Тру Блевинс оказался в городе, и Ноа взял его с собой домой, чтобы провести Рождество со своей семьей. Они отправились верхом, потому что лошади двигались быстрее и были надежнее, чем фургон в это время года. Они ехали друг за другом молча. Спирфиш-Каньон был прекрасен под снежным покрывалом. Спирфиш-Крик тихо журчал, кое-где покрытый тонким льдом, а в открытых местах бурлил, освещенный солнцем, разбиваясь на миллионы серебряных осколков. Потом то скрывался под землей, то выходил опять на поверхность. На крутых скалистых берегах коричневого цвета иногда виднелся вход в пещеру, куда вели следы какого-то животного, хорошо заметные на снегу.

Покрытые соснами холмы стояли в величественном молчании, черно-зеленые ветви деревьев свисали под тяжелой горностаевой мантией снега, а верхушки, казалось, упирались в ярко-голубое небо над Блэк-Хиллз. Тут и там появлялись стайки красных клестов, искавших орешки в сосновых шишках. Ярко-зеленые низенькие сосны росли группами, между ними сновали голубые сойки.

Тишина нарушалась глухим стуком лошадиных копыт, карканьем ворон да журчанием потока на открытых местах. Редкий дронт пролетал над вершинами деревьев, издавая пронзительные трели. С треском продралась косуля через густые заросли кустов и резко отпрыгнула назад, испуганная лошадьми.

Лошадь Тру слегка заржала и отпрянула. Лошадь Ноа последовала ее примеру.

— Потише, потише, дорогая, — проговорил Тру, пустив ее вперед.

Ноа двинулся за ним, расслабившись в седле, думая о Саре Меррит.

Она бесконечно волновала его. Ему следовало уложить ее в постель вчера вечером и посмотреть, способна ли она уступить. Нет, нельзя было так делать. Он поступил правильно. Но, ведя себя правильно, так разочаровываешься. Как же, черт возьми, быть с подобной женщиной?!

«Сара Меррит, — ее лицо отчетливо предстало перед его мысленным взором, — я не знаю, что с тобой делать».

Ноа был поражен: впервые в жизни он хотел ухаживать за женщиной и не знал, как.

Ухаживать?!

Эта мысль пугала его.

Он хотел ухаживать за девушкой, которая была настолько добродетельна, что не могла даже позволить себе без угрызений совести поцеловать мужчину. Он, который в первый раз обладал женщиной, когда ему было шестнадцать лет! Он, который с тех пор наслаждался ими, при любом удобном случае. И он желал теперь жениться на женщине, чья пуританская добродетель обречет его скорее всего на жизнь со скудными ласками и полным подчинением строгой жене в постели.

Он совсем не предполагал, что может произойти подобное. Он считал, что влюбился в женщину, темпераментную и своенравную, как и он сам. Ожидал, что она будет прикасаться к его лицу, волосам, телу, как это делали те женщины.

Вместо этого Сара Меррит отшатнулась от него.

Тем не менее она призналась, что ее тянет к Ноа.

В этом было что-то загадочное. Если она в действительности испытывала такое чувство, а вчерашний вечер показал, что он может надеяться, чем все может кончиться? Не за всех своих женщин в прошлом он платил. Попадались девушки, хорошие и искренние, которые относились к нему так благосклонно, что отказ давался им с трудом. Это были невинные девушки, подобные Саре, но у них было естественное любопытство и желание отдаться. Если бы Сара вела себя так же, как они, поддаваясь больше искушению, чем страху, он бы скорее понял ее. У нее же был неправильный взгляд на интимные отношения: она приравнивала их к распутству.

Тем не менее он не переставал о ней думать. Он представлял себе, как приходит в дом, где она живет, стучится в дверь ее комнаты, распахивает ее и говорит прямо с порога: «Сара, я люблю тебя, А ты любишь меня?»

По правде говоря, он смертельно боялся, что она скажет «нет». Это его совершенно подкосило бы. Так целоваться, как вчера вечером! После этого любой мужчина не сомневался бы в ее истинных чувствах. Он же остался еще более неуверенным, еще более растерянным, чем раньше, потому что начинал серьезно подумывать о, женитьбе.

