Переезжая через мост на пути в Джерси, Джил сидел молча, наслаждаясь чувством свободы от непрестанного шума и суеты большого города, который остался позади. Казалось, он пересек черту, и ему не хотелось возвращаться. К счастью, он умеет приспосабливаться. Многие не умеют. Город для них жизненно необходим, они не мыслят себя вне его. Для него же он был просто местом, где надо жить, пока он не решит, что пришло время покинуть его. Там он родился, вырос и работал, поэтому Нью-Йорк стал для него больше, чем просто город. Он стал его родным, родной горной страной, где скалами стоят дома, где каждый каньон, каждый уступ, каждая расщелина отпечатались в его памяти.
Людей, живших в нем, он систематически запоминал, заносил в каталоги и хранил все это в клеточках своего мозга. Иногда он чувствовал, что эта информация давит на него, подобно раковой опухоли. Эти люди действительно были подобны раковым клеткам. А другие были просто людьми, средой, которая кормила их и поглощалась ими по мере развития болезни.
— Джил, ты что такой серьезный?
Он повернул голову и улыбнулся.
— Просто думаю.
— Великие идеи?
— Не очень. — Он смотрел сквозь ветровое стекло. — Когда-нибудь я все же закончу это дело.
— Когда? — тихо спросила она.
— Когда все кончится.
— Разве такое возможно?
— Нет, но я сдержу их.
Она положила ладонь поверх его руки на руле.
— То же говорил и мой отец.
— Все так говорят.
— Почему же тогда они не сделали этого до сих пор?
— Копы — странный народ, детка. Я не понимаю, почему они не порывают со своей работой, но они не бросают ее. Знаешь только, что пройдет много времени, пока чего-нибудь добьешься… Некоторые приходят с высшим образованием, другие, кому не посчастливилось его получить, довольны, что могут пулять и лупить, кого надо. Они родились полицейскими и умрут ими. Такова жизнь.
— Понимаю, — проронила она.
— Но не одобряешь?
— Кто-то должен это делать.
— Ты не ответила на вопрос. — Прошло несколько секунд. Наконец, подумав, Элен кивнула головой, понимая, что слова, которые она произносит, слишком долго были погребены в ней.
— Одобряю, Джил. У меня была жизнь, которую я ненавидела, потому что слишком много было тревожных дней и ночей, пока не случилось неизбежное. Когда я сейчас вспоминаю, то вижу, что это я всегда жаловалась, а моя мать — никогда. Она… она помогала папе. Она делала все возможное, чтобы облегчить ему жизнь. Она одна по-настоящему испытывала страх. Не противоборство, не боль, не страдания при виде умирающих и мертвых, а страх. — Элен замолчала, крепко прижав ладонь к его руке. — Я одобряю твое дело, что бы о тебе ни говорили, — закончила она.
В груди у него опять заныло, но он по-прежнему смотрел на дорогу. Годы одиночества советовали ему ничего не отвечать, но годы, которые ждали впереди, советовали высказаться. Он быстро взглянул на нее, и этого взгляда было более, чем достаточно.
— Если бы я встретил тебя раньше, многое могло бы быть по-другому, Элен.
— Я бы ничего не изменила.
— Что может что-нибудь изменить?
Она вновь сжала ему руку.
— Ничто не может. Мы оба знаем это.
— У меня глупое ощущение.
— Какое?
— Черт побери! — повысил голос Джил. — Ты знаешь, какое.
— Можешь поверить, у меня то же самое.
У него опять заныла душа.
— Любовь создана для ребятишек, — заключил он.
Ее смех был низким и заливистым. Она положила голову ему на плечо, и Джил ощутил слабый запах ее духов и тепло ее тела.
— Тогда мы и есть ребятишки. И притом выбрали необычное место для объяснений.
— А где лучше?
— Ты должен был попытаться сделать это, когда мы лежали на одной подушке.
— Там бы это не прозвучало.
— Не прозвучало бы, если бы это был не ты, — промолвила Элен.
* * *
Марк Шелби услышал телефонный звонок, отставил питье и посмотрел на большие настенные часы.
«Люди в Чикаго стареют, — подумал он. — Понадобилось два часа, чтобы проверить его информацию, собрать правление и принять решение».
Когда он сказал «хэлло», они не стали называть друг друга по именам. Он сразу узнал голос. Теперь им известно, что француз мертв, и они вспомнят, что он всегда был Первым Гладиатором, и поведут дело, как надо.
— Мы только что обсудили положение, — произнес голос.
— Да? — Марк был тверд и решителен.
— Насколько вы продвинулись в своем другом деле?
Вопрос касался информации, утраченной во время взрыва компьютеров Брея.
