Каждую минуту

Сделав попытку вытереть слезы, Купер встал и потянулся к моей руке. Никогда не видела его плачущим, и потому сейчас его вид разрывает мне сердце. Он обнял меня и прижался лицом к моей шее. Он тихо всхлипнул, и я инстинктивно прижала его крепче, так как что-то подсказывало мне, что он нуждался в этом. Ему необходимо было обнять меня, а мне нужно было, чтобы он обнимал меня. Ему нужно было поплакать, и мне нужно было позволить ему это. Он притянул меня ближе, и его рыдания стали громче. Все его тело тряслось от боли, которая исходила из него. Слёзы свободно текли из моих глаз рекой, но эти слёзы были из-за Купера, а не из-за себя. Эти слёзы, которые лились сейчас, были из-за боли и мучений, которые он испытывал. Его глубокие, острые раны были более болезненные, чем мои собственные. Его агония была моей агонией. Его печаль была моей печалью. Его боль была моей болью.

После долгого молчания доктор Коннелли, наконец, заговорила. Она закрыла блокнот, который лежал на её колене, и села на край стула.

— Купер, — сказала она успокаивающе. — Здорово, наконец-то, это выпустить. На это потребовалось много времени, не так ли?

Он не ответил, просто продолжал издавать низкие, судорожные всхлипы. Я осталась стоять на месте, мои ноги тряслись. Я до сих пор была в своих мыслях, всё ещё хотела сбежать. Хотела убежать быстро и далеко, но до сих пор стояла на месте. Я делала это ещё потому, что мой выбор — обнимать мужчину, которому принадлежало моё сердце, который хватался за меня, словно я была его единственным спасательным кругом. А он, несомненно, был моим. Я сумела удержать всё в себе, кроме вздохов, которые делала. Болезненных вздохов. Ведь Купер был моим воздухом, а мой воздух был поглощён горем. Так что, да, дышать было почти невыносимо. Это всё равно, что пытаться дышать огнём. Это обжигало всё внутри. Я поборола ещё одно желание сбежать — сбежать от глубокого горя, которое мне пришлось испытывать.

— Ничего страшного, — сказала доктор Коннелли. Она встала, чтобы передать мне коробку с салфетками, которая стояла на краю её стола. — Чувства исцеляют, и вам обоим предстоит очень длительное лечение. Эти эмоции хороши тем, что они позволяют излечить от тех эмоциональных ран, которые вы так долго носили в себе. Известно вам или нет, но они присутствовали у вас. И теперь, когда мы рассматриваем эти раны, то можем начать работу по их излечению. Маленькими шажками. Раны на коже не заживают за ночь, также и этими. Это путь, и мы пройдём его. Мы не можем изменить то, что случилось с нами или с кем-то, о ком мы очень заботимся, но мы можем изменить то, как справляемся с этим. Этим мы и занимаемся сейчас. Это хорошо.

Перед уходом доктор Коннелли дала нам номер своего мобильного:

— В случае, если вам нужно будет поговорить, — сказала она. — Увидимся на следующей неделе. Но если я понадоблюсь раньше — звоните.

Дверь лифта открылась, и мы вошли вместе, рука об руку. Когда она закрылась, Купер придвинулся ко мне и обнял обеими руками, сильными и оберегающими. Низким тембром он начал напевать песню Энрике Иглесиаса «Hero» (Примеч. Название песни переводится как «Герой». Она начинается словами «Позволь мне быть твоим героем»). Я затаила дыхание. Потерялась в его словах, потерялась в его теплом дыхании рядом с моим ухом, потерялась в медленном танце наших тел, решивших жить собственной жизнью. Я была полностью потеряна — в нём.

Двери лифта открылась, и вошли два человека. Купер сделал вид, что не заметил их, и продолжал петь, и мы покачивались в такт мелодии. Мы двигались в лифте, как будто исполняли медленный танец. Не имело значения, где мы были в тот момент, потому что место, где мы должны быть — это рядом друг с другом. Ещё недавно я была бы слишком смущена, чтобы сделать что-то подобное на публике. Но сейчас мне было всё равно. Нам нужен был момент, и мы воспользовались им. Припев ещё раз... «Я могу быть твоим героем, детка. Я могу поцелуем прогнать твою боль. Я всегда буду рядом с тобой. Ты умеешь удивлять».

