До этого совещания никто, кроме Марка Шелби, не встречался с французом.

Франсуа Бердун был специальным уполномоченным, агентом главы организации, «мясником», не отвечающим ни перед кем, телохранителем трех человек, контролировавших сложную машину невидимого третьего правительства. Он был человеком, само присутствие которого нагоняло страх. Но с другой стороны, он был средним, неприметным в толпе человеком с приятными манерами, любивший, чтобы его звали просто Фрэнком.

Список убийств Фрэнка Бердуна был намного длиннее списка Марка Шелби. Нести другим смерть было для него удовольствием, которое он научился ценить уже много лет назад, совершал ли убийства сам, желая усовершенствоваться, или же кто проделывал это по его приказу. Он радовался, когда о его работе сообщали газеты и телевидение.

Когда ему было пятнадцать лет, он убил своего родного брата. В двадцать зарезал лучшего друга, когда этого потребовала организация. В двадцать пять лично расправился с семьей из шестнадцати человек, жившей на Западном побережье. В тридцать восстановил оборванные связи с европейскими торговцами наркотиками, выполнив задание боссов, которые восхитились его умением и преданностью и доверили ему пост чрезвычайной важности, где убийства были заурядным занятием и должны совершаться быстро и без следов. Эту работу хорошо оплачивали, и француз мог удовлетворять свои причудливые и дорогостоящие желания.

Теперь на состоявшемся срочном совещании в верхах организация решила взять дела из рук нью-йоркского отделения и вынесла свое решение. Фрэнк Бердун был направлен для того, чтобы обнаружить любого и каждого, кто связан с расстройством дел корпорации. Все получили указание помогать ему, подчиняясь любому его приказу.

Один в своей конторе, расположенной на крыше дома в Чикаго, Тедди Шу, второе лицо в районе Великих озер, потревожил звонком красный телефон на столе Папы Менеса, отдыхавшего на своей вилле в Майами. Он сообщил, что Фрэнк Бердун должен прибыть в Нью-Йорк, и тогда машина заработает: результаты ожидаются в ближайшие дни.

Папа Менес выразил одобрение, но если через несколько дней результатов не будет, Тедди Шу окажется первым, кто почувствует недовольство Папы.

Тедди повесил трубку, отер выступивший пот, позвонил рассыльному и приказал принести кофе. Когда он взглянул на вошедшего, то лицо показалось ему... Прежде чем он успел открыть рот, вспомнив его имя, он лишился доброй половины лица, в которое угодила пуля 45-го калибра.

В свои семьдесят два года Папа Менес был невысоким коренастым человеком с лысиной, окруженной седыми волосами, как веником. Его руки, непропорционально большие, изъеденные возрастом и артритом, были в старых переломах: одна в уличной драке, другая — когда Чарли Агрономис пытался заставить его говорить. Может, разговор и состоялся бы, но Чарли допустил ошибку: он всегда носил на поясе перо в ножнах и не успел как следует порезвиться, как маленький Менес выхватил этот нож и всадил в зрачок правого глаза Чарли. Тогда маленькому Менесу было всего двенадцать лет. Теперь, когда ему исполнилось семьдесят два, он был признанным диктатором, управлявшим гигантским кланом, чья империя страха извлекала дань из всех народов, проживающих на земле.

На улице он мог вполне сойти за добродушного соседа-зеленщика. За тележкой зеленщика он выглядел бы вполне естественно. Глядя из окон на пляжи Майами, он чувствовал себя как бы сторонним наблюдателем, вне времени и пространства. Он обеспечил себе комфорт и одной из прерогатив его возраста было то, что он сам установил распорядок дня и никому не было дозволено тревожить его ранее десяти утра.

Джордж Спейсер, развалившийся на диване в холле, стал беспокоиться, а его партнер Карл Амес явно не хотел ждать еще полчаса.

— Сиди и отдыхай! — огрызнулся Джордж.

Карл Амес нервно теребил молнию на куртке для гольфа, потом потушил сигарету в пепельнице.

— Черт побери, Джордж, старик же сожрет нас за то, что мы задержали это сообщение. Меня удивляет твоя тупость. Ты же знаешь, как он поступил с Морли месяц назад.

— Конечно, но ты знаешь его приказ.

— Послушай...

