На обочине пыльной дороги стояли не менее пыльные ЗИМы и, как верные псы, ждали своих хозяев. Хозяевами были бандиты-музыканты, гроза и гордость маленького Южноморска: Пузцо, Саныч, Автогеныч и Ромеро. Все четверо были в концертных костюмах: черных выглаженных брюках, пиджаках, традиционных котелках и темных очках. Белоснежные рубахи, контрастируя с загорелыми бычьими шеями и угольно-черными пиджаками, слепили глаз. В одной руке каждый из молодцов держал музыкальный инструмент, в другой — оружие.

Пузцо, светловолосый, добродушный на вид толстяк с кривым шрамом на левой щеке и выцветшими бровями, насвистывал какую-то невнятную мелодию, похлопывая бубном по округлой ляжке. Рыжий трубач Ромеро нервно жевал жвачку, ковыряя носком лакированного башмака в придорожном песке. Наголо бритый клавишник Автогеныч и чернявый пижон контрабасист Саныч ехидно наблюдали из-под черных очков за тем, как вдоль своего дома шагает развеселый Пастух, бейсбольной битой настукивая по железным прутьям забора ломаный ритм любимого свинга.

День был в самом разгаре, солнце полыхало, на небе не было видно ни единого облачка или даже намека на него. Где-то высоко-высоко, плавно размахивая крыльями, парила хищная птица орлиной породы. Казалось, еще чуть-чуть, и она опалит свои роскошные крылья. Музыканты расположились под развесистыми ветками шелковичных деревьев, чтобы спрятаться от жаркого небесного блина.

— А шеф сегодня в духе, — сказал Автогеныч парням. — Зададим джазу вечером.

— Привет, битлы! — весело прокричал Пастух. — Строить и жить!

— Салют, маэстро, — в тон Пастуху ответил Ромеро и расхохотался. — Всех построим и заживем.

— Пастух, помнишь, мы ночью по «бумеру» палили? Ну, Серый опять притащил туристов, вспоминай, — с места в карьер начал белобрысый Пузцо.

— Ну и чего? — еще шире заулыбался Пастух. — Он пожаловался мамочке?

— Почти, — перехватил разговор не старый, но мудрый Автогеныч. — Там пацаны питерские были, типа крутые. Ну и с утра сегодня в офис их бригадир звонил — дятел, знаешь, редкостный. Короче, стрелку у шлагбаума забил на шесть часов.

— Круто, круто. Из Питера уже на разборки к нам летают. Может, и впрямь реальные демоны, — веселился Пастух, — только у нас же в шесть саундчек… Ну да ладно, Ромеро с Автогенычем всех нас настроят, а мы пока съездим разберемся, заодно и порепетируем.

Через полчаса банда подъехала к ангару с зеленой пологой крышей, который служил им офисом, а по совместительству — репетиционной точкой «Веселой бригады». В здоровенном помещении из мебели был всего лишь один стол с телефоном; в другом конце зала располагалась аппаратура. Все стены были увешаны плакатами великих джазменов и мафиози 30-х годов, а на особо почетных местах красовались портреты Дулиной, Утесова и Аль Капоне. На одной из стен огромная растяжка гордо гласила: «Джаз дал нам все — у нас больше нет проблем!», а под ней висели неоднократно расстрелянные мишени из портретов современных поп- и рок-идолов. На другой стене, как раз над барабанной установкой, разместился транспарант: «От ножа до саксофона — один шаг, и мы его сделали!»

— Эх, хотел бы я с Дулиной дуэт замастырить, — мечтательно почесал макушку Пастух, разглядывая белозубую Алису, которая кокетливо смотрела на него с плаката. — Лучше нее никто у нас в стране джаз не поет. А в Москве ее совсем замордовали, такую хрень заставляют петь — уши вянут. Кстати, битлы, завтра едем в Беленджик, там какой-то фермер год назад у нашего Городского банка кредит взял немереный и уже давно процент не платит. Папа банковский просил съездить получить. Надо помочь родному городу. Мы же здесь за порядком смотрим. Ну что, репетнем?

Бандиты расселись каждый на свое место и завели джазовые мотивы, а Дулина с постера так и продолжала сиять искренней сверкающей улыбкой, не подозревая, в какую историю втянет ее любовь к афроамериканской музыке.