Лифт остановился между этажами, и двери открылись. Никто не зашёл, а те двое остались внутри вместе с нами. Ощущение остановки и начала движения между этажами вызвало лёгкое головокружение, но опять же, это чувство могло быть вызвано и тем, что властелин моего сердца исполнял мне серенаду после того, как плакал в моих объятиях.

Купер пел мне, пока мы обнимались. Не уверена, сколько времени лифт простоял, но когда он зазвенел, и двери открылись ещё раз, кто-то кашлянул.

— Это первый этаж. Будете выходить?

Купер взял меня за руку, и мы обернулись к говорившему. В лифте с нами оказались дама и маленький ребёнок. Я посмотрела вниз, женщина держала ребёнка за руку. Оба были тихими с того момента, как зашли в лифт. Я уже было собралась извиниться, но вместо этого улыбнулась:

— Да, спасибо.

Мы вышли, и дама сказала:

— Думаю, это самое милое, что я когда-либо видела, — она обернулась и посмотрела на мальчика, стоящего рядом с ней. — Вот, на что похожа любовь, — сказала она ему, указывая на нас. Улыбка растянулась по всему лицу мальчика, а Купер протянул руку и взъерошил ему волосы. Я на самом деле не знала, что сказать, поэтому любезно улыбнулась обоим.

— Ты очень хороший певец, — сказал мальчик, глядя на Купера с восхищением.

— Спасибо, маленький мужчина. Это твоя мама?

— Да, — ответил мальчик, глядя на неё.

Купер улыбнулся им обоим:

— Заботься о своей маме. Она у тебя единственная, — он ещё раз взъерошил мальчику волосы, и мы повернулись, чтобы уйти.

Мы услышали, как малыш сказал:

— Буду. Обещаю, — и его голос стих за закрывающимися дверями лифта.

Купер не обернулся назад, но я увидела, как уголки его рта приподнялись вверх, когда он открывал двери для меня.

— После тебя, любимая.

#_1.jpg

Мы оба были выжаты как лимон после сеанса терапии. К тому времени, как добрались до дома Купера, ни один из нас не смог собраться с силами, чтобы сделать что-либо, кроме как лечь спать.

— Останься со мной сегодня вечером, — сказал Купер. — Я не могу спать без тебя.

Мы не говорили больше о том, что произошло на сеансе терапии. Думаю, мы оба были эмоционально подавлены и разрушены, как два наркомана от скачка адреналина. Наверное, я проспала три или четыре часа и проснулась от звука проливного дождя за окном. В доме раздавались раскаты грома. Я посмотрела на Купера, который по-прежнему крепко спал, и наблюдала, как вздымается и опускается его грудь. Я перевернулась и уставилась в потолок, думая обо всём и в тоже время ни о чём. Мои мысли были настолько запутаны, что это было похоже на попытку распутать цепи.

Расстроенная, я поднялась и тихо побрела в гостиную. Подняла гитару Купера и начала наигрывать, хотя и тихо, чтобы не разбудить его. Я перестала думать и позволила музыке захватить себя. Охваченная внезапной волной вдохновения, записала слова в блокнот, лежащий на журнальном столике. Тихо стала напевать слова, которые написала и улыбнулась тому факту, что сейчас я совершаю то, чего никогда не делала раньше, как, например, сочинение слов к песне. Маленькие шажки. Я взяла листок бумаги, вырвала его из блокнота и засунула в карман.

— Любимая, что ты делаешь? — Купер стоял, прислонившись к дверному проёму, скрестив руки на груди и ласково улыбаясь.

— Ничего. Просто дурачилась. Не смогла заснуть, поэтому встала и пришла сюда.

Последовал ещё один раскат грома,  он подошёл к огромному панорамному окну и высунулся наружу.

— Ну и ливень. Идеальная погода для объятий, как по мне, — сказал он, подмигнув.

— Неужели? — спросила я игриво.

— Ммм-хмм, — его глаза вспыхнули, как огонь, поглощающий лес, и я мгновенно почувствовала тепло, пока он приближался ко мне.

