Из-за родительских собраний школьная неделя укорачивалась, поэтому Клэр решила удлинить репетиции еще на час в понедельник, вторник и среду. Все очень много работали, и ребята не жаловались, что им приходится находиться много времени в школе. Однако перспектива провести четыре вечера без репетиций их очень обрадовала. Задник был закончен при помощи учащихся с художественного отделения, и декорации обещали выглядеть необычайно живо. Несколько мам помогли с пошивом костюмов, которые сидели и смотрелись прекрасно. Билеты уже были отпечатаны, и местная газета прислала фотокорреспондента, сделавшего превосходные снимки для статьи обо всей театральной затее. Статья появилась в утреннем выпуске, и весь состав исполнителей, а также все, работавшие над спектаклем, радостно вопили, читая ее. Общее настроение оставалось приподнятым, когда они все расходились по домам в 11 часов вечера в среду.

Для Клэр и Джона стало уже привычным вместе идти к стоянке автомобилей. В это время там было пусто, и легкие белые облачка проплывали по небу, закрывая луну, так что ее свет то отражался от крыш двух машин, припаркованных рядом, то исчезал.

— Спокойной ночи, Джон, — сказал Клэр, проходя мимо его автомобиля и не замедляя шаг.

— Спокойной ночи.

Она отпирала дверцу своей машины, когда он сзади проговорил:

— Ты спешишь домой, Клэр? Схватившись за сердце, она обернулась.

— Господи, Джон, ты напугал меня до смерти.

— Прости. Я не хотел. Можно угостить тебя кофе?

— В это время?

— Ну, тогда стаканчик колы? — Она не знала, что ответить, и он просящим голосом добавил: — Или молочка?.. А может, воды?

— Нет, не думаю, Джон. Уже начало двенадцатого, а завтра будет трудный день. Ты знаешь, что такое родительские собрания. Завтра к этому времени я охрипну и буду в дурном настроении.

— Тогда нам лучше угоститься сейчас, не правда ли? — Видя, что она все еще колеблется, он продолжал: — Просто сегодня был удачный день. Все шло как по маслу, и дети так старались. Я получаю от спектакля большое удовольствие, и хочется, чтобы оно не кончалось. Как насчет еще получаса?

— Нет, Джон, извини.

— Ты все-таки боишься, что я стану к тебе приставать?

— Когда это я говорила, что боюсь?

— Говорить не надо. Это видно.

— О, я… я не знала.

— Ты чуть не выпрыгнула из своей собственной кожи, когда я неожиданно подошел.

— Так и было.

— Клэр, я знаю, что ты держишься настороже со мной. Мужчина чувствует такие вещи.

— Пожалуйста, Джон, мне надо идти.

Она наклонилась, чтобы отпереть дверцу, но он, мягко взяв ее за руку, повернул лицом к себе.

— Скажи мне, пожалуйста, Клэр, как обстоят дела у вас с Томом?

Она вздохнула и прислонилась к машине.

— Мы живем раздельно. Он остановился у своего отца, но скоро собирается снимать квартиру. Я согласилась вместе с ним пойти к консультанту по семейным вопросам.

— Ты все еще любишь его?

Никто не задавал ей этого вопроса с тех пор, как они с Томом расстались. Сейчас ей было приятно подумать немного и правильно ответить.

— Да, Джон, люблю.

Он слегка наклонился и оперся ладонями о крышу машины по обе стороны от Клэр, оставив ей достаточно свободного места.

