Он подошел к газетному киоску без трех одиннадцать, взял утренний выпуск и ТВ-новости. Пока в свете киоска он просмотрел заголовки, прошла еще минута. Он перешел на другую сторону улицы. Собака, которую вели на поводке, оглянулась на него, затем по приказу хозяина свернула направо. Тротуар был пуст.
До одиннадцати оставалась одна минута. Он был абсолютно точен, так как его партнер любил пунктуальность. Когда темный «седан» въезжал на стоянку, можно было подумать, что ради этой короткой встречи они несколько часов назад сверили свои хронометры.
Водитель «седана» заглушил мотор, погасил огни и вытянул уставшие от дороги ноги. Затем поставил машину на ручной тормоз. Заперев дверцы и коснувшись ручки, поднимавшей стекло, он машинально взглянул на пешехода, идущего с собакой домой. Незнакомец, который несколько минут назад покупал газету и на которого водитель сначала не обратил внимания, потому что в Нью-Йорке люди по-прежнему покупают газеты и гуляют с собаками, а в таких трудно заподозрить врагов, взглянул на него с улыбкой. Водитель в ответ тоже улыбнулся. Но тут же похолодел от напряжения и почувствовал неприятную сухость во рту. Он узнал это лицо, вспомнил эту весьма необычную улыбку. Сорок лет его жизни сейчас закончатся на угрюмой улочке Вест-Сайда. У него не будет больше роскошных автомобилей, шикарных апартаментов в одном из небоскребов Манхэттена, круглолицей жены, ворчащей на него на ломаном английском, ответных тирад от не в меру умных его чад, возможности использовать свою власть над жизнью и смертью других с помощью вездесущей организации. И все из-за тупой белокурой шлюхи, живущей в квартире без горячей воды, которая знала, как удовлетворить его половые запросы и при этом доводила до такого экстаза, который раньше ему и не снился.
Он заметил, что человек с газетой приближается к нему и схватился за лежащий в кармане пистолет, но было уже слишком поздно. Вик Петрочини содрогнулся лишь раз, когда крупнокалиберная пуля вонзилась ему в лоб и мозги размазались по приборному щитку машины.
Собака едва ли обратила внимание на приглушенный звук выстрела. Ни человек, ни пес не нарушили своей приятной прогулки по улице.
* * *
Месяц назад их было двадцать один человек, сидящих за длинным столом в комнате совещаний корпорации Бойер-Рестон. Теперь только семнадцать консервативно одетых мужчин занимали капитанские кресла из темного дуба. Перед каждым лежал бювар и карандаш, кофе они могли налить из кофейника. Но стоявшие перед ними чашки были нетронуты, как и бювары…
Занимавший председательское кресло Марк Шелби, чьем подлинное имя было Маркус Аврелиус Фабиус Шелван, молча взирал на каждого, представленного за этим столом, и вспоминал, как двадцать лет назад он впервые присутствовал на подобном собрании. Тогда там были старые деревенщины, говорившие с акцентом. Кругом торчали пустые бутылки и переполненные пепельницы. Он был единственным, кто постоянно чувствовал себя в напряжении.
Всего лишь несколько недель назад он сделал вступительный взнос, убив Герша и Сала Переджино, покушавшихся на папу Фэтса. Потом его еще раз проверили, после чего выбрали для обучения в университете, чтобы он мог принести организации больше пользы. Совершенное убийство было скорее формальностью, традицией посвящения, нежели чем-то бо́льшим. Стол, за которым тогда собирались, был простым деревянным, стоявшим в задней комнате таверны Пеппи. Сколько раз он сидел за ним, подбираясь все ближе и ближе к равенству, а затем к главенству. Теперь именно он занимал большое кресло и именно ему внимали главы корпорации — новой современной организации, нового сообщества, судьбы которого зависели от зла и пороков, обитавших в Нью-Йорке на Манхэттене.
