Стоило мне дотронуться до кнопки, как мой сорок пятый тут же оказался у меня в руке, курок взведен. Когда дело касалось запоров на дверях, Ли, как истинный житель Нью-Йорка, становился педантом, ни за что не успокоится, пока не закроется, но теперь дверь почему-то оказалась открытой. Я подошел слишком близко, чтобы возвращаться назад, поэтому резким толчком распахнул дверь, вкатился внутрь и залег за углом, готовый вогнать пулю в любого, кто появится на моем пути.

Подождал, быстро сменил дислокацию и подождал еще. Никакого движения. В ярких лучах утреннего солнца весело танцевали пылинки, снизу, с улицы, доносился монотонный гул моторов. Еще секунд через тридцать я поднялся с пола и бросился к дверям своей спальни. Она была пуста, кровать не тронута. Тишина и покой.

Дверь в спальню Ли, расположенная с другой стороны гостиной, была закрыта, на полу валялось несколько писем и газет, Я одним броском оказался около нее, высадил ее ногой и подождал, что произойдет. Ничего.

Но на этот раз я услышал какой-то шум: невнятное бормотание, перемежающееся с бульканьем. Жалюзи были закрыты, и я направился через неприбранную спальню к ванной Ли. Странные звуки стали громче, казалось, они таинственным образом то затихали, то поднимались чуть ли не до истерических ноток.

Когда до меня дошло наконец что это такое, я убрал пушку и с такой силой бросился на дверь ванной, что язычок замка отвалился как отрезанный. Ли лежал в ванне, руки-ноги связаны, рот заклеен пластырем. Сверху положили тяжелый железный стул, чтобы он, не дай бог, не сумел подняться со дна, из крана медленно текла вода. Кто-то явно хотел продлить мучения Ли как можно дольше. Шея его была вытянута, мышцы напряжены до предела: парень из всех сил старался не захлебнуться. Расширенные глаза были наполнены неподдельным ужасом.

Я перекрыл кран, откинул в сторону стул и вытащил друга из ванны. Когда я разрезал веревки, от неожиданного облегчения его начало тошнить, из носа потекло, и я одним рывком сорвал с его губ пластырь, чтобы он не захлебнулся в собственной блевотине. Ли поглядел на меня, застонал и свалился в глубокий обморок.

На его теле не было абсолютно никаких следов насилия, если не считать маленького пятнышка на виске. Я положил Ли в кровать, прибрался и сел рядом, растирая его мокрым полотенцем, пока он не пришел в себя и не открыл глаза.

— Спокойно, не надо ничего говорить. Потом все расскажешь, — сказал я.

Ли едва заметно мотнул головой, делая знак, что понял меня.

— Болит где-нибудь?

Ли отрицательно махнул рукой.

— Ладно, тогда оставайся в кровати.

Я снова намочил полотенце, положил его на лоб Ли и пошел закрывать входную дверь, все время повторяя «Черт! Черт!», на все лады проклиная себя за то, что оказался таким идиотом и думал, что ничего подобного не произойдет. Я оставил без защиты дорогих мне людей только потому, что даже не предполагал, что эти уроды окажутся настолько беспринципными, что снова захотят привести в действие свою грязную машину, и ошибся, ошибся жестоко и непростительно. Не было никакого смысла брать этот след. Ванна наполнилась почти до краев, а это означает, что кран открыли слишком давно, и у тех, кто это сделал, было достаточно времени, чтобы убраться отсюда подальше.

Я поднял с пола письма и посмотрел на дату выпуска газет. Все вчерашние. Это означало, что они подкараулили его вечером, когда он возвращался с работы. Скорее всего, прождали здесь всю ночь в надежде на то, что я появлюсь с минуты на минуту, и, не дождавшись, решили оставить мне сюрприз.

И тут меня словно током ударило. Я снова изрыгнул проклятие и помчался в ванную, выбросил мокрые полотенца, затолкал веревки в сливной бачок, поставил стул перед письменным столом, туда, где он и должен был находиться, короче, навел порядок. В очередной раз пробегая мимо Ли, я увидел, что тот следит за мной полными страха глазами.

— Одевайся и приготовься сыграть роль, — бросил я ему на ходу.