— Тедди Шу мертв. И будет трупом, — Джордж взглянул на часы, оставшиеся двадцать минут.

— В Чикаго попытались связаться со стариком, начиная с первого мгновения, когда обнаружили труп!

— У них есть причина для беспокойства.

В пять минут одиннадцатого они вошли в кабинет босса. Папа жевал тост.

— Ну, что у вас?

— Прошлой ночью прихлопнули Тедди Шу.

— Знаю, — буркнул босс, раскрыл газету и ткнул пальцем в заголовок. Забавнейшая штучка. Кто вас прислал?

— Бенни...

— У вас есть какие-нибудь определенные подробности?

— Сделать это было абсолютно невозможно.

Старик не выглядел слишком расстроенным, и Карл начал успокаиваться. — Тедди был один, но за дверями его кабинета сидела дюжина людей.

Никто из незнакомых не входил и не выходил.

— Но кто-то сделал это, — тихо заметил Папа.

Джордж выглядел озадаченным.

— Кто же мог?..

— Тот, кто сделал. — Старик отхлебнул кофе и указал на телефон. Свяжись с Бенни. Может, он узнал что-то новое.

Спейсер взял трубку и набрал чикагский номер. Когда Бенни заговорил, он минуты три слушал молча, потом повесил трубку.

— Ну?

— Как они говорят, последним входил рассыльный из соседнего магазина. Он что-то нес шефу. Тедди не хотел, чтобы его беспокоили. Он уже разговаривал по телефону, вернее, еще говорил, когда все разошлись. Все было заперто и все разошлись по домам.

— Теперь вы понимаете, что произошло и как?

Оба промолчали, и Папа Менес гримасой показал, что презирает их за тупость.

— Этот рассыльный проработал там недели две, чтобы к нему привыкли, выждал время и нанес удар. Уходя, он снял трубку с рычага, и получилось, что телефон занят. Все думают, что Тедди говорит по телефону, и уходят домой. Очень просто и четко. Спросите об этом парне, если он еще никуда не делся.

— Прикажете послать кого-нибудь туда? — спросил Карл.

— Не будь идиотом! — разозлился старик. — Его там давно уже нет. Мне пора собираться. Приготовьте «седан». Не лимузин, а «седан».

— Вы хотите?..

— Да, я хочу! Никто ничего не знает. Я хочу совершить небольшую прогулку, и никто не должен знать, куда и зачем. Вы останетесь в этой комнате и будете отвечать на телефонные звонки, говорить только то, что надо, а об остальном молчать. Ясно?

— Да, Папа.

Через час после отъезда старика, Джордж Спейсер, попивая виски с содовой и глядя на пляж, обратился к Карлу:

— Все же интересно, куда направился Папа Менес?

Карл опустошил свой стакан, поставил на столик и осторожно заметил:

— Этого никто не знает, но полагаю, что сукам из Нью-Джерси придется несладко.

Никто из них не представлял себе до конца, на какие хитрости способен старик.

Обычно Билл Лонг не показывал своего гнева. Он научился обращаться со всеми законами, правилами, предписаниями городских властей, он привык к негодованию общественности и общественной апатии, к гражданским комитетам и комиссиям по борьбе с преступностью, научился не выходить из себя, работая с ними.

Но теперь, когда помощник районного прокурора закончил свое сообщение и сидел перед ним, ожидая ответа, Лонг почувствовал, как все мускулы дрожат от напряжения.

— Может, вы скажете, чья это идея? — осведомился капитан.

— Считайте, что это идея верхов, — ответил Ледерер.

— В верхах всегда было полно дубов. Но почему они думают, что Джил приползет сюда после всего того, что с ним сделали? Черт-те что! У него сейчас отличная работа, он зарабатывает неплохую монету и с удовольствием раздавил бы всех этих толстозадых гадин, которые вышвырнули его вон!

— Вы его друг, не так ли?

— Да, причем такой, что не буду бросать в него дерьмо. Как вообще у них хватило... чтобы просить его об этом?

— Но ведь его увольнение не было совершенно несправедливым. С этим-то вы согласны?

— Вы же не полицейский! С чего вы это взяли?

— Зато вы полицейский и обязаны знать, что закон есть закон. Деятельность полиции подчинена специальным правилам.

