”, — ибо откуда им взяться, если бы не было “первых” и “средних”?

Сразу же скажу, что “Подлинная история дома Романовых” — довольно интересное чтение. Причем так показалось не только мне одному. Я начал читать книгу Коняева в поезде, будучи в творческой командировке, и один известный критик, сосед по купе, сказал, прочитав несколько страниц “Подлинной истории”: “Весьма интересно, энергично”. Да, книги, написанные с полемическим задором, хорошо “подогнанные” под одну историческую или философскую концепцию, всегда интереснее академических трудов, построенных по принципу: “с одной стороны”, “с другой стороны”… Кроме того, не следует забывать, что “Подлинная история” принадлежит перу автора “Гибели красных Моисеев”, прекрасного исторического публициста, умеющего и любящего работать с документами. В последние годы вышло неисчислимое множество книг, “наносящих удары по официальной историографии”, но очень немногие из них опираются на серьёзную историческую литературу, чаще всего являясь вздорной фантазией авторов. Никак этого не скажешь о “Подлинной истории” Коняева! Он использовал в своей работе огромное количество исторической литературы, и его шокирующие, на первый взгляд, обвинения в адрес Романовых и “романовских историографов” далеко не всегда голословны.

Но книги острополемические, “ниспровергательские”, будучи даже мастерски написаны, часто имеют один недостаток: весьма субъективную избирательность приведённых исторических и прочих свидетельств. В “Подлинной истории” это проявилось уже в предисловии, названном “Завещание Пушкина”, которое, в сущности, представляет собой сжатую концепцию всей книги.

А. С. Пушкин, как считает Коняев, придерживался такой же точки зрения на Романовых, что и он сам, просто по известным цензурным и политическим соображениям не мог высказываться столь же прямо, лишь “расставлял вёшки”. В качестве одной из них Коняев цитирует отрывок из письма Пушкина к Чаадаеву: “Русское духовенство до Феофана было достойно уважения, оно никогда не оскверняло себя мерзостями папизма и, конечно, не вызвало бы реформации в минуту, когда человечество нуждалось в единстве”. “Столь же существенно, — продолжает далее Коняев, — и замечание Пушкина по поводу революционности первых Романовых (вообще-то Пушкин в беседе с великим князем Михаилом Павловичем говорит обо всех Романовых. — А. В.). Они боролись за русский престол и принимали царский венец, но не столько для управления русским народом, сколько для насильственного реформирования его…” (с. 7).

Что я в данном случае называю односторонней избирательностью? В упомянутом Коняевым письме Пушкина Чаадаеву всего через несколько предложений следуют слова, которые разметали бы все приписываемые поэту “антиромановские вешки”, если бы Коняев этот отрывок тоже процитировал: “Пробуждение России, развитие её могущества, её движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре (курсив мой. — А. В.), — как, неужели всё это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Пётр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привёл нас в Париж? и (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка?”.

Разве Коняев не знает, что имел в виду Пушкин под “величественной драмой, начавшейся в Угличе и закончившейся в Ипатьевском монастыре”? Да это и есть приход к власти “проклятой” династии Романовых! А высказывание Пушкина о Петре, который, по мнению Коняева, был средоточием романовских пороков? Если же Коняев считает, что определение “один есть целая всемирная история” недостаточно положительно характеризует Петра, то, может быть, ему следовало перечитать известные строки из пушкинской “Полтавы”? -

…Выходит Петр. Его глаза

Сияют. Лик его ужасен.

Движенья быстры. Он прекрасен.

Он весь, как Божия гроза…

…И се — равнину оглашая,

Далече грянуло ура:

Полки увидели Петра.

И он промчался пред полками,

Могущ и радостен, как бой…

Или Коняеву кажется, что эти прекрасные строки — неискренни? Хорошо, возьмём тогда стихи из “Медного всадника”, самого критичного по отношению к Петру произведения Пушкина:

Ужасен он в окрестной мгле!

Какая дума на челе!

Какая сила в нем сокрыта!

А в сем коне какой огонь!

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

О мощный властелин судьбы!

Не так ли ты над самой бездной,

На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?