Тру замедлил ход лошади и подождал, пока Ноа сравняется с ним. Теперь они ехали рядом.

— Ты что-то грустноват сегодня, — заметил Тру.

— Прости, ты о чем?

— Да мне и не нужен рядом кто-то болтающий чепуху, чтобы я хорошо себя чувствовал.

— Я просто устал. Колокольный звон не давал мне уснуть вчера вечером.

— Мне тоже. Хотя красиво звучал, правда?

— Угу.

Тру повернулся и изучающе посмотрел на Ноа, ожидая, что тот скажет больше. Но он молчал, и они продолжали ехать в тишине. Вскоре всадники поднялись на холм, и перед ними открылась долина Спирфиш с лугами, похожими на огромные белые полотняные простыни, упавшие с бельевой веревки. Из труб медленно, клубами поднимался дым. Стога сена, покрытые снегом, были похожи на торосы посреди нетронутых белых просторов.

В доме родителей Керри обняла их, Керк принял их куртки, а Арден спросил6

— Вы видели Сару? Как она? С кем она видится?

Тру устремил равнодушный взгляд на Ноа, но тот не ответил на вопрос.

— Расскажи мне, — потребовал Арден. Сняв шляпу, Ноа ответил:

— Она живет хорошо, больше ничего не знаю.

— То есть как «не знаешь»? Ты знаешь все, что происходит в этом городке. Твое дело все знать.

— Не знаю.

— Ничего себе! — Арден простер руки вверх.

— Арден, Бога ради, не приставай к брату, — упрекнула его Керри.

— Я видел ее в рождественской программе вчера вечером. — Ноа надеялся крохой информации заставить Ардена замолчать. — Она руководила детским хором.

— Правда? — Очевидно, эта кроха была слишком мала и не подействовала. — Как она выглядела? Что на ней было надето?

— Понятия не имею, черт возьми. Тру, как она выглядела?

— Как ангел, — ответил Тру.

— О, черт! Я говорил, нам надо было самим пойти и увидеть ее. Разве я не говорил тебе, Ма, что мы должны это сделать?

— Слишком далеко ехать, да и обратно возвращаться в тот же день… тем более что Ноа все равно должен был приехать. К тому же неизвестно, как будет с погодой в это время года. Кроме того, я же сказала тебе и отцу, что не хочу находиться в гостинице в канун Рождества.

Им пришлось рассказывать во всех подробностях о рождественской программе. Ноа предоставил основной рассказ Тру, который исключительно подробно остановился на таких деталях, как зеленый жакет, который был на Саре, ее прическа и костюмы ангелов.

Ноа повернулся и уставился на Тру. Что, черт возьми, происходит?! Как смог Тру запомнить подобные мелочи?! Во время своего рассказа Тру смотрел на Ардена, но вся его речь показала Ноа, что Тру видел, как он уходил с Сарой. Но Тру не упомянул об этом.

День для Ноа был довольно тоскливый, несмотря на присутствие Тру, вкусную домашнюю еду матери и общество родных. Все время он мечтал о городе. Сидя за семейным столом, он хотел быть в это время в пансионе миссис Раундтри. Он смотрел на Ардена, сидевшего напротив, и воображал на его месте Сару.

Он сам замечал, что почти не принимает участия в общем разговоре, вспоминая события минувших трех месяцев: день, когда Сара подарила ему стетсоновскую шляпу, и Энди Тейтем заметил: «По-моему, она положила на тебя глаз, Ноа»; день, когда он встретил ее на дощатом тротуаре с кошкой, которую она несла сестре; вечер, когда он впервые поцеловал ее в кухне миссис Раундтри.

Ноа и Тру остались на ночь. Утром следующего дня они отправились обратно в город. Небо хмурилось, и по нему быстро неслись причудливой формы серые облака. Они предупреждали, что обратный путь будет неприятнее, чем дорога накануне.

