В коридоре собралась небольшая толпа. Некоторые были в пижамах, некоторые в пальто, накинутых поверх нижнего белья. Они оживленно обсуждали событие. Патруль в форме и пожарный оставались до тех пор, пока не убедились, что помещение очистилось от газа. Обычных любопытствующих зевак было мало, и все скоро разошлись.

Я использовал свой репортерский жетон, чтобы пробиться через полицейский патруль. В это время один из копов произнес:

– Второй этаж… Что-то вы поздновато. Все ваши ребята уже разошлись.

– Я по другому делу, приятель, – осторожно ответил я и вошел в помещение.

Дверь в комнату была открыта настежь, окна по обеим сторонам балкона – тоже, но чувствовался запах газа. Я прошел дальше, к репортерам, которые выспрашивали подробности у полицейского, а потом вышел в кухню, где лежало тело, покрытое простыней. Двое парней из морга укладывали его на носилки, чтобы снести на труповозку. Пожарные стояли тут же и с полным пренебрежением к покойнику весело перебрасывались шуточками. Они привыкли к такого рода соседству.

– Можно взглянуть? – попросил я.

Один из полицейских пожал плечами и кивнул, продолжая разговор. Один из санитаров откинул простыню и я взглянул на то, что осталось от Билла Коплейна. Да, он выглядел красавцем, хотя никто из покойников не бывает красив. Он лежал на спине возле плиты, его руки были сложены крестом на груди, а под головой – подушка.

– Чудно, до чего же им хочется устроиться поудобнее, когда они решают свести счеты с жизнью, – проронил один из санитаров, показывая на подушку. – У нас это третий за последние две недели. Один даже подстригся, побрился и переоделся в лучший костюм, чтобы гробовщикам было меньше работы.

– Спасибо, – вздохнул я.

Он задернул простыню и взял за ручки носилки. Вошел детектив, который разговаривал с пожарным, и спросил:

– Снимать не будете?

– Не стоит трудиться. Как это случилось?

– Один из соседей почувствовал запах газа и позвонил в полицию. Он уже давно отдал концы, так что помочь ему не смогли. Старая история…

Я достал блокнот и выразительно уставился на копа. Он начал вещать монотонным голосом:

– Билл Коплейн. По бумагам – репортер в агентстве. Думаю, что он из Калифорнии. Из соседей никто о нем точно ничего не знает, а с его агентством мы еще не связывались.

– Известно, почему он это сделал?

– Конечно, – коп наклонился к столу и взял письмо. – Конверта не было. «Дорогой Джон», – начиналось это письмо, подписанное именем Фло. Она порвала их помолвку, – продолжил полицейский, – и вышла замуж за одного парня, в которого влюбилась сразу и намертво. Письмо было в его руке.

Он дал мне посмотреть письмо, написанное корявым почерком на дешевой, простой бумаге. Адрес отсутствовал, число тоже, и было заметно, что его разворачивали и складывали несколько раз.

– Грустно, – сказал я, возвращая письмо.

– Старая история. Единственное, что он забыл, – это выключить телевизор. Мне кажется, лучше, когда такие выбрасываются из окна – и хлопот меньше, и люди не страдают, а то ведь что могло быть. Если бы он забыл потушить окурок, тут полдома разнесло бы взрывом!

Я записал все детали, отметил фамилии полисменов и поинтересовался:

– Вы больше ничего не нашли? А если я покопаюсь тут немного?

– Сделай одолжение. Но ничего особого тут нет. Несколько старых писем, пижам, а в холодильнике такие запасы, что кошка с голоду околеет. Он жил тут всего три месяца и всегда питался в городе. Первый раз за все время, наверное, и плиту-то включил!

Для того чтобы покопаться, не нужно было много времени. Типичный холостяк и все такое, но с прошлым, которое просто необходимо иметь, чтобы работать у Рея Уоттса. Я не верил в это самоубийство. Все, кого держал Уоттс, были в прошлом или полицейскими или ребятами из «Интеллидженс Сервис», известными своей решительностью и выдержкой.

