* * *
Как весело торгует люд лукавый
Бесценными святынями войны:
Звездой Героя, и солдатской Славой,
И смертным медальоном старшины.
Вскипает память от стыда и боли…
И в сизой полуночной тишине
С архангельскою вещею трубою
Встаёт трубач, убитый на войне.
На Главный
Сбор из сумрака и тлена
Зовёт он братьев, павших от меча.
И над полками слышен гул:
"Измена…"
И рвётся крик из горла трубача:
"За что ж мы с вами головы сложили?
Ужель за то, чтоб нас в родном краю,
Предавши подло, всех продать решили
Лабазно-инородному ворью?!"
И впрямь, неужто
с прошлым, с честью, с флагом -
В базарную приходят круговерть?
Во все века солдатская присяга
Была одна: "Отчизна - или смерть!"
Но если на святыни ратной славы
Тебе, торгаш, сегодня наплевать, -
Потомкам тоже продаёшь ты право
Тобою и страною торговать.
ОЛЕЙНИК Борис Ильич родился в 1935 году в селе Зачепиловке на Полтавщине. Окончил факультет журналистики Киевского госуниверситета, автор более 40 книг поэзии и публицистики, лауреат многих литературных премий, в том числе Государственной премии СССР и Национальной премии Украины им. Т. Г. Шевченко, известный политический и общественный деятель, Герой Украины, академик, председатель Украинского фонда культуры, Почётный гражданин Киева и других городов. Как народный депутат и писатель посетил многие страны мира, его "горячие точки", был в эпицентре событий в Чернобыле, Сербии, Ираке… Борис Олейник ни в прошлом, ни в последующие годы не порывал братских связей с русскими писателями и читателями, даже после тяжело пережитого им развала СССР издал в Москве художественно-публицистическую книгу "Князь тьмы" (1992 г.), поэму "Трубит Трубеж" (2000 г.) и поэтический сборник "Тайная вечеря" (2003 г.) в переводах Евгения Нефёдова. За последнюю из названных книг был удостоен Международной премии им. М. А. Шолохова. Публикуется в газете "Завтра", "Роман-журнале XXI век", других изданиях России, давний друг и автор "Нашего современника". Живёт в Киеве
И будет день, когда без капли срама,
Поглаживая сыто кошельки,
Бандуру деда, вышиванку мамы
Пойдут распродавать твои сынки!
Уже на булаву глядит орава,
Уж тянут руки к нашему кресту,
А после торганут козацкой славой,
А дальше спустят и саму
Державу,
Как ты сейчас - отцовскую Звезду.
.Но в полночь, на двенадцатом ударе,
Встаёт трубач, в забвение трубя:
"Коль прошлое ты продал на базаре -
Ты будущее продал и себя!"
МАРШ "ПЯТОЙ КОЛОННЫ"
Кто вы ныне, наши коммутанты,
Где нагрели новые места,
Шустро заменяя транспаранты
И знамён опасные цвета?
Говорят, у радикалов нервы
Не на месте, если ваш хурал
Громче их горланит
"Ще не вмерла",
Как вчера - "Интернационал".
Говорят,
что в храмах бить поклоны
Так теперь горазды вы еси,
Как недавно били в них иконы,
Посылая дули в небеси.
Бдите ж, радикалы, в самом деле,
Если коммутанты к вам придут:
Нас они вчера продать сумели -
Завтра вас подавно продадут.
Помните, как в августе беспечно
В пару дней сменила эта рать
Место у звезды пятиконечной
На места в колонне номер пять.
И сейчас никто там не безумец:
Повернись история опять -
Сей момент заменят ваш трезубец
На места в колонне номер пять.
И жёлто-блакитный, и червонный,
Полюбуйтесь, как который год
Коммутантов "пятая колонна"
Продаваться весело идёт!
И за них приветственные чары
Радостно готовые поднять,
Одобряют это янычары -
Спецрезерв
колонны номер пять!
Спелся этот хор объединённый…
Глянь,
жёлто-блакитный и червонный,
Как победным маршем
там и тут Коммутанты всей своей колонной
В ногу с янычарами
сплочённо Украину на торги ведут!
* * *
Б. Н. Е.
Дождясь бесплодья гибельного часа,
Где всё сгубила засуха-змея,
Ублюдок промальтийского закваса
На грех и ужас
всех крещёных сразу
Забрался
на державный трон всея.
В палатах древних
бродит он под мухой,
Средь казнокрадов и профур пера,
Надменный ростом
и убогий духом -
Бездарный шарж Нерона и Петра.
Когда ему, опухшему в той Пуще,
Сам патриарх облобызал уста, -
В своём гробу
перевернулся Пушкин,
Владимир-князь
не удержал креста.
Когда, проковылявши через паперть,
По храму он рогато проходил,
Отпрянула с иконы Божья Матерь,
Младенца от него загородив.
И тьма, как демон,
день сменила ночью -
Ни свечек, ни лампад, ни огонька,
Лишь Спаса всепрощающие очи
Вдруг вспыхнули впервые за века!
Трон осквернён
пороком и лукавством,
Здесь Лысая Гора,
где столько дней
Бесовство пьёт
за упокой славянства,
И в чашах кровь,
и серный дух над ней.
Уже совсем святынь не стало отчих,
Двуглавый -
словно с двух сторон ослеп.
И хам заморский ошалело топчет
И крест, и души, и священный хлеб.
Ужель сказать не может
русский слова,
Ужель по воле тех, кто правит им,
По норам
ждёт Пришествия Второго,
Что, мол,
воздаст и мёртвым, и живым?
Смотри, соседка,
ты дождёшься чуда,
Не Страшного суда, а дня, покуда
Сживёт тебя со свету твой иуда,
А там - и нас…
Подумай хорошенько:
А может, право, перед судным днём
Послать нам хлопцев
батьки Дорошенко,
Чтоб твой чертог очистили огнём?
Дабы опять слепыми за тобою
Нас не пригнали, как овец,
гурьбою
К иной кошаре, где твоих до шкуры
Уже остригли и сдают с натуры.
Так отзовись из помрачённой дали,
Подай хоть голос:
ты ещё жива ли?
А то, не слыша твоего глагола,
Уже и Спас тревожится с высот:
"Коли молчанье,
как в пустыне голой,
То есть ли, вправду,
там ещё. народ?"
ГУЛЯЕТ
Над Украиною "во время люте",
Когда старик, чья молодость - война, Сбывает с голодухи ордена, - Такие иногда гремят салюты, Ну впрямь чуму встречает сатана!
Под свист ракеты, треск петарды бойкой, Зажатый фейерверками в кольцо, Седой учитель тихо над помойкой Склонился, пряча очи и лицо.
А новые владельцы Украины Жируют разудало день-деньской! И в чашах яро багровеют вина: Гуляет панство. на крови людской.
*
А ну, срывай "московской" янычарке Головку с плеч, коль так заведено! Так что, коллеги, опрокинем чарки За то, что живы. были вы давно?
.За пятой мы оплачем Украину, Устроим спор-грызню за булаву И спишем все невзгоды и руины На клятых инородцев и Москву.
А коль похмельем утро не украсим (Хотя и завалялся шмат сальца),
ПАНСТВО
Во время люте… Т. Г. Шевченко
Шутихи в небе рвутся звездопадом, Да пушки бьют на киевских горбах, И под весёлый грохот канонады Все, кто полёг в атаках и блокадах, Перевернулись в собственных гробах.
Глядит толпа, не понимая сути, В глазах вопрос колышется едва: Так чей же праздник отражён в салюте Над Украиною
"во время люте"? .Молчит в ответ забвения трава, Земля в косынке чёрной - как вдова.
Как быть нам, люди?
* *
Носы один другому порасквасим - И всё ж. за мировой пошлём гонца.
Под щедрым компанейским Водолеем Остатки пира на столы снесём. И вдруг, на третьей где-то, прохмелеем: Так жили мы - иль отбыли. и всё?
.Но снова вихрь - и снова нарастает По кругу переодеванье душ. Как быть: усы - иль бороду оставить?! Иль то и сё - на случай новых стуж.
С кем будет нам труднее, с кем вольнее - Не разобрать без чарки и. Москвы. Так лучше наливай, сосед, полнее, И всё сначала повторим, увы.
А ну, срывай "московской" янычарке Головку с плеч, коль так заведено! Так что, коллеги, опрокинем чарки За то, что живы. были вы давно?
БЕЛАРУСИ
Три берёзы. Четвёртая - стала огнём. О, прости!
Ты прости мою память,
хотя не прощай её лучше.
Будут вёсны любимым зелёные письма нести,
Но один адресат никогда уже их не получит.
Стал я сед, словно лось. Стал я бел, будто ядерный дым.
На обугленный мир мои очи дождями упали.
Ты простила б, как мать, эту страшную память, Хатынь,
Но - коль ты сожжена - кто же будет прощать эту память?
Ты прости. Я не смею касаться болезненных ран. Но когда меня вечер окутает вечным туманом, О, позволь, Беларусь, перейду я печальный курган И у тихих берёзок задумчивым явором стану. .Хотя б вдалеке.
ПОСЛЕДНИЙ
И он придёт, с печалью мировою, Момент, когда в края, где вечны сны, В конце концов уйдёт Последний Воин Великой и Священной той войны.
Душа бойца потусторонним краем Шагнёт спокойно на высокий Суд, И от осколков давних
перед раем Вокруг неё сияния взойдут!
И даже Пётр, кто все века спокоен, Дивясь на чудо этой новизны, У Всеблагого спросит: - Что такое?
И Бог ответит:
- Се - Последний Воин
Великой и Священной той войны.
Ты отворяй Ему ворота града И - грешного - с почётом в рай пусти. Он на земле изведал столько ада, Что Я Его на все века простил! -
Прощальный залп пронзит затишье остро, И в горький миг своих сиротских грёз Такую боль услышит вечный космос, Что, и из камня высечен, Апостол За веками сдержать не сможет слёз.
Переводы Евгения Нефёдова
