ЖИЗНИ
Генетическая группа
– Так вотчто это было, – сказала Дженис Рэнд.
– Пока мы еще не знаем, – сказал Кирк. – Но если это так, должно быть, это самая большая неудача в Галактике, приведшая к совершенно обратным результатам. Впрочем, пора приниматься за работу. Мири, ты тоже можешь помочь – разложи все эти папки на том большом столе по разделам: один – генетика, другой – вирусология, третий – иммунология или что там еще. Не обращай внимания на значение слов, просто старайся подобрать одинаковые.
Общая картина возникала раздражающе медленно. Общий принцип стал ясен почти с самого начала: попытка приостановить процесс старения с помощью избирательного изменения мутировавших клеток тела. Процесс старения – в основном аккумуляция в теле клеток, чьи нормальные функции частично приведены в негодность мутациями, которые, в свою очередь, вызваны появлением свободных радикалов в ядре клетки, своим присутствием нарушающих генокод. Ученые колонии прекрасно понимали что невозможно блокировать свободные радикалы, которые создавались практически повсеместно в природе: фоновой радиацией, солнечным светом, двигателями внутреннего сгорания, даже пищеварением. Вместо этого они предложили создать самовосстанавливающуюся вирусоподобную субстанцию, которая должна была оставаться в крови пассивной до тех пор, пока не происходило повреждение клетки. Тогда вирус должен был проникнуть в клетку и заменить поврежденный элемент. Инъекцию намечалось делать при рождении, прежде, чем включится иммунный механизм ребенка, чтобы вирус стал "своим" – так сказать, был отмечен, как естественный "жилец" организма, а не захватчик, с которым надо бороться. Но он должен был оставаться пассивным вплоть до активизации половыми гормонами в период созревания чтобы не нарушать нормальный процесс развития.
– Самый смелый проект о котором мне когда-либо приходилось слышать, – объявил Мак-Кой. – Если бы это получилось, мы бы могли иметь прекрасную защиту от рака. Ведь по сути своей рак – всего лишь местный взрыв процесса старения в особенно тяжелой форме.
– Но это не сработало, – заметил Спок. – Их субстанция оказалась слишком похожей на вирус – и вырвалась из-под контроля. О, она, действительно, продлевает жизнь, но только детям. Когда же начинается созревание, она их убивает.
– И как долго? – спросила Дженис Рэнд.
– Ты спрашиваешь, насколько она продлевает жизнь? Мы не знаем, потому что эксперимент продолжался не так уж долго. Мы знаем только уровень: инъецированный организм стареет примерно на месяц своего биологического времени за каждую сотню лет объективного времени. Для детей, совершенно очевидно, это вот так и срабатывает.
Дженис уставилась на Мири.
– Месяц за сто лет! – воскликнула она. – И эксперимент был проведен три века назад! Вечное детство… Это словно сон.
– И очень плохой, старшина, – сказал Кирк. – Мы учимся на примерах и обязанностях. Мири и ее друзья были лишены и того, и другого. Это тупик.
– С особо уродливой смертью в конце, – согласился Мак-Кой. – Просто поразительно, что такому количеству детей удалось выжить. Мири, как ты жила после того, как умерли все старшие?
– У нас были дурашки, – ответила Мири. – И нам было весело. Не было никого, кто бы нам что-то запрещал. И когда мы хотели есть, мы просто брали что-нибудь. В банках сохранилось множество всяких вещей, и у нас было много момми.
– Момми?
– Ну, вы знаете. – Мири помахала рукой в воздухе, имитируя действия открывателя банок. Дженис Рэнд всхлипнула и отвернулась.
– Джим… теперь, когда ты нашел то, что искал… ты уйдешь?
– О, нет, – ответил Кирк. – У нас еще осталось много дел. Ваши старшие похоже, проводили свои эксперименты в определенной последовательности, что-то вроде расписания. Не нашли ничего такого, мистер Спок?
– Нет, сэр. Скорее всего, это хранилось где-то в другом месте. Будь это мой собственный проект, я бы сохранил это где-нибудь в сейфе – это ключ ко всему делу.
– Боюсь, мне придется согласиться. И если только мы не сможем разобраться в этом, Мири, мы не сможем идентифицировать вирус, синтезировать его и изготовить вакцину.
– Так это хорошо, – воскликнула Мири. – Значит, вы не уйдете! Мы можем поиграть – пока это не случится.
– Все-таки, быть может, нам и удастся остановить это. Мистер Спок, как я понял, вам не удалось подобраться к остальным детям?
– Никакого шанса. Они слишком хорошо знают местность. Как мыши.
– Ладно. Попробуем иной подход. Мири, ты не поможешь нам найти кого-нибудь из них?