Выступление Шелби было образцом красноречия, но в каждом слове звучал металл. После дела Переджино он приказал уничтожить тридцать с чем-то человек, действия которых нашел несовместимыми с работой организации, и лично расправился с четырьмя из них. Теперь это должно служить постоянным напоминанием, что он столь же всемогущ и абсолютно безжалостен, как и его предшественники, и вполне заслуживает свое место.
Его звали Первым Гладиатором не столько из-за его настоящего имени, сколько из-за манеры расправляться с противником — быстро и получая от этого удовольствие.
— Прошлой ночью, — начал Марк Шелби, — был убит Вик Петрочини. — Он выложил стопку бумаг и, найдя нужный лист, опустил на него палец. — В течение шести недель по понедельникам и пятницам он наведывался по одному и тому же адресу, в одно и то же время, с одной и той же целью. Его оправдания каждый раз были разными и он думал, что всех обведет вокруг пальца, но попал в ловушку, так как нашелся кто-то, кого он обвести не сумел. Теперь потери — четыре-пять человек в месяц. — Он сделал паузу и взглянул на сидящих. — Вопрос: в чем причина?
Леон Брей управлял вычислительным центром организации. В свои пятьдесят он выглядел шестидесятилетним. На его лице отражались годы кропотливой работы. Большие, как у совы, глаза смотрели из-за толстых стекол очков. Он постучал карандашом по столу, ожидая, пока стихнет робкий шумок присутствующих.
— Бухгалтерские расчеты у всех ваших людей верны, — проговорил Брей. — Я трижды все пересчитал, проверил, и все счета сошлись до последнего пенни. Джо Морзе и Беггерт увеличили операции на двадцать процентов по сравнению с прошлым годом, а Рауз и Вик хорошо продвинулись с освоением новых территорий. Нигде никаких замечаний.
Шелби записал сказанное, кивнул головой и обратился направо:
— Что у вас, Келвин?
Артур Келвин («Быстрый») взглянул на председателя, крутя в пальцах незажженную сигарету. Он нервничал и это ему не нравилось, но то, что произошло, видимо, было лишь началом чего-то более существенного. Он прищурился и качнул головой.
— Я проверил все другие конторы — никто не пытался что-либо предпринять или вырваться вперед. Чикаго и Сент-Луис предложили нам своих людей, которые могут обнаружить каких-нибудь незнакомцев, если это сделал кто-либо из сопливых юнцов Майами или Филадельфии. У них произошла такая же история в прошлом году, но они быстро разобрались. Я ответил им, что мы пока подождем, посмотрим, что будет дальше.
— А Эл Харрис? Уже год, как он покинул Атланту.
Келвин пожал плечами.
— Это все только разговоры. Его дни сочтены. Он живет в Байе, штат Калифорния, и никуда оттуда не уезжал с тех пор, как обосновался там. Власти следят за ним, он прожигает жизнь и, видимо, чувствует себя счастливым. Кроме того, у него туберкулез. Поэтому, даже если у Великого Эла Харриса есть связи и средства, чтобы вернуться в игру, у него достаточно здравого смысла не делать этого.
— Вы уверены?
— Вполне.
— Что у вас, Фелш? — спросил Шелби.
Маленький человечек как бы отряхнулся, но его детский жест относился к тем интенсивным исследованиям, которыми занимались двести специалистов, чьи доклады были проанализированы до последних мелочей.
— Вик и Беггерт занимались наркотиками, но их территории совершенно не пересекались. У Морзе и Рауза были различные сферы деятельности. Никакой связи. Общих друзей никогда ни у кого из них не было. Я перепроверил все их возможные контакты и не обнаружил никаких связей за исключением того, что дети Рауза и Вика ходили в одну начальную школу. Прошла почти минута, прежде чем Шелби вновь оторвался от своих записей.
— Никто, — произнес он негромко, — не убил бы четырех наших шефов, не имея на то оснований.
— Но мы знаем, что кто-то убил их, — заговорил малютка Ричард, которого прозвали так из-за внушительного телосложения.