Все вокруг поражало армейской опрятностью. В спальне я обнаружил его часы, горсть мелочи, несколько банкнот и аккуратно застеленную кровать, к которой, если не считать отсутствия подушки, никто не прикасался. Это был номер из двух комнат с ванной; которая соединялась со спальней. Жилая комната была обставлена парой больших кресел, кушеткой и закусочным столиком с четырьмя металлическими стульями. Там были и еще две маленькие подушечки, и когда я наклонился, то заметил между ними трехпенсовую монету.

Я спрятал блокнот в карман, сказал что-то полицейским и направился к двери. Жильцы-соседи все еще стояли в коридоре, обсуждая событие.

– Кончили? – спросил коп.

– Ничего здесь нет.

– То же самое заявили и другие. Никогда нельзя надеяться, что будет сенсация. Этот – просто был невезучим.

Перед уходом я заметил, что дверной замок выбит полицейскими.

– Они сделали это быстро, – сказал коп. – Хорошо, что замок не был с секретом, как в новых домах.

– Он что, не закрывал двери изнутри?

– Да, представьте себе, она оказалась открытой. Эти самоубийцы всегда что-нибудь забывают.

– Все верно.

Я позвонил в Ньюарк-Контроль, вызвал Адама, сказал, что хочу, чтобы Ани Лайтер, Хукер и Джеймс снова проверили передвижение Билла Коплейна, и предоставил ему подробное описание того, что обнаружил. Вирджил мог использовать весь этот материал в докладе Центру и сберечь мое время. Я сказал, что буду менять отели и скоро свяжусь с ним.

Я прошел в боковой вход отеля Леопольда, проверил насчет хвостов и, не найдя ни одного, поднялся в лифте до своего номера. Там вставил ключ в дверь, распахнул ее и включил свет, горя одним желанием – увидеть Рондину. Но ее в комнате не оказалось.

Но гости у меня все же были. Целых трое! Тихие гости, которые сидели на кровати, наблюдая за мной, и курили, выпуская удушающие клубы дыма. У одного из них на коленях лежал автомат.

– Входи, входи, Тайгер! – пригласил меня Хэй Райдолф.

– Пожалуйста, мистер Манн, – прибавил Томас Уотфорд. Оба стояли во главе ИАТС, и когда они сами шли на дело, ты сразу понимал, что это может означать для тебя. Третьего типа я никогда раньше не видел, но у него была внешность, типичная для наших людей из СИА, ИАТС или какого-нибудь другого агентства. Он был «человеком с ружьем».

Райдолф позволил мне присесть и кивнул своему парню, который отложил автомат в сторону.

– Кто это? – осведомился я.

– Альберт Кеттлер… Несмотря на то, что вы никогда не встречались, он о тебе наслышан.

Я посмотрел на него и отметил особую манеру сидеть на стуле. Все признаки породы, образования и воспитания были написаны на этой физиономии.

– После того, как нам не удалось натравить конгресс на вашу группу, Манн, а у Мартина Грэди нашлись деньги и покровители, чтобы замести следы, комитет решил держать вас под жестким контролем и полностью уничтожить, когда сочтет нужным.

– Ты, кажется, расстроен, что мы выжили, – ухмыльнулся я.

– Не перебивай старших. Манн. Я вновь улыбнулся ему в лицо.

– Конечно, кто-то должен убирать навоз после ваших деревенских увальней с их грубой топорной работой: никуда, кроме золотарей, их больше не возьмут.

