На улице почти стемнело, и я не сразу различил в толпе широкие коричневые плечи. Я приостановился, пока Блуто ждал сигнала светофора возле Эксчейндж-плейс, и тут зашипел сотовый. Майк.

— Ты же просто следишь за ним, да? — спросил он.

— В смысле?

— В смысле, я знаю, что ты злился на Томми, знаю твое отношение к этим видео и не хочу, чтобы тебе в разгар работы по делу прищемили хвост какой-нибудь глупостью вроде обвинения в нападении. Ни тебе, ни твоему брату это ни к чему.

Зажегся зеленый свет, и Блуто шагнул вперед.

— Никаких глупостей, — пообещал я и, выключив телефон, перешел Бродвей следом за Блуто. Он двинулся на запад, по Эксчейндж-элли, и снова на север по Тринити-плейс. Пройдя полквартала, вошел в административное здание.

Старое — примерно пятидесятых годов, — из коричневого кирпича, ниже соседних домов, в своем нынешнем воплощении оно называлось «Тринити тауэр». Свеженькая мраморная облицовка и матовое стекло не могли полностью скрыть стареющих костей. К счастью, холл был небольшой, поэтому лифты просматривались с улицы. На руку сыграли и новенький справочник здания, и природная тупость охранников.

Через стекло я видел, как Блуто сел в лифт — в одиночестве, — как потом огонек добрался до 11 — го этажа и остановился. Я пролистал справочник и вошел. Нацарапал в регистрационном журнале название юридической фирмы с двенадцатого этажа и показал охранникам водительское удостоверение. И они пропустили меня, даже не взглянув.

Согласно справочнику здания, одиннадцатый этаж занимали три компании с ограниченной ответственностью: «Фенн партнерс», «МФ секьюритиз» и «Трейдинг пит», — и, очевидно, располагались они в одном офисе. Из лифта я вышел прямо в безлюдную приемную. Все три названия в синем пластмассовом исполнении значились на табличке над секретарским столом. Справа были расставлены неуклюжие кожаные кресла и стеклянные столики — зона ожидания, тоже свободная. Дальше, за невысокой — по пояс — перегородкой, находилось тусклое пространство с серым ковром, лампами дневного света и кабинками.

Кабинки, крохотные, с низкими стенами, были оборудованы узкими столами, вращающимися стульями и плоскими экранами. На последних мелькали таблицы, графики и цифры, хотя на данный момент шоу разыгрывалось перед по большей части пустыми стульями. Несколько человек в кабинках — только мужчины — запихивали что-то в портфели и надевали пальто, направляясь к лифтам. Они не обращали внимания ни друг на друга, ни на меня. Через несколько минут я остался в одиночестве.

На столиках были разложены глянцевые буклеты, я взял один и начал читать. После четырех страниц фотографий, диаграмм и перегруженной аббревиатурами болтовни о новейших торговых технологиях, самой последней информации о рынках, передовом управлении рисками, системе котировок второго уровня, больших возможностях для обучения, а также низкой, очень низкой, чрезвычайно низкой оплате я знал о «Трейдинг пит» все, что нужно. Фирма-однодневка, своего рода мотель, где за низкую, очень низкую, чрезвычайно низкую оплату любой человек, однодневный трейдер, может снять кабинку, воспользоваться торговыми системами и заработать или потратить деньги в чистом, хорошо освещенном месте. Теоретически системы фирмы были лучше, чем те, к каким можно получить доступ из дома, оплата ниже, чем при торговле через дисконтного брокера (по крайней мере для массовых игроков), программы быстрее, обстановка же дисциплинировала и собирала в кучку даже самых несобранных граждан. Правда, на нескольких экранах я заметил домашнюю страницу популярного онлайнового покера.

Самой полезной оказалась последняя страница с биографическими сведениями об администрации фирмы. И фотографиями. Первым шел Блуто — основатель, председатель и генеральный директор компании с ограниченной ответственностью «Трейдинг пит».

Митчелл Фенн.