Ричард Кейс поддерживал связи организации с политическими кругами города. Естественно, он возглавлял гигантский политический концерн, был общительным и политически активным. Но это, как и многое другое, было лишь завесой, скрывавшей его истинное положение.
— Продолжайте, Ричард.
Кресло заскрипело под тремя сотнями фунтов.
— Все были убиты разным оружием. Вик и Морзе — из 38-го, Беггерт — из 45-го, а Рауз — девятимиллиметровой штуковиной. Единственное, что совпадает, так это то, что все были убиты с одного выстрела, профессионально точно.
— У нас тоже имеются такие специалисты, — напомнил Шелби.
— Нет, — возразил Кейс. — Они бы выпустили не одну пулю для надежности. Кроме того, наши парни не выбрали бы такое время и место. Все убийства совершены как бы из засады и, похоже, пользовались глушителем. Поэтому полиция не может найти никого, кто слышал бы выстрелы. И кто бы он или они ни были — это работа специалистов. Почерк тот же самый, но свидетели не помнят никого, кто появился бы на сцене дважды. Если это один человек, то он, бесспорно, специалист высшей марки и за ним должны стоять большие деньги. Такой талант дорого стоит. — Лицо Кейса было задумчиво. — Что касается такого профессионала, как этот, то… ему известно, что теперь мы настороже, и вряд ли он будет рисковать собой и дальше. Он получит свои деньги, отправится куда-нибудь отдохнуть и даст им возможность купить для нового дела нового парня. Он действует уверенно до наглости и, хотя знает территорию, он не местный. Я готов держать пари, что теперь он далеко отсюда.
— А если предположить, что это был не один парень? — спросил Шелби.
— Тогда наши поиски окажутся менее трудными. Кто-то из них обязательно споткнется, и мы увидим, откуда все это исходит. Все, что нам необходимо знать, это причину, из этого и надо следовать.
— Это просто налет, — буркнул Келвин.
Леон Брей небрежно поглядел на него сквозь очки.
— Я в этом не уверен. Их собственность не тронута. Возможности шантажа не замечены. Но по-прежнему есть вероятность, что это чья-то личная месть. Кровная месть.
— Кровная месть давно уже отмерла, — заметил Келвин.
— Возможно, — согласился Брей, — но, благодаря девочкам и зависти, она могла снова возродиться.
Фелш несколько озабоченно посмотрел на них и хлопнул ладонью по столу.
— Я уже говорил вам, что у них не было почвы для столкновений, ничего общего — из этого и следует исходить. Общим у них было лишь то, что они сидели с нами за одним столом.
— Спокойно, Фелш, — проронил Шелби.
Он обдумал сказанное, затем откинулся в кресле и взял сигару. Остальные, за исключением трех некурящих, последовали его примеру.
— Может быть только один вывод, — заявил Шелби. — Это налет.
— Что нам предпринять? — поинтересовался Келвин.
— Ничего, — ответил Шелби. — Ждать. Они убирают наших людей, чтобы поколебать нашу власть. Все, что нам остается делать — ждать и смотреть, кто это столь глуп, что решил помериться с нами силами. А пока мы на всякий случай распустим наш стол. Деятельность организации будет идти, как и прежде. Не думаю, что противник попытается нанести нам новые удары.
* * *
Но Марк Шелби ошибся. Этой же ночью пуля 22-го калибра прошила череп Денниса Ревенала, и помощник управляющего заведением, ведающим проституцией Ист-Сайда, умер на шелковых простынях в дорогостоящей квартире, двери которой считал абсолютно надежными.
Никто не видел убийцу, никто не слышал выстрела.
Капитан Вильям Лонг сидел в помещении Манхэттенского отдела полиции по убийствам и пил кофе из бумажного стаканчика, улыбаясь комиссару.
— Чем вызвана эта маленькая война? — осведомился он.
— Наверное, тем, что Департамент полиции ведет себя излишне пассивно, — парировал комиссар.
— Может быть, вы и правы, — сказал капитан. — Но, может быть, иногда приносишь больше пользы, оставаясь в стороне. Учитывая… что все непричастные лица виновны.