— Ну что ж, я собираюсь использовать свой шанс и рассказать тебе что-то, что, надеюсь, изменит твое мнение обо мне. Когда я устраивался на работу в нашу школу, я только-только отказался от связи, которая практически уничтожила меня. Я был помолвлен с женщиной, а она спуталась с кем-то еще и вернула мне мое кольцо. Я застал их вместе в кровати, в квартире, которую мы с Салли снимали. К тому времени, как мы с тобой познакомились, моя самооценка упала до нуля. Но тебе удалось разговорить меня, и ты сказала, что ее поступок достоин осуждения, а я не должен чувствовать себя побежденным. Помнишь, ты твердила мне, что она не единственная, и что если одна женщина обошлась со мной, как с мусором, это не значит, что все поступят так же? Мы часто встречались в коридоре на переменах, и клянусь, я чуть не спятил тогда, дожидаясь каждого звонка с урока, чтобы увидеться с тобой. Все, о чем я мог думать — это как подойти к тебе и поговорить, потому что я мечтал о таких взаимоотношениях и обязательствах друг перед другом, о которых рассказывала ты. Ты научила меня очень важным вещам. — Голос Джона зазвучал мягче. — Я влюбился в тебя, Клэр, так много лет назад — сколько, десять? Или одиннадцать? Я влюбился, и когда я видел, как вы с Томом улыбаетесь друг другу, встречаясь в коридоре, то страдал, потому что не мог рассказать о своих чувствах. Я поступал честно, Клэр, я никогда не говорил тебе о своей любви. Это было бы оскорбительно для тебя — и для меня было бы бесчестным признать, что ты можешь стать предметом моих ухаживаний. Но теперь все изменилось. И пусть ты утверждаешь, что все еще любишь его, но вы живете порознь, а я пытался найти себе кого-нибудь, но ни одна женщина не может сравниться с тобой. Вот я и попытался использовать единственную в жизни возможность и рассказать тебе о том, что чувствую. Я люблю тебя. Клэр. Я люблю тебя так давно, и если есть для меня хоть малейший шанс, то ты просто спасешь меня, признавшись в этом.

— Ой, Джон. — Она не представляла себе всей глубины его чувств. — Я не знала.

— Я говорил, Клэр, я и не хотел, чтобы ты знала. Не такой я человек, чтобы пытаться обольстить счастливую замужнюю женщину.

— Но неужели ты не понимаешь, Джон? Счастлива или нет, я все еще замужем.

— Но есть ведь смягчающие обстоятельства, так?

— Не совсем. Клятву верности никто не отменял.

Он смотрел ей прямо в глаза, их лица, освещенные лунным светом, были так близко, что тень от его головы затушевывала ее подбородок.

— А если я поцелую тебя?

— Это осложнит наши деловые отношения.

— Ну и что? Для меня они были осложненными больше десяти лет. Но ты не рассердишься?

— Мне надо идти, Джон.

Она сделала движение, словно собиралась отодвинуться от машины, но он не пошевелился, удерживая ее на месте.

— Ты не рассердишься? Потому что иначе я не стану рисковать.

Клэр нервно рассмеялась.

— Джон Хэндельмэн, ты точно знаешь, что надо делать, правда? Я же не каменная. Я, в конце концов, восприимчива к комплиментам и лести, особенно когда их сопровождает открытое признание в чувствах. Если ты считаешь, что меня это не волнует, то ошибаешься. Но я не могу ответить согласием. Я замужем.

— Вы расстались.

— Не официально.

— Зато эмоционально. — Он дал ей время отреагировать на последние слова. Клэр смолчала, и он добавил: — Ведь так?

Она смущенно задумалась.

— Может быть… да. Я не знаю. Спокойной ночи, Джон. Мне надо идти.

— Спокойной ночи, Клэр. Можешь всю вину возложить на меня. — И с этими словами он поцеловал ее.

Она положила руки ему на плечи, чтобы оттолкнуть его, но не оттолкнула. Она выгнулась, почти не принимая участия в поцелуе, но ощущая, как его тело прильнуло к ней. На нем были джинсы и короткая куртка, на ней — не застегнутое пальто. Губы Джона, теплые и настойчивые, слегка приоткрылись, и, почувствовав язык чужого мужчины, Клэр отпрянула, хотя, к ее собственному изумлению, новое ощущение ей понравилось. Он был человеком чистоплотным и приятным, и она всегда хорошо к нему относилась и много лет работала с ним бок о бок. Он никогда не говорил и не делал ничего, что могло бы оттолкнуть или даже просто рассердить ее. Он признался в любви к ней и украл один-единственный поцелуй, в котором она ему на словах отказала. Клэр высвободилась, но он склонился к ее лицу и хрипло прошептал:

— Всего один, ну же, Клэр, один, но с твоим участием. Один, потому что я знаю — это будет единственный. Ну, Клэр, не отказывай мне хотя бы в этом… Клэр, один-единственный поцелуй… Клэр, милая Клэр… я так давно мечтал о тебе…

Его руки скользнули под пальто, и Джон прижался к ней всем телом, положив ладонь между ее лопатками, а потом, продвинув руку выше, он заставил Клэр повернуть голову. Она перестала сопротивляться, и их губы слились. Его рот вовсе не был отталкивающим, и Хэндельмэн знал, что делает. Он, как и Клэр, получал удовольствие от артистизма и обладал инстинктом, когда и как его применять. Сейчас было самое подходящее время — осенняя лунная ночь, и место — пустая темная автостоянка.

Клэр поддалась очарованию поцелуя, уступила его скрытой прелести и еще более скрытой опасности, ответила на его призыв. Джон со своей стороны решил, что раз уж это их единственный поцелуй, то он должен запомниться. Он подчинился зову природы, слегка согнув колени, и его тело в точности повторило те колебания, что совершает трава, когда ветер то ослабевает, то дует сильнее. Это повторялось снова и снова, пока тело Клэр не ответило ему, и она слегка застонала. «Как слаба плоть», — подумала жена Тома, еще продолжая наслаждаться поцелуем. Она знала, что ведет себя неправильно, с самого начала, но ей было так одиноко, и она так соскучилась по поцелуям. А может, Том занимался этим с матерью Кента в последние недели, и если так, то неужели она, Клэр, не заслужила вознаграждения? Это могло случиться так просто — она теперь знала, — начавшись вполне невинно и закончившись адюльтером. Но она не станет в таком участвовать. И не потеряет голову, позволив себе удовольствие, которого потом будет стыдиться.

— Прекрати, Джон. — Она вырвалась, оттолкнув его. — Достаточно.

Ей было неприятно слышать собственное учащенное дыхание, внутри нее все словно оборвалось — воздержание обходилось дорого. Дыхание Джона тоже нельзя было назвать спокойным, оно обжигало ей висок. Он прижался губами к ее лбу. Клэр сказала:

— Мы больше никогда не будем этого делать. Обещаю. И хочу, чтобы ты тоже пообещал.

— Не будем.

— Том грозился кастрировать тебя, если ты прикоснешься ко мне.

Отодвинувшись, Джон пальцем приподнял ее подбородок.

— Значит, вы говорили обо мне. Ты знала.

— Нет, — она отвернула лицо, — я не знала. Том подозревал, вот и все.

— Что он сказал?

Она протянула руки, ладонями словно заслонившись от расспросов.

— Нет. Не надо. Я не собираюсь обсуждать с тобой его чувства. Я и так уже много чего натворила. Пожалуйста, прости меня.

— Простить тебя?

— Да. Я не должна была этого допускать. То, что случилось, ничего не значит. Я хочу спасти свой брак, а не разрушить его. Извини, Джон, я очень сожалею. Знаешь, мне действительно надо идти. Давай попытаемся к завтрашнему дню все забыть.

Когда она захотела открыть дверцу своей машины, Джон сделал это за нее. Где-то в глубине души она ожидала, что он попытается задержать ее, может быть, даже захочет продолжить то, что так прекрасно для него начиналось. Он, однако, сдержал свое слово и, получив тот единственный поцелуй, о котором мечтал, дожидался, пока она садилась за руль и вставляла ключ в зажигание. Потом он захлопнул дверцу, отступил и, прощаясь, поднял руку.

Клэр приехала домой возбужденная, с чувством вины, и легла в холодную, пустую постель. Она так злилась на Тома, что долго плакала, лежа поперек кровати и прижавшись грудью к подушке мужа. Ей так сейчас его не хватало, что хотелось примчаться в домик Уэсли и задать Тому настоящую трепку за то, что завел их всех в тупик. Она ворочалась с боку на бок и плакала, пока наконец не позвонила ему в половине второго ночи, с телефона на кухне, чтобы не разбудить детей. Клэр надеялась, что старик спит крепче и находится дальше от аппарата, чем Том. Муж поднял трубку после пятого гудка и еще пару секунд прочищал горло, прежде чем неуверенно произнес:

— Алло?

