Глава первая

МАЛЕНЬКИЙ СМЕЛЬЧАК

Однажды в самом начале мая, во время маршрута по пустыням Туркмении, обстоятельства сложились таким образом, что мы были вынуждены задержаться в городе Мары. Неожиданно выяснилось, что наши запасы бензина подходят к концу. Без пополнения горючего нечего было и думать пускаться в дальнейший путь, тем более что впереди на много километров простиралась пустынная, ненаселенная местность. Скорее пополнить запасы бензина и двигаться дальше — было единственное наше желание. Однако, как часто бывает в таких случаях, возникли препятствия.

— Поздно уже, все заперто, бензин получите завтра, — был лаконичный ответ на складе.

Во время экспедиционной работы дорог каждый час, у нас же в ожидании горючего пропадали целые сутки. Какая досада!

«Ну что ж, — покорились мы, — используем этот день для отдыха». С таким решением мы выехали подальше от города, поставили машину близ большого арыка, натянули широкий тент от солнца и разбили палатки. Казалось, на этот раз можно всласть отоспаться и отдохнуть после длительных и утомительных переездов. Да не тут-то было: наши расчеты не оправдались. Об отдыхе и сне нечего было и думать. Чем выше поднималось солнце, тем больше насекомых собиралось у лагеря. К полудню бесчисленное количество мух с жужжанием носилось между палатками, ни на минуту не давая нам покоя. Я попытался скрыться от них в палатке. Однако в ней оказалось настолько душно, что через пять минут я, обливаясь потом, выбрался наружу и предпочел оставаться на воздухе. В конце концов, потеряв всякую надежду найти укромное убежище и заснуть, я отошел в сторону от нашего лагеря.

Не могу сказать, что природа в окрестностях была привлекательна, но все же лучше бродить под палящими лучами среднеазиатского солнца, нежели оставаться в лагере и, не имея возможности ничем заняться, беспрерывно отгонять назойливых насекомых.

В километре от нашей стоянки, среди желтой, выжженной солнцем полупустыни, поднимались развалины древней крепости. Несколько высоких полуразвалившихся строений с куполообразными крышами были обнесены остатками древней стены.

Я направился к этому месту, заранее зная, что там найду что-нибудь для меня интересное. В трещинах глиняных сооружений Средней Азии постоянно обитают стенные ящерицы — гекконы, проводят день летучие мыши, гнездятся птицы. Быть может, мне удастся здесь не совсем бесполезно скоротать время.

Через двадцать минут я у цели, тщательно осматриваю все то, что может привлечь внимание зоолога. Высокая стена разрисована глубокими трещинами. Местами из нее выглядывают стебельки высохших растений, белеет клочок ваты — это воробьиные гнезда. А вон выше темнеет отверстие давно вывалившегося кирпича, а под ним на освещенном солнцем, пыльном фоне стены белые потеки помета какой-то птицы. Интересно, кто там гнездится? И я соображаю, как добраться до этого места.

К сожалению, гнездо, привлекшее мое внимание, помещается довольно высоко и добраться к нему не так-то уж просто. Пользуясь выбоинами, осторожно я поднимаюсь все выше и выше и наконец, достигнув необходимой высоты, заглядываю в глубину гнездового помещения. Но кругом так много яркого света, а в глубине выбоины такая черная тень, что я ничего не вижу и, закрыв глаза, вынужден ждать, когда они отвыкнут от окружающего меня освещения. Но мое положение крайне неустойчиво. Я стою на одной ноге, придерживаясь рукой за край выбоины, другой — опершись на гладкую поверхность стены, и с трудом сохраняю равновесие. «Долго ли я смогу оставаться в таком положении?» — соображаю я и не успеваю мысленно ответить на свой вопрос. Что-то с весьма чувствительной силой в этот момент бьет меня по виску, и я, потеряв равновесие, срываюсь с места и лечу вниз, поднимая своим падением облако мелкой удушливой пыли.

Встав на ноги и не обращая внимания на жестокие ссадины, я растерянно осматриваюсь, но что за диво — кругом ни души. Еще секунда недоумения, близкого к суеверному страху, и все объясняется. Вдалеке я замечаю быстро летящую от меня маленькую сову — домового сычика. Она садится на остатки древней стены и, повернувшись ко мне, начинает выделывать смешные телодвижения.

