© Перевод. У. Сапцина, 2011.

«Вынесение приговора, — писала одна газета, — явно утомило престарелого судью. Он выглядел так, словно узрел привидение». Это замечание было не единственным привлекшим внимание к выражению лица сэра Салливана Стэнли под париком и похоронно-черной шапочкой, обязательной для представителей британского правосудия в те времена. Дело было осенью после чудесного лета 1947 года. Желтые и бурые листья срывались с веток и опадали на дорожки парка.

За всю карьеру судье Стэнли выпало приговорить к смерти нескольких человек — к слову, среди них не было ни единой женщины, но только потому, что среди женщин убийцы встречаются крайне редко. Разумеется, никому и в голову бы не пришло, что Салливан Стэнли, очутись перед ним женщина, постесняется набатным тоном провозгласить, что ее «уведут отсюда… и предадут повешению за шею до смерти» (и добавить, словно спохватившись, «помилуй, Господи, ее душу»).

Мужчина тридцати с небольшим лет, сидящий на скамье подсудимых, был привлекательным и внешне настолько приличным, словно сидел не в зале суда, а переходил улицу возле Олд-Бейли, где и происходил процесс. Этим подсудимым был Джордж Форрестер, обвиняющийся в преступлении, известном слушающей радио и читающей газеты публике под названием «убийства на илистой реке».

Во время слушания дела выражение лица сэра Салливана Стэнли ничем не отличалось от его же выражения в любой другой момент любого другого процесса. Оно неизменно создавало впечатление, что судью раздражает обвиняемый — особенно по одному примечательному делу, когда подсудимому был вынесен обвинительный приговор, но ни его адвокату, ни кому-либо другому так и не удалось убедить упомянутого подсудимого, что вердикт «виновен» или «невиновен» — чистая формальность, а для того чтобы признать чью-либо виновность, можно обойтись и без суда. Но даже в этом случае пресса воздержалась от замечаний о выражении лица судьи. Брыластый, как спаниель, сэр Салливан выглядел на свой возраст и был настолько же раздражительным, каким казался. Однако «на судью, похоже, что-то нашло, — писал другой репортер. — Несомненно, он был потрясен, и не столько в тот момент, когда услышал, как старшина присяжных произносит слово „виновен“, как в тот, когда надел черную шапочку, лежавшую перед ним. Неужели, — выдвигал предположение этот репортер, — судья Стэнли начинает сомневаться в целесообразности смертной казни?»

Салливан Стэнли и не думал сомневаться в чем-либо подобном. Необычное выражение возникло у него на лице в момент вынесения приговора осенним днем 1947 года подругой причине: впервые за годы он ощутил эрекцию, пока говорил; у него случился непроизвольный оргазм.

Говорят, у повешенного в момент падения сама собой возникает эрекция. Судья Стэнли мысленно взвесил эту информацию. Задумался, правда ли это. Как бы там ни было, он не находил никакой связи между этим фактом и собственным опытом вынесения приговора. Но на протяжении месяцев и лет всякий раз, вспоминая об этом случае, он испытывал необъяснимое волнение.

Как было известно всем, убийца Джордж Форрестер остановился в отеле «Розмари-Лаунс» в Северном Лондоне. Именно там он познакомился с последней из своих жертв, тело которой и оставленные преступником улики помогли найти другие трупы. В ходе процесса судье Стэнли пришлось сознательно задавить в себе профессиональную щепетильность, чтобы взглянуть на отель снаружи. Частный, маленький, умеренно дорогой и рафинированный, он, казалось, ничем не заслужил присутствия двух полицейских, дежуривших у входа на протяжении всего процесса, чтобы представители прессы и другие непрошеные гости не досаждали немногочисленным оставшимся постояльцам, которые не сложили вещи и не спаслись бегством сразу же, едва «убийство на илистой реке» попало в газетные заголовки.

На суде показания давал управляющий отеля. Благоприятное впечатление, которое этот представительный тридцатипятилетний мужчина, искренний и прямой, произвел на судью Стэнли, изменялось в обратной пропорциональности к презрению, которое блюститель закона испытывал к подсудимому, Джорджу Форрестеру. Как правило, презрение судьи Стэнли к обвиняемым объяснялось причинами, далекими от представленных следствием фактов. На этот раз дело было в ярко-коричневом, почти оранжевом пиджаке от «Харрис Твид», в который вырядился подсудимый, да еще в его усишках ржаво-каштанового оттенка.

В 1947 году Джорджа Форрестера угораздило убить трех женщин. Ранее судимостей и приводов он не имел. Он был коммивояжером, торговал рыболовными снастями и снаряжением и, по словам его перепуганной и растерянной жены, имел привычку на досуге рыбачить на реках всей страны, там, где оказывался к концу рабочей недели. Все три его жертвы, убитые выстрелами в голову, были найдены в зарослях камыша — там же, где видели самого убийцу с удочкой, в болотных сапогах.