– Вы никого не найдете, – уверенно ответила Мири. – Они боятся. Вы им не понравитесь. А теперь, они и меня боятся, с тех пор, как… – она замолчала.
– Мы постараемся, чтобы они нас поняли.
– Оставшиеся? – спросила девочка. – У вас это не получится. Оставшимся лучше всего. Никто не ждет от тебя, что ты что-то поймешь.
– Но ты же понимаешь.
Неожиданно глаза Мири наполнились слезами.
– Я уже больше не оставшаяся, – прошептала она и выбежала из комнаты.
Дженис с жалостью посмотрела ей вслед и произнесла:
– Эта маленькая девочка…
– …на триста лет старше чем вы, старшина, – закончил за нее Кирк. – Не делайте скоропалительных заключений. Все же какое-то отличие в ней должно образоваться, независимо от того, сможем мы это заметить или нет.
Но спустя минуту, Мири вернулась, ее горе испарилось, будто бы его и не было, и она была готова заняться чем-нибудь. Мистер Спок засадил ее за заточку карандашей, которых здесь, в древней лаборатории имелось множество. Она с радостью занялась делом – но тем не менее, ее глаза неотрывно следили за Кирком. И он старался ничем не выдать, что все время чувствует на себе этот взгляд.
– Капитан? Это Фаррел, с "Энтерпрайза". Мы готовы к обработке информации.
– Хорошо, сейчас начнем. Мистер Спок, что вам необходимо?
Мири протянула пригоршню карандашей.
– Этого достаточно?
– А? О, нам бы неплохо еще больше, если ты не возражаешь.
– О, нет, Джим, – ответила она. – Почему я должна возражать?
– Этот парень, – заметил Спок, раскладывая листы бумаги на столе, – составил свои записи в последние недели жизни – уже после начала катастрофы. Я отбросил самые последние записи, где он пишет, что процесс ухе далеко зашел в нем самом, и он слишком болен, и не уверен, что его не лихорадит. Тут я с ним согласен. Но вот эти, более ранние записи, показывают, сколько времени у нас осталось. Ясно, что конечная стадия, которую мы здесь наблюдали, однозначна. Мания убийства.
– И ничего, хотя бы намекающего на штамм вируса или его химический состав? – спросил Мак-Кой.
– Ничего, – ответил Спок. – Он считал, что кто-то другой пишет аналогичный доклад. Может быть, кто-то и занимался этим, но мы пока не нашли ничего подобного. А может быть, это была одна из первых его галлюцинаций. Это первая стадия сильной лихорадки… боль в суставах… затуманивание зрения. А затем все захватывает мания. Кстати, доктор Мак-Кой, вы были правы насчет спирохет, они вносят свой вклад. Это они создают манию, а не вирус. И в нашем случае все будет гораздо быстрее, потому что, в отличие от Мири, мы не несли в себе спящую болезнь так долго.
– А она? – тихо спросил Кирк.
– Необходимо свериться с компьютером. Но примерно могу предположить, что она переживет нас на пять-шесть недель – если только один из нас не убьет ее…
– А теперь хватит? – одновременно с этими словами спросила Мири, показывая большую кучу заточенных карандашей.
– Нет! – яростно заорал Кирк.
Уголки ее рта опустились и нижняя губа задрожала.
– Ну, ладно, Джим, – прошептала она. – Я не хотела тебя разозлить.
– Прости, Мири. Я разговаривал не с тобой. И я не сержусь.
Он снова повернулся к Споку.
– Ладно. Мы все еще не знаем, с чем боремся. Передавайте все данные Фаррелу, тогда хотя бы мы будем знать точное значение временного фактора. Проклятье! Если бы только получить этот вирус в руки, на корабле можно было бы создать вакцину за двадцать четыре часа. Но мы не знаем, с чего начать.
– А может быть есть с чего начать, – медленно произнес Мак-Кой. – Это, конечно, исключительно крепкий орешек, но мне кажется, это может сработать. Джим, ты же знаешь, как работает ум, если его хозяин постоянно сидит за столом. Если эта лаборатория похожа на любой другой правительственный проект, с которыми мне приходилось сталкиваться, здесь должны быть бланки заказов на все, что им могло потребоваться. Где-то здесь, в бухгалтерских архивах должны храниться копии этих заказов. Из них мы узнаем все о потреблении определенных реагентов на различных стадиях. И я, наверное, смогу заметить такие простые вещи, как среды для разведения культур, или что-то вроде этого – но нам придется проанализировать все, что хоть мало-мальски покажется важным. Во всяком случае, есть шанс, что анализ поможет реконструировать недостающее расписание.
– Очень изящная идея, – заметил мистер Спок. – Весь вопрос в том…
Его прервал зуммер передатчика Кирка.
