Глава 1
Этот дом не отличался от тысячи ему подобных на окраинах Миннеаполиса и Сент-Пола – кирпичный длинный трехэтажный прямоугольник; перед каждым подъездом – ступеньки; скучные ряды обшарпанных дверей; коридоры без окон. В домах такого рода обычно начинают совместную жизнь молодожены – с мебелью, которую кто-то выбросил, а они подобрали, с занавесками, купленными на дешевых распродажах. По коридорам разъезжают на трехколесных велосипедах малыши. Когда они ревут, то слышно на всех этажах. Сейчас, в шесть часов холодного январского вечера, из-за дверей струится запах приготовляемых на ужин мяса и овощей, доносится бормотание телевизоров, сообщающих вечерние новости.
В дом вошла высокая женщина. В своем белоснежном двубортном пальто, явно сшитом на заказ, в кожаных перчатках, в небрежно накинутом на голову шарфе густого клубничного цвета, она выглядела здесь чужой и неуместной. Все на ней было дорогое – от шелкового шарфа долларов за пятьдесят до туфель из трех цветов кожи на пятисантиметровых каблуках. Она шла торопливо, но с достоинством.
Бесс Куррен постучала в дверь с номером 206.
Лиза широко распахнула ее:
– А, мамочка, привет. Входи. Я знала, что на тебя можно положиться: ты-то уж не опоздаешь. Послушай, все готово, но я забыла купить сметану для бефстроганова. Я сейчас быстренько сбегаю в магазин. Последи, пожалуйста, за мясом. Хорошо?
Она нырнула в шкаф, достала короткую джинсовую курточку и накинула ее на платье.
– Бефстроганов? Для нас двоих? И платье какое! Что мы отмечаем?
Направляясь к двери, Лиза выуживала из сумочки ключи.
– Мясо просто помешай. Не забудь!
Она повернула ключ в двери и остановилась, что-то вспомнив.
– Да, и зажги свечи, включи музыку. Ты всегда любила этот старый оркестр.
Она захлопнула дверь, оставив Бесс в недоумении. Бефстроганов? Свечи? Музыка? И Лиза так возбуждена. Расстегивая пальто, Бесс направилась в кухню. Проходя через гостиную, она увидела стол, накрытый на четверых, и с любопытством его оглядела: голубые подставки под тарелки, салфетки продеты в белые кольца, посуда, оставшаяся от их первого с Майклом сервиза, которую она отдала Лизе, когда та переезжала на свою первую квартиру. Четыре бокала на высоких ножках, две голубые свечи в новых подсвечниках, вероятно купленных на деньги, выкроенные из скромного бюджета специально для этого вечера. Раньше она их, во всяком случае, не видела. Что наконец здесь происходит?
Бесс подошла к плите, чтобы помешать мясо. Запах был божественный, и она не удержалась и попробовала. Восхитительно. Она сама дала Лизе этот рецепт: с консоме и луком. Закрыв сковородку крышкой, Бесс почувствовала, как голодна. Сегодня у нее были три консультации на дому, а позже два часа работы в магазине до его открытия, и за все это время удалось лишь перекусить на бегу гамбургером. Сколько раз она именно в январе зарекалась не давать на дому больше двух консультаций в день!
Вернувшись в прихожую, она повесила в шкаф пальто, сдвинув там стопку обуви, иначе дверца не закрывалась. Потом нашла спички и зажгла свечи на обеденном столе и еще две на кофейном столике в гостиной. На тарелке из ее старого обеденного сервиза лежала головка мягкого сыра, который подают с крекерами.
Догорающая спичка обожгла ей пальцы. Она вздрогнула, выбросила спичку и снова уставилась на сыр. Да что такое, в самом деле? Она осмотрела все вокруг и удивилась: квартира была непривычно прибранной. Ее старый стол из стекла и латуни протерт, на широкой тахте уютно высились подушки. Кассеты сложены аккуратной стопкой, на полках – никакого хлама. На блестящем черном «Кавае» – это пианино отец подарил Лизе после окончания школы – ни пылинки. Наверху фотография Марка, парня, с которым Лиза сейчас встречалась; разросшийся филодендрон и пять книг Стивена Кинга между двумя латунными стойками – подарок Лизе к Рождеству от бабушки Стеллы.
Пианино было единственной ценностью в квартире. Бесс возмутил этот подарок Майкла. Глупо дарить девушке, у которой нет ни высшего образования, ни машины, ни мебели, пианино за пять тысяч долларов. Зачем? С одной перевозкой намучаешься, и за настройку после каждого переезда платить по сто долларов. А сколько раз она уже переезжала? Не лучше ли от него избавиться?
Но Лиза сказала:
– Нет, мам. Эту вещь я сохраню навсегда. Подарок к окончанию школы и должен быть таким.
Бесс пробовала возразить.
– А кто будет платить за очередную перевозку?
– Я.
– Это из зарплаты секретаря-машинистки?
– Я еще и официанткой работаю.
– Тебе надо продолжать учиться, Лиза.
– А папа говорит, что не надо торопиться, времени еще полно.
– Папа может и ошибаться. Если ты сейчас не поступишь в колледж, то вряд ли поступишь туда вообще.
– Ты же поступила, – напомнила ей Лиза.
– Да, и это было чертовски тяжело. Ты знаешь, чего мне это стоило. Твоему папе следовало бы подумать, прежде чем давать такие советы.
– Мама, мне бы так хотелось, чтобы вы перестали препираться или хотя бы сделали вид – для нас, для детей, – что у вас все нормально. Нам так надоела ваша холодная война.
– Все равно это глупый подарок, – ворчала Бесс. – Пять тысяч долларов за пианино! Да на эти деньги можно целый год в колледже учиться!
