Тигр на свободе

Спиллейн Микки

 

(пер. А/О "Прометей")

 

1

Я посмотрел поверх головы Вилли Гиббонса на женщину, вошедшую в зал ресторана «Шевалье», и меня охватило то же чувство, что и других мужчин в зале. Она была так хороша, что все затаили дыхание. У нее были длинные стройные ноги и каштановые волосы, спадавшие локонами на облегающее пальто. Глубокий треугольный вырез черного платья открывал безупречную грудь.

Метрдотель Педро низко поклонился женщине и проводил ее к столику, за которым сидели два пожилых господина. Когда она опустилась в кресло, посетители опять возобновили разговоры.

Вилли поддел на вилку кусок рыбы и усмехнулся.

– Потрясающая женщина, правда?

Я проворчал что-то в ответ и потянулся к стакану.

– Слушай, Тайгер, не разыгрывай из себя ханжу.

– Ну… недурна.

– Она иногда бывает здесь. И при каждом ее посещении гости обалдевают. Как-то я написал о ней статью. Она работает переводчицей при ООН. Иностранка, деловая женщина, которая думает только о своей карьере. Хотя у нее, конечно, нет недостатка в предложениях.

Кто–то за стойкой бара цинично сострил, и все рассмеялись.

– Не похоже, чтобы она была против подобных предложений.

Вилли покачал головой.

– Ошибаешься, Тайгер. Она неприступна. Эти англичанки способны парой слов и одним взглядом любого обратить в бегство. – Он смущенно улыбнулся. – Я сам, старый газетный волк, грозный автор передовиц, однажды попытался.

– И что?

– Она отбрила меня, как школьника.

– Прими мои соболезнования.

– Попробуй на этот раз ты.

– Зачем?

– Ну, знаешь, неудачнику всегда приятно видеть, как вечный победитель получает по носу.

– Что-то не тянет.

– Ну, не трусь, попробуй. Черт возьми, ведь многие пытались, и все с одинаковым результатом. Теперь все ждут, когда она, наконец, встретит своего хозяина. Конечно, если тебе что-нибудь удастся, они лопнут от злости, но зато всю жизнь будут смотреть на тебя снизу вверх.

– Это соблазнительно.

– Слушай, Тайгер, – Вилли отстранил тарелку. – Ее зовут Эдит Кен. Она родилась и воспитывалась в Лондоне, принадлежит к старинному аристократическому роду. Денег у нее вполне достаточно, так что с этой стороны можешь не заходить. Знаменитости ей тоже не импонируют: я видел однажды, как она отшила известного голливудского актера. Так что тебе остается лишь положиться на свое обаяние.

– Можешь не продолжать. Ты меня уговорил.

Вилли поставил свой стакан и с улыбкой посмотрел на меня.

– Никак не могу в тебе разобраться, Тайгер. Мы встречаемся два – три раза в год, и каждый раз ты задаешь мне новые загадки. То зимой ты появляешься с коричневым загаром. Или я вдруг случайно вижу у тебя на теле свежий шрам от пули. Ты вхож в светские круги, и в то же время у тебя очень странные, чтобы не сказать подозрительные, знакомые. Я журналист, и в мою профессию входит умение общаться с людьми, вызывать их на разговор, но после твоей демобилизации из армии в 1964 году я о тебе ничего не знаю. Собственно говоря, не прекратил ли ты после этого свое существование?

– Я теперь бесплотный дух.

– Тогда явись этой леди в полночь и скажи загробным голосом: «Мисс Эдит Кен, позвольте представиться – Тайгер Манн».

Я поболтал льдом в пустом стакане и сказал:

– Я не нуждаюсь в представлении. Мы знакомы друг с другом. Эту женщину зовут не Эдит Кен, а Рондина Лунд. Она не англичанка, а австрийка по рождению, и во время войны была немецкой шпионкой. В 1945 году я получил от нее подарок – две пули в грудь, и долгое время пролежал замертво. Так что, старина, нас не нужно представлять.

Вилли онемел от удивления. Сначала он смотрел на меня, как на сумасшедшего, потом захотел что – то спросить, но раздумал и с досадой махнул рукой.

– Все шутишь!

Заметив мой пустой стакан, он подозвал официанта и попросил принести еще виски с содовой.

– Ты чертовски хороший актер, Тайгер. После двадцати лет работы на Бродвее у меня наметанный глаз. Правда, почему бы тебе не отправиться в Голливуд? Особенно с твоим диким именем.

– Счет, – сказал я официанту.

– Э, нет. У меня есть своя гордость, старина: за обед плачу я, – запротестовал Вилли. – Кстати, за полгода с начала работы в ООН Эдит Кен уже получила неплохую прессу. Я и другие мои коллеги имеем задания написать о ней. Через британское посольство мы связались с семьей Кенов в Лондоне, с аристократической закрытой школой и одним из секретных отделов британской разведки. В результате выяснилось, что ей двадцать семь лет, она не замужем и недоступна. Впрочем, в этом ты убедишься сам.

Я откинулся на спинку стула и закурил сигарету.

– Ей тридцать девять лет, она австрийка по национальности и в 1945 году пыталась меня убить.

– О'кей, Тайгер, поделись со мной этой историей. Даю тебе две минуты, а потом мне нужно бежать. Может быть, удастся продать эту историю «Парамаунту».

– Пошел к черту, – сказал я.

Вилли взял поданный официантом счет и расплатился.

– Когда мы снова увидимся?

– Откуда мне знать? Как-нибудь позвоню.

– Ладно, в любое время. С тобой всегда весело. Если увидишь кого-нибудь из старых друзей, передавай от меня привет. Ты пойдешь на ежегодную встречу?

– Возможно.

– Постарайся. Терри Аткинс и Боб Шифер не смогут быть. Терри усмиряет беспорядки в Гондурасе, а Боб заработал рану во время охоты за шайкой контрабандистов в Лос-Анджелесе.

– Я слышал об этом.

– Да, полицейским несладко приходится. Мне на всю жизнь хватило гастролей в секретной службе во время войны. У меня слишком слабые нервы.

– А у кого они крепкие?

– У тебя, например, – ответил он, усмехнувшись. – Ну, пока, до встречи.

Вилли ушел, а я остался сидеть, пока не докурил сигарету. Потом погасил окурок и встал.

Судя по костюмам и дорогим сигарам, оба пожилых мужчины, сидевшие за столиком с Эдин Кен, были важными персонами. Они держали себя с уверенностью и достоинством, что дается лишь ощущением власти. Когда я подошел к их столику, они толковали об общем рынке и биржевых новостях. В уголках их глаз таилось предвкушение удовольствия: они ждали, что меня сейчас отошьют. Я сказал:

– Привет, Рондина!

 

2

Она с честью выдержала этот удар. Ее улыбка осталась невозмутимой. Мужчины обменялись вопросительными взглядами, и я объяснил:

– Старое прозвище.

Она пожала мне руку. Ее глаза блестели как волшебные озера. Глядя на нее, я понял, почему мужчины так сходили по ней с ума. Она была настоящей женщиной – зрелой и соблазнительной.

– Давно не виделись, дорогая, – сказал я и представился мужчинам: – Тайгер Манн. Забавное имя, но вину за это несет мой отец.

Одного из них звали Бертон Селвик, а другого – Винсент Харли Кейз. Оба были членами британской делегации при ООН, у обоих были прекрасные манеры. Они пригласили меня присесть за их столик. Педро принес мне стул, стакан с виски, и мы выпили за здоровье Рондины.

Селвик предложил мне сигарету. Я отказался и вытряс из пачки свою.

– Вы занимаетесь политикой? – У него был тщательно отработанный голос выпускника Оксфордского университета, в котором, однако, иногда слышались повелительные нотки, приобретенные на Даунинг-стрит.

Поверх пламени спички я взглянул на Рондину. Она сидела, наклонившись вперед, и с чуть заметной улыбкой поглядывала на огонек своей сигареты.

– Нет, не политикой. Но это можно назвать международными отношениями.

– Понимаю.

Он ничего не понял, это была простая вежливость.

– А как твои дела, дорогая?

– Хорошо, мистер Манн.

– Раньше я был для тебя просто Тайгером. Ее улыбка была по-прежнему спокойной.

– Хорошо, пусть будет Тайгер. А ваши дела?

– Неплохо. Меня удивила наша встреча.

Она сделала небрежный жест.

– Земля вертится, время идет. Нужно жить и забывать.

– Все забывать? – спросил я.

Ее глаза блестели. Я попытался вспомнить, как она выглядела в последний раз в той маленькой комнатке в Гамбурге. Британская авиация бомбила город, и через две минуты сюда должен был ворваться Кол Хагерти и разнести в клочья это шпионское гнездо… но Рондина опередила Кола: она хорошо знала все женские хитрости. Нелегко стрелять в красивую обнаженную женщину. Кол засмотрелся и не заметил «люгера» в ее руке.

Винсент Кейз бросил взгляд на часы и погасил сигару в пепельнице.

– Ну, я думаю, нам лучше оставить вас наедине с воспоминаниями. Мы еще заглянем в бюро, но все заседания перенесены на следующую неделю, так что вы можете остаться, дорогая. Мистер Манн был очень рад познакомиться.

У него чувствовался легкий шотландский акцент.

– Что касается меня, – сказал Бертон Селвик, – мой день закончен. В пятьдесят быстро устаешь, а если еще к тому же побаливает желудок, то лучше всего поспешить к грелке и домашним туфлям.

Рондина с участием посмотрела на него.

– Вы плохо себя чувствуете?

– Как обычно. Просто переработал. Слишком много бессонных ночей, слишком много ответственности. Я рад, что меня скоро заменят.

– Может, вызвать врача? Тот с улыбкой отмахнулся.

– Он не скажет ничего нового. Возраст, дорогая. Но не беспокойтесь, несколько таблеток, пара массажей, и я опять буду в форме.

Мы пожали друг другу руки на прощание.

– Рад был познакомиться, – сказал я и проводил обоих мужчин взглядом.

Потом вынул из золотого портсигара Рондины сигарету.

– Тайгер, – нежно сказала она.

– Да, дорогая, – так же нежно ответил я. – А теперь должен сообщить, что твоя песенка спета: я убью тебя.

Она выпустила облачко дыма, бесстрашно посмотрела мне в глаза. Страх всегда был чужд ей. Она могла быть суровой и нежной, но никогда не бывала слабой.

– Я всегда задавала себе вопрос, когда настанет этот момент?

– Вот он и наступил, дорогая.

– Я понимаю. Можно объяснить тебе?..

– Нет.

– Как ты собираешься меня убить?

– Еще не знаю, – ответил я. – Вероятно, застрелю.

– Почему?

Я усмехнулся, предвкушая мгновение, о котором мечтал все двадцать лет.

– Дело здесь не в прошлом, а в настоящем. Ты все еще продолжаешь работать. Вероятно, кроме меня, это никому не известно, но ты осталась прежней, поскольку принадлежишь к людям, которые принесли горе всему человечеству. Ты знаешь семь языков и воспитывалась в одной из лучших шпионских школ. Твой теперешний пост не очень значителен, но он дает тебе возможность многое знать. Это ключевая позиция для агента. При твоем опыте такая работа является для тебя детской забавой. Но теперь этому будет положен конец.

– Кем?

– Мной. Я убью тебя. Ты загнала в меня две пули и оставила истекать кровью. Заманила к себе в постель меня, стреляного воробья, которому следовало бы знать все эти женские уловки. Я мог бы, но не стал тебя ликвидировать, а ты отблагодарила меня за это двумя выстрелами в грудь. Моя смерть уже ничего не решала, война заканчивалась, но твоя ненависть была такой острой, что ты не могла расстаться со мной просто так.

Я погасил сигарету и откинулся на спинку стула. Со стороны, наверное, казалось, будто мы ведем безобидный застольный разговор.

– А теперь ты умрешь, моя радость. Как бы ты ни противилась этому. И умрешь от моей руки, как и полагается в нашем чертовом ремесле, потому что арест и судебный процесс – очень ненадежное дело.

Рондина побледнела.

– Когда?

– Скоро. Я могу убить тебя хоть сейчас, но прежде мне нужно узнать, в какую игру ты играешь. А после этого, моя прекрасная убийца… я выстрелю тебе прямо в сердце.

– Тайгер…

– Брось, все это мне хорошо знакомо, но на сей раз я не попадусь на приманку. Перед тобой сидит старый солдат, прошедший огонь, воду и медные трубы. Твоя песенка спета. С этой минуты можешь считать себя мертвой.

