Весь день в студии Дулиной кипела работа. Одухотворенная дива порхала перед микрофоном и послушно выполняла все команды Пастуха. Алиса как будто заново родилась и бегала как школьница, радуясь своим творческим порывам. Ее голос звенел, как серебряный родничок посреди красивого леса, а тело двигалось очень грациозно, под стать звездам фигурного катания на льду. Сегодня Алиса убрала свои роскошные пушистые волосы в опрятный хвост, что, казалось, помогло ей сбросить еще несколько тяжелых лет подчинения нелюбимому делу.

Пастух важно сидел за пультом и ваял-миксовал, сводил и обрабатывал, плющил и мастерил джазовый хит а-ля тридцатые годы. Шокированная переменами, происходящими с маман, и скептически относясь к местечковым музыкальным талантам Кости, Жаннет в ужасе взирала на все это волшебное действо, периодически восклицая:

— Господи! Мы все сошли с ума! Если у них хоть что-нибудь получится, я уйду в монастырь. Нет, круче: брошу тусоваться и пойду работать!

Доблестная банда, вооруженная не только инструментами, но и содержимым дулинского бара, все это время активно участвовала в творческом процессе, вмешиваясь в сведение песни. К тому моменту, как хит был готов, незаметно наступил вечер, и в студии зажгли многочисленные лампочки.

Песня получилась настолько складной да нарядной, что Алиса и братва во главе с Костей не могли оторваться от прослушивания и включали ее вновь и вновь, подпевая и пританцовывая, пока окончательно не посадили уши. Уставшие и довольные, все собрались на дулинской кухне обсудить дальнейшие действия по захвату музыкальной власти в Москве.

— Ну что, завтра нашу хитяру на радио отдадим, — делился Пастух своими планами с паствой. — Ты, Алиса, мне адреса дай — парни с утра развезут. Послезавтра клип снимем — это, значит, во вторник. К четвергу местные умельцы нам его слепят красиво, в пятницу уже запустим его по телику.

— Костя, ты сам-то понимаешь, что несешь? — возмущалась раскрасневшаяся дива. — Нам на все это минимум месяца три потребуется и еще год, чтобы программу нормальную концертную сделать.

— Ну, песен я тебе сегодня ночью вагон напишу, выбирать замучишься, — на полном серьезе пообещал Пастух, — а три месяца, и тем более год — это совсем никак. Ромеро там один с городом не справится, да и пираты мои уже по морю затосковали. Так что у нас максимум неделя, дорогая моя, но в субботу, кровь из носу, у нас концерт в «Олимпийском».

— Господи, — взмолилась Жаннет, простирая руки к потолку цвета топленого молока, — какой неимоверный, исключительный бред!

Девушка демонстративно вышла из-за стола, а Дулина-старшая, не придавшая ее демаршу никакого значения, продолжила разговор, глядя прямо в лучившиеся твердой уверенностью глаза Пастуха:

— Костя, золотце, я верю тебе и в тебя. Будь по-твоему: концерт так концерт. Только не палите возле дома. У меня соседи сплошь министры и генералы.

— Ладно, Алиса, все будем делать тихо, пусть буржуи отдыхают, — криво улыбнулся Пастух и ушел в свою комнату.

Ночью братва продолжила джаз-вечеринку на кухне, созвав невесть откуда взявшуюся толпу молодых девиц. Жаннет ушла клубиться со своими друзьями, быстро потеряв интерес к южноморской братве, оказавшейся на поверку настоящей скучной джаз-бандой. Алиса, вновь вооружившись берушами, мирно спала в своей спальне, а Пастух, ни на минуту не оставляющий надежды избавиться от сладкой, но утомительной дилеммы, опять репетировал признание в любви Алисе.

После сегодняшней плодотворной студийной работы он свято уверовал, что это ее бешеный темперамент и сказочная нежность так наследили в его душе той душной беленджикской ночью. Наконец, собравшись с духом и решившись пойти к Дулиной-старшей, он тщательно рассмотрел себя в зеркало, поправил все, что можно было поправить, и как только был готов переступить через порог своей комнатушки, нелепо споткнулся о Дуську, которая тут же обидчиво взвизгнула и убежала под кровать. Пастух ударился головой о дверной косяк, чертыхаясь, надел котелок, но, поразмыслив, принял удар судьбы за плохую примету и остался в комнате, проведя остаток ночи за написанием новых песен.