Трех убитых объединяло то, что все они были полнотелыми вдовами средних лет. Джордж Форрестер знакомился с ними в благопристойных отелях средней руки со стандартными расценками. Его целью были драгоценности женщин и содержимое их сумочек, которым он и завладел во всех трех случаях. В результате последнего убийства, миссис Эмили Крати, он предстал перед судом. При расследовании выяснилась любопытная подробность: Джордж Форрестер утверждал, что занимался с миссис Крати сексом, прежде чем ил в густых камышах стал для нее могилой, однако экспертиза не выявила никаких следов полового сношения.

Джордж Форрестер признался, что предложил миссис Крати «съездить на денек порыбачить». В отеле «Розмари-Лаунс» они занимали соседние столики. Это подтверждали управляющий, его жена и несколько постоянных клиентов. Внезапное исчезновение миссис Крати тоже было замечено, и поскольку никто не знал ее родных, о случившемся сообщили в полицию.

В деле миссис Крати убийце пришлось переправлять ее труп — за вычетом ее кольца с внушительным бриллиантом и прочего имущества — из машины к реке в Норфолке, где камыши и берега выглядели понадежнее, чем в столь же уединенном уголке, где жертву прикончили выстрелом в затылок. Две другие женщины были убиты и спрятаны почти таким же образом, но в деле миссис Крати загадкой, объяснения которой так и не сумели дать пытливые умы следователей Англии, казалось то, что худощавый Джордж Форрестер ухитрился перетащить миссис Крати от места убийства до машины, а потом от машины — до могилы в зарослях камыша.

Шумиха вокруг исчезновения трех женщин была уже в разгаре, когда Джордж сам явился в полицию Норфолка с перепачканным илом бюстгальтером солидных размеров и объявил, что выудил его, когда испытывал снасти на водоемах графства. Полиция допросила Джорджа Форрестера, который, согласно объяснениям психологов, «хотел» попасться и действительно попался. Предъявленный в доказательство бюстгальтер Джордж лично приобрел в ближайшем магазине дамского белья и, что любопытно, в точности угадал габариты миссис Крати.

В 1947 году судья Стэнли выслушал все это, подытожил, принял вердикт, вынес приговор — смертная казнь через повешение — и пережил необъяснимый оргазм. С тех пор он часто вспоминал этот день.

Сэру Салливану Стэнли (он был посвящен в рыцари) во время суда над Джорджем Форрестером минуло пятьдесят пять лет. Вскоре после этого в Англии отменили смертную казнь, так что другого случая испытать подобный оргазм почтенному судье не представилось. Леди Стэнли, которая была старше мужа, перевалило за шестьдесят. Эта достойная дама снискала широкую известность благотворительной деятельностью — посещала тюрьмы, входила в комитеты попечителей школ, устраивала бесплатные столовые. Она родила одного сына, ныне юриста с частной практикой. Секс остался для нее в давнем прошлом, а возобновляющиеся приступы ревматизма не позволяли делить с кем-либо ложе.

В то время сэр Салливан часто навещал даму, имеющую некое отношение к юриспруденции и порой составлявшую ему компанию. Леди Стэнли ничего не знала и не желала знать о ее существовании. В связи, если ее можно так назвать, сэра Салливана и Мэри Спайк, дамы, о которой идет речь, было что-то мультяшное. Мэри пробуждала в судье некие смутные чувства, и не более. Леди Стэнли даже на минуту представить себе не могла, что ее муж способен сблизиться с другой женщиной. Она считала, что он слишком напыщен, чтобы снимать брюки в чужом доме, и в этом была почти права.

После смерти леди Стэнли сэр Салливан, которому было уже под семьдесят, продолжал время от времени заглядывать к Мэри Спайк, но исключительно с дружеским визитом. Необычные обстоятельства его сексуального опыта при вынесении приговора Джорджу Форрестеру в самом деле изумили его.

В мыслях он часто возвращался к тому дню, когда испытал оргазм прямо в зале суда. Что стало с этим беспричинным оргазмом? Где он теперь? Словно бабочка летним днем, он вспархивал и улетал, неизменно ускользая от сачка. У судьи даже мелькнула мысль, что перед смертью он мог бы испытать еще один оргазм, повесившись для этой цели. Однако оставалось неясным, объясняется ли феномен эрекции связанными с оргазмом ощущениями человека, шея которого вот-вот сломается, если еще не сломана. И кроме того, сообразил судья, с трудом сдерживая разочарование, упоминание о суициде изрядно подпортит некролог в «Таймс». Не стоит об этом и думать.

После выхода в отставку сэр Салливан некоторое время жил у сына в Хэмпстеде. Но ничего хорошего из этого не вышло. Тогда сэр Салливан решил перебраться в отель, где сдавали комнаты постоянным жильцам, и с волнением обнаружил, что «Розмари-Лаунс» по-прежнему открыт. Вернувшиеся к нему воспоминания о процессе Джорджа Форрестера оказались особенно живыми и яркими.

В тот день, когда судья прибыл, чтобы осмотреть свою будущую комнату, отель «Розмари-Лаунс» блистал свежей краской. Своим названием он был явно обязан соседству с теннисным кортом и лужайке такого же размера, окруженной цветочным бордюром и раскинувшейся по другую сторону посыпанной гравием дорожкой. Начиналась осень, листья срывались с деревьев, окаймляющих улицу. Щебетали школьницы, играющие в теннис.