— Иногда эти правила не позволяют нам выполнить наш долг.

— Тем не менее, Джиллиан Берк был специалистом и хранил в своей голове то, что должен был передать департаменту. У него были такие связи и источники информации, каких ни у кого в Департаменте нет.

— Сейчас вы восхищаетесь им, как отличным полицейским.

— С этой точки зрения — да. Этого никто не отрицал. Но его отношение, его действия были весьма далеки от дозволенных. На деле они были преступными.

— Он не трогал честных людей, мистер Ледерер. И, хотите вы этого или нет, он своего добивался.

— Но теперь из-за этого на Департамент посыпались обвинения.

— Это я знаю. И еще я знаю, что, заплатив деньги, можно сделать так, чтобы человека выгнали. Откуда взялись эти деньги, никто не спрашивает. Но нужны немалые деньги, чтобы нанять толпы людей для пикетирования здания городского управления, чтобы заставить людей писать письма, чтобы телевидение подало все это под нужным соусом. Вы знаете, как близко он подошел к тому, чтобы покончить с этим треклятым Синдикатом. Вы знаете, что он подготовил что-то такое, что должно было положить конец всей их верхушке, так как каждый из этих парней заслужил по сотне пожизненных сроков.

— Гмм... — промычал Ледерер, но Лонг, не обращая на него внимания, продолжал:

— Ну, положим, вы этого не знали, но они-то знали, что готовится, и смогли добиться отставки Джила, подмазав начальство. Они заставили работать вас. Но даже когда его выгнали, он должен был рассказать мне, что задумал. Поэтому я не расспрашивал его ни о чем. Но после недавней травли он сам не захотел ничего говорить даже мне. Вы выставили его мерзавцем, но если вглядеться повнимательней, вы наверняка увидите, где настоящие мерзавцы, хотя для этого необходимо иметь честные глаза.

— Вы забываетесь, капитан!

— Да, я зарвался. У меня есть еще кое-что сказать о нем.

— Не подвергайте из-за него опасности себя, капитан. Вы знаете, что он умышленно не дал свидетельств по делу об убийстве Берковица и Менуота? — Зачем он прикрыл этих двух мертвецов, выпускавших порнофильмы? А потому, что вы вполне можете увидеть лучшие в любом люкс-зале на Таймс-сквер. Мы конфисковали черт-те сколько этого добра и установили личность каждого, попавшего в кадр. Среди них не оказалось никого, с кем стоило бы возиться. Мы даже не стали предъявлять им обвинения.

— Сержант Берк сам может высказаться в свою защиту.

— Конечно, и тогда ваши парни разрушат до конца то, над чем он так долго трудился.

— Полиция работает не в одиночку, капитан.

— К сожалению, не в одиночку. Это я понимаю. Но полицейские делают свое дело, и оставьте их в покое. Они не знают, что такое отпуск, потому что слишком преданы своему делу. И когда вы выводите таких людей из игры, образуется столь огромная брешь, что ее не заткнуть и сотней бумагомарателей.

— Может, лучше вернемся к предложению?

— Джил пошлет вас к черту.

Прежде чем Ледерер смог что-то ответить, Лонг остановил его жестом и продолжал:

— Именно так он и скажет. На деле, пожалуй, он стал еще менее разговорчивым. Помните, что он говорил? Что он говорил прямо в лицо этим подонкам? С тех пор у него было много времени поразмыслить над тем, что стоит и чего не стоит говорить.

— И все же...

Рослый Лонг скривил губы и сощурил глаза.

— Мистер Ледерер, я думаю, что передам ему ваше предложение. Я разъясню каждую деталь этого предложения... что ваша контора желает сотрудничать с ним, как с агентом, отдавшим все свое время, энергию, опыт... знания... по доброте душевной и из любви к полицейской службе... и его жалкое желание вернуться на службу... и что неблагодарные свиньи оставили его без жалования и признания... А потом запишу его ответ и опубликую, чтобы каждый, от простого клерка до мэра, мог познакомиться с ним... Я только удивляюсь тем дубам, которые послали вас сюда.

Билл Лонг сидел напротив Джила и смотрел, как тот есть сэндвич и запивает его пивом. Наконец, он не выдержал:

— Да скорее же! Ответь!

— Что?

