Языческая община — этническая революция
Зачем язычникам нужны языческие общины и вообще объединения? Есть мнение, что язычество в нашем обществе успешно развивается среди одиноких индивидуумов, и число язычников в общинах оказывается все меньше и меньше относительно общей массы языческого народа. Если это так, то являются ли общины генераторами движения?
В общине все на виду. Поэтому в общинах возможен отбор лучших, а не худших, как это утвердилось в государстве. Община — это форма структурирования общества. Общинники — одиночки никак не структурируются социально. Их становится больше, потому, что это удобно: не напрягаться и ни за что не отвечать, но при этом наслаждаться сказкой языческой жизни.
Такая ситуация гибельна для язычества. Представляется, что без общин — становление язычества как веры невозможно. Но мы видим нечто удручающее. В то время как общины других религий казалось бы растут, обретают материальную собственность и социальное значение, языческие общины, строящиеся на нашем традиционном язычестве, так и остаются клубами по интересам без собственности, социального веса и четкой внутренней структуры.
Это с одной стороны свидетельствует, что мы прикасаемся к религиозной традиции, лежащей в основе русской культуры. Нам, русским язычникам, нечем обособиться от собственного народа. Поэтому у нас и не образуется четко организованных и больших общин, как в религиях чуждых России направлений с какими-то особыми правилами, отгораживающими сектантов от всего остального мира. Однако, языческие общины нам все же необходимы для взаимопомощи, общения, проведения богослужений, развития традиции и взаимной поддержки.
Какие у нас есть исторические примеры общин? В отличие от городской артели, деревенская община предполагает человеческое равенство, включая всех в единообразный цикл от рождения и до смерти. В артели человек имеет большую свободу в работе и в личной жизни. Артель вместе пела во время работы песни, честно делила заработок, ела из одного котла, имела общность судьбы, почитала единых богов (святых). Некоторые члены артели были связанны родственными отношениями. Эту народную артель в значительной степени повторила советская шабашка, а сельская община оказалась единственной животворящей основой колхозов. Сердцевиной общины было коллективное владение землей, которая выдавалась общинникам по своему качеству и числу едоков. Решали этот вопрос старейшины общины.
Почитание старших, уважение мастерства, мудрости и знания, признание человеческой индивидуальности было наложено на эти принципы сверху. В правах на пропитание и условия быта члены сельской общины были равны.
Насколько артель и деревенская община, просуществовавшие у нас тысячелетия в неизменном виде, могут быть использованы как база для сегодняшней языческой общины? Насколько они для этого требуют своего изменения и обновления — вопрос не только экономический, но и политический, нравственный, духовный. Самое удивительное, что потребность в общине продолжает жить в народном сознании.
1. Все мы, язычники, с одной стороны ориентированы на будущее, новое и необычное бытие русского народа. С другой мы чувствуем, что будущее должно быть следствием языческого обновления — некоей революции. Поэтому возникает вопрос — как понимать языческую революцию в России?
То, что такая революция будет, (иначе смерть) — в этом мы не сомневаемся. Иное — как?
Мы хорошо знаем, что десять и двадцать лет назад многие язычники понимали эту революцию вполне по- коммунистически. Огромные массы возмущенного народа, ведомые харизматическими вождями, в одночасье свергнут кремлевскую власть. После этого установится некая национал-социалистическая диктатура. Так, что «Вонзив вампиру в сердце нож, мы снова скажем — Мир хорош!» (Доброслав).
Жизнь, однако, показала, что «бодатой корове бог рогу не дал». Наши языческие революционеры, вдосталь накричавшись, так и оставили нас в недоумении без ответа на вопрос: а где же сам поступательный процесс этой языческой революции? Может где-то в глубинах русской земли среди язычников тайно растет заговор? Мы знаем, что ничего такого нет. Ничего нет претендующего на революционность, кроме группок яростных антисемитов, которые чем далее, тем больше являют нам свое моральное банкротство. Ибо кричать о врагах России и возбуждать чувство ярости у массы — это одно, а трезво разобраться в исторических процессах, понять как жить на своей земле правильно, и потом в самом деле так и начать жить — это другое.
Итак, мы оставим тех революционеров — подлинных деструктивных сектантов, для которых важен сам процесс нагнетания истерии в настоящий момент времени, а будущая новая жизнь и позитивный результат деятельности на самом деле не существенны.
Какова же наша реальная перспектива? Еще рез обратимся к той же книге А. Зиновьева, что цитировалась нами в начале: «Русская трагедия (гибель утопии)». Зиновьев провел десять лет в эмиграции. Почивший Зиновьев был профессором, автором ряда толковых книг, и патриотом, хотя и выраженным пессимистом. Заподозрить его в непонимании исторического процесса — трудно. На обложке его книги читаем: «Успешно осуществляется второй этап антирусского проекта. Впереди предстоит третий этап, пожалуй, самый страшный: он касается присутствия русских в истории человечества. Сущность этой части проекта, — постепенно искажая и занижая вклад русских в историю человечества, в конце концов, исключить из памяти человечества все следы пребывания их в истории вообще, сделать так, как будто никакого такого великого народа на Земле не было… Такая фальсификация истории не раз делалась в прошлом. А современными средствами это — заурядная проблема.»
Отчасти, это действительно очень похоже на то, что пишет наша истеричная патриотическая пресса. Но, повторю, никаких серьезных разъяснений — что конструктивное в нашей ситуации можно сделать — она принципиально не дает. Ответ на этот вопрос революционеры дают только один: «Бороться надо!»
Не ответил на этот вопрос и Зиновьев. Поэтому приходится искать ответ нам самим. Кажется ясным, что мы — русские, исчезаем с исторической сцены не потому, что не способны махать кулаками. А потому, что наш народ не может в новых условиях жить естественной здоровой жизнью, не может рождать следующее поколение и воспитать его в жизнеспособной системе ценностей.
Кто-то скажет, что нам нечего есть, русские бедны. Это так. Но это не главная причина. Процветали народы и более бедные, чем мы сегодня. Главная причина в утрате нацией жизненного тонуса, того самого, который необходим для поддержания состояния дарна. Собственно, на достижение этого устойчивого тонуса и должна быть направлена революция.
Обратимся теперь к книге М. Делягина «Возмездие на пороге Революция в России: когда как зачем?», 2006 г. Эта книга написана экономистом, приближенным к той власти и той экономике, которая сложилась в России с 2000 года. Книга написана с трагизмом и пафосом, но и с отказом понимать ситуацию.
По Делягину, роковая трагедия в том, что в стране сформировался класс «новых феодалов». Это силовая и коммерческая олигархии. Это и оказывается то новое дворянство, о котором говорят службисты и все те, кто мечтает о «Проекте Россия».
По Делягину, все силовые структуры облагают предпринимателя непомерной данью. Так же его, предпринимателя, грабят и налоговые инспекции. «Президент Путин сравнил действия налоговых инспекций с терроризмом». Однако это заявления президента оказывается только выпуском пара общественного недовольства. Реально ситуация не исправляется, а только ухудшается. Давление правящей бюрократии и силовых структур на средний класс неотвратимо нарастает. Так что средний класс готов перейти к самозащите, и признаки этого в виде неповиновения властям уже просматриваются. «Недовольство вызывает наглое и откровенное неисполнение государством своих прямых обязанностей, ведущее к систематическому ухудшению положения в целом ряде жизненно важных сфер жизни»…
Если рассматривать революцию как смену форм собственности и изменение отношения к средствам производства, то ни о какой революции у Делягина речи нет. Есть лишь провозглашение возможности бунта, конфликт с той силовой и административной группировкой, которая закрепилась у нас как правящая. Аналогичные, но более сильные и изощренные клановые группировки находятся у власти в Англии, в США, в Китае. Они так же порочны, и именно они формируют то, что мы называем «мировым злом». На их фоне, российская правящая группировка — это наивные люди с недалекими интересами.