У меня едва хватило времени скинуть плащ, убрать пушку в шкаф, и как только я набрал номер Лейланда Хантера, раздался стук в дверь. Я по телефону попросил секретаршу подождать и пошел открывать. В коридоре маячили все те же двое копов, Тобано и его напарник, но на этот раз оба наставили свои пушки прямо мне в грудь.

— Не стойте тут, — сказал я. — Входите. Я говорю по телефону.

Я развернулся и сделал шаг внутрь, но Тобано остановил меня:

— Спокойно, дружище. Без резких движений.

Все было сделано согласно правилам, напарник даже проверил телефонный звонок. Он сказал секретарше Хантера, что я перезвоню позже, и повесил трубку. Перед тем как они успели начать обыск, на пороге спальни, почесываясь и потягиваясь, появился Ли в штанах от пижамы: он неплохо изобразил парня, которого только что вытащили из постели. Он даже сумел заставить себя зевнуть.

— Какого черта тут происходит, Дог?

— Сам не знаю. — Я оглянулся на копов. — Не хотите объяснить?

— Не против, если мы сперва тут осмотримся?

— Валяйте.

— Заправьте мою кровать, раз уж попретесь ко мне в спальню, — попросил их Ли.

Тобано стерег нас, пока напарник рыскал по квартире. Наконец он закончил проверку и вышел из моей комнаты, отрицательно качая головой:

— Все чисто.

Пушки исчезли в недрах их плащей.

— Ну и? — вопросительно приподнял я брови.

— Нам сообщили, что у вас тут тело, — кивнул старший.

Ли выдавил улыбку:

— Моя горничная тоже однажды перепугалась и позвонила в полицию, когда нашла меня спящим на полу.

— Это была не женщина, — сказал ему коп.

— Аноним?

— Да все они анонимы, — отмахнулся коп. — Та комната ваша?

— Угу.

— Постель застелена.

— Я очень аккуратный.

— Провели здесь всю ночь?

— Это что, арест?

— Нет.

— Тогда опустим этот вопрос. Вы даже не зачитали мне мои права.

— Я же сказал, что это не задержание. И нам тоже не нравятся такие игры. И если вам известен шутник, который развлекается подобным образом, скажите ему, чтобы бросил это дело, а то как бы боком не вышло.

— Не волнуйтесь.

Высокий коп расплылся в милой улыбке:

— А я и не волнуюсь. Просто думаю, была ли это шутка.

— Почему же?

— Потому что мы не привыкли так часто встречаться с одними и теми же людьми. Не кажется вам все это немного странным?

— Теперь, когда вы сказали об этом, да, действительно кажется.

— Какие могут быть, по-вашему, объяснения?

Я пожал плечами, взял сигарету и прикурил.

— Черт его знает. Ну, рассказал некоторым из своих друзей о том, что случилось на днях. Может, кто-то решил поразвлечься?

— Если они будут продолжать в том же духе, это им дорого обойдется.

Тобано не видел выражения моего лица, когда я прошел мимо него, распахнул входную дверь и придержал ее открытой для них.

— Можете поставить на кон свою задницу, что так оно и будет, — сказал я.

Ли был больше не в состоянии играть свою роль, и стоило этим двоим убраться, как он застонал и, словно подкошенный, рухнул на кушетку. Там он и лежал, прикрывая глаза от яркого утреннего солнца, светившего в окно. Его руки тряслись, а уголок рта дергался в нервном тике. Лицо сделалось бледным, словно обсыпанным мукой.

Я пошел на кухню, вскипятил чайник и принес ему чашку кофе.

— Выпей, лучше станет.

Ли принял сидячее положение, взял дрожащими пальцами чашку и одним махом вылил в себя содержимое. Я забрал у него бокал и прикурил сигарету.

— Хочешь поговорить?

— Дог... в какое дерьмо ты вляпался? — скосил он на меня взгляд, не поворачивая головы.

— Извини, малыш.

— Они... пытались прикончить меня.

— Знаю.

— Но я ведь даже...

— Просто опиши их.

Он кивнул, облизал сухие губы и потер синяк на виске.

— Парней было двое. Ростом примерно с тебя, но из-за пушек они показались мне в два раза больше. Черт подери, Дог...

— Дальше, Ли, дальше.

— Дальше, ага, как же! Да ты хоть представляешь себе, каково это: знать, что через пару минут утонешь в собственной ванне? Ты...

— Прекрасно знаю.

Ли прикрыл глаза и обхватил голову руками.

— Обоим за сорок, один в черном костюме, другой в спортивной куртке и слаксах. Белые рубашки... темные галстуки.

— Какие-нибудь особые приметы?

Ли подумал минутку и сказал:

— Абсолютно никаких... ничего примечательного, если не считать ужасающе тяжелого взгляда. — Ли снова поглядел на меня, в глазах все еще плескался страх. — Послушай, Дог, эти ребята не шутят! Они сидели тут всю ночь, молчали, хоть бы слово проронили, а потом один вдруг поднялся и шарахнул меня по голове. Очнулся я уже в ванне, связанный по рукам и ногам, когда воду пустили.

— Должны же они были хоть что-то сказать.

— Да, в самом начале. Им был нужен ты, а я и понятия не имел, где ты шляешься. Ты же не говорил мне, что не придешь ночевать.

— А как насчет их речи? Может, какой-нибудь особый выговор?

— Имеешь в виду... ну, диалект?

— Точно.

— Говорили они... ну, как это сказать, правильно, что ли, — нахмурился Ли. — Может, даже слишком правильно.

— То есть?

— Похоже на то... как если бы они учили язык. Один из них... казалось, он сначала обдумывает фразу, а потом произносит ее. А у второго был такой смешной акцент... помнишь того пилота, которого все звали Большой Бенни?

— Да.

— Вот, точно как у него.

— Бенни был родом из Брюсселя, — сказал я. — Приехал в Англию прямо из колледжа, года за четыре до начала войны.

— Ну, он не так-то много говорил, только спросил про тебя, и все. Но сказал это так же, как Большой Бенни.

— А они не упоминали, зачем я им понадобился?

— Нет, но один хотел обыскать квартиру, пока другой не сказал ему, что не такой уж ты дурак. Собирались дождаться тебя, выяснить кое-что, если понадобится, то силой, и убить. Принесли с собой чемоданчик, в котором было полным-полно всяких штучек. Крючки, орудия, бутылочки с каким-то дерьмом... я до смерти перепугался, когда увидел все это барахло. Думаю, они знали, что я не вру, а то бы обязательно испытали все это на мне.

— Да, знали, тут ты прав. Меня другое удивляет: почему они не дождались?

— Последние пару часов один то и дело поглядывал на часы. Явно начал нервничать.

— Наверное, решили, что я почуял ловушку и приду с подкреплением.

— Но тогда откуда взялись эти копы?

— Еще один способ прищучить меня. Наверное, следили за дверью, пока я не появился, а потом вызвали полицию, думая, что меня заметут на месте преступления... или при попытке избавиться от тела.

— При попытке... Дог...

— Забудь об этом. Ничего такого ведь не произошло. Я собираюсь убраться отсюда и...

— Хрен тебе! — оживился Ли. — Я видел этих парней и могу их опознать. Ты же не собираешься бросить меня на произвол судьбы! Я просто цыпленок, старина. Совершенно не гожусь для таких дел.

— Ладно, ладно, наверное, ты прав.

Я поднялся и прикурил еще одну сигарету, а когда снова повернулся к Ли, он смотрел на меня так, словно видел впервые в жизни.

— Ты ведь знаешь, кто они такие, не так ли?

— Нет.

— Тогда ты должен знать, зачем они приходили.

— Есть одна идейка.

— Но мне ты о ней не скажешь.

— Нет, — подтвердил я.

— Дог...

— Да?

— У них были коричневые ботинки.

Я затушил бычок, ожидая продолжения.

— В Нью-Йорке не принято носить коричневую обувь с черным костюмом или темными слаксами. Так делают только провинциалы.

— Или иностранцы?

— Угу. Эти — вообще все время.

— Что еще?

— Все на них было новенькое, с иголочки. На рубашках даже складки от упаковки проглядывали.

— А пушки какие? Заметил?

— Этого я никак не мог пропустить. Одна — просто гигантская, может даже, 38-го калибра. То ли «кольт», то ли «смит-и-вессон». Другая — 22-го калибра в тяжелом исполнении.

— Никелированная? — спокойно уточнил я.

— Да. Откуда ты знаешь?

* * *

Вид из знаменитого «Шато-300», расположенного на уровне пентхауса, открывался просто сказочный. Расцвеченный огнями Нью-Йорк был похож на новогоднюю елку, нижние ветки которой уходили в Бруклин, Куинс и Бронкс, а верхние поднимались все выше, выше и выше, до самых небоскребов Манхэттена.

«Кейбл-Ховард продакшнз» арендовала весь ресторан, чтобы с шиком отпраздновать свой союз с Уолтом Джентри, а заодно и прорекламировать предстоящие съемки фильма по книге «Плоды труда», бестселлера этого года на тему секса в девятнадцатом веке. Составляя список, Ли изо всех сил постарался не обойти своим вниманием никого из знаменитостей, и в итоге в него вошли все, кто представлял из себя хоть что-то: от известных футболистов и кинозвезд до финансистов с Уолл-стрит и героев войны в форме всех родов войск.

Повсюду толклась пресса, сверкали вспышки, мелькали блокноты и ручки, из стороны в сторону перекатывались телевизионные камеры и перетаскивались прожекторы. Элита прожигала жизнь у чаш с пуншем и трех огромных баров. Пара именитых оркестров попеременно играла что-то легкое, танцевальное, а в перерывах выступал концертный пианист, выписанный прямо из Карнеги-Холла.

Над всем этим в своей неподражаемой манере парил Уолт Джентри, милый, улыбчивый, он бродил меж гостей и брал себе на заметку, кем бы в ближайшем будущем разбавить свою скучную холостяцкую жизнь. Шарон не отходила от С.С. Кейбла, подсказывала имена и представляла новичков. Ей до смерти хотелось избежать всей этой процедуры и вообще не ходить на вечер, но босс настоял на том, что ему без нее никак не обойтись, и ей пришлось снова влиться в большие гонки.

Она почувствовала мой взгляд и помахала мне рукой, и в этот самый момент я услышал, как кто-то чокнулся со мной своим стаканом.

— Развлекаетесь, мистер Келли? — раздался знакомый голос.

— Не особенно, — глянул я на Дика Лагена и пожал плечами.

— Да уж, должно быть, немного скучновато, особенно после европейских увеселений, к которым вы привыкли.

— Откуда это у вас такая информация?

Дик покрутил лед в стакане и залпом заглотил добрую половину.

— Так, свои источники. У вас неплохая компания. Наверное, здорово вращаться среди богатых.

— Откуда мне знать.

— Разве? На вас не произвело впечатление то, что вы были гостем одного из самых состоятельных людей в Европе? Насколько я понимаю, Роланд Холланд — владелец девяти независимых и очень крупных предприятий, да еще к тому же глава конгломерата мирового уровня.

— Мы с Ролл и вместе служили, Дик. Еще в войну сдружились. Имеется у меня такая привычка: время от времени навещать своих однополчан. Ли Шей — один из них.

— Однако перед войной ваш однополчанин был гол как сокол.

— Тогда все мы были нищими, разве не помните? А у Ролли всегда голова работала неплохо. Я бы сказал, что он — настоящий финансовый гений. Сумел превратить горстку монет в жирный кусок, только и всего. В то время многие сделали то же самое.

— Так-то оно так, только вот другие не были вашими друзьями.

— Что вы имеете в виду? — лениво бросил я.

— Такое впечатление, что все ваши друзья — люди весьма примечательные. А то, что их у вас так мало, тоже весьма примечательный факт. Я еще не слишком далеко продвинулся в своем расследовании, ваше прошлое остается для меня загадкой... пока порылся только в том, что касается ваших ближайших родственников.

— Читайте желтую прессу, Дик, там найдете о них все, что душе угодно.

Лаген отдал официанту пустой стакан и взял с подноса новый.

— Уже. Обнаружил кое-какие пикантные подробности в колонке светских сплетен... и в полицейских отчетах тоже.

Теперь я понял, куда ветер дует, и перехватил инициативу:

— Имеете в виду Веду с Пэм? От этих вертихвосток всегда были одни неприятности. У Веды больше приводов в полицию, чем у проститутки с Таймс-сквер. Пэм и того хуже" но если вам действительно нужно что-нибудь горяченькое, обратите внимание на Люселлу. Они напару с Фредом Саймоном вдоволь покуролесили, пока не развелись. И они еще считают меня паршивой овцой!

— Похоже, все остальные члены семьи придерживаются именно такого мнения.

— Брехня! Остальным или наплевать, или они уже настолько ветхие, что и самих себя-то не всегда помнят. Кроме того, если уж тебе довелось первым вылупиться на свет, то можешь быть уверенным: в этих кругах не принято поддерживать сплетни и скидывать тебя с твоей ступеньки.

— Вам надо поболтать с Моной Мерриман. Вот кто может почерпнуть материал для своих колонок из подобного рода бесед. На месяц хватит.

— Кому интересно подобное старье, Дик? Ей на месяц хватит того, что она увидит и услышит на сегодняшней пьянке.

Лаген расплылся в улыбке и перевел взгляд на эпицентр событий:

— И даже больше. Кстати, вот ваш дружок.

Я проследил за его взглядом, но так никого и не увидел.

— Кто же?

— Некий мистер Кросс Макмиллан со своей женой Шейлой.

— Вы и вправду продвинулись в своем расследовании, друг мой.

— Уверяю вас, мистер Келли, я только начал.

* * *

Уолт Джентри являлся крупным держателем акций и директором «Веллз-Ривер пластик корпорейшн». У Кросса Макмиллана был контрольный пакет и место председателя в правлении. В тот день проводилось совещание по поводу союза с «Кейбл», и, поскольку Кросс решил задержаться в Нью-Йорке, Уолт пригласил своего бизнес-партнера на светский раут.

И пока я не появился на горизонте, Кросс явно наслаждался жизнью. Но стоило ему увидеть меня, как в памяти всплыла череда неприятных событий: удар по голове, утро у ворот Мондо-Бич, потеря пляжа, который ему так хотелось заполучить, и его лицо вдруг стало злым и неприятным. Он резко оборвал Уолта, который хотел было представить нас друг другу, бросив: «Мы уже встречались», а завидев Шарон, он так зыркнул на Уолта, будто подозревал его в двойном сговоре. Уолт не особо понял, в чем дело, но тут же уволок Кросса прочь, и я стоял в полном одиночестве, пока ко мне не подошла высокая брюнетка с таким ярким лицом, что оно казалось каким-то нереальным.

— Мой муж не слишком-то любит вас, мистер Келли, — проговорила она.

Я удивленно поглядел на красотку. Шелковое платье повторяло все изгибы ее стройного тела, а вырез был откровенно вызывающим. В ложбинке между ее великолепными грудями покоился огромный грушевидной формы бриллиант на платиновой цепочке, чистый, сияющий, отбрасывающий во все стороны искры света.

— Нет, мы незнакомы, — рассмеялась она, переложила стакан в левую руку и правую протянула мне: — Я Шейла Макмиллан, жена Кросса.

Я взял ее ладошку в свою и подержал немного. Она была теплая, а пожатие крепким и уверенным, я бы даже сказал, немного более сильным, чем положено женщине.

— Догерон Келли. Прошу прощения.

— Не стоит извиняться. Мона сказала мне, кто вы такой, вот я и припомнила, что Кросс рассказывал мне о вас.

— Товарищами нас не назовешь.

Шейла снова засмеялась и поднесла стакан к губам. Даже этот незамысловатый жест являл собой настоящее сексуальное действо, и я начал сомневаться, правда ли то, что о ней болтают.

— Вы же тот самый малый, который оставил шрам на голове моего мужа? Знаете, он так и не простил вам этого.

— Детские забавы, — махнул я рукой. — Давняя история. Кроме того, он всегда терпеть не мог нашу семейку. Но здесь я как раз полностью солидарен с ним. Тоже их не выношу.

— Да, знаю. Линтон — город слухов и пересудов. Насколько я понимаю, ваше возвращение домой — настоящий шок для родственничков.

— Ну, более или менее.

Она нашла глазами своего мужа, но тот был полностью поглощен знакомством с членами правления какого-то банка и не замечал нас.

— Иногда мне хочется, чтобы Кросс бросил свое занятие, — вздохнула она. — У нас уже и так все есть, а ему хочется еще и еще. Дело уже даже не в деньгах, они больше не приносят никакой радости. Без них нельзя играть в бизнес, только и всего.

— Наша страна построена благодаря таким вот капиталам, — напомнил я ей.

— Но они разрушают людей. — Шейла резко повернулась ко мне и снова улыбнулась. — Скажите, мистер Келли...

— Зови меня Дог.

— Ладно... Дог, — состроила она рожицу, произнося мое имя. — Чем ты занимаешься? И какое отношение имеешь к «Баррин индастриз»?

— Сейчас я отдыхаю и расслабляюсь. А разве с «Баррин индастриз» расслабишься?

— Мило вывернулся, ничего не скажешь.

— Глядишь, через месяц-другой все определится.

— В таком случае — желаю удачи! — нежно потрепала она меня по плечу. — Я рада, что ты не похож на остальных Барринов. Думаю, не стоит даже затеваться и приглашать тебя на чай, когда будешь в Линтоне, а ты как считаешь?

Я улыбнулся, потом хмыкнул и покачал головой:

— Лучше не надо. Не хотелось бы лишний раз злить Кросса.

Я сказал красотке «пока», проследил, как она идет через зал к своим подружкам, и пошел к двери.

Широкоплечий парень, дежуривший у выхода, едва завидев меня, поднялся из-за стола.

— Все входящие регистрируются, мистер Келли. Никаких посторонних.

— А внизу?

— Дюжина или около того любителей автографов. За ними Джо приглядывает.

— Оркестр проверяли?

— Конечно. У них профессиональные карточки и бэджики. Каждого представителя прессы я знаю лично. У всех телевизионщиков есть поручительства. Официанты — только из штата ресторана.

— Отличная работа, спасибо, — сказал я.

Большую часть вечера мне удавалось избегать общества Моны Мерриман, но она все же выловила меня в конце концов по пути к бару, и мне пришлось предложить ей свое сопровождение.

Она вложила ручку в блокнот, со вздохом запихнула все это в сумочку и щелкнула пальцами, заказывая выпить.

— Когда-нибудь, — сказала она, — мне захочется написать что-то правдивое, не искаженное, не выдуманное, не высосанное из пальца, и мне кажется, что я не сумею.

— Ты даешь публике то, чего она хочет, — поднял я свой стакан. — Твое здоровье.

— И твое. — Она залпом осушила стакан и велела бармену налить еще. Мона махнула бокалом в сторону праздношатающейся толпы и скривилась: — Ты только погляди на них! Усердно поработали над своими сиськами и прическами — и теперь делают стойку.

— По поводу чего?

— Ты что, издеваешься, мой большой друг?! — изумилась она до глубины души.

— Не-а.

— Черт, да тут не найти ни одного, кто не бился бы за право сняться в этой идиотской картине. Сегодня каждого, кто хоть как-то связан с «Кейбл-Ховард», разложат по кроватям в надежде заполучить хоть маленькую роль, пусть даже в массовке. Погляди на парней. Эти тоже не отстают. Как только рабочий сценарий будет готов, он моментально разойдется в пиратских копиях по всему городу, так что каждый актеришка сможет не спеша ознакомиться с ним.

— Бред какой-то, — сказал я.

— Нашим жеребцам от этого только польза. Операторы пойдут в народ. Будут бродить, осматривать задницы и вырежут все, прежде чем глупые дамочки поймут, что ими просто попользовались. — Она махнула рукой в сторону вульгарно размалеванной особы средних лет, строящей глазки двум молодым и весьма привлекательным парням. Один из них показался мне смутно знакомым. — В эту игру играют не только дамочки. Вон там, видишь? Это Сильвия Поттер. Ее муж — помощник режиссера Кейбла. Она занята тем, что выбирает себе мальчика на эту неделю, который будет готов отдать ей свое молодое здоровое тело, потому как уверен, что она обязательно сведет его со своим муженьком.

— И как, она это сделает?

— Некоторым счастливчикам непременно повезет. Сунут его куда-нибудь, где он сможет меньше всего навредить. И Билли Поттеру придется смириться, а то милая женушка натравит на него и его подружек прессу и уберется прочь, оттяпав половину состояния. — Мона снова приложилась с виски. — Грязный бизнес.

— Неужели картина стоит всего этого?

— О, это будет кассовый фильм. Он просто не может провалиться. В его съемки вбухают пять миллионов, а прибыль получат в десятикратном размере. Ты читал книгу?

— Да как-то все времени нет. Хорошая?

— Роман о большом сексе, — пояснила Мона. — Жизнь и любовь в провинциальном фабричном городишке девятнадцатого века. Кругом панталоны и нижние юбки, мужики, на ходу расстегивающие жилетки. Знаешь, «молния» — великое изобретение. Теперь у парочки всего секунд десять уходит на то, чтобы скинуть с себя абсолютно все.

Я изобразил недоверие.

— Ладно, мудрец ты наш, мне надо больше. В моем возрасте приходится шить специальное нижнее белье, и понадобится время, чтобы расстегнуть все это.

— Могу поклясться, что дело того стоит.

— Попробуй, и увидишь.

— Осторожней, а то поймаю тебя на слове.

— Не пори чепухи, ты в том же стойле, что и все эти жеребцы. Заметил, как на тебя начали поглядывать, как только узнали, что ты знаком с Уолтом? На твоем месте я выжала бы из этого все, что можно.

— Скажем так, я слишком разборчивый.

— В этом как раз никто не сомневается. Вроде как... с Шейлой Макмиллан?

— У тебя извращенный ум, детка. Я только сегодня с ней познакомился.

— Тогда позволь предупредить тебя... она любитель подразнить. Именно это доводит ее мужа до ручки. Холодная, как яйца пингвина, но прекрасная. А ведь и не подумаешь, глядя на нее, правда? И вся эта плоть пропадает зря.

— Откуда тебе известны такие подробности?

— Там услышу, тут увижу. Кросс за стаканом бурбона как-то поделился горем с одним своим приятелем, партнером по бизнесу, а тот, в свою очередь, оказался моим другом. Хотя по большей части все сплетни распускают слуги.

— И ты веришь всему, что слышишь?

— Почти ничему не верю, — сказала она, — но в данном случае это чистая правда. Как ты думаешь, откуда у него звериная хватка в финансовых делах? Получает оргазм, трахая мир бизнеса. А что остается? Он бы многое отдал за то, чтобы хоть раз как следует трахнуть свою собственную жену, но, видать, этому никогда не бывать.

— Зачем же он тогда женился на ней?

Мона поставила пустой стакан на стойку бара и поглядела на меня так, будто я только что вылез из пеленок.

— Да потому что он без ума от нее, любит, вот почему. Я думаю, что и она тоже любит его, но когда дело доходит до секса, тут же об этом забывает.

Я нашел глазами Кросса Макмиллана и его жену. Они стояли и болтали с кем-то в дальнем конце зала. Шейла уцепилась за руку мужа, улыбалась ему, в глазах — обожание. И вдруг мне стало жаль этого бедного лысого ублюдка. Зачем только я бросил в него камнем и оставил этот шрам на лбу, где каждый мог его увидеть... Надо было бы просто кастрировать его, не мучился бы так.

— О чем задумался? — поинтересовалась Мона. — У тебя такое странное выражение лица.

— Ни о чем приличном, куколка. Одни непечатные слова.

— А у меня есть кое-что, что я могу напечатать, — постучала она кончиками пальцев по моей руке.

— И?

— Насчет возможного романа между членом семейства Баррин и секретарем кинокартины.

— Шарон?

Мона выразительно подняла брови и кивнула.

— Милая, да я ей в отцы гожусь!

— Идеальная голливудская пара, — подмигнула она мне. — Не хочешь стать моим сыночком?

— Знаешь, как меня будут называть?

— Конечно. Сукин сын. Главное, подходит. Берегись маленьких курочек, у которых свербит в трусах, слышишь меня? — сказала Мона и удалилась.

На часах было десять сорок пять. Звонок наверняка уже получен. Я отозвал Ли в сторону и убедился, что он зарезервировал себе место в клубе. Он и еще один член этого клуба должны были отвезти Шарон домой, удостовериться, что она закроется на все запоры и будет сидеть тихо как мышка, пока я не позвоню ей, а потом поедут прямо в «Рейдер», куда не пускают никого посторонних. Я вышел в вестибюль, прихватил там «Плоды труда» и направился к лифту.