Пианино так и осталось бельмом на глазу. Когда Бесс приходила к Лизе без предупреждения, она неизменно видела на его блестящей черной поверхности слой пыли. Оно было завалено книгами, шарфами, щетками для волос – словом, всякой всячиной, которой было предостаточно в неорганизованном быту Лизы, впрягшейся в две работы. Все, что Бесс могла сделать, – это воздержаться от замечания: «Вот видишь, я же говорила».
Сегодня, к удивлению Бесс, пианино было протерто, на пюпитре стояли ноты любимой песни Майкла «Возвращение домой». В былые годы всякий раз, когда Лиза садилась за пианино, Майкл говорил: «Сыграй мою любимую». И Лиза играла ему эту красивую мелодию из старого телефильма.
Бесс отогнала воспоминания о том счастливом времени, поставила кассету с самой известной песней «Иглз» и направилась в ванную. Там тоже было на удивление чисто: краны блестели, полотенца выстираны и накрахмалены, на полке для туалетных принадлежностей – баночка крема, которую она подарила Лизе на Рождество.
Бесс вымыла руки и взглянула в зеркало. Ее прическа оставляла желать лучшего. Отросшие корни волос были темными, светлые пряди растрепались. Она попыталась взбить их, но получилось еще хуже. В последние дни у нее совершенно не оставалось времени навести красоту. На отвороте розовой блузки она заметила маленькое жирное пятно, нахмурилась и, намочив угол полотенца, принялась его тереть, оно расплылось. Тихо выругавшись, нашла в ящике у Лизы расческу и хотела заняться волосами, но тут в дверь квартиры постучали.
Бесс выглянула в холл:
– Лиза, ты?
Постучали снова, уже громче, и она поспешила открыть дверь.
– Лиза, ты что, забыла свои…
Она распахнула дверь, и слова замерли у нее на губах. В холле стоял высокий мужчина, стройный, темноволосый, кареглазый, в сером шерстяном костюме. В руках у него был пакет с двумя бутылками вина.
– О, это ты, Майкл…
Губы ее плотно сжались, она вся напряглась.
Он уставился на нее, недовольно сдвинув брови:
– Бесс? Что ты тут делаешь?
– Меня пригласили на обед. А ты?
– Меня тоже пригласили на обед.
Они стояли друг против друга, и она боролась с желанием захлопнуть перед его носом дверь.
– Лиза позвонила мне вчера вечером и сказала: «Обед в шесть пятнадцать, папа».
– Лиза позвонила мне вчера вечером и сказала: «Обед в шесть часов, мама». – Бесс наконец-то отошла от двери и вернулась в квартиру, ворча:
– Ну и Лиза, надо же такое придумать.
Майкл закрыл дверь и последовал за ней. Он поставил бутылки на кухонный стол и снимал пальто, а она поспешила укрыться в ванной, чтобы быть от него как можно дальше. Бесс несколько раз провела по волосам щеткой с такой силой, словно хотела себя скальпировать. Потом провела по губам Лизиной помадой жуткого алого цвета – другой здесь не было, а ее собственная косметичка осталась в комнате – и еще раз взглянула на себя в зеркало. Снова бросилось в глаза пятно на отвороте блузки, «Черт! Черт его подери, что застал меня в таком виде!» Зеркало отразило ее перекосившееся от гнева лицо. «И черт подери меня за то, что я думаю, как он на все это посмотрит. После того, что он сделал со мной, мне должно быть все равно, что он обо мне подумает».
Она захлопнула шкафчик с косметикой и постаралась как-то поправить волосы.
– Ты чего там спряталась? – спросил недовольно Майкл.
После развода прошло уже шесть лет, но каждый раз при встрече с ним она неизменно испытывала желание схватить его горячими щипцами за одно место.
– Давай-ка уточним кое-что. – Она прошла через холл и махнула рукой в сторону гостиной. – Я обо всем этом не имела понятия.
– Давай-ка уточним еще кое-что. Я ровным счетом ничего не знал об этом. Но где же Лиза?
Бесс резко рванула выключатель и, гордо подняв голову с прической, сильно напоминавшей причудливую композицию из макарон и лапши, торжественно прошествовала в сторону гостиной.
– Она отправилась в магазин за сметаной, в которую, когда она вернется, я макну ее носом.
Майкл стоял у кухонного стола и оглядывал его, держа руки в карманах. На нем был серый деловой костюм, белая рубашка и бледно-голубой галстук.
– Ну и что все это значит? – бросил через плечо Майкл, когда она проходила мимо него.
– Понятия не имею, так же как и ты.
– Рэнди придет?
Он спрашивал об их девятнадцатилетнем сыне.
– Насколько мне известно, нет.
– А кто четвертый? Не знаешь?
– Нет.
– И что за событие?
– По-видимому, спланированное свидание ее мамы с ее папой.
– Ты не находишь, что у нашей дочери весьма своеобразное чувство юмора?
Бесс открыла холодильник – посмотреть, нет ли вина. Там она обнаружила четыре порции салата – каждая затейливо уложена на отдельной тарелке, бутылку минеральной воды, а на верхней полке – красно-белую банку сметаны.
– Так-так, а это разве не сметана? – Она вынула банку и держала на весу так, как Мэрилин Монро держала бы норковое манто.
– И четыре очень аппетитных салата. – Он подошел и заглянул в холодильник. – Что ты ищешь? Выпить хочешь?
От запаха его лосьона, так любимого ею когда-то, у нее закружилась голова.
– Мне вроде бы тут ничего не нужно. – Она захлопнула дверцу.
– Я принес вино, – сказал он.
– Ну что ж, открывай. Впереди у нас, по-видимому, много времени. А где же сегодня Дарла? – Она держала бокалы, пока он наливал в них бледно-розовое вино.
Глядя поверх них, он ответил:
– Мы расстались с Дарлой. Она подала на развод.
Бесс словно током ударило. Майкл спокойно наполнял второй бокал. Но она не могла остаться спокойной зная, что человек, с которым она прожила шестнадцать лет, снова свободен. Или он потерпел поражение?