Я встал, отставил свой стул и торжествующе рассмеялся, глядя на нее сверху вниз. Неожиданно в ее взгляде появилось какое-то странное выражение.

– Ты была великолепной любовницей, – сказал я. – Помнишь то бомбоубежище?

Ее глаза превратились в две узкие щели.

– Помнишь ту дождливую ночь, когда я солгал, и французы не схватили тебя?

Она так стиснула руки, что побелели суставы.

– Они бы убили меня, если бы узнали, что я тебя покрываю, Рондина. Но мы любили друг друга – ты, немецкая шпионка, и я, американский разведчик. И вскоре ты показала, какой верной была твоя любовь. Через десять минут после того, как мы легли в постель, ты выстрелила в меня. Десять минут спустя после того, как ты сказала, что ни один мужчина не делал тебя такой счастливой. Да, это была настоящая любовь. Задним числом приношу благодарность. Но теперь конец.

Влажный блеск ее глаз не тронул меня.

– До встречи, Рондина. Мы скоро увидимся, и это будет печальное свидание. Пока.

Все смотрели мне вслед. Они видели, что мне удалось то, чего до сих пор не удавалось никому: посидеть с этой женщиной за столиком вдвоем. Несколько минут назад они видели двух ее спутников, которые были воплощением достоинства и хороших манер, а теперь вот от ее столика отходил совсем другой тип, за которого они не поставили бы и цента.

Ежедневно бреясь, я смотрю на себя в зеркало и пытаюсь понять, что же во мне есть такого, что пугает людей?

Посетители молчали. Они были сражены наповал.

Как я и предполагал, агенты Рондины появились у меня в ту же ночь. Но сработал мой план. Это был старый фокус с манекеном в постели. Мне хотелось выяснить, как быстро им удастся напасть на мой след, ведь никому не было известно, что я в Нью-Йорке, тем более, в каком отеле остановился.

Я повис на оконном карнизе, в тридцати метрах над тротуаром, на поясе, который заранее прикрепил к раме. В руке у меня на всякий случай был револьвер 45-го калибра.

Агенты Рондины открыли дверь с помощью отмычки, вошли в комнату и выпалили по полной обойме в гору подушек на кровати. Выстрелы были похожи на легкие хлопки. Эти идиоты так спешили, что даже не проверили состояние жертвы. Они только переглянулись и вышли.

Переждав минуту, я открыл окно, влез в комнату и стал разглядывать дырочки на наволочках. Утром горничная наверняка удивится: четырнадцать выстрелов превратили подушки в решето, а вся комната пропахла порохом.

Я закрыл задвижку, дважды повернул ключ в замке, лег на пострадавшую постель и сразу уснул.

 

3

Тот, кто никогда не бывал на заседаниях ООН или просто в здании на Ист-ривер, не представляет, как много он потерял.

В Гане опять начались волнения, и делегаты были вызваны с каникул на срочное заседание.

Я позвонил из вестибюля. Через несколько минут появился лощеный тип. Услышав пароль, он скорчил презрительную гримасу, но пригласил меня следовать за ним. Во всяком случае, он догадывался о моей профессии.

Дебаты меня не интересовали. Я разыскал Рондину, подошел к ней сзади и спросил:

– Ну, и долго это еще будет продолжаться, моя дорогая? Она медленно повернула голову, не прекращая переводить, ее зрачки чуть расширились. Единственно, что выдавало ее, – влажные глаза, и я спросил себя, как сильно должна женщина ненавидеть мужчину, чтобы заплакать, узнав, что он не умер. Заседание должно было скоро кончиться.

– Жду тебя у входа, – сказал я. Она вышла через четверть часа.

– Привет, Тайгер!

– Можешь мне открыть одну вещь?

– С удовольствием.

– Кто делал тебе пластическую операцию? Ты выглядишь потрясающе. Шрамов совсем не видно.

– А их и не должно быть.

– Ваши юнцы меня вчера упустили. Надеюсь, ты им сделаешь выговор?

– Конечно, – она опустила глаза.

– Я вполне мог их вчера прикончить. Это было совсем не трудно. Передай, что второго шанса они не получат. И ты тоже.

– Тайгер!..

Она опять была прежней Рондиной, настоящей женщиной до кончиков ногтей. Высокая, стройная, в расцвете красоты – именно такая могла свести меня с ума. Но только не теперь.

– Тайгер, тебя это все еще беспокоит?

– Теперь уже нет. Боль давно прошла.

– Значит, ты жаждешь мести?

– Скорее удовлетворения. Все, что мне нужно, это видеть, как умираешь ты.

– Пожалуйста.

– О нет, не так просто. Сначала ты будешь об этом долго думать и… дрожать.

Внезапно она обвила мою шею руками и прижалась своим влажным горячим ртом к моим губам. На секунду моя воля была парализована, но прежде чем я успел что – либо сделать, Рондина отпрянула и нежно улыбнулась мне.

– Берегись, Тайгер, – загадочно сказала она.

– Не беспокойся, я переживу тебя, – ответил я.

Здание на Пятой авеню было одним из тех уродливых бетонных сооружений, которые выращивает Манхэттен и сдает их под конторы.

На 16-м этаже находилась контора под табличкой: «Томас Уотфорд: импорт-экспорт». Я вошел и сказал секретарше, что мне нужно видеть мистера Уотфорда. Нет, я предварительно не договаривался о встрече, но он меня примет. Секретарша связалась с шефом и предложила мне зайти в кабинет. Эта фирма являлась одним из секретных филиалов Центрального разведывательного управления, и наша организация была с ней на ножах.

В кресле сидел субъект в синем деловом костюме, с рысьими глазами и короткой стрижкой.

– О, вот и вы, Тайгер, – сказал он, откинувшись на спинку кресла. – Прошу вас, садитесь.

Я сел.

– Мы уже знаем, что вы в городе.

– Ваши люди хорошо информированы.

– Это не представляет большого труда. Шум, который вы за собой оставляете, говорит сам за себя.

– Спасибо за комплимент.

Уотфорд наклонился вперед, и я спросил себя, скольких людей он запугал этим ледяным взглядом.

– Мы узнали, что вы занялись одним делом через нашу голову, – сказал он. – Это нас не устраивает.

– Что ж…

– Это правда, Тайгер?

– Вам лучше знать. У многих есть ко мне претензии.

– И к группе, которую вы представляете. Вы называете себя «патриотами», не так ли?

– Я – нет. Раньше – может быть, но не теперь. Меня интересует только работа. «Розовые» и либералы так отчаяние» нападали на нас, что я избавился от патриотизма. Многие патриоты забыли о барабанном бое. Я к ним не принадлежу. Мне нравится борьба.

– Но вопрос о вашей организации будет разбираться в Комиссии при конгрессе.

– Тогда и поговорим.

– Но послушайте…

– Кто разгромил гнездо восставших в Никарагуа? Кто подавил мятеж в Гондурасе? Мы были в Колумбии и Панаме и погасили эти дурацкие волнения. Ваше дело – это бумажная война, денежная помощь. Послушайте, дружище, мы – это сила. Мы способны драться. Так что оставьте нас в покое и не суйтесь в наши дела. Вы – секретная организация и занимайтесь своими проблемами.

Уотфорд откинулся на спинку кресла, взял карандаш и постучал им по столу.

– Нам известны ваши планы.

– Тогда вы должны знать, что мы можем уничтожить вас. И сделаем это, если вы не оставите нас в покое. Но вы не станете нас трогать, потому что тогда вам придется расшифровать себя, а этого вы не можете себе позволить. Слишком много поставлено на карту.

– Мистер Манн, вы предатель своей страны.

– Пока еще нет, дружище. Может быть, в ваших глазах я и предатель, но в наших – нет. У нас подобное случается с немногими, и мы расправляемся с ними по – своему.

– Итак, мистер Манн, что я могу для вас сделать?

– При ООН работает переводчица по имени Эдит Кен. Мне нужно, чтобы ее проверили.

– Этот интерес носит личный характер?

– Пожалуй.

– Куда вам послать ответ?

– Я позвоню.

Немного погодя я отнес Эрли Бентли пули, которые вынул из подушки, и через пять минут имел результаты экспертизы. Они были выпущены из «люгера» калибра 7,65. Данные зарегистрировали и отправили в архив.

Я поблагодарил Эрни, вышел из его конторы и отправился в отель.

 

4

Британский паспорт Эдит Кен выглядел подлинным и был получен на основании свидетельства о рождении. Позвонив в Лондон, я убедился, что свидетельство тоже было настоящим. Вероятно, противнику каким – то образом удалось заполучить этот паспорт, а замена одной женщины другой – дело не очень трудное. Настоящая Эдит Кен умерла или исчезла, а ее место заняла Рондина.

Личность Эдит не подвергали сомнению, но до поступления в ООН ее никто не знал. Она приехала из Лондона, приступила к своим обязанностям, и вскоре к ней привыкли.

Вилли Гиббонс встретился со мной за чашкой кофе и принес с собой четыре больших фотографии Эдит. Отдавая их мне, он сказал:

– Эта женщина не выходит у тебя из головы, Тайгер?

– Да, старина.

Улыбка пропала с его лица.

– Зачем тебе эти фото?

– Я размножу их и разошлю всем европейским и американским специалистам по пластической хирургии.

– Для чего?

– Чтобы выяснить, кто делал ей операцию.

– Протри глаза. Тайгер. Этой женщине не нужна никакая операция. У нее все настоящее.

– Если я не найду хирурга, значит, операцию ей сделали за «железным занавесом».

– С ума сошел! Ты вбил себе что-то в голову, а у меня такое чувство, что я говорю с незнакомым человеком. Опять загадки! Не хочешь объяснить мне хоть что-нибудь?

– Пока нет.

Вилли отпил несколько глотков кофе и, нахмурившись, посмотрел на меня,

– Я звонил тебе сегодня утром в отель.

– Да?

– Тебя не было, но детектив по фамилии Тиббет задал мне несколько вопросов. Оказывается, убирая твою комнату, горничная обнаружила в подушках следы от пуль, но самих пуль не оказалось. Что ты на это скажешь?

Я пожал плечами.

– Это вообще подозрительный отель. Кто знает, что там произошло за время моего отсутствия. Кто-нибудь слышал выстрелы?

– В том-то и дело, что нет.

Я заказал еще чашку кофе и повернулся к Вилли.

– Сделай мне еще одно одолжение, узнай, с кем встречается Эдит Кен.

– В личном плане или…

– И лично, и по службе. Сможешь узнать?

– Конечно. Но за это ты мне потом все расскажешь.

– С удовольствием.

– О'кей, хищник!

…Полковник Чарли Корбинет демобилизовался из армии в 1954 году в чине бригадира. Ему было предоставлено место в правительственном аппарате, но оно не соответствовало его способностям. Вскоре он ушел оттуда и поступил на службу в компанию «Рассел – Перкинс», где ворочал миллионами. Он почти не изменился с тех пор, когда был шефом разведывательных групп, перебрасываемых через линию фронта. Только чуть – чуть постарел.

Он пожал мне руку.

– Ну, Тайгер, очень рад, что ты жив.

– Благодаря хорошей тренировке, полковник.

Мы оба рассмеялись. Никому бы и в голову не пришло, что последний раз мы виделись десять лет назад. Он отослал свою секретаршу, распорядившись не беспокоить нас в течение часа, вынул из шкафа бутылку, лед, миксер и приготовил виски с содовой.

– За доброе старое время, Тайгер!

– И за настоящее, полковник.

Он прищурился, потом кивнул и чокнулся со мной.

– Насколько я понимаю, ты посетил меня не только по старой дружбе?

– Не только. Мне нужна некоторая информация. Он сел и указал мне на кресло.

– Понимаю, но ты, вероятно, догадываешься, что не первый приходишь ко мне с такой просьбой. До тебя здесь уже многие побывали.

– Я слышал об этом, – сказал я.

– А я кое – что слышал о вас. Не прямо, конечно, но мое положение дает мне возможность быть в курсе событий, и некоторые из них определенно носят вашу печать. Дело в Панаме чисто сработано.

– Стараемся.

– В течение некоторого времени ваша группа будет очень непопулярна.

– Это уже началось.

Я отхлебнул из бокала. Как обычно, полковник смешал очень крепко.

– Что я могу для тебя сделать?

– Меня интересует, что произошло с Рондиной Лунд? Помните ее?

Корбинет помолчал немного, разглядывая меня и задумчиво поигрывая стаканом.

– Ты был влюблен в нее?

Я попытался сделать невинное лицо.

– А если да?

– Тогда это чуть не испортило нам все дело. Хорошо, что война уже кончалась.

– Я дорого заплатил за свою глупость.