– Политический аспект, – начал он, – был…

– Чушь! – взорвался я, вскочил на ноги и впился глазами в его лицо. – Я устал от вашей чуши, и от того, что вы тут наболтали! И многие из нас устали, и поэтому мы делаем, Райдолф, то, что делаем, запомни это! Когда где-то что-то заваривается и мальчики вроде вас, наложив в штаны, не могут это исправить, а политиканы боятся затронуть этот вопрос из боязни наступить кому-то на любимую мозоль в верхах, потому что могут быть не переизбранными на второй срок, тогда этим делом занимаемся мы. Нас ничто не остановит. Мы станем совать свой нос в дела, когда нас не просят, и делать то, что, по идее, должны делать вы со своими людьми. Когда кто-то из нас погибает, другие продолжают его дело. Все мы профессионалы, и ваши мальчики могут многому научиться у каждого из нас. Мы вытаскивали вашу задницу из огня не раз и потеряли на этом много отличных парней. Никто нас не остановит, никто! Теперь давайте к делу или стреляйте.

Прошла минута молчания, и мне показалось, что сейчас раздастся выстрел. Оба выглядели взбешенными: их морды покраснели от сдерживаемой ярости. Лишь Кеттлер сидел тихо и, казалось, улыбался. Наконец заговорил Райдолф:

– Может быть, здесь стоит поставить точку, Тайгер, и вывести тебя из игры.

– Как?

– Ты был в доме Чемберлена? Я знал, что он собирается протолкнуть, и коротко проронил:

– Ну и что дальше?

Он проигнорировал меня и продолжал:

– Габин Мартел дал нам подробное описание и опознал тебя по фото. Лифтер сделал то же самое. Мартел сдерживался до тех пор, пока его политическое убежище не было официально признано. Теперь он стал правительственным узником, и твой проступок оказался актом насилия и нарушением некоторых статусов.

– У вас была уйма времени, чтобы выяснить это.

– Это будет интересно для газет.

– Мы можем замять дело.

– Все может быть… Райдолф мрачно улыбнулся.

– Ну, а если мы попробуем, Манн? Несколько дней в одиночке пойдут тебе на пользу. Это ведь убежище. Но я тоже усмехнулся.

– Вы еще не спросили меня. Райдолф потерял терпение и взорвался:

– Что!?

– Зачем вы сюда пришли? Почему вы интересуетесь Мартелом?

– А как ты считаешь, почему?

– Потому что он не собирается говорить с вашими людьми, и вы это отлично понимаете. Он собирается хранить свою информацию крепко запечатанной, как в сейфе, а вы будете сидеть у пещеры Али-Бабы, не зная волшебного слова: «Сезам, откройся!» Он-то не побеспокоится шепнуть вам это слово, ну а вы ничего не сможете сделать, чтобы упрямец заговорил.

Тут я крепко его прищучил, и он понял это. Его извилины перебирали все варианты, пока, наконец, он не сказал:

– А ты, как я понимаю, можешь помочь делу?

– Есть некоторые задумки.

– Мы знаем некоторые из этих задумок. Немало ты оставил их на своем пути: мертвецы и разрушенные судьбы.

– Но они сами делали то же с другими людьми. Я ощущаю перед ними вину в той же степени, как перед Адольфом Гитлером.

– Здесь тебе это не удастся. Мы не позволим.

Я презрительно посмотрел на них.

– Пока я еще не приступил к делу.

– Что тебе нужно, Тайгер?

– То же самое, что и вам.

– Пока ты не скажешь нам немножко больше, тебе придется отдохнуть пару деньков.

Они не шутили, и мне пришлось бросить им кость.

– Ночью умер парень. Доказано, что это отравление газом. Его имя Билл Коплейн, он был репортером в агентстве Уоттса. Никто не знает, над чем он работал, но там могут обнаружиться штучки, связанные с Мартелом. Осмотрите крючок входной двери и проверьте труп – ему могли сделать инъекцию, которая привела к удушью раньше, чем по квартире распространился газ. Я предполагаю, что клиент открыл входную дверь, выбил плечом задвижку, набросил ему на лицо подушку и держал до тех пор, пока тот не потерял сознание. Затем сделал ему укол и имитировал сцену самоубийства.

Во время моего монолога они обменивались взглядами, стараясь понять и хоть что-то выудить из того, что я им натрепал.

– Полиции это известно? – наконец осведомился Уотфорд.