Майкл поставил бутылку, взял свой бокал и посмотрел Бесс прямо в Глаза. Все постороннее, наносное на миг ушло. Перед ним промелькнула их жизнь, и прекрасная, и грустная, с ее радостями и бедами, теми, что довели их до сегодняшнего дня, и вот они стоят на кухне в квартире их собственной дочери и держат в руках бокалы с вином, которое даже не пригубили.
– Ну, скажи, скажи, как ты на это смотришь, – подзадоривал ее Майкл.
– Что ж, так вам обоим и надо.
Он горько усмехнулся:
– Я знал, что ты это скажешь. Ты злая, Бесс. Ты знаешь, что ты очень злая?
– А с тобой нельзя быть доброй. И что же у вас произошло? Ты ее бросил, как и меня?
Выходя из кухни, он ответил:
– Я не собираюсь с тобой это обсуждать, Бесс, потому что знаю – ничего хорошего от тебя не услышишь.
– Пусть так. – Она последовала за ним. – Что старое ворошить? Пока наша дочь не пришла, давай сделаем вид, что мы двое незнакомых людей, которые случайно встретились здесь и которые все-таки умеют себя вести.
Они перешли со своими бокалами в гостиную и там уселись поодаль друг от друга на тахте – единственном месте в этой комнате, где можно было посидеть. Ансамбль тем временем пел «Не обращай внимания» – мелодию, которую они тысячу раз слушали вместе. Свечи стояли на стекле кофейного столика, который они когда-то вместе выбрали для своей гостиной. Они сидели на той самой тахте, где занимались любовью и шептали друг другу ласковые слова, когда были молоды и глупо верили, что их брак вечен. Сейчас они сидели на тахте, как двое стариков в церкви: каждый в своем углу и обижен на другого за то, что тот посягает на его воспоминания.
– Похоже, ты отдала Лизе всю мебель из гостиной, после того как я уехал, – заметил Майкл.
– Да, всю и лампы в придачу. Мне все это напоминало о грустном.
– Да, заменить все было нетрудно с твоим новым бизнесом.
– Да, совсем не трудно, – довольно подтвердила она. – И конечно, мне была предоставлена скидка.
– И как там дела сейчас?
– Ты знаешь, как бывает после Рождества. Стащили со стен праздничную мишуру и заскучали. Думают, если наклеить новые обои и сменить мебель, то хандра исчезнет. Если бы я могла разорваться, у меня было бы консультаций по шесть в день.
Он молча критически ее разглядывал. Видимо, она была довольна жизнью. Стала дипломированным дизайнером по интерьеру, свой магазин, заново отремонтированный дом.
Ансамбль запел «Чародейку».
– А как твои дела? – спросила она, искоса взглянув на него.
– Бизнес процветает.
– Не рассчитывай на поздравления. Я всегда говорила, что так и будет.
– От тебя, Бесс, я ничего другого и не ожидал.
– О, вот забавно. – Она прижала руку к груди. – Ты от меня ничего другого не ожидаешь. – Тон ее стал обвиняющим. – Когда ты последний раз видел Рэнди?
– Не больно-то он хочет со мной видеться.
– Я спросила не об этом. Когда ты последний раз попытался увидеться с ним? Он ведь твой сын, Майкл.
– Если бы он хотел меня видеть, позвонил бы.
– Рэнди бы тебе не позвонил, даже если бы у тебя были лишние билеты на концерт «Роллинг стоунз», и ты это прекрасно знаешь. Но это тебя совершенно не оправдывает. Ты ему нужен независимо от того, понимает он это или нет. Ты не должен оставлять попыток с ним встретиться.
– Он все еще работает на том складе?
– Когда ему не лень.
– И все еще покуривает травку?
– Думаю, что да, хотя очень старается не делать этого дома. Я сказала ему, что, если почувствую запах, выгоню его из дома.
– Может, так и надо поступить. Может, как раз эта заставит его образумиться.
– А если нет? Он мой сын, я люблю его, я стараюсь дать ему возможность увидеть какой-то просвет, а если и я его брошу, что у него останется? От отца-то он помощи никогда не видел.
– Что ты хочешь, Бесс, что я могу сделать? – Майкл широко развел руками, держа в одной из них бокал. – Я предлагал ему деньги, чтобы он поступил в колледж или торговую школу, но он учиться не желает. Чего, черт возьми, ты ждешь от меня? Поселить его у себя? Наркомана, который ходит на работу когда ему вздумается?
– Я хочу, чтобы ты звонил ему, приглашал иногда обедать, брал с собой на охоту, как-то наладил с ним отношения, чтобы он почувствовал, что у него есть отец, который любит его и беспокоится о нем. Но ты предпочитаешь спихнуть его на меня. Так ведь тебе легче. Так было и когда дети были маленькими. Ты убегал со своими ружьями, удочками и своей… любовницей! Я уже не могу вразумительно отвечать на вопросы, которые он задает. С нашим сыном что-то неладно, Майкл, и мне страшно. Что с ним будет? Одна я с этим не справляюсь.
Их глаза встретились, и каждый из них понимал, что их развод был ударом, от которого Рэнди так и не оправился. До тринадцати лет он был счастливым и беззаботным мальчишкой, охотно помогал по дому, приводил в дом друзей – перекусить, посмотреть футбольный матч, поваляться на ковре в гостиной. Он изменился с того самого дня, когда они сказали ему, что разводятся. Стал замкнутым, необщительным, все больше уклонялся от своих обязанностей, как в школе, так и дома. Перестал приводить друзей, постепенно завел других на стороне. У этих новых были немыслимые прически, френчи, серьга в ухе, расхлябанная шаркающая походка. Дома Рэнди все время валялся на диване в наушниках, слушал свой рэп, от него стало нести всякой дрянью. Домой приходил поздно, и зрачки его были расширены. Однажды, когда Бесс пыталась его запереть, он убежал из дома, школу закончил еле-еле, в числе самых слабых.
Да, их брак – не единственный просчет в их жизни.