Тру ехал впереди, серый мерин Ноа следовал за хвостом его кобылы, развевавшимся на ветру. В глубоких каньонах и в руслах потоков ветер свистел и клокотал, как кипящий чайник. Он гнул и раскачивал верхушки сосен, поднимал и развеивал снег, лежавший на ветвях, и рассыпал его по земле, как кусочки разрезной бумажной игры-мозаики. Ветер буквально вырвал слова изо рта Ноа и бросил их в затылок Тру.

— Эй, Тру! Я хочу тебя спросить мое о чем!

Тру повернул голову на девяносто градусов, так что щека его уперлась в поднятый воротник.

— Спрашивай! — крикнул он, стараясь перекричать ветер.

— Помнишь ту маленькую девушку-мормонку, о которой ты мне рассказывал?.. Ты даже хотел на ней жениться…

— Фрэнси?

— Да, Фрэнси.

— И что ты хочешь узнать?

— Как ты понял, что любишь ее?

Тру подскочил и качнулся в седле. Они ехали рысью по довольно плоскому участку дороги, с правой стороны которого располагалась березовая роща. Шляпа Тру была низко надвинута на лоб, шерстяной воротник подпирал ее сзади. Он с трудом повернул голову, чтобы Ноа смог его услышать.

— Я понял потому, что сделать ее счастливой только в постели означало меньше, чем сделать ее счастливой во всем остальном.

Ноа задумался над его ответом.

— Ты хочешь сказать, что спал с ней, с мормонской девушкой?

— Ты что! Никогда! Хотел, но я никогда не пошел бы на это, пока бы мы не поженились.

Они молчали некоторое время. Ноа думал, что он не прав, обращая слишком много внимания на отношение Сары к сексу. Ну хорошо, эта сторона жизни не будет такой важной. Если любишь по-настоящему, есть много других вещей, значащих не меньше, — уважение, дружба, общие мысли и чувства, общие вкусы, жизнь рядом друг с другом, под одной крышей.

— Эй, Тру!

— Что?

— А ты волновался, когда просил ее выйти за тебя замуж?

— Нет. Я только испугался, когда спросил, а она сказала «нет». Мне стало страшно, что я проведу свою жизнь без нее. — Кобыла стала осторожно спускаться по каменистой тропинке, серый мерин следовал за ней. Тру повернул голову и прокричал: — Ты тоже немножко боишься, когда думаешь, что проведешь жизнь без этой маленькой леди из газеты?

— Я так и думал, что ты догадался, кто она.

— Это не так уж трудно, видя вас вдвоем в одной комнате.

— Я не думал, что так заметно.

— Я видел, как ты уходил вместе с ней в сочельник.

— Я понял. Спасибо, что ты не сказал Ардену.

— Даже дурак понял бы, что она не для Ардена. — Тру покачался в седле, потом крикнул: — Так ты будешь ее просить о замужестве или нет?

— Я думаю об этом.

— У тебя ком в горле стоит, что ли? Как кусок жвачки застрял?

— Угу. — Ком стоял и сейчас. Ноа пытался проглотить его, но ком не шевелился, даже когда он кричал в спину Тру. — Она боится того, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, Тру. Страшно боится. Говорит, что не хочет быть, как ее сестра.

Тру наклонился в седле и повернул голову, чтобы посмотреть на своего спутника. Лошади шли рысью, их гривы развевались на ветру.

— Да, в этом вся загвоздка, — крикнул Тру.

В городе Ноа придержал лошадь, проезжая мимо редакции «Дедвуд кроникл». В помещении горели лампы. Он видел в комнате Брэдигана и сына Докинсов, но Сары там не было. Дурацкое, но всепоглощающее чувство разочарования охватило его только потому, что он ожидал увидеть ее за окном, на котором были выведены золотом буквы… Он ловил себя на том, что заглядывает в каждое окно в надежде, что она промелькнет хоть на миг.

Он зашел в свой офис. Фримен Блок, его штатный помощник, доложил, что все спокойно. Никаких драк в пивных, тихо в игорных залах, да и вообще почти никакого движения на улицах.