– Я не потрудился узнать у них об этом. Я был там в качестве официального газетного волка. Собирать такие вещи – их прямая обязанность.

– Тогда как вообще ты завязал контакт с этим парнем? Ты что, знал его раньше?

– Нет. Мне позвонили и сообщили, что у него имеются кое-какие данные, которые меня безусловно заинтересуют. Дали его имя и адрес, но когда я заявился к нему, чтобы выяснить это, он уже был настоящим покойником.

– Но ты пришел как репортер, – констатировал Уотфорд.

– Или просто использовал репортерскую карточку? – вмешался Райдолф.

– Я всегда пользуюсь ею, приятель. Я не в таком деле, чтобы можно было рассчитывать на случай. Никогда не знаешь, на что можно напороться. Почему бы вам не заняться этим?

Райдолф поднялся и подошел к телефону.

– Я собираюсь принять душ. Это вам не помешает?

– Валяй, валяй…

Я как следует вымылся и, вытершись досуха, натянул шорты. Когда я вошел в комнату, Райдолф вешал трубку.

– Что новенького?

– Они нашли следы иглы на бедре, – тихо произнес он.

– Это ваша главная зацепка. Теперь вы знаете столько же, сколько и я.

Уотфорд поднялся. Кеттлер последовал его примеру.

– Я подумаю… Если ты неправ, мы придем снова.

– Как вы меня найдете? Будете присматривать за Эдит Кен, да? Уотфорд мрачно ухмыльнулся и кивнул.

– Да, твоя Рондина. Она не была достаточно ловкой, чтобы заметить Кеттлера, и он с любовью проводил ее до отеля. Советую тебе оставаться в городе.

– Я постараюсь, джентльмены. Теперь, если вы не возражаете, я хотел бы отдохнуть без свидетелей.

Они прошли мимо меня к двери, и лишь Кеттлер пожелал мне «спокойной ночи». Он был профессионалом до конца: сразу узнавал своих. Подмигнув ему, я закрыл дверь.

Но не кинулся в постель, а запаковал свою хурду-мурду в чемодан, убедился, что коридор пуст, и прошмыгнул в холл. Когда у тебя в руках десятидолларовая банкнота, портье не задает лишних вопросов…

Чистое дело… Я устроился в отеле «Брайхам» под своим собственным именем, вызвал Рея Уоттса по платной переговорной и сообщил, что случилось с Билли Копленном, посоветовав ему не возобновлять эту связь. Если у него и были вопросы, то до этого он и сам додумался.

Рей быстро оценил ситуацию и заявил, что обо всем позаботится. Его не волновало, что Коплейн не оставил после себя никаких бумаг. Я понимал, что перетряхивать теперь квартиру – дохлый номер. Если у убийцы было время, то он уже давно все обнаружил, и теперь дело не поправишь. Я повесил трубку, вернулся в номер и рухнул на кровать. Это был чересчур длинный день. Сообщив в Ньюарк-Контроль свои координаты, я мгновенно заснул.

Она могла бы сначала позвонить, но не позвонила, а постучала в дверь около двенадцати ночи, вырвала меня из объятий кошмарного сна и заставила судорожно схватиться за кобуру 45-го.

Когда я открыл дверь, она улыбалась моему испугу. На этот раз наша серая мышка была в зеленом костюмчике. Девушка-блондинка, в мечтательных глазах которой таяли брызги шампанского. Белокурые волосы пышной короной обвивали ее головку. Ани Лайтер была либо самой ловкой чертовкой из всех, либо классным мастером в этих женских штучках с перевоплощениями.

– Давай, заходи, но как видишь, я голый.

– С этим оружием, можно считать, на тебе достаточно одето, чтобы ты мог прикрыть собой любую женщину.

– Да ты еще и с перчиком! Она захлопнула за собой дверь и прошла в комнату.

– Неужели у Мартина Грэди нет средств на более приличный номер? Мне кажется, что я зарабатываю больше, чем ты. И, пожалуйста, протри глаза, – она улыбнулась и скользнула в кресло.