Согласно брошюре, Фенн был ветераном индустрии ценных бумаг: работал старшим вице-президентом в крупной брокерско-дилерской фирме и директором этой фирмы по торговым операциям, ушел оттуда два года назад и основал «Трейдинг пит», слепив ее из остатков нескольких других однодневных организаций, не переживших рыночного спада. На фотографии красовалось широкое загорелое лицо под копной вьющихся темных волос. Он улыбался, показывая крупные блестящие зубы, и улыбка казалась какой-то голодной. Я бросил брошюру на стол и шагнул в лабиринт кабинок.

Фенн нашелся в северо-западном углу этажа, в большой, отделанной хромом и кожей комнате с видом на место, где прежде стояли башни-близнецы. Развалившись в кресле за столом из хрома и стекла, Фенн разговаривал с сидевшим напротив рыжеволосым парнем в сорочке и галстуке. Парень улыбался и кивал. Черные кудри Фенна уже припорошила седина, глаза окружала паутинка морщинок, и вообще при ближайшем рассмотрении он выглядел лет на десять старше, чем на фотографии. Ему, казалось, около пятидесяти. Без пальто и пиджака, рукава голубой сорочки закатаны над толстыми предплечьями. Я остановился в дверях, и он сразу же узнал меня. На миг его лицо застыло, а потом на нем появилась широкая жадная улыбка.

— Черт, а ведь Томми на твой счет не ошибся, — сказал Фенн. Голос у него был низкий, с сильным бруклинским выговором, и это почему-то поразило меня. Подсознательно я ожидал той же синтезированной речи. — А ведь он говорил мне сегодня не приходить. Но я не послушал — любопытство одолело. — Он повернулся к рыжему: — Усвой этот урок, Крис: никогда не спорь со своим юристом.

Крис перевел взгляд с Фенна на меня. На его одутловатом лице читалась озадаченность. Он положил большие руки на колени, словно собирался встать.

— Это твой друг, Митч? — Голос у него был на удивление высоким и полным юношеского гонора. Он провел руками по подстриженным ежиком волосам, глупые голубые глаза сузились.

Фенн улыбнулся шире:

— Нас не представили, но мы уже видели друг друга… не так ли?

— Ну, я-то тебя увидел не в первый раз, — отозвался я.

Широкая улыбка не дрогнула, но стала холоднее, а голос — вульгарнее.

— Да ну? Надеюсь, у тебя от этого не развился какой-нибудь комплекс неполноценности. — Его смех был похож на хриплый лай.

— Ощущения больше походили на расстройство желудка.

Фенн продолжал улыбаться, но даже Крис не мог не почувствовать, как в нем вскипает гнев. Парень понятия не имел, что за сцена перед ним разыгралась, однако поднялся.

— Думай, что говоришь, приятель. — Он был выше меня примерно на дюйм и фунтов на двадцать тяжелее.

Я внимательнее посмотрел на Криса: веснушки, курносый нос, тонкие губы, передний зуб со сколом, — и узнал фотографию из брошюры. Кристофер Фиц-как-то-там, главный по сбыту. Понятно: хочет произвести впечатление на босса. Я покачал головой:

— Тебе не нужны зрители, Митч.

Фенн снова хохотнул:

— Зрители для чего? Ты что, фокусы показываешь?

Крис сделал шаг вперед и ткнул пальцем в мою сторону, а потом — в сторону двери:

— Эй ты, вон отсюда! — Он покраснел, сжал кулаки. Темные глаза Фенна сияли предвкушением.

— Из-за тебя он может пострадать, — заметил я Фенну. Тот за спиной у Криса пожал плечами. Крис сделал еще шаг.

— Слышь, козел, здесь может пострадать только один тип, — сказал он. И поднял руки, чтобы толкнуть меня в грудь. Я отступил, он пролетел мимо меня, и я придал ему ускорение, ткнув между лопаток. Одновременно я подставил ногу, и Крис вывалился в коридор, взмахивая руками, как неуклюжая птица. Я захлопнул дверь, запер ее на замок и посмотрел на Фенна. Тот громко расхохотался.

— Томми говорил, что ты тот еще тип, — заметил он, сотрясаясь всем мощным телом. В коридоре Крис ругался и дергал за ручку. Потом пустил в ход кулаки.