— Потребуется еще несколько дней.
— Не можете ли вы заняться еще кое-чем?
— Разумеется, могу, — его голос звучал все уверенней.
На другом конце линии довольно хмыкнули.
— Отлично, мы поручаем вам это.
— Что именно?
— Пока Папа отсутствует, вы будете исполнять его обязанности. Вы сможете с ними справиться, не так ли?
— С удовольствием, — в его голосе послышались радостные нотки.
Щелчок возвестил окончание разговора. Теперь он знал, что должен выполнить работу француза, пока Папа сидит где-то в своем убежище во Флориде. Может быть, кроме него, это никому неизвестно. Но он хотел знать эти вещи, потому что однажды, когда ловушка захлопнется, она не должна оказаться пустой. Единственное, что беспокоит, это решение правления покончить с Германом-Германцем в Майами. Папа затеряется среди солдат, ему достанутся все награды за разгром восстания. Трудно уразуметь, каким образом никому неизвестный тип, вроде Германа, мог начать переворот, но при более тщательном рассмотрении появляются возможные ответы. Он был неизвестен, убийства его не задевали, а засады, которые он готовил, на деле не так уж сложны. Несколько самых тупых солдат обладают всеми данными для подготовки таких засад… Но когда они будут настолько глупы, что проговорятся об этом кому-нибудь, то через час попадутся.
Он снял стакан с папки, которую успел забрать из конторы француза до появления полиции, вытер обложку и раскрыл. Что-то беспокоило его, когда он рассматривал находившиеся в ней бумаги. Он перебирал листы и, наконец, нашел, что хотел.
Это была запись о продаже патронов, подходящих к оружию, из которого были произведены смертоносные выстрелы. Речь шла о парне с татуировкой на левом предплечье. Карандашная пометка говорила, что поисками занялся Эдди Кемп.
Марк нашел номер его телефона и позвонил. Недовольный женский голос сообщил, что Эдди ушел и неизвестно, когда вернется. Марк попросил позвонить ему, как только Эдди вернется, и положил трубку.
Что-то в этом деле с татуировкой совсем ему не понравилось. Почему он пока не понимал. Перед тем, как отставить телефон, он сделал еще три звонка, чтобы получше узнать, что происходит. Он услышал, что район Майами оцеплен, поэтому любые удары должны быть тихими и незаметными: должно произойти бесшумное массовое убийство, трупы затеряются и свидетелей не будет. Все должно выглядеть так, будто Герман-Германец со своей компанией решил просто исчезнуть и прекратить всякую деятельность.
Правление и Папа Менес полагались на отборных солдат, опытных головорезов, и работа не выглядела особенно трудной.
«Очень плохо, — подумал Марк. — Чем больше сейчас неприятностей и тревог, тем легче выполнить намеченное». Он быстро принял решение. Деньги есть, он сумеет обеспечить поставку».
Шелби снова с самодовольной улыбкой взялся за телефон.
Через час пакет с деньгами перешел из рук в руки. Еще через сорок пять минут погрузка была закончена и груз отправился в дорогу. Герман-Германец получит свой арсенал без помощи Моу Пила. Шелби допил стакан и собирался лечь спать, когда позвонил швейцар и сообщил, что его хочет видеть мистер Кейс. Он велел впустить гостя, удивляясь про себя, что за черт принес его в такой час.
Войдя в квартиру, Кейс не стал тратить время на любезности.
— Знаешь, кто прикончил француза? — начал он.
— Наверное, сейчас узнаю от тебя.
— Шатси, вот кто. Копы заметили его, когда он выходил из дома, но он сумел от них улизнуть.
— Шатси?!
— Да, личный мальчик Фрэнка. Ему не удалось выполнить поручение Бердуна, и тот начал разыскивать его, но Шатси сбежал. Он полагал, что Фрэнк собирается прикончить его, и пришил его сам.
— Последние известия…
— Ерунда! — заорал Кейс. — Этого пока никто не знает. Копы заполняют протоколы и телевизионщики молчат. Он перерезал французу глотку и вырезал у него пупок. Его опознали привратник и коп. Теперь все фараоны ищут его. — Шелби налил два стакана и протянул один Кейсу.
— Как ты говоришь, он был личным человеком Фрэнка? Значит, от него до нас не дотянуться.
— Послушай, Марк, никто не знает, что ему известно. Но нам лучше найти его до того, как найдут копы.
— Приказы Фрэнка по-прежнему в силе, не так ли?
— Так. Я позвонил еще дюжине наших людей, чтобы они подключились. — Он замолчал, переводя дыхание. — До каких пор это будет продолжаться? Так было легко и просто, и вдруг это чертово здание рушится нам на голову.