– Я только встал.

– Я думала, что мужчина с такими дарованиями никогда не спит в одиночестве.

– Тебя надули, крошка. С чем пришла?

Она качнула головкой и скорчила мне забавную рожицу.

– Мне сообщили, где ты. Как ваш союз, Тайгер?

– Твердый, единый и нерушимый. Теперь давай детали.

Я дотянулся до одежды, натянул ее, но она даже не отвернулась. Ей следует научиться этому, потому что она волнует меня. Однажды она сделает неверный шаг и ей придется научиться покорности, как и другим моим женщинам. Или, может быть, не придется! Наверняка я этого не знал.

– Детали или кратко? – уточнила Анн.

– Кратко, кошечка.

– Поняла. Твой приятель Рей Уоттс дал Коплейну задание догнать крошку Верд. Он проверил аэропорт и нашел женщину, подходящую под ее приметы, путешествующую под именем Элен Велн. Нам повезло: одна из стюардесс дала подробное описание ее внешности и опознала фото. Никаких неожиданностей по се новому имени не было – крошка знала, что за ней следят, и заметала следы. Из аэропорта она взяла такси.

– Водитель найден?

– Конечно. Он высадил ее у отеля «Штевен» на 30-й улице, и здесь следы теряются. Там она больше не появлялась, и никто похожий на нее замечен не был.

– Многовато работенки для одной ночи.

– Это «ПЛАТОН», – напомнила мне Ани.

– Проверяли близлежащие отели?

– Все.

– Такси?

– Все, которые было возможно. Мы еще не закончили, Хукер и Джеймс идут по следу.

– Билл Коплейн?

– О нем вообще ничего. Либо он напал на ее след и рванул за ней, либо вернулся домой, решив остановиться там же, где мы споткнулись. Но это мое предположение.

Я потянулся за телефонной книгой. Этот отель оказался женским и, конечно, порядки в нем, как в пансионе благородных девиц. Мужчинам вход воспрещен! Там останавливались преимущественно девушки из провинции – пока не находили себе место в конторе или не устраивались в других местах.

– Ева не стала бы жить в такой дыре, – заметил я.

– Мы тоже так подумали. Я считаю, что она сказала шоферу первый попавшийся адрес, а потом сменила машину.

– Где теперь Хукер и Джеймс?

– Проверяют отели. Один отдыхает, а другой просматривает книги регистрации жильцов.

– Хорошо. Что ты думаешь делать?

Она усмехнулась, встала, сорвала с головы шляпу и очень просто стала вылезать из своего костюмчика.

– Я хочу выспаться, Тайгер. Я… видишь ли, не успела найти комнату и собираюсь спать здесь. Возражения будут?

– Будь моей гостьей.

Она выскочила из блузки, и я удивился, почему прежде считал, что она худенькая и незаметная, как мышка. У этой разбойницы грудь была хоть куда – она была самой полногрудой женщиной, которую я когда-нибудь встречал, с глазами, как у ведьмы. Левый чуток косил. Призывная зелень этих глаз была такой очевидной, что она сама постаралась прикрыть их пушистыми ресницами.

Я не хотел больше смотреть, но она, как нарочно, будила во мне зверя. Чтобы продолжить игру, я одобрительно посмотрел на ее пальчики, которые ухватили молнию на юбке, и произнес:

– Не теряй времени, крошка.

У нее был чудный грудной смех.

– Твои таланты еще не проявились, Тайгер.

– Когда они проявятся, ты завопишь от радости.

– Громко?

– Все вокруг попадают с кроватей от твоих воплей.

– Не могу дождаться такого счастья, – заявила она и совершенно обнаженная легла на кровать.

