Затаив дыхание

Купер взял меня за руку и повел на кухню, подобрав по пути мокрую губку.

— Заключаю с тобой сделку. Я мою, ты ополаскиваешь. Хорошо? — он улыбнулся, обнажив красивые белые зубы.

— Хорошо, — я согласилась, продемонстрировав собственную улыбку. — Знаешь, мы могли бы уже помыть посуду, если бы ты…

Он заставил меня замолчать, приложив палец к моим губам.

— Да, но это было намного веселее. Не думаешь?

Понимая, что его палец всё ещё на моих губах, я согласно кивнула. Он убрал его, и мы вместе повернулись к раковине, чтобы сделать то, что необходимо. Между нами не было произнесено ни слова, но казалось, будто мы общались с помощью улыбок и понимания того, что нам обоим нужна минутка, чтобы обдумать то, что только что произошло. Этот был невероятно напряжённый момент. Не могу сказать, что происходило у него в голове, но я отчаянно пыталась перестроиться и привести в порядок собственные мысли и чувства в своей голове-картотеке, чтобы позже извлечь эту информацию.

После того, как последняя тарелка была вымыта и убрана, он посмотрел на меня.

— Как насчёт музыки? Я заметил у тебя гитару? Твоя?

— Она моего папы. Я баловалась на ней прошлой ночью.

Он повернулся и прислонился к стене, скрестив руки на груди:

— Ты играешь?

— Немного… Я не достаточно хороша, чтобы выступать на публике. На самом деле, единственный человек, кто когда-либо слышал мое исполнение — мой папа, и то только потому, что он учил меня. По правде говоря, я играю просто для себя.

— Не могла бы ты сыграть для меня? — спросил он, пристально разглядывая свои шнурки.

Я пожала плечами:

— Не знаю. Я… эээ… я очень стесняюсь.

— Я сыграю для тебя, только если ты согласишься сыграться для меня, — он посмотрел вверх. — Идёт?

Карие глаза взглянули в карие глаза, и я сказала:

— Идёт. Ты играешь первым. Это даст мне время, чтобы выпить пару бокалов вина. Мне нужна жидкая храбрость.

Его глаза начали улыбаться задолго до того, как уголки его губ криво приподнялись, и затем он засмеялся:

— Это справедливо.

Я села на один край дивана, а Купер — на другой. Я наблюдала за ним с гитарой, как его пальцы пробежали по струнам, как он наклонился вниз, чтобы настроить инструмент, как он закрыл глаза, когда наигрывал аккорд до тех пор, пока не удовлетворился результатом. Он, наконец, поднял голову, выглядя довольным.

— Я готов.

Я сделала глоток вина и откинулась на дивную подушку.

Он сосчитал «1-2-3», и вдруг зазвучала мелодия. Он играл песню Эда Ширана про домик из «Лего» (Примеч. Купер очень символично выбрал песню. Первые строки звучат так: «Я собираюсь собрать частички и построить домик из «Лего». Если что-то пойдет не так, мы можем с легкостью его разрушить. Мои три слова имеют два значения, но в моей голове только одно: «Всё только для тебя»).

Его голос мягкий и красивый, но мужественный и милый в тоже время. Это словно гипноз. Когда он пел, то делал это от всего сердца. Невероятно захватывающе было наблюдать за изменениями его лица. Меня охватило благоговение, и я полностью потеряла дар речи. Он перестал играть и посмотрел на меня, ожидая, что я скажу. Когда я этого не сделала, он нарушил молчание:

— Думаю, сейчас твоя очередь.

Слова. Мне нужно что-то сказать. Откашливаясь, я говорю:

— Нет, подожди, Купер, это было прекрасно. Ты удивителен. Ты хоть представляешь, как здорово поёшь?

Он посмотрел вниз на гитару, лежащую на его коленях.

— Спасибо, Лили. Я рад, что ты так думаешь.

— Я не могу быть единственной, кто так думает. Ты играешь каждый пятничный вечер у «Джо», так что люди явно любят слушать тебя.

Он пожал плечами.

— Да, я так думаю. Но… — он посмотрел вниз, затем взял гитару и передал её мне.

— Но что? — спросила я, всё ещё наблюдая за каждым его движением.

— Но сейчас я хочу послушать тебя. Так что не заставляй меня ждать, — он улыбнулся своей самой милой улыбкой, и я начала крошиться как печенье.

Я вздохнула. Как я могу даже подражать этому? Сделав большой глоток вина и поставив бокал, я потрясла руками, пытаясь расслабить пальцы. Я пристроила гитару на колене, сделала вдох в попытке успокоить нервы, и затем спокойно положила пальцы на струны. Я решила сыграть песню «Little House» Аманды Сейфрид (Примеч. В первом куплете песни поется: «Я люблю это место, но без тебя здесь одни лишь призраки. Моё уставшее сердце бьётся еле слышно. Наши сердца поют меньше, чем мы хотели бы. Мы хотели, чтобы наши сердца пели…»).

Я старалась не смотреть на Купера, пока пела. Закрыв глаза, я представила, что я одна. Когда песня закончилась, я открыла глаза и опустила гитару между нами.

— Это было прекрасно, Лили, — сказал он, глядя на меня пристально. Эти шоколадные глаза изучающее рассматривали меня.

— Спасибо, — ответила я робко.

— Я уже знал, что ты умеешь петь, но это было потрясающе. Я имею в виду, действительно потрясающе.

Я ничего не ответила. Вместо этого я благодарно улыбнулась его добрым словам. Кроме того, я всё ещё смущена.

— Я и правда единственный человек, который слышал, как ты поешь, кроме твоего отца?

— Да.

— Как обидно, Лил. Ты должна выступать перед людьми.

— Ни в коем случае. Я не могу делать то, что делаешь ты. Не могу встать перед людьми и сделать это. Я не такая.

— Откуда ты знаешь? Ты когда-нибудь пробовала?

— Нет… нет. Я не могу. Мои ладони вспотели, когда я просто играла перед тобой в собственном доме. Нет никакого способа, я… нет. Я не могу, — я встала, взяла пустой бокал и отнесла к раковине.

Купер закрыл эту тему, решив не продолжать дальше, и я была благодарна ему за это.

— Ладно, — сказал он.

Он спел для меня ещё несколько песен, и я наслаждалась каждой нотой, каждым звуком, каждым вздохом. Я изучала его, пока он пел, запоминала каждую линию и каждую веснушку на его лице. Любуясь его ямочкой, я начала замечать, как уголки его губ приподнимались, когда он собирался произнести моё имя. Я задалась вопросом, осознает ли он это. Я изучала, как его кадык двигался верх и вниз, как его пальцы перебирали струны гитары, изучала каждое движение его тела. Затем я начала расспрашивать всё о нём. Почему я так жадно поглощала каждую мелочь о Купере? Прежде, если я смотрела на него слишком долго, — это могло привести меня к остановке дыхания. Сейчас сама возможность отвести от него взгляд причиняла мне физическую боль. Реальную физическую боль. Как будто слон сел на моей груди.

Заставив себя отвести взгляд, я встала:

— Я скоро вернусь, — я быстро вышла из комнаты, прошла в спальню и закрыла дверь.

Я выдохнула, так как задерживала дыхание, и сползла по двери на пол. Подтянув ноги ближе, я обхватила руками колени, глядя в потолок в поисках ответа. Я даже не знала, на какой вопрос ищу ответ. Их было слишком много. Купера было слишком много.

Я не могу. Я не могу сделать это. Это слишком.

Послышался стук в дверь.

— Лили? Ты в порядке?

— Эм, да. Буду через минуту, — я поднялась с пола, и именно в этот момент поняла, что плакала. Моё лицо было мокрым, а глаза щипало. Я дала себе немного времени, собралась с духом и открыла дверь.

Купер всё ещё ждал меня с другой стороны. Его голос был мягким и низким, когда он сказал:

— Ты точно в порядке? Думаю, я слышал, как ты плачешь.

— Нет, я в порядке. Мне просто… нужна была минутка. Прости. Я не хотела убегать вот так, — чувствуя себя неловко, я засунула руки в задние карманы. — Давай вернёмся в гостиную.

Я сдвинулась с места, но Купер взял меня за руку, конечно, нежно.

— Подожди, — сказал он. — Лили, скажи мне, что случилось?

— Я не могла дышать. Мне нужно было дышать. Я… мне… нужна была минутка, чтобы перевести дух. Я не могу объяснить это, — я посмотрела вниз, в пол, потому что знала, что это звучит как бред сумасшедшего, и не могу на него смотреть.

Он вздохнул и притянул меня к себе в объятия, заключив в кольцо своих рук.

— Хорошо, — прошептал он. — Мы будем двигаться медленнее. Мы будем двигаться так медленно, как тебе требуется. Просто скажи мне, что тебе нужно, Лил, и я сделаю это.

#_1.jpg

Стоя на кухне, я осматривала комнату, визуально воспроизводя движения Купера, когда он был здесь. Я всё ещё могла чувствовать его запах, хоть он и ушёл несколько часов назад. Его энергия была настолько мощной, что я всё ещё чувствовала его присутствие возле себя, и теперь я ещё больше осознавала, насколько я была одинока в этом большом доме. Если честно, я не знала, как мой папа делал это — так долго жил здесь один. Я стояла на одном месте, воспроизводя события вечера в голове, как кадры кинофильма. Они все вели меня к поцелую с Купером, и если я закрывала глаза, то всё ещё могла почувствовать покалывание на губах там, где он касался меня своими губами. Чувство, которое я испытывала к Куперу, становилось сильнее, и я чувствовала, что совершенно поглощена им. Это была внутренняя борьба, которая не прекращалась — каждая сторона хотела победить. Часть меня хотела всё отпустить и позволить себе раствориться в моменте, а другая часть яростно боролась, чтобы сдержаться, быть осторожной и защитить своё сердце. Я отпустила себя, когда была с Купером, и это испугало меня. Нет, это ужасало меня. Я не знала, какая часть меня выиграет в этой борьбе. Но самое ужасное заключалось в том, что я не хотела быть таким человеком — жалким, который испугался бы возможности испытать нечто особенное, чего ждала всю жизнь. Я смотрела в небо и молилась о силе, молилась о храбрости. Затем, всё ещё глядя вверх, я сказала:

— Пап, если ты там и видишь меня, скажи мне, что делать.