– К твоему сведению, – сказал Майкл, – я звонил ему. Но он назвал меня сукиным сыном и повесил трубку. – Майкл наклонился вперед, рисуя дужкой очков в воздухе фигуры. – Я знаю, что он совершенно отбился от рук, Бесс, и это все мы, мы виноваты. Ты согласна?
На стерео зазвучала новая мелодия – «Лгущие глаза».
– Не мы. Ты. Он так и не оправился от того, что ты оставил семью ради другой женщины.
– Правильно. Вали все на меня. Ты всегда так делала. А как насчет того, что ты бросила семью из-за своей учебы?
– Ты все никак не успокоишься, Майкл? Никак не можешь смириться с тем, что я стала дизайнером и добилась успеха?
Майкл с силой поставил бокал на кофейный столик, вскочил на ноги и, тыча в сторону Бесс пальцем, закричал:
– Тебе отдали детей, потому что ты этого хотела, но ты так увлеклась своим проклятым магазином, что времени на их воспитание у тебя уже не оставалось!
– Откуда ты знаешь? Тебя ведь не было рядом!
– Не было потому, что ты не пускала меня в этот чертов дом. Мой дом! Я за него заплатил, я его обставил, покрасил и любил не меньше, чем ты! – Он потряс пальцем для убедительности. – Не говори мне, что меня не было рядом. Ведь это ты отказалась говорить со мной и тем подала пример сыну. Я старался быть благоразумным во имя детей. Но нет, ты хотела мне доказать, ведь так? Ты отобрала детей, промыла им мозги, заставила их поверить в то, что я один был не прав, что это я, только я один виноват. И не лги мне и не утверждай обратного, потому что я говорил с Лизой, и она мне рассказала, какой бред ты несла.
– Например?
– Например, что наш брак развалился из-за моей интрижки с Дарлой.
– А что, разве не так?
Он поднял руки к потолку и закатил глаза.
– Господи, Бесс, опомнись. Наши отношения испортились еще до того, как я познакомился с Дарлой, и ты это знаешь.
– Если наши отношения испортились, то это потому…
Дверь в квартиру отворилась. Бесс замолчала, поглядев выразительно на Майкла и давая этим понять, что спор не закончен. Ее щеки горели от гнева. Его губы были жестко сжаты. Она поднялась. Он застегнул пуговицу на пиджаке и снова взял бокал. В этот момент в гостиную вошла Лиза, а следом за ней молодой человек, фотография которого стояла на пианино.
Если бы эту сцену запечатлел Пикассо, он, возможно, назвал бы ее «Натюрморт с четырьмя взрослыми и гневом». Недосказанные претензии и обиды еще, казалось, вибрировали в воздухе.
Наконец Лиза произнесла:
– Привет, мама. Привет, папа.
Она сначала обняла отца, который тоже обнял ее и поцеловал в щеку. Она была почти одного с ним роста, темноволосая, с красивыми карими глазами; хорошенькая. В ее лице счастливо соединились лучшие черты родителей. Затем она обняла Бесс.
– Я не успела тебя обнять, мама Рада, что ты смогла прийти. – Отпустив Бесс, она спросила:
– Вы оба помните Марка Пэдгетта, да?
– Добрый вечер, мистер и миссис Куррен, – произнес Марк, пожимая им руки.
У него было круглое, типично американское лицо, вьющиеся каштановые волосы, спадающие прядями на шею, с хохолком на макушке. Он, видимо, занимался бодибилдингом и преуспел в нем. Они заподозрили это, когда он пожимал им руки.
– Марк будет с нами обедать. Я надеюсь, ты помешивала мясо, мама.
Лиза направилась на кухню, открыла кран и начала наполнять кастрюлю водой. Бесс вошла за ней следом и повернула ее за локоть к себе лицом.
– Что это ты такое придумала? – произнесла она шепотом, приглушаемым звуком льющейся воды и мелодией «Отчаяние», звучащей за стеной.
– Хочу поставить воду для лапши к бефстроганову. – Лиза водрузила кастрюлю на плиту и зажгла под ней огонь.
Бесс не отпускала ее плечо.
– Не разговаривай со мной как с идиоткой, Лиза. Я жутко зла. Я сейчас вышвырну отсюда этот бефстроганов вместе с тобой. – Она ткнула пальцем в холодильник. – Там есть сметана, ты же знаешь! Это называется сводничеством!
Лиза отвела руку матери и направилась к холодильнику.
– Конечно, знаю, и, по-моему, еще вполне пригодная, – беспечно отозвалась дочь, вынимая сметану и открывая банку.
– Лиза Куррен! Я вот сейчас вылью ее тебе на голову!
– Давай! Что-то должно привести тебя в чувство.
– Мне и твоему отцу не по двадцать лет, чтобы терпеть такие фокусы!
– Конечно, не по двадцать! – Лиза повернулась и приблизила лицо к матери, заговорив сердитым шепотом:
– Тебе уже сорок, но ведешь ты себя как девчонка. Шесть лет ты не желала даже находиться с папой в одной комнате, отказывалась разговаривать с ним по-человечески, хотя бы ради детей. Я положу этому конец. Даже если придется для этого тебя унизить. Сегодняшний вечер важен для меня, и я прошу тебя лишь об одном – стань чуть повзрослей, мама!
Бесс, окаменев, уставилась на свою дочь. Щеки у нее горели. Лиза сняла с верхней полки коробку яичной лапши и сунула ее матери.
– Пожалуйста, всыпь это в кипяток, пока я вожусь с бефстрогановом, а потом вернемся в гостиную и будем вести себя как воспитанные люди.
Когда они вошли в гостиную, им стало ясно, что двое мужчин, сидящих на тахте, изо всех сил стараются разрядить напряженность, которая была очевидной и густой, как мягкий сыр, предназначенный для крекеров. Лиза взяла тарелку с кофейного столика:
– Папа? Марк? Сыра?