Трагедия сложившейся ситуации в том, что хищные интересы российских государственных мужей направлены на русский народ, да и на другие народы России. Это не случайно. Интересы правящих группировок США, Западной Европы, Японии, Китая и мусульманского мира также направлены на русский народ, и на территорию России в целом. Соответственно, российская власть ориентируется мировым глобализмом так, чтобы она предавала интересы России, а не защищала их. Поэтому нам надо прекратить надеяться на государственную власть, и вообще на кого-либо. Выжить русским в исторической перспективе без возрождения самосознания — невозможно. Народное возрождение видится нам в появлении любых живых объединений русского народа.
Социальный взрыв в стране может произойти, несмотря на драконовскую власть и законодательство. Но здравый смысл говорит, что правящую Россией бюрократию и силовые структуры свергать бесполезно. Если их свергнуть, то либо возникнет окончательный хаос, либо появятся другие силовики и чиновники, которые так же очень быстро погрязнут в коррупции, потому, что иного примера перед ними не было. Выход из этой ситуации только лишь эволюционный. Государственных мужей нужно только лишь индивидуально карать за преступления, и учить.
Итак, самое главное: на сегодня в России нет здоровой традиции управления страной. Более того, утрачивается и сама память о традиционном русском быте, который должен спасать народ в условиях кризиса. Этих традиций почти не осталось от советской эпохи.
2. По этому, говоря об этнической революции, мы не имеем в виду революцию в ее советском понимании. Язычники не берутся свергать власть и устраивать новое государство по каким-то оговоренным трафаретам. Однако язычники заинтересованы в ином, более достойном и более самостоятельном образе жизни, чем тот, который навязывает мировой глобализм. Язычники хотят жить самостоятельно, честно и достойно, без воровства в древнем понимании этого слова. И язычникам так же нужна и власть в стране без воровства.
Власть нужна для наряду. Власть, которая существует сама для себя — язычникам не нужна. Не нужна и власть, которая будет учить язычников жить и объяснять: какому богу молиться. Язычники на то и язычники, что полностью знают: как жить самостоятельно и как богов почитать. Власть для наряда — это власть служащая: охраняющая страну и регулирующая внутренние отношения, но не диктующая их. Так что язычники критиковали, и будут критиковать государство в первую очередь за развращающую народ политику: за стремление глупо повелевать, а не умно служить.
Языческая революция — это подъем народного самосознания до такого уровня, чтобы народ был достоин служащей ему власти, власти «для наряда». Разумеется, сама нынешняя российская власть никак не хочет такой народной самостоятельности. Поэтому она и настроена к язычникам негативно. Власть борется за свое право повелевать, и для этого ей требуется разложение и развращение народа.
Как демократическое государство формулирует закон разврата и разложения, против которого направлена языческая революция? Этот разврат и погибель заключены в формулу: «Что не запрещено, то разрешено». Именно эта позиция, многократно пропагандировавшаяся и через вещающие на нас западные СМИ, и через демократическую прессу, навязчиво вдалбливается нашему народу.
В чем опасность этого утверждения? Опасность в том, что оно не совместимо с традиционной жизнью. В том, что это заявление возлагает на закон такую нагрузку, которая принципиально не выполнима.
Во всяком традиционном и жизнеспособном обществе законы государства не регулируют ВСЁ поведение народа. В значительной степени, поведение регулируется общинными нормами, которые могут быть не писаны, но которые соблюдаются внутри городских районов, деревень, артелей и профессиональных союзов. Это помимо того, что входящие во все эти объединения люди являются подданными государства. Таким образом, нравственность, этику традиционного общества определяет не правитель, а народ в целом, по-русски: Мир.
Идеология глобализма направлена на ликвидацию возможности поддержания народом каких либо нравственных норм жизни. Дескать, на это должен быть ориентирован исключительно закон, который разрешает или запрещает. На все безобразия и подлости, на которые способен демократически свободный человек, невозможно написать законов. Кроме этого, эти законы невозможно исполнить. Ибо приструнить циника и хулигана может либо власть, либо сам народ. Все мы знаем, что даже сильная власть не может заглянуть во все подворотни и проконтролировать все случаи человеческого общения. Поэтому без общественного соблюдения норм поведения и правил приличия, — государство все равно бессильно. Народ здорового общества должен иметь нравственную норму в душе. А если так, то эта норма должна ограничивать человека там, где предвидится исполнение закона, либо в том случае, когда закон не писан.
Обратим внимание на то, что большинство из нас не читали томов законов, но знают как себя должно вести, чтобы не нарушать ни законы, ни устные нормы приличия. Это знание, равное многим томам законодательства, пришло к нам исключительно устно, через нашу традицию, о масштабе которой мы даже и не подозреваем.
Запрет в традиционном обществе не может базироваться исключительно на писанном государственном законе, как не записываются, но соблюдаются правила семейной жизни. Именно так, при способности общества хранить запреты и нормы приличия, безо всякого государства, до сих пор и существовали веками народы. Так было в России — сколько помнит история. Глобализм и демократия приходят с лишением народа прав на выработку внутренних норм жизни. Демократическое государство присваивает, забирает у народа это право, после чего провозглашает: что не запрещено, то разрешено!
В результате следования этому принципу, в США имеет место следующее. Пусть две компании заключили договор о каком-то деле. Если условия договора предполагают возможность обмана, то этот обман обязательно произойдет, как только его возможность будет осознанна одной из сторон. Более того, если специалист фирмы усмотрел лазейку для обмана, но не сообщил о ней начальству, не воспользовался ею, то он будет наказан фирмой за плохую работу. Т. е. отношения между фирмами, да и между людьми таковы, что обман и предательство, если они изначально не были оговорены письменно, не могут получить со стороны общества осуждение и оценку именно как обмана и предательства. В результате обман и предательство не влияют на репутацию фирмы или человека. Вследствие этого, возникает животный страх друг перед другом, который обещал русскому народу Даллес.
По сути, вот против этого и направлена языческая революция. Языческая революция совершается за возвращение народу права и обязанности формулировать нравственные понятия, и следовать им. Для этого в русском народе должны вновь возникнуть общины, артели и не формальные союзы — ордена, где репутация человека будет определяться на основе норм традиции, а не законов государства, пусть даже при этом писаные законы совпадают с устной традицией. Народ демократического общества — народ, разложенный на отдельных личностей, никаких единых норм выработать не может. Нравственная норма рождается в людском сообществе, объединенном не формальными связями.
Сегодня, языческая община предполагает единство в обсуждении жизненных проблем на братчинах и единство в проведении традиционных обрядов. В общине есть повод быть людям вместе, делать единое дело, выработать единый взгляд на события жизни. Община дает роскошь общения — избавляет людей от одиночества, и сегодня во всем этом заключается важность и перспективное значение городской общины.
Языческая община предполагает и единство сопротивления глобализму, чего не может демократическое общество. Для примера сходим за границу. На 2006 год, негры и арабы в Париже утвердили свои законы внутренних отношений. Ведь, что не запрещено — то разрешено! Общество обязано это терпеть. Однако, при этом, коренные французы понемногу вытесняются неграми и арабами из французской столицы. Незаметно становятся в ней людьми второго сорта. Если бы коренные французы имели внутреннюю договоренность о взаимной поддержке, имели внутриобщинные связи, ничего подобного не было бы. Не было бы ничего подобного и у нас, в России. Диктат заезжей этнической группы был бы невозможен.