Здесь, в принципе, кое-что можно использовать в качестве пресловутых “антиромановских вешек”: “ужасность” Петра (правда, в “Полтаве” это же “ужасен” рифмуется с “прекрасен”), “узду железную”, которой он поднял Россию на дыбы… Покойный профессор М. П. Еремин из Литературного института так и делал. Дескать, этот пушкинский образ показывает, что Пётр обрёк Россию на падение в бездну, в Гегелеву “дурную бесконечность” прогресса. Но судить о глубине образа всё-таки следует сообразно с его изобразительной стороной. Незачем ставить коня на дыбы, если хочешь вместе с ним прыгнуть в пропасть. Его в этом случае пришпоривают. Петр из “Медного всадника” спасает Россию, “уздой железной” останавливая её падение в бездну. А уж строки: “Куда ты скачешь, гордый конь, / И где опустишь ты копыта?” — прямо, на мой взгляд, перекликаются со словами из письма Пушкина к Чаадаеву: “…разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка?”

Я далёк от того, чтобы принимать здесь чью-либо точку зрения — Пушкина, Еремина или Коняева, хотя, конечно, имею на этот счёт своё мнение. Я просто констатирую, что Коняев взял у Пушкина только то, что ему было выгодно. В крайнем случае, можно и так (по принципу “если очень хочется”), но тогда не следовало называть свою концепцию “Завещанием Пушкина”, ограничившись чем-то вроде: “а вот и Пушкин говорил…”. Потому что Пушкин смотрел на историю дома Романовых куда глубже и объективней Коняева.

Кто-то написал о хороших карточных игроках, что они отнюдь не всегда шулера, но если уж передернули удачно один раз, то потом им уже трудно обходиться без этого. Так и Коняев: обозначил в предисловии концепцию, да ещё с некорректной ссылкой на Пушкина, и ему по ходу повествования всё труднее и труднее быть объективным. Нет, он, слава Богу, в отношении исторических фактов таких передержек не допускает, как по отношению к Пушкину. Более того: многое в его видении Смутного времени следует признать справедливым. Да, “дворянская историография”, включая и великого Карамзина, напустила изрядного туману вокруг действий основателя династии Романовых, митрополита Филарета, служившего и Лжедмитрию I, и Лжедмитрию II (который и произвёл его в патриархи) и ездившего приглашать на царство королевича Владислава; не заостряла вопрос об амнистии царём Михаилом Фёдоровичем Семибоярщины и “тушинских перелётов”, которые впустили поляков в Кремль и потом вместе с ними замучили до смерти мужественного патриота патриарха Гермогена. Я уже не говорю о том, что “романовские историки” крайне неопределённо писали, а где же были инокиня Марфа (Романова) и сын Михаил до того, как бежать им в Кострому, в Ипатьевский монастырь? А ведь были они в Кремле, вместе с поляками и Семибоярщиной, и поляки, капитулируя, первыми выпустили из крепости бояр-коллаборационистов и Романовых: чтобы, наверное, посмотреть, растерзают ли их освободители Москвы? В дореволюционных исторических трудах писалось, что инокиня Марфа и её сын “бежали” из Москвы, но не говорилось — от кого, а ведь бежали-то они от повстанцев Минина и Пожарского, боясь, что те сменят милость на гнев!

Коняев совершенно правомерно ревизует утвердившееся в истории несправедливое отношение к царю Василию Шуйскому как к человеку хитрому, слабому и лживому. Как всякий царедворец, Шуйский, действительно, не всегда при Годунове говорил правду, но он мужественно повёл себя с Лжедмитрием I, не убоялся угрозы смерти, возглавил восстание против Самозванца, за что, конечно, и был избран царём, а не в результате каких-то интриг. Он честно, по мере сил, боролся со Смутой и поляками, имел и успехи, но был предан и умер в плену. Поляки ввезли царя Василия в Варшаву с ликованием, — едва ли бы они так радовались, если бы считали его всего лишь хитрым, слабым и лживым. Невольно приходит в голову мысль, что на Шуйского “дворянские историографы” “переписали” грехи… первых Романовых. Как говорится, с больной головы на здоровую.