– Да, черт возьми, она чуть не отправила тебя на тот свет. Ты же еле выкарабкался!

– Так что с Рондиной Лунд?

Чарли откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.

– Она исчезла после высадки наших войск в Нормандии. Кажется, попала в руки «маки».

– Это точно?

Он покачал головой.

– Нет. Тогда происходило столько событий, что невозможно было все проверить. Кажется, ее ликвидировали в конце войны. Когда я узнал об этом, ты еще был в госпитале.

– От кого?

– От Прайда Ричардса из Интеллидженс Сервис. Как-то мы разговорились за стаканом виски, и он упомянул об этом.

– Мне нужно с ним увидеться… – начал я.

– Поздно, – оборвал меня полковник. – Он умер три года назад.

– Как вы думаете, смогу ли я с этой информацией продвинуться вперед?

– Почему бы и нет? – ответил он. – Тут все дело во времени. Спустя двадцать лет не так-то просто найти след. Кроме того, партизаны не вели никаких записей. – Он развел руками. – А что ты собираешься сделать с Рондиной?

– Рассчитаюсь за все.

– Ну, пока ты ее разыщешь… Я встал и взял шляпу.

– Полковник, я думаю, что уже нашел ее.

Корбинет прищурился. Он как бы мысленно проглядывал список тех неприятностей, которые доставила нам Рондина, и вспоминал погибших из-за нее людей.

– Да, да, эта Рондина… – задумчиво сказал он.

– Мне нужно знать, полковник. Вы все еще в контакте с разведкой?

– В определенном смысле, да, но пусть это останется между нами. Я в точно таком же положении, как и ты.

Теперь настала моя очередь внимательно присмотреться к нему. Я вспомнил и связал воедино все то, что слышал от офицеров разведки. Припомнились некоторые подробности недавних операций, и я узнал в них давно знакомый мне уверенный почерк.

– Значит, вы все еще варитесь в этом котле?

– Ты слишком догадлив, Тайгер. Сейчас все иначе, чем было раньше. Сложней. Не рискуй понапрасну.

– Этому я тоже обучен. Позвоню вам через пару дней.

– Непременно.

Уходя, я прикрыл рукой крошечный объектив на двери и усмехнулся при мысли о том, какую гримасу состроит старина Корбинет, увидев пустой негатив. Это тоже был старый трюк.

В четыре часа я позвонил Вилли и спросил, что ему удалось узнать. Он назвал мне имена людей, постоянно встречающихся с Эдит. Это были Бертон Селвик, с которым она поддерживала служебные отношения; Грегори Гофта – венгерский переводчик при ООН; Джон Фредерик Тэлбот – элегантный англичанин, работавший в британском посольстве, и женщина – секретарша из ООН, Гретхен Ларк, с которой Рондина постоянно завтракала. Я записал их адреса, поблагодарил Вилли и повесил трубку.

Следующий мой звонок был к Томасу Уотфорду.

– Говорит Тайгер, – сказал я. – Вам удалось узнать что-нибудь об Эдит Кен?

– Возможно, но лучше говорить об этом не по телефону. Мы договорились встретиться через час на Шестой авеню.

Таким образом, у меня было еще достаточно времени, чтобы заняться именами, которые сообщил мне Вилли.

Я позвонил Барни Доджу и объяснил, что меня интересует. Прежде всего, он дал мне массу сведений о Бертоне Селвике, который из этой тройки казался самым важным. Во всяком случае, по положению. Селвик относился к тем незаменимым людям, которые улаживают разногласия между странами и принимают решения за правительства. Додж явно опирался на хорошо информированный источник и обещал при встрече рассказать мне больше.

На остальных двух у меня уже не было времени. Служащие контор устремились на улицы и стали драться за такси. Я же не стал ввязываться в драку и пешком добрался до бара, где мы договорились встретиться с Томасом Уотфордом. Это и была моя ошибка. Мне следовало прийти раньше.

В баре меня поджидали два здоровых парня – агенты ФБР.

Они вытащили у меня револьвер, дали допить пиво и с дружескими улыбками, приставив к ребрам дула пистолетов, вывели меня на улицу.

Меня привезли в контору, которая находилась на десятом этаже делового здания на Сороковой улице. В коридоре стояла мертвая тишина, все комнаты казались пустыми. На дверях кабинета, куда меня ввели, не было никакой таблички.

Оба парня подвергли меня двухчасовому допросу, но так и не узнали ничего существенного. Потом появился Уотфорд.

– Долго это еще будет продолжаться? – спросил я.

– До тех пор, пока мы не узнаем правду. У нас есть время.

– У меня тоже. Может, пока расскажете об Эдит Кен?

– Зачем вам такая информация?

– Это мое личное дело. Мы были когда-то знакомы.

– Ерунда. Мы проверили: ваши пути никогда не пересекались.

Я пожал плечами.

– Она британская подданная, Тайгер, и занимает деликатный пост. Англичане устроят чертовский скандал, если мы начнем проверять их персонал.

– Почему? Она ведь простая переводчица! – Я пристально посмотрел на Уотфорда.

– Ваши расспросы опасны, – сказал он. – Мы не можем допустить, чтобы наши отношения с англичанами испортились. И не позволим вам совершить глупость. Будете вы, наконец, говорить?

– Этот аппарат подключен? – Я указал на телефон.

– Да. А в чем дело?

– Я думаю, вы знаете свой телефонный код? Уотфорд ничего не ответил.

– Позвоните в бюро «Сковородки» и справьтесь обо мне. На лице Уотфорда выразилось изумление, ведь это было кодовое обозначение Главного бюро, направляющего работу филиалов ЦРУ. Подумав, он кивнул и снял трубку. Я видел, что он набрал правильный номер, пробормотал свой код, задал несколько вопросов, выслушал ответ и повернулся ко мне с побагровевшим лицом.

– Как вам удалось добиться их поддержки? Я усмехнулся.

– Это было не сложно. Но меня интересует, почему вы мной так активно занялись?

Троица обменялась взглядами.

– Черт возьми, да потому, что это касается утечки информации из ООН.

Я встал, пошел к двери и уже с порога сказал:

– Объяснение принято.

 

5

Джон Фредерик Тэлбот жил на Грэмерси-Парк – маленьком оазисе тишины среди шума большого города. Здешние обитатели были достаточно богаты, чтобы обеспечить этому району постоянный полицейский надзор. Стараясь избежать проверки документов, я, не задерживаясь, прямо пошел к нужному дому.

Позвонив по телефону и убедившись, что Тэлбот отсутствует, я нажал кнопку звонка входной двери. Мне открыла женщина. Я представился другом Тэлбота и спросил, не согласится ли она передать ему записку. Она согласилась и продержала дверь открытой достаточно долго, чтобы я успел выключить сигнализацию.

Моя записка не представляла собой ничего особенного. Получив ее, он просто позвонит начальству, чтобы получить новые инструкции. Такого рода вещи часто случаются на дипломатической службе.

Потом я прогулялся вокруг квартала, вернулся к дому, вошел в только что обработанную дверь, привел сигнализацию в порядок и поднялся в квартиру Тэлбота. Уже вторая отмычка позволила мне войти.

Осмотревшись, я убедился, что в квартире есть черный выход, и начал систематический обыск. С первого взгляда было ясно, что у Джона Фредерика Тэлбота есть деньги. Обстановка и личные вещи были дорогими и элегантными. Тэлбот был точен в своих привычках, и я понял, что он принял все необходимые меры предосторожности, хотя, возможно, это была простая особенность его профессии.

В мусорном баке в кухне было две жестянки из-под пива и небольшая кучка черного пепла. Очевидно, он сжег какую-то бумагу. Потом я нашел кольт в кобуре. Она была засунута в сапог для верховой езды. Теперь дело выглядело иначе: мелкие дипломатические служащие не разгуливают по Нью-Йорку вооруженными. Я положил револьвер на место, убедился, что в комнате все в порядке, и вышел. Никто не видел ни моего прихода, ни ухода.

На ближайшем углу я взял такси и поехал к Стефану Мидросу – венгерскому эмигранту. Выглядел он гораздо старше своих лет. И дело здесь было не столько в его седине или в шраме на левой щеке, сколько в выражении глаз. Они слишком много видели.

– Стефан Мидрос? – спросил я.

– Да.

– Меня зовут Тайгер Манн. Сейчас я назову вам одно имя и думаю, этого будет достаточно для представления.

Он оставался невозмутимым.

– Прошу.

– Георг Третий.

Его взгляд потеплел. Это был тайный пароль, известный только немногим посвященным. Он не стал ничего спрашивать, а просто ответил: «Воистину», – и протянул мне руку.

Церемония представления была закончена, и следующий вопрос Мидрос задал, только поставив передо мной стакан вина.

– Чем могу вам помочь?

– В ООН работает венгерский переводчик по имени Грегори Гофта.

– Да, я его знаю.

– Он проверен?

Тот удивленно приподнял плечи.

– До сих пор в этом не было необходимости. А почему вы спрашиваете?

– Его часто видят в обществе одной переводчицы – англичанки.

– Ах, вот что, – с улыбкой прервал он меня. – Вы имеете в виду Эдит Кен?

– Да, – я отпил глоток вина.

– Ваш интерес носит личный или политический характер? – улыбнулся он.

Я не ответил на его улыбку.

– Личный, но может иметь и политические последствия. Меня интересует окружение Эдит Кен. В ООН происходит утечка информации.

– Гофта не принадлежит к венгерским коммунистам, – поспешно сказал Стефан. – Он родился в Будапеште, но уже давно является американским гражданином. Закончил один из ваших колледжей и с тех пор работает в ООН.

– Это может быть прекрасной маскировкой. Вам ведь не нужно напоминать, насколько далеко наш противник заглядывает в будущее.

Мидрос наморщил лоб.

– Но это дружеские отношения.

– Что вам о них известно?

Он допил свой стакан и налил еще.

– Я часто видел их обоих в венгерских ресторанах. Дважды они приходили вместе на наши вечера.

– Насколько они близки?

Мидрос развел руками, подыскивая слова.

– Ну, я бы сказал, что они держатся более чем дружески, хотя могу и ошибиться.

– Насколько я понимаю, у вашей организации длинные руки?

– У нас есть каналы информации из Венгрии. Остальным займемся сами.

Мне не понадобилось больше ничего объяснять. Мидрос уже увидел возможную связь. Задумчиво кивнув, он сказал:

– Вероятно, завтра у меня будут интересующие вас сведения.

– О'кей.

На улице шел проливной дождь. Я добежал до своего отеля, заглянул в отделение для писем и увидел там розовую записку. Развернув ее, я прочел:

«Звонила Эдит и спрашивала твой номер телефона. Она сказала, что от 16 до 18 ее можно будет застать дома по номеру ЕН 27-254. Вилли».

Усмехнувшись, я зашел в телефонную будку и набрал номер Чарли Корбинета.

– Говорит Тайгер, полковник. Вы можете оказать мне небольшую услугу?

– Какую?

– Мне нужно узнать адрес по телефонному номеру ЕН 27-254.

– Хорошо, через пять минут. – Полковник не стал задавать никаких вопросов.

Позвонил он раньше.

– Это телефон бара «Лайонс». Что-нибудь еще?

– Спасибо, все.

– Помощь нужна?

– С каких это пор?

– Ну, был как-то случай…

– Времена меняются, полковник. Еще раз спасибо. Я повесил трубку.

Рондина была в баре с Бертоном Селвиком. Они сидели за столиком и разговаривали. Я понаблюдал за ними минут двадцать, потом зашел в соседний бар и позвонил к ним. Когда она подошла к телефону, я сказал, что полностью в ее распоряжении.

Рондина говорила как обычно, спокойно и дружески, только в голосе сквозило едва заметное любопытство.

Она хочет поговорить со мной? Прекрасно, я тоже хочу с ней побеседовать. Где? В моем отеле, через час. Черт возьми, она первая позвонила, значит, сама должна прийти ко мне.

Я повесил трубку и вернулся к своему наблюдательному посту у бара.

Вскоре Селвик расплатился, вышел и остановил такси. Я не стал ее дожидаться – все равно через час она будет у меня, – а поймал машину и последовал за ним в Гринвич-Виллидж. Он зашел в какой-то дом и вскоре вышел оттуда с высокой элегантной брюнеткой. Я продолжал следить, и таким образом мы доехали до ресторана на Четырнадцатой улице.

Выходя из машины, Селвик вдруг пошатнулся, остановился и схватился за бок. Женщина заботливо взяла его под руку и ввела в ресторан. У него явно случился приступ. Ничего удивительного, общение с красавицей-убийцей не проходит даром. А может, теперь Рондина перешла к бесшумным методам работы?