— Мне нужно прикоснуться к тебе, — сказал он мне на ухо с низким рычанием. — Мне нужно почувствовать тебя так чертовски сильно. И мне нужно, чтобы ты почувствовала меня, — губами он потянул меня за мочку уха.

Я чувствую тебя, Купер.

Его большой палец поглаживал мою челюсть, а другие четыре обхватили затылок. Он оставлял лихорадочные поцелуи, пока не нашел мой рот, а затем остановился, чтобы посмотреть на меня. Он опустил меня вниз, не отрывая взгляда, и прижался ко мне. Я почувствовала его тепло вокруг себя, от этого у меня закружилась голова. Мои ресницы затрепетали, а дыхание сбилось.

— Посмотри на меня, — прошептал он.

Мои глаза открылись, а затем снова закрылись.

— Посмотри на меня, любимая. Мне нужно почувствовать твой взгляд на себе, — его голос был низким и хриплым. — Посмотри на меня, или я не буду целовать тебя.

Я заставила себя открыть глаза, и первое, что увидела, была кривая ухмылка на его лице.

— Так, мне необходимо угрожать тебе поцелуями, чтобы ты посмотрела на меня? — игриво спросил он, по-прежнему используя этот чувственный, хриплый тембр.

Я отрицательно покачала головой, но выдохнула:

— Да.

Его глаза просканировали кончик моего носа, прежде чем остановиться на моих губах. Я наблюдала, как он прикусил свою нижнюю губу, пока смотрел на меня. В любом случае, мне надоело ждать.

— Поцелуй меня, Купер, — сказала я шёпотом.

Я почувствовала, как его сердце бешено забилось в груди в тот момент, когда я сказала это. Его губы обрушились на мои с таким голодом, что я была ошеломлена. Даже если бы я шла по натянутому канату без защитной сетки снизу, то это всё равно бы не сравнилось с тем интенсивным возбуждением от поцелуя Купера. Это. Просто. Неописуемо. Нервозность, которую я всё ещё испытывала, острая нужда, то, как моё сердце билось в груди — всё это. Ни с чем не сравнимые ощущения.

Молния прогремела, а затем громкий, оглушительный рокот прозвучал прежде, чем погас свет. Мы остались без электричества, и единственная причина, по которой я поняла это — мои глаза были открыты. Я видела губы Купера на своих, а сейчас я не видела ничего. Наблюдать, как его рот прикасается и ласкает меня, было, ну, интимно.

— Ты смотришь на меня, когда мы целуемся? — спросила нервно. Пожалуйста, не подумай, что это глупый вопрос.

Он наклонился низко-низко, чтобы посмотреть на меня, но было темно. Единственным освещением был момент, когда сверкнула молния, и в проблеске света мы поймали друг друга.

— Ммм-хмм, иногда. Я люблю смотреть, как движутся твои губы возле моих, — через мгновение он спросил. — Ты наблюдала, как я целую тебя?

— Ммм-хмм. Я люблю смотреть, как движутся твои губы возле моих.

— В таком случае, не следует ли нам зажечь несколько свечей?

— Думаю, стоит это сделать. Я ничего не вижу.

— Подожди здесь, — Купер поднялся с меня и слепо попытался пройти на кухню. Я уже соскучилась по его теплу.

— Ауч. Дерьмо.

— Что случилось?

Сквозь стиснутые зубы он сказал:

— Я ударил палец на ноге.

Я услышала ковыляния и ряд проклятий. Вы знаете это выражение: «Ругаться как грузчик»? О, да. Возможно, тут поблизости их даже несколько.

— С тобой всё в порядке?

Тишина. Затем тяжелое дыхание.

— Милый?

Еще раз сквозь стиснутые зубы:

— Да?

— Ты в порядке?

— Ммм-хмм, — Купер втянул воздух сквозь зубы. — Мне... просто... нужна минута.

Я наконец-то услышала, как кухонные ящики открылись и закрылись. Несколько секунд спустя я почувствовала запах серы от зажжённой спички, а затем появился маленький дрожащий огонек. Лицо Купера озарил мягкий свет, когда он шел обратно ко мне. Поставив рядом со мной зажженную свечу, он поджёг ещё одну, а затем ещё. В конце концов, у нас было достаточное количество золотого пламени в комнате.