Бесс уселась, преисполненная негодования и одновременно стыда: надо же, получила выговор от собственной дочери! Марк и Майкл намазывали на крекеры сыр. Лиза подала тарелку матери и остановилась рядом:
– Мама?
– Нет, благодарю, – буркнула Бесс.
– О, я вижу, вы тут уже нашли выпивку, – весело заметила Лиза. – Марк, ты чего-нибудь хочешь?
– Нет, пока воздержусь.
– Мама, тебе еще налить?
Бесс отмахнулась.
Лиза села на единственное свободное место между двумя мужчинами.
– Ну, – произнесла она весело, обхватив руками скрещенные колени и покачивая ногой. Она посмотрела поочередно на Майкла и Бесс. – Я не видела вас после Рождества. Что нового?
Кое-как они продержались еще пятнадцать минут. Бесс, пытающаяся сбросить десять фунтов лишнего веса, отказалась от крекеров с сыром, но послушно отвечала на вопросы дочери, стараясь при этом избегать взгляда Майкла. Тот, откусывая крекер ровными белыми зубами, все-таки встретился с ней глазами и, казалось, пытался сказать ей: «Постарайся хоть ради Лизы». Она отвела глаза, пожелав про себя, чтобы ему попался в тесте камешек и он сломал свои чертовы роскошные зубы.
В четверть восьмого все уселись за обеденный стол, на места, указанные Лизой. Мать и отец – напротив друг друга, поэтому они не могли не обмениваться взглядами через освещенный свечами стол и знакомый старый бело-голубой сервиз.
Убирая тарелки с остатками салата, Лиза попросила:
– Марк, открой перье, пока я подам горячее. Мама, папа, перье или вино?
– Вино, – ответили они дружно, Старшие покорно сидели за столом, пока Лиза и Марк ставили на него бутылки минеральной воды, вино, нарезанный лимон, корзинку с хлебом, бефстроганов, кукурузную запеканку. Наконец Лиза села, а Марк обошел всех, наливая вино. Когда бокалы были наполнены и Марк тоже сел, Лиза торжественно произнесла:
– Всех с Новым годом! За то, чтобы следующие десять лет были счастливее предыдущих!
Все потянулись чокаться друг с другом, кроме Майкла и Бесс. Наконец чокнулись и они, звякнув хрусталем старых бокалов, подаренных им каким-то приятелем много лет назад. Он молча кивнул, а она опустила глаза, кляня себя за то, что не причесалась как следует, что днем посадила пятно на блузку, что не заехала домой и ие привела себя в порядок. Бесс, разумеется, ненавидела его, но в данный момент в ней говорила ущемленная гордость. Он оставил ее ради женщины на десять лет моложе, худой и стройной, которая наверняка никогда не появлялась на вечеринках с растрепанными волосами, блестящим от пота лбом и пятном на блузке.
Комната наполнилась стуком ножей и вилок о тарелки.
– Мм… бефстроганов, – промычал Майкл, подкладывая себе на тарелку мясо.
– Да, – ответила Лиза. – Но маминому рецепту. И твоя любимая запеканка. – Она передала ему блюдо. – Я старалась делать все, как мама. Осторожно, горячо!
Он поставил блюдо рядом со своей тарелкой и положил себе огромную порцию.
– Я думала, ведь ты живешь один и наверняка соскучился по домашней еде. Мама, передай мне, пожалуйста, перец.
Бесс встретилась глазами с Майклом. Каждый из них чувствовал себя очень неловко от Лизиных прозрачных намеков. И эта неловкость, как ни странно, объединяла их с самого начала злосчастного вечера.
Майкл попробовал запеканку:
– Ты стала хорошей кулинаркой, дорогая.
– Да, да! – подхватил Марк. – Вы бы удивились, если бы узнали, что сейчас большинство девушек не то что обед приготовить, не могут даже воду вскипятить. Когда я увидел, что Лиза умеет готовить, я сказал маме: «Мне кажется, я нашел девушку своей мечты».
Все засмеялись. Бесс скрывала свое замешательство, потягивая вино. Ведь, помимо прочего, Майкл, когда она вернулась в колледж, обвинял ее именно в том, что она забросила дом, в том числе готовку. Она спорила, возмущалась: «А ты, почему ты не можешь взять на себя часть домашних обязанностей?» Но он упрямо не хотел даже слышать об этом. Одна из многих мелочей, которые, накапливаясь, привели в конце концов к их разрыву.
– А вы, Марк? – спросила Бесс. – Вы умеете готовить?
Лиза ответила:
– Еще как! Его фирменное блюдо – суп из вырезки. Он берет большой кусок филе, режет его на кусочки, поджаривает, добавляет картофель и морковь. Что еще ты кладешь туда, дорогой?
Бесс бросила взгляд на дочь. Дорогой?
– Чеснок и перловую крупу, чтобы было погуще.
– Суп из вырезки? – переспросила Бесс.
– Ну да… – ответил Марк. – Это наше семейное фирменное блюдо.
Бесс уставилась на молодого человека, сложенного как гора Рашмор. Мощная шея, которой тесны все воротнички, густые волосы, спадающие на плечи, торчат на макушке хохолком. И это Он добавляет перловку в суп, чтобы было погуще?
Лиза с гордостью посмотрела на Марка:
– Он еще и гладить умеет.
– Гладить? – оторопело переспросил Майкл.
– Мама научила меня, когда я закончил школу. Она работает, ну и сказала мне, что не намерена всю жизнь стирать мое белье. Я люблю, чтобы на рукавах рубашки и брюках была заутюженная складка, поэтому… – Марк поднял руки – в одной вилка, в другой хлеб. – В общем, я собираюсь кое-кого сделать хорошей домашней хозяйкой.
Они с Лизой обменялись многозначительными улыбками, и Бесс заметила, что Майкл улыбнулся вместе с ними, а потом, спохватившись, недоуменно посмотрел на нее.