– Кирк на связи.
– Фаррел – наземной группе. Расписание мистера Спока дает конечный срок через семь дней.
Долгое время не было слышно ни звука, кроме шуршания затачиваемых карандашей. Затем Спок спокойно произнес:
– Именно этот вопрос я и собирался задать. Несмотря на то, что я с большим уважением отношусь к схеме доктора Мак-Коя, несомненно, что на нее потребуется гораздо больше времени, чем у нас осталось.
– Необязательно, – возразил Мак-Кой. – Если спирохета действительно создает манию, мы могли бы подавить их антибиотиками и держать наше сознание ясным немного дольше…
Что-то ударилось об пол и разбилось. Кирк резко обернулся. Дженис Рэнд очищала несколько слайдов Мак-Коя в сосуде с хромовой кислотой. Едкий желтый состав разлился по всему полу. Часть его попала на ноги Дженис. Схватив кусок хлопчатобумажной ткани, Кирк бросился на колени, чтобы стереть жидкость.
– Нет, нет, – всхлипнула Дженис. – Ты не можешь мне помочь – ты не можешь мне помочь!
Спотыкаясь, она пробежала мимо Спока и Мак-Коя, и, все еще всхлипывая, выскочили из лаборатории. Кирк бросился вслед за ней.
– Оставайтесь здесь, – приказал он. – Продолжайте работать. Не теряйте ни минуты.
Он нашел Дженис в коридоре. Уткнувшись лицом в стену, она рыдала, содрогаясь всем телом. Кирк вновь стал протирать ее ноги, пытаясь не обращать внимания на покрывающие их, уродливые синие прыщи. Наконец, слезы иссякли, и спустя некоторое время она сказала:
– А там, на корабле, ты никогда не обращал внимании на мои ноги.
Кирк через силу усмехнулся.
– Тяжесть командирства, старшина: я обязан видеть только то, что указано в уставе… Вот так уже лучше, но все же еще надо помыть мылом и водой.
Он встал.
Она выглядела осунувшейся, но истерика уже прошла. Затем Дженис сказала:
– Капитан, я не хотела этого, правда, не хотела.
– Я знаю, – ответил Кирк. – Забудь об этом.
– Все это так глупо, так бесполезно… Сэр, знаете, я теперь могу думать только об одном. Я все понимаю, конечно, но продолжаю думать – ведь мне всего лишь двадцать четыре года, и я боюсь.
– Я ненамного старше вас. Но я тоже боюсь.
– Вы?
– Ну конечно. Я хочу превратиться в одно из этих существ ничуть не больше, чем вы. Я даже еще больше боюсь. Вы – моя команда. Я привел вас сюда. И я в ответе за всех вас.
– Вы не должны показывать этого, – прошептала она. – Вы никогда этого не показывали. Вы, казалось, всегда были храбрее, чем десятеро таких, как мы.
– Чепуха, – резко ответил он. – Только идиот не боится, когда есть чего бояться. Человек, не чувствующий страха, вовсе не храбрец. Это глупец. А храбрость состоит в том, чтобы идти вперед и бороться с опасностью, а не быть парализованным страхом. И особенно – не позволять себе паниковать из-за кого-то другого.
– Я поняла мораль, – ответила Дженис, стараясь выпрямиться. Но слезы вдруг снова тихо потекли по ее щекам. – Жаль, – продолжила она сдавленным голосом. – Когда мы вернемся назад, сэр, вам придется заменить меня старшиной, у которого глаза не все время на мокром месте.
– Ваша просьба о переводе не удовлетворена. – Он мягко обнял ее, и она попыталась улыбнуться ему. Неожиданно, какое-то движение заставило их обернуться ко входу в лабораторию.
Там стояла Мири, и, закусив кулачок, глядела на них. Глаза ее были широко раскрыты, и в них можно было прочесть неопределенную смесь эмоций – удивление, протест, даже ненависть. Впрочем, в последнем Кирк не был уверен. Только он собрался что-то сказать, как Мири резко развернулась и убежала. Он слышал удаляющийся звук ее шагов. Затем наступила тишина.
– Ну вот, неприятности никогда не приходят в одиночку, – устало вздохнул Кирк. – Нам бы лучше вернуться.
– А куда это Мири направилась? – с интересом спросил его Мак-Кой, когда они снова вошли в лабораторию. – Похоже, она куда-то очень торопилась.
– Не знаю. Может быть, решила попробовать найти других оставшихся. Или мы ей просто надоели. У нас нет времени беспокоиться о ней. Что у нас дальше?