И уж точно не в бровь, а в глаз попал Коняев, когда написал о неблагодарном отношении Романовых и их окружения к спасителям России Минину и Пожарскому. Даже памятник им поставили лишь спустя два века, когда и роды-то великих героев заглохли. Некогда, на заре человеческой истории, да и позднее, вождями, князьями и царями выбирались люди, имевшие наибольшие заслуги перед своими народами, поэтому нет ничего странного или дилетантского в вопросе Коняева: “Почему в 1613 году избрали на царство Михаила Фёдоровича Романова, а — к примеру! — не Дмитрия Пожарского?” (с. 87). Этот вопрос, я полагаю, одновременно содержит ответ о причинах забвения Минина и Пожарского и их потомков… И этот вопрос должен стать главным, если вдруг зайдёт речь о восстановлении в России монархии. Ни о каком династическом наследовании (особенно о “Кирилловичах”) и речи быть не может! Только о выдающихся, заслуживших моральный авторитет современниках, при условии всенародных выборов. Книга Коняева важна уже тем, что подспудно содержит эту мысль.

Но вот кончилось Смутное время. Коняеву надо продолжать свою “подлинную историю”, что он и делает, но теперь выходит как-то скучновато… Исходя из идеи Коняева, патриарх Филарет и его сын царь Михаил, получив власть, должны были продать Россию распивочно и на вынос и сделаться в ней гауляйтерами. Однако они не только не продали, но старались отнять у поляков захваченное, а на востоке расширили территорию России на 4 267 200 квадратных километров (восемь современных Франций!). За 32 года, что правил первый царь из династии Романовых, православная Россия сумела оправиться от потрясения, грозившего ей полным уничтожением, и зажить нормальной жизнью. Именно на эту пору приходятся первые просьбы других народов о принятии их в состав России. Но ни слова обо всём этом в главе “Отец и сын” мы не прочтём. Начинаешь понимать, что концепция Коняева слишком проста для такой сложной истории, как российская, концы с концами не сходятся… Да, на трон взошли не сильнейшие и достойнейшие, а хитрейшие и изворотливые. Не Соколы, а Ужи, по терминологии М. Горького. Но не предатели — независимо от того, чем они занимались во время Смуты и до неё. Не предатели.

А рассказ об эпохе царя Алексея Михайловича неслучайно начинается с глав “Русская дорога” и “Урядник сокольничьего пути” — о величественном движении России к Тихому океану, о воссоединении с Восточной Украиной и Восточной Белоруссией, освобождении Смоленска… Только не царь Алексей Михайлович, а первопроходцы Сибири Ермак, Бабинов, Хабаров, Дежнев, Алексеев, Анкундинов, Челюскин, братья Лаптевы, запорожский гетман Богдан Хмельницкий, посол в Украине Василий Бутурлин — главные герои этих глав. И повествование начато как-то издалека — со времён Иоанна Грозного… Как писатель я хорошо понимаю, почему. Деяние упомянутых людей не очень-то укладывается в коняевскую концепцию, что на троне оказалась династия, которую волновали только собственные интересы, но не интересы русского народа и даже не интересы государства. Поэтому пущено в ход нечто вроде известного либерального утверждения: “Войну выиграл не Сталин, а народ”. Русский народ двигался к Тихому океану, освобождал украинцев и белорусов, отбирал у поляков Смоленск. А царь — надувал щеки, делал отмашки, давал “ЦУ”… На самом деле, народ шёл, потому что знал, что за спиной у него — Россия, возглавляемая сильным царём или вождём. Но Романовы у Коняева — для этой роли не подходят.

Далее переходит Коняев к “Петру-антихристу”, но о нём мы уже говорили. Да и не стоит тасовать весь его “скорбный” список Романовых. Ясно уже, что Коняев смотрит на политику и историю как литератор, то есть представляет её в виде явления публичного и логически объяснимого, потому что и литература есть дело открытое и публичное (во всяком случае, в России). Для Коняева прямой Николай I с его “Православием, Самодержавием, Народностью” предпочтительней двуличного, вечно лавирующего, косвенно виновного в гибели своего отца Александра I. Но Александр “привёл нас в Париж”, как написал Пушкин в письме Чаадаеву. (Или он же, в стихах: “Он взял Париж, он основал Лицей”.) Никогда до революции Россия не поднималась до такого могущества в Европе, как при “властителе слабом и лукавом” Александре I. Именно тогда была присоединена к империи Финляндия, о чём мечтал Пётр I. А при несгибаемом и сильном Николае мы потерпели такое тяжёлое поражение в Крымской войне, каких не знали со времён Смуты. Кстати, именно при Николае, а не при Александре погибли лучшие русские писатели Пушкин и Лермонтов, причем при весьма подозрительных, смахивающих одно на другое обстоятельствах. Я бы ещё поверил (правда, с трудом) в случайность этих совпадений, если бы Николай Павлович в “воспитательных целях” не поставил к стенке Достоевского. А ведь впечатлительный писатель мог сойти с ума под дулами ружей…