— Успокойся, такое случалось и раньше. Мы примем меры.
— Раньше у нас не водилось идиотских любителей жареных пупков.
— Кто сказал тебе о французе?
— Я был там, когда Ледерер делал своим нагоняй. Я слышал его через весь зал. Мэрия стонала, он кидался на всех, следователи вкалывают день и ночь. Билли Лонгу он вцепился в задницу, потому что исчез Берк и никто не знает, где он.
— Ну ладно, допивай и иди. Чикаго поручило все мне, пока не вернется Папа Менес. Я что-нибудь придумаю и завтра предпримем какие-нибудь шаги. — Заперев за Кейсом дверь, он стал размышлять о Джиле Берке. Ему понравилось, что этот ублюдок исчез. Но хотелось бы, чтобы коп был на месте, где его можно застукать.
* * *
Билл Лонг дозвонился до Берка и сообщил ему о Шатси.
— Ты уверен? — спросил Джил.
— Еще бы. Его видели привратник и полицейский. Медэксперт подтвердил, что Бердун скончался за несколько минут до того, как полицейский заметил выходящего оттуда Шатси.
— Наконец что-то проясняется.
— Несомненно. Он изуродовал француза, как и других, только похуже.
— Ну и дурак же он в таком случае.
— Черт побери! — сказал Лонг. — Бердун знал его, позволил ему зайти и получил свое. Наверняка он не ожидал, что Шатси тронет его хотя бы пальцем.
— Одной ошибки вполне достаточно, — отозвался Джил.
— Тебя ищет Ледерер. Он хочет основательно поговорить о Бердуне с Элен Скенлон, и тебе лучше заранее подумать об ответах. Он даже выделил двух человек, чтобы проверили тебя.
— Пусть усердствует.
— Ты уже говорил это…
— Есть еще что-нибудь новенькое?
— Когда ты вернешься?
— В понедельник утром. Если вздумаешь навестить меня, знай, что я здесь, в Нью-Джерси.
— Ладно, Джил, я ведь никому не сказал, где ты.
— Делай свое дело, — рассмеялся Берк, — а мне надо хоть немного отдохнуть.
— Вряд ли у тебя будет хороший отдых, — вздохнул Лонг и положил трубку.
Джил отодвинул в сторону телефон. Элен с улыбкой смотрела на него.
— Тебе совсем не дают спокойно отдохнуть.
Берк уткнул голову в подушку. Нежность к Элен переполняла его. Но что-то постороннее сидело в сознании, и он уже не был полностью с ней. Он вспомнил Нью-Йорк, и крохотные кусочки мозаики начали складываться в картину — не быстро, не сразу, а путаясь и перемешиваясь, как хлопья снега, кружащиеся по ветру и не находящие места, куда можно опуститься… Снежинка порхает, замирает на мгновение, касаясь земли, и становится частью сугроба, куда устремляются другие снежинки. Снег приобретает форму, все встает на свои места.
Элен понимала, что сейчас его мысли витают где-то далеко от нее, и довольствовалась тем, что он лежит рядом с ней, решая какую-то сложную задачу. Она хотела бы помочь ему, но это было не в ее силах и возможностях. Элен была уверена лишь в одном — в том, что сегодняшняя ночь принадлежит им.
Она закрыла глаза, закуталась и попыталась уснуть, не тревожа его…
* * *
На верхнем этаже дешевого отеля на Сорок Девятой улице сон никак не шел к Шатси. Он облизал губы, еще раз приложился к бутылке дешевого виски, купленной внизу, и ухмыльнулся. Они ищут его по всему городу, но сейчас это его не волнует. Пока у входа дежурит Верт, этот переполненный проститутками отель вполне безопасен, а завтра он уедет в другое место и будет скитаться, пока не доберется до полустанка в глубине Соединенных Штатов, где он родился. Там он сможет жить мирно и счастливо. Он очень ловко разделался кое с кем. Может, они оказались слишком тупыми, что позволили прирезать себя. Они никогда не могли соображать так, как он, и поэтому никогда не поймают его… Кто же станет искать его в местечке, где нет даже почтового отделения?
Шаг за шагом он планировал свои переезды и действия, отлично понимая, что бегство его должно быть безупречным.
Конечно, еще оставался Шелби и тот жирный тип из делового мира, по прозвищу Малютка. Оставался и Реми, который однажды приказал ему убираться, когда ждал француза. И за это он должен отомстить. Ну, а после он доберется до безопасного места. И то, и другое одинаково волновало его и было одинаково интересно.
«Да, хорошо бы пополнить коллекцию их пупками!» — подумал он.