— Том?

Долгая пауза, потом голосом, полным надежды, но все еще не до конца проснувшимся:

— Клэр?

— Я не могла заснуть. Все думала. Он молчал.

— Нам надо поскорее договориться о встрече с консультантом.

— Хорошо. С которым из них?

— Только не из школы. Не хочу, чтобы они знали обо всех гадких мелочах, из которых и выросли наши проблемы.

— У меня в школе есть список адресов.

— Тогда выбери какой-нибудь. Любой.

— Ты считаешь, что нам надо в первый раз пойти вместе или по отдельности?

— не знаю.

— Вместе, — решил он.

— Я не знаю. Может, психолог подскажет, как лучше.

— У меня есть идея еще лучше. Почему бы мне прямо сейчас не приехать и не забраться к тебе в постель, а утром нам никакой консультант не понадобится.

— Ой, Том, неужели ты не понимаешь, что это ничего не решит?

— Тогда почему ты звонишь мне посреди ночи?

— Потому что мне тебя не хватает, черт побери!

— Клэр, ты плачешь?

— Да, я плачу!

Его сердце заколотилось от ее признания.

— Пожалуйста, позволь мне приехать, Клэр.

— Том, я так боюсь. Я не… не узнаю себя, какой я стала.

Он сжал в одной руке старомодную черную телефонную трубку, а на другую оперся лбом.

— Клэр, ты любишь меня?

— Да! — с отчаянием выговорила она.

— И я тебя люблю. Тогда зачем все эти мучения?

— Затем, что я не простила тебя и не уверена, что когда-нибудь смогу простить. Неужели ты не понимаешь, что все будет продолжаться, пока я полностью тебя не прощу? Господи, я не знаю… — Ее голос звучал совершенно измученно. — Сегодня я поступила…

Том моментально взвился.

— Что ты сделала?

— Вот видишь? Я еще даже не сказала, в чем дело, а ты уже бесишься.

— Ты была с Хэндельмэном, так?

— Договорись о встрече с психологом, и чем раньше, тем лучше.

— Чем ты с ним занималась?

— Том, я не хочу сейчас это обсуждать. Уже почти два часа ночи, а завтра нас ждут десять часов родительских собраний.

— Черт побери, Клэр! Ты звонишь мне посреди ночи, говоришь, что была с другим мужчиной, а потом заявляешь, что не хочешь это обсуждать!

Шаркая ногами, из своей комнаты появился Уэсли и пробормотал:

— Что за крик?

— Иди спать, папа!

— Ты говоришь с Клэр?

— Да, а теперь иди спать!

Уэсли ушел. И закрыл за собой дверь. Клэр сказала:

— Вот черт, теперь мы разбудили твоего отца.

— Знаешь, ты затеяла грязную игру, Клэр. Ну ладно, у меня была интрижка восемнадцать лет назад, но сейчас ты просто сыпешь соль на рану и прекрасно понимаешь это. — Чем больше он злился, тем громче кричал. — Если хочешь обратиться к консультанту, сама с ним, черт побери, договаривайся! А завтра в своей тарелке ты обнаружишь кое-какие органы Джона Хэндельмэна!

Он швырнул трубку на рычаг и вскочил на ноги. Целых полминуты он стоял неподвижно, как самурай, готовый к битве, потом вернулся в спальню и принялся рыться в кейсе, ища телефон Джона Хэндельмэна. Оставив в спальне свет, он снова схватил трубку, злясь все больше и больше из-за того, что у отца был старый аппарат с диском и, чтобы набрать номер, требовалось чуть ли не пятнадцать минут. Какого черта старый хрен не идет в ногу со временем и не купит себе кнопочный телефон!

Хэндельмэн ответил после седьмого гудка.

— Хэндельмэн? Это Том Гарднер! Держи свои поганые ручонки подальше от моей жены, или я вышвырну тебя из школы с такой характеристикой, что тебя и в тюрьму не примут. Ты понял?

Джону потребовалась секунда, чтобы проснуться и понять, что происходит.

— Да уж, — спокойно проговорил он, — это не заняло много времени.

— Ты слышишь меня, Хэндельмэн?

— Слышу.

— И не подходи к ее двери на переменах, понял?

— Понял. Что-нибудь еще?

— Да. Займись школьным спектаклем, вместо того чтобы разыгрывать свое представление перед моей женой! А если тебе нужна женщина, так пойди и найди себе кого-нибудь!

Том с такой силой швырнул трубку на рычаг, что она отскочила и стукнулась об стол. Он еще сильнее швырнул ее. Потом долгое время сидел на кушетке, покрытой клеенкой, и думал, сжав руками голову. Сидел, пока его ноги не прилипли к кушетке, и тогда он медленно поднялся. «Черт побери, — шаркая ногами, как старик, думал он, когда шел к кровати. — Когда же она образумится?»

Спал он после этого очень плохо и встал утром с головной болью. И уж совсем его доконал старый водопровод в доме отца. Обогреватель перегорел, и Тому пришлось принять ледяной душ. Он прибыл в школу, все еще дрожа, в отвратительном настроении, вызванном происшествием между Клэр и Хэндельмэном, и с намерением узнать его подробности.

У учителей был один час на подготовку перед тем, как начнутся собрания. Том налил себе чашку горячего кофе и пошел в кабинет Клэр. Когда он открыл дверь, она стояла к нему спиной и складывала папки в картонную коробку. Услышав звук закрывающейся двери, она бросила взгляд через плечо.

— Открой дверь.

— Ты сказала, что не хочешь, чтобы вся школа знала гадкие подробности наших ссор.

— Не в здании школы, Том! А теперь открой дверь!

— Я хочу знать, чем вы с ним занимались.

— Том… не сейчас!

— Ты звонишь мне посреди ночи и… Обернувшись, она со злостью уставилась на него.

— Послушай! У меня впереди три дня сплошных собраний, так что не мешай мне, потому что если ты доведешь меня до слез и испортишь макияж, то, прежде чем я обнаружу некоторые органы Хэндельмэна на своей тарелке, я найду им более достойное применение! А теперь убирайся!

— Клэр, ты пока еще моя жена!

Трясущимся пальцем она указала на дверь. Ее голос стал угрожающим:

— Немедленно… убирайся… прочь!

Она была права. Их рабочее место совершенно не подходило для выяснения отношений. Он развернулся, распахнул дверь и вылетел прочь.

В Хамфри родительские собрания проходили следующим образом: все учителя сидели за столами, расположенными по периметру спортзала, и родители свободно переходили от стола к столу, отыскивая очередь покороче, до тех пор, пока им не удавалось побеседовать со всеми учителями. Бывали короткие перерывы и потягивания, когда к некоторым преподавателям поток родителей иссякал, но в основном центр зала оставался той территорией, где движение не прекращалось. Родители бродили, читая плакаты с именами учителей, прикрепленные к стенам, останавливались, чтобы поговорить с другими родителям, перед тем как пристроиться к следующей очереди, иногда превращавшейся в толпу.

Незадолго до обеда у Клэр выдался перерыв, она отодвинулась от стола и потянулась. Но тут же замерла, увидев Тома, у дверей зала беседующего с Моникой Аренс. Кровь бросилась Клэр в лицо. Как ни старалась, она не могла оторвать глаз от этой сцены. Моника переменила прическу на новую, которая шла ей намного больше. На ней был красивый желто-коричневый костюм и золотая булавка на лацкане, того же стиля, что и ее серьги. Кто-то когда-то говорил Клэр, что люди, которые заводят новую любовную связь, очень большое внимание начинают уделять своей внешности. Она, не отрываясь, смотрела на своего мужа и Монику Аренс.

Вначале Том стоял в своей обычной «директорской» позе — скрестив руки и ноги и немного отклонившись назад. Моника что-то сказала ему, и он, усмехнувшись, опустил голову, разомкнул руки и поправил не застегнутый пиджак. Потом он посмотрел ей в лицо и что-то ответил. Они оба рассмеялись. Рассмеялись! Одновременно посерьезнев, они обменялись взглядами. Клэр не было видно лица Тома, но лицо Моники явно выражало любовь. Клэр готова была побиться об заклад, что это так! Внезапно Моника повела глазами в ее сторону, и Клэр наклонилась, притворившись занятой и перебирая материалы в коробке, стоящей на полу. Она достала папку Кента, открыла ее и занялась изучением ее содержимого, чувствуя, что Моника пробирается к ней сквозь толпу. В ее присутствии Клэр ощущала некую опасность, исходящую от женщины, которая телесно знала ее мужа, которая спала с ним за неделю до их свадьбы и чье тело приняло его семя, когда Клэр была уже беременна от него, и которая только несколько секунд назад смеялась с ним в другом конце зала.

— Здравствуйте, — произнес чей-то голос, и Клэр не сразу смогла заставить себя поднять глаза. Когда наконец она поборола страх, то обнаружила перед собой женщину, державшуюся смело и спокойно. — Я Моника Аренс, мать Кента.

Она протянула руку, и Клэр подумала, что такой привлекательной она Монику еще не видела. Косметика подчеркивала изгиб ее губ и величину глаз. Волосы были уложены с шикарной простотой и обрамляли лицо, не касаясь его. Костюм выглядел дорогим и изысканно облегал фигуру, дополненный со вкусом подобранными драгоценностями.

— Здравствуйте, — ответила Клэр, намеренно вяло касаясь руки своей соперницы. Кашлянув, Клэр выложила на стол папку Кента. — Ну… — Когда-то она преподавала ораторское искусство и искусство драмы и каждый год в программу выпускного класса включала раздел на тему импровизированной речи. Сколько раз она говорила своим ученикам, что никогда не следует начинать разговор с «ну»? И вот сама сидит и мычит это слово, как испуганная дурочка. Она откашлялась и повторила свою ошибку. — Ну… Кент, несомненно, хороший ученик… э…

Так и продолжалось, словно они ехали по ухабистой дороге, и одна из них нервно бормотала, а вторая внимательно слушала, иногда задавая умные вопросы. Никто не говорил: мой сын живет, как в аду, с тех пор как выяснил, кто его отец. Или: ваш сын учил меня, как спасти мой брак. Или: мой сын на прошлой неделе познакомился со своим дедушкой и двоюродными сестрами. Или: моя семья разваливается из-за вас. Они просто беседовали — учительница и мать учащегося, как два покрывающих друг друга мошенника.

Но в конце разговора они не обменялись рукопожатием. И когда Моника поднялась с раскладного стула, напряжение заставило ее замереть на мгновение. Она набрала воздуха, словно собиралась что-то сказать, и Клэр застыла в ожидании. Неловкое молчание затянулось, и Клэр снова проговорила:

— Ну… — думая про себя: «Ах ты ведьма сладкоголосая».

Моника отступила на шаг, зажала сумочку под мышкой и сказала:

— До свидания. Спасибо.

— Да… до свидания.

Клэр уже ожидали двое других родителей, но, пока они садились, она наблюдала за Моникой, уходящей прочь, а потом перевела взгляд на Тома, по-прежнему стоящего у входа в спортзал. Он, не отрываясь, смотрел на них. Когда их взгляды встретились, он направился к Клэр, но она решила, что не стоит сейчас терять время и выслушивать его отговорки, и переключила внимание на родителей, занявших место Моники. Том все-таки подошел, воспользовавшись правом побеседовать с женой.

— Прошу прощения, — сказал он и, положив одну руку на стол, а вторую на спинку кресла Клэр, наклонился, отгородив ее от родителей.

— В пятницу на следующей неделе, в пять часов в консультации по делам семьи. Консультанта зовут мистер Гэйтнер.

— Мне показалось, что ты сказал, будто я могу договориться обо всем сама.

Она отвечала с ничего не выражающим лицом. Том сейчас стоял слишком близко, и ей хотелось, протянув руку, толкнуть его изо всей силы, так чтобы он приземлился на задницу.

— Я передумал. Ты сегодня занята, и я решил сам заняться этим.

— Ты что, не мог договориться встретиться пораньше? Он пожал плечами.

— Ну что сказать? Кругом такой бардак. Полным-полно людей, которые сами себе портят жизнь.

От такой дерзости Клэр разозлилась еще больше.

— Он назначил прийти нам обоим?

Том кивнул, расправил плечи, словно какой-то голливудский красавчик, и удалился.

Он договорился с консультантом-мужчиной! Черт его побери, а объяснил, будто хотел помочь! И ведь прекрасно знает, что она предпочитает женщин, они не раз об этом говорили. Женщины — лучшие советчики, это же ясно. Мужчины нипочем не позволят себе всплакнуть, они держат дистанцию, вместо того чтобы посочувствовать. Хотя даже Клэр была вынуждена признать, что в нынешние сутяжнические времена именно мужчинам приходилось опасаться обвинений в сексуальном посягательстве. Все мужчины-преподаватели, которых она знала, ужасно боялись даже прикасаться к ученицам, хотя бы и случайно. И тем не менее Том знал, что она предпочитала консультантов-женщин. Но договорился с мужчиной.

До самого вечера она злилась и не могла сосредоточиться на работе. Стрелки часов медленно ползли к девяти вечера, Клэр касалась языком неба и чувствовала, как ее голос становится все более хриплым от всех этих бесконечных разговоров. Их многоуважаемый директор предупредил, что ни один учитель не должен покидать своего места до девяти часов, и Клэр Гарднер не стала бы навлекать на себя кару его королевского высочества! Ровно в девять она захлопнула крышку коробки с делами и, подхватив ее под мышку, побежала искать Джоан Берлатски, пока та еще не ушла. Она обнаружила Джоан в ее кабинете, надевающую пальто.

— Джоан, не уделишь мне минутку, пожалуйста? Взглянув на часы, та удержала вздох.

— Конечно. — Она опустилась в кресло.

— Не хочу тебя задерживать, но мне нужен совет.

— Дверь закроешь?

Они обе знали, что Том может в любую минуту пройти мимо, направляясь в свой кабинет. Клэр закрыла дверь и примостилась на краешке стула для посетителей.

— Думаю, ты знаешь, что мы с Томом расстались, и почему.

— Да, знаю, Клэр. Мне очень жаль.

— И ты знаешь, что Кент Аренс — его сын? Джоан кивнула.

— Я должна кое в чем повиниться. Но прежде всего, скажу в собственную защиту, что я все-таки неплохой преподаватель. Я неравнодушна к судьбам и успехам своих учеников. Но сегодня сделала то, чего никогда не делала прежде. Я промолчала о том, что требовало обсуждения с одним из родителей. Видишь ли, у меня была беседа с матерью Кента.

Джоан сидела, откинувшись на спинку кресла. Сплетенные пальцы прикрывали ее рот, и она смотрела на Клэр, слегка нахмурясь.

— Еще несколько недель назад Том предложил перевести Кента в другую группу, но только я веду английский повышенной сложности, поэтому я упрямо настояла, чтобы Кент остался. Сейчас… ну, все так усложнилось и отношения между всеми нами очень изменились. Я не могу не думать, что на мальчике это все сказывается, и гораздо хуже, чем можно предположить. Мне надо было обсудить все это честно с его матерью, но я не смогла. Оценки у Кента всегда отличные, и я убедила саму себя, что раз отметки не страдают, то не стоит на родительском собрании обсуждать личные проблемы. Я знаю — это трусость с моей стороны, и прости, что сейчас изливаю тебе душу, но… ну… знаешь, я думаю… что… иногда я думаю, что у Тома с ней связь. Вот. Господи, я это произнесла. Наконец я сняла камень с души.

Джоан сидела, нахмурившись, кончиками пальцев постукивая по губам. Потом задала несколько уместных вопросов и, выслушав ответы, уяснила для себя всю предысторию.

— А теперь он еще и договорился с консультантом-мужчиной. Джоан, я знаю, что он сделал это, чтобы привлечь того на свою сторону, а я хотела поговорить с женщиной!

— Ты ему это сказала?

— Нет, но он же знает!

Джоан только развела руками. Для нее этот день тоже был долгим и выматывающим. Она беседовала с глупыми родителями и упрямыми подростками с девяти утра. От гудения ламп в зале разболелась голова, а от нескольких печальных ситуаций, с которыми ей пришлось сегодня разбираться, — разболелось сердце. Ей хотелось прийти домой, свалиться в кровать и проспать до начала следующего века. А тут приходит эта женщина, обычно уравновешенная, добрая и внимательная, которая сейчас разрушает свой брак и семью, потому что ничего не видит сквозь пелену собственной ревности. Клэр Гарднер получила высшее образование и, конечно, проходила психологию, но наличие университетских знаний не гарантирует наличие здравого смысла, и иногда Джоан просто выводили из себя такие учителя. Сама-то она, слава Богу, была женщиной разумной!

— Клэр, послушай, что ты говоришь. Сколько раз ты читала и слышала, что все проблемы в семье возникают от недостатка общения? Если тебе нужен был психолог-женщина, значит, следовало сказать об этом. Ты обвиняешь Тома потому, что вообще зла на него. Спроси любого адвоката, занимающегося разводами, — вот так и начинаются все ссоры. Ты хочешь спасти свой брак?

Клэр вовсе не ожидала получить отпор со стороны Джоан.

— Да, — промямлила она, — наверное.

— Ну что ж, а ведешь себя так, словно не хочешь. Я знаю Тома уже двенадцать лет, и все это время я слышала только, как он превозносил тебя. Я встречаюсь с ним на собраниях и заседаниях, где ты не присутствуешь. И то, что он говорит за твоей спиной, заставило бы тебя вспыхнуть от радости. Он любит тебя и любит детей, и то, что ты заставляешь их пережить, не вызывает у меня желания поддержать тебя, потому что я считаю, что у тебя нет оснований для такого поведения. Он совершил ошибку восемнадцать лет назад, и он извинился, и просил простить его, а то, в чем ты его сейчас обвиняешь, строится лишь на случайных совпадениях. Не думаю, что он тебе изменяет, потому что знаю, как он тебя любит. Ты смущена тем, что приходится каждый день встречаться с его сыном, в то время как вся школа знает, кто такой Кент, — ну и что? Ну знаем. Тоже мне, подумаешь. Все это приняли. Мальчик — наш ученик, и мы не отвергли ни его, ни Тома, кстати. Ты единственная, кто это делает. И, поступая так, ты вызываешь отчуждение у своей собственной семьи. Возможно, сейчас я говорю не так, как должен говорить консультант по семейным вопросам. Я отклоняю твое предложение еще как-нибудь побеседовать об этом, потому что, говоря откровенно, в вашем случае я не на твоей стороне. Я полностью поддерживаю Тома, а тебя ждет разрушенная семья и четверо несчастных людей, если ты будешь продолжать в том же духе. Он страдает. Твои дети страдают. По правде говоря, я думаю, что и ты страдаешь тоже. Все, я устала. Я говорила весь день, а теперь я хочу домой и в кровать.

Джоан встала, закончив разговор. Она подошла к двери, открыла ее и выключила свет в кабинете — довольно невежливо, — пока Клэр собиралась с мыслями, понимая, что ей сделали выговор и выставили прочь. Джоан заперла за ними дверь и направилась к выходу. Потом обернулась и посмотрела в сторону открытой двери в кабинет Тома, откуда падал свет на синий ковер и столы секретарей.

— Том, ты еще здесь? — позвала она. Он сразу же появился у входа.

— Да, Джоан, можешь не запирать.

— Я ухожу, спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он ничего не сказал Клэр, а она ему. Хотя их взгляды встретились, гордость заставила обоих промолчать. Она подумала: Ох, Том, я знаю, что должна поступить именно так, как сказала Джоан. А он подумал: Знаешь, что ты можешь сделать, Клэр? Ты можешь просто броситься на шею Джону Хэндельмэну, потому что если ты спала с ним, то мне ты уже не нужна.