Приближалось время нашей встречи. Я вернулся в отель, поднялся в свой номер, придвинул кресло к окну и уселся, положив ноги на подоконник. Я смотрел на текущую внизу толпу, а мысли мои были далеко отсюда – в военной Европе. Я вспомнил лицо Рондины, ее неповторимую манеру приподнимать правую бровь, слова, которые она шептала мне в темноте.

Каким дураком нужно было быть, чтобы забыть о своем деле!

Но судьба дала мне шанс. Когда я очнулся с простреленной грудью, хотелось только одного – мстить. Не столько, чтобы отплатить Рондине, сколько, чтобы искупить собственную вину перед друзьями.

Однако война скоро кончилась. Тогда, по предложению Мартина Грэди, я стал работать в одной организации. Всего сорок человек. Сейчас нас было по-прежнему сорок, но из «стариков» осталось только девятнадцать. Правда, чем дольше человек работал, тем опытнее он становился, и тем больше у него было шансов уцелеть.

Разумеется, официальные органы в Вашингтоне знали о нашем существовании. Они завели на нас картотеку, но узнавали о наших делах задним числом и никогда ничего не могли возразить, потому что все делалось профессионально. Вероятно, втайне они досадовали, но нас это нисколько не заботило. Мы действовали быстро и жестко, как того требовали обстоятельства. Свергались правительства, таинственно погибали заговорщики – мы вмешивались только тогда, когда все другие средства оказывались бесполезны.

Рано или поздно Мартин Грэди узнает, чем я занимаюсь, и запретит мне это. Дело в том, что он не выносил, если к делу примешивалась личная ненависть. Но в данном случае меня это не особенно беспокоило.

В дверь постучали.

Я вскочил, одним прыжком оказался у выключателя, погасил свет и уселся в темном углу, направив на дверь свой револьвер.

Ручка повернулась, и на пороге появилась она – прекрасная, как ангел, и опасная, как дьявол. Рондина медленно вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Мне виден был только ее силуэт.

Я знал, что она не видит меня, и взвел курок. Раздался сухой щелчок.

– Я здесь, Рондина.

Она поняла, что у меня в руке.

– Это произойдет сейчас и здесь, Тайгер?

– Возможно.

Кое-как отыскав кресло, она села и заложила ногу на ногу. Я увидел белизну ее коленей и мрачно подумал, что подобное удовольствие стоило Колу жизни.

– Я должна объяснить тебе кое-что, Тайгер.

– Нет, крошка. Я все знаю.

– Но…

– Никаких «но». Ты убила моего друга. Ты окрутила меня вокруг пальца. Тут не требуется ничего объяснять. Твои пули вырезали, но ярость осталась во мне. Это она постоянно подстегивала меня в жизни. О, в свое время тебе удалось заглушить мое недоверие поцелуями. Мы были чудесной парой в пекле войны. Любовь побеждает все, говорили мы. Я подарил тебе жизнь, а ты застрелила меня, или, по крайней мере, думала, что застрелила. Я столько лет считал тебя мертвой, что можешь представить, какую радость испытал, увидев живой. Ты совершенно не изменилась, если не принимать во внимание вмешательство хирургов. И снова, как в старые времена, очаровываешь мужчин. Но меня на эту удочку больше не поймаешь.

– Прошу тебя, Тайгер…

– Помолчи. Сейчас говорю я, а потом заговорит эта штука. Рондина увидела пистолет и выражение моего лица. Она медленно выпрямилась и сложила руки на коленях. На лбу у нее выступили капельки пота. Я добился того, чего хотел.

– Нет, еще рано, моя радость. Прежде я должен выявить твоих руководителей и сообщников, чтобы одним разом разгромить все крысиное гнездо. Но не надейся, что тебе удастся сбежать. И не подсылай ко мне своих юнцов. В следующий раз я их прикончу. А теперь уходи.

Казалось, Рондина поняла, что все бесполезно. Она медленно встала, беспомощно взглянула на меня и направилась к двери. На пороге она повернулась, как бы желая что – то сказать, но раздумала и вышла.

Я опустил курок пистолета и сунул его в кобуру.

 

6

Теперь оставалось только ждать. Готовилась большая облава, и я был крупной дичью. Но охотникам придется быть очень осторожными, чтобы не скомпрометировать себя.

Так я спокойно прождал два дня. А утром третьего мне позвонил портье и сказал, что со мной хочет поговорить мистер Туми. Я обменялся с Туми парой слов. Он назвал пароль и я понял, что его послал Мартин Грэди.

Никогда не знаешь заранее, чего можно ждать от посыльного Грэди. Мистер Туми оказался маленьким человечком, этаким щеголем с Мэдисон-авеню: под мышкой – деловая папка, на носу очки без оправы; вид пресыщенный, но добродушный. Правда, такое впечатление было обманчиво. Я знал, что этот человек владеет всеми тонкостями нашей профессии и, если потребуется, может хладнокровно убить врага.

Туми уселся в предложенное ему кресло и облегченно вздохнул. Но при этом он окинул меня испытующим взглядом. Я не сомневался, что он читал досье, заведенное на меня Грэди, и составил полное представление о моем характере и привычках, за исключением, пожалуй, некоторых нюансов.

– Насколько я понимаю, вам известно, зачем я приехал, мистер Манн?

– Да. Я ждал вас.

– Ну, вот я и здесь. Мы еще не получили от вас отчета.

– И не получите.

– Мистер Грэди это предвидел.

– Тогда как звучит его приказ? Туми улыбнулся.

– Думаю, вы будете поражены.

– Меня уже ничего больше не удивляет.

– И все же… – в его глазах блеснули веселые искорки. – Вы можете продолжать, мистер Манн.

– Что?!

– Таков приказ. По-видимому, вы случайно разворошили осиное гнездо. Ваше появление в этом городе произвело такое замешательство в определенных кругах, что требуется подробное расследование.

– Мартин Грэди знает, что это дело имеет личный аспект и связано с войной?

– Да.

– Значит, он хочет, чтобы я стал приманкой? Туми кивнул головой и заметил с улыбкой:

– Если вы предпочитаете это так называть.

– Тогда, значит, я имею право воспользоваться помощью центра.

– Безусловно.

Я закурил сигарету.

– Еще один вопрос, мистер Туми.

– Да?

– Какие усилия будут предприняты, чтобы вывести меня из строя?

Он подавил усмешку.

– Мне не хотелось бы видеть свою фамилию в стольких списках на ликвидацию, в скольких стоит ваша.

– Старая история.

– Вы фигурируете как один из первых кандидатов на уничтожение.

– Эта честь была мне оказана год назад.

– Так или иначе, вы находитесь под перекрестным огнем двух фронтов. Кроме того, в Вашингтоне не имеют ничего против, если с вами произойдет несчастный случай… О, нет, конечно, не смертельный, но который уложит вас на некоторое время в постель. А тут еще англичане. Вы знаете, как они не любят, когда кто-то сует нос в их дела. Они могут причинить вам много неприятностей. Честно говоря, если бы мне пришлось выбирать между коммунистами и англичанами, я выбрал бы первых. Они не такие твердолобые и их намерения легче предугадать. Итак, мистер Манн, теперь вам все известно. Можете подумать и ответить, почему вас так невзлюбили.

– Это я могу сказать сразу. Туми покачал головой.

– Вы этого еще не знаете.

– Тогда подождем.

– Мистер Грэди, кажется, очень доверяет вашим способностям.

Я хмыкнул и погасил сигарету.

– На случай, если вы захотите со мной поговорить, учтите, что я живу в отеле «Честер», – сказал Туми. – Уилсон и Стэндиш ждут в конторе вашего вызова.

– Мне не нужны помощники.

Туми встал, открыл свой портфель и бросил на стол пачку денег.

– Помощники, может, и не нужны, а вот это необходимо. Позвоните, когда кончатся.

– О'кей. Спасибо. Туми взял портфель.

– Итак, я выполнил свое задание. Теперь вы выполняйте свое.

Мы встретились с Чарли Корбинетом в «Блю Риббон» на Сорок четвертой улице и поднялись наверх, где нас никто не мог потревожить. В ожидании ленча я информировал его о состоянии дел. Поскольку он еще имел отношение к официальной службе, я не мог ему все сказать. Меня только интересовало, почему кое-кто из наших хотел исключить меня из дела.

Когда я закончил, Корбинет наклонился вперед и положил Руки на стол.

Это вопрос чрезвычайной важности. Сейчас идет очередной виток гонки вооружений и необходимо следить за другими странами, не позволяя им обогнать нас. Любая информация о нашей внешней политике дает противнику превосходство. Приходится принимать во внимание массу различных обстоятельств, согласовывать нашу внешнюю политику с Англией и другими странами. Кто-то в ООН осведомляет противника о наших самых тайных решениях, это ослабляет нашу позицию. Коммунисты опережают нас, и мы вынуждены все время находиться в обороне. Каналом утечки информации занимается сейчас множество отделов секретной службы.

– Этот канал – Рондина.

– Возможно.

– Я докажу, хотя это будет нелегко. У нее такой невинный вид, документы и репутация в полном порядке, но вы знаете не хуже меня, как мало это значит.

– Слетайте в Англию и проведите там расследование.

– Нет, полковник, так я могу пропустить все события. Прежде, чем я успею выяснить что-то в Лондоне, здесь может произойти серьезный взрыв.

– Прекрасно, но вряд ли Эдит работает одна. Вероятно, она получает материалы из первых рук.

– У нее для этого подходящий пост.

Официант принес нам ленч. Когда он ушел, Чарли сказал:

– А если Эдит Кен – не Рондина?

– У меня есть только один способ это проверить.

– Какой?

– Переспать с ней еще раз. Но с меня вполне достаточно последнего.

Чарли усмехнулся.

– Вполне понимаю.

Час спустя я проводил его до конторы и пошел обратно по Бродвею. Здесь все очень изменилось за последние годы, и я был рад, что идет дождь.

Стефан Мидрос позвонил мне в отель и пригласил на обед в ресторан «Кубла» – венгерское заведение на одной из боковых улиц Бродвея.

Перед обедом я улегся поспать, чтобы набраться сил, а около семи часов уже входил в ресторан, украшенный пестрыми бумажными флажками. Мидроса я увидел в боковой нише. Рядом с ним сидел незнакомый мужчина. Я остановился в нерешительности, но Мидрос кивнул мне и сказал:

– Мистер Манн, хочу познакомить вас с Грегори Гофта. Мы пожали друг другу руки. Этот парень производил хорошее впечатление. Слишком хорошее. Тайгер, будь настороже, сказал я себе.

Когда я сел, Мидрос сказал:

– Мы здесь одни, за нами никто не наблюдает, и мы можем поговорить спокойно. Во-первых, мистер Манн, я основательно проверил по вашей просьбе мистера Гофта. Тот факт, что я привел его сюда, говорит сам за себя. В то же время я навел справки и о вас, мистер Манн. У вас… довольно необычная репутация.

Я вопросительно посмотрел на Гофта. Тот кивнул и сказал:

– Ничего не имею против проверки. Такие вещи иногда необходимы.

– Тогда почему же вы привели его с собой, мистер Мидрос? – невинно спросил я.

– Это он скажет вам сам.

Тот кивнул и сложил на столе руки.

– Бывают ситуации, когда приходится рисковать и выкладывать карты на стол.

– Я это знаю.

– Хорошо. Уже девять месяцев я работаю на контору «Сковородка» в Вашингтоне.

Это был тот самый официальный отдел, к которому принадлежал Уотфорд.

– Докажите.

Гофта скрестил большой и указательный пальцы. Это был первый опознавательный знак их организации.

– А если у вас заняты руки? – спросил я. Он трижды потер подбородок плечом.

– Кажется, вам немного о нас известно!

– По необходимости, – ответил я. – Итак, мы квиты.

– Да. Теперь перейдем к делу. Что вам известно об утечке информации из ООН?

– Утечка есть, и довольно значительная. Детали мне неизвестны, но если эта дыра не будет заштопана, равновесие между Востоком и Западом нарушится, и не в нашу пользу.

– Гм…

– И я знаю, где эта дыра. Гофта прищурился и ждал. Я покачал головой.

– Боюсь, вы хотите лишить меня удовольствия лично заштопать эту дыру. Я вас правильно понял?

– Вы находитесь в очень опасном положении, – он развел руками. – Неужели не понимаете, что может произойти?

– Прекрасно понимаю. Но теперь расскажите мне, что известно вам?