3. Ориентация на языческую революцию в политическом смысле, сегодня не позволит решить наши проблемы. Ни съезды, ни митинги, ни листовки, газеты, ни самопожертвования героев, ни даже захват власти в стране нынешними патриотами — не переломят ситуации.
Революционеры никогда не имеют грамотного плана устройства жизни после своей победы. Это исторический закон.
Революционерам вообще больше нечего делать, после того, как революция победила, поскольку к созидательной деятельности они не способны. Поэтому, захватив власть, они начинают резать друг другу глотки за передел этой самой власти. Это тоже исторический закон.
Исторически, во всех предыдущих революциях всего мира, народы помнили свой традиционный образ жизни. Поэтому, когда революционеры начинали меж собой резню, народ просто возвращался к традиции. В обществе это называется реставрацией, которая всегда неизбежно следует за революцией.
Сегодня, наш народ уже плохо помнит: как жить нормальной здоровой жизнью. Поэтому, в ситуации, когда революционеры вдруг победят, и займутся взаимной резней, народ так же может впасть в войну всех против всех, ибо удерживающих его традиционных якорей, от того, чтобы пойти «в разнос» может не хватить. Мировых сил, желающих подтолкнуть русских к такой резне предостаточно. Россия «мешает» и Западу, и Востоку.
Мысли о революции силовыми методами, являются не более чем стереотипами коммунистического мышления. Они были применимы, пока Запад не выработала эффективных методов борьбы против коммунизма. Запад учел коммунистический революционный опыт, и теперь полученный нами сокрушительный удар не имеет политического характера.
Мы получили удар в область наших этнических ценностей. Это для нас настолько ново, что массовое сознание не может понять это. Но понять придется, ибо это хорошо понимают те, кто нашим этническим сознанием манипулирует. Именно поэтому, языческая революция должна быть направлена не на перевороты и восстания, т. е. не в политическую сферу, а в сферу этнической жизни народа. Действительная война сегодня идет в сфере этнических понятий и норм жизни.
Итак, свернуть политическими методами нынешнюю «не справедливую» власть и тут же эффективно организовать свою — «справедливую», мы не в силах. И в этом есть свой плюс. Исторический опыт дает понять какой неизбежно окажется эта «справедливая» власть революционеров. Путь к победе лежит не в этом направлении. Не имея политической власти, мы оказываемся вполне в силах оказать благотворное давление на этническое сознание нашего народа, стимулировать его к самостоятельной жизни, независимой от жизни государственной машины. Этническое сознание у нас нынче самое уязвимое место. Именно в него бьют, именно его боится и не желает защитить государство, но именно его можно прикрыть действиями снизу.
4. Что случилось при демократии с нашим этническим сознанием? Мы уже обсуждали этот вопрос, поэтому кратко резюмируем сказанное. Случилось тоже, что с сознанием индейцев в Америке перед видом огненной воды и говорящего ящика. Мы слишком долго жили в тепличных условиях, и разучились охранять свой этнос, во всем доверяясь советскому государству. Само государство, давая людям социальные гарантии, в первую очередь вольно или невольно разрушало этническое сознание — ослабляло потребность людей во взаимной поддержке, в чувстве локтя. Нужна ли была народу такая государственная опека? Она явилась как политическое требование, а не как то, что народу действительно было нужно. С точки зрения здоровья этноса, такая опека была не нужна. У нас потерялся необходимый социальный иммунитет, а теперь мы сразу заболели всеми этническими болезнями. Это смертельно опасно.
Вернемся к огненной воде и говорящему ящику. Запад развернул перед нами такие потребительские перспективы, столько новых оберток, что люди отбросили свое родное и хорошее, и кинулись на заморское, далеко не всегда хорошее и нужное.
Ранее уже указывалось, что для усиления сбыта, глобализм формирует у нас сознание потребителей всего того, что сам потреблять не хочет. Плюс, он формирует ущербное духовное пространство, в котором хочет нас разместить. Так, все западные телепомои (а после 2006 года это и свои домашние телепомои на манер западных), выливающиеся на нашего обывателя ежедневно, имеют многоцелевое назначение. Экономическая составляющая этого назначения может быть и не главная. Это делается для формирования следующих компонент сознания нашей молодежи: а) Какие сильные и смелые парни в Америке (а я после этого не хочу быть русским, украинцем или белорусом) Российский вариант: те же парни в российских силовых структурах. б) Как они гуляют, пьют, жрут, сношаются! (и я буду так же). в) Они всегда герои — одиночки, у них как правило нет семей и детей. (я буду такой же). г) Они бесконечно борются с теми, кто стреляет и убивает. Сами они так же стреляют и убивают. (теперь я знаю, что так и надо себя вести, пусть весь мир против меня). д) Герой поплевывает на слабоумное начальство и никого не слушает, например, родителей, которые от него отстранены самой жизнью. (надо и мне посылать подальше своих предков).
Какое-то созидательное душевное напряжение, труд и результат, полученный людьми через этот труд, Запад в своих в телефильмах нам не рекламирует. Российское телевидение так же этого не делает.
Все это для большинства язычников очевидно. Говоря о том, как разлагают наше этническое сознание, нельзя не привести эти очевидные клише западного кинематографа.
Что же сделал с нами Запад? Посредством информационных технологий он создал новое пространство для жизни духа, которое иллюзорно, преступно и убого, но для многих оно кажется более привлекательным, чем прежнее духовное пространство. И это ключ вопроса! Идея, что при совдепии нам было плохо, а теперь очень хорошо — это ключевая идея демократической идеологии. Притом, что последние два десятилетия советской эпохи были прекрасным временем всеобщего благоденствия и покоя.
Естественно, что сегодня этот демократический постулат трещит по швам. И это хорошо, что он трещит. Но настораживает то, что лишь взрослая, сознательная часть населения возмущена бессовестной ложью демократии. Молодежь не выражает протестов против шельмования духа, и здесь нельзя судить только о московской молодежи. По всей стране, внутри сегодняшних двадцатилетних парней идет какой-то скрытый процесс. Отливается новая форма деловой реакции на обстановку, без ее выраженной критики, но и без того, чтобы принимать видимое и слышимое за чистую монету. В молодежи рождается неторопливая рассудительность. Похоже, что подлинно новыми русскими будут именно они. Будут ли они жизнеспособны? Ясность в этом вопросе наступит через десять — пятнадцать лет, к тридцатому году демократического режима. Сейчас же наша задача — сеять и сеять.
Истиной является то, что люди идут туда, где им хорошо. Душевно хорошо в первую очередь. И никакими силами их не удержишь. Надо ли им для этого подняться или опуститься — это уже второй вопрос. Хорошо им в западном боевике — они его смотрят, сколько бы я ни толковал им про значение этнической традиции. Меня просто объявят устаревшим, и наш диалог на этом закончится.
Что же надо? Надо вернуть, сформировать в нашей традиции такое ДУХОВНОЕ ЭТНИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО, жизнь в котором оказывалась бы более привлекательной, чем духовное потребление западных ценностей.
Ведь страшны не джинсы или мерседесы на русской земле. Страшно то, что они сокращают родовое пространство духа. Читающие эти строки уже наверняка научились сохранять свое духовное пространство, даже ходя в джинсах и обходя мерседесы. Этому могут научиться и другие люди.
Могу ли я, или любой другой отдельно взятый человек, такое духовное пространство показать, предложить людям? Не могу. Ибо я — единица. Круг личных духовных интересов человека по определению не является всеобщим. И то, на что один человек положит жизнь, может оказаться совершенно не интересным большей части общества.