– Дальше мы должны предотвратить случайности, – сказал Мак-Кой. – Я должен был подумать об этом раньше, но инцидент с Дженис лишний раз напомнил мне об этом. Здесь полно сильных растворителей, а если нам повезет, то скоро мы будем работать с опасным инфекционным материалом. Я хочу, чтобы мы все переоделись в лабораторную одежду, какую нам только удастся найти. Вон там ее полный шкаф. А наша собственная – должна быть сложена вне лаборатории, в прихожей, либо нам просто придется ее сжечь, когда будем возвращаться на корабль.
– Хорошо. Значит, таков и будет приказ. А как насчет снаряжения – фазеров и прочего?
– Оставим один фазер здесь, на всякий случай, если вы готовы выбросить его, когда будем возвращаться, – сказал Мак-Кой. – Все остальное – вон.
– Хорошо. Дальше?
– Меданализ я провел, насколько это возможно в таких условиях, – сказал Мак-Кой. – И теперь все будет зависеть от статистики, и хотя идея и принадлежала мне, боюсь, что мистеру Споку придется принять ее реализацию на себя. Статистика просто сводит меня с ума.
Кирк усмехнулся.
– Хорошо. Мистер Спок – принимайте руководство.
– Да, сэр. Прежде всего, нам необходимо найти эти копии заказов. То есть еще раз просмотреть архивные ящики.
Проблема решалась достаточно просто: нужно было изобрести болезнь.
Нашлись бланки бухгалтерских счетов, почти полные и достаточно детальные. Предположение Мак-Коя оказалось правильным. Ум бюрократа совершенно не изменился от того, что его переместили более чем на дюжину световых лет с родной планеты. Все, что когда-либо заказывалось лабораторией, сопровождалось, по меньшей, мере тремя копиями документов.
Мак-Кою удалось приблизительно рассортировать все это по категориям, числом с десяток (от 0 – очевидной чепухи до 10 – очевидно необходимого), и биокомпьютер закодировал все категории индексом выше "5" так, чтобы как можно быстрее передать на компьютер находящегося на орбите "Энтерпрайза". Кодирование было произведено очень быстро. Но определение соотношения кодируемых элементов, (что также было необходимо закодировать), оставалось на совести человека. И, несмотря на возражения, Мак-Кой оказался единственным, кто мог сделать это хоть с какой-то уверенностью. При статически достоверном количестве данных Спок был способен точно утверждать. Но только Мак-Кой мог предположить, носят ли данные статические группы медицинский, финансовый или просто случайный характер.
На все это ушло двое суток непрерывной работы, и на утро третьего дня, Спок смог заявить:
– Вот на этих картах содержится все, что биокомпьютер может для нас сделать. – Он повернулся к Мири, которая вернулась днем раньше без всяких объяснений, но и без заметной перемены в настроении, и горя желанием работать ничуть не меньше, чем ранее. – Мири, если ты сложишь их вот так и опустишь сюда, в этот паз, мы передадим их на "Энтерпрайз", и там их сможет прочесть и ввести в компьютер Фаррел. Должен признаться, что все еще не вижу во всем этом ни малейшего намека на какую-то закономерность.
– А я – вижу, – удивленно произнес Мак-Кой. – Несомненно, активный реагент не может быть просто вирусом, иначе без самовоспроизводства он был бы выведен из тела в период между инъекцией и созреванием. А настоящие вирусы не могут воспроизводиться без вторжения в клетки тела, что этой штуке запрещено делать в течение примерно десяти или двенадцати лет, в зависимости от пола организма, в котором она обитает. Так что должно существовать что-то, более похожее на риккетсии, с какими-то незатронутыми энзимными механизмами, чтобы эта штука могла питаться и размножаться за счет материала, который абсорбирует из жидкостей тела, вне клеток. И когда на нее начинают воздействовать половые гормоны, она сбрасывает эту часть своей конструкции и становится настоящим вирусом. Следовательно, отработавший механизм должен растворяться стероидами. И на него могут воздействовать только половые стероиды. Так что все эти условия неминуемо подводят нас к решению, шаг за шагом.
– И достаточно близко, чтобы назвать это? – напряженно потребовал Кирк.
– Никоим образом, – ответил Мак-Кой. – Я даже не знаю, на правильном ли я пути. Но в этом есть смысл. Я думаю, нечто похожее выдаст и корабельный компьютер, когда обработает все наши коды. Кто-нибудь хочет побиться об заклад?
– Мы давно уже побились об заклад своими жизнями, нравится нам это или нет, – произнес Кирк. – Но мы должны через час получить ответ. Мистер Спок, вызовите Фаррела.
Спок кивнул и вышел в прихожую, теперь отгороженную от остальной части лаборатории. Через мгновение он вернулся. Хотя на его лице не заметно было и тени эмоций, что-то в его взгляде заставило Кирка тут же вскочить на ноги.