Лиза обратилась к Марку:
– Вообще-то мы можем сказать им…
Они вновь обменялись улыбками, Лиза вытерла салфеткой рот, положила ее на колени и подняла свой бокал с минеральной водой.
– Мама, папа… – Устремив сияющий взгляд на молодого человека, сидящего напротив нее, она произнесла:
– Мы пригласили вас сегодня, чтобы объявить: мы с Марком решили пожениться.
Майкл и Бесс, словно по команде, опустили вилки и, раскрыв рты, уставились на дочь. Затем друг на друга. Это было комично. Музыка внезапно прекратилась. Стало слышно бормотание телевизора в соседней квартире.
– Ну же! – взмолилась Лиза. – Скажите что-нибудь.
Майкл и Бесс не могли вымолвить ни слова. Наконец Майкл откашлялся и, потеребив салфетку, произнес;
– Ну… Господи Боже мой!
– Папа… – Лиза залилась смехом. – Это все, что ты нам можешь сказать?
Майкл выдавил из себя улыбку:
– Ты меня слегка огорошила, Лиза.
– Вы даже не хотите нас поздравить?
– Ну да… в общем-то… конечно, поздравляю вас обоих.
– Мама? – Лиза повернулась к Бесс.
Бесс немного пришла в себя.
– Пожениться? – недоверчиво повторила она. – Но, Лиза… Мы едва знаем этого молодого человека. Да и ты знаешь его, кажется, не больше года. Нам и в голову не приходило, что это так серьезно.
– Улыбнись, мама. И повтори за мной: «Поздравляю вас, Лиза и Марк…»
– О дорогая… – Бесс в волнении не знала, на кого глядеть – на бывшего мужа или на дочь.
– Бесс, – спокойно произнес Майкл.
– О, извините меня. Конечно, я поздравляю вас… Лиза, Марк… Но… но когда это случилось?
– В эти выходные. Мы буквально без ума друг от друга, и мы устали жить порознь, поэтому решили пожениться не откладывая.
– И когда же произойдет великое событие? – спросил Майкл.
– Скоро, – ответила Лиза. – Очень скоро. В общем, через шесть недель.
– Шесть недель! – воскликнула Бесс.
– Я знаю, что у нас немного времени, но мы все рассчитали.
– О какой свадьбе через шесть недель может идти речь? За это время и церковь-то свободную не найдешь.
– Найдем. Можно пожениться в пятницу вечером.
– В пятницу вечером… О Лиза!
– Послушайте же меня. Мы с Марком любим друг друга и решили пожениться, но нам хочется, чтобы все было как положено, и мы хотим обязательно венчаться в церкви. Можно обвенчаться в церкви Святой Марии второго марта и устроить свадьбу в Ривервуд-клубе. Я узнавала – пока клуб на этот день свободен. Тетя Марка – оптовый поставщик продуктов, и стол она берет на себя. Один из моих сослуживцев играет в оркестре, с его помощью можно нанять оркестр значительно дешевле. У каждого из нас будет только по одному шаферу, и Рэнди, между прочим, согласился быть одним из них, он даже обещал ради этого постричься. Если шаферов всего два, то и с платьями для подруг невесты проблем не будет – сестра Марка, во всяком случае, может купить его себе сама. Смокинги возьмем напрокат. Свадебный торт закажем у «Вуолетт» на Гранд-авеню, и я совершенно уверена, что фотограф тоже найдется – на вечер в пятницу это вполне реально. Ну как?
Бесс понимала, что сидит с открытым ртом, но была не в состоянии его закрыть.
– А твое свадебное платье?
Марк и Лиза посмотрели друг на друга, на сей раз без улыбки.
– Вот здесь мне нужна твоя помощь. Я хочу надеть твое, мамочка.
Вот уж чего Бесс совершенно не ожидала.
– Мое?.. Но…
– Я убеждена, что оно подойдет.
– Но, Лиза! – Бесс уже не пыталась скрывать свою растерянность.
– Что «но, Лиза»?
Ответил Майкл:
– Твоя мать пытается сказать, что, принимая во внимание некоторые обстоятельства, это вряд ли стоит делать. Ты это хотела сказать, Бесс?
– Потому что вы развелись? – Лиза переводила, взгляд с отца на мать.
Майкл развел руками.
– Ну и что? Я ничего такого в этом не вижу. Вы были женаты. Вы любили друг друга. У вас есть я. И вы по-прежнему мои родители. Почему мне нельзя надеть это платье?
– Этот вопрос пусть решает твоя мать, – произнес Майкл.
Он взглянул на Бесс. Прижав руку без обручального кольца к губам, она пыталась овладеть собой. Глаза ее были полны тревоги.
– Мама, пожалуйста. Мы можем обойтись и без вашей помощи, но не хотели бы этого делать. Она нужна нам от вас обоих. – Лиза умоляюще посмотрела на отца. – Если уж я начала рассказывать вам о наших планах, то расскажу все. Я хочу, чтобы к алтарю меня вели вы оба, забыв о своей вражде, с которой носитесь все эти шесть лет. Я хочу, мама, чтобы ты была со мной, когда я буду одеваться к венцу. А потом, на свадьбе, чтобы ты, папа, танцевал со мной. Чтобы все шло хорошо, спокойно и естественно… Ну, вы знаете, о чем я говорю. Это единственный свадебный подарок, который я мечтаю от вас получить.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Бесс и Майкл не смотрели друг на друга.
Наконец Бесс спросила:
– Где вы собираетесь жить?
– Квартира Марка лучше моей, поэтому мы будем жить там.
И опять придется перевозить пианино. Бесс с трудом удержалась, чтобы не высказать это вслух.
– Я ведь не знаю даже, где он живет.
– В Мэплвуде, рядом с больницей, – ответил Марк.
Она рассматривала Марка. У него было довольно приятное лицо, но выглядел он таким юным.
– Я должна извиниться, Марк. Это все оказалось слишком неожиданным. По правде говоря, я ведь едва вас знаю. Насколько я понимаю, вы работаете на фабрике?