– Американская и английская службы безопасности работают над тем, чтобы найти канал утечки. Она происходит в одной из двух комиссий.

– А точнее? – спросил я.

– Точнее сказать не могу. Информация может исходить из посольства, из комиссий при ООН или из самого правительства. Так или иначе, противник всегда в курсе наших международных планов и иногда расстраивает их. Не будет преувеличением сказать, что при таком положении дел мы можем проиграть холодную войну.

– Неужели все зашло так далеко?

– Да. Через пару дней в Совете Безопасности будет слушаться одно дело, и если русские заранее узнают о наших планах, мы потеряем в глазах мира свое лицо. Они могут сманеврировать так, что придется пересмотреть некоторые аспекты нашей политики. Поэтому, мистер Манн, если вы что – то знаете, самое время сказать об этом. Нельзя ставить в зависимость от желания одного человека судьбы многих.

– И все – таки, нет.

Казалось, он предвидел такой ответ.

– Вы сказали мистеру Мидросу, что интересуетесь Эдит Кен.

– А вы? – спросил я. Он улыбнулся.

– Ею все интересуются, а вы, значит, ее подозреваете?

– Мистер, я никого не подозреваю. Я точно знаю.

– Тогда вы сами опасны.

– Мидрос… – начал я.

– Да, мистер Манн?

– Неужели моя репутация так плоха, что я должен это терпеть?

– Иногда приходится, сэр, – сказал он. Я встал и взял шляпу.

– Но не в этом случае.

Казалось, Мидрос смотрит сквозь меня.

– Да, не в этом случае, – повторил он.

 

7

Выходя из такси около отеля, я заметил за собой «хвост». Он держался далеко позади, и я понял, что за мной следит: целая цепочка агентов. Это означало, что они будут действовать осторожно.

Я проскользнул в телефонную будку, позвонил Туми и сообщил о слежке. Разговор продолжался меньше полминуты.

«Хвост» остановился у входа, а в вестибюле меня принял второй агент. Однако и он не стал подниматься наверх, а передал меня третьему: я увидел его через замочную скважину из своего номера.

Теперь ежеминутно можно было ожидать серьезного поворота событий.

Но на этот раз я не собирался висеть над мостовой. Этот этаж был выбран мной обдуманно: примерно в метре над окном вокруг здания шел карниз. Я вылез на него и, балансируя, перебрался в соседнюю комнату, которую заранее снял на свое имя.

Выглянув в коридор, я увидел агента как раз за работой: он возился с замком моей первой двери. Я сказал: «Привет, парень!». Он круто повернулся и бросился на пол. Я выстрелил из своего 45-го и промахнулся – третий раз за последние двадцать лет. Потом настал мой черед упасть, потому что в стену рядом с моей головой ударилась пуля. Следующая пуля разбила лампочку под потолком, и на три секунды полутемный коридор превратился в грохочущий ад. Когда дым рассеялся, я увидел, что поле битвы опустело, если не считать меня и Туми с дымящимся пистолетом в руке.

Хотя было еще кое-что: у двери моей комнаты лежал автоматический кольт-35, калибра 7,65, с пятнами крови.

– Черт возьми, вы не теряете времени зря, – сказал я. Туми усмехнулся и помог мне встать.

– Люблю наблюдать коллег за работой.

Я поднял пистолет, осмотрел его и отдал Туми. Это была старая модель, но в хорошем состоянии.

– Неплохая игрушка.

– Слишком опасная, – ответил он. – Энри Бентли рассказал мне о вашем последнем приключении. Тогда тоже был пистолет калибра 7,65. Я знаю многих, кто носит такую штуку.

– Я тоже, но это нам не поможет.

– Во всяком случае, отдам его на экспертизу, пусть определят группу крови. А теперь пошли. Мы должны исчезнуть до приезда полиции.

На лестнице он придержал меня за руку.

– Здесь тоже следы крови! Вот где он спускался. Но вскоре след пропал.

– Сколько выходов из отеля? – спросил Туми.

– Два, – ответил я. – Это угловой дом, но к выходам можно пройти только через вестибюль. Вряд ли они станут поджидать нас, если кто – то из них ранен.

– Ну, что ж, рискнем, – сказал Туми. – Кажется, вам эта игра доставляет удовольствие?

– Огромное.

Когда мы вышли в вестибюль, у отеля остановилась первая полицейская машина. Прежде чем копы успели заполнить холл, мы вышли через задний вход. Забавная ситуация, подумал я, враги стреляли в меня, защитника государства, а теперь, как и они, я должен тайком бежать от властей.

Не торопясь, мы прошли два квартала и завернули в бар, где заказали кофе.

– Вы появились с быстротой молнии, – сказал я, – откуда узнали, что дело так срочно?

– Предполагал. Кроме того, за несколько минут до этого я разговаривал с Грэди. Вам грозит опасность, Тайгер.

– Это для меня не новость.

– Грэди получил сообщение из-за океана. Противник занес вашу фамилию в список «А».

– Что это означает?

– Что вас нужно немедленно и любыми средствами ликвидировать. Так что сейчас лучше уйти в тень.

– Значит, насколько я понимаю, таким средством стал кольт-35.

Туми пожал плечами.

– Это их излюбленное оружие. Уверен, что револьвер не зарегистрирован. Его могли провезти контрабандой в дипломатическом багаже.

– К чему столько церемоний?

– На этот раз, Тайгер, мы их опередили, но в следующий раз можем опоздать. Во всяком случае, Грэди хочет, чтобы вы легли на дно.

– Не думаю, что это правильно.

Туми допил кофе и положил на стойку полдоллара.

– Речь идет о вашей голове.

– Вот именно. Сделайте мне небольшое одолжение: проверьте Джона Фредерика Тэлбота из британского посольства и секретаршу посольства при ООН – Грэтхен Ларк.

Туми записал имена.

– Это не займет много времени.

– Кого пропустите через жернова? Он покачал головой.

– У меня тоже есть свои маленькие тайны. Вы хотите выехать из отеля?

– Не остается ничего другого.

– Я распоряжусь, чтобы ваши вещи поместили в отеле «Черстер» рядом со мной. Нам еще предстоит выслушать нотацию мистера Уотфорда.

– Местная полиция будет не в восторге от вмешательства в их дела.

– Старина, надеюсь не нужно напоминать вам, что мы действуем на международной арене, или вы держите в голове только свое дело?

– Откажитесь.

– А вот этого я не могу сделать. Вы хотите свести с Эдит Кен личные счеты, однако эта операция важнее, чем простая месть. Вы принадлежите к нашей группе и знаете правила игры. Несмотря на все личные интересы, данное дело является для вас и заданием. Вы поняли?

– Во всяком случае, вы потратили много красноречия, чтобы объяснить мне это.

– Что же касается приказа Грэди, то думаю, он знает вас лучше, чем вы себя.

– О'кей, – с улыбкой сказал я, – уйду в укрытие.

Я сказал это, но про себя решил довести игру до конца. Я так хорошо замаскируюсь, что даже мои чрезмерно заботливые друзья потеряют меня из вида. Я сам разоблачу Рондину, сорву с нее маску, а потом убью. И черт с ними, с приказами и международными конфликтами.

Когда я вошел в кабинет Вилли Гиббонса, тот дописывал последние строчки своего ежедневного обозрения. Закончив, он проглядел статью, сунул ее в конверт и, отдав курьеру, повернулся ко мне.

– Весьма неподходящее время для посещения.

– Ночью все кошки серы, – ответил я и швырнул на стол пакет с фотографиями. – Здесь снимки Эдит. Я хочу их вернуть.

– Пригодились?

– Пока не могу сказать точно.

– Что ж, желаю успеха, хотя все меньше в него верю.

– Почему?

– Я навел справки об ее семье.

– Этот материал у тебя здесь?

– Да. В коричневой папке.

Я взял папку. Там был отчет на десяти страницах со всеми копиями документов.

– Основательная работа.

– Ты видишь? Одна из лучших английских семей. Четыре дочери и два сына. Старшая дочь Диана погибла во время налета на Лондон, младший сын был летчиком, его сбили в сорок четвертом году. Рут и Патриция замужем за кадровыми военными. Старший сын, Вернон, холостяк и занимает высокий пост в Адмиралтействе. Отец умер в 1951 году, мать является, в своем роде, вдовствующей королевой, играет видную роль в обществе и попеременно живет то в поместье, то в городском Доме. Ни одного пятна на фамильном гербе.

– Неужели?

– Да. Если и была в старой доброй Англии почтенная семья, так это Кены. Чистые, как стеклышко, никакого намека на скандал. Браки всегда заключались с равными по происхождению. Кены оберегают свою репутацию, как мы Форт Нокс.

– Можешь смеяться сколько угодно, но попробуй найти хоть один пункт, который подкрепил бы твои подозрения. Тебе это не удастся. Неужели ты думаешь, что британская разведка не проверяла Эдит перед ее поступлением на государственную службу? Там нельзя получить ни одного солидного места, если не пройдешь через службу безопасности.

– Могу назвать тебе несколько человек, которым это удалось.

– Я тоже, но это исключения.

– Об этом я и говорю. Могу я на некоторое время оставить материал у себя?

– Да, – ответил Вилли и нахмурился. – Но, если… ну… Я кивнул.

– Не беспокойся, ты пожнешь все лавры. Станешь героем дня.

Но он по-прежнему был серьезен.

– Я и о тебе кое-что узнал.

– Что именно?

– Кажется, ты довольно важная персона.

– Вот как!

– Не хочешь мне ничего рассказать?

– Теперь понимаю, почему ты иногда неожиданно исчезал. Я посмотрел на него.

– Для тебя было бы лучше молчать на эту тему.

Вилли кивнул. Я поблагодарил его за материалы и встал. Он сидел в кресле нахмурившись. Я знал, о чем он думает. Может быть, стоило ему рассказать всю историю? В конце концов, ему тоже нужна была толика разнообразия в жизни.

На следующий день мне пришел вызов от Томаса Уотфорда. Следовало явиться в нью-йоркское бюро ЦРУ и дать отчет о перестрелке в отеле. Вызов был передан через Туми, с которым Уотфорд поддерживал связь, и тон его был таким, что не пойти было нельзя.

Когда я вошел в комнату, Уотфорд не затруднил себя представлением членов бюро. Они уже сидели за столом для заседаний. Во главе его стоял один пустой стул, на который Томас мне и указал. Я уселся, воображая себя подсудимым.

Мои судьи не относились к типу педантов и чиновников. Двое из них были умелыми практиками, двое других – близки к ним. Пятый, здоровый мужчина с тяжелыми плечами, твердым взглядом и ртом, во время войны был генералом, а теперь консультировал президентов и послов по вопросам холодной войны. Должно быть, они заседали уже в течение нескольких часов: на столе не было почти никаких бумаг, но стояла полная окурков пепельница, а в комнате повис дым. На то, что здесь велся серьезный разговор, указывали также два графина со льдом – один совсем пустой, второй – наполовину. Я приветствовал их коротким поклоном и сел.

– Мы хотим получить от вас объяснения по поводу вчерашнего происшествия, – сказал Уотфорд.

– Все очень просто. На меня напали.

– Почему?

– В нашей профессии всего можно ожидать.

– Пожалуйста, без уверток. Вы сняли на чужое имя вторую комнату, вас видели, когда вы в нее лезли. Следовательно, можете сказать нам больше.

– Возможно.

– Кто были эти люди?

– Пули осмотрены?

– Да, – Уотфорд откинулся на спинку стула, – и мы знаем, откуда были выпущены две последние.

– Туми передал вам найденный револьвер? Томас кивнул.

– Он не зарегистрирован. Иностранного производства. После войны многие оставили себе такое оружие в качестве сувениров.

– Это не сувенир, револьвер был ввезен контрабандой, – сказал я.

– Возможно. – Он обвел взглядом собравшихся. – Что вы можете сообщить нам по поводу первого случая?

– Можно позвонить по телефону? – спросил я.

– Уж не собираетесь ли вы связаться с адвокатом?

– А разве похоже?

Он указал на телефон на соседнем столе. Я встал, набрал номер Туми и спросил:

– Вы получили экспертизу по поводу пистолета?

– То же оружие, что и в первом случае, вы были правы.

– Благодарю. – Я положил трубку и вернулся к своему стулу. – Это та же банда, что и в первый раз.

Теперь заговорил сидевший напротив тяжеловесный мужчина. Он наклонился вперед и пристально посмотрел на меня.

– Не в наших привычках, мистер Манн, открывать перед кем бы то ни было свои карты, но в данном случае придется делать исключение. Я могу только гадать, как вашей группе удалось добиться такого внимания. Мне это не нравится. Но в данный момент я получил инструкции работать вместе с вами.