— О, черт! Ну, скажи же что-нибудь!

— Что заставило их столько тянуть с предложением?

Сигарета чуть не выпала из губ капитана. Брови его вопросительно поползли вверх. Он был растерян.

— Что за дьявольщина пришла тебе в голову, Джил?

— Я просто размышляю.

— И тебе понравилось их предложение?

Берк пожал плечами и допил пиво.

— Отчасти.

— Но почему?

— Потому что оно щекочет самолюбие.

— И ты хочешь принять это предложение?

— Скажи им, что я подумаю.

— Слушай, балбес, ты можешь опять попасть в ловушку. Они только что столкнулись с разразившейся уличной войной, с сумасшедшей бандитской стрельбой. Они ничего не могут с ней поделать, и теперь хотят, чтобы в их распоряжении оказался бывший выгнанный коп. Неважно, как они тебя прижмут. Ты больше не полицейский, но если возбудишь у этих вонючих гадов любопытство к себе, то окажешься мертвецом. Других путей нет и все они ведут к твоему поражению.

— Возможно.

— Еще как возможно! Положение дел ты знаешь не хуже меня. Но есть кое-что новенькое.

— Ты имеешь в виду приезд в город француза?

Несколько секунд Лонг молча смотрел на Джила.

— А ты откуда знаешь?

— Я знаю людей, которым наплевать — коп я еще или нет. Они запросто оказывают мне услуги.

— Для Бердуна нет ничего приятнее, чем проделать в тебе несколько аккуратненьких дырочек.

— Нет, дружище, это я стрелял в него. Он остался жив и ушел от приговора. Но все это в далеком прошлом. Француз слишком опытный профессионал, чтобы продолжать старую вражду.

— Ты знаешь, зачем он здесь?

— Конечно.

— Думаю, ты понимаешь, что происходит?

Берк неторопливо повел плечом.

— Есть несколько возможных объяснений.

— Скажи хоть одно.

— Кому-то кто-то не понравился, — буркнул Берк.

Фрэнк Бердун спокойно слушал доклад. Казалось, он особенно не вникал в него, но каждый факт запоминал, раздумывая над всеми вариантами. Теперь в комнате совещаний Бойер-Рестон появились новые лица. Марку Шелби это не понравилось, но виду он не подавал.

Все эти люди входили в личный отряд француза и вполне могли сойти за окружение царя гуннов Аттилы. Все шестеро изучили каждый нюанс в делах, касавшихся убийств, подкупов, насилия и вынюхивания нужных сведений. Кое-какие сведения, о которых не знала полиция, подвергались теперь рассмотрению.

— Все описания разные, — сказал француз, когда дискуссия закончилась. — Выстрелы сделаны из разных пушек. Но способ один и тот же и цель одна и та же — мы. Мнения разошлись по вопросу: действовал один человек или несколько. На это ответа не найдено.

Уже в течение двух недель Марк Шелби думал точно так же. Он постучал карандашом по столу, призывая к вниманию.

— Это может быть команда, но тренер у нее один.

— Вполне резонно, — согласился француз, — но это означает, что мы имеем дело с организованной акцией под чьим-то верховным командованием. Если это так, то сейчас должен начаться второй этап. До сих пор вы только принимали удары и перемен пока не видно. Кто-то ведет против нас великолепную и очень злую игру.

— Что говорит об этом Папа Менес?

— Марк, вам нравится ваше место? — Голос Бердуна прозвучал, как загробный.

Шелби принял реплику и смог лишь ответить:

— Я им доволен.

— Ладно, тут и оставайтесь. Я говорю здесь от имени Папы Менеса. Помните об этом. — Он сделал паузу и оглядел комнату. — Мы столкнулись с организацией. Это раз. Они дьявольски хитры и дьявольски сильны. Это два. А в третьих, весь этот чертов спектакль только начинается.

— И за кого же теперь нам браться? — спросил Артур Келвин, когда он закончил.

— За боевиков, за тех, кто убивает. Очевидно, что это не нанятые мальчики. Они сами входят в организацию. Но в этом и их слабость. Надо сделать так, чтобы выследить хоть одного. Даже если он будет трупом, мы восстановим его биографию, начиная с дня рождения. И неважно, кто это сделает. Но таким образом мы найдем их всех.