– В чем дело?
– Передатчики исчезли, капитан. Там ничего нет, кроме пустых карманов.
Дженис вскрикнула. Кирк резко повернулся к Мири, чувствуя, как сходятся его брови. Девочка немного отступила от нет, но в то же время глядела вызывающе.
– Ты знаешь что-нибудь об этом, Мири?
– Я думаю, оставшиеся забрали их, – ответила она. – Им нравится воровать вещи. Это дурашка.
– А куда они их утащили?
Она пожала плечами.
– Я не знаю. Это тоже дурашка. Когда ты что-нибудь утаскиваешь, то прячешь это где-нибудь в новом месте.
В два шага он подскочил к ней и схватил ее за плечи.
– Это не дурашка. Это – катастрофа. Нам очень нужны передатчики, иначе мы никогда не справимся с этой болезнью.
Она неожиданно хихикнула.
– Тогда вам не нужно будет уходить, – сказала она.
– Нет, мы просто умрем. А теперь прекрати. Скажи нам, где передатчики.
Девочка собралась с духом и попыталась изобразить из себя взрослую. Учитывая, что она впервые после катастрофы увидела взрослого человека меньше недели назад, это была, пожалуй, неплохая имитация.
– Пожалуйста, капитан, вы мне делаете больно, – проговорила она, запинаясь. – В чем дело? Как я могу знать?
К сожалению, концовка представления была испорчена еще одним смешком, что Кирку совершенно не понравилось, учитывая недостаток времени.
– Это что, шантаж? – спросил Кирк, уже не в силах сердиться. Он больше не в силах был ощущать ничего, кроме тяжелого чувства потери. – Ведь это и твоя жизнь под вопросом, Мири.
– О, нет, – сладко протянула Мири. – Мистер Спок сказал, что я проживу примерно на пять-шесть недель дольше, чем вы. Может, кое-кто из вас умрет раньше; чем другие. А я все еще буду здесь. – И она рванулась к двери. При других обстоятельствах она могла бы быть хорошенькой, пожалуй, даже очаровательной. В последний момент она обернулась, и помахала рукой. – Конечно, я не знаю, что заставляет вас думать, будто мне все известно. Но, быть может, если вы будете со мной хорошо обращаться, я задам своим друзьям кое-какие вопросы. А пока, капитан, прощайте.
Послышались сдержанные рыдания и удаляющиеся шаги.
– Что ж, – произнес Мак-Кой, – теперь можно заключить, что на этой планете, во всяком случае при жизни Мири, существовало телевидение.
Угрюмая шутка отчасти сняла напряжение.
– Что мы можем сделать без корабля? – спросил Кирк.
– Очень немного, капитан. Биокомпьютер совершенно не подходит для подобного рода работ. Уйдут часы на то, что у корабельного компьютера займет секунды.
– Человеческий мозг существовал задолго до появления компьютеров. Боунс, а как насчет твоей интуиции?
– Конечно, я постараюсь ее использовать, – устало ответил Мак-Кой. – Но время – вот та ценность, которую компьютер помог бы нам сэкономить и это единственное, чего нам не хватает. Когда я думаю об этом огромном корабле там наверху, крутящемся вокруг планеты как бесполезная груда металла…
– Простые жалобы тоже попусту расходуют время, – рявкнул Кирк. Мак-Кой удивленно уставился на него. – Извини, Боунс. Мне кажется, это начинает действовать и на меня тоже.
– А _я _ж_а_л_о_в_а_л_с_я_, – ответил Мак-Кой. – Так что извинения за мной. Что ж, пусть снова будет человеческий мозг. Ведь помог же он Пастеру… хотя он был немножко поумнее меня. Мистер Спок, выньте карты из этого тупого котенка и давайте-ка их переберем. Прежде всего, я хочу получить анализ ДНК. Если при этом возникнет какая-то стройная картина, достаточная, чтобы подобрать подходящие штаммы, мы снова попытаемся разобраться с ними и, быть может, подобрать что-нибудь для разведения культуры.
– Я вас не понимаю, – признался Спок.
– Вот что, я буду просто давать вам коды, так как времени на объяснения нет. Сперва отберите все с кодом ЛТС-426. Затем мы попросим нашу кису рассортировать эти карточки на простые некодируемые элементы. Возможно, таковых и не окажется, но это единственное обещающее начало, которое пришло мне в голову.
– Хорошо.
Кирк чувствовал это даже лучше, чем Спок. У него не было ни медицинского образования, ни знания статистики, чтобы понять, что происходит. Он просто стоял и автоматически делал ту механическую часть работы, которая ему оставалась.