Один человек не может создать, (восстановить) пространство для духовной жизни этноса. Оно обязано твориться коллективно, люди должны смотреть на созидательные дела друг друга. Тогда совместное дело завораживает и приобретает особое значение для каждого. Так, правильно и слаженно действующими коллективами мы вполне можем пересилить, разложить то духовное пространство, в которое нас сегодня загоняют. Многие из нас сделали это для себя лично. Теперь же наша задача показать ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬ нашего языческого образа жизни. Проявить совместность усилий. Увлечь людей не рассуждениями, а самой атмосферой нашей языческой жизни, душевным удовлетворением от правды, которую несет язычество.
При этом община, сообщество друзей, еще и чистит сознание. Информационные технологии глобализма ориентированны на одиноких людей. Община, дружественный коллектив, способны противостоять рекламе, ложным утверждениям, завлекательным предложениям с неясным исходом, согласию с политическими авантюрами. Человека в общине одурачить информацией извне значительно сложнее, чем одинокого человека. Это потому, что друзья, через диалог и обсуждение очередной лжи, быстро восстановят здравомыслие и поставят человека обратно ногами на землю.
Итак, наша революция должна сводиться не к размахиванию флагами и нагнетанию злобы, а к показу людям добра: того, что можно жить счастливо по-славянски. И это более сочно и чисто, чем та попса, которую навязывает демократия. Это и есть наша этническая борьба. Власть ненавидит нас именно за утверждение идеи нравственной чистоты. Но против самой этой идеи она еще не сумела придумать законов. Поэтому мы можем совершенно открыто отстаивать нравственные понятия нашей традиции. Сегодня с нами борются ложью, анонимными угрозами, давлением и замалчиванием без каких либо разъяснений.
5. Языческая община — это в первую очередь роскошь жизни во взаимном договоре и роскошь общения, которую не может дать демократия. Пропагандировать наши идеи правильнее всего сообща, общиной. Сама община должна быть примером того, как нам, славянам, жить достойно.
Что именно надо делать? Почти ничего. Просто жить по народной традиции, плюс всем показывать наш образ жизни.
Что не хватает нашим общинам для этого сегодня? Очень многого.
Итак, первое. Община — это, конечно, религиозное объединение. В ее основе лежит традиционное почитание божественного начала Мира и Природы. Как это реализуется практически — это уже конкретный профиль общины. В любом случае, богопочитание — это базис. Без него все распадается. Заявление «научного» атеизма, что все достижения общества, которые получены при наличии религиозности и веры, могут быть получены и в отсутствии религиозности — не выдерживает проверки жизнью. На духовные подвиги атеистов, обычно, не хватает.
При этом важно, что хотя вера, религиозность является как бы узлом культуры, удерживающем ее воедино, сам этот узел не должен выступать напоказ. Если не иметь в виду волхва или пропагандиста, а рассматривать рядового язычника, то его вера для него — живая драгоценность, которую он не выставляет наружу, не предъявляет на каждом шагу. Это потаенное. Это то, что лежит внутри души, к чему обращаются для соблюдения принципов. В суете городской жизни, язычник кажется не отличимым от всех остальных людей. Только лишь шаг его чуть тверже, а взгляд увереннее.
Большинство сегодняшних общин существует для того, чтобы проводить наши культовые праздники. Это хорошо, но этого мало. Это одно не формирует целостного духовного этнического пространства. Такое пространство легко рвется обстоятельствами нашей российской жизни.
Мы должны формировать не просто языческое этническое пространство для современной жизни. Мы должны формировать его целостно. Чтобы в нем не было брешей. Чтобы русские люди не были на своем празднике — славянами, а в офисе американцами.
Община это и религиозное, и мирское объединение людей, в котором первым условием является взаимная симпатия, дружба. Вторым — родство.
Второе. Языческая община тогда родовая, когда в нее входят хотя бы два поколения: отцов и детей. За двадцать лет поступательного развития языческого движения в России, это уже стало возможным.
Конечно, «дети» могут иметь духовные запросы соответствующие возрасту, но им правильно их иметь в рамках этнической традиции. «Детям» еще надо придумать себе большую игру в язычество, так же, как в девяностых годах играли в сказки Толкиена. Это кажется возможным и важным. В этом «детям» надо помочь. Через такую игру должен передаваться стереотип славянского поведения. Вопрос создания такой славянской игры стоит давно.
Стоит обратить внимание на мнение толкиенистов: они говорят, что у «славян» всегда напряженная психологическая атмосфера, поэтому им славянская игра не нравится. Откуда возникает это напряжение в славянских играх? От осознания, что ребята в действительности не играют, а реально живут, или это толкиноты слишком расслаблены?
Третье. В общину должны входить семьи. Это означает, что в общинах должно быть много женщин и привлекательных девушек. Это означает, что общинники среди своих и чужих общинниц выбирают невест. А этого сегодня — в начале века — почти нет. Заметно, что иные девушки приходят в общины за женихами, но ребята вовсе не собираются предлагать им руку. Они и уходят.
Если сегодня молодого человека воспитывает родитель плюс улица, то для язычника к этому добавляется еще и община. В общине должны учить человеческой порядочности. Современный молодой человек знает, что выйди он на улицу — и там везде не так, как отец учил. И кто после этого прав? Теперь же он будет знать, что есть не только один его отец, но есть много прекрасных людей, из которых он сделает бессознательный выбор для подражания. Это уже социальная среда и контроль за средой в которой складывается человек. Это качественно новый вид борьбы с демократией и американицацией наших детей.
Собственно, это корень вопроса. Если в общину придут семьи, как это, было в Питерской «Тропе на криницы», то мы одержим этническую победу. Чтобы пришли женщины, нужно иметь помягче нравы и поменьше революционеров. Поменьше отрешенных от практичной жизни религиозных фанатиков. Их-то бабы стороной обходят. Они, ведь, интуицией чуют, что из таких мужиков добрых мужей — собирателей хозяйства не выйдет. Они только разорить дом могут. А собрать — нет.
Потому революционеры, и вообще все экстремисты, без нормальных женщин. Так, на Купалу в Весенево, к Доброславу приехали на телеге из дальнего села девки. Приняли их доброславовы скины? Нет. Не обратили на них внимания. Так и уехали девки с Купалы обиженные. Было это в 2002 году. Ситуация — глупее не придумаешь. Но все, увы, глубоко закономерно. Говорили потом, что девки были пьяные, но были бы трезвые — ситуация была бы такой же.
В языческой общине должна развиваться культура семьи. Парень должен знать, что он скоро станет отцом нескольких детей. И это не так страшно, как иные думают. Девушка должна знать, что она станет матерью не одного ребенка, а обязательно многих. Эта установка должна присутствовать в атмосфере общинной жизни.
Надо иметь обыкновение проводить семью на общинные праздники. От этого люди становятся добрее.
Четвертое. Мы должны вспомнить все виды дальнего родства, и считаться с ними. Семья язычника — это не только дедушка, бабушка, мама, папа, я.
У нас должно быть много детей. Без этого русский народ не выживет. Этого сегодня в язычестве нет. Многие из нас вышли из русской революции, а революционер — он по смыслу бездетный, ибо он разрушитель.
Современное общество делает все, чтобы русские не рождались. При этом властями говорится одно, а делается совсем другое. Надо всеми силами компенсировать эту ситуацию. Община — это еще и детская дружба, это и помощь одеждой, пропитанием — например, покупкой мясного детского питания для тех родителей, которые сами его в достаточной степени купить не могут. А когда есть свой «детский сад», по очереди на квартирах или дачах у общинников.
Это очень важно, отдохнуть от своих чад пусть совсем не на долго. И общаться детям надо среди предметов своей культуры. Видеть предметы русского быта с детства, в условиях своего коллектива. Детских языческих игр и игрушек известна масса, что же они у нас пролеживают!
Пятое. Задача общины в обогащении своих членов через труд или предпринимательство. Хватит нищего язычества. Мы никуда не сдвинемся без средств существования. Со стороны никто ничего нам не даст.
Община должна думать как выгодно трудоустроить свою молодежь. В этом смысле общинники обязаны поддерживать друг друга. Если у кого-то появилась жизненная проблема, то первое, куда он просто обязан обращаться — это в общину. Община — это свои люди по жизни, а не только на празднике.
Шестое. Если нас побивают кавказцы, китайцы, вьетнамцы, цыгане своей массовой организованностью, то всем им надо противопоставлять организованность общины. Мы не должны быть одиночками в этом демократически враждебном мире. Инородцы знают как объединяться. Они делают это по родовому признаку. Думаю, это общемировое свойство. Оно появляется везде, где сильны родовые отношения. В этом смысле со всех диких народов надо брать пример, ибо биологическое начало подсказывает им правильное решение. В нас же зов этого начала пока еще задавлен.
Язычникам земля заповедована богами. Поэтому свою землю и жизненное пространство надо охранять всеми доступными способами. Для охраны территории язычники должны не только иметь свои дружины, но и быть связанны с экологической экспертизой, судами, милицией, прокуратурой и другой властью. Там везде должны быть лояльные нам люди. И если община просит от них то, что они обязаны делать по службе, — то они и должны немедленно реагировать, а не устраивать волокиту.
Такая ситуация, конечно, возможна лишь в перспективе, но ориентиры на это надо брать сейчас. У нас должна быть своя юридическая и силовая защита. У нас должны быть разделяющие языческую идею учителя, врачи, предприниматели, судьи, журналисты.
Седьмое. Община — это народное самоуправление. В общине есть признанные лидеры, но есть много вопросов, в которых требуется принятие коллективного решения. В принятии коллективных решений желательно учитывать мнения всех членов общины. Но надо четко понимать, что люди не равны. Организовавший общину волхов, и недавно пришедший в общину молодой человек, не могут выдвинуть равно компетентные предложения и принять равно компетентные решения. Соответственно, их голоса не могут быть равнозначны.
Традиционно, в Древней Руси коллективные решения принимались только лишь среди хозяев, владеющих землею. Именно, если у крестьянина есть семья и хозяйство, то его дети и его жена не принимали участие в решении общественных вопросов. Ибо жена решала все проблемы внутри хозяйства, а дети считались еще не достигшими такого разума, при котором можно принять правильное решение. Пусть сын уже стал взрослым парнем. Но если он еще не построил дом, не обзавелся женой и детьми, не пахал свое поле и не рассчитывал — сколько ему нужно посадить и собрать, чтобы прожить год безбедно, то считалось, что верное решение такой человек еще принять не может.
Не имели права голоса на собраниях и захребетники: глубокие старики, родственники или иные люди, жившие на земле крестьянина, но зависимые от него — не имевшие своей земли.
Собрание крестьян — землевладельцев выбирало старосту. Аналогично в городах выбирали «голову» или «тысяцкого». Все вопросы по выплате тягла (налогов), спорные и судебные дела вершили выборные земледельцами старосты, старшины, головы, десятники, сотники, тысяцкие. Княжеская, а впоследствии царская власть вмешивалась в это народное самоуправление лишь в случаях вскрытия уголовных преступлений.
Демократии — т. е. выборов на общественную должность неизвестного людям человека, который вложил в свою выборную кампанию взятые у неизвестных людей деньги, — Древняя Русь не знала. А если бы узнала, — то ужаснулась. Для древнерусского человека было аксиомой, что избираемый на общественную должность человек выбирался из своих же. Вся жизнь избираемого «лучшего человека» должна быть понятна, вся должна быть на виду. Избирали его всего лишь на год без каких либо особых затрат и подлой рекламы и агитации — на общем сходе легко и быстро. Компетентность: знание принятых норм жизни и проблемы волости — кандидату с очевидностью были известны заранее.
Все чужие для волости люди, все княжеские ставленники: наместники и тиуны, дьяки, доводчики, обысчики — всегда оказывались для народа тяжелейшим бременем. Таким же бременем оказался бы и избранный за счет подкупа общественности (или обмана через агитацию) неведомый демократический «избранник».
Сегодня за каждой общиной остается право организации выборного института власти. Сегодня большинство вопросов решается активом общин, при этом внутри достигается общее согласие. Если общины вырастут до семейных союзов, то естественно, что правом голоса должны обладать родители: те, кто доказал делом, что может жить традиционной жизнью, родить детей и воспитывать их. Естественно, если число голосов семьи будет определяться числом детей.
6. Чтобы переломить западное влияние и сохранить этническую самобытность нашего народа, язычники должны впитаться в поры российского общества и захватить инициативу в сфере культуры. Нас должны знать, нам должны верить, в нас должны видеть здоровых продолжателей национальной традиции.
Христианство для этого слишком нетерпимо, назойливо, воровато и элементарно нагло. Поп, равно как и уголовный авторитет, ведет себя так, будто все ему должны. Нам не следует быть таковыми. Наша вера не должна навязываться. Но мы обязаны показывать обществу традиционный образ жизни с традиционными ценностями. Примет оно все это только в том случае, если это действительно будет желанно для большинства. Самих язычников, живущих общинной жизнью, при этом может быть 2–5 % от всего нашего народа. И при этом требовать от всех общинников разбираться в тонкостях языческой веры — не нужно.
Где-то мы будем вынуждены переплетаться с людьми христианской идеологии. Нужно будет учиться ладить с ними, если для них более значима традиционная жизнь, а не религиозная догма.
Пропагандировать нужно не языческую религию, а сам образ жизни: какие мы в жизни есть в каждом конкретном случае. И это означает, что жизнь наша должна быть красива и достойна.
Философию, религиозные откровения и мистику надо оставить для тех избранных, кого влечет к этому, кто сам нас об этом попросит. Конечно, в язычестве обязаны быть свои глубокие мыслители и служители культа.
В общине, языческие религиозные начала обязательно должны преподаваться молодежи, которая во все это готова играть. Таковой будет атмосфера романтики грядущего времени. Вообще же, все русские люди имеют право на языческое знание, но они не обязаны его иметь.
В общине 95 % времени и сил должны идти на мирские проблемы. При этом жизнь общин должна быть достаточно прозрачной, чтобы нравственные нормы бытия не искажались.
Что же касается политической деятельности языческого движения, то она будет реально возможна, когда за нами будет стоять народная толща, и когда будут успешно развиваться наши общины. Тогда будет совершенно понятно: какие незначительные политические изменения надо сделать, чтобы закрепить наше поступательное развитие.
Со становлением русского народа как этнической целостности, будут решены все экономические, экологические и политические проблемы России как государства.
7. Создаваемые сегодня языческие общины живут своей жизнью, не зависящей от людей, которые в них входят. Община — это живой организм из доверительных отношений. В среднем община вертит годовое коло пять лет. Когда праздники годового кола освоены, энтузиазм из проведения слабеет. Община отходит от своих начальных идей, в ней меняются направления деятельности, укрепляются связи с другими общинами и начинают течь сложные (временами кризисные) процессы, которые кажутся закономерными. Сегодня они нам до конца не понятны. Существенно, что в общинах происходит накопление коллективного религиозного опыта. Экономическими единицами языческие общины, за редким исключением, не являются. Переход к экономике должен быть связан с приобретением земли. Нам кажется, что именно налаживание экономических отношений в общинах станет основой их стабилизации. Язычество не должно быть затратным для язычника. Язычество должно обладать своим внутренним воспроизводящим ресурсом.