Ноа отослал Фримена домой и завел лошадь в конюшню. Потом зашел в лавку Фарнума, купил шесть палочек вяленого мяса, вернулся в офис и занялся делами, пожевывая мясо.

Время тянулось медленно. Он замечал, что глазеет на улицу, надеясь, что Сара пройдет мимо. Тогда он выйдет на улицу, столкнется с ней как бы случайно, поговорит немножко, увидит ее лицо и постарается определить по его выражению, стоит ли прямо сейчас попросить ее выйти за него замуж.

Он подолгу сидел, закрыв лицо руками, погрузившись в печальные думы, причины которых ему бы было трудно объяснить.

Ноа ушел из офиса почти за час до ужина, пошел домой к миссис Раундтри, принял ванну, причесался, тщательно побрился, подстриг ножницами усы, побрызгал лицо и шею сандаловым вежеталем, надел чистую одежду, потом посмотрел на часы. До ужина оставалось десять минут.

Он опустил часы в карман жилета, подошел к зеркалу и вгляделся в свое лицо. Довольно смешное. Что может женщина найти в нем? Слишком оно круглое и широкое, чтобы вскружить ей голову. К тому же еще какая-то дурацкая вмятина на кончике носа. Черт, ничего не поделаешь! Лучшего он предложить не может.

Ему казалось, что он был вдали от Сары два месяца, а не каких-нибудь два дня, Пять минут, после того как он вышел из своей комнаты и спустился вниз, он волновался как никогда.

В столовой все собравшиеся мужчины приветливо поздоровались с ним, расспросили о поездке в Спирфиш, о родных, поинтересовались, много ли снега на дорогах,

Миссис Раундтри внесла большой глиняный горшок с запеченными бобами, блюдо, полное телячьих котлет, большую миску с маринованной свеклой и тарелку с ломтями хлеба.

Ноа посмотрел на пустующий стул Сары.

Миссис Раундтри плюхнулась на стул во главе стола и сказала:

— Ну-с, джентльмены, накидывайтесь.

Ноа пристально смотрел на стул Сары. Она опаздывает. Немного странно, но возможно.

Блюдо с телячьими котлетами появилось у левой руки Ноа, обошло вокруг и миновало место Сары.

— Разве мы не ждем мисс Меррит сегодня? — спросил Ноа.

— Она выехала, — ответила миссис Раундтри язвительно, глядя на кончик своего носа и подцепляя ломоть хлеба. — Убралась со всеми потрохами.

— Выехала?! Когда?

— Вчера вечером. Прислала мальчика Докинса за своими вещами сегодня утром.

— А куда выехала?

— Я не спрашивала. Возьмите себе свеклы и передайте мне, пожалуйста.

— Но почему?!

Миссис Раундтри бросила неодобрительный взгляд на Ноа.

— Не мое дело спрашивать, почему мои постояльцы приходят и уходят. Вы задерживаете ужин, мистер Кемпбелл. Мистер Маллинс желает свеклы.

Ноа молча передал свеклу. Так она уехала! Накануне дня, когда он почти решился пригласить ее на прогулку и попросить ее руки. Сара Меррит уехала! И он хорошо знает почему.

Еда сразу потеряла вкус. Он ел машинально. Выскочить из-за стола и побежать на поиски ее выглядело бы странно. Сидевшие за столом мужчины бросали на него украдкой быстрые взгляды, стараясь определить его реакцию на отсутствие Сары. Он же избегал смотреть на пустой стул.

После ужина Ноа поднялся к себе в комнату за револьвером и отправился совершать вечерний обход. В редакции было темно. Он долго стоял перед домом, вглядываясь в темные окна. На душе было мрачно. Он видел отражение своей шляпы в стекле, но лицо разглядеть не мог.

« Ты прекрасно знаешь, Кемпбелл, почему она уехала от миссис Раундтри. Она не пожелала иметь дело с полицейским, таким, как ты, который вламывается в ее комнату в темноте и начинает приставать к ней».