– Да, я механик. Работаю там вот уже три года и неплохо зарабатываю. С этим у нас с Лизой проблем не будет.
– И вы встретились с Лизой…
– Вообще-то у входа в бассейн. Нас познакомили общие друзья.
У входа в бассейн. Механик. Спортсмен, с шеей, как опора моста.
– Но это так неожиданно. Правда. Ведь вы и Лиза знаете друг друга… Сколько? Ну да, меньше года. Нельзя ли подождать хотя бы еще полгода и узнать друг друга получше? Да и к свадьбе следовало бы подготовиться более обстоятельно, а у нас будет возможность познакомиться с вашей семьей. Как вы считаете?
Марк искал глазами Лизу. Щеки его покраснели. Руки лежали на столе и выглядели такими мускулистыми, что, казалось, они просто не могут свободно свисать вдоль туловища, как у всех.
– Боюсь, что мы не можем ждать, миссис Куррен, – спокойно, без всякого вызова сказал он. – Дело в том, что у нас с Лизой будет ребенок.
Казалось, над столом поднялось невидимое грибообразное облако.
Майкл прикрыл рот рукой и нахмурился. Бесс, приоткрыв рот, сделала глубокий вдох, потом медленно его закрыла и посмотрела на Марка, на Лизу. Дочь была совершенно спокойна.
– Мы счастливы, что это случится, – добавил Марк, – и мы надеялись, что, узнав об этом, вы обрадуетесь.
Бесс приложила руку ко лбу, вторую прижала к желудку. Ее единственная дочь беременна и спешит со свадьбой. И она должна радоваться?
– А вы уверены в этом?
– Я была у доктора. Уже шесть недель. Вообще-то я думала, что вы догадаетесь, ведь я пила минералку вместо вина.
Бесс подняла голову и посмотрела на Майкла, который забыл о еде. Он прямо встретил ее обеспокоенный взгляд, расправил плечи и произнес:
– Ну… – и прокашлялся.
Очевидно, он испытывал то же чувство потерянности, что и она.
Марк встал и, зайдя за спинку Лизиного стула, положил руки ей на плечи.
– Думаю, мне следует кое-что добавить, мистер и миссис Куррен. Я очень люблю вашу дочь, а она любит меня. Мы хотим пожениться. У нас обоих есть работа и есть где жить. Этот ребенок мог начать свою жизнь с худшего.
Бесс стала приходить в себя.
– В наше время, в наш век…
Майкл перебил ее:
– Бесс, перестань, не сейчас…
– Что ты хочешь этим сказать – не сейчас! Мы живем в просвещенный век.
– Я сказал – не сейчас. Ребята поступают благородно, делясь своими планами, рассчитывая на нашу поддержку. Думаю, что мы должны им помочь.
Она воздержалась от замечания о контрацептивах. И пока Майкл продолжал, у нее все кипело внутри, хотя внешне она ничем не выдала этого.
– Ты уверена, Лиза, это именно то, что тебе нужно? – спросил он.
– Совершенно уверена. Мы с Марком говорили, что поженимся, еще до того, как я забеременела. И мы оба решили создать семью, пока молоды, а не ждать бесконечно, как многие, пока обретем достаток, станем независимы и тогда другие вещи окажутся для нас важнее, чем дети… чем желание иметь детей. Мы счастливы, папа. Честное слово, мы счастливы, я очень люблю Марка. Это правда.
Лиза говорила искренне и убежденно.
Майкл взглянул на Марка, который по-прежнему стоял, положив руки Лизе на плечи:
– Вы-то уже сказали своим родителям?
– Да, вчера вечером.
Майкл почувствовал разочарование – он узнал последним. Но, видимо, так все и должно было случиться, ведь у Марка, судя по всему, дружная семья.
– И что же они сказали?
– Ну, вначале они, естественно, удивились, но они знают Лизу лучше, чем вы меня. Поэтому все это восприняли как надо, и мы даже немного это отметили.
Лиза наклонилась вперед и накрыла руку матери своей.
– У Марка чудные родители, мама. Они хотят познакомиться с тобой и папой, и я обещала им, что мы скоро вас представим. Вот как раз перед вашим приходом мама Марка предложила пригласить вас к ним на обед. Она сказала, если вы оба согласны, то я могу назначить день.
«Не так все должно быть, не так, – думала Бесс, борясь со слезами… – Майкл и я, мы чужие для наших будущих родственников, для семьи Марка. Что, разве девушки больше не выходят замуж за мальчиков из соседнего дома? Или за тех негодников, которые дергали их за косички в третьем классе? Или за тех, кто выделывал всякие трюки на велосипедах на дорожке перед домом, чтобы произвести впечатление? Эти старые добрые времена ушли, уступив место эпохе непостоянства с ее повальными разводами и ужасающим числом матерей-одиночек».
Все ждали, что скажет Бесс, но она была не в состоянии принять решение. Она чувствовала себя подавленной и разбитой. Прежде чем она смогла что-то произнести, ей пришлось справиться с комом в горле.
– Нам с папой нужно сначала кое-что обсудить. Ты дашь нам на это несколько дней?
– Конечно. – Лиза убрала руку.
– Ты не возражаешь, Майкл? – спросила Бесс.
– Конечно, нет.
Бесс положила свою салфетку и отодвинулась от стола.
– Тогда я или папа позвоним тебе.
– Хорошо. Но ведь вы не уходите? Еще будет десерт.
– Боюсь, мне пора. Завтра надо быть в магазине пораньше. Мне правда нужно идти.
– Да, но сейчас еще нет даже восьми.
– Я знаю, но…
Бесс поднялась, стряхнула крошки с юбки. Ей необходимо было поскорее остаться одной и разобраться в своих чувствах. Может, даже пореветь или разозлиться, как выйдет.
– Папа, ну ты-то останешься? У нас потрясающий французский торт от «Бэйкер-сквер».