Сэр Салливан спросил управляющего. В дверях за стойкой портье показалась невысокая фигура. Седые волосы и легкая полнота всего на миг скрыли то, что именно этот человек, истинный владелец отеля, давал показания в суде много лет назад.

— Мистер Роджер Кук? — осведомился судья.

— Да, сэр, это я.

— Добрый день. Я сэр Салливан Стэнли.

— Ваша честь! Сэр Салливан, выглядите вы гораздо моложе своих лет.

— Вы правы, я действительно судья. Знаете, я ведь уже бывал здесь — во время процесса приходил узнать, что да как, если позволителен такой вульгаризм.

— Сэр Салливан, — ответил Роджер Кук, — это время выдалось очень трудным для нас. Все постоянные жильцы съехали. Мы хотели было переименовать отель, но раздумали. Мы особенно признательны вам за упоминание отеля «Розмари-Лаунс» в заключительной речи.

— За какое именно? — уточнил сэр Салливан.

— Вы сказали, что наш отель — в высшей степени респектабельное, чистое и уютное место. И что на состоянии «Розмари-Лаунс» никак не отразилось пребывание здесь обвиняемого и его злосчастной жертвы. Я запомнил слово в слово, — добавил Роджер Кук. — Мы всегда ссылались на вас, когда в те трагические недели давали интервью прессе.

— Да, вы вправе гордиться впечатлением, которое производит ваш отель. Отрадно видеть, что теннисные корты здесь не пустуют.

— В определенные дни мы сдаем их в аренду частной школе, — объяснил Роджер Кук.

— Итак, перейдем к делу, — продолжал сэр Салливан Стэнли, — теперь, когда я вышел в отставку, я подыскиваю себе комфортабельное жилье. Довольно просторную комнату с ванной и телевизором. И конечно, возможность питаться в общей столовой. Если у вас нет общей столовой, боюсь, это меня не устроит. Для меня наличие столовой — обязательное условие.

— Конечно, столовая у нас та же самая, сэр Салливан. В ней все по-прежнему, разве что отделку обновили. Следуйте за мной. Сочту за честь проводить вас.

Он провел гостя в столовую, где столы под розовыми скатертями были накрыты к ужину. На одном из них стоял флакон слабительного, однако о качестве ужина сам по себе свидетельствовать не мог. Роджер Кук показал сэру Салливану меню: суп-пюре с пряностями, баранья грудинка с горошком и картофелем. Сыр — по желанию клиента, за отдельную плату в зависимости от сорта, клубничное или ванильное мороженое. Кофе обычный или без кофеина. Чай по требованию.

Сэр Салливан спросил:

— Какой столик занимал Джордж Форрестер?

— Третий справа у окна, если мне не изменяет память. А бедная миссис Крати — соседний, второй справа. Мы, разумеется, и приемы устраиваем и так далее. Для этого у нас есть вторая столовая.

— Восхитительно смотрится этот столик у окна, — с подчеркнутым безразличием заметил сэр Салливан. — Приятный вид.

Хозяин, несколько озадаченный готовностью старого судьи сидеть на месте убийцы, тем не менее поспешил заверить, что именно этот столик в настоящее время не занят никем из постоянных pensionnaires.

Так сэр Салливан Стэнли заключил выгодное соглашение с отелем и перебрался туда в следующий понедельник. Выйдя к ужину без четверти восемь, он обнаружил, что столовая заполнена на три четверти, и кое-кто из посетителей уже приближается к завершающей стадии трапезы.

За соседним столиком сидела длинношеяя незнакомка средних лет, достигшая стадии кофе.

— Добрый вечер, — поздоровался судья.

Она отозвалась излишне тепло и дружелюбно, словно одобрила этого джентльмена как нечто вроде приза в лотерее «Какой сосед по столику вам достанется».

Официант принес сэру Салливану суп.

Судья обратился к соседке:

— Вы, случайно, не миссис Крати?

— Нет, моя фамилия Мортон. Я напомнила вам кого-то из друзей?

— Не друзей, нет. Просто одного человека.

Сэр Салливан остался доволен обществом соседки. В углу столовой горел огонь в маленьком камине. Уютно. Ему вспомнились школьницы, играющие в теннис возле входа, — вдохновляющая картина. Затем он задумался о Мэри Спайк, своей давней любовнице, и припомнил, как однажды днем, когда он не сумел прийти в состояние боеготовности, она безжалостно высмеяла его: «Старье твоя висюлька! Тоже мне судья-вешатель! Да у тебя самого все висит!»

Судья Стэнли, сидящий за столом покойного Джорджа Форрестера, который носил ярко-коричневый пиджак от «Харрис Твид», посмотрел на свой суп-пюре и попробовал его. Потом перевел на миссис Мортон взгляд, полный безграничного изумления и мечтательной радости, словно узрел желанное привидение.

Миссис Мортон пила кофе и смотрела на него.