Птица то быстро вытягивается во весь рост — столбиком, становясь тонкой и длинной, то приседает, сжимаясь в комочек, вертит головой и выкрикивает свое громкое «кук-куку-вау», «кук-куку-вау», «вау-вау». Теперь мне все ясно, и недавние секунды растерянности и недоумения вызывают улыбку. Этот энергичный и смешной сычик дал мне заслуженную затрещину за то, что я ворвался в его владения и пытался добраться до его детенышей.

Отряхнувшись от пыли, потирая ушибленную при падении ногу и оглядываясь назад, я пошел, прихрамывая, в сторону. Я ожидал вторичного нападения, но не страх, конечно, а иное чувство — признания правоты сычика и уважения к нему — заставило покинуть место, где помещалось гнездо с птенцами маленького смельчака.

А успокоившийся комочек энергии, покрытый светлыми перьями, продолжал сидеть на своем сторожевом посту и наблюдать оттуда, как непрошеный гость удаляется от развалин древней крепости. Если бы сычик мог мыслить, как человек, он был бы уверен, что это он прогнал врага от своих птенцов.

Мне всегда хочется изобразить сычика не совсем обычно, а с длинноствольным ружьем за спиной, с огромным кинжалом и с многочисленными мертвыми мышами, привязанными хвостами к поясу. Ведь домовый сычик — настоящий спортсмен-охотник, а его дичь — всевозможные мыши, полевки, песчанки и тушканчики. И ловит он их не только для того, чтобы утолить голод или накормить свое многочисленное потомство. Он азартный охотник и бросается на свою добычу потому, что просто не в состоянии равнодушно видеть бегущую мышь или прыгающего на длинных задних ногах тушканчика, у которого к тому же на кончике хвоста, как приманка, пляшет в темноте плоская белая кисточка. Сейчас я и хочу рассказать о результатах своего осмотра многочисленных сычиных убежищ, где пара этих птиц отдыхала и пряталась от яркого дневного солнца.

Говоря откровенно, в то время, при осмотре убежищ, я не руководствовался научными интересами. Просто я решил поймать пару домовых сычиков, обитавших в нескольких полуразвалившихся древних строениях, одиноко стоявших вдали от селения. Обстоятельства, однако, сложились таким образом, что я не сумел поймать ни одного сычика. Зато я собрал много интересных данных о питании сычиков, о значении их как истребителей грызунов-вредителей и выяснил наличие в этой местности таких зверьков, о присутствии которых ранее не имел сведений.

В полдень, захватив с собой легкую лестницу, я отправился к древним развалинам. Вот темное отверстие, уходящее под остатки крыши здания. В эту жаркую пору там почти наверное скрывается от яркого света маленький ночной охотник. Я бесшумно приближаюсь к этому месту, осторожно подставляю лестницу и засовываю в отверстие руку. «Ага, есть», — соображаю я, ощутив под рукой что-то мягкое и пушистое. Но, увы, это не сычик, а его охотничий трофей — интересный вид тушканчика, которого мне ни разу не удалось не только поймать в ловушку, но и встретить в этой местности. Так, осматривая и ощупывая укромные уголки, где иногда бывают сычики, я собрал пятнадцать различных грызунов и двух полевых воробьев с оторванными головами.

Одно жалко — большинство интересных для меня зверьков поймано не в последнюю ночь и издает уже неприятный запах. Вероятно, энергичный сычик ловил их не только для того, чтобы утолить голод, а так, в запас — ради спорта.

Если бы сычик охотился за полезными животными, его нужно было бы отнести к самым вредным хищникам. Ведь вред волка особенно велик по той причине, что, ворвавшись в стадо, он в запале убивает десятки животных, тогда как в состоянии съесть не более одного барана.

В противоположность волку маленький хищный зверек ласка считается исключительно полезным животным. Если ласку вы, предварительно накормив досыта, оставите в комнате с выпущенными туда мышами, она передушит всех мышей. Такой же азартный охотник и наш сычик. К счастью, он ловит грызунов-вредителей, и мы должны отнести его к полезным птицам.

Пусть рассказ о смелом сычике не пройдет бесследно для моих читателей. Я уверен, что, познакомив с этой милой и смешной птичкой, я сумею внушить к ней симпатию. Однако будет неплохо, если симпатия к нашему герою подкрепится еще знанием той пользы, которую он приносит сельскому и лесному хозяйству.

