Элизабет повернулась к Джеймсу спиной, не желая, чтобы он заметил выражение ее лица.

– И слышать не хочу. Даже доктор Хедлоу велел тебе остаться еще на день. Он рассердится, узнав, что ты не послушался.

Джеймс стоял рядом, полностью одетый и готовый к отъезду домой, в Лос-Роблес.

Элизабет растерялась. Она рассчитывала, что у них впереди еще целый день, но Джеймс застал ее врасплох, одевшись без посторонней помощи и попросив послать за мисс Вудсен. А стоило той появиться, как он попросил отвезти его домой. Мэгги уже ждала за дверью – Джеймс уговорил ее подождать, пока он попрощается с Элизабет.

– Мне пора, – тихо сказал он, – давно пора. Вечером приедет Нат, ты помнишь? Бет, тебе надо устраивать свою жизнь.

– Так ты уезжаешь из-за Ната?

– Нет. Ты устала, милая. Я бесконечно благодарен тебе за твою доброту, но было бы чертовски эгоистично с моей стороны и дальше пользоваться ею.

– Что за чушь! – Руки Элизабет стиснули спинку стула. – Мне совсем не трудно было заботиться о тебе, Джеймс. Я делала это с удовольствием.

Он тяжело вздохнул.

– Ты замечательная женщина, Бет. Хотел бы я отблагодарить тебя! Не предлагаю тебе денег – ты бы швырнула их мне в лицо, так что даже и пытаться не буду! Может быть, потом я придумаю, как отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала. И не только за то, что кормила и... и... за все. Бет... – он осторожно дотронулся до ее плеча, – я хотел бы спросить тебя... один только раз, и потом уже никогда тебя не побеспокою.

– О чем? – едва слышно прошептала она.

– Если бы вернуться в прошлое, – начал он, тщательно взвешивая каждое слово, – если бы мы только что поженились, что бы ты изменила? Есть что-то, что бы ты хотела исправить?

Элизабет сама не понимала, почему ей вдруг стало трудно дышать. Она с трудом сглотнула застрявший в горле комок. Его руки по-прежнему лежали у нее на плечах. Она закрыла глаза и мысленно унеслась в прошлое.

И вдруг время как будто повернуло вспять – Элизабет снова увидела себя, испуганную, словно дикая птичка в клетке. Тогда она сбивалась с ног, чтобы в доме всегда все сверкало. Она вспомнила, как Джеймс возвращался домой, а потом, умывшись и переодевшись, звал ее пройтись с ним вечером, когда было уже не так пыльно и на землю опускалась прохлада. Все как будто случилось только вчера, она видела его улыбающееся, светившееся надеждой лицо.

«Пойдем, Бет, – уговаривал он. – Всего на полчаса! Там так хорошо! Возле дороги растут старые дубы; ты посмотришь, какие причудливые тени они кидают на землю, когда садится солнце. Идем!»

Каким молодым он казался тогда! Какими юными были они оба! Пугливая Элизабет всего боялась, придумывала всяческие предлоги, чтобы отказаться. Через пару недель он сдался.

– Теперь я бы не стала отказываться прогуляться с тобой вечером, – прошептала она. – Мы гуляли бы под теми дубами, о которых ты мне рассказывал!

Он судорожно вздохнул.

– А я бы чаще сидел на кухне возле тебя, когда ты готовишь ужин, вместо того чтобы подниматься к себе.

– А я, – подхватила Элизабет, – иногда оставляла бы тарелки немытыми!

– Я бы научил тебя танцевать! И читать!

– Я бы сама тебя попросила!

Руки Джеймса властно легли ей на плечи. Он привлек ее к себе, коснулся щекой ее волос, вдохнул их аромат. Элизабет вдруг лукаво усмехнулась:

– Теперь я бы никогда не убежала от миссис Делакруа! Он улыбнулся:

– Теперь я бы просто не отвез тебя туда! Оба весело расхохотались.

Элизабет накрыла его руку своей и до боли сжала ее, закрыв глаза, чтобы не расплакаться.

– Хотел бы я, чтобы ты снова понесла от меня, – глухо сказал Джеймс. – Ни за что не прощу себе, что был таким идиотом после смерти Джона Мэтью!

– Это не только твоя вина, Джеймс. Я тоже была глупа, – вздохнула она и неожиданно добавила: – У вас с мисс Вудсен еще будут дети!

– Ты подаришь чудесных ребятишек Нату, – улыбнулся он.

– Может быть, – тоненьким голосом проговорила она, и Джеймс крепче прижал ее к себе.

– Я хочу сказать тебе еще кое-что, Бет, прежде чем уеду. В ту ночь, когда я напился и наговорил тебе все эти ужасные вещи, ах, милая, знала бы ты, как я проклинал себя за это! Я не хотел, клянусь всем, что для меня свято, я вообще ничего не соображал тогда! Я бы с радостью вырвал свой поганый язык, если бы это что-то изменило. Отдал бы все, что имею.