– Нет, пожалуй, я тоже пойду, дорогая. Может, забегу завтра вечером, и мы съедим с тобой по кусочку.
Майкл поднялся, за ним Лиза. Все неловко переминались с минуту, вежливо притворяясь друг перед другом, что все это вовсе не похоже на сцену из спектакля, по ходу которого огорошенные родители, узнав, что случилось с их дочкой, спасаются бегством, нет, они просто как ни в чем не бывало спокойно уходят.
– Хорошо, тогда я принесу ваши пальто, – сказала Лиза с улыбкой.
– Я принесу, дорогая, – предложил Марк.
Он вежливо помог Бесс одеться и передал Майклу его пальто. Последовала еще одна неловкая пауза, когда мужчины смотрели друг на друга, не зная, что им сказать или сделать. Майкл протянул руку, и Марк пожал ее.
– Мы скоро встретимся, – произнес Майкл.
– Благодарю вас, сэр. – С еще большим смущением молодой человек повернулся к Бесс:
– Спокойной ночи, миссис Куррен.
– Спокойной ночи, Марк.
Он неловко наклонился, и Бесс в конце концов подставила ему щеку. Майкл обнял Лизу в тесной прихожей, и оставалось лишь проститься "матери с дочерью. Бесс не могла заставить себя держаться непринужденно, и Лиза сама обняла ее. Как только Бесс почувствовала на себе руки дочери, ее прорвало, и хлынули сдерживаемые до сих пор слезы. Ее драгоценный первенец, ее Лиза, которая так смешно училась пить через соломинку, которая до пяти лет всюду таскала с собой куклу-негритянку по имени Гертруда, Лиза, которая, едва научившись самостоятельно выбираться из своей кроватки в ночнушке до пят, любила шмыгнуть субботним утром в постель между папой и мамой.
Лиза, которую они с Майклом так ждали.
Лиза – дитя ушедшего, полного оптимизма времени.
Лиза, которая сейчас носит под сердцем их внука.
Бесс прижала к себе Лизу и сдавленно прошептала:
– Я люблю тебя, Ли-ли. – Это имя дал ей Майкл давным-давно, в то золотое время, когда они верили, что их счастье будет вечным.
– Я тоже люблю тебя, мамочка.
– Мне просто нужно немного времени, дорогая. Пожалуйста.
– Я знаю.
Майкл, открыв дверь, ждал, растроганный тем, что Бесс назвала дочь забытым детским именем.
Бесс отстранилась, все еще цепляясь за Лизину руку.
– Отдыхай почаще. Я позвоню тебе.
Она прошла мимо Майкла через прихожую, держа под мышкой сумку и натягивая на ходу перчатки. Ее туфли на высоких каблуках громко стучали по плиткам пола. Майкл, застегивая пальто, последовал за ней, отметив, как энергично она шагает, будто торопится на деловую встречу.
Бесс спустилась на два марша лестницы, и тут ее мужество иссякло. Она заплакала, отвернувшись от него и вцепившись одной рукой в перила, а другую поднеся ко рту.
Майкл стоял на ступеньку выше, засунув руки в карманы и глядя, как трясутся ее плечи. Ему самому было грустно, а от ее слез стало еще печальнее. Она старалась и не могла подавить рыдания. Осторожно он коснулся ее плеча:
– Бесс…
Ее слова заглушала рука в перчатке, прижатая ко рту.
– Извини, Майкл, я знаю, что не должна была так реагировать… но это такое потрясение.
– Да, конечно. Для меня тоже.
Он опять сунул руки в карманы. Она шмыгнула носом, открыла сумочку, достала платок. Все еще стоя к нему спиной, она сказала:
– Ненавижу себя, что так разревелась перед тобой.
– Черт возьми, Бесс, я не раз видел, как ты плачешь.
Она высморкалась.
– Да, когда мы были женаты. Сейчас все по-другому.
Выбросив бумажный платок и опять сунув сумку под мышку, она повернулась к нему лицом, держа у глаз руку в дорогой кожаной перчатке.
– Господи, – вздохнула она и прижалась к черным металлическим перилам, потерянно уставившись в одну точку.
Какое-то время оба они молчали, чувствуя свою беспомощность и неспособность предотвратить то, что ожидало их дочь. Наконец Бесс сказала:
– Я не могу. Не могу притворяться. Это просто ужасно. Наша единственная дочь – и эта поспешная свадьба…
– Я понимаю.
– Ты не чувствуешь себя так, будто снова потерпел поражение? – Она подняла на него покрасневшие глаза, в уголках которых все еще дрожали слезы.
Он тяжело, устало вздохнул и огляделся вокруг.
– Я бы не хотел обсуждать это на лестнице. Может, пойдем куда-нибудь? Выпьем по чашке кофе?
– Сейчас?
– Если ты только действительно не спешишь домой.
– Да нет, это был только предлог, чтобы уйти. У меня утренняя встреча не раньше десяти часов.
– Хорошо. Тогда как насчет «Граунд-раунд» на Уайт-Бер-авеню?
– Отлично.
В совершенно расстроенных чувствах они медленно спустились по лестнице. Он открыл перед ней стеклянную дверь, испытывая при этом странное ощущение deja vu. Сколько раз, ухаживая за ней или уже будучи ее мужем, он открывал перед ней дверь? Во время их ссор бывало и так, что он проходил вперед и захлопывал дверь у нее перед носом. И вот сейчас, переживая стресс, Майкл почувствовал себя чуть лучше, вновь оказав Бесс эту маленькую любезность.
На улице воздух был таким холодным, что изо рта шел пар, а снег под ногами хрустел, как разгрызаемый леденец. На тротуаре, рядом со стоянкой машин, она остановилась и, обернувшись к нему, сказала:
– Встретимся на месте.
– Хорошо, я еду следом.
Разойдясь в противоположные стороны, каждый к своей машине, они ступили на долгий тернистый путь к примирению.