— Ты в порядке, Митч? — орал он. — Вызвать охрану или копов?

— Нет, — крикнул Фенн. — Никаких копов. Все нормально, Крис… Увидимся завтра.

— Ты уверен? Я могу…

— Завтра, Крис, — повторил Фенн. Крис наконец понял и ушел. Фенн взял со стола красный резиновый мячик и начал сжимать его. Покачал головой:

— Или я ошибаюсь и ты намерен попробовать и меня пошпынять? Потому как, скажу я тебе, со мной будет непросто.

— Звучит заманчиво, но я пришел поговорить.

Фенн откинулся на спинку кресла и скроил улыбку. Может, он облегчение испытал — трудно сказать.

— Если хочешь поговорить — говори с Томми.

Я подошел к столу, бросил пальто на свободный стул и уселся.

— Томми я уже выслушал. Его слова показались мне неубедительными.

— Ну, это ваше с Томми дело.

Я тяжело вздохнул.

— Тебе обязательно, чтобы я предпринял все обычные шаги?

Фенн сжал резиновый мячик и уставился на побелевшие костяшки.

— Это какие же? — спросил он.

— Такие, которые делаются при заявлении в полицию.

— Каком еще заявлении?

— Для начала насчет тебя и Уильямсбергской Русалки.

Некоторое время Фенн молчал, разглядывая свои пальцы на красном мячике.

— Видимо, теперь у меня должны подкоситься ноги? — наконец спросил он.

— Лучше подумай о реакции копов. Особенно когда они посмотрят видео Кассандры.

Фенн ухмыльнулся:

— Знаешь, я так и не видел конечный продукт. Надеюсь, в фильме я хорошо выгляжу.

У меня зашумело в ушах.

— Ага, Митч, ты выглядишь великолепно, когда душишь ее… пожалуй, не хуже, чем когда бьешь или прижигаешь груди свечным воском!

Фенн выпустил мячик. Тот отскочил от стола и остановился у телефона. Фенн прищурился, ухмылка наконец исчезла.

— Да иди ты, Марч… эта сука была ненормальной, но ненормальной совершеннолетней. Она знала, на что идет, и ей это нравилось, так что не надо мне нотаций читать.

Я стиснул подлокотники и, видимо, изменился в лице. Фенн оттолкнулся от стола, отъехав в кресле на полфута.

— Она что, была твоей подружкой?

Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Больше не называй ее сукой, — тихо сказал я.

— Как скажешь, — согласился он. — Я только имел в виду, что она не школьница, и копы это поймут. И в любом случае я могу рассказать, когда и где был.

— Конечно, копы поймут, и, конечно, ты расскажешь, но кто знает, чем заинтересуются другие конторы? Может, твоим бизнесом, а может, твоими клиентами…

Фенн прищурился.

— Какие еще конторы?

— Не знаю. — Я пожал плечами. — Например, налоговое управление. Или комиссия по ценным бумагам и биржам… Контор хватает, надо только позвонить.

Фенн уставился на меня, сердито сжав губы, и я почти видел пар, поднимавшийся от темных кудрей. Он покачал головой:

— Томми сказал правду: я уже несколько лет не виделся и не разговаривал с ней. И не имею никакого отношения к случившемуся.

— Почему же ты отправил Томми на поиски?

Фенн провел рукой по загривку и глубоко вздохнул.

— Не так давно — месяца три назад — я получил письмо с фотографией. Мы с ней вместе. А через несколько дней пришла записка. Вымогательство… вернее, попытка.

— От кого?

Фенн фыркнул.

— Разве у шантажистов в обычае подписывать письма?

— Ты решил, что это Рен?

— Из-за фотографий и ерундовых угроз я так и подумал. Ведь я же никогда не знал, кто, черт побери, эта Рен. Вот почему я позвонил Томми.

— Чем конкретно Рен угрожала?

— Да ту же пургу гнала, что и два года назад, — ответил Фенн. — Послать фотки боссу, жене, ее родичам — в таком духе. — Фенн умолк и на удивление самодовольно улыбнулся. — Только она не знала, что информация устаревшая. Не знала, что поезд ушел давным-давно.