Он повернулся на каблуках и пошел дальше по дощатому тротуару мимо дома, откуда доносились звуки фортепиано, и другого, в котором громко смеялись мужчины, очевидно, сидящие за игорными столами. Он остановился напротив Центральной гостиницы. Сара, наверное, переехала обратно в гостиницу. Если постоять здесь, можно дождаться, когда она выйдет. Тогда он перейдет улицу, подойдет к ней и скажет: «Привет, Сара!» Ну и что дальше? Все, что он представлял себе, делало его похожим на жаждущего любви дурачка. И он повернул в пивную «Эврика», где выпил двойную порцию виски «Четыре перышка», после чего отправился домой спать.

Утром он проснулся в мрачном настроении, оставался сумрачным во время завтрака, потом вернулся в комнату, взял револьвер, надел пиджак и стетсоновскую шляпу… Затем снял ее и повесил на крючок. Подумал несколько секунд и надел снова, пробормотав:

— Хорошо, буду все равно носить эту проклятую шляпу.

Ночью выпал снег. Он расчистил тротуар перед офисом, вошел внутрь и стал составлять список налогов с лицензий, которые нужно было собрать в конце квартала. Потом добавил дров в печку, выпил чашку кофе, показавшегося ему по вкусу бычьей мочой, и стал смотреть в окно.

Да, ему надо увидеть Сару. Он должен высказать все, что у него на уме и на сердце. Должен узнать, что у нее на душе. Он должен освободиться от этого кома в горле и от внутренней пустоты внутри с тех пор, как он ушел от нее в канун Рождества.

В редакции газеты находились четверо. Патрик Брэдиган работал на ручной машине, Джош Докинс что-то намазывал типографской краской, сестра Сары, Ив, складывала отпечатанные газеты на длинном столе у стены, а Сара в кожаном фартуке, присев на корточки перед ведерком со скипидаром, чистила щеткой часть металлического набора. Он прошел мимо наборщика и подмастерья, кивнув им в знак приветствия, поздоровался с Ив и подошел к Саре. Она застыла, увидев его, потом положила щетку, встала и вытерла руки тряпкой. Лицо ее было непроницаемым.

— Привет, Ноа, — бросила она. Он снял свой коричневый «стетсон» и, держа шляпу обеими руками, спросил:

— Можно вас на пару минут, Сара? Я хочу поговорить с вами наедине.

— Конечно. — Она положила тряпку, развязала и сняла фартук и надела пальто, висевшее рядом со столом.

Сара направилась к входной двери, но Ноа остановил ее:

— А не могли бы мы выйти через заднюю дверь?

Сара взглянула на него.

— Хорошо, — согласилась она, отводя глаза. Ее волосы были собраны в аккуратный пучок на макушке. Запах скипидара следовал за ней.

Погода напоминала вчерашнюю. Ветер вздымал снег и лепил его на все вокруг; ее юбка и его брюки тут же покрылись снегом. Она застегнула воротник пальто и повернулась к нему. Ветер распушил ее волосы, прядь упала на лицо, закрыв рот. Она убрала ее, но ветер снова бросил прядь на лицо.

Ноа глядел на нее, низко надвинув шляпу и подняв воротник, его руки в перчатках были сжаты.

— Я скучал по вас вчера вечером у миссис Раундтри.

Она поколебалась секунду, прежде чем ответить.

— Да, это был несколько неожиданный шаг. Как вы провели Рождество?

— Ничего.

— А как ваши домашние?

— Они в порядке. Арден засыпал меня вопросами о вас.

Она улыбнулась одними губами, глаза ее были устремлены на Ноа.

— Вообще-то, правду говоря, Рождество было для меня ужасным. Я все время хотел быть с вами и не мог дождаться возвращения, а когда приехал обратно, узнал, что вы переехали. Не надо было вам этого делать, Сара. Мне не следовало приходить к вам в комнату в тот вечер, после того как вы просили меня не делать этого. Но я обещал вам, что подобное больше никогда не случится, и я бы сдержал свое обещание.

— Так вы думаете, что это — причина моего выезда?

— Да. Разве не так?

— Нет.

— Тогда что же?

— Это из-за Адди. Она навсегда ушла от Розы.