— На этом заваруха не кончится. Другая сторона еще не седлала коней.
— Похоже, они просто не знают, кто их противник.
— А у вас есть какие-нибудь идеи?
По-прежнему улыбаясь, Лонг утвердительно кивнул. Появилась еще одна хорошенькая возможность прощупать комиссара. Через две недели он уходит в отставку и трудно придумать лучший случай для финала карьеры.
— Кое-какие идеи есть, — сказал он, — правда, ничего конкретного. Но ведь после двадцати пяти лет службы можно брать в расчет и интуицию.
— Мне кажется, вы все же поде́литесь ими, — несколько язвительно заметил комиссар.
— Есть только два варианта, — произнес, наконец, Лонг после того, как допил кофе и бросил смятый стаканчик в мусорную корзину. — Тут два мотива: деловой и личный. Честно говоря, я не могу представить себе настолько тупого человека, который решится преследовать людей организации лишь из чувства личной мести. Следовательно, это бизнес. Кто-то желает войти в правление, но для этого там должны появиться вакансии. Эти кто-то должны быть достаточно могущественны, раз наносят удары не только по отдельным частям, но и по всей империи в целом. В правлении вряд ли согласятся с тем, чтобы противник убирал их одного за другим. Появление этой новой силы — продолжение старой игры по жестким правилам: убрать верхушку, вызвать замешательство у прочих, принудить их признать игру проигранной или добиться того, чтобы они закрылись, как устрицы.
— Довольно опасная игра.
— Тем не менее, — продолжал Лонг, — она уже опробована и всегда оправдывала себя. Иногда люди наверху находят более выгодным принять новичков, чем бороться с ними. Они заинтересованы объединять силы, и поэтому следует ожидать нового кровопускания.
— Тем хуже, капитан. До сих пор мы как-то могли их сдерживать. Может быть, через год-другой мы бы их раскрыли. Но если они вновь начали применять силу — значит, и нам не уйти от стрельбы.
— Пока война идет так, что нам грех жаловаться.
— Ну, это вы знаете лучше меня. Да, пока все идет по схеме. Они уложили пятерых и, думаю, этот урок близится к концу. Но теперь они должны будут появиться и предъявить свои требования организации.
Но капитан Лонг тоже ошибся. На следующий день в 14.45 у кафе на Восьмой Авеню было угнано такси. В 14.48 такси было обнаружено на одной из боковых улочек Гринвич Виллидж. Машину обнаружил водитель этой же таксомоторной компании. На заднем сидении распростерся Антонин Бродерик, бывший докер, ставший в организации ответственным за рэкет. Он был убит пулей в сердце, пулей, выпущенной из «магнума».
* * *
Джиллиан Берк сидел на втором этаже кафе-автомата, ковыряя вилкой фасоль и мясной пирог, запивая все это молоком. За все годы, которые он отслужил, никто не называл его по фамилии. Он был просто Джил или же этот Джил. И вот теперь появилась еще одна передовица на четверть газетной полосы, посвященная суду над ним, состоявшемся в Департаменте полиции, и исключению его из рядов полицейских только потому, что он был слишком добросовестным копом, с которым не могли ужиться проклятые политиканы. В этой статье его фамилия упоминалась трижды и каждый раз была напечатана полностью и без ошибок. Репортер кратко пересказал его карьеру, заметив под конец, что существует потребность в таких людях, как он, и даже немалая, несмотря на то, что это может не понравиться некоторым официальным лицам и что, возможно, если прикрыть некоторые неприглядные делишки, коп окажется невиновным.
Джил оторвался от статьи и, увидев Билла Лонга, идущего к нему с подносом, свернул газету, освобождая место. По их внешнему виду можно было сразу определить их профессию. Отличительные черты, приобретенные ими, были таковы, что любой мог опознать их после минутного изучения, а каждый преступник, узнав их, мог сразу же уходить.
