Льет полусвет черемуховый вечер, прощально осыпая лепестки. Иду в него. Все кажется, я встречу виновницу тревоги и тоски. Ту девочку из школьной перемены, из сумерек вторых счастливых смен, что закружила ласточкою первой в мальчишечьей распахнутой весне. Темнели палисадники смущенно. Доверчива была ее рука. И весь поселок в кипени черемух с рассветом розовел, как облака. Он поднимался над знакомым краем, он излучал неповторимый свет. И вместе с ним, от счастья замирая, мы плыли в бесконечной синеве… Неправду говорят, что время — лечит. Но правду, что беду — ведет беда… Когда цветет черемуха, на плечи ревнивые ложатся холода. Я лишь рассудком принимаю тропы, ушедшие в немыслимую даль, в осклизлые холодные окопы, в транзитные глухие поезда… Вступаю в ночь, в ее прохладный омут, но сердце не умеет не искать. А лепестки, упавшие с черемух, все гуще оседают на висках.