И это соблазнительное женское тело не могло не взволновать меня. Теперь я знал, что делать. Я прикоснулся к ней, и она сразу же отодвинулась к стенке, давая мне место рядом. Я не стал терять время, да и она не дала мне его. Я потянул ее на себя, потом повернул боком и увидел, как дрожат от нетерпения ее ресницы. Услышав ее стон, я зарылся губами в ее губы… Дальше все утонуло в беспамятстве наслаждения…

Взяв такси, я отправился в этот женский отель. За конторкой сидели две старые совы, которые сразу повернулись в мою сторону и одновременно поджали сухие морщинистые губы. Я же был мужчиной, а быть мужчиной, по их понятиям, – означало быть дьяволом. Одна из старух, с редким пучком седых волос на затылке, сухо сказала:

– Да? – и вопросительно уставилась на меня.

– Я хотел бы посмотреть ваши регистрационные журналы за позавчерашний день.

– Зачем?

– Ищу подружку. Возможно, она тут под чужим именем. Ее улыбка превратилась в сардоническую.

– Прошу прощения, но это невозможно.

Слишком многие мужчины пытались таким образом обмануть ее строгое всевидящее око, но отступали под тяжелым взглядом, в котором горел огонь костров времен матриархата. Однако такие всегда теряются, когда им хамят в лицо.

Я обольстительно ухмыльнулся, облокотился на конторку и как можно грубее спросил:

– Как насчет небольшого скандальчика для начала? А, старая мымра?

– Уйдите…

– Заткнись ты, гнилое вымя. Отвечай по-хорошему, когда с тобой разговаривают джентльмены.

– Если вы думаете, что…

– Я думаю, что сумею заткнуть тебе пасть, заплесневелая плесень, и эта конторка мне ничуть не помешает! И еще, думаю, что сумею разнести тут у вас все вдребезги и попробуй удержать меня на месте, старая образина!

Теперь в ее глазах не было враждебности.

– А ты, – обратился я к другой, – живо оставь эти штучки с телефоном, не то потеряешь сгнившую девственность. Оставь трубку в покое! Ну!

Обе они сразу стали старыми, усталыми, нервно покусывающими губы женщинами. Одна смотрела на другую, ожидая от нее решительных действий, но обе не могли сдвинуться с места. Наконец одна достала книги и положила их на конторку рядом со мной.

Пять женщин ночевали здесь позапрошлой ночью. Две дали фамилии мужа, а остальные – просто имена. Я расспросил божьих одуванчиков о внешнем виде их владелиц. Три соответствовали описаниям Евы, за одним исключением: две были брюнетками, а одна – рыжей. Ни одной блондинки на горизонте не наблюдалось, но эра париков уже наступила, а парик для женщины – отличное убежище. Я запомнил номера комнат и положил на конторку двадцать долларов, чтобы сгладить дурное впечатление, произведенное мною на старых крыс.

– Благодарю за сотрудничество, и советую забыть о нашем свидании. Ясно, бабуси?

Я ждал до тех пор, пока одна из них не взяла деньги, и теперь мог быть уверен, что забыт навеки. Но про меня не забыли снаружи. Я почувствовал скользящий удар по левому борту пиджака, и, хотя не услышал звука выстрела, но понял, откуда в меня целились, а также и то, что эта пуля не будет одинокой. Я быстро пробежал до стоянки такси на углу и достал из кобуры свой 45-й. Где-то впереди меня ударилась рикошетом об асфальт вторая пуля. Я пролез между машинами и свернулся клубком. Стреляли с левой стороны. Я не видел вспышки, но я знал, что из окна стрелять не могли, потому что дистанция, с которой отрикошетила вторая пуля, была слишком маленькой. Как раз в этот момент раздался взрыв хохота, и откуда-то выбежала целая орава подростков, оглашая воплями воздух и толкая друг друга. Улица вновь ожила. Подъехали две автомашины, взяли пассажиров и укатили. Мимо проехал молочник. Я медленно поднялся, спрятал оружие, прошел между машинами и двинулся вдоль улицы.

Этой ночью подтвердились две вещи: Ева Верд была в этом отеле, и они следили за ней. Они сцапают ее, как шпионку немцев, и тогда Мартел не откроет рта. Другая вещь заключалась в том, что я все еще не был вычеркнут из списка «А».