— Навсегда?!

— Да, она так говорит.

— Это хорошая новость.

— Во всяком случае, мы надеемся, что навсегда… Я и Роберт. Он уговорил ее и привел ко мне, и мы вместе были на прекрасном рождественском обеде у Эммы. Но миссис Раундтри обошлась с Адди отвратительнейшим образом и заявила мне, что, если я желаю с ней видеться, должна делать это в другом месте, ибо она не потерпит подобных женщин в своем доме. Я разозлилась и… Если такая женщина, как Адди, желает стать на путь истинный и никто ей не поможет, сможет ли она вообще сделать это?.. Я резко поговорила с миссис Раундтри и переселилась в комнату в Центральной гостинице вместе с Адди на какое-то время, пока мы не купим себе дом.

— Свой собственный дом?!

— Я уже говорила с Крейвеном, и он надеется, что у него будет дом для нас. Но пока я очень боюсь, что Адди может вернуться к Розе, и не хочу выпускать ее из поля зрения. Поэтому она здесь помогает — складывает газеты. Но как только мы найдем дом, Эмма научит ее вести хозяйство. Тогда она будет вне опасности.

Ноа переваривал все эти новости и смотрел, как ветер треплет волосы Сары и она отводит их от глаз.

— О-о-о, мне теперь намного легче. А то я думал, что вы съехали оттуда, чтобы избавиться от меня.

— Да нет же, нет…

Она посмотрела ему в глаза. Оба молчали.

— Можно я скажу вам правду, Сара?

Она ждала.

— Я думал о вас все это время, что меня здесь не было. И я ругал себя снова и снова. Говорил себе, что вы не такая, как те женщины у Розы, что мне не следовало врываться к вам в комнату. Сара, я очень сожалею, что сделал это. Но, с другой стороны, я не… понимаете, я не… черт возьми, я даже не знаю, как сказать, что я чувствую.

— Мне кажется, вы все очень хорошо говорите, Ноа.

— Правда? — он выглядел растерянным. — Это вы у нас знаете, как обращаться со словами. Иногда, когда я пытаюсь что-то сказать вам, слова не складываются у меня так, как я хотел бы…

— Так вы хотите сказать, что скучали по мне?

— Да, да, скучал.

— Я тоже скучала. — Ветер опять растрепал несколько прядей ее волос. — Рождество у Эммы прошло прекрасно, но я все время думала, а как выглядит Спирфиш, где вы и что вы там делаете.

— Правда, Сара?

Она молча кивнула, глядя ему в глаза, В горле его опять появился ком, дышать стало тяжелее.

— Не место и не время здесь, около поленницы, сказать вам то, что я решил сказать. Я думал пригласить вас на прогулку к горе Морайа как-нибудь вечером, когда будет тихо, только кричат совы, и… и… — Он запнулся и замолчал. Ее глаза, обычно голубые, стали серебристыми, отражая свинцовое небо. Она ждала. — Мне кажется, я люблю вас, Сара.

Она разжала руку, сжимавшую воротник. Рот приоткрылся, и взгляд широко раскрытых глаз застыл. Прошло несколько секунд, прежде чем она заговорила.

— Это правда?

— Да. И я считаю, что мы должны пожениться.

Она стояла, онемев от изумления, а он продолжал:

— Я думал об этом все время на Рождество и считаю, это будет правильно. Я знаю, о чем вы думаете. О том, что я имел интрижки с женщинами, но это не значит, что мужчина не может измениться. А что до вашей сестры, клянусь вам, Сара, я буду к ней относиться так, как будто она — моя собственная сестра. Я знаю, что прошу слишком многого, чтобы вы забыли… — Он обвел рукой вокруг себя и ткнул пальцем через плечо: — То, что было у Розы; но это ведь происходило до того, как я познакомился с вами. С тех пор все изменилось.

— Ноа, я не знаю, что сказать…

Он стоял, пристально глядя ей в лицо, сердце его колотилось. Она была неподвижна, только волосы взлетали и опадали под сильными порывами ветра.