Сегодня (на 2007 год) языческую идею поддерживает очень много людей, но если они не свяжутся между собой, то их симпатии к язычеству не получат развития. Нам видится, что иного пути развития язычества, кроме как общинного, на сегодня нет. Численность общины — до 20 человек. Больше не бывает, хотя попутчиков могут быть десятки и сотни. Дело в том, что общины строятся на основе взаимных симпатий свободных людей. В человеческом сообществе, в среднем, на 10–20 человек один ярко выраженный лидер. Как только число общинников становится 50, то лидеров оказывается 2–4. Они настолько индивидуальны, что им следует разойтись. Вместе они не уживаются. При этом распадается и община. Этот процесс можно осуществить грамотно и полюбовно, или неграмотно с обидами и вечной враждой. Происходит он в течение полугода или даже получаса. Для языческих групп, построенных на экономических отношениях, приведенные здесь числа могут оказаться неприемлемы.
Экономическая модель языческой общины на сегодня не разработана. Особенно тяжелые ситуации могут возникнуть, когда в общине собирают взносы, и есть не малые общие деньги, у которых не оказывается прямого хозяина. Правильно таких денег не иметь, а все средства собирать с людей непосредственно перед их затратой. С общественной собственностью бывают те же проблемы. Все вещи общины должны в то же время иметь конкретных хозяев.
Если в общине всего 5–7 человек, то это не значит, что она не состоялась. Задача общин постигать веру, проводить языческие праздники с богослужениями, сообщать всем вокруг о себе и своем образе жизни, чтобы пример чувствовался. При этом можно иметь активную политическую позицию, но в политике 7 человек ничего не значат. Поэтому более эффективным окажется взять на себя проведение, например, масленицы и коляды в родном городе, и чтобы с текущей политикой это не увязывалось. Тогда о вас сразу все узнают, и все порадуются доброму празднику. Вот эта чистая народная радость и будет самой лучшей политикой. Но это — тайна. Открыто это говорить не надо. Надо просто явно показывать, что русское — это хорошо и красиво. Тогда вокруг вашего «ядра» в 5–7 человек, сложится «шуба» из 10–30 человек. Эти люди будут появляться на праздниках и эпизодически встречаться с вами, но идеологию общины определяет «ядро» — группа активистов, искренне верующих людей, действующих безвозмездно ради идеи и во славу Богов.
Вокруг «шубы» складывается «облако» — это те, кто эпизодически помогает вам и сочувствует, хотя и ленится делать большее. Например, это сочувствующие журналисты. Осуждать «шубу» и «облако» — не надо. Просто эти люди на большее не способны, и хорошо, что они заняли свое место.
Группы, строящиеся на политической борьбе, где люди делятся на тех, что с нами или против нас, обычно в вопросы язычества не углубляются, и ни какого опыта жизни после себя не оставляют.
Ядро образуют ведущие обряды волхвы и их верные помощники. Ядро должно брать на себя руководство не только обрядами, но и вопросы информации, адреса, связи с другими общинами. Желательно иметь официальный адрес (телефон) для обращения с гражданами. Ядро ведает охраной капища (капищ) и его развитием, копкой валов, установкой новых изваяний и алтарей, если это требуется, доставкой валунов. Ядро ведает хозяйственной деятельностью.
Молодежь, жаждущую дела, надо сразу привлекать к главным делам. Если на данный момент дел нет, то надо (как это делали в РНЕ) отправлять агитировать и клеить объявления, например, о лекциях. При этом нужно учитывать, например, что студент не может открыто говорить о язычестве в своем институте. Его тут же запланируют исключить из вуза христолюбивые администраторы.
Жизнь показывает, что на связном телефоне не может сидеть какой- то наемный или случайный, не проверенный человек. В ответственный момент он либо оборвет вашу связь с миром, или попытается взять власть в свои руки, займется манипуляциями, будет кем-то использован против вас.
Так что работы у ядра довольно много. В настоящее время многим очень трудно поддерживать деятельность общины по причине элементарного отсутствия времени. Время уходит на необходимое для язычества творчество (литература, резьба, живопись), либо приходится работать просто для пропитания. Работа «ради веры», а не ради хлеба насущного временами оборачивается домашними скандалами. Здесь необходимо искать разумные компромиссы.
Наконец, внутри общин идет обмен новой литературой. В девятнадцатом веке, Бенкендорф ясно понимал, что никакая власть не может противостоять печатному слову. Насильственное изъятие книг у издательств производится и в наше время.
Нам не доступны ни радио, ни телевидение. Поэтому именно печатное слово сегодня активнее всего распространяет язычество по Руси, добирается в такие уголки, о которых никто и слыхом не слыхал. Но есть удивительный и вредный факт, не лезущий ни в какие ворота. Факт этот неоднократно подтвержден. Суть его в том, что язычники часто не желают знать, что делают и пишут их соседи. Литература оказывается крайне интересна тем, кто вступает в язычество. Те же, кто почувствовал себя языческим лидером в свой округе, начинают с пренебрежением отказываться от знакомства с тем, что думают в уже сложившихся центрах языческой мысли. Эта тенденция была осознанна Кругом Языческой Традиции. Круг принял за установку распространять языческую литературу с поддержанием атмосферы интереса к ее содержанию и к процессам в язычестве России в целом.
8. Нам так же важен опыт и мнение других людей по поводу общинного строительства и вообще, консолидации язычества. В этом смысле, крайне интересно писание некоего Оседеня с сайта ССО 2 февраля 2004 г. С одной стороны, Оседень — жертва политической революционности. С другой, его писание по своему продумано и выстрадано. Приведем его без особых правок. В нем есть своя ограниченность, но и своя профессиональность.
«…Анализ событий, в том числе целом ряде провалов акций приводит к выводу, что необходимо срочно менять тактику борьбы.
Необходимость этого назревала давно, уже ясно было видно, что разные движения оказались в своём, крайне специфическом тупике. Самая главная причина провала — отсутствие народной поддержки. Она кроется в том, что все движения строили свою пропаганду на использовании негативных образов (так называемый «поиск врага»).
Никаких акций. Властям только и надо чтоб вы оставались на уровне общин. Всего триста человек, за пару недель, способны очистить все рынки от чужаков, но лишь при условии, что в обществе возникнет соответствующее настроение, которое будет давить на власть, вынужденную попустительствовать вам. На данный момент у нас нет никакой народной поддержки.
На сегодняшний день все т. н. «этнические» организованные преступные группировки уже сложились. Они прекрасно финансируются, у них подготовленные кадры, прошедшие подготовку либо в лагерях, либо в «локальных конфликтах» (например, чеченская война, Карабах и т. д.). У них есть «свои» люди во всех структурах власти: от местных (например, при мэрии, префектуре), так и в силовых структурах (в основном, МВД, налоговая полиция, реже ФСБ). Причем это не только подкупленные чиновники, но и лица «кавказской» национальности, сами ставшие властью. ОПГ прекрасно вооружены, вплоть до автоматического оружия. А что на сегодняшний день могут противопоставить этому язычники? Пневматический пистолет плюс баллончик со слезоточивым газом? Поэтому призывы к «силовым акциям» на данном этапе следует рассматривать как провокацию.