Нет, верно сказано: политика — искусство возможного. В таком случае и история — летопись возможного. Не столь важно, что политик говорит, важно то, что он делает. А делать он может прямо противоположное сказанному. И наоборот. Не исключено, что Александра I удавили бы, как его отца, если бы он делал то, что думал. Прямых путей в политике не бывает. Это мы их потом прочерчиваем задним числом.

Я вот горячо поддержал мнение Коняева о том, что по справедливости царём в 1613 году должен был стать князь Дмитрий Пожарский. Но справедливость в истории не есть постоянная величина, во всяком случае, в жизни одного поколения. Коняев сам пишет, что в 1606 году на трон взошёл самый достойный в ту пору кандидат — Василий Шуйский. И сподвижников Шуйский выбирал себе достойных: например, своего родственника князя Михаила Скопина-Шуйского. Но они очень скоро сошли с политической арены. “Недостойные” подмяли их под себя. Увы, так почти всегда бывает в жизни. Говорят же, в частности, про войну, что на ней погибают в первую очередь лучшие. А наверху оказываются не то чтобы худшие, а, скажем, “средние”. Вспомним бессмертную трилогию Дюма о мушкетерах. Лейтмотивом этих романов является мысль, что лучшие люди не только не получают от сильных мира сего достойного воздаяния, но часто гибнут от рук тех, кому они служили верой и правдой. Неправильно? Ну, неправильно… И с Господом нашим Иисусом Христом тоже поступили неправильно.

Романовы, особенно “ранние” и “средние”, закабалили русский народ? Закабалили. Публика, которая находится на вершине власти, никогда не отказывается от подобной возможности, особенно если ей не мешают. Не знаю, как у кого, у меня с детства Англия, описанная в романе Диккенса “Приключения Оливера Твиста”, с её жесточайшей буржуазной диктатурой, оставила жуткое впечатление, которое впоследствии не перебили даже описания ужасов “Третьего рейха” и сталинизма. А Германия XVI-XVII веков, когда утверждение стяжательской идеологии Лютера и Кальвина вызвало такой развал и бойню, что под вопросом оказалось само существование немецкой нации?

Какой, в сущности, исторический метод нам предлагает Коняев? Применим его, например, к истории Франции и скажем: королевская династия Бурбонов, пришедшая на смену династии Валуа, оказалась не на высоте своего призвания и привела к гибели монархической Франции. Так-то оно вроде так… Но куда, в таком случае, девать эпоху Людовика ХIV, когда донаполеоновская Франция поднялась к вершинам своего могущества? Объявить её формой агонии? Гм-гм, как говаривал В. И. Ленин… Да простит меня Коняев, но есть что-то в его методе от фоменковщины.

Вот он пишет о Романовых, а, например, историк М. Зарезин — о последних Рюриковичах. Послушать Зарезина, так они делали то же самое, что ранние Романовы, подпав под влияние “литовских людей”. Захотел бы Зарезин “вплотную” заняться в том же духе “средними” Рюриковичами, то и у них бы обнаружил “волюнтаризм” и “тоталитаризм”. А ранние Рюриковичи чем “хуже”? Можно, например, написать книгу о том, что святым равноапостольным князем Церковь должна была бы объявить не Рюриковича Владимира, погрязшего до крещения в разврате и жестокости, а убитого его языческим предком первого православного князя Аскольда. И вообще, лучше бы у истоков нашей государственности стояли бы Аскольдовичи, а не Рюриковичи. Главное — никто бы этому допущению не удивился. Но это будет что угодно, но не история. Тем более — подлинная.

Романовы, хорошие они или плохие, это часть нашей истории. Тут самое время привести слова из письма Пушкина Чаадаеву, которое столь выборочно цитировал в предисловии Коняев: “… клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал”.

Конечно, говоря так, он имел в виду и историю дома Романовых.

Андрей ВОРОНЦОВ