Льет полусвет
черемуховый вечер,
прощально осыпая лепестки.
Иду в него.
Все кажется, я встречу
виновницу тревоги и тоски.
Ту девочку из школьной перемены,
из сумерек вторых счастливых смен,
что закружила ласточкою первой
в мальчишечьей распахнутой весне.
Темнели палисадники смущенно.
Доверчива была ее рука.
И весь поселок в кипени черемух
с рассветом розовел, как облака.
Он поднимался над знакомым краем,
он излучал неповторимый свет.
И вместе с ним, от счастья замирая,
мы плыли в бесконечной синеве…
Неправду говорят,
что время — лечит.
Но правду, что беду — ведет беда…
Когда цветет черемуха,
на плечи
ревнивые ложатся холода.
Я лишь рассудком
принимаю тропы,
ушедшие в немыслимую даль,
в осклизлые холодные окопы,
в транзитные глухие поезда…
Вступаю в ночь,
в ее прохладный омут,
но сердце
не умеет не искать.
А лепестки, упавшие с черемух,
все гуще оседают на висках.