– Очень рад.

Он игнорировал таившийся в моих словах сарказм.

– Мы тоже исследовали этот револьвер. Выяснилось, что из него были убиты наш курьер и два младших сотрудника британского посольства.

– Младших сотрудника?

– Они имели отношение к Интеллидженс Сервис.

– Теперь, по крайней мере, я понимаю, на чьей стороне стою.

– Мы не нуждаемся в вас, мистер Манн.

– Но, тем не менее, хотите выпустить кота из мешка.

– Мы очень заинтересованы в том, чтобы найти убийцу. И здесь вы можете нам помочь, послужив в качестве подсадной утки. Что при этом произойдет, нас не интересует. Вы влезли в это дело, сами теперь и расхлебывайте. Мы пользуемся вами только как приманкой, если вы погибнете, то мы достигнем двойной цели. Во-первых, нападем на след человека, которого ищем, и, во – вторых, избавимся от вашего назойливого любопытства. Я выражаюсь достаточно ясно?

– Абсолютно, сэр, – ответил я. – Только вы забыли одно.

– Что?

– Открыть карты, как вам было приказано. Сердито покраснев, генерал сказал:

– Один из англичан успел перед смертью описать своего убийцу. По его словам, это был худощавый человек среднего роста с высоким лбом и длинными темными волосами. Особая примета: нажимает курок пистолета средним пальцем – указательный у него не сгибается.

– Что-то слишком подробные наблюдения для умирающего.

– Он был опытным сотрудником. Сообщник убийцы немного выше ростом и более крепкого сложения, а главное, – у него круглый рот. Довольно странное описание, но наш человек умер, прежде чем успел что-либо добавить.

– Но ведь это не все?

– Есть еще имя. Мы предполагаем, хотя точно не знаем, что первого зовут Видор Чарис. До сих пор полем его деятельности была Южная и Центральная Америка. – Он испытующе посмотрел на меня. – Странно, что вы не знаете его, мистер Манн.

Я твердо выдержал его взгляд.

– Да нет, я слышал о нем.

Слышал? Не то слово! Я охотился за ним в течение двух лет. Мне было известно, почему он не может нажимать курок указательным пальцем: его повредила моя пуля. Тогда Видор Чарис безуспешно пытался взорвать один объект. Именно из-за этой неудачи он впал в немилость у начальства и вынужден был выслуживаться, занимаясь черновой работой. Не удивительно, что он спит и видит меня убитым.

– Вы нам больше ничего не сообщите? – спросил генерал.

– Нет. Я пришел, вы сделали мне милое предложение. Я согласен. А теперь я могу идти?

– Катитесь ко всем чертям! – взорвался Уотфорд.

Я оглядел сидящих, стараясь запомнить их лица. Они ненавидели меня, нуждаясь во мне.

Я встал, выпил несколько глотков воды со льдом, коротко кивнул и вышел.

 

8

Наступила пятница. Дождь прекратился, и над двадцатыми этажами повис туман. Но прохожие все еще оставались в плащах и с раскрытыми зонтиками в руках: они не очень доверяли погоде.

Перед зданием ООН была стоянка такси, машины быстро разбирались служащими. Я подождал десять минут.

Наконец вышла Рондина с высокой брюнеткой в желтом пальто. Эту брюнетку я уже видел один раз. С ней ездил обедать в Гринвич-Виллидж Бертон Селвик. Когда они поравнялись со мной, я сказал:

– Привет, Рондина.

Она должна была бы испугаться, но этого не произошло. Рондина прекрасно владела собой.

– О, Тайгер… – сказала она.

Я бросил вопросительный взгляд на брюнетку.

– Тайгер Манн, Грэтхен Ларк, – представила нас Рондина.

– Очень рада, мистер Манн, – сказала та. – Тайгер – это ваше прозвище?

– Нет, настоящее имя.

– Очень оригинально. Вызывает определенные ассоциации, – с улыбкой заметила она, потом вопросительно посмотрела на спутницу. – А Рондина?

– Вот это прозвище, – пояснил я. – Мы старые друзья. Она подняла брови и понимающе улыбнулась.

– Ну, тогда я исчезаю и оставляю старых друзей наедине.

– Но… – сказала Рондина.

Я подмигнул Грэтхен и взял Рондину под руку. Мне показалось, что она сейчас вырвется, и я крепко прижал ее локоть к себе.

Повернувшись к брюнетке, она сказала:

– Я позвоню тебе завтра, Грэтхен.

– Хорошо. До встречи, Тайгер.

– До встречи, – сказал я.

Большая часть служащих уже разъехалась. Мы быстро взяли такси и отправились в «Блю Риббон». Я откинулся на подушки. Рондина сидела рядом.

Это была романтическая поездка, почти такая же, как и двадцать лет назад. Тогда мы сидели в темноте, касаясь друг друга, и я чувствовал, как во мне просыпается любовь. Мы молчали, слова были не нужны… Я закрыл глаза и с трудом удержался от желания взять ее за руку.

Такси остановилось на перекрестке, и я услышал ее прерывистое дыхание. Рондина дрожала от страха. Она понимала, что скоро умрет, но не знала, когда. Я мрачно усмехнулся.

У ресторана мы вышли. Я расплачивался, а она стояла рядом и наверно спрашивала себя, не здесь ли это произойдет.

В ресторане мы заняли столик в нише, заказав виски с содовой и бифштексы.

– Ты делаешь большую ошибку, Тайгер.

– За свою жизнь я сделал только одну крупную ошибку – поверил тебе, но это больше не повторится.

Вдруг лед в ее глазах растаял, они стали теплыми и влажными. Это был старый трюк Рондины. Она закинула голову, а я искал взглядом шрамы от пластической операции.

– Мне непонятно твое поведение, Тайгер, – сказала она. – Ты все еще хочешь убить меня?

– Да.

– Зачем же тогда этот поход в ресторан?

– Чтобы ты немного рассказала о себе. Как тебе это удалось, Рондина?

Она свела брови:

– Что?

– Войти в семью Кенов?

Она твердо посмотрела мне в глаза.

– Я родилась в ней, можешь справиться – и тебе подтвердят.

– Мне и подтвердили, но я на этот счет другого мнения.

Рондина вынула сигарету и подождала, пока я дам ей прикурить. Глядя на меня поверх пламени спички, она задумчиво спросила:

– Как же, по-твоему, это произошло?

– Допустим, живет почтенная семья с гордыми традициями и незапятнанной репутацией. И вдруг кто – то обнаруживает «скелет в шкафу» – пятно на родовом гербе. Как поступит семья в таком случае? Вероятно, всеми силами постарается замять дело. Старый трюк, дорогая?

Рондина побледнела, и я понял, что попал в цель. Она нервно смяла сигарету, но взяла себя в руки.

– Чем ты шантажировала Кенов, Рондина?

– Как бы мне хотелось задушить тебя, – процедила она сквозь зубы.

– Я понимаю.

– Почему бы тебе не спросить у самих Кенов?

– Я непременно это сделаю. И уже разослал твои фото специалистам по пластическим операциям. Рано или поздно, я узнаю, кто ее тебе сделал. А может, нашлись специалисты в России?

Она улыбнулась.

– Это тебе придется установить самому, Тайгер.

Официант принес бифштекс. Подождав его ухода, мы снова принялись за игру в вопросы и ответы. Это было похоже на фехтование на шпагах. Я любовался Рондиной. Как и раньше, когда мы были одновременно любовниками и врагами.

– Родители? – спросил я.

– Ричард и Агнесс Кен. Отец родился в 1892 году, умер в 1951. Мать родилась в 1896, еще жива. Сестры: Рут, Патриция и Диана. Братья: Вернон и Джон. Диана и Джон погибли во время войны. Точные даты…

– Не нужно. Фамильный герб?

– Два единорога держат пурпурный щит с поперечными полосами, под ним свиток с надписью…

– Здорово вызубрила, – прервал я ее. – У тебя всегда были большие способности. Ты еще помнишь Кола Хаггерти, Рондина?

Она вопросительно посмотрела на меня:

– Кого?

– Ну, может ли человек так лицемерить? Ты убила его. Сразу после того, как выстрелила в меня.

Вилка задрожала в ее руке.

– Тебе неприятно об этом вспоминать? Черт возьми, а вот я совершенно спокойно думаю о тех, кого убил. Они заслужили это. По твоему мнению. Кол и я тоже заслужили, так что сентиментальность тут ни при чем. – Я взял стакан и сделал несколько глотков. – Или ты теперь сама боишься?

Рондина вновь овладела собой.

– Нет, – сказала она, – не боюсь.

– Напрасно. У тебя есть все основания бояться.

Я расплатился, и мы вышли. Нас можно было принять за супружескую чету. Никому бы и в голову не пришло, что рядом идут палач и жертва.

На углу Бродвея я остановил такси и назвал водителю адрес Рондины. Она положила между нами свою сумочку. Я прижал ее бедром и понял, что в ней пистолет. Для меня не составляло большого труда незаметно открыть ее, вытащить из пистолета обойму и положить ее себе в карман. В свое время Корбинет хорошо обучил нас.

Она не стала возражать, когда я вышел из машины и последовал за ней в дом, но остановилась около швейцара и портье, перекинувшись с ними парой слов. Оба мужчины имели достаточно времени, чтобы рассмотреть меня. Кроме того, она спросила их о времени и подвела свои часы. Таким образом, два свидетеля могли опознать меня и назвать точное время нашего прихода.

Но Рондина не знала, что сегодня я не собираюсь ее убивать. Пока еще нет.

Она нажала на кнопку двенадцатого этажа.

– Неплохо сработано, Рондина, – заметил я. Она поняла, что я имею в виду.

– Ты считал меня бездарной?

– Ни в коем случае. Однако за время нашей разлуки ты усовершенствовалась.

Рондина загадочно улыбнулась. Она так держала свою сумочку, чтобы в любой момент выхватить из нее пистолет. Правда, это мог заметить только профессионал.

Она вошла в комнату, оставив дверь открытой, и спросила:

– Выпьешь на дорогу, Тайгер?

– Охотно.

Она повернула выключатель. В разных концах комнаты загорелось несколько ламп и из скрытого динамика послышались первые аккорды симфонии Брамса. Рондина сбросила пальто на спинку кресла, положила сумочку, подошла к бару и начала что – то смешивать. Подав мне стакан, она прошла в спальню и через минуту вышла в голубом стеганом халате, под которым – я знал – больше ничего не надето. Я был разочарован. Нет, не внешностью Рондины – она была так же хороша, как и прежде, а тем, что она сочла меня простаком, способным клюнуть на ее старые приемы. Во всяком случае, она облегчила исполнение моего намерения.

– Прелестно, – сказал я. – Ты можешь заработать кучу денег, позируя для журналов.

Она улыбнулась.

– Спасибо. Ты допил?

– Я жду добавки.

– Сейчас.

Она не заметила, что первый стакан я вылил, и приготовила мне вторую порцию. Я сделал глоток и подошел к окну. Ее квартира выходила окнами на Центральный парк, с двенадцатого этажа был хорошо виден весь его громадный прямоугольник.

– Славная квартирка, Рондина. Наверно, стоит не меньше тысячи в месяц. Если учесть твое жалование в ООН, она тебе не по карману.

– У меня есть рента, а положение обязывает поддерживать определенный статус. Семья считает точно так же.

– У меня другое объяснение.

– Какое же?

Я повернулся и посмотрел на нее.

– Да, у тебя есть побочный доход, но его источник не семья, а враждебное правительство.

Она покачала головой.

– Допустим, ты сказала правду, но только наполовину. Возможно, Кены и дают тебе деньги, но только, чтобы ты не обнародовала какую-то их тайну. – Я торжествующе улыбнулся. – Остроумный шантаж – отличное алиби для денег.

Она снова побледнела.

– Через несколько дней я узнаю тайну этой семьи, – продолжал я. – То, что смогла сделать ты, смогу и я. У меня есть парни, которые раскопают все, что угодно.

– Тайгер…

– Что произошло с твоим братом и сестрой, которые якобы погибли во время войны?

– Дьявол! – Она швырнула в меня стакан. Он ударился о стену и разбился. Я не шевельнулся. – Они мертвы! Оставь мою семью в покое! Я улыбнулся.