— Что это означает?

— Это означает, что за последние два года все изменилось и на меня уже не надавить.

— Что значит «не надавить»?

Фенн засмеялся.

— Два года назад я еще был женат, работал на хозяина и только собирал деньги вот на это. — Он жестом обвел комнату. — Теперь я свободен, я тут главный и шесть месяцев назад расплатился с последним инвестором. Так что, если кто хочет закинуть снимки, где я трахаю красивую девчонку, в Интернет — полный вперед. Мы там неплохо вышли — глядишь, на меня предложения о знакомстве посыплются как из рога изобилия.

— Почему тогда просто не игнорировать письмо? Зачем посылать Викерса на поиски?

— Вот и Томми советовал оставить все как есть, но я сказал: «Ни за что». Пусть я неуязвимый — ненавижу, когда меня пытаются запугать. Ненавижу, когда ко мне пристают; ненавижу, когда вмешиваются в мою жизнь. Не позволю, чтоб меня пентюхом считали. Это, черт побери, оскорбление.

— И что Викерс должен был сделать, когда найдет Рен?

— Поговорить с ней, вот что. Объяснить, что я знаю, кто она, и что у нее будут неприятности — серьезные юридические неприятности, — если она не отстанет от меня.

Я покачал головой. Очень знакомые слова, да и рассуждения тоже.

— Что было потом? — спросил я.

— Все, как Томми тебе рассказывал. Он ее нашел, они поговорили. Ни до, ни после Томми с ней не разговаривал.

— Какова была реакция Рен?

— Этой су… девушки? По словам Томми, она жутко удивилась.

— Удивилась, что он ее нашел?

Фенн покачал головой:

— Не только. По словам Томми, Рен не знала, что он, черт подери, имеет в виду. Не знала ни о фотографиях, ни о письмах, и о шантаже ни сном ни духом. По словам Томми, она была просто потрясена.

— Он ей поверил?

Фенн пожал плечами.

— Я говорил ему, что эта цыпочка могла бы продать лед эскимосу, но он все равно купился.

— А ты нет?

— Ну, я-то одно время с ней тесно общался. Вдобавок после их разговора мы больше не слышали ни слова ни о фотографиях, ни об угрозах, ни о деньгах. Для меня это означает, что Рен поняла намек.

— Для копов это может означать, что ты убил ее.

Фенн хлопнул рукой по столу.

— Ты не слушаешь? — Его голос был напряженным и громким. — У меня не было причин убивать ее. Фотографии ничем мне не угрожали, только бесили. Рен меня просто раздражала. Черт, да если бы я планировал убийство, по-твоему, я бы отправил Томми искать Рен? Мы с Томми из поисков секрета не делали.

— Может, когда ты ее нашел, все стало по-другому. Может, она что-то такое сказала или сделала…

— Что… какое-нибудь преступление по страсти? Я тебе говорил, что даже не видел ее больше. И был за границей, когда она умерла. — Я покачал головой. — Не веришь? Вот, смотри. — Фенн открыл ящик стола, вытащил большой желтый конверт и подтолкнул ко мне.

Я заглянул внутрь. Пятнадцать страниц (только ксерокопии), в основном авиабилеты и квитанции из отелей. Рио, Сан-Паулу, Буэнос-Айрес, Пунта-дель-Эсте, потом снова Рио — три недели, как и говорил Викерс. Я вернул конверт.

— Это ничего не значит. Ты мог кого-нибудь нанять.

Фенн покачал головой, на его губах снова заиграла усмешка.

— Никак не можешь решить, что выбрать, да? «Нанял» или «преступление по страсти»? Нанять человека означает планирование, а если бы я планировал убийство, я не заставил бы Томми поднимать дичь, да еще так громко. А «разозлиться» означает, что я должен был быть в Нью-Йорке. А я, как видишь, не мог. В довершение всего у меня, черт побери, не было никаких причин мстить этой девице, разве что подать на нее в суд. Ради Бога, Марч, для парня, который считается умником, ты редкостный дурак.