Годы, посвященные охране закона, расследованию и предупреждению преступлений, были тяжелым испытанием, и они стали людьми, один взгляд которых видел дальше и глубже, чем могли увидеть пристальные взгляды других.
Но что-то их уже разделяло. Билл Лонг был по-прежнему в рядах полиции. Джил где-то уже в стороне и в его поведении угадывалась печаль покинутости, какую испытывают на пустынном берегу во время отлива, хотя известно, что вновь наступит прилив и, возможно, его вода достигнет более высокой отметки.
— Почему ты не подождал меня? — спросил капитан.
— Я сильно проголодался, дружище.
Лонг снял с подноса тарелки, поставил их на стол и положил поднос на свободный стул. Джил отошел и через пару минут возвратился с порцией мясного пирога и булочкой, лежащей на стакане с молоком. Капитан ухмыльнулся и занялся мясом.
— Я бы подбросил тебя по пути к 21-му, но мне не хотелось показываться среди этих богачей.
— Ерунда!
— Как твои новые занятия?
— Отлично, лучше не бывает.
Лонг опустил в кофе ложку сахара и, позвякивая, размешал его.
— Плюнь, тебе еще повезло. Конечно, ты лишился оклада, потому что не вписался в систему, но пятьдесят косых в год вполне подходящая компенсация. А работа в общем-то та же самая.
— Не совсем.
— Ты знаешь, сколько отставных инспекторов желают быть начальником службы безопасности?
— Сколько?
— Все хотят. А ведь ты только сержант. Я и то могу лишь надеяться на такой вариант.
Джил улыбнулся, но в его улыбке не было веселья. Он прекрасно понял капитана.
— Нет, Билл, ты всегда был идеалистом. Может быть, именно поэтому восемь лет назад ты купил ферму. Ты ведь коп. И хороший коп. Но когда придет время, ты захочешь иметь что-то про запас.
— А ты?
— А я нет. Это одна из тех вещей, которые я пытался скрыть все эти годы.
Лицо капитана посерьезнело.
— Все же мне кажется, ты вполне удачно устроился.
— Конечно, новая работа многое компенсирует. Никто на меня особенно не давит.
— Хотел бы я так же сказать о себе!
— У тебя неприятности?
— Большая заварушка с Синдикатом. Никто не знает, что происходит. Шесть покойников и никаких идей.
— Да, — проронил Джил, — а газеты побранивают и подбадривают тебя…
— Когда падает в перестрелке очередной труп, настроение быстро меняется, мой друг. А трупы, похоже, будут. Перед нами мир, в котором уличные убийцы лишь выполняют волю боссов. В Чикаго состоялось важное совещание… Оказывается, Манхэттен до сих пор не может уйти из-под обстрела и не обнаружил противника.
— И теперь Департамент полиции будет выполнять роль телохранителей.
— Похоже на то, — согласился Лонг.
— Интересный поворот — полиция охраняет гангстеров!
Лонг усмехнулся и взглянул на Джила.
— Единственное, чему можно порадоваться, так это, что ты не участвуешь в деле. Конечно, все это неприятно, но думаю, что скоро все кончится. Если бы ты занимался этим делом, тебе тоже было бы не по себе.
— Я не так уж плох, капитан.
— Да, возможность кровопролития никогда не останавливала тебя, это я знаю.
— Сколько раз я ошибался?
— Очень редко.
— И никогда по-крупному.
— Да. Что нам об этом спорить?
— Есть разные способы делать свое дело, — заметил Джил. — Правильный способ, неправильный и свой собственный.
— Это тот самый способ, который выбрала другая сторона.
— Конечно.
Капитан вытер салфеткой губы, встал и протянул Джилу руку.
— Мне нужно идти. Увидимся в конце недели.
— Решено.
Без четверти шесть Джил Берк отпер дверь своего жилища, вошел и закрыл дверь за собой. Раздевшись, он включил выпуск теленовостей, затем открыл тайник в ножке письменного стола. В нем находились три пистолета. Он молча осмотрел их и вернулся к телевизору. В восемь он выключил телевизор и отправился спать.