– Дорогая, у тебя плохая память. Ты совсем забыла своего Тайгера. Неужели не помнишь, что я ничего не бросаю на полдороге. Я разузнаю все до конца. Я слишком сильно любил тебя и потому теперь так сильно ненавижу. Вспомни, о чем мы мечтали и конце войны: иметь домик у моря и детей. Сколько детей ты хотела? Ах, да, четверых! Боже, как я был тогда счастлив… и как глуп. Я совершенно ослеп от любви… Я подарил тебе жизнь и забыл о деле, а потом ты захотела убить меня. Любовь? Черт возьми, да ты не знаешь, что это такое.

Взгляд Рондины стал печальным.

– Ты меня еще любишь, Тайгер? – Она по-прежнему была великолепной актрисой.

Я ответил не раздумывая:

– Конечно, и никогда не перестану. Но это не помешает мне убить тебя. В душе у меня все перегорело.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да. И убью, как только все узнаю.

Симфония приближалась к торжественному финалу. Наступил подходящий момент. Я уселся на ручку кресла и посмотрел на Рондину.

– Сними халат.

Ее руки непроизвольно потянулись к вырезу халата и стянули его на горле. Я сделал несколько шагов к ней. Она стала медленно отступать, пока не оказалась около софы.

– В чем дело, моя радость? Разве я не видел тебя обнаженной? Я знаю каждый сантиметр твоего тела, так что не разыгрывай из себя недотрогу.

– Тайгер… – Она вцепилась в спинку кресла.

– Сними, – сказал я, – или это сделать мне?

Вряд ли она испугалась бы больше, если бы я направил на нее пистолет.

– Прошу тебя, – сказала она. – Зачем… Я усмехнулся.

– Ты решила, что я собираюсь тебя изнасиловать? Нет, я только хочу увидеть результаты пластической операции.

Прошло несколько секунд. Закусив губу, она стала нащупывать застежку пояса, расстегнула ее, одним движением сорвала с себя халат и вызывающе посмотрела на меня.

На секунду я вернулся в прошлое, в тот день, когда мы прятались в сарае, а снаружи нас искали французские партизаны. Они ничего не заподозрили. Сильный ливень смыл все следы. Убедившись, что опасность миновала, мы начали плясать от радости. Рондина танцевала на земляном полу, сбрасывая с себя одежду…

Но сейчас она дрожала всем телом, и это была дрожь ненависти.

– Да, хирурги неплохо поработали. – Мне было нелегко говорить. – Парафиновые впрыскивания, невидимые швы, строгая диета, регулярная гимнастика и массажи могут стереть следы многих лет, но воспоминаний они не уничтожат.

Я отвернулся и пошел к двери.

– Тайгер!

Я оглянулся. В руке она держала пистолет, а открытая сумочка валялась в кресле.

– Я могу убить тебя, если захочу.

– Нет, не можешь, ты многое забыла. – Я вынул обойму из кармана и швырнул к ее ногам. – Вот. Попробуй, если хватит силы воли.

Она изумленно посмотрела на бесполезный кусок железа в своей руке и, опустившись на колени, зарыдала как ребенок.

В этом была вся Рондина. Больше всего она огорчалась, если ее перехитрили.

Я покинул квартиру, добрался до ближайшего угла и несколько минут поджидал свободное такси, но вес проезжающие машины были заняты, и я пошел пешком по Бродвею. У меня из головы не выходила картина: она обнаженная стоит на коленях и плачет.

Как получилось, что она посвятила свою жизнь разрушению? Как могла такая прекрасная, прямо-таки созданная для любви женщина найти свое призвание в ненависти, коварстве и смерти? Правда, война заставила многих людей выбрать такой путь, но она могла вернуться к нормальной жизни. Мы могли быть счастливы друг с другом, несмотря на то, что принадлежали к разным лагерям. Может, тогда и моя жизнь сложилась бы иначе… Однако две прощальные пули Рондины заставили меня искать забвения в джунглях холодной войны.

Но что же заставляет ее продолжать шпионскую работу? Патриотизм? Нет. Она свободно меняла хозяев, чтобы приобрести и удержать то единственное, в чем нуждалась – власть.

Сегодня я восторжествовал над ней, я, который, как она предполагала, погиб от ее руки. Поэтому и расплакалась. И теперь возненавидела меня вдвойне.

Размышляя так, я не заметил приближающуюся машину, а очнулся только при звуке первого выстрела и бросился ничком на асфальт позади стоявшего «бьюика». Протарахтела очередь из автоматического пистолета. Я послал пулю в заднее стекло удаляющегося «форда».

Я успел пальнуть еще раз, но тут услышал шум второй машины. Из нее выпрыгнул мужчина, чтобы обойти меня с тыла, но я срезал его одним выстрелом, и он свалился как подкошенный. В ту же секунду я выстрелил в окно автомобиля и увидел, что шофер упал головой на руль. Машина завихляла и остановилась, упершись в «кадиллак». Ее мотор еще некоторое время работал.

В подобных случаях никогда не надо сбегать с места происшествия. Следует идти медленно и неторопливо, на такого прохожего никто не обратит внимания. Я спокойно подобрал бумажник нападавшего и свернул в боковую улицу. Первую полицейскую сирену я услышал только у Тайм-сквер, после этого сел в такси, доехал до перекрестка и вылез.

На станции метро я зашел в туалет и осмотрел бумажник. В нем было только 32 доллара мелкими купюрами и больше ничего. Я уже собирался его выбросить, но тут обнаружил потайное отделение, а в нем тысячедолларовую банкноту. Я сунул ее в карман вместе с мелкими деньгами, вышел на платформу и незаметно бросил бумажник на рельсы.

Поднявшись наверх, я купил бутылку кока – колы и выпил ее в честь благополучного избавления от опасности.

 

9

Полчаса спустя я позвонил из телефонной будки в Лондон и связался с Питером Джонсоном, руководителем тамошнего отделения нашей организации: пару дней назад я просил его навести справки о Рондине. Группа его состояла из четырех человек. Они уже несколько месяцев скучали без работы и обрадовались заданию. Правда, Джонсон предупредил, чтобы я не рассчитывал па блестящие результаты.

Однако теперь он сообщил мне интересную новость. Вовремя расследования его ребята вышли на какого-то француза, партизанившего во время войны. Тот сообщил, что Рондина дважды совершала побег из тюрьмы, но ее ловили и, в конце концов, расстреляли. Правда, полной уверенности у француза не было, а проверить эти слухи теперь уже невозможно.

Конечно, для Рондины не составляло особого труда сменить личность. Для этого было немало возможностей. Так или иначе, но настоящая Эдит Кен исчезла, а ее место заняла Рондина и стала работать под этим превосходным прикрытием.

Я попросил его покопать еще, повесил трубку и позвонил, по своему обыкновению, Мартину Грэди. Он долго не подходил, а когда поднял трубку, не назвал себя, ожидая, когда представится звонивший.

– Это Тайгер, – сказал я.

– Что, срочное дело? – Его голос звучал спокойно.

– Да, – ответил я. – Мне нужна помощь. Официальная секретная служба начала охоту на Видора Чариса. Я должен опередить их. Чарис сейчас здесь.

– Я сейчас же свяжусь с Ньюарком. Когда я могу с вами поговорить?

– Завтра в шесть по этому номеру. – Я назвал ему номер. – Это телефонная будка на станции метро на восьмой авеню.

Линия разъединилась.

Через несколько минут в игру вступят деньги и начнут делать то, что не под силу правительству. По тайным каналам спустят циркуляр с именами и приметами, и тысячи людей, даже не подозревающих, на кого они работают, станут держать глаза и уши открытыми. Эта невидимая сеть поддерживается властью денег, источник которых никому не известен.

Однако кое – что мне показалось странным. Как правило, Грэди лично никому не звонил и дал строжайшее указание связываться с ним только по обычным каналам. Почему же на этот раз он не отчитал меня? Неужели все обстояло так серьезно? Или наоборот?

В игре участвовала еще одна личность, с которой мне хотелось познакомиться поближе, и теперь у меня было на это немного времени. Я набрал номер Грэтхен Ларк. Прошло много времени, прежде чем она подошла к телефону. Мне показалось, что я оторвал ее от чего – то, но все – таки назвался.

– Тайгер? Человек с забавным именем, – она весело рассмеялась, – я только что вылезла из ванны. Еще совсем мокрая.

– Вытирайтесь.

– Не могу. У меня нет полотенца под рукой.

– Значит, вы стоите сейчас совсем голая и мокрая?

– Хоть у нас пока еще и не изобрели видеотелефонов, но такое ощущение, что вы меня видите.

– Могу описать во всех деталях.

– Лучше не надо. Я рассмеялся.

– Это вас очень волнует?

– По – видимому, вам известно все. Где вы взяли мой номер? Его нет в телефонной книге.

Я не стал ничего выдумывать.

– Для ковбоя, стремящегося к своей девушке, не существует преград.

– Фу, мистер Манн, ведь вы только что встречались со своей девушкой.

– Мы с Эдит просто друзья. Она и не рассчитывает на другие отношения.

– Тайгер, мне кажется, вы собираетесь сделать мне безнравственное предложение.

– Вы правы!

– А как же с Эдит?

– Я ведь звоню вам, крошка, а не Эдит.

– Вы с ней поссорились?

– Я никогда не ссорюсь с красивыми женщинами… Хочу пригласить вас в один ночной клуб.

– Что за клуб?

– Забавный. Мне просто хочется поболтать с красивой женщиной.

– Значит… вы звоните мне просто так?

– Просто так.

– Вы заинтересовали меня, Тайгер. Пожалуй, я пойду с вами.

– Голая?

– Нет, оденусь, но если поторопитесь, то застанете меня без платья.

– Я слишком далеко от вас. Прежде чем доберусь, вы успеете одеться.

– И все – таки… я не буду торопиться.

Я остановил такси на том же месте, с которого недавно наблюдал за Бертоном Селвиком, но на этот раз вышел из машины, пересек улицу и нажал кнопку звонка. Раздался ответный зуммер, и я вошел.

Грэтхен жила на верхнем этаже, в студии со стеклянной крышей. Она действительно не торопилась с одеванием. Женщинам обычно нужно два часа, чтобы привести в порядок лицо, и только две минуты, чтобы натянуть платье. Лицо Грэтхен было готово, но все прочее прикрывалось лишь короткой свободной блузкой.

– Привет, человек-тигр, – сказала она, открывая дверь. Я улыбнулся.

– Привет, крошка.

На стенах висели картины, написанные маслом, повсюду лежали свернутые в трубку холсты, а две работы стояли на мольбертах. Некоторые картины были неплохи, но большинство несло на себе отпечаток дилетантизма.

– Необычный стиль, – сказал я.

– И не ходкий.

– Главное, что вам это доставляет удовольствие. Она вызывающе улыбнулась.

– У меня есть много других способов доставить себе удовольствие… Вы хотели посмотреть, как я буду одеваться. Пройдемте.

– Нет, благодарю, здесь интересней. Но поторопитесь. Грэтхен насмешливо улыбнулась.

– Я так и знала, что вы спасуете. – Она указала на холодильник. – Можете пока выпить пива.

– Охотно.

Она вошла в спальню, оставив дверь открытой. Я нашел в холодильнике бутылку пива, налил себе и прошелся по комнате, чтобы выяснить ее вкусы. Они оказались весьма разнообразными. Книжные полки были забиты самой различной литературой – от классики до детективов. Много книг было на немецком, французском и испанском языках. Кроме того, я обнаружил шесть томов медицинской энциклопедии и десяток тетрадей с лекциями по юриспруденции.

Итак, это была женщина с широкими интересами, которая хорошо знала, чего хочет. Может быть, излишне интеллектуальная, по все – таки женщина.

Я поднял покрывало с одного мольберта. Портрет был незакончен, но позировавшего легко можно было узнать: Бертон Селвик.

– Нравится? – раздался позади меня голос Грэтхен.

– Наверно, это ваша лучшая работа.

Она повернулась ко мне спиной, чтобы я застегнул платье, и разглядывала портрет через плечо. Ее кожа была теплой и упругой.

– Почему вы не носите бюстгальтер? – спросил я. Она вызывающе улыбнулась.

– Потому что он мне не нужен. Или вы считаете иначе? Я не мог с ней не согласиться.

Она взяла кусок угля и стала подправлять плечо Селвика. Эти несколько штрихов усилили впечатление. Довольная, она положила уголь и вытерла кончики пальцев.

– Портрет предназначен в подарок его жене, – сказала она. – У них через два месяца юбилей.

– Как вам удалось получить этот заказ?

Она взяла у меня стакан с пивом и сделала несколько глотков.

– Месяца три назад я выставила несколько своих работ в Конвей-галерее, и во время обеденного перерыва туда пришел весь штат нашего бюро. Мистеру Селвику понравилось, и он сделал заказ.

– Наверно, вы неплохо подрабатываете на этом?

– Да, если пять тысяч долларов в год можно назвать неплохим заработком. – Она завесила мольберт. – Осталась пара сеансов, только у мистера Селвика плохо со временем. Он слишком много работает и в последнее время чувствует себя неважно… Итак, допивайте и пойдем. Раз мы выходим так поздно, этот ваш клуб должен быть чем – то из ряда вон выходящим.

Я знал один погребок, который посещали только избранные, потому что предлагавшееся там зрелище относилось к числу запрещенных.

В одной из боковых улиц Бродвея мы вошли в неприметный подъезд, проследовали по длинному коридору и постучали в дверь. В ней тотчас приоткрылась щель и блеснула пара глаз.

Она испуганно схватила меня за руку. Но управляющий, узнав меня, улыбнулся и открыл. Это был приземистый широкоплечий парень с порочным лицом.

– О, мистер Манн. Рад вас снова видеть.

– Привет, Делл. Как дела?

– Отлично, мистер Манн. Вам ваш обычный столик?

– Да. Шоу уже идет?

– Нет. Но скоро начнется. Вы пришли вовремя.

Мы спустились вниз, и передо мной открылась привычная картина этого клуба, как будто взятая напрокат из «Тысяча и одной ночи»: белые бурнусы официантов – арабов и позвякивающие бубенчики на ногах девушек.

Зал был громадным. В центре находилось свободное пространство для выступлений, а вокруг располагались столики. Публика была разношерстная – от респектабельных пар в вечерних туалетах до лохматых битников. Вдоль стен тянулись ложи с тяжелыми занавесями. Однако в столь экзотическом заведении была современная климатическая установка, и в свежем воздухе реял тонкий аромат духов.

Я указал Грэтхен на дверь дамского туалета и попросил не задерживаться. Когда она исчезла за портьерой, я подозвал управляющего.

– Делл, я ищу здесь одного человека.

– Я так и понял.

– Его единственная примета – не сгибающийся указательный палец. Возможно, говорит с акцентом, но я не уверен. Есть вероятность, что он будет со спутником. Примета того – круглый рот, хотя не совсем ясно представляю себе, что это значит.

– Они никогда здесь не бывали.

– Я так и думал. Передай эти сведения дальше.

– Награда обычная?

– На этот раз еще и премия. Делл улыбнулся.

– Всегда рад служить вам. Он кивнул в сторону коридора.

– Вот идет ваша дама. Эффектная женщина. У таких всегда изысканный вкус. А как поживает та высокая рыжая?

– Ее застрелили в Мехико.

– О, как жаль. А что стало с тем злодеем, который это сделал?

– Я утопил его в умывальнике.

– Прекрасно.

Делл подозвал бородатого официанта, и тот провел нас в ложу. Я заказал виски и отдернул занавеску, чтобы видеть происходящее внизу.

Грэтхен была в восторге.

– И это в центре Нью-Йорка! А я считала, что меня уже ничто не может удивить.

– Детка, есть множество вещей, которые вас удивят.

– Но этот клуб…

– Он называется «Погребок двух сестер». Еда здесь настоящая и, кроме того, можно заказать все, что угодно – от убийства до спутника на вечеринку с наркотиками. Однако учтите, сюда допускаются только посвященные. Сегодня вы пришли со мной, а это достаточная рекомендация. Но не вздумайте выдать никого из присутствующих, иначе получите пузырек с соляной кислотой в лицо.

– Как? А полиция…

– Полиция обходит такие заведения стороной. Это хорошие источники информации и их предпочитают сохранять. Запомните, что я вам сказал.

– А вы не из полиции?

– Нет, – ответил я, – но моя профессия помогает мне многое видеть и знать.

– Что же это за профессия? Я пожал плечами.

– Короче говоря – агент. Мы ходим непроторенными тронами, разведываем недра. Последние пять лет я занимался каучуком, потом цинком и вольфрамом, а теперь – красным деревом.

– Вам нравится ваша работа?

– Да, если бы не жара и холод, не москиты и змеи, и не бандиты. А вам нравится ваша профессия?

– О, я довольна.

– Почему вы не занимаетесь только живописью?

– Это приносит мало денег. Кроме того, меня интересует работа в ООН. По-моему, там делаются дела мирового значения.

– Вы так считаете?

Она не успела ответить, как раздались протяжные звуки цимбал. Вслед за ними вступили флейты и барабаны. В центре зала появились шесть смуглых темноволосых танцовщиц и закружились под протяжную восточную мелодию. На них были только прозрачные покрывала.

Музыканты постепенно убыстряли темп и девушки кружились все стремительнее. Покрывала обвивали их спиралями, лица зрителей побледнели и покрылись испариной. Я заметил, что Грэтхен дрожит как в лихорадке. Сжав руки, она наклонилась вперед, как будто в любое мгновение готова была вскочить, сорвать с себя платье и броситься на сцену.

В центре круга танцовщиц появился араб в белом бурнусе и с длинным хлыстом. Время от времени он обвивал им талию той или иной танцовщицы и привлекал ее к себе.

С ударом литавр девушки исчезли, и в луче прожектора появилась женщина необычайной красоты, вероятно, евразийка. На ней не было ничего, кроме звенящих колец на руках и ногах. Угольно – черные волосы свисали до пояса и при каждом движении открывали ее юную грудь.

На лице араба отразилось желание. Он щелкнул хлыстом и обвил его вокруг талии девушки, как будто хотел перерезать ее пополам. На ее коже хлыст не оставил никакого следа. Она освободилась и продолжала танцевать.

Одна женщина привстала со своего места, судорожно вцепившись в край стола. Позади нее стоял наготове официант, чтобы успеть удержать, если она бросится на сцену. По-видимому, такие вещи здесь случались.

В конце концов, араб схватил танцовщицу и притянул ее к себе. Ритм музыки стал яростным. Он распахнул бурнус и окутал им девушку. Зазвенели цимбалы, пара опустилась на пол и прожекторы погасли.

Зажгли обычное освещение. Сцена была пустой.

– О, боже! – простонала Грэтхен.

– Понравилось?

Она с недоумением посмотрела на меня.

– И вы можете оставаться спокойным?

– Я видел это уже не раз. А вы чуть было не спрыгнули вниз на сцену.

Она покраснела.

– Это действует как гипноз.

– В этом цель номера.

– Все-то вам известно… хищник.

Официант принес заказ и исчез.

– Сколько языков вы знаете? – спросила она.

– Еду, питье и женщину могу потребовать почти на всех языках, но обычно предпочитаю английский. – Я замолчал, а потом как можно небрежней спросил: – Вы давно знакомы с Эдит Кен?

– С начала ее работы в ООН.

– Вы близкие подруги?

– Довольно. Кстати, почему вы не взяли ее с собой сегодня? Мне кажется, вы все – таки поссорились.

– Она рассказывала вам о своей семье?

– Пару раз. Они довольно известные в Англии люди – аристократы, военные, дипломаты и так далее. Она тоже решила заняться чем-нибудь серьезным и поэтому поступила в ООН.

– Как вам работается с Бертоном Селвиком? – спросил я. Она состроила гримасу.

– Мне не так часто приходится иметь с ним дело. Я только дважды помогла его аппарату. Он очень милый.

– То есть?

– О, у мистера Селвика такое своеобразное английское чувство юмора, он так любит приправлять работу шуткой. Все женщины в ООН его обожают. Мистер Селвик очень умен и напоминает профессора, которого и когда – то знала.

– Где?

– В колледже, в Нью-Йорке.

– Эдит, кажется, высоко его ценит?

– Это потому, что они соотечественники. Когда вместе обедают, то говорят только об Англии. Кроме того, они часто работают вместе в его кабинете. Эдит готова трудиться день и ночь без всякой оплаты, лишь бы внести свою лепту, как она выражается.

Да, внести лепту в сбор информации, подумал я про себя, а вслух сказал:

– Такой она была всегда. И при этом не болтлива.

– Так и должно быть. Нас всех проверяет служба безопасности, а болтливый человек долго в ООН не задерживается.

Официант принес блюдо с кушаньями, издававшими сильный пряный аромат.

– Что это? – спросила она.

– Лучше, думаю, не говорить, – ответил я. – Просто попробуйте.

Она осторожно попробовала и пришла в восторг. Мы ели и непринужденно болтали. Я показал ей среди посетителей пару политиков, одного актера и босса гангстеров. Когда мы уже готовились уходить, появился Делл и пошептал мне на ухо. Я отрицательно покачал головой, и он с улыбкой исчез.

– Что он вам сказал?

Усмехнувшись, я отставил в сторону тарелку.

– Спрашивал, не интересует ли нас комната на ночь. Кажется, в его распоряжении есть одна.

– И вы отказались?

– Да. Постели здесь жесткие, зеркала просвечивают насквозь, а сдирают сотню долларов в час. Кроме того, ваша комната мне больше нравится.

Она поставила локти на стол и положила подбородок на руки.

– Тайгер, – сказала она, – вы обезоруживающе прямолинейны.

– Тогда поедем к вам?

– Конечно, – с улыбкой ответила она.

 

10

Сообщение о ночной перестрелке поместили все утренние газеты. На снимке был изображен парень на тротуаре и мертвый шофер за рулем. Первого опознали как Томми Уильямса, а шофера звали Макс Швейбер – оба известные гангстеры из Чикаго с большим списком уголовных преступлений.

Я позвонил Уотфорду, но его в конторе не оказалось. Я предупредил секретаршу, что приеду через час. Уотфорд должен был понять, что это означает, и вызвать к себе всех своих людей.

Дописав отчет о событиях предыдущего дня, я бросил его в почтовый ящик и постучал в дверь Туми. Мне никто не ответил. Он имел ключ от моего номера, поэтому я сунул копию отчета под нижний ящик комода – заранее согласованный тайник – и отправился завтракать.

В 9.30 я взял такси и поехал в контору Уотфорда. Секретарша улыбнулась мне и кивнула на дверь его кабинета.

Их было только двое – Томас Уотфорд и тяжеловесный мужчина из секретной службы. Они сидели за письменным столом и мрачно смотрели на меня. В их взглядах явно читалась злость.

– Насколько понимаю, вы уже получили результаты баллистической экспертизы, – сказал я.

Уотфорд кивнул.

– Это был ваш пистолет, Тайгер. Пули точно такие же. Плотный мужчина угрожающе наклонился вперед.

– Оба убитых были вооружены. Репортеры и полиция наводили справки среди гангстеров и, к счастью, нашелся одни, который из своего окна наблюдал за перестрелкой. Он сказал, что это было явное нападение.

– Мне приходится играть роль подсадной утки, – сказал я, усмехнувшись, – надеюсь, вы не станете показывать на меня полиции.

– Нет, пока мы сотрудничаем. Но как вы там оказались?

– Возвращался от Эдит Кен. Они переглянулись.

– Почему вы не проверили ее по моей просьбе? – в свою очередь спросил я.

Уотфорд нажал кнопку селектора и дал распоряжение секретарше.

– Кто-то следил за вами, – сказал он.

– Нет. Убийц навела Эдит Кен. После моего ухода она успела позвонить им по телефону. Они были в двух машинах. Из первой промахнулись, а вторую я вовремя увидел. Вы узнали что-нибудь об этих парнях?

– Действовала банда профессиональных убийц, – нехотя сказал плотный. – Они прибыли самолетом из Чикаго два дни назад. Больше нам ничего не удалось узнать.

Зажужжал селектор. Уотфорд что-то коротко спросил в микрофон, выслушал ответ, серьезно посмотрел на своего партнера и сказал:

– Он там был. Время сходится.

– Будет ли полиция продолжать расследование? – спросил я.

– В данном случае мы подчиняемся ей, – сказал плотный. Я с улыбкой посмотрел на него.

– Но ведь Мартин Грэди – нет.

Мне показалось, что он сейчас лопнет от злости. Лицо его побагровело, и он стукнул кулаком по столу.

– Черт побери этого Грэди и всю вашу банду. В один прекрасный день я всех вас разгоню.

– До вас многие пытались это сделать, но безуспешно.

– Не все можно купить.

– Почти все, – сказал я, – хотя меня, например, нет. Мы помолчали некоторое время.

Потом я сказал:

– Я запрашивал у вас информацию об Эдит Кен. Что вам удалось узнать?

– Ничего, – ответил Уотфорд. – У нее безупречная репутация. Вы идете по неверному следу. Я бы с удовольствием послушал, что вы имеете против нее.

– Она убийца, мистер.

Я встал, взял шляпу и посмотрел на их замкнутые лица.

– Убