МУРАД АДЖИ ПРОТИВ“ОФИЦИАЛЬНЫХ” ИСТОРИКОВ

Псевдоисториковтеперь — хоть пруд пруди. Среди них встречаются представители самых различныхпрофессий — от математиков до военных, и все они, похоже, искренне верят в то,что ничего на свете нет проще, чем “писать историю”. И пишут. И издают. Причёмхорошими тиражами, на высоком полиграфическом уровне. Сейчас ведь были быденьги или спонсоры — книжку сделают хоть на глянцевой бумаге, хоть с золотымобрезом.

С прессой -посложнее. Тут многое зависит от “концептуальной основы” псевдоисторическихсочинений. Если они “принижают” русскую историю, то могут удостоитьсяпубликации даже в солидном либеральном издании, если же “возвеличивают”, то ихудел — малотиражные “маргинальные” издания патриотов. Поэтому было чемуудивляться, когда с конца 2004 года со страниц еженедельной газеты писателей“Литературная Россия” хлынул поток откровений на исторические темы кумыкскоголитератора, географа по образованию Мурада Аджи (“ЛР”, 2004, N 50; 2005, NN 1,7, 12). Откровения эти, судя по реакции читателей (“ЛР”, 2005, NN 2, 3, 5),выглядели оскорбительными для русского народа, и их появление в “ЛитературнойРоссии” вскоре после злой (но совершенно справедливой) рецензии Елены Мурашовойна сочинения псевдоисторика “патриотического” лагеря Виктора Калашникова (“ЛР”,2004, N 46) ставило газету в двусмысленное положение. Ведь за “ЛитературнойРоссией”, казалось бы, прочно закрепилась репутация не только одной из самых “экологическичистых”, серьёзных, но и патриотичных газет. Чем же для неё сталинтересен Мурад Аджи?

С егосочинениями мне довелось впервые ознакомиться в начале 1990-х годов, когда онещё подписывался как Мурад Аджиев. Тогда, помнится, ему всячески покровительствовалжурнал “Вокруг света”, но особенно благоволила “Независимая газета”. До тех,правда, пор, пока на неё не обрушились отклики читателей, поражённых жуткимнепрофессионализмом и вызывающей безапелляционностью абсурдных суждений г-наАджиева. Отклики на его “теории” появлялись и в других изданиях, а в“Литературной России” (1993, N 22) была опубликована моя статья, в которой речьшла о совершенно несостоятельных с научной точки зрения попытках М. Аджиевапереписать историю российского казачества (вопреки множеству твёрдо установленныхфактов он взялся утверждать, что наши казаки в большинстве своём не частьрусского народа, а половцы, порабощенные и насильственно русифицированные“царизмом” в ХVIII-XIX веках). И вот, столько лет спустя я сталкиваюсь створчеством того же автора не где-нибудь, а в “Литературной России”!..

Кнастоящему времени М. Аджи выпустил уже несколько книг, но его сочиненияпо-прежнему бьют все рекорды бездоказательности и абсурдности (достойнымконкурентом ему может стать, пожалуй, лишь математик А. Т. Фоменко).Построения М. Аджи не просто сомнительны — они решительно противоречат всемукомплексу материалов, накопленных в результате труда многих поколенийисследователей, а если и содержат что-то достоверное, то оно, как правило,выдирается из общеисторического контекста и абсолютно неверно трактуется.

“Творческаяманера” М. Аджи и других псевдоисториков однотипна, это прежде всего полныйпроизвол в отборе и использовании фактов. Добросовестный исследователь сначалаанализирует источники и специальную литературу, а затем делает выводы. Удилетанта же обычно всё наоборот. Вначале он непонятно каким образом (чащевсего — исходя из политических пристрастий) формирует свою точку зрения на теили иные события, явления и процессы (т. е. делает выводы), а затем испециальную литературу, и первоисточники использует таким образом: “находит” вних лишь то, что отвечает его представлениям, — с чем он согласен, причёмсовершенно независимо от степени достоверности, научной обоснованности “найденного”.Ну, а то, что не подходит, не укладывается в его “концепцию”, в упор “незамечается”, будь оно хоть в сотни раз убедительнее. Дилетанту неважно, откудапочерпнуты нужные ему сведения: из документальных источников или из легенд имифов, из капитальных трудов серьёзных историков или из легковесных работ такихже дилетантов, из исследований, являющихся последним словом в науке, или изустаревших, давно отвергнутых наукой. Лишь бы эти сведения отвечали егопредставлениям об изучаемом предмете. С той же целью локальные явления он можетпредставить как глобальные, а встречающиеся в литературе догадки и гипотезы -как твёрдо установленные факты. А если и этого покажется мало для обоснованияполюбившейся ему “теории”, если в источниках и работах исследователейсодержатся только расходящиеся с ней сведения и “не заметить” их никак нельзя,дилетант действует по принципу: раз факты против меня, то тем хуже для фактов -они объявляются “ложью официальной историографии” или чьей-то “фальсификацией”,а ссылки для обоснования своей точки зрения даются на вообще не существующие вприроде, мифические “данные”. М. Аджи, например, утверждает, что отсутствиерусского населения на Дону в ХVII веке “статистически… давно доказано”(“Независимая газета”, 10.01.92). Между тем хорошо известно, что в ХVII веке наДону никакой статистики не было и быть не могло.

“Полемическиеприёмы” дилетантов могут, конечно, сильно варьироваться, даже отличатьсяизысканностью, но убедительны они только для таких же дилетантов. Вот МурадуАджи очень хочется, чтобы его предки-половцы были светловолосыми и синеглазымии являлись бы не кочевым, а оседлым народом (см: “Мы — из рода половецкого!”,1992, с. 7, 47). Однако в работах С. А. Плетнёвой, крупнейшего специалиста поархеологии и истории Юга России в раннем средневековье, он встретил “не те”взгляды. Мало того, что Плетнёва считает половцев кочевниками (кстати, с полнымна то основанием), она ещё приходит к выводу, что если какие-то небольшиегруппы половцев и могли быть светловолосыми (из-за смешения с остаткамидревнейшего дотюркского населения степи), то в большинстве своем они являлисьмонголоидами и, следовательно, были темноволосыми и кареглазыми. В этом еёубеждают результаты раскопок половецких захоронений и скульптурные изображенияна могильных памятниках — “каменных бабах” (Плетнёва С. А. Половцы. М., Наука,1990, с. 35, 36). И что же М. Аджи? А он пишет, что ему “стыдно” за Плетнёву. Ився полемика! (“Мы — из рода половецкого!”, с. 19). Или вот не встречает он вотечественной литературе ни одного подтверждения ещё какой-то своей идеи. Какбыть? М. Аджи заявляет: “Слава Богу, кроме отечественной есть мировая наука”(там же, с. 47). И — ни имени, ни сноски. В крайнем случае — многозначительноемноготочие… Впрочем, даже упоминание в работах М. Аджи какого-либоисследователя ещё не свидетельствует, что оно приведено по делу и к месту.

Наконец,“творческой манере” М. Аджи свойственно широкое употребление выражений типа“как известно”, “абсолютно бесспорно, что”, “не оставляет сомнений, что”, “этоуже давно показано в археологии и не вызывает споров” (там же, с. 19, 44, 47),когда речь как раз идёт о вещах совершенно неизвестных, весьма спорных исомнительных, абсолютно не доказанных или прямо противоположных этим утверждениям.Вот, например, как М. Аджи решает “славянский вопрос”. В книжке “Мы — из родаполовецкого!” он уверяет, что славяне IX века — это “жители лесов, обитателиземлянок, довольствующиеся собирательством… не ведающие металла”. Дикари,стало быть, живущие в каменном веке, и потому-де они никак не могли построитьгород Киев. Его построили, конечно же, высококультурные половцы. “Всё это, -пишет М. Аджи, — безоговорочно давно подтверждено историками и археологами,так что открытия в моих словах нет, всё это известно” (с. 4, 5). А в интервьюИ. Колодяжному в “Литературной России” (от 10.12.2004) М. Аджи заявляет, что вовремя возникновения Киева “славян ещё не было в природе”, что “они творениеиезуитов”, что “славянская культура России” была “построена” лишь в ХVIII веке(“на фундаменте”, конечно же, тюркской культуры).

И всё этопишется на рубеже XX и XXI веков, после трудов наших выдающихся археологов — П.Н. Третьякова, З. В. Седова, Б. А. Рыбакова, посвященных именно этногенезу иранней истории (в том числе V-VI векам) славян и содержащих выводы, прямопротивоположные утверждениям М. Аджи! Неужели он взялся рассуждать на эту тему,не пролистав хотя бы капитальную монографию Б. А. Рыбакова “Ремесло ДревнейРуси”, не посетив Государственный исторический музей, где выставлены найденныеархеологами железные орудия славян, в том числе топоры, сошники, лемехи, серпыи другой массовый археологический материал, свидетельствующий, что задолго доIX века славяне не только “знали металл”, но и занимались земледелием? И приэтом М. Аджи ссылается на “безоговорочное” подтверждение своих идей именноархеологами!

* * *

Историческаянаука — не беллетристика, и работа историка, пожалуй, ближе к профессии неписателя, а следователя. Далеко не каждый может овладеть тонкостями этогоремесла самостоятельно, “самоучкой”, не получив соответствующего образованияи не поработав под руководством опытного преподавателя. Особенно если речьидёт об изучении отдалённых эпох, от которых сохранилось очень мало источникови они требуют особых навыков и методов работы.

Установлениеисторического факта — дело не всегда простое, а порой и очень трудоёмкое.Какие-либо сведения о прошлом становятся признанным наукой историческим фактомтолько в том случае, если исходят из абсолютно достоверных, не вызывающихсомнений в своей репрезентативности источников или подтверждаются несколькиминезависимыми друг от друга источниками. Когда источников мало, считаютсядопустимыми и те точки зрения, которые хотя бы не противоречат данным, добытым издостоверных источников. Но тогда речь будет идти уже не о реальных событиях ифактах, а о научных гипотезах. И если подойти с такой строго научной меркой кидеям г-на Аджи, то они не потянут даже на “статус” гипотезы. Их следуетпризнать либо фантазиями чересчур увлечённого человека, либо попыткойфальсификации нашей истории. Хотелось бы, конечно, надеяться на первое…

А вотКуликовская битва, реальность которой М. Аджи категорически отрицает, как разпринадлежит к тем событиям, которые по всем научным критериям можно считатьтвёрдо установленным историческим фактом, потому что она подтверждается вполненадёжными источниками. Они по-разному передают отдельные, подчас важные детали(численность войск, число погибших и т. д.), так что историки до сих пор спорятпо многим частным вопросам, связанным с Куликовской битвой, вплоть до точногоместонахождения её. Но то, что она произошла в сентябре 1380 года в верховьяхДона и окончилась победой русского оружия — для серьёзного, квалифицированногоисторика факт несомненный. Как и то, что вопреки утверждениям М. Аджи своивойска у русских в то время были — и княжеские дружины, и ополчение. И онипорой наносили чувствительные удары татарским войскам ещё до Куликовской битвы(наиболее известный тому пример — битва на Воже в 1378 году). А попытки М. Аджипредставить Куликовскую битву выдумкой “западных учёных”, действовавших поуказке Петра I, просто смешны. Куликовская битва нашла своё отражение впамятниках русской письменности задолго до эпохи Петра I — в ХV-XVII веках (влетописях, в “Сказании о Мамаевом побоище”, в “Задонщине”), а также в фольклоре- русском и южнославянском. И сведения об этом можно почерпнуть в “открытомдоступе” любой научной библиотеки, благо что юбилей Куликовской битвы в 1980году ознаменовался изданием множества работ, написанных об этом событиикрупнейшими историками-медиевистами (см.: Куликовская битва. Сб. статей. М.,Наука, 1980; Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. М., Изд. МГУ,1983). М. Аджи, конечно же, не читал этих работ, иначе он никогда бы не написалтех глупостей, что были опубликованы в первом номере “Литературной России” за2005 год.

Вообще,поражаюсь дилетантам! Как это они решаются с такой категоричностью писать особытиях, абсолютно не владея материалом, с этими событиями связанным. Но заживое меня задела не та чушь, что выходит в последнее время из-под пераисториков-дилетантов, не трактовка ими каких-то конкретных сюжетов нашейистории, а оценка Ильёй Колодяжным концепции М. Аджи. “Приверженцам официальнойистории принять её трудно, но и отвергнуть нелегко”, — говорится во введении кего интервью (“ЛР”, 2004, N 50). Видимо, именно на эти слова отвечает СергейКозлов: “С бредом, пусть и околонаучным, спорить сложно” (“ЛР”, 2005, N 5). Чтов данном случае “нелегко” и “сложно”? В смысле — найти в построениях М. Аджиявные несуразицы, нестыковки, неверные посылки и т. п.? Ничего тут нетсложного: для профессионального историка-исследователя они очевидны. Еслиопровергать пункт за пунктом все высказанное г-ном Аджи, то придётся исписатьне одну сотню страниц, и никто, разумеется, такую “рецензию” не опубликует.Поэтому ограничусь лишь некоторыми сюжетами — теми, что особенно нагляднодемонстрируют “таланты” М. Аджи как историка-исследователя.

Вот,скажем, Крещение Руси. Коснувшись в интервью этой темы, оба собеседника сразуже “блеснули” эрудицией. М. Аджи попенял российским учёным, что они“согласились с греческим крещением Руси в X веке, хотя то было католическоекрещение…” “Как католическое? — изумился И. Колодяжный. — Это же при Ольгекрестили Киевскую Русь”. “Я тоже так думал…” — отвечает М. Аджи (“ЛР”, 2004,N 50).

Надо лидоказывать просвещённой публике, что Русь приняла христианство не при Ольге, апри её внуке Владимире, которого за это и назвали Святым? Но не будемпридираться к “мелочам”, посмотрим, чем обосновывает М. Аджи свое “открытие”. Атем, что сын Владимира Ярослав Мудрый был женат на дочери шведского короля,сестру Ярослава выдали замуж за польского короля, а трёх дочерей — соответственноза норвежского, венгерского и французского королей. И поскольку-де“межконфессиональные браки были строжайше запрещены Церковью”, следует вывод,что Русь в то время была католической страной…

К сведениюМ. Аджи и его поклонников: раскол христианской церкви на западную -католическую (римскую) и восточную — православную (греческую) окончательнооформился только в 1064 году. А это — год смерти Ярослава Мудрого, выдававшегосвоих дочерей замуж за иноземных правителей, которые тогда были ещё христианами,а не католиками. Но даже если их католиками считать, “греческого” Крещения Русиэто никак не отменяет: принадлежность к разным христианским церквам никогда неявлялась серьезным препятствием к заключению междинастических браков. ВладимирМономах (ум. в 1125 г.) женился на английской принцессе Гите, Иван III (ум. в1584 г.) выдавал свою дочь за великого князя литовского Александра, ИванГрозный (ум. в 1584 г.) пытался свататься к племяннице английской королевы,смерть жениха помешала браку дочери Бориса Годунова Ксении и датского герцогаГанса в 1602 г. и т. д. Вспомним, наконец, с кем вступали в брак представителироссийской императорской фамилии, начиная с XVIII-го и кончая ХIХ веком…

* * *

Особогоразговора требуют общие оценки Мурадом Аджи трудов некоторых историков. Поройпросто диву даёшься! Это как же надо зациклиться на своих навязчивых идеях, какутратить ощущение реальности, чтобы усмотреть “лейтмотив” книги С. А. Плетнёвой“Половцы” в том, что “храбрые русские князья несколько веков трепали за ушитрусливых половецких ханов”, а “основную мысль” работы В. Г. Дружинина “ПопыткиМосковского государства увеличить число казаков на Дону в середине ХVII века”определить так: “Заселение Дона русскими — не более, чем вымысел”! (“Мы — изрода половецкого!”, с. 19, 53). Но это всё цветочки по сравнению с тем, что М.Аджи насочинял о H. М. Карамзине.

Интересно,что, с одной стороны, г-н Аджи относит Карамзина к тем историкам, которыеписали по “модели российской истории”, разработанной иезуитами, где “прошлоебыло… вульгарно придумано” (“ЛP”, 2004, N 50), а с другой, то и делоссылается на Карамзина для… подкрепления своих, противоположных “иезуитским”,взглядов. И как ссылается! “Это в Риме, оказывается, придумывали подвигиАлександра Невского, который в Невской битве, проходившей между шведами ифиннами, не участвовал, — пишет М. Аджи. — О том вполне чётко написано уКарамзина в комментариях”. Открываем соответствующий том “Истории государстваРоссийского” Н. М. Карамзина: описания и Невской битвы, и битвы на Чудскомозере вполне “классические” — с участием в той и другой Александра Невского, и“комментарии”, относящиеся к этому разделу, никак его содержанию непротиворечат.

Ещё однацитата из статьи М. Аджи: “О том, что Куликовская битва — вымысел от начала доконца, сообщил сам Н. М. Карамзин в примечании 81 к главе I тома V. Анализируяеё источники, он восклицал: “Какая нелепость!” (“ЛР”, 2005, N 1). Редкийслучай, когда ссылка у М. Аджи столь конкретна и потому легко поддаётсяпроверке. Проверяем. Куликовской битве Карамзин посвящает целых пять страниц,где и намека нет на какие-то сомнения автора в подлинности события (см.:Карамзин Н. М. История государства Российского. М., Наука, 1993. — Т. V, с.41-45), а в примечании 81 (там же, с. 248, 249) идёт речь о заграничныхоткликах на Куликовскую битву, о числе павших в ней и т. п. И вот по поводуодной из встречающихся в летописях цифр историк и восклицает: “Какаянелепость!” Разве это даёт хоть какие-то основания утверждать, что Карамзин считалКуликовскую битву вымыслом?

Напрашиваютсядва общих вывода: 1. Географ и экономист Мурад Аджи просто не умеет читатьсерьёзные исторические исследования, ничего не понимает в них. 2. литератор, журналист и публицист МурадАджи сознательно искажает смысл и содержание работ серьёзных историков в угодусвоим политическим пристрастиям и целям. Какой из этих выводов верен — пустьопределят специалисты. Я же в этой связи хочу обратить внимание читателя вот начто. У М. Аджи самое любимое, самое распространённое слово для характеристикитрудов профессиональных историков — “ложь” (“ложь это”, “официальная ложь”,“ложь, облепившая казачество” и т. п.). О себе же он пишет: “Первое правило,которое я взял себе и которому следую, не лгать” (“ЛР”, 2004, N 50). Как, однако,прикажете называть его обращение с трудами того же Н.М. Карамзина?..

КарамзинаМ. Аджи пытается взять в союзники и для своей “оригинальной” трактовкиСмутного времени, когда пишет, что имена освободителей Москвы от поляков вноябре 1612 года “лишь в XIX веке… впервые зазвучали по-русски”. Неслучайно-де “Карамзин… в своей истории не уделил личности Минина и строчки”(“ЛР”, 2005, N 1). К сведению М. Аджи: свою “Историю…” Карамзин довёл лишь дособытий 1611 года, и о Минине он просто не мог, не успел ничего написать:смерть оборвала работу великого историка. Ну, а рассуждения о “подлинных”именах Минина и Пожарского просто смехотворны. Тот и другой, пишет М. Аджи,были тюрками, и “при жизни” их звали “иначе”, как и “тот город”, “из котороговышли герои”. Название города, “оказывается”, тогда было не Нижний Новгород, а“Ибрагим-юрт, Булгар”, и он “входил в состав Казанского ханства”. А“предводителя Пожарского, видимо, звали Божир или Бажар, он был ханом”. СМининым вообще всё просто: его “происхождение… просчитывается в имени: козмапо-тюркски лепёшка, блинчик, а мин — мука”.

Как это вамнравится? А ведь здесь речь идёт об эпохе, которая, по сравнению с временамиНевской и Куликовской битв, неплохо представлена разными видами источников, втом числе и документальных. Многие из них опубликованы (см. подборку в“Материалах Общества истории и древностей российских при Московскомуниверситете”, вып. 2-6. М., 1911-1915), ещё больше хранится в архивах (преждевсего в Российском государственном архиве древних актов), но они тоже вполнедоступны для исследования. И если обратиться к этим современным Смутедокументальным источникам, то из них без труда можно узнать, что город, гдеформировалось ополчение, освободившее Москву от поляков, назывался Нижним Новгородом(он, кстати, к тому времени был русским уже 390 лет — с момента основания), апредводители ополчения именовались князем Дмитрием Михайловичем Пожарским иКузьмой (Козьмой) Мининым. И имена эти самые обычные, вполне христианские.Неужели М. Аджи не знает, что абсолютное большинство имён, считающихсярусскими, пришло к нам вместе с христианством из греческого и древнееврейскогоязыков и записано в святцы, что на Руси называли новорожденного по имени тогосвятого, дни поминовения которого совпадали с рождением младенца? Неужели былотрудно заглянуть в любой справочник личных имён и прочитать там, что “Кузьма”происходит от греческого “Косма” (“мир”), а “Мина” — либо от греческого же“Мена” (“луна”), либо сокращение от “Михаил”, “Минеон” и т. п.?

Как подметилаЕлена Мурашова, разбирая сочинения В. Калашникова, “все деятели паранауки оченьлюбят упражняться в лингвистике, причём все они исповедуют один нехитрыйпринцип: звучит похоже — значит, одно и то же” (“Литературная Россия”, 2004, N46). Мы видели, что М. Аджи здесь не исключение. И свои лингвистическиеупражнения он, конечно же, не ограничивает попытками истолковать на тюркскийлад фамилий “Минин” и “Пожарский”. Вообще, его конёк не столько ономастика,сколько топонимика. И хотя в своей книжке “Мы — из рода половецкого!” Аджискромно поясняет: “Я не лингвист и никогда не занимался топонимикой” (с. 15),на практике он исхитрился отыскать тюркские названия едва ли не по всейЕвропейской России.

М. Аджи,конечно же, не владеет научной методикой подобных исследований, аруководствуясь одними созвучиями, с таким же успехом можно найти “тюркскиекорни” в топонимах Южной Америки и Австралии, а немецкие — в Сибири: почему бы,например, название города Сургут не вывести от “зер гут” (“очень хорошо”), ареки Зея — от “зее” (“море”, “озеро”)?.. Ущербность подобного подхода не тольков конкретных ошибках автора — например, в причислении к тюркским ираноязычныхтопонимов, унаследованных от скифов, сарматов и алан. Даже имея дело с явнымитюркизмами, М. Аджи делает из факта их распространения неверные выводы:простирает границы Золотой Орды в ХIV веке до Москвы-реки (монографию В. Л.Егорова “Историческая география Золотой Орды в ХIII-ХIV вв.” он, конечно же, нечитал), отказывает славянам во владении рядом ремесел и т. д.

Тюркскиенароды издавна жили на территории Восточной Европы бок о бок со славянами,тесно контактировали, смешивались с ними, поэтому наличие в русском языкемножества тюркизмов (как и заимствований из языка балтских, финно-угорских,германских, скифо-сарматских племён) — явление вполне закономерное, особенноесли учесть длительную (два с половиной века) политическую зависимость Руси оттюркоязычной Золотой Орды и поныне неискоренимую склонность русского человека купотреблению “иноземных” слов вместо родных. Но это не даёт основанийсчитать восточнославянские народы менее самобытными и менее даровитыми, чемтюркские, и, кстати, вовсе не означает, что за каждым заимствованным словомскрывалось и ранее незнакомое русским понятие. Хрестоматийный пример -заимствование восточными славянами от своих ираноязычных соседей (сарматов иалан) слов “топор”, “собака”, “хорошо”. Чем они показались нашим предкам лучшеисконных “секира”, “пёс” и “добро”?..

* * *

Коренныепричины своих расхождений со всей отечественной (да и мировой,“европоцентристской”) историографией М. Аджи объясняет фальсификациейроссийской истории иезуитами (“ЛР”, 2004, N 50). Как и всякая “теория заговора”(и уж тем более — доведённая до абсурда), “концепция” М. Аджи порождает немалонеясностей, недоуменных вопросов. Ну, например, такой: как могли зловредныеиезуиты “придумать подвиги” Александра Невского, зафиксированные в источникахXIII-ХV веков, если сами они (иезуиты) появились на свет Божий только в ХVIвеке? А главное, непонятно, зачем коварным иезуитам понадобилось возвышатьтого, кто был принципиальным и последовательным противником католичества исближения с Западом?

Какая,наконец, была у подлых иезуитов корысть скрывать и грубо искажать подлиннуюисторию тюрок? Чем тюрки в глазах иезуитов хуже славян в целом и русских, вчастности? Нет ответа и на эти вопросы, и на то, каким же образом Мураду Аджиудалось раскрыть заговор иезуитов против российской истории. Целые поколенияисследователей, включая Н. М. Карамзина, С. М. Соловьёва, В. О. Ключевского,других выдающихся историков, ничего не замечали и разрабатывали ту “модельроссийской истории”, которую “придумали” иезуиты, а М. Аджи взял да всех иразоблачил, включая те загадочные “силы, которые руководят славянами” и желают,“чтобы те… не знали тюркскую культуру” (“ЛР”, 2004, N 50). Поделился бы уж считателями методикой своего расследования! Разъяснил бы, в частности, кто и,главное, зачем заставлял в советское время “фальсифицировать результаты” своихисследований крупнейших наших археологов — С. В. Киселёва и А. П. Окладникова- и как сам М. Аджи узнал об этих “безобразиях”. Что, академик Окладниковприватно, “по дружбе” сообщил ему об этом?..

Шуткишутками, но с подачи таких “следователей”, как М. Аджи, теория “заговора висторической науке” пользуется всё большей популярностью в кругах, далёких отисторической науки. Вот и ещё один автор “Литературной России” — ЛюбовьРыжкова, справедливо возмущённая поведением современных русофобов, не смоглаудержаться от экскурса в глубь веков и, тоже проявив абсолютнуюнекомпетентность в затронутых вопросах, сочла нужным пройтись по “официальнойисторической науке, которая, как известно, сочинена опять же по заказу всё техже западников…” (“ЛР”, 2005, N 4). Все доказательства столь масштабнойфальсификации, разумеется, сведены к пресловутому “как известно”…

Кстати,отдают ли себе отчёт любители объяснять всё на свете заговорами, что прижелании и к ним можно применить ту же “теорию”, обвинив, например, всознательном разжигании или провоцировании межнациональных конфликтов. Вовсяком случае, в отношении М. Аджи поводов к тому найдётся немало. Не случайнов первых же откликах на его откровения в “ЛР” прозвучали обвинения в “очернениии уничижении достоинства русского человека” и даже сравнение с террористами(“Кто-то в России взрывает дома и метро, а кто-то пытается подорвать подобнымистатьями исторические основы русского народа” — “ЛР”, 2005, N 5).

“На чьюмельницу льют воду” другие сочинения М. Аджи, пусть тоже судят читатели.Например, касаясь истории продвижения российских рубежей к югу в ХVII-ХVIIIвеках, он сравнивает Россию с “удавом, медленно заглатывающим добычу”, нисловом не обмолвившись о главной причине “сползания” укреплённых границ нашейстраны к югу — необходимости борьбы с татарскими набегами. Жесткую политикуроссийского правительства по отношению к вольному казачеству в ХVIII веке,направленную на пресечение массовых побегов русских людей в казачьи земли ипревращение казаков в замкнутое военное сословие, М. Аджи трактует так: “Изтюрков стали делать славян по законам колониальной генетики”. А службу казаковгосударству Российскому, по сей день являющуюся у них предметом законнойгордости, М. Аджи характеризует ещё хлеще: “Лакейской службой живут — которыйуж век в услужении…” (“Мы — из рода половецкого!”, с. 50, 52, 57). Когдапросчитываешь реакцию в разных слоях нашего общества на откровения и дешёвыеподначки Мурада Аджи, невольно начинаешь тосковать если не по цензуре, то хотябы по бюро проверки, некогда существовавшем при любом уважающем себяиздательстве. Было такое бюро и в “Литературной России”. Как автор ядебютировал на её страницах в 1990 году, при Эрнсте Сафонове. Никогда не забудудвух милых, но въедливых женщин, заставивших подтверждать буквально каждуюцитату, цифру, дату из готовящихся к печати статей, для чего мне пришлосьпритащить в редакцию целую сумку специальной литературы. После того моёуважение к “Литературной России” только возросло. Я понял: никакая халтура вней не пройдёт… Эх, то бы бюро да на Мурада Аджи! Оно бы срезало его уже наКарамзине. Теперь же сотрудники “Литературной России” не только публикуютразвесистую клюкву, но порой и поддакивают её авторам. “Всё может быть…”, -так реагирует член редколлегии “ЛР” Илья Колодяжный на заявление М. Аджи отом, что славянская культура России была построена в ХVIII веке на фундаментетюркской культуры!

* * *

В последнеевремя с подачи таких авторов, как М. Аджи, термины “официальная история” и“официальные историки” стали чуть ли не синонимами понятий “лживость” и “лжецы”и вытесняют термин “профессиональные историки”.

Самоделение историков на “официальных” и “неофициальных” в современных условияхискусственно, даже нелепо. Официальная наука в нашей стране умерла вместе с официальнойидеологией. Сейчас существуют лишь две категории историков-исследователей: этолибо профессионалы различной степени квалификации и добросовестности, которые,собственно, только и являются настоящими историками, либо дилетанты различнойстепени невежества, самоуверенности и активности, которые могут лишь “косить”под историков. Но если под “официальными” историками станут подразумеватьтех, кто не спешит отказываться от наработок своих предшественников в угоду необоснованным в должной мере “теориям”, то я бы не возражал против такоготермина. Против чего я решительно возражаю, так это против той напраслины, чтовозводят на “официальных” (профессиональных) историков воинствующие дилетанты.

Так, М.Аджи приписывает “официальным историкам” утверждение, что история нашей Родиныначалась только в IX веке (“ЛР”, 2004, N 50). Да держал ли он в рукахобобщающие труды по отечественной истории?! Знаменитые, по сей день непотерявшие своего научного значения “Очерки истории СССР”, доведённые до концаXVIII века и изданные АН СССР в 1954-1958 годах в девяти томах, начинаютизложение нашей истории с каменного и бронзового веков, с древнейшихрабовладельческих государств Закавказья и Средней Азии, со скифов и сарматов,т. е. ещё с периода до нашей эры (весь первый том). А второй том посвященпервым векам уже нашей эры — как раз до IX века. Аналогично обстоит дело вакадемической “Истории СССР с древнейших времен до наших дней” в 12 томах,которую начали издавать с 1966 года (см. т. 1 под ред. С. А. Плетнёвой и Б. А.Рыбакова). В 1996 году Институт российской истории РАН издаёт трёхтомник“История России с древнейших времён до конца XX века” под редакциейчлена-корреспондента РАН А. Н. Сахарова, где вся первая глава первого томапосвящена древнейшим цивилизациям на территории нашей страны, т. е. периоду доIX-X веков. Её автор — член-корреспондент РАН А. П. Новосельцев — уделилвнимание и скифам с сарматами, и аланам, и грекам Северного Причерноморья, иготам, и гуннам, и различным тюркским государственным образованиям VI-IХ веков.Может быть, с чьей-то точки зрения и недостаточное, но зато — с опорой нафакты, а не на фантазии…

Каксобственное открытие М. Аджи представляет мысль о том, что цивилизацияначиналась не в Европе, а “сюда она пришла с Востока” (“ЛР”, 2005, N 7).Неужели он не изучал мировую историю даже в рамках школьной программы? Всредней школе и на истфаках вузов историю начинают “проходить” с ДревнегоЕгипта и Месопотамии, т. е. как раз с Востока (курс так и называется — “ИсторияДревнего Востока”), и только потом переходят к Европе — Греции и Риму. И вовсех учебниках по истории древнего мира красной нитью проходит мысль обесспорном и огромном вкладе стран и народов Востока в развитие мировойцивилизации, в том числе и в европейскую культуру, многое с Востока перенявшую.Вот только о Древнем Алтае как центре мировой цивилизации, затмевающем и Египети Вавилон, и о тюрках как главных культуртрегерах всех времён и народов ни вучебниках, ни в более серьёзных работах профессиональных историков нет речи. Заотсутствием к тому должных оснований, а вовсе не из-за козней “европоцентристов”и давления Запада, как уверяет М. Аджи (“ЛР”, 2005, N 7).

* * *

В редакцияхгазет и журналов иногда приходится слышать, что и от дилетантов науке можетстаться какая-то польза — будут выдвинуты неожиданные, оригинальные идеи,которые вдруг да заинтересуют профессиональных исследователей. Не знаю, стакими идеями не сталкивался, а всё то, что из написанного дилетантами поистории мне попадалось на глаза и преподносилось как “новое слово” в науке,если и достойно внимания серьёзных учёных, то только не историков, а психологови психиатров.

В советскуюэпоху наша историография, в угоду политическим заказам, идеологическимустановкам и просто в силу своей методологической ограниченности,действительно, часто давала искажённые картины прошлого, правда, главнымобразом, относительно новейшей истории, а уж никак не первых веков нашей эры. Удобросовестных исследователей при описании и особенно при оценках событий иявлений прошлого тоже порой случались (и случаются) ошибки. Но всякого родаискажения у “официальных” историков и заблуждения историков профессиональныхобычно находятся в “пределах возможного”, т. е. касаются того, что если насамом деле и не происходило, то вполне могло произойти, ибо, в отличие отбеспочвенных фантазий воинствующих дилетантов, не противоречат всему комплексусведений, прошедших “перекрёстную проверку” различными видами источников…

Приходитсяс прискорбием констатировать, что народ наш крайне невежествен в областиистории, а потому так легко становится жертвой всякого рода графоманов ишарлатанов. Немалая часть вины в этом и на профессиональных историках. Вбольшинстве своём они редко “опускаются” до популярных работ, да и те, что иговорить, часто пишут скучновато (“академически”). Кроме того, в популярныхработах обычно опускается научно-справочный аппарат и не раскрывается“творческая лаборатория” автора — не показано, как он приходит к тем или инымвыводам, почему его точка зрения более обоснованна, чем другие. Даже в школьныхучебниках раздел “как учёные узнают о прошлом” либо отсутствует, либо носитнедопустимо куцый характер, создавая обманчивое впечатление о лёгкости идоступности работы историка-исследователя.

“…Каждыйвидит то, что хочет увидеть…”, — пишет Мурад Аджи (“Мы — из родаполовецкого!”, с. 19). Эти слова можно поставить эпиграфом ко всем его книгам истатьям. По поводу слова “каждый”, конечно, надо бы поспорить — лучше все-такиего заменить именем конкретного автора. Но относительно М. Аджи сомнений нет:он действительно пишет такую историю, какой она, по его мнению, должна быть,какой он ее хочет увидеть. Его стремление лучше узнать свои корни,“открыть самого себя”, сделать историю своего народа всеобщим достоянием моглобы вызвать лишь уважение, если бы опиралось не на фантазии, а на факты и еслибы он не пытался возвеличивать свой народ за счет уничижения других.

Мурад Аджи,несомненно, увлеченный человек. Но создается впечатление, что его увлеченностьдавно уже превратилась в оголтелость, в неспособность адекватно восприниматьисторические реалии. Тюркским народам есть чем гордиться и без выдумок г-наАджи, и издательства и издания, принимающие к печати его сочинения, оказываютплохую услугу как самому автору, так и его народу. Я имею право это заявлять нетолько как профессиональный историк, но и потому, что в моих жилах есть немного тюркской крови…