— А для начала скажите, могу ли я надеяться, что вы меня тоже полюбите?

Щеки ее порозовели, она опустила глаза.

— Я думаю, что такая возможность у вас есть, Ноа.

— Но вы боретесь с собой, не так ли?

Она воздержалась от ответа. Они стояли, а вокруг бушевал ветер. Куда же деться отсюда?!

— Не получилось так, как я ожидал, — признался он, вытянув руки и взяв ее за плечи. Но тут же вспомнил, что она не любит, когда ее трогают, и отпустил их. Он взглянул на поленницу, ткнул ногой несколько поленьев. — Вы не такая, какой я ожидал вас увидеть. Да и я не такой… Я имею в виду свое поведение.

— А как, по-вашему, должно было быть?

Он перестал заниматься дровами и посмотрел ей в лицо.

— Не знаю, но я не думал, что буду ходить такой подавленный все время.

— Что ж, если это сможет вас утешить, я тоже очень подавлена.

Голос его смягчился.

— Но, когда я вас вижу, я чувствую, что все встает на свои места.

— Да, у меня тоже так. — Опять наступило молчание. Он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

— Ну так что?.. — тихо спросил он.

— Что «что»?.. — ответила она.

Они продолжали улыбаться, а он рукой в перчатке отдирал кору с полена, потом бросил ее и застыл в неподвижности.

— Я помню, что обещал вам тогда в вашей комнате в канун Рождества, Сара, но есть у меня надежда, что вы захотите меня поцеловать?

Легкая улыбка тронула ее губы.

— О, Ноа! — прошептала она и сделала шаг к нему. Он тоже шагнул вперед, их головы соприкоснулись, и губы слились. Они стояли на зимнем ветру, чувствуя друг друга холодными губами и теплыми языками, а в груди бушевали горячие волны. Объятие их было целомудренно — он положил руки на рукава ее пальто, а она ему на грудь. Потом они отпрянули и стали вглядываться друг в друга. Ветер так и свистел, поднимая снег.

— Как ты думаешь, — спросил ее Ноа, — может быть, когда мы будем вместе, нам не будет так грустно?

Ее руки опять лежали на его тяжелой куртке.

— Можно мне подумать, Ноа?

Сердце его упало.

— Долго?

— Пока я не буду уверена, что Адди не вернется назад. Если я скажу ей сейчас, что хочу выйти за тебя замуж, это может послужить для нее предлогом вернуться к Розе. Понимаешь, она не очень уверена в себе. Там у нее, как это ни странно, она чувствовала себя уверенно. Она делала свое дело и была на равных с другими. Никто не тыкал в нее пальцем. Здесь же все не так.

— Сколько времени тебе потребуется?

— Не знаю. Я должна найти дом. Потом надо подучить ее саму заботиться о себе. Она ничего не умеет. Ни готовить, ни стирать, ни вести себя в обществе. Ей никогда не надо было этому учиться. Кто же ее теперь научит, если не я?

— Если ты купишь дом, как же будем мы? Или ты хочешь, чтобы мы тоже жили там?

— Не знаю. Я не заглядываю так далеко вперед. А как ты считаешь, где нам надо жить?

— Я тоже не заглядывал так далеко. Но жить в одном доме втроем, наверное, не получится.

— Конечно, нет. Но зачем спешить? Ведь мы даже еще не нашли священника.

Он об этом и не подумал.

— Что ты говоришь?! Значит, ты выйдешь за меня замуж, но после того, как мы найдем священника и Адди поселится в своем доме?

Она открыла рот, чтобы сказать «да», но подумала о газете.

— А как же быть с «Кроникл»?

— Ты можешь продолжать руководить ею, не так ли?

— Вряд ли, если у нас будет дом и семья.

— Так ты хочешь иметь дом и семью? — спросил он.

— Конечно! Когда вступаешь в брак, это естественно.

— И ты действительно желаешь этого? Дом и семью? — Это было нечто новое, о чем нужно подумать. Требовалось время, чтобы представить себя матерью. Здесь она была так же неопытна, как Адди в ведении домашнего хозяйства. И кто сможет научить ее?