Часы сложились еще в одни сутки. Несмотря на стимулирующие таблетки, выданные Мак-Коем, все чувствовали себя заторможенно, словно двигались под водой. Все это походило на падение из какого-то кошмарного сна.
Где-то днем вернулась Мири, чтобы понаблюдать за ними; при этом она старалась казаться умиротворенной. На нее никто не обратил внимания. Мири нахмурилась, потом стала постукивать ногой.
– Прекрати, – произнес Кирк, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на нее, – или я сверну твою детскую шейку.
Постукивание прекратилось. Мак-Кой произнес:
– Еще раз введем это в кису, мистер Спок. А теперь отделим все Т, являющиеся функциями Д2. Если останется больше трех – мы пропали.
Биокомп пошумел, поплевался, переваривая двадцать две карточки, скормленные ему Споком и выкинул лишь одну. Мак-Кой откинулся в кресле с возгласом удовлетворения.
– Это то, что нужно? – спросил Кирк.
– О, нет, Джим. Воэможно, это сам вирус. Но это лишь возможность – не больше.
– И несущественная, – произнес Спок. – Если бы это был тест нового продукта или что-то подобное, я бы выбросил его не медля ни секунды. Но при данных обстоятельствах…
– При данных обстоятельствах нам придется синтезировать сам вирус, – сказал Мак-Кой, – а затем изготовить убивающую его вакцину. Нет, нет, не так, что это я? Не вакцину. Антитоксин. Гораздо сильнее. Джим, разбуди-ка этих двоих охранников – они уже столько для нас сделали! Нам понадобится намного больше бутылок в следующие сорок восемь часов.
Кирк вытер вспотевший лоб.
– Боунс, я чувствую себя совершенно отвратительно, и уверен, что и ты тоже. Официально у нас осталось сорок восемь часов, но будем ли мы еще соображать что-то через двадцать четыре часа?
– Либо мы поймаем рыбешку, либо она сорвет наживку, – холодно ответил Мак-Кой. – Так, все за дело. Настоящие курсы по обучению стряпне объявляю открытыми.
– Как жаль, – сказал Спок, – что вирусы нельзя так же легко выводить, как метафоры.
И в этот момент Кирк понял, что находится на грани истерики. Почему-то у нет создалось четкое ощущение, что мистер Спок только что пошутил. А следующем этапе он поверит в существование портативного компьютера с мозгом котенка.
– Кто-нибудь, передайте мне бутылку, – сказал он, – прежде чем я засну стоя.
К исходу первых двадцати часов у Дженис Рэнд начались конвульсии; ее пришлось привязать и ввести колоссальную дозу транквилизаторов, прежде, чем она прекратила биться. Через час с один из охранников случилось тоже самое. Они оба были почти полностью покрыты синими отметинами, расстройство психики явно прогрессировало, в то время как отдельные прыщи сливались друг с другом и постепенно покрывали всю кожу.
Мири то появлялась, то исчезала, но и в том, и в другом случае была в лаборатории. Наверное, она пыталась выглядеть все понимающей, или знающей, а может быть – удивленной. Кирк не мог сказать точно. Он уже настолько ослаб, что даже мелкие работы, поручаемые ему старшим офицером и корабельным врачом, занимали все его внимание и не оставляли места ни на что иное.
Где-то в пространстве голос Мак-Коя произнес:
– Так, теперь у нас все под покрытием СПФ. На следующей ступени мы получим живую. Кирк, когда я сниму крышку с чашки Петри, туда надо ввести два кубика формалина. Не пропусти.
– Не пропущу.
Каким-то образом это ему удалось. А затем, после долгой паузы, в которую он словно провалился, Кирк увидел окантованную резиной стеклянную ампулу, с прозрачной жидкостью, в которую Мак-Кой вставлял иглу инъектора. Туннельное зрение – только это, и ничего больше: ампула, инъектор, руки.
– Вот, либо это – антитоксин, голос Мак-Коя доносился откуда-то издалека, – либо не антитоксин. Быть может, это – чистый яд. Лишь компьютер мог бы сказать точно.
– Первой – Дженис, – услышал Кирк свой хрип. – Затем – охраннику. Они ближе всех к смертельной грани.
– Я отказываюсь подчиниться, капитан, – ответил голос Мак-Коя. – Я – единственное экспериментальное животное в этой группе.
Игла выдернулась из резиновой нашлепки. Каким-то образом Кирку все же удалось перехватить единственную видимую им руку Мак-Коя. Это движение принесло боль. Суставы болели ужасно и, не меньше – голова.
– Подожди минуту, – сказал он. – Одна минута роли не играет.
Он поворачивал свою звенящую голову, пока в туннеле зрения не очутилась Мири. Почему-то она вся расплылась по краям. Кирк подошел к ней, осторожно переставляя ноги на медленно покачивающемся полу.