Самый главный промах пропаганды — обсуждение исключительно врагов. Этим мы даём ментальную поддержку, усиливая их эгрегора. Мы должны начать говорить о русских, о славянах. Заняться пробуждением национального самосознания. Говорить о нашем великом прошлом и что мы должны не потерять память о наших предках. Кроме того, эта пропаганда обречена на успех, так как её практически очень сложно обезвредить легальными путями. Кроме того, она вызовет большее доверие в обществе, чем построенная на отрицательных образах врагов.
Меняем стратегию борьбы — легализуемся. Необходимо создать два направления: идеологическое и боевое. Для легализации первого возможные варианты: военно-исторические клубы, клубы для углубленного изучения истории и т. д.
Давно уже назрела необходимость проведения аналитической работы. Надежды на политические организации нет, т. к. большинство организаций либо парализовано ленью руководителей, либо их необразованностью, либо структура намеренно создавалась спецслужбами.
Для создания военно-исторического клуба или спортивно-патриотического общества (будем их именовать для краткости ВИК и СПО), обе организации следует зарегистрировать в местных органах власти. Можно зарегистрировать как общественную организацию (надо всего три человека), что тоже даёт возможность спокойно заниматься своим делом.
ВИК занимается позитивной пропагандой, привлечением молодёжи для изучения истории, созданием различных кружков для детей и подростков.
СПО пропагандирует здоровый способ жизни, различные принципы самооздоровления, обучает подростков приёмам самообороны… Не такая уж сложность снимать спортзал в школе для тренировок по самообороне и переоборудовать ближайший подвал в круглосуточную «качалку». Преимущества — все легально, никто придраться не может. Постоянный приток новых людей, которых, после отсева, можно смело зачислять к себе.
Наличие спортзала в наше время при больших пустующих площадях в каждом городе — не проблема. Национальный Клуб древнерусских ратоборств (Москва, А. Белов) — люди самостоятельно изготовили доспехи и оружие той эпохи и спокойно занимаются любимым делом.
Преимущества — если удастся «пробить» регистрацию, то совершенно легально сможете заниматься холодным оружием.
Охотничьи клубы. А вот это уже наиболее привлекательный вариант. Под видом выезда на охоту иметь возможность тренироваться в стрельбе, тактических действиях.
Преимущество — легализация гладкоствольного охотничьего оружия.
Недостаток — все члены общества будут взяты «на контроль». Поэтому целесообразно зарегистрировать только нескольких человек, остальные будут действовать под прикрытием «заядлых охотников».
Наиболее приемлемым вариантом будет создание в одном городе (области) всех указанных секций (клубов). В этом случае будет осуществлять всесторонняя подготовка борцов, а также будет обеспечен приток новых людей в движение.
Не забывайте о горизонтальных связях, очень хорошо, когда молодежь задействована в обоих организациях. Посодействуйте созданию таких же организаций в соседних районах. Наладьте контакты с уже существующими организациями и местными ментами. Менты вам будут благодарны (если они вообще способны на благодарность) за то, что вы избавляете их от подростковой преступности.
Все спецслужбы так или иначе пытаются осуществить контроль над политическими организациями состоящими в оппозиции к власти. Это всегда следует помнить, когда сталкиваешься с представителями органов безопасности.
Не обольщайтесь, когда некий представитель некоей структуры будет предлагать вам сотрудничество, в обмен на информацию о ваших соратниках. Здесь имеет место банальная вербовка. Главное — старайтесь как можно меньше болтать по телефону, в помещениях с ним, а также не пересылать ценную информацию по электронной почте. Запомните раз и навсегда — прослушивают всех и вся, а вас в первую очередь. Почему не рекомендуется болтать в помещениях рядом с телефоном? Да потому что конструкция наших телефонной сети/аппаратов позволяет спокойно прослушивать помещения.
Не верьте, когда вам говорят, что PGP может защитить информацию в ваших электронных письмах. Ломается всё и вся, было бы только желание, а его у наших врагов хоть отбавляй.
Учтите, мобильные телефоны — это идеальный радиомаячок, сообщающий ваше местонахождение с точностью до метра, не считая того, что они тотально прослушиваются.
Если такая уж необходимость, то лучше завести пейджеры и скидывать соратнику номер телефона, на который он должен перезвонить.
Официальный представитель вашей организации (партия, секция, клуб) легально обращается к местному райотделу (министерству) о возможности помочь в «поддержании порядка» на контролируемой вами территории. Пригласите их представителя к себе на съезд (разумеется, вы должны полностью контролировать его, нельзя допустить ни одного провокационного лозунга, выкрика).
Когда организации окрепнут и обеспечат постоянный приток молодёжи, переходим к этапу — «Патруль». Происходит отбор наиболее продвинутых членов организации и разбивка района по секторам. Рекомендуется взять под контроль, прежде всего, территорию школ и ВУЗов. Потом приходите в местные органы власти и предлагаете свои услуги по добровольной охране (бесплатной, это главная фишка) учебных заведений, подкрепляя свои слова альбомом с вырезками из «жёлтой» прессы о бесчинствующих бандах педофилов (действует безотказно).
Рекомендуется тщательно изучить статуты и указы о добровольных подразделениях и частной охране и требовать для себя таких же прав. В частности вытребовать для себя право ношения удостоверений, проверки документов у всех, кто появляется на территории школ и детсадов, составлять свои картотеки, фотографировать подозрительных личностей. Желательно постараться выбить право досмотра личных вещей у подозрительных личностей. Если это не выйдет, то поступать как чекисты в фильме «В августе 44-го», то есть предложить добровольно показать, а если откажется, то предложить пройтись к ближайшей ментовке. Если у человека ничего криминального нет, то он сам покажет, что он чист, а если у него что-то нехорошее с собой, то он попытается смыться под различными предлогами. Для того чтобы ваш поход в органы власти увенчался успехом, важен был первый этап — создать о себе хорошее мнение, наладить хорошие отношения с ментовкой и представителем власти по делам с молодёжью.»
Судя по этой деловой записке — требуется только личная инициатива и желание, и русская земля будет принадлежать русским людям, а не явившимся неизвестно откуда жуликам.
9. Вопрос о социальной важности формирования языческой общины упирается в вопрос роли язычества в истории России, русского народа. Развитие язычества было прервано в то время, когда политически развился Грозовой миф. В результате, язычество застыло в наших общественных отношениях на века.
О «Грозовом мифе» все сказано выше. Заложенная в него идея вины народа не была принята славянскими племенами. Исторически, религия Перуна утвердилась не в Древней Руси, а в княжестве Литовском. Обозленный неудачей Владимир скинул своего Перуна в Днепр и принял другую религию вины — христианство.
Государственное язычество забылось, но форма отношений власти и народа, заданная Грозовым мифом закрепилась на тысячу лет. Власть все века понимала народ обязанным ей данником, с которым можно делать что угодно. Народ — презирал за это власть. Грозовой миф застыл в общественных отношениях на века.
Выход из этого политического тупика видится один: осознание язычества на государственном уровне. Признание, что христианство — антисистема, по сути лишь консервант этого мифа, и преодоление мифа — покаянием государства перед народом, официальным отказом от христианства, а затем и от Грозового мифа. Таким образом, идея, что государство — господин, а народ — данник, должна быть изжита и должна быть отринута и государством, и народом. Народ и государство должны быть партнерами. Пример, образ такого партнерства это Минин и Пожарский. В них мы видим прообраз единства Перуна и Велеса. В этом единстве заключена вечная сила России. Из этой силы исходил Святослав, скрепляя договор с Византией именами Перуна и Велеса. Из этой идеи нужно исходить и через тысячу лет после Святослава. Иначе — политический конец России. Четвертому Риму не быть. Религия вины более не катит.