Все молчали.

Фрэнк смотрел на присутствующих взглядом голодного удава.

— У кого-нибудь есть вопросы?

Сидящие в креслах зашевелились и зашептались.

— Может быть, вы не до конца представляете себе ситуацию, — продолжал Фрэнк. — Они хотят устранять нашу верхушку до тех пор, пока не смогут приказывать нам. Поверьте мне, этого никогда не случится. Итак, как желает того Папа Менес, вы останетесь в городе и испытаете шанс попасть под выстрел. Вы не должны искать такой возможности, но и не должны ее избегать. Мы выводим из укрытия все наше войско и даже если потеряем кого-нибудь еще, рано или поздно кто-то из наших противников попадет нам в руки. Именно так. Совещание окончено.

Той же ночью они потеряли еще двоих. Эти двое не были застрелены. Они просто воспользовались моментом и уехали с полными денег чемоданами в небольшую экзотическую страну, где еда была невкусной, вода отвратительной, но где они были в безопасности и отрыве от своих сообщников... Но возвращение означало смерть. Учитывая обстоятельства, было решено, что эти двое также стали жертвами противника, который, видимо, решил разнообразить свои методы борьбы.

Другое совещание, состоявшееся в трех милях от деловой части города, скорее напоминало встречу школьников, которые собрались после уроков в ожидании лекции директора. В окружающей обстановке чувствовалась напряженность. Семь человек, ожидавших Джиллиана Берка и Билла Лонга, все еще пытались выбрать такую формулировку, чтобы не выглядеть законченными дураками.

Когда, наконец, друзья прибыли, все приветствовали их кивками головы. Уселись за стол, и Джил, улыбнувшись другу, предложил:

— Давайте начнем без предисловий.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы привлечь всеобщее внимание.

— Вы попали в хорошую заваруху, и никто не знает, что делать. Все ваши компьютеры выдают круглый ноль и вам не хватает человека, который мог бы кое-что ответить на ваши вопросы. Ваши парни, конечно, тоже могли бы кое-что сделать, если как следует их подогреть. Я их в этом не виню. Я сам такой же.

— Мистер Берк... — начал было районный прокурор.

— Молчите, когда я говорю! — отрезал Берк.

Прокурор замолк.

— Не говорите мне, что вы чертовски заботитесь о каждом покойнике. Этот каждый для вас просто-напросто еще один свеженький труп, которого вы аккуратно заносите в свои бумаги. Но когда заварушка идет в самой их организации и они звереют настолько, что готовы стрелять во всех подряд, вы начинаете потеть и пованивать. Поэтому теперь вы хотите, чтобы я вернулся в полицию. Что же, вы этого хотите, и я, пожалуй, пойду вам навстречу — я вернусь.

Глаза всех присутствующих были устремлены на Джила.

— Сойдемся на этом. Но я еще не сказал вам, чего я хочу.

— Со своей стороны мы никаких условий не выдвигали, — недовольно заметил Ледерер.

— Естественно. Вы хотите получить все, не дав ничего. Запомните: вы просите меня, и я ставлю свои условия или ухожу. Принимайте их или закончим на этом.

— Назовите ваши условия, — проронил прокурор.

Джил кивнул. Лицо его выражало решительность.

— Официальный пост, доступ ко всем документам и материалам, гарантированное сотрудничество любого Департамента, в который я при случае обращусь, и никакого внимания или вмешательства со стороны политиков.

— Вы по-прежнему отказываетесь от оклада? — недоумевающе поинтересовался Ледерер.

— Чтобы не оскорблять общественные организации, я согласен на доллар в год.

— Вы ожидаете, что в течение года разберетесь со всеми этими зверскими убийствами?

— Мистер Ледерер, — возразил Джиллиан Берк, — убийства не были зверскими.

— Да?

— Это обыкновенные убийства.

— А какая разница?

— Если вам до сих пор не понятно, то объяснять бесполезно. Теперь у вас осталось минуты две, чтобы сказать — да или нет.

Выбора у них не было.

За чашкой кофе в столовой Билл Лонг внезапно разразился смехом. Мотая головой, он сказал другу:

— Сказать ты им ничего не сказал, но заставил пойти на все твои условия.

— Конечно, ведь так и должно быть.