Далеко к югу, пересекая степные пространства и пески, уходят полезащитные полосы. Растения еще так молоды, что вся полоса едва выделяется среди высокого ковыля и полыни степи. Только здесь и там среди щетины подрастающих молодых деревьев торчат какие-то вешки — бесчисленное множество их образует зигзагообразную линию и уходит к югу до самого горизонта.

А ведь не случайно заботливая рука доставила жерди из богатых лесом районов и вкопала их среди степных просторов. Это не вешки, указывающие несуществующую дорогу, а наблюдательные пункты для разнообразных полезных пернатых, охраняющих молодые насаждения — результат громадного труда человека.

Среди же этих птиц, пожалуй, на самом первом месте должен быть поставлен наш знакомец — смешной и смелый домовый сычик.

Вооружитесь хорошим биноклем и в вечерние сумерки тщательно осмотрите окрестности. На одной из воткнутых в землю жердей или на одиноко стоящем дереве, я убежден в этом, вы найдете нашего сычика. Неподвижно он сидит на его верхушке или суке и своими зелеными кошачьими глазами всматривается в серую степную почву. Уверяю вас, глазастый сторож не пропустит, не оставит живой ни одной мыши или полевки. Если вы захотите проверить справедливость моих слов, вкопайте небольшой столбик среди вашего огорода. Хомяки, полевки и песчанки перестанут портить ваши посевы и овощи, и перестанут только потому, что энергичный ночной хищник выловит их почти всех до единого. Полезен он также и в жилье человека. Часто он гнездится под крышами жилых построек, в конюшнях и хлебных амбарах колхозов. Ведь не случайно его называют домовым сычиком. Незаметно для человека здесь он приносит огромную пользу. Мышевидные грызуны и воробьи, привлеченные сюда зерновыми запасами, — основная его пища.

Но как же приятен и в то же время полезен домовый сычик в неволе, тем более что, содержа его в амбаре или на чердаке, вы как раз предоставляете ему обстановку, в какой он предпочитает селиться на свободе.

Живя в неволе, не хуже домашней кошки он уничтожает мышей и крыс, проявляя при этом исключительное умение и смелость.

Как-то в мою квартиру проникла крупная серая крыса. Сначала я пытался поймать ее капканами, расставляя и маскируя их тщательным образом. Однако в течение недели мои попытки избавиться от назойливого вредителя не увенчались успехом. Сообразительный зверь умело обходил ловушки. Отказавшись от капканов, я достал кошку. Но и этот испытанный помощник в борьбе с домашними грызунами потерпел поражение. После нескольких жестоких укусов, нанесенных крысой, кошка предпочитала наблюдать за крысой издали.

Тогда я вынужден был обратиться за помощью к двум домовым сычикам, жившим у меня в вольере. Мирясь с «визитными карточками» сычиков, я выпустил их в комнату. Громкий, отвратительный визг крысы разбудил меня в ту же ночь. Вцепившись когтями, две смелые маленькие птицы душили крупную крысу и тянули ее в разные стороны. Не зажигая света, я выждал, когда сопротивление грызуна прекратилось.

Не менее полезны для сельского и лесного хозяйства и наши совки. Питаются они грызунами и насекомыми, только предпочитают ловить свою добычу не в полях и в открытой степи, а в лесах.

К сожалению, полезные домовые сычики, странные голоса которых часто внушают страх суеверным людям, и ныне подвергаются несправедливому гонению.

Пусть же поймут мои читатели, что это пережитки далекого прошлого и что нужно беречь наших полезных пернатых. Суеверный страх перед ночными птицами пусть отойдет в область преданий, как ушел безвозвратно страх перед лешими, чертями и ведьмами, рассказы о которых ныне вызывают даже у детей снисходительную улыбку.

 

Глава вторая

ЗЕМ-ЗЕМ

Зем-зем — какое странное название. И кажется, что за ним скрывается совсем маленькое животное, быть может способное кусаться или, пожалуй, ущипнуть больно-больно, но не причинить вам вред или серьезную боль. Однако, как мы убедимся позднее, это только так кажется. Зем-зем — что-то иное, столь не соответствующее своему названию. Туркмены этим именем называют ящерицу, но ящерицу не обычную, маленькую, которую мы привыкли встречать в наших полях и лесах, а ящерицу огромных размеров — истинного великана среди наших ящериц. Русское население Туркмении часто называет ее пустынным крокодилом, а правильное, научное название ее — серый варан. Размеры варана по сравнению с другими нашими ящерицами действительно огромны. Животное в метр длиной принято считать средних размеров, экземпляры в полтора метра — крупными.

Обитает варан в Туркмении повсеместно — в песчаных и глинистых пустынях среди зарослей тамариска и саксаула, в невысоких предгорьях и не только в безводных, но и в изобилующих водой местностях. Особенно часто встречаются вараны там, где почва степей и пустынь пестрит выдутыми ветром ямами, древними сухими арыками, берега которых бывают сплошь изрыты норами черепах и тонкопалых сусликов. В покинутых жилищах этих животных, расширяя их и углубляя, проводит варан зиму и наиболее жаркое время дня летом.

Впрочем, я не собираюсь подробно описывать жизнь варана. Но мне хочется поделиться своими воспоминаниями о встречах с этими животными на воле.

Быстро катится наша автомашина по дорогам пустыне Каракумы. Ныне такие дороги в Каракумах совсем не редкость. Местами дорога исчезает, она занесена движущимися песками, но машина с разгона пересекает трудное место и вновь выходит на твердую почву. Почти беспрерывно на нашем пути попадаются животные. Вот впереди небольшая группа антилоп-джейранов. Обеспокоенные нашим появлением, они останавливаются, зорко следят за машиной. Пока она далеко и, видимо, не внушает им опасения. Через сильные стекла бинокля хорошо видны их стройные фигурки, почти сливающиеся с песчаной почвой, большие глаза, черные копытца и рожки. Расстояние между нами и животными быстро сокращается, и вот один из джейранов, семеня ножками, пускается наутек, а за ним и весь табунчик, поднимая желтую пыль, бежит от нас все дальше и дальше, пока не исчезнет за песчаными холмами на горизонте.

Исчезли джейраны, и наше внимание тотчас привлекает небольшой зверек — тонкопалый суслик. Он неожиданно появляется в глубокой колее дороги и, вместо того чтобы свернуть в сторону, прекратив этим мнимое преследование, начинает соревноваться с машиной в скорости. Сначала это ему удастся. Колеса завязают в песке. Мы двигаемся сравнительно медленно, и зверек успевает значительно опередить нас. Но силы вскоре ему изменяют. Он бежит все медленнее, а машина, выйдя на более твердый грунт, подвигается вперед быстрее. Наконец наступает критическая минута. Мы нагоняем убегающее животное. И тогда суслик на быстром бегу резко изменяет направление, ныряет в дорожную пыль, и она скрывает его от наших взоров. Этот прием, конечно, может обмануть лисицу или другого хищника, но не спасти от колес быстро идущей машины. Счастье зверька, если он случайно избежит гибели и проскользнет назад. И тогда расстояние между нами увеличивается с двойной скоростью. Перепуганный суслик улепетывает в обратном направлении, а мы продолжаем свой путь дальше.

Глинистая равнина остается позади, ее сменяет холмистая степь, заросшая высокой травой и разукрашенная крупными маками. Вдали отдельные цветы сливаются, и кажется, что по зеленым просторам разбросаны здесь и там ковры, то совсем бледные, розовые, то ярко-красные.

И вот среди зеленых просторов на смену тонкопалому суслику появляется маленькая птичка — варакушка. Она несвойственна степям и пустыням. Варакушка спешит на свою родину к северу и не желает свернуть с нашего пути. Маленькой птичке со слабыми крылышками, видимо, легче лететь низко над глубокой колеей дороги, где нет ветра, и, вместо того чтобы свернуть в сторону, она упорно скользит по воздуху впереди движущейся машины, то значительно опережая ее, то трепеща крылышками перед самыми колесами.

При быстром движении автомобиля окружающая картина вновь быстро меняется. По сторонам опять ровная степь, оголенная глинистая почва и участки сыпучих песков. Впереди нас в колее дороги появляется гигантская ящерица — варан. Сначала, пользуясь своим быстрым бегом, он пытается опередить машину, но затем круто сворачивает с дороги, и хотя машина уже прошла мимо и удаляется, он еще долго бежит по степи, извиваясь всем своим телом, пока на его пути не попадется полуразрушенная нора, где он и укроется.

Мы решили поймать варана — это оказалось совсем нетрудно. Новый варан появляется на дороге, машина сбавляет скорость, я соскакиваю на землю и, насколько хватает сил, бегу за улепетывающей ящерицей. Варан утомляется, бег его становится медленнее — уйти невозможно. И тогда он круто поворачивается ко мне и приготовляется к защите. Задохнувшись от быстрого бега, я уже медленным шагом приближаюсь к варану, и оба мы, возбужденные и утомленные, несколько секунд стоим один против другого. Мой противник, несколько приподнявшись на передних лапах, раздувает и без того широкую шею, шипит, то и дело высовывая длинный язык, бьет по земле, как плетью, своим длинным хвостом. Его поза, его поведение — сама угроза. Но этот прием напрасен. Я и без того не решусь подойти слишком близко и не буду подвергать себя болезненным укусам. Мне хорошо известны сильные челюсти этой ящерицы, ее мертвая хватка. Вместо открытого нападения я прибегаю к хитрости. Я знаю, что хвост варана — его ахиллесова пята, и начинаю ходить вокруг животного, сначала медленно, потом все скорей и скорей. Варан поворачивается за мной, но чем быстрее я двигаюсь, тем его движения становятся менее уверенными. Он явно растерян и не знает, что предпринять.

Наконец, пользуясь замешательством ящерицы, я быстро схватываю ее за конец хвоста и приподнимаю над землей. В таком положении варан беззащитен. Он то бьется, пытаясь освободиться, то бессильно повисает вниз головой в воздухе. Торжествуя, я несу свою добычу к нашей машине.

Но однажды варан — это, в общем, совершенно безобидное животное — напугал меня до такой степени, что я больше часа не мог овладеть собой. Ощущение было крайне сильное, и хотя длилось совсем короткое время — всего две-три секунды, я надолго его запомнил.

В тот памятный день я рано покинул наш лагерь и, когда солнце начало мучительно жечь, поспешил обратно. Скрываясь в тени, я шел вдоль глинистого обрыва, который местами не превышал моего роста. Комья обвалившейся глины затрудняли мое движение, но я устал от яркого света и продолжал путь у самого обрыва.

На одном повороте я заметил тело пресмыкающегося, которое тотчас скрылось в полуразрушенной норе, помещавшейся вровень с моим лицом в глинистом обрыве. Я осторожно приблизился к этому месту, но животного не было видно. Тогда я издали сунул в нору выломанный гибкий прут тамариска. Из глубины послышалось угрожающее шипение. «Наверное, это змея», — мелькнула у меня мысль. Я не имел возможности без лопаты извлечь пресмыкающееся и, нарвав травы и сделав из нее большой комок, туго забил выход. Лагерь совсем рядом, и я, конечно, вернусь сюда с лопатой, чтобы раскопать нору.

Тщательно осмотрев забитое отверстие и убедившись, что все в порядке, я сделал несколько шагов вперед, и тогда произошло то, чего меньше всего я ожидал.

У самого лица я услышал громкое шипение и в тот же миг ощутил сначала прикосновение, а затем и тяжесть холодного тела на своей голой шее. Пытаясь сбросить его с себя, я сделал неверный шаг и, споткнувшись, упал в рытвину.

Животное оказалось подо мной, оно извивалось и шипело — я был уверен, что это ядовитая змея гюрза. Лишь несколько позднее, когда мне наконец удалось отскочить в сторону и встать на ноги, я увидел, что это не змея, а безобидный варан, который стремглав кинулся от меня наутек.

Он был страшно напуган. Я тоже долго не мог успокоиться, вновь и вновь возвращаясь к пережитому, вспоминая все детали, и мне казалось, что холодное тело жжет мою шею. Со стороны все это могло показаться смешным. Я готов был смеяться сам, но руки мои продолжали трястись, а зубы выбивали частую дробь. Наконец я поднялся, чтобы покинуть место происшествия, но направился не к лагерю, а к речке, где холодной водой обмыл лицо и шею.

Мои спутники так и не узнали об этом случае. Однако как же все это произошло? Нора оказалась сквозной. Она начиналась на обрыве и, сделав полукруг в два метра, вновь выходила наружу — в обрыве же. Таким образом, забив травой вход, я оставил открытым выход. Испуганное и раздраженное животное, конечно, пыталось улизнуть незаметно, но я был слишком близко и мешал этому. Мое приближение к выходу делало его побег почти невозможным. Выскочив из предательского убежища в самый последний момент, варан и попал мне на шею.

Вскоре после случая с вараном мы остановились близ одного кишлака. В день отъезда нам подарили здесь живого варана. Само собой разумеется, что он для нас не представлял никакой ценности, но как отказаться от чистосердечного подарка! Варан был водворен в пустую бочку, прикрыт брезентом и в этом помещении совершил с нами длительное путешествие. В дальнейшем ему было суждено оказать нам большую услугу. Хлопот с ним почти не было, но приходилось постоянно помнить, что с нами едет кусачий четвероногий спутник. Забудет об этом кто-нибудь, откинет брезент, а под ним варан. Ослепленный ярким светом, он раздраженно зашипит, с силой забьет хвостом по стенкам, и рассеянный человек отскочит от бочки как ужаленный.

Мы давно решили от него освободиться, выпустить на волю, но наше решение откладывалось со дня на день. Кажется, чего проще — выбросить варана из его темницы, но и на это не хватало времени. Так уж заведено в подобных экспедициях, что все с утра и до вечера заняты. Шофер возится с мотором машины, у рабочего много всевозможных обязанностей, помимо которых необходимо сварить обед и ужин, а мы заняты зоологическими сборами — стреляем зверей и птиц, снимаем с них шкурки, ведем дневники, привязываем этикетки. И так изо дня в день, с раннего утра до позднего вечера ни одной праздной минуты, а тут еще извольте с вараном возиться.

В один прекрасный день наконец наш варан сам решил выбраться из темницы и упал с кузова на землю. Однако вместо того, чтобы разумно воспользоваться свободой, он залез под колеса. Мы извлекли его оттуда и выпустили, отнеся в сторону. Но наш спутник, видимо, считал машину наиболее безопасным местом и на этот раз залез под самый кузов. После долгой возни мы извлекли его оттуда и вновь водворили в бочку.

Совместное путешествие продолжалось. Но вот однажды мы расположились на ночь у маленького городка Тахта-базара. На берегу реки Мургаба был разбит лагерь. Вечером рабочий разостлал у машины широкий брезент, и мы, растянувшись на нем после утомительного дня, мгновенно заснули.

Ночью я проснулся, как мне показалось, от выстрела. Безусловно, выстрел прозвучал над самым моим ухом, но кто же мог выстрелить? Мои спутники крепко спали, кругом никого не было видно. Я сел на своей постели и чутко прислушался. Было тихо, ярко светила луна, рядом журчал мутный Мургаб. Иногда выскочит из воды крупная рыба, шлепнется обратно, по сонной воде пойдут круги, и опять тишина. Но кто же стрелял? Не сон ли это? Я поднялся на ноги и обошел машину кругом. К моему удивлению, часть наших вещей лежала на земле в беспорядке, кабина оказалась открытой. Несомненно, здесь хозяйничал посторонний. Я разбудил своих товарищей. Уже беглый осмотр убедил нас в том, что лагерь ночью посетили воры, все наши патроны были ссыпаны в одну сумку, другие вещи связаны в узлы. Но кто мог помешать краже, когда мы все крепко спали? И тут я вспомнил нашего четвероногого спутника. Бочка оказалась открытой. Несомненно, вор в поисках добычи сунул руку в темницу варана и потревожил ящерицу. Могучий удар хвоста варана о стенку разбудил меня и во сне показался мне выстрелом. Шум заставил, видимо, воров скрыться. Все наше экспедиционное имущество, за исключением котелка с жареной бараниной, было цело. Варан оказал нам громадную услугу. Что стали бы мы делать с нашими ружьями без единого патрона?!

Наша экспедиция приближалась к концу. Шофер, не жалея своих сил, день и ночь гнал машину полным ходом. Вот наконец мы совсем близко; впереди виден дым от труб Ашхабада, слева от нашего пути лежат последние бугристые пески. Я настойчиво стучу в кабину, и удивленный шофер выключает мотор и высовывает из кабины голову. Вместо объяснения я открываю бочку и, схватив варана за хвост, осторожно бросаю его в сторону. Машина движется дальше, скорость ее возрастает с каждой секундой. Мы спешим в Ашхабад, домой. А наискось от дороги, извивая свое длинное тело и блестя чешуей на вечернем солнце; тоже домой, к родным пескам, бежит наш спутник зем-зем.

Маршрут закончен — мы в Ашхабаде. Днем уже не жара, а настоящее пекло. Пора возвращаться в Москву, к прохладе. Ранним утром самолет отделяется от земли. Десять летных часов, и мы уже дома. Здесь еще весна; на березках только распускаются душистые молодые листочки.