— Ноа, совсем недавно мы оба были против того, чтобы влюбиться друг в друга, а сейчас мы обсуждаем подробности… Как нам… О, Ноа, у меня нет ответов на все вопросы. Давай не так быстро.

Он отступил на шаг, обескураженный.

— Хорошо, давай повременим немного. Хочешь иметь медальон, или брошь, или что-нибудь в этом роде?

Она удивилась.

— Медальон, брошь? Зачем?

— Скрепить помолвку. В городе достаточно золота, чтобы сделать из него все, что ты захочешь.

Он действительно не очень отличался от своего брата.

Эта его поспешность…

— Ты хочешь придать этому официальный характер? Ты уверен?

— Если ты тоже этого хочешь.

— Ну, хорошо… медальон или брошь.

— Так что же точно?

— Выбирай сам. Но, Ноа… — Она положила руку на рукав его куртки. — Мне придется некоторое время скрывать наше решение, иначе Адди может подумать, что она — причина задержки.

Он снова огорчился. Ведь он представлял себе, что помолвка — это важный повод для большого празднества. Черт побери! Если бы от него зависело, он был бы счастлив поместить объявление в ее газете о том, что Ноа Кемпбелл и Сара Меррит объявляют о помолвке и что бракосочетание состоится, как только в городе окажется священник.

Тем не менее он должен был признать ее правоту:

— Да, это, возможно, хорошая идея. Мне тоже нужно время, чтобы поставить в известность моих родных. Арден будет очень огорчен.

— Странно, как это все началось, не правда ли? Ты с моей сестрой, и я с твоим братом. А мы не могли выносить друг друга…

— Да, иногда случаются довольно неожиданные вещи, не так ли?

Ветер донес до них лошадиное ржание. Они стояли под прикрытием дома, рядом, не касаясь друг друга.

— Я буду скучать по тебе в пансионе, — проговорил Ноа.

— Я тоже, — ответила она.

В ее голубых глазах были тоска и ожидание, находившие отклик в его сердце. Но он ждал, сдерживаясь, боясь сказать самому себе, что теперь у него есть почти законное право поцеловать ее.

— Я уже давно хотела тебе признаться кое в чем, — прошептала она.

— Ну, говори…

— Я думаю, что у тебя самые красивые волосы, которые я когда-либо видела.

— О-о-о, Сара! — Они обнялись и крепко поцеловали друг друга в губы. Страстное нетерпение накатило на них, как ураган. Она прижималась к нему, язык ее нашел его язык, ее желание сливалось с его. Оторвав губы, он взял ее лицо в свои руки и покрывал его поцелуями и легкими укусами.

— О, Ноа, — шептала она. Глаза ее были закрыты, голова откинута назад, он целовал ее шею. — Я все время думала, что буду жить одна. Я думала, у меня никогда не будет этого… что никто не попросит меня стать его женой. Я так боялась, что меня не будут любить.

— Шш-ш, нет, нет, — шептал он. — В тебе так много хорошего, что ты облагораживаешь и других. Ты — чистая, прекрасная, умная и храбрая. И у тебя самые красивые голубые глаза, которые я видел.

Она открыла глаза и посмотрела на него.

— Правда?

— Да, правда. — Он улыбнулся, держа ее лицо в руках.

Волна неподдельной радости затопила ее. Она просияла и еще раз поцеловала его, и еще.

Когда их губы опять сомкнулись и сдержанность начала им изменять, он отшатнулся, прерывисто дыша, и отодвинулся от нее.

— Вам лучше вернуться в помещение, мисс Меррит, а я тоже пойду к себе поработаю.

— Это надо?

— Да, надо. Но, Сара?..

— Что?

Он поцеловал кончик ее носа.

— Пожалуйста, поторопись и устрой жилье сестры поскорее.

Они обменялись нежными взглядами, понимая, что ждать придется немало.

— Я постараюсь, — заверила она и, нехотя попрощавшись, вернулась в редакцию, удивляясь, что никто не видит сияния, которое она, наверное, излучала.