– Знаю, Джеймс.

– И вот еще что... Когда я поклялся тебе, что не спал с Мэгги, кроме того... единственного раза, я не лгал. Мы проводили вместе вечера, но я никогда не изменял тебе! Это чистая правда, клянусь тебе, Бет!

– Не надо, Джеймс, я всегда тебе верила.

– Бет. – Он повернул ее к себе, и глаза их встретились. – Есть кое-что такое, о чем я мечтаю больше всего на свете... Если бы я только понимал раньше! Если бы только знал! – У него вдруг запершило в горле. Джеймс печально покрутил головой и заглянул ей в глаза. Потом склонился к ее губам и осторожно поцеловал, едва касаясь, будто держал в руках нечто хрупкое и драгоценное, как мечта. Но постепенно поцелуй становился настойчивее, губы Джеймса опаляли ее жаром. Руки Элизабет запутались в его волосах, губы ее жадно впитывали сжигавшую его страсть, как будто стараясь насытиться им на всю жизнь.

– Бет, – тяжело выдохнул он, – обещай, что если будешь в чем-либо нуждаться, то придешь ко мне! Если тебе вдруг понадобится помощь! Ты поняла меня, Бет?

– О, Джеймс, я не могу!

– Обещай мне!

– Это невозможно!

– Обещай мне!

– В этом нет необходимости!

– Бет! – Он отстранился и сурово посмотрел на нее.

– Ну ладно, – она неохотно сдалась, – если уж это так важно для тебя!

Он коротко поцеловал ее еще раз и вышел не оглядываясь Элизабет, опустив руки, молча смотрела на захлопнувшуюся за ним дверь. И только потом вспомнила, что так и не узнала, о чем он мечтал больше всего на свете, чего не мог себе простить с тех пор, как они расстались.

Большую часть пути Джеймс проехал молча, погрузившись в собственные невеселые мысли. Он огляделся по сторонам, только когда Мэгги остановила элегантный фаэтон.

– Где это мы?

Судя по всему, они съехали с дороги к его ранчо. Ага, это то самое место, куда они с Мэгги часто приезжали купаться, то самое, где он однажды занимался любовью с Элизабет, а кончил тем, что изнасиловал ее. Правда, с того самого дня Джеймс избегал бывать здесь. Его глаза невольно обратились к той прогалине, где он когда-то так жестоко воспользовался силой, чтобы удовлетворить свое желание.

– Ты помнишь, что это за место, Джим? – спросила Мэгги, натянув вожжи.

– Не хуже, чем ты, – с горечью ответил он, потирая нывший бок. Он чувствовал усталость, но домой, где было пусто и где его ждала одинокая холодная постель, вовсе не спешил. Мэгги предлагала ему поехать в Вудсен-Хиллз, но он решительно отказался.

За всю дорогу он так и не сделал попытки поговорить с ней. Конечно, тянуть с этим нельзя – ей понадобится чертовски много времени, чтобы отменить все приготовления к свадьбе. Но сегодня у него просто не было сил. Сегодня ему казалось, что он во второй раз потерял Элизабет.

Мэгги направилась к воде. Была середина марта – начало весны в Санта-Инес, – и Мэгги оделась соответственно: легкое голубое платьице, обильно украшенное кружевами и ленточками. Белокурые локоны зачесаны вверх и обвиты гирляндой цветов. Украдкой покосившись на нее, Джеймс невольно подумал, что такой наряд более уместен для ее кокетливой нью-йоркской гостиной.

– Я часто вспоминала эту полянку, – сказала она, – Закрою, бывало, глаза, и вижу, как мы плещемся в воде, а потом занимаемся любовью.

– И я, – признался Джеймс.

– Я видела перед глазами твое тело, – продолжала Мэгги, – такое юное, полное сил. Видела, как играли твои мускулы, когда ты любил меня! – Она опустила голову. – Ты ведь занимался со мной любовью еще до того, как влюбился в эту девчонку, твою жену! Я так долго жила этими воспоминаниями! Ты никогда не узнаешь, Джим, как сильно мне тебя не хватало! Как я страдала!

Джеймс с трудом вылез из коляски.

– Мэгги, – решительно проговорил он, остановившись перед ней, – послушай, с меня хватит! Я же вижу, что ты всю неделю дергаешься, словно кошка на раскаленной крыше. Может, скажешь наконец, что происходит?

– Во-первых, – ответила она не поворачиваясь, – наконец-то возвращается твой брат.

– Мэтт?

Мэгги кивнула:

– Он вернется к концу недели. Вчера я получила телеграмму.

Джеймс недоверчиво хохотнул.

– Ты ведь только утром спрашивала, не слышал ли я о том, где он!

– У меня были подозрения на сей счет, но я надеялась услышать подтверждение от тебя. Вот уже несколько дней, как один из моих деловых партнеров сообщил мне о некоем шерифе, который наводит обо мне справки в Денвере.

– В Денвере? – недоверчиво переспросил Джеймс. – Мэтт?!

– Он очень хитер, твой брат. Очень хитер и хорошо знает свое дело. Телеграмма не оставляет никаких сомнений, что ему удалось то, что он задумал. – Мэгги рассеянно стащила с головы шляпку и будничным тоном продолжила: – Сдается, я должна быть ему благодарна, что он хотя бы дал мне шанс самой рассказать тебе обо всем. Джеймс ошеломленно уставился на нее.

Мэгги повернулась, и он увидел, что по лицу ее катятся слезы.

– Я люблю тебя, Джим. Прошу тебя, не забывай об этом. Знаю, тебе трудно будет поверить в то, что ты сейчас услышишь, но тем не менее все это я сделала для тебя, для нас обоих, чтобы мы могли жить так, как когда-то мечтали, чтобы у нас было достаточно денег делать все, что мы захотим.

– Денег? – тупо переспросил он. – Мэгги, у нас обоих полно денег! Больше, чем мы сможем прожить!

– Мне бы не хватило! – яростно выкрикнула она сквозь слезы. – А теперь твой проклятый братец полностью все разрушил!

– О чем ты, Мэгги?

– О Джим! – всхлипнула она. – Только обещай, что не возненавидишь меня!

Похолодев от приближения неведомой опасности, Джеймс все же не мог возразить. Он любил ее, любил эту женщину и был бессилен избавиться от этой любви, точно так же, как не мог заставить себя возненавидеть Ната.

– Никогда, Мэгги!

Ее хорошенькая нижняя губка задрожала.

– Что мне останется, если я потеряю твою любовь, Джим?! Если ты уйдешь из моей жизни?

Он едва смог удержаться, чтобы не обнять ее.

– Ты сама знаешь, что это невозможно. Ты, я, Нат – мы всегда будем друзьями.

– Друзьями! – бросила она с таким видом, словно это слово обожгло ей губы. – И это все?

– Но это немало, Мэгги.

– Я так и знала! – злобно выкрикнула она. – Знала с первой минуты! Читала все по твоим глазам! Достаточно было услышать, как ты говоришь о ней! И не смей это отрицать!

Джеймс молчал.

Мэгги яростно вытерла слезы.

– Но я все надеялась, что ты снова полюбишь меня так же, как прежде! Что все снова будет хорошо.

– Расскажи мне все-все, Мэгги. Что толку тянуть? – Он кивком указал на небольшой пистолет в кобуре у нее на поясе. – Вижу, ты даже прихватила пистолет. Неужели все так плохо и ты испугалась, что я тебя убью?

– А вдруг? – Мэгги рассмеялась дребезжащим смехом. – Свою драгоценную Элизабет ты бы ведь прикончил, сделай она то же, что и я. Впрочем, об меня ты вряд ли станешь пачкать руки. Может, именно за это я тебя и полюбила. Ты был единственным мужчиной, способным заставить меня быть такой, какая я есть на самом деле. Впрочем, ты и сам все знаешь. Такого, как ты, больше нет!

– Мэгги...

– Все, что я рассказала про Денвер, – чистая правда, – продолжила она, – но тебе известно не все. Я и в самом деле сильно пострадала, попала в больницу... Меня долго не могли опознать.

– Ты не могла ходить, – добавил он. Мэгги вздернула подбородок.

– Да, не могла. И была перепугана до смерти. Я сидела в больнице, совсем одна, Джим, и гадала, стану ли я когда-нибудь прежней. И была не в силах написать тебе... не в силах... – Мэгги сердито смахнула слезы. – И ты бы не смог! Знаю я тебя, Джим Кэган, так что даже не пытайся меня переубедить!

– Не буду, – улыбнулся он. – И я бы не смог.

– Но ты бы никогда не сделал того, что сделала я, – продолжала она, и что-то в ее голосе заставило сердце Джеймса сжаться от страха. – Джим, неужели ты никогда не задумывался, почему я все-таки объявилась только спустя два года?

– Ну... тебя же оперировали... – неуверенно протянул он, – на это нужно время.

– Да, два раза, – жестко сказала она. – Всего два! Я смогла ходить уже спустя четыре месяца!

– Что?! – прошептал он, не веря своим ушам.

– Генри Стротэм. Ты помнишь его, Джим?

– Д-да... ты говорила, что знакома с ним, – смутился Джеймс, с трудом воскрешая в памяти их разговор почти четырехлетней давности. – Генри Стротэм. Богатый промышленник. Ты встретила его в Чикаго, и он влюбился в тебя по уши. Умолял выйти за него замуж, верно? – Тогда они еще оба хохотали над этим. Это и вправду было забавно – сказочно богатый старик, умирающий от любви к очаровательной девушке и пообещавший бросить к ее ногам весь мир в обмен на радости супружеской постели. – Конечно, помню Но он-то тут при чем?

– В нем-то все и дело, – с расстановкой произнесла Мэгги, – именно в нем!