Идеально.

— Как там твой палец?

— Все в порядке. Жить буду, — он поцеловал мой нос, а затем взял свою гитару и посмотрел на меня. — Сыграешь мне?

— Какие-нибудь пожелания?

— Что, и это всё? — он приподнял бровь. — Ты не собираешься устроить драку? Отказаться от игры?

— Нет, — ответила, как само собой разумеющееся. — Не собираюсь. Думаю, что мне нравится играть для тебя.

— Ах, ну в таком случае, — сказал Купер, протягивая мне гитару. — Чего ты ждешь?

Я перекинула гитарный ремень, положила её на колено и побарабанила сверху ногтем, пока придумывала песню. О, есть одна. Я исполнила песню Сары Бареллис «The Light» (Примеч. Название песни переводится как «Свет»).

Всякий раз, когда я пела для него, я удерживала зрительный контакт с Купером, пока не привыкала. Я начала песню акапельно первые несколько строк, но потом добавила гитару. Эта песня — стихи, положенные на музыку, и она подходила нам. Там говорилось: «И если ты говоришь: «С тобой всё будет в порядке», тогда я поверю тебе и пойду за тобой на свет». Видите? Идеально.

Когда я закончила петь, Купер наклонился и поцеловал меня.

— Прекрасно, детка. Теперь моя очередь.

Я передала гитару и терпеливо ждала, пока он подготовится. Терпеливо — это означает, что я кусала свой большой палец от нетерпения. Купер начал играть, и я сразу же поняла...

Ты выглядела такой грустной, и я просто сильно захотел тебя,

Но ты не знаешь того, что знаю я,

Я заберу все твои печали и спрячу их подальше отсюда,

Я сделаю всё для тебя; все для тебя, дорогая.

Я обещаю любить тебя,

Это то, ради чего я живу,

Я был простой головоломкой без детали,

Пока не встретил тебя.

Глаза Купера были прикованы к моим, пока он пел для меня. Это была самая красивая песня, которую я когда-либо слышала. Я была в полном восторге, совершенно покорённой, и полностью его.

Когда я увидел твое лицо, я стал твоим сразу же,

Позволь мне забрать твои беды и спрятать их в темноте,

Я заберу всё; тебе не нужно делать это самой,

Я заберу их все; я поймаю тебя, когда ты упадёшь.

Я обещаю любить тебя,

Это то, ради чего я живу,

Я был простой головоломкой без детали,

Пока не встретил тебя.

У меня едет крыша, когда я не с тобой,

Я утонул в твоих глазах, даже под темно-серым небом,

Произнеси моё имя и подойди ко мне,

Ты владеешь моей душой и моим сердцем, позволь мне быть единственным.

Я обещаю любить тебя,

Это то, ради чего я живу,

Я был простой головоломкой без детали,

Пока не встретил тебя.

Пока не встретил тебя.

И затем свет снова зажёгся.

Купер наклонился вперёд, чтобы задуть первую свечу.

Я положила ладонь на его грудь:

— Подожди, — попросила я, — пусть свечи горят, и выключи свет. Мне нравится всё, как было.

— Да, мэм, — ответил он с игривой ухмылкой и потянулся к выключателю. Опять осталось только мерцание свечей, освещающее комнату.

— Я люблю эту песню.

Купер погладил мои волосы:

— А я люблю тебя.

Наши тени дрожали на стене как танцующие фигуры. Это успокаивало, умиротворяло. Наш день — это подъём и спад. Взлёты и падения. Зигзаги. Но пока я смотрела на Купера прямо сейчас, то не изменила бы ни секунды в нём. Каждый момент был важным. Каждое мгновение имело значение. И каждая минута, проведенная с Купером, была заветной.

Я закрыла глаза на мгновение, потому что хотела проникнуться атмосферой ночи, комнаты, данной секунды. Моё сердце билось так быстро, как если бы оно могло взорваться, если бы я дала волю... чему-то. Словам? Чувствам? Я не знала лекарства, но понимала, что должна что-то сделать, прежде чем произойдёт взрыв.

— Я так люблю тебя, — прошептала я.

Хотя я не могла видеть его сквозь закрытые веки, но почувствовала его улыбку.