Но это уровень государства. Государству нужно мучительно умереть в своей прошлой форме и возродиться в новой. В действительности же мы видим, что совершаются революции и перевороты, государство меняет название, но в своей сердцевине остается прежним. Надеяться, что государство само без, правильной народной помощи, сумеет выйти из своего тысячелетнего конфликта с народом — пока не приходится.
Без здорового народа не может быть здорового государства. Но тогда, как народ? Мы понимаем и видим, что здоровый народ должен быть способен самостоятельно решать: что нравственно, а что нет; как жить можно, а как нельзя. Запреты и обязанности народ должен сам возложить на себя, помимо государства. Государство должно лишь закреплять законодательно те правила жизни, к которым сошелся народ, а не навязывать свои чудные законы, олигархов корысти ради.
Законы бытия народа неизбежно хранятся и вытекают из языческой веры. Ибо кто заповедовал нормы жизни для народа? Конечно наши боги — предки. Раз так, значит язычество — это институт родового права. Поэтому язычество говорит о Нравственном Законе, действующем и в Природе, и в обществе.
Нравственный Закон и родовое право могут сохраняться лишь языческими общинами, организациями. Среди атомизированных, морально изолированных друг от друга людей, сохранение родового права не возможно.
Язычники могут благотворно поддержать весь наш народ, только демонстрируя свой внутренний Закон жизни. Этот закон с неизбежностью оказывается родовым и нравственным Законом. Государство сплотить и защитить русский народ, очевидно, не в силах.
Поэтому, историческая миссия язычества видится в том, чтобы вернуть народу общинность и родовую законность. И тут встает вопрос: выполняем ли мы — язычники эту функцию сегодня? Да, государство против нас. Но разве это причина существенна, разве государство в силах противопоставить что либо действительной воле народа?
Я с трепетом в душе вынужден признать, что сегодня мы не сумели структурировать движение и возложенной на нас миссии не выполняем. Сегодня наши общины и собрания более похожи на тусовки толкиенистов. Это прекрасные люди, которые прожили молодость в романтических грезах, и почти все разошлись ныне. Они писали книги, шили плащи, делали мечи, ездили на обряды в леса. От них осталась сказки: «семь бессмертных конунгов», «Дом Дракона», «Черная книга Арды»… Но что в этом толку, если эти сказки более никого не зажигают? Их начало приходится, условно, на 1980 год. Конец, условно, на 2000 год. За это время, из мутного брожения молодых умов явились лидеры с ясным и цельным суждением. За ними вышли последователи. Но интерференция множества их устремлений и мыслей потеряла первоначальную чистоту. Краски движения померкли. И люди разошлись, увидев потерю смысла.
Если через 10 лет мы, язычники, будем существовать в количестве не меньшем, чем сегодня, то мы превзойдем толкиенистов в жизнеспособности. Но это вовсе не будет означать, что мы выполняем свое предназначение. Может быть, его выполнят наши дети? Мы учим детей языческой вере. Но смогут ли они сделать больше, чем мы? Пойдут ли дальше, или чей-то внук через пятьдесят лет скажут: Мой дедушка был язычник. Он мог очень многое. Но у нас быть таким как он, уже не получится.
Нам слишком хорошо знаком такой ответ. Мы все сегодня говорим так же. Для нас образцом жизнестойкости оказывается девятнадцатый век. В детей нужно верить, но перекладывать на них то, что возложено на нас сегодня — нельзя.
Наше назначение сегодня — это утвердить новую (жизнеспособную старую) форму общественных отношений, при котором рядовой человек будет иметь чувство локтя. Будет знать, что за него встанут десятеро, если потребуется. Это означает — иметь сильную общину. Это означает, что общины из сегодняшних клубов общения должны превратиться в производственные и хозяйственные организации с собственностью и денежным оборотом. Или параллельно с общинами — клубами должны появиться такие производственные общины. Потому как из одного другое пока никак не вытекает.
Как-то раз я привел одного владельца земли на собрание язычников — он горел желанием организовать на своей земле «языческий монастырь». Послушав и посмотрев, он ясно сказал мне: «это тусовщики, с ними ничего нельзя сделать». Иначе говоря, такие, как мы — язычники есть сегодня (на 2006 год), мы не выполняем нашей стратегической задачи спасения русского народа.
Тогда где же те люди, которые сумеют поставить язычество на более серьезный уровень? Наверное, они иначе должны мыслить и подходить к вопросу, чем мы сегодня. Наверное, должны иметь иные идеалы и установки. Может быть, в этом вопросе практичный Питер со своей «поморской верой» пойдет дальше, чем ортодоксальные язычники Москвы. Может быть, это будут анастасийцы, которые подхватят традиционное язычество вследствие бедноты учения Мегре. Иначе говоря, учение выскажут и привнесут одни, а внедрят в свою практику — другие. Как бы то ни было, должны появиться люди, которые сделают следующий практический шаг, — тот, на который именно сегодняшние язычники пока не способны.
Это не самобичевание. Это факт. Жизненно важное начало в эту жизнь мы — язычники приносим. Но до логического конца довести наше дело пока оказываемся не в силах. Слово «волхвов» принимается людьми, но пока это слово не двигает миром, не стало «материальной силой».
Стоит вспомнить о том, как строились старообрядческие скиты. В каких трудных условиях люди начинали жить, во имя веры и идеи, которая их вела! Все было против них, но они держались. С этим может быть сравним только энтузиазм первых лет советской власти, — первой пятилетки. Конечно, пассионарость старообрядцев ушла на борьбу со стихией и государством. В чем-то она оказалась потраченной напрасно — это по нашим сегодняшним меркам. Суть не в этом. Суть в том, что они были способны ради веры на подвиг и жертву, на которую мы сегодня, кажется, не способны в такой степени. Если пассионарность измеряет время жизни общины или религиозного согласия, то либо наша — языческая пассионарность еще не разгорелась, либо нас ждет участь толкиенистов — бледно просияв, сойти со сцены, оказавшись бесполезными для своего народа. Тогда волхвы утратят свою силу, и русскую землю заберут иные народы.
Язычникам есть что терять в этом мире, и есть — что в нем делать. Бездействие гибельно. У язычества и у русского народа нет иного пути, кроме как через труд, самосознание и общественную договоренность утвердить себя в этом мире.
10. И еще. Где проходит грань между родовой и не родовой жизнью? Мой старый друг — художник предложил мене написать для французов несколько картин на тему «дольче вита» — «сладкой жизни» под Европу 19 века. Это красивые пейзажи с неторопливыми дамами, сценки с детьми на улицах или рынках, умилительные бытовые сюжеты, и так далее. Спрос рождает предложение.
«Сладкая жизнь», какой она требуется ныне французам, и вообще западным европейцам, противоположна душевным порывам, героизму, борьбе, научному поиску, вообще творческому и созидательному началу. Она есть слюнтяйство и болезненное потребительство, рожденное закатом цивилизации. Очевидно, потребность в такого рода картинах означает дряхлость, усталость нации. При всем этом, французская «сладкая жизнь» включают в себя и медленное не торопливое бытие рода, с естественными радостями семейной жизни. И в этом для русского человека нужен иной термин. Мы говорим: «родовая жизнь».
Все язычество, известное нам из этнографии и истории, оказывается системой общинного бытия рода. Такой системой, которая хранит в себе опыт поколений и позволяет не делать жизненных ошибок. Только лишь следуй дедовым заветам — и не пропадешь ни в какой ситуации!
Но еще, родовая жизнь — жизнь в общине среди единоверцев, давая человеку радость и сладость бытия, все же не дает ему впадать в состояние «сладкой жизни», когда размягчается душа, утрачивается воля, и появляется тайное желание жить не по правде.