Далеко на Алтае, на горе Пикет, сидит, скинув “обувку”, как не раз, бывало, сиживал здесь, уставший после трудной дороги Василий Макарович Шукшин. Здесь, в этих местах, где прошло его детство, где возмужал и горе горькое принял полной мерой, откуда в путь-дорогу по жизни отправился в поисках себя и своего призвания. Теперь он, всенародно любимый артист и писатель, мыслитель, создатель истинно русского кино, вернулся к родному порогу, чтобы остаться здесь таким, каким был. Так увековечил его в памяти народной русский скульптор Вячеслав Михайлович Клыков. И вот сидит здесь на Пикет-горе знаменитый людской русский человек — только все тот же он — наш, простой и искренний, открытый добру и миру, твердый, как кремень. Труженик, заботник, печальник и борец за свой народ, нынче несправедливо униженный, обделенный и оболганный. Мечтал Василий Шукшин воспеть русскую вольницу, размах народной души в кинокартине “Степан Разин”; книгу написал “Я пришел дать вам волю”, а вот воплотить ее в нетленные картины — не успел. Сгорел от безжалостного огня несправедливости, от боли душевной, которая жгла изнутри. Прожил жизнь короткую, яростную, звонкую, прожил с достоинством вольного русского человека.

Все это “читаем” мы, глядя на памятник, любовно вылепленный его младшим современником Вячеславом Клыковым: родные ветры треплют всегда непокорный чуб Шукшина, заставляют сойтись веки в столь знакомом нам всем прищуре, сосредоточить взгляд на трудной, ему одному ведомой думе…

Кажется, и не памятник это вовсе, а он сам; старым и малым, парням и дядьям, девицам и тетушкам, мужьям и женам, всем — родной и близкий Василий Макарович Шукшин. Все мы, современники его, храним в душе этот образ, не только оберегая от злого глаза, но и чувствуя ответственность, данную свыше, чтобы этот для каждого свой, собственный, “домашний” образ передать детям и внукам, словно код памяти русского человека.

Создать такой памятник по силам только очень большому художнику. Чтобы так “вчитаться” в суть народного сознания и характера, чтобы с такой ясностью и силой отразить его в чертах сложнейшей, бушующей личности русского человека XX века, живущего в страдающей России, чтобы выразить его чувства, его боль, думы потаенные в камне и оживить в нем, — для этого надо обладать не только редчайшим талантом ваятеля, но и душу иметь страстную, созвучную душевному строю того, с кого памятник “писан”. Русский скульптор Вячеслав Клыков не только сделал это, он принял эстафету Шукшина, одухотворенный верой в родной народ. Он творил памятник с думой о том, что только там, на высокой горе, “прозвучит” идея: художник Шукшин — русский символ, он видел много дальше своих современников, чувствовал трагедию своего народа намного острее многих. Потому и сгорел так, подобно Василию Макаровичу, рано.

Духовный брат Шукшину, он жил правдой своего народа, “нравственность — есть правда” — точная, верная, чеканная мысль его героя воплощена в каждом новом последующем создании скульптора, в тех украсивших русскую землю изваяниях, которые с такой душевной отдачей и щедростью, с таким бескорыстием возводил Вячеслав Клыков.

…Москва, 4 июня 2006 года, храм Владимирской богоматери и территория старинного Сретенского монастыря заполнены людьми. Огромное стечение народа. В скорбном молчании в течение трех часов плотно стоим плечо к плечу. У женщин в руках белые розы. Тишина, глубокая, печальная. Горят свечи, отпевают в храме Вячеслава Михайловича Клыкова.

Он был Ваятель, он был Воитель, в предельном слиянии этих слов. Они спаялись в нем, став и плотью, и сутью, и смыслом его созидательной работы. Он выбрал сознательно свой путь в наше время слома устоев, забвения традиций, время смуты в вопросах веры, агрессии новоиспеченного язычества. Он восстал против того псевдоискусства, что разрушает саму природу вдохновенного творчества во имя человека как высшего создания Творца. Искусство Клыкова — это творчество мастера, впитавшего не только национальную традицию, но и ставшее продолжением лучших гуманистических традиций мировой культуры…

Редкая радость — видеть скульптора за работой. Наблюдать, как бережно касается он выходящей из-под пальцев его скульптуры: как будто к живой, предельно чувствительной “коже” прикасаются его руки. Они “проходят” по вскинутой голове, торсу, ногам фигуры, воплощенной пока еще в “мягкой” и пластичной фактуре. Длинные красивые пальцы скульптора движутся осторожно, нащупывая то заветное место, где надо, может быть, чуть выделить или чуть выровнять фактуру, придать образу более определенный, нужный ракурс, оттенок, штрих. Как сосредоточенно и бережно выверяя каждое движение, работает художник!

Калуга, июль 2005 года. Здесь, на скульптурном заводе, окруженный строительными лесами, проходит последний этап “доводки” и готовится к отливу в бронзе новый памятник. Очередная дань мастера величию и достоинству древних предков — монумент, воплотивший образ русского князя Святослава Игоревича. Князь Святослав — ключевая фигура Русской истории. Восхищавший своим талантом воина и мудрого политика не только русских летописцев, но и зарубежных историков, князь Святослав навечно утвердил высокую черту русского характера: как бы ни были сильны враги, посылать им весть, чтобы знали: “Иду на вы!”, готов биться в открытом бою. Вот что “читается” в первую очередь в памятнике Святославу.

На высоком массивном постаменте, грани которого украшены барельефами, запечатлены в динамике картины древнерусской сечи, воплощен бесславный конец могущественного и богатого Хазарского каганата. Перед нами — вереницы портретов древних воинов в пылу ратной битвы. Венчает памятник на постаменте — вздыбленный, охваченный пылом борьбы могучий конь, попирающий тяжелым копытом повергнутого в бою ворога. На коне — русский князь. Миг страстной борьбы и миг победы “схвачен” скульптором в той высочайшей точке кульминации, когда жесточайший поединок уже завершен, но радость состоявшейся победы еще не осознана до конца. Жар, страсть, невероятное напряжение воли и сил — все ощущаете вы, стоя перед воплощенным в бронзе воином-победителем. “Иду на вы!” — шепчете вы и невольно вбираете в себя и яростную правду этой борьбы, и эту силу и волю.

Вот она, магия искусства! Погрузившись в древнюю, но вмиг ставшую близкой и по-новому ощущаемой историю своей Родины, вы искренне удивитесь вопросу: зачем сегодня нам столь глубокое, столь детальное погружение в древний мир? Зачем эти памятники? Ответим на это, прибегнув к авторитету Никиты Муравьева, одного из самых блистательных эрудитов пушкинской поры. Оценивая “Историю Государства Российского” Н. М. Карамзина, он писал: “Видишь перед собою народ, какого не бывало еще в истории, — погруженный в невежество, не собранный еще в благоустроенные общества, без письмен, без правительств, но великий духом, предприимчивый; он заключает в себе все качества обладателя — какое-то чудное стремление к величию. Какой народ может гордиться, что претерпел столько бедствий, сколько славянский. Никакой народ не был столь испытан судьбою!” Вячеслав Клыков глубоко прочувствовал это. Он понимал, что глубина постижения истории Родины и ее многовековой борьбы за право на самобытность существования необычайно важна в современных условиях. На пороге третьего тысячелетия мы вступили в пору обретения нового самоощущения России на фоне всемирных перемен, ознаменовавших начало двадцать первого века. И художник Клыков обращается к генетической памяти народа, чтобы взыскать в нем тот исконный, победный дух, ту силу натуры, что вели Россию на протяжении стольких столетий. Все работы скульптора — во славу государственной мудрости русских воинов-строителей национального государства, во славу их стойкости и мужества, воли к воплощению характера своего народа — от Святослава до Георгия Жукова.

Статный, высокий, до последних дней сохранявший молодую стать мускулистый Клыков воплощал цельность и красоту русского человека в его лучших проявлениях — в смелости, решительности, готовности к боли и ударам судьбы. Он совсем не производил впечатления знаменитого и почтенного деятеля искусств, увенчанного славой и степенями, — был прост и предельно доступен в общении, хотя порой и суров, и резок, и нелюдим, и малоразговорчив. Особенно в последние годы жизни. В его послужном списке: лауреат Государственной премии СССР и Государственной премии РСФСР имени И. Е. Репина, академик, обладатель Золотой медали Академии художеств СССР и Гран-при международной выставки “Квадриеннале Белград-76”, президент Международного фонда славянской письменности и культуры, член президиума Всемирного русского народного собора. Он был воплощением отчаянной молодости в ее жажде действия.

По всей России, в столице и в дальних городах и весях, стоят памятники, сделанные руками и овеянные любовью народного художника Вячеслава Клыкова: в Липецке — Петру I, в Орле — Ивану Бунину, в Тотьме — Николаю Рубцову, в Вологде — Константину Батюшкову, в Коренной пустыни, что всего в тридцати верстах от Курска, — Серафиму Саровскому, там же, в Курской области, в родовой деревне Винниково, народной певице — Надежде Плевицкой, а в самом Курске в красивой березовой роще близ Красной площади — величественный и непреклонный, мудрый — “Не в силе Бог, а в правде!” — Александр Невский. Да разве только в России? В Италии, в городе Бари, где с XI века в специально возведенной базилике покоятся мощи Святителя и Чудотворца Николая Мирликийского, у стен православного Свято-Никольского храма, встал памятник Николаю Угоднику, созданный его руками. И в сербском городе Нови-Сад, в тенистом парке на берегу Дуная, среди берез, стоит изваяние в камне русского святого, вдохновителя народных побед преподобного Сергия Радонежского, стоит по просьбе сербских славян как символ духовного всеславянского братства. Только вот власти “незалежной Украйны, ридной мати” долго торговались, не позволяя встать Крестителю Владимиру в древнем Херсонесе.

Где прячутся тайны твои, Русь Святая? Этот вопрос постоянно тревожил Вячеслава Клыкова. Чтобы ответить на него себе и людям, скульптор обращался к тем временам, когда закладывались основы русской государственности. Опираясь на опыт истории мира, отмечающий великие потрясения и тектонические сдвиги в судьбах целых народов именно на стыке веков и тысячелетий (чему и являемся свидетелями в наше время), яснее понимаешь, что катаклизм, то есть резкий перелом в характере и условиях органической и социальной жизни на обширнейших пространствах земной поверхности, вызвала революция 1917 года. Опыт мудрых и прозорливых людей (а они были), их догадки и выводы, объяснившие многое в причинах и последствиях русской революции, в большинстве своем остаются пока не востребованными. Клыков хотел постичь все. Хорошо понимая, что Россия сегодня мучительно ищет свое место в новой расстановке сил в мире и свой путь в штормовом океане современной истории, он верил русским мыслителям, указавшим в своих исследованиях на недооценку значения христианства в русской жизни. Так Евгений Васильевич Спекторский, бывший профессор и ректор университета Святого Владимира в Киеве, в 1920 году покинувший Россию и в эмиграции работавший в Белграде, Праге, Любляне, а после Второй мировой войны — в Италии и США, профессор Белградского и Люблянского университетов и Свято-Владимирской духовной семинарии в Нью-Йорке, автор книг по истории и культуре России, в том числе книги “Христианство и культура”, вышедшей в 1925 году, ставил вопрос о своеобразии крещения Руси, призывая современников увидеть в этом своеобразии ведущие в будущее прозрения. Он писал: “Принятие христианства нашими предками в трех отношениях существенно отличалось от крещения других народов. Во-первых, оно было делом сознательного выбора. Во-вторых, оно не сопровождалось ни внешним, ни внутренним насилием. Наконец, в-третьих, разрыв с язычеством был более радикален, чем в Западной Европе.

Князю Владимиру предлагали мусульманство, иудейство и католичество. Но он сознательно предпочел православие. И это имело огромные последствия. Если бы он принял веру Магомета, то на востоке Европы в X веке установилась бы такая же чужая культура арабского происхождения, какая в VIII веке водворилась на крайнем западе Европы, а именно в Испании. И этим было бы существенно задержано самостоятельное развитие русской, а может быть, и всей европейской культуры. Если бы князь Владимир принял хазарское иудейство, он бы стал духовным и политическим вассалом Великого каганата. И тогда, в отличие от культуры христианских народов, русская культура напоминала бы туловище без головы. Если бы князь Владимир принял христианство из немецких рук, он бы превратил Русскую землю в провинцию Священной Римской империи и в поприще для германского расширения. И это имело бы роковые последствия как для русских, так и для прочих славян. Принятие христианства из Византии не вело за собой денационализацию… Дело в том, что святые Кирилл и Мефодий уже в IX веке дали славянам то, что Лютер дал немцам только в ХVI веке, а именно — слово Божие на родном языке. Имея в начале такое слово, русская культура получила сразу же и национальное, и всеславянское значение. Через Священное писание общее этническое происхождение как русских, так и прочих славян было подкреплено еще духовной этической общностью…

Христианство было воспринято на Руси не столько как догмат, сколько отчасти как обряд, красота которого спасает мир, отчасти же и по преимуществу как правда, по которой должны жить люди. Средоточием русского христианства стала этика… Христианским идеалом русской государственности было требование, чтобы она насаждала на земле мир, однако не в смысле мира опустошенной пустыни, о котором писал Тацит, и не в смысле захватного империализма, а в соответствии со славою в вышних Богу, исключающей обоготворение или абсолютизацию государства, государя, сословия, класса, народа, и с благоволением в человецех, исключающим ненависть и вражду. Этому идеалу служили лучшие строители русской государственности”.

Да, именно Вячеславу Клыкову должны мы поклониться, что стоят в Москве на Славянской площади просветители Кирилл и Мефодий, стоят так красиво и уверенно, словно и не было никогда времен иных, словно стояли они здесь, в центре русской столицы, всегда.

1988 год. Россия на пороге эпохального события: приближается празднование Тысячелетия Крещения Руси. Именно в это время Вячеслав Клыков, уже известный скульптор, создает памятник, который власть воспринимает чуть ли не как антигосударственное деяние…

…Преподобный Сергий Радонежский был тем духовным пастырем, кто благословил в 1380 году Дмитрия Донского и русское воинство на битву за освобождение русской земли от трехсотлетнего иноземного ига на Куликовом поле. Именно Сергий Радонежский олицетворял в молитвенных прозрениях дух единства Руси. Но в России конца XX века произошло совсем иное: в день установки памятника преподобному Сергию в Радонеже власти воспротивились возвращению духовного пастыря к народу. Чтобы помешать людям приехать на церемонию открытия, изменили расписание электропоездов и автобусов, идущих в направлении Сергиева Посада, выставили тройное оцепление из солдат и милиции на месте установки памятника. В средствах массовой информации была развязана травля художника.

Но сегодня Сергий Радонежский стоит в русском поле на невысоком холме, стоит вольно и свободно на земле, где жил, служил, окормлял страждущих. К нему идут люди. Стоит русский подвижник Сергий, облаченный в монашеские одежды, приблизив к самому сердцу отрока, словно отогревая его своим духом, и в его образе — молодость пробуждающейся, вновь обретающей веру России. Предельна простота изваяния — белый мрамор, не убоявшийся ни степных ветров, ни дождей, ни ворогов. И в то же время нельзя не дивиться художественному решению глубочайшего по содержанию замысла скульптора, воплощенного в памятнике в его изысканной простоте: точно исполнено наставление старца Оптиной пустыни Амвросия: “Где нет простоты, там одна пустота”. Ненавязчива, но явлена и перекличка с идеей и образами картины Михаила Васильевича Нестерова “Явление отроку Варфоломею”.

Сергий Радонежский не единственный образ, который явился ваятелю как духовный пророк, подсказавший путь развития России. Не менее показательно в этом отношении и обращение Клыкова к образу Серафима Саровского, памятник которому создан скульптором в преддверии народного Крестного хода, перенесения обретенных вновь мощей преподобного Серафима в Дивеево. То, что скульптор курянин, на одной земле с Серафимом Саровским рожден, имело, наверное, для скульптора значение — провиденциальным знамениям он не был чужд. Путь духовных исканий его отразился во всем скульптурном образе святого Серафима, представленного в простом крестьянском платье на коленях молящимся на камне. Сосредоточенное, доброе и спокойное лицо и руки, возведенные к небу. Нет, в этом жесте не только и не просто мольба, в этих руках — сила, готовность обнять и защитить весь род людской, принять на себя беды, тяготы народные. Всего лет пять прошло с того дня, как встал памятник на земле русской, предстал пред взором людским в молитве своей Серафим Саровский, а в сознании народном живет уверенность, что так и было всегда, настолько прочно изваянный образ вошел в наше сознание, как будто всегда слышали и знали слово святого Серафима: “Истинная же цель жизни нашей состоит в стяжании Святага Духа Божьяго… Господь ищет сердца, преисполненные любовью к Богу и ближнему… Что же может быть выше всего на свете и что драгоценнее даров Духа Святаго, ниспосылаемых нам свыше в таинстве крещения, ибо крещенская эта благодать столь велика и столь необходима, столь живоносна для человека, что даже и от человека-еретика не отъемлется до самой его смерти, то есть до срока, обозначенного свыше по Промыслу Божию для пожизненной пробы человека на земле — что-де он в этот Богом дарованный ему срок при посредстве свыше дарованной ему силы благодати сможет совершить”.

Вглядимся в лицо художника. Удлиненный овал аскета, прямые, тщательно высеченные правильные черты. Высокую крепкую шею венчает красивая голова с чистым, открытым лбом и ровной линией бровей. Просто, по-мальчишески пострижены непокорные волосы. Прямая, словно стрела, линия красивого носа, глубокий пронзительный взгляд цельного, прямого, открытого человека.

В нем светится порода родового славянского корня, как в том внутренне собранном и готовом к бою образе Александра Невского, созданном кистью Павла Корина. Известно, суть личности художника нужно искать в его работах. Выйдя из Суриковского училища, он участвовал в создании скульптурной группы, украшающей фасад Театра кукол им. Образцова в Москве, тем самым показав, что не чужд современным веяниям в искусстве, широк во взглядах и поисках новых форм. То же сказалось в образе Гермеса, венчающего шпиль, установленный на площади перед Международным торговым центром в Москве. Работа молодого скульптора была отмечена Государственной премией СССР. Тогда многие искусствоведы, сразу же отметившие появление незаурядного дарования, находили в стилистике его работ проявление неоклассики, считали продолжателем направления, появившегося в Италии как протест разрушительным нововведениям начала XX века. Это направление, захватившее многих европейских художников накануне Второй мировой войны, безусловно, проявилось и в России. Глубочайшая трагедия, пережитая человечеством в ходе войны, не могла не поставить историко-художественные процессы в самую прямую связь и зависимость от последствий этой катастрофы.

И все же об истинном рождении русского ваятеля, творческим дыханием которого “опален” конец XX века и переход в третье тысячелетие в истории русского искусства, мы можем говорить с того дня, когда созрела в нем идея, воплотившаяся в скульптурном портрете Сергия Радонежского.

Те, кто предполагают в Клыкове человека железной воли и безрассудного творческого напора, глубоко ошибаются. Да разве можно так воспринимать автора вдохновенного, овеянного поэзией хотя бы памятника святым просветителям Кириллу и Мефодию?! А Батюшков в Вологде? А Бунин? А Рубцов? Скульптор умел воспеть восхищение русскими талантами. Это памятники человечности и духовной зрелости народа. Сколько простора мысли, сколько смиренного понимания и мудрости в лицах просветителей и творцов, сколько благородной красоты и мягкости в линиях памятников, отражающих душевную чуткость их создателя!

Ушел Вячеслав Клыков. “Сильные мира сего” уже не встретят его испепеляющего взгляда, не столкнутся с его непреклонностью и волей. Да, он великий русский художник. Но не потому, что это признали теперь после смерти даже его политические противники и ярые открытые враги. Он велик, потому что умел слышать музыку народной души.

Это важно понимать, иметь в виду, когда мы пытаемся представить образ скульптора во всей полноте его эстетической, нравственной, гражданской и общественной сущности. Когда задаешься вопросом, откуда пришла к нему политическая позиция убежденного пропагандиста триединства “Православие, самодержавие, народность” в современной действительности, приходишь к выводу, что это его личный ответ на лживость и предательство властью интересов народа. Это реакция страдающего человека из-за безответственности и презрения власти к народным нуждам.

Но задумаемся: какой крестный путь духовных исканий прошел деревенский паренек с горячим сердцем из курского села Мармыжи?! Он родился в 1939 году перед самой страшной в мире войной, едва осознав себя, пережил леденящий душу ужас наступавшей фашистской оккупации. “Какая война была, сколько людей полегло!” — вспоминает в документальном фильме Николая Ряполова мама Вячеслава Клыкова Лидия Тимофеевна, которая так и жила до самой кончины в родном селе, где похоронила мужа-фронтовика Михаила Васильевича и куда привезли нынче останки Вячеслава Михайловича Клыкова его родные, чтобы предать родной земле. Сюда, в родные его Мармыжи, что всего в ста километрах от третьего ратного поля России — Прохоровского, — постоянно приезжал Вячеслав Клыков с братом. Он свято хранил память детства. Лидия Тимофеевна вспоминала, как бежала с детьми под шквальным огнем фашистских пулеметов, как они расстреливали русских женщин: “Этому было пять с половиной, этому — два с половиной… Ножечки попухли у них. У меня тоже. Но дошла, своих детей спасла, слава Богу, над ними не издевались, да и надо мной тоже…”. Вот он, голос самого “непокорного в мире народа”. Народа, способного в нечеловеческих условиях сохранять чувство собственного достоинства. “Дать им шнапсу и табаку, сколько они пожелают, и МУЗЫКУ (к этому понятию “М У З Ы К И” мы еще вернемся!) в неограниченном количестве, только к умственной работе приучать их не следует, школы — только начальные…” — читает диктор документальный текст фашистских инструкций за кадром в фильме Ряполова. А перед глазами зрителей на экране колышется привольная степь без конца и края, кивают головками ромашки, и заходится сердце светлой радостью, и глядя на этот покой, слышишь дыхание родного русского поля. Это Прохоровское поле сегодня.

Может быть, Вячеслав Клыков как личность и осознал себя в то суровое время послевоенной разрухи. Покалеченные воины-односельчане возвращались в родные села, на пепелища, оставленные оккупантами. В 1944 году вернулся домой после тяжелого ранения отец. Солдатом он прошел две войны — финскую и Великую Отечественную, дошел до Кенигсберга. Первыми его рассказами были солдатские воспоминания о маршале Жукове, о маршале Рокоссовском. “Я потом понял, — вспоминал Клыков уже в зрелые годы, став всемирно известным русским скульптором, — если простой солдат по горячим следам сразу после войны так говорил о них, значит, это было истинное признание”. Взрослея, обдумывая рассказы отца и солдат-односельчан из родной деревни, голодая вместе с ними и видя, как один за другим умирают самые дорогие ему люди, он твердо решил еще ребенком, что обязательно станет человеком, которому по силам защитить свой народ. Он так хотел, чтобы люди, которых он любил всей душой, наконец зажили по-человечески. И он стал жадно искать ту нравственную опору, на которой “сделает себя” и свою жизнь. Русская история и духовное богатство русского искусства подсказали ему, что опора эта — в православии: в нем оживали рассказы родной бабушки из детства о святых Сергии Радонежском и Серафиме Саровском. Такими же, кто не жалел жизни ради простого человека, народными заступниками, были в рассказах отца и маршал Жуков, и сталинские маршалы.

* * *

“И шла армия бесконечная, и за ней слезы текли рекой следом. Вдруг подходит ко мне брат: мы идем защищать Родину, некогда нам плакать. И песню запел: “Этих дней не смолкнет слава, не померкнет никогда…”. Все великие битвы русской истории, решительные, но и жестокие, учили, сплачивали народ в борьбе за Русь Святую:

Там ратники к плечу плечо

С врагом сошлись грудь в грудь,

И места не было мечом

Иль палицей взмахнуть…

Стоял такой великий стон,

Шел бой с такою кровью,

Что был в багрец окрашен Дон

До самого низовья…

И Куликовская битва, и Бородино, и несчетные битвы Великой Отечественной войны научили русский народ собираться и стоять насмерть.

“Мы раздробим Россию на прежние удельные княжества и погрузим ее обратно во тьму феодальной Московии”, — провозглашал Наполеон. Итог его нашествия известен.

“Убивать, убивать, убивать, — звал Гитлер. — Россия будет расчленена на части!” Знакомая варварская концепция, озвучиваемая иными политиками в наши смутные времена.

Но уже возносится над Прохоровским полем его, Клыковская, — Звонница, и плывет колокольный звон над просторами Земли Русской, и поют-звонят колокола в память и во славу великого подвига народа-строителя, народа-победителя и освободителя.

Сколько любви и священного преклонения перед ним в этом устремленном в высокое небо светящемся внутренним светом грациозном монументе! Сколько сил рождается в душе, глядящей на этот сверкающий белизной на солнце мраморный обелиск, венчающий славу Третьего ратного поля России! Этот проект в свое время выдвигался на конкурс и выиграл его — для возведения на Поклонной горе в Москве. Интриги в “высших эшелонах власти” не дали встать памятнику во славу Победы по проекту Клыкова, взамен его на Поклонной горе распласталось каббалистическое сооружение. И та же “властная рука”, уже в другие времена и в “другой стране”, не позволила увековечить маршала Жукова в ликующем победном полете по Красной площади как маршала-победителя. Народного маршала, по праву принимавшего здесь Парад Победы 24 июля 1945 года! Почему?

История установления памятника Г. К. Жукову трагична и поучительна. В 1990 году был объявлен конкурс проектов на памятник Г. К. Жукову, который предполагалось установить на Смоленской площади в Москве. Но там же нет ни простора, ни площади как таковой в классическом ее понимании, не говоря уже о том, что это далеко не главное и не самое красивое место в столице России. Постепенно предприятие, не соответствующее ни масштабу личности Г. К. Жукова, ни значимости самого события — увековечения памяти народного маршала-победителя в самой страшной из войн в истории человечества, сошло на нет.

“В 1992 году, — рассказывал В. М. Клыков, — я написал письмо мэру Москвы Ю. М. Лужкову с предложением установить Памятник национальному герою Г. К. Жукову на Красной площади в Москве к 50-летию Победы. Имя этого героя Великой Отечественной войны в ряду самых великих имен России: Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова, Нахимова, Кутузова. Этот памятник должен был исторически перекликаться с монументом спасителям Отечества 1612 года — Минину и Пожарскому.

В годы лихолетья мы всегда ищем поддержку и опору в нашем героическом прошлом. В 1804 году, когда выдающийся русский скульптор Мартос обдумывал идею памятника Козьме Минину и Дмитрию Пожарскому, национальным героям, освободившим Москву от польских захватчиков, черная тень очередного претендента на мировое господство уже нависла над Европой. Война 1812 года задержала на некоторое время отливку фигур памятника. Торжественное открытие его состоялось в 1818 году. Памятник вместе с соборами и башнями Кремля заключает в себе могучий державный смысл, как бы источает радостный свет надежды. И вот по прямой от этого замечательного монумента мы с архитектором Ю. П. Григорьевым наметили место для памятника другому великому спасителю России — Георгию Жукову. Он так же, как Минин с Пожарским, возглавил народную борьбу и защитил Отчество от порабощения, и масштаб войны, в которой он не проиграл ни одного сражения, огромен.

Уверенный в своей правоте, я изложил идею в мэрии Москвы.

Обдумав, ее приняли и мэр Лужков, и Градостроительный совет. Москомархитектуры утвердил место установки памятника на Красной площади в тридцати метрах от здания Исторического музея. В обсуждении принимали участие представители Министерства культуры. И проект, и модель получили одобрение. В феврале 1994 года на встрече с ветеранами Великой Отечественной войны в Санкт-Петербурге президент Ельцин на всю страну объявил, что памятник Г. К. Жукову будет установлен на Красной площади к 50-летию Победы.

Шло время, но никаких инициатив от властей больше не исходило. Связаться мне самому с мэром не удавалось. Тем не менее, без финансирования, я продолжал работу и осенью пригласил Государственную комиссию оценить готовую работу, предупредив Министерство культуры и Ю. М. Лужкова, что свои обязательства перед государством и ветеранами выполнил. Представительная комиссия приняла модель памятника в размерах сооружения и рекомендовала ее к формовке. До конца января 1995 года работы по формовке были выполнены и детали отправлены в Санкт-Петербург на литье.

Сразу, как только Б. Н. Ельцин объявил ветеранам, что памятник Г. К. Жукову будет установлен на Красной площади, вокруг имени народного маршала поднялась постыдная “возня”: все сводилось к одному — “памятнику “такому” человеку не место на Красной площади”.

Что можно на это ответить? Ясно, что враги России стараются низвергнуть Г. К. Жукова с пьедестала, на который его возвела народная любовь и уважение за верность Родине. Враги России его боятся до сих пор. Боятся авторитета русского национального полководца. Травля разрасталась. Конечно, никакой “демократической” прессе не вытравить из народной памяти светлый образ великого Жукова, но парализовать волю Президента и мэра Москвы удалось вполне. И они отказались и от своих заявлений, и от намерений, не посчитавшись даже с мнением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, который благословил меня на работу и обещал отстаивать идею установки памятника на Красной площади. Благословение патриарха не в силах отменить никто. Памятник стали “пристраивать” по Москве. Наконец вышло правительственное постановление, согласно которому памятник Г. К. Жукову должен был быть установлен на Манежной площади под северо-западной стеной здания Исторического музея. Место крайне неудачное: постоянная тень от громоздко нависающего над памятником здания “съедает” зрительный образ монумента, искажая его идею и пропорции: ведь масштаб и внутренняя идея памятника рассчитаны именно для установки на Красной площади! Там Г. К. Жуков был бы освещен солнцем в течение всего дня. Был бы воздух, простор. Там маршал на коне находился бы на том историческом месте, откуда начиналось движение Парада. Предполагалось, что вмиг возродятся в памяти людей священные воспоминания: картина летящего на белом коне народного Победителя, принимающего Великий Парад, что так знакомо всем нам по кадрам кинохроники, а ветеранам-участникам Парада — по личным впечатлениям.

Разумеется, я до конца боролся, отстаивая свою точку зрения. На мой вопрос о причине изменения места установки Ю. М. Лужков ответил, что пришло письмо от Генерального секретаря ЮНЕСКО Федерика Майора, который не рекомендовал ставить памятник на Красной площади. Выходит, это личное письмо и решило дело. Так кто же хозяин у нас в стране?!”

…И ненавидите вы нас…

За что ж? ответствуйте: за то ли,

Что на развалинах пылающей Москвы

Мы не признали наглой воли

Того, пред кем дрожали вы?

За то, что в бездну повалили

Мы тяготеющий над царствами кумир

И нашей кровью искупили

Европы вольность, честь и мир?

Давно написано. И не злободневно ли еще более сегодня, чем в те времена, когда выводил гневные строки “Клеветникам России” Пушкин? Верно сказано: история развивается циклично.

В памятнике Клыкова Г. К. Жукову увековечен исторический момент, символическое событие мировой истории. И это событие — веха не только в истории России, но и нашего поколения; мы — современники его, и этому поколению должно оставить именно на Красной площади памятный символ. Справедлива мысль Гоголя: чтобы победить народ, нужно лишить его памяти, его героев. У народа должна быть точка отсчета уровня наивысших идеалов, сравнение со святым и нравственным, тогда он и жизнь свою направляет в верное русло. “На Красной площади на протяжении всей русской истории возводились святыни в ознаменование самых значительных событий — Храм Василия Блаженного, Казанский собор, памятник Минину и Пожарскому, — не раз говорил Клыков. — Наш долг — продолжить традицию, и это очень важно как для нравственного здоровья будущих поколений, так и для здоровья ныне живущего”. Сейчас, когда вдохновенная, страстная речь Вячеслава Михайловича отзывается в моей душе эхом времени уже ушедшего, мне особенно дороги воспоминания о той последней встрече с ним в Калуге летом 2005 года. Я входила в огромный зал Скульптурной фабрики, где бывала не раз, — видела “в лесах” и памятник Г. К. Жукову, и Петру I — Вячеслав Михайлович находился где-то высоко, чуть позже я разглядела его “на лесах”. Он работал в полной тишине. Соратники и помощники были тут же, но их присутствия не ощущалось — с таким высоким почтением они к нему относились. Звучала музыка, пел Кубанский народный хор под управлением Захарченко. Позже Вячеслав Михайлович заметил, что всегда работает под музыку. А я, ожидая, когда он спустится с лесов и мы будем говорить — об интервью договорились в Москве по телефону и пришли к общему мнению, что обстоятельной беседа может получиться только здесь, в Калуге, в Москве его разрывали на части, — выстраивала в памяти этапы нашего сотрудничества: первое интервью для “Советской России” в 1987 году накануне присуждения В. М. Клыкову Государственной премии РСФСР, затем запомнившаяся надолго встреча в Смоленске, на празднике Славянской письменности и культуры, где В. М. Клыкова избрали президентом Фонда славянской письменности и культуры…

Почти двадцать лет он был бессменным руководителем Фонда. Он много сделал для того, чтобы Фонд славянской письменности и культуры стал организацией значимой, с которой считались на государственном уровне, добился, чтобы Праздник славянской письменности и культуры получил статус государственного.

А тот, Смоленский, праздник Славянской письменности и культуры вошел в русскую современную историю событием, которое многие его участники запомнили как духовное потрясение. Это случилось на заключительном концерте, когда в завершение праздника народная певица Татьяна Петрова в сопровождении балалайки композитора Юрия Клепалова впервые исполнила песню, сразу же ставшую духовным гимном России конца ХХ-го — начала XXI столетия: “Ой, не время нынче спать, православные!!! Время рать скликать, время Бога молить, чтобы веру дал, ну а главное, чтобы силы дал нам беду отвратить…”.

С Татьяной Петровой Вячеслава Михайловича Клыкова связывали многие годы преданной дружбы. Именно она рассказала мне (она дружит с женой скульптора), что Клыков смертельно болен. Но когда я приехала в Калугу, меня встретил молодой, сильный, красивый человек, полный жизненной энергии. И как-то не поверилось в эти разговоры, подумалось: может, ошибка? Не так все и плохо? Наша встреча была на редкость интересной и радостной, как это и бывало всегда, когда удавалось видеть Клыкова не только мельком, в массе людской, но и говорить с ним обстоятельно, угадывая за сдержанной, даже суровой его манерой общения ту почти детскую непосредственность и ранимость, которые свойственны очень искренним, влюбленным в свое дело русским людям.

“Приглашаете поразмышлять о жизни русской?” — печально спросил он, когда мы поднялись из зала, где была установлена скульптура, и оказались в просторной светлой комнате, где проживала его творческая бригада. Узкая походная кровать в углу у окна, простой сколоченный (наверное, здесь же) стол с лавками. Вячеслав Михайлович почтительно приглашает к столу, по-хозяйски выставляет каравай белого пушистого хлеба, жбан с прозрачным пахучим медом. “Кофе, чай?” — спрашивает отрывисто и располагается за столом для беседы. “Значит, поразмышлять предлагаете?” — повторил он и сам же ответил на свой вопрос. Неожиданно резко для меня: “А вот этого-то как раз я делать и не буду. Давно настала пора действовать, и я работаю в меру своих сил! И ничего другого предложить не могу. Дискуссии отошли в прошлое. Результаты? На мой взгляд — небольшие: страна по-прежнему корчится в муках. Простые люди страдают, задавленные бытом, теряют веру. Мои политические взгляды известны. Пора же наконец повернуть к решительным действиям в опоре на национальный дух народа как в нравственной, так и в экономической, и политической, и общественной жизни страны. Почему именно сейчас я обратился к образу Святослава? Потому что важно в наше теплохладное время дать людям пример смелого и решительного поступка, на который отважился Святослав. Пойти против богатейшего, в то время самого сильного государства, которое не только обирало Русь, но и нещадно унижало славянское население, для этого надо было иметь огромные внутренние силы не только предпринять труднейший поход, но и в прах разгромить противника. В 2005 году, как парад планет, выстроился парад наших исторических побед: 1040 лет со времен разгрома Хазарского каганата, 625 лет победы на Куликовом поле, 190 лет победы над Наполеоном, 60 лет Победы в Великой Отечественной войне. Славные даты! И это далеко не все наши победы. Это судьбоносные вехи нашей национальной истории, и они дают нам основание заложить традицию празднований, поднимающих дух народа. Пусть это будет День Святого Георгия Победоносца 6 мая — на Руси всегда торжественно отмечалась военными парадами эта дата во всех крупных городах России, или День Победы 9 Мая. Но это должен быть великий народный праздник Славы Отечества с участием Александра Невского, Суворова, Кутузова, героев Великой Отечественной войны. На этом празднике большое место должно отводиться молодежи. И это должен быть ГОСУДАРСТВЕННЫЙ праздник! Роль народной песни, народной музыки, народных мелодий и напевов здесь трудно переоценить. А у нас что происходит? Вы слышите по радио народную песню? Все каналы забиты “попсой”, пошлостью, чужими, угнетающими саму природу человека ритмами. Почему государственные структуры к этому безразличны?”

Я затихла. Ответа явно не требовалось, и он, не расположенный было говорить, оживился. Слишком больные струны души были задеты, слишком живым сердцем обладал, слишком неравнодушным к судьбе Родины был этот удивительный человек.

“Высказывают мысль, — говорил он, — что празднование на государственном уровне не дает того эффекта естественности происходящего, который был, скажем, когда Праздники славянской письменности и культуры проводились по инициативе и под эгидой общественных организаций. Отвечу: согласен, не дает. И приведу свой пример: пять лет подряд мы проводили под эгидой Фонда славянской письменности и культуры фестиваль имени Надежды Плевицкой. Каждый год. Скромные средства на проведение фестиваля находились, небольшие, но все равно находились. И этот фестиваль стал поистине народным праздником. Не зря же Надежду Васильевну называли “матерью русской народной песни”. Она была почитаема, и чтили ее все — от извозчика и простого крестьянина до царя! Ее любили! Фестиваль ее имени нашел большую поддержку в народе, его ждали. И мы стали ходатайствовать перед Министерством культуры, чтобы праздник стал общегосударственным, проводился на федеральном уровне. Имя великое. Если Плевицкой восторгались Шаляпин, Рахманинов, Собинов, который вывел ее на эстраду, какое еще более авторитетное признание может быть? Этот всероссийский фестиваль русской народной песни мог бы поднять в среде молодежи её авторитет. Сейчас, когда она “задвинута” эстрадой, причем чужой, антинародной, это просто необходимо для поднятия духа патриотизма, о необходимости которого громогласно заявлено с государственных трибун. Так мы рассуждали, обращаясь со своим ходатайством к власти, в частности к Швыдкому, в то время министру культуры. С предложением об учреждении под эгидой государства Фестиваля русской народной песни имени Надежды Васильевны Плевицкой обратились мы и к губернатору Курской области — и добились: решение состоялось. После “доблестного” распоряжения министра Швыдкого прошло три года — ни конкурса, ни просто фестиваля. Три года! Я снова обращаюсь к губернатору: как же так?! — Да, вот, у нас много событий… — Ну, событий всегда будет много, разве это отношение к исконной русской культуре?!! Положена традиция, ее нужно продолжать! Именно на курской земле, здесь родина Плевицкой. И фестиваль должен проходить именно в местах, где расположено ее родное село Винниково. Потом с полян и уличных площадок фестиваль переходит в помещение Драмтеатра, уже в Курске, как заключительный аккорд фестиваля — гала-концерт. Это всегда интересно. Народная песня есть народная песня. Пока народ поет, он жив. Забудет свою народную песню — с ним можно делать все что угодно. Вы знаете, какие средства выделило Министерство культуры на этот фестиваль? Сто пятьдесят тысяч рублей! Ну, что же это такое? Курский губернатор Михайлов дал триста тысяч. Слава Богу! Сейчас председателем жюри конкурса имени Надежды Плевицкой избрана Александра Стрельченко. Уже подали заявки 60 коллективов, вплоть до Капеллы под управлением Владислава Чернушенко. А первым лауреатом конкурса имени Надежды Плевицкой была Татьяна Петрова. Собственно, именно с ней мы и стали зачинателями этого конкурса. А случилось это так: ехали на праздник “Играй, гармонь!”, который проводился в Советском районе Курской области. Ехали мы с Татьяной Петровой в одной машине, с нами был и Харин Валерий Михайлович. И Татьяна вдруг говорит: “Тут где-то поблизости село Винниково, где родилась Плевицкая”. А Харин поддержал: “Да, вот сейчас тут и поворот будет!” Мы повернули. Приехали в село рано, часов семь. Идет баба с полным ведром молока, доярка. Я — к ней, спрашиваю: “А вы не скажете, где тут музей Надежды Плевицкой?” — “Это Винниковой, что ли? Да вот там, в школе, там, где раньше ее имение было”.

“Плевицкая” — сценический псевдоним Надежды Винниковой по фамилии первого мужа. С ним она, совсем девчонкой, выступала в цирке в самые ранние годы своей карьеры. Мы подъехали к школе. Директор школы нас встретила, провела в сельский музей. Конечно, простенький музей: собраны вырезки из газет, несколько фотографий, но сделано все любовью, с душой. Музей есть музей. Окрестности — замечательные: для проведения народного праздника место просто идеальное, много простора, ровное поле — есть где разгуляться народной душе. Я говорю директору: все! На будущий год проводим фестиваль! И провели. Даже раньше, чем через год! Все прошло очень хорошо, Татьяна Петрова пела, народ гулял, погода была яркая: то солнце, то дождь, впечатлений масса! Подъезжали автобусы с народными коллективами — дождь стеной! А они босиком из автобусов выскакивают, гармошка взревела и… пошли петь-плясать. Народ есть народ! Весело, хорошо. Татьяна Петрова пела и в заключительном гала-концерте в Драматическом театре в Курске. Тогда-то и присудили ей первое место лауреата Конкурса народной песни имени Надежды Плевицкой.

А на следующий год я поставил памятник Надежде Плевицкой в Винникове. Одно время председателем жюри этого конкурса был композитор Александр Морозов. В народе его песни знают и любят. Теперь вот многое ждем от Александры Стрельченко, также любимой народом исполнительницы русских народных песен.

Думаю, что работа предстоит хоть и огромная, и трудная, но нива-то благодатная!” — Вячеслав Михайлович задумался. Но я видела: разговор ему интересен, задел за живое, и я продолжила:

— Если вспомнить, каким богатством народных фольклорных ансамблей и народных исполнителей мы обладали на праздновании Тысячелетия крещения Руси, грусть-тоска берет…

Вячеслав Михайлович снова оживился:

— Обратимся к предпоследнему Празднику славянской письменности и культуры, который состоялся в Самаре. Он прошел с большим размахом. Во многом, конечно, благодаря усилиям мэра и губернатора. Из Москвы были какие-то коллективы, из Курска… И что особенно приятно было в Самаре, совсем отсутствовала “попса”. Была, правда, Бабкина, но и она под влиянием общей атмосферы пела хорошие песни. И хорошо пела. Исчезла эта ее вокзально-цыганская исполнительская манера, песня звучала задушевно. Она вынуждена была петь по-русски, атмосфера праздника обязывала.

— Замечательную мысль вы высказали: “Она вынуждена была”.

— Да, может петь! Попала русская исполнительница в тиски “тусовки” — и пошло-поехало… А там жестокие правила: играй роль разбитной вокзальной распутницы, если хочешь быть с нами!

— Эстрадная мафия диктует свои законы?..

— Да что мафия?! А где личность?! Нужно стоять на своем посту, коли вверено тебе такое искусство, как народная песня! Чем хорош был конкурс Плевицкой, когда жюри возглавлял Саша Морозов? Мы поставили вопрос: что важно сохранить в первую очередь из народных и фольклорных ансамблей? Да то, где культивируется чистая народная традиция. Ведь люди еще поют в семьях, передающих из поколения в поколение народный стиль исполнения, и приезжающие из таких семей показывают удивительно чистое безыскусственное народное звучание, когда поет душа. Это очень важно, что есть молодые люди, которые поют так, как пели их бабушки и прабабушки, и матери сохранили и эту манеру исполнения, и исконную мелодию народного звуковедения, где слышится правильная речевая интонация. Большое впечатление на участников фестиваля произвели три очень интересные девочки: одна из Наро-фоминска, одна из Курска, восемь лет ей было, и одна из Липецка, приехала с мамой и с бабушкой. Было подлинно народное торжество во всем. Тем более ценно, когда появляются такие девочки. Одну из них я слышал и на следующий год: стала красавицей, а поет уже хуже, утратила непосредственность первородного исполнения.

Он снова замолчал, ушел в себя. То внутреннее напряжение, которое буквально рвалось из него в начале беседы, отступило, и я поняла, что разговор наш, тема его дороги этому суровому и жесткому на вид человеку.

— Время сейчас такое: искренность не в моде, самобытность — не в чести, напротив, все делается для того, чтобы усреднить исполнителей, лишить их индивидуальности. Навязывается чуждый, инородный стиль и манеры поведения на эстраде. “Под Европу”!

— Да что “не в чести”! Если бы только?! Забивается народный стиль! Так ведь это и есть политика государственная! Вот в чем дело!

Вы идете на вокзал — по голове бьют, точно молотком по наковальне, чужие ритмы. Вы на пляж — то же самое! Повсюду! Уши у молодежи забиты наушниками, и в них те же чужие отупляющие ритмы! Кафе в провинции — та же история! Крайне редко исполнители русской народной песни допускаются в престижные концерты. Разве что Зыкину выпустят, и только! Вся страна, весь эфир забит чужебесием! А в стране, уважающей себя и свой народ, народная музыка должна звучать на радио и в телеэфире постоянно, а мы народных исполнителей “получаем по карточкам”, в минимальных “дозах”! Это ПРЕСТУПЛЕНИЕ!

Вот Татьяна Петрова. Какой голос, какая задушевность. Живая, как родник в лесу. Когда я познакомился с ней? Теперь уже, пожалуй, и не помню. Такое впечатление, что знаю ее всю жизнь. Высоко ценю ее талант. Есть такая строка в поэме Маяковского “Хорошо”, хотя и не хочется о нем вспоминать, да ладно, уж больно точно сказал: “Улица кривляется безъязыкая”. Вот то, что происходит у нас сейчас повсюду: действительно, кривляется улица! Без слуха! Без мелодии! Без мысли! И это губит все остальное, потому что в начале было СЛОВО, все начинается с мелодии его звучания! И только, когда слушаешь родную песню, оживает, распрямляется душа. Я работаю всегда под звуки родных мелодий: ведь вспоминается все твое прошлое, и не только твое, всей страны. Вся родная история встает перед твоим внутренним взором, вселяет силы, укрепляет тебя в сегодняшнем дне. Вот Татьяна Петрова как раз и есть яркая иллюстрация к этому. Когда слушаешь Татьяну, ты уверен: живет Россия! Она живет во мне, потому и я всем сердцем радуюсь и живу вместе с ней! И, конечно, песня гораздо сильнее, чем даже поэзия!.. Это живой голос! Это древние напевы родной земли! Она поет, как голос истории в тебе! Ведь не случайно древние русичи разговаривали не так, как мы говорим сейчас, они говорили нараспев! И если бы звучала народная музыка чаще, если бы было больше концертов, в самых лучших залах, молодежь пела бы народные песни. Сколько бы людей очнулось, сколько бы их вернулось к родной песне! Чужими ритмами забивается самое главное в человеке — генетическая память. А за этим — дальше: зрение притупляется, люди перестают видеть! Это же слепоглухонемые люди: ни слова услышать не способны уже, не увидеть ничего, не почувствовать! Душа засыпает у таких людей, каменеет. Это страшно.

Он снова на время задумался и, словно стряхнув с себя что-то, сказал, чеканя каждое слово:

— На концертах Татьяны Петровой живые души оттаивают, прозревают. Поэтому дай Бог ей стоять, не поддаваться никаким пагубным соблазнам: ни номенклатурным, ни партийным, быть самой собой. Как Бог дал ей талант, указал дорогу, так пусть и идет по ней. Она уже оставила свой след в истории и не раз еще подтвердит это! Для становления национального самосознания русскому человеку необходима такая певица, как Татьяна Петрова. Русский человек должен вообще всем интересоваться! Почему? Да потому что наше бытие настолько запутанно, что, чтобы понять суть происходящих процессов, нужно каждым мускулом, каждым нервом своим откликаться на явления жизни. Только тогда ты будешь понимать мир, в котором живешь. А помогает этому песня, поэзия, хорошее произведение изобразительного искусства, архитектура, скульптура. Без этого нельзя жить, без этого жизнь теряет свой смысл.

В 2002 году на Красной поляне в Курской области я поставил большой двухметровый медный крест с изображением Спасителя и двух наших князей — Дмитрия Донского и Александра Невского. Поставил во славу русской жизни, русского подвига, неистребимой в веках русской жажды воли. Поле, степь, прекрасное место, где поет русская душа…

Я уезжала из Калуги в радужном настроении. Верилось, что Вячеслав Михайлович прочтет этот очерк. Но жизнь распорядилась по-иному. Не знала тогда я и о том, что всего через месяц снова доведется увидеться с ним, теперь уже в Курске на открытии памятника К. К. Рокоссовскому.

В январе 2005 года ветераны Великой Отечественной войны, герои боев на Курской дуге, обратились к Вячеславу Клыкову с просьбой создать памятник К. К. Рокоссовскому как одному из самых ярких и талантливых руководителей сражения на Курской дуге, чтобы установить памятник в Курске на площади, носящей имя легендарного маршала. Деньги на памятник собирали миром. И вот 23 августа 2005 года, в 62-ю годовщину победы Советской армии в историческом сражении на Курской дуге, открытие памятника состоялось. Огромный сквер, на ровные торжественные дорожки которого свисают плакучие ветви густых высоких берез, заполнен людьми. С раннего утра из репродукторов звучат русские песни — народные, песни военных лет. Звучат, вызывая дорогие русскому сердцу воспоминания, волнуя и одновременно наполняя душу чувством уверенности и покоя. В центре сквера под белоснежным покрывалом высится громада памятника. И вот настал торжественный час — почетные граждане города, среди которых скульптор Вячеслав Клыков, под звуки музыки торжественно спускают покрывало, и взору собравшихся открывается величественный в своей мужественной красоте маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский. Он стоит на пьедестале, будто бы сложенном из мощных железобетонных дотов времен Второй мировой войны, возвышаясь над ровными просторами курской земли. Стоит, словно застыл на командном посту тех жестоких кровавых военных будней. Лицо маршала сосредоточенно и сурово, взгляд спокоен и уверен, в руке бинокль, на боку свисает с плеча планшет. В его фигуре собранность и решимость, он весь — сгусток воли и невероятной напряженности. И только, может быть, долго и внимательно разглядывая памятник, вы уловите смертельную усталость несгибаемого и мужественного человека, не спавшего сутки напролет. Это человек — из пекла войны, человек, преодолевший все ценой нечеловеческих усилий. Человек — Победитель, простой и доступный. ЧЕЛОВЕК. И, может быть, самым волнующим моментом этого праздника стал тот, когда под звуки торжественного марша в парадном строю перед маршалом Победы, чеканя шаг, браво отдавая честь, прошли юные воины. Ради их победной удали, гордой осанки, ради этих прекрасных и светлых лиц вели тот смертный бой воины Отечественной. Понимают ли они это, осознают ли в полной мере?!

Этот день Курск отмечал не только торжественным ликованием. Курск работал. В Доме офицеров собрались на слет учителей более тысячи представителей школ со всего Черноземья. И в завершении слета пела Татьяна Петрова. А потом и на центральной Красной площади снова звучала ее песня. Свой концерт Татьяна Петрова открывала песней Владимира Волкова “Матушка Русь”. Не часто звучит эта песня, да и тех, кто ее знает, не так уж много. Но с первых же звуков ее люди были захвачены, воцарилась внимающая тишина:

Изгибы куполов, и часто бездорожно,

И телу не спастись, а вот душе еще возможно,

И колоколенки свеча пронзает небо,

И вот пора уже начать уборку хлеба.

Матушка Русь, ты любовь и отрада,

Матушка Русь, нам другую не надо,

Матушка Русь, ведь на все воля Божья,

А я не боюсь твоего бездорожья…

Вячеслав Михайлович Клыков стоял на площади и слушал. Он специально приехал сюда, узнав, что и Татьяна Петрова в Курске. Не знаю, была ли эта их встреча последней….

4 июня 2006 года в храме Владимирской богоматери мы простились с человеком, чье служение Отчизне вызывало в современниках восхищение.