– Мири, – сказал он. – Послушай меня. Ты должна меня выслушать.
Она отвернулась. Он протянул руку и схватил ее за подбородок – гораздо более грубо, чем ему хотелось, – и заставил ее посмотреть на себя. Он едва соображал, что выглядит далеко не лучшим образом – обросший, покрытый потом и грязью, с запавшими красными глазами, с трудом выдавливающий из себя слова, которые никак не хотели складываться во фразы.
– У нас осталось… всего лишь несколько часов. У нас и у всех вас… у тебя… и твоих друзей. И… мы можем ошибиться. После этого не будет больше никаких старших, никаких оставшихся… никого… навсегда. Верни мне одну из этих… машин, передатчиков. Или ты хочешь, чтобы на твоих руках оказалась кровь всего этого мира? Подумай, Мири, подумай хотя бы раз в своей жизни!
Она отвела взгляд. Теперь она смотрела на Дженис. Он снова заставил ее посмотреть себе в глаза. – Сейчас же, Мири. Сейчас. Сейчас!
Она судорожно глотнула воздух.
– Я попытаюсь достать тебе одну машинку, – сказала она. Затем вырвалась из его рук и исчезла.
– Мы больше не можем ждать, – услышал он холодный голос Мак-Коя. – Даже если бы у нас и имелось заключение компьютера, оно ничем бы нам не помогло.
– Я могу побиться об заклад на всю вашу годовую зарплату, – сказал Спок, что – этот антитоксин – смертоносен.
Сквозь туман боли Кирк смог разглядеть, что Мак-Кой усмехнулся.
– Принято, – сказал он. – Болезнь смертельна – это-то уж точно. Но если я и проиграю, мистер Спок, то как вы получите выигрыш?
Он поднял руку.
– Стой! – Прохрипел Кирк. Но он опоздал – если даже предположить, что Мак-Кой в этот последний момент мог послушаться своего капитана. Этот миг принадлежал Мак-Кою, это была его вселенная, неподвластная никому. Раздалось шипение инъектора, приставленного к покрытой синими прыщами руке врача.
Мак-Кой спокойно положил инъектор на стол и сыч.
– Сделано, – сказал он. – Я ничего не чувствую.
Вдруг глаза его закатились, и он судорожно ухватился за стол. – Как видите… джентльмены… все в полном…
И упал головой на стол.
– Помоги мне его перенести, – мертвым голосом произнес Кирк.
Вместе со Споком он перенес тело врача на ближайшую кушетку. Лицо Мак-Коя, за исключением прыщей, было совершенно восковым. И впервые за последние несколько дней он выглядел умиротворенно. Кирк присел на край кушетки рядом с ним и пощупал пульс. Он был частым и неравномерным, но все же был.
– Я… не понимаю, как антитоксин мог так быстро подействовать, – произнес Спок. Его голос прозвучал, как шепот из могилы.
– Быть может, он лишь потерял сознание. Я уже сам почти готов. Черт бы побрал упрямство этого человека.
– Знание, – откуда-то издалека сказал Спок, – имеет свои привилегии.
Кирк ничего не понял. Спок был напичкан подобными многозначительными сентенциями. Очевидно, это были вулканианские афоризмы. В ушах Кирка стоял странный шум, словно его слух готов был составить компанию пропавшему зрению.
Затем Спок заметил:
– Похоже, что я тоже на грани – быстрее, чем я думал. Начались галлюцинации.
С огромным трудом Кирк оглянулся. Затем попытался усмехнуться. Если у Спока начались галлюцинации, то значит, они начались и у Кирка.
В комнату входила целая процессия детей, возглавляемая Мири. Они были различного роста и возраста – от почти грудных, до подростков лет двенадцати. И выглядели они так, словно провели жизнь в магазине. Кое-кто из мальчишек постарше был одет в костюмы, некоторые – в военную форму или в ушитые костюмы звездолетчиков, в неимоверно большие спортивные костюмы. Девочки выглядели получше, так как почти все были одеты в вечерние платья; у некоторых платья были, словно у оперных певиц, многие увешаны драгоценностями. Но заправлял всеми высокий рыжий мальчуган – или нет, это были не волосы, а парик, с ценником, все еще свисавшим на нити. Позади нет подпрыгивал толстенький мальчишка, несший на бархатной подушечке нечто, похожее на корону.
