* * *

По грязному снегу,

не важно - куда и откуда -

с фильтровой цидулькой в унылых бесцветных губах,

в китайской одёжке идёт потребитель "фаст-фуда",

заложник рекламы,

которой мой город пропах,

как бомж суррогатной,

съедающей печень настойкой.

Идёт - горожанин -

такой же, как многие.

Он идёт и не видит

таких же идущих -

настолько в себя

(по макушку - самим же собой) погружён.

Не видит - меня.

Но печалит не это,

а то, что,

не видя друг друга,

проходим,

как многие,

сквозь друг друга,

а день - растворяется в воздухе,

точно остывшего пепла

едва различимая горсть.

ПЕРМИНОВ Юрий Петрович родился в 1961 году в Омске. Член Союза писателей России. Редактор газеты "Омское время". Автор четырёх поэтических сборников. Печатался в журналах "Наш современник", "Москва", "Новая книга России", "Сибирские огни", "Алтай", "Ара" (Казахстан) и других изданиях…

* * *

Что делать, когда ни копейки,

а ужин - отрава?

Не стал бы я думать об этом нисколечко,

но соседи воюют - семейная пара! -

за право последнего слова,

насколько я понял…

Давно

они не шумели -

бюджетники тихие…

Ужин

съедобен, конечно,

хотя он - всего лишь

лапша китайская

на кипятке россиянском.

К тому же,

насколько я понял,

у них за душой - ни гроша.

Так, стало быть,

эй, голодранцы-товарищи, ухнем?

…Затихли соседи -

вечерняя телепора.

Дежурит наш разум -

вконец возмущённый - на кухне,

где суп выкипает, как водится, из топора.

* * *

Дни выходные

я давным-давно не трачу на безделье и на пьянки.

В один из них - зашёл в осинник, но увидел там

лишь скорбные поганки.

Дышать мешала сумрачная взвесь мошки, но я - печален был, покуда не озарило: всё-таки не здесь в рассветный час повесился Иуда.

Я был вовсю природой увлечён!

А то, что жизнь - скупится на подарки… Так тут поганки вовсе ни при чём. Причём почти съедобные поганки.

* * *

Немного отъехал,

и смута - владычица сердца. Да я же вернусь - не пройдёт и недели! - домой.

Кавказец небритый горюет без единоверца, косится в тревоге на сидор потрёпанный мой.

А помнишь, товарищ.

А может быть, нам подкрепиться? - Мне мама в дорогу таких пирожков напекла, что пальцы оближешь!..

Приносит бельё проводница -

печальная тётя.

Свистит заоконная мгла…

А будешь, товарищ, огурчик сибирский? - Ножа не найдётся, попутчик - таинственный, словно бабай? Моя ли твоя понимать разучилась, южанин? Твоя ли моя ничегошеньки не понимай!

А помнишь, товарищ.

Мы люди, товарищ, не волки! Никто никому в этом поезде вовсе не "ху"…

Здесь нижние полки не хуже, чем верхние полки, - напрасно об этом не ведают

там, наверху.

1991-2006

Антисоветскую литературу

в букинистический нервно сдаёт

некто потрёпанный.

После "микстуру"

купит,

соседа возьмёт в оборот, дескать, займи - не хватило чекушки на опохмел одинокой души, дескать, "отец мой сидел за частушки, жизнь прогорбатился твой - за гроши, значит, должны мы друг другу."

И фиги

спрячет в карманы последних порток.

.Проданы антисоветские книги, каждая - водки палёной глоток.

ШИРОКА СТРАНА МОЯ РОДНАЯ…

Ст. Куняеву

Радио бубнит про холокост…

Сивка-Бурка, вещая Каурка, отвезёт сегодня

на погост - в домовине - "русского придурка".

В "ящике" - черно от воронья, радостно, гламурно и пушисто.

Поминает скорбная родня

в деревеньке "русского фашиста"…

И разносит яростным норд-остом - с южных гор до северных морей - пепел от погоста до погоста необъятной Родины моей.

* * *

Судьбы не стоят все мои докуки, хотя без них - она была б иной.

Отставлю их! - Болят у мамы руки, родные руки, пахнущие мной - ещё младенцем.

Эта боль - от сердца! - От всех моих падений и докук.

Болят у мамы руки, но младенца того - она не выпустит их рук.

ОТЕЧЕСТВО

Получил я письмо от конторы какой-то - напиться захотелось: чуть было всю душу не выела горечь. Вроде что тут такого? - Чиновные - скучные - лица обратились ко мне: "Уважаемый Юрий Петрович!.."

Неужели. старею?

"Петрович!" - зовёт в домино поиграть во дворе чистокровный бухгалтер Абрамыч.

Что ж теперь - о здоровье заботиться, мол, не одно, так другое, печально глотая снотворное на ночь?

Но - подумал: неужто бесчувственным, словно броня, стал я, дурень, от жизни-жестянки (местами - убойной)? Нет! - По отчеству пусть называют почаще меня: в нём живёт мой отец! Мы по-прежнему вместе, родной мой!

Да, слегка полинял я, дыхалка - не та, и давно

не влюблялся (что - хуже), седею. Подумаешь, "драма"!

…И кричу из окна я: "Абрамыч, бросай домино, заходи помянуть - по-соседски - Петра и. Абрама".

* * *

Даже не думал ещё: "А много ли надо для счастья, чтобы исчезла бесследно срывов моих череда?.. "

"С Богом, сынок, иди, с Богом, сынок, возвращайся!" -

каждое утро мама мне говорит, когда

я ухожу на работу - буднично и торопливо,

или туда, где просто ждут не дождутся меня.

Сердцем вбираю капли утреннего прилива

света небесного, веры в небыстротечность

дня.

Знаю - пройдёт он быстро,

что до минуты роздан

будет хорошим людям,

да только не хватит на

всех,

что не радует.

Если я возвращаюсь поздно, свет пропекает до сердца - из маминого окна.

Ну а какого такого ещё-то мне надобно счастья…

Ночные светила не дышат

под гнётом небесного льда.

"С Богом, сынок, иди, с Богом, сынок, возвращайся." С Богом.

Конечно, родная.

А без тебя мне - куда?..