Это смахивало на сумасшедшее видение Детского Крестового Похода. Но, самым идиотским было то, что все дети были нагружены оборудованием – оборудованием их группы. Здесь были три передатчика: Дженис и охранники свои не привезли. Были также два пропавших трикодера – свой Мак-Кой держал в лаборатории. И, наконец, на бедре у парня в рыжем парике был, болтался фазер. В каком те изнеможении они были, если даже не заметили исчезновения одного смертоносного предмета! Кирк попытался прикинуть, не пользовался ли им этот парень, и если да – то не причинил ли он кому-нибудь вреда.
Мальчуган заметил его взгляд и каким-то образом догадался, о чем подумал Кирк.
– Я использовал его на Луизе, – угрюмо произнес он. – Мне пришлось. Она вдруг стала старшей – совершенно неожиданно – когда мы играли в школу. Она была чуть постарше меня.
Он протянул оружие Кирку и тот отрешенно взял фазер. А другие дети подошли к длинному столу и начали молча складывать на него оборудование. Мири осторожно приблизилась к Кирку.
– Мне жаль, – сказала она. – Все это было неправильно, и я не должна была этого делать. Мне было довольно трудно убедить Яна, что это уже больше не дурашка. – Она оглянулась на восковую фигуру Мак-Коя. – Неужели слишком поздно?
– Может быть, – прошептал Кирк. У него хватило сил лишь на это. – Мистер Спок, как вы думаете, вы могли бы передать данные Фаррелу?
– Я попытаюсь, сэр.
Возмущенный Фаррел, несколько успокоившись, потребовал объяснений. Спок оборвал его и передал цифры. Затем оставалось только ждать, пока материал обработают. Кирк снова подошел к Мак-Кою, чтобы посмотреть на него, и к нему присоединилась Мири. Теперь он как-то отстраненно понимал, что она, несмотря на все неприятности, причиненные ею, сделала гигантский шаг к взрослой жизни, решив вернуть оборудование. Было бы обидно потерять сейчас все это – и больше всего Мири, вступившую в весну своих обещаний, которую она ждала три убогих века. Он обнял ее, и она с благодарностью взглянула на него.
Но что это, неужели опять ухудшилось зрение, или прыщи все же начали пропадать с тела Мак-Коя? Нет, действительно, они стали меньше и почти потеряли цвет.
– Мистер Спок, – произнес Кирк, – подойдите, проверьте меня.
Спок посмотрел и кивнул головой.
– Отступают, – сказал он. – А теперь, если не будет серьезных побочных эффектов… – Зуммер передатчика прервал его. – Спок на связи.
– Фаррел – планетной группе. Идентификация верна, повторяю, верна. Поздравляю. Объясните мне, как вы переварили всю эту массу кусочков и осколков не имея ничего, кроме биокомпа?
Кирк и Спок обменялись усталыми усмешками.
– Нет, – ответил Спок, – мы все это проделали в уме доктора Мак-Коя. Конец связи.
– А все же биокомп помог, – заметил Кирк. Он протянул руку и погладил приземистую машину. – Хорошая киса.
Мак-Кой пошевелился. Затем попытался сесть, но выражение его лица все еще было словно затуманенное.
– Прошу прощения, доктор, – сказал Кирк. – Если вы уже достаточно отдохнули, то проведение инъекций, по моему, является вашей прерогативой.
– Сработало? – хрипло произнес Мак-Кой.
– Все отлично сработало, и корабельный компьютер сообщил, что это то, что надо. И вы – герой этого часа, безмозглый вы идиот.
Они покинули систему неделей позже, оставив на планете все запасы антитоксина, которые только смогли произвести корабельные машины. Вся группа, побывавшая на планете, стояла вместе с Фаррелом на командном мостике "Энтерпрайза", глядя на удаляющуюся планету.
– А все же мне как-то не по себе, – сказала Дженис Рэнд. – Как бы не были они стары хронологически, они все еще только дети. И оставить их там одних, с одной лишь медгруппой в качестве помощи…
– Они не прожили бесцельно все эти годы, – сказал Кирк. – Только погляди, что сделала Мири. Они схватывают все очень быстро, их нужно лишь чуть-чуть направить. Кроме того, я уже приказал лейтенанту Ухуре передать сообщение на Землю… Если бы на этой планете было субпространственное радио, не произошло бы такой длительной агонии. Но, когда улетели первые колонисты, его еще не изобрели… Космоцентр пошлет туда учителей, техников, администраторов… – наверное… и воспитателей, – добавил Мак-Кой.
– Без сомнения. С детишками все будет в порядке.
Затем Дженис Рэнд медленно, как бы в задумчивости, произнесла:
– Мири… она… действительно была в вас влюблена, капитан. Вы это знаете? Вот почему она сыграла с вами эту шутку.
– Знаю, – ответил Кирк. – И, разумеется, польщен. Но скажу вам по секрету, старшина. Я принял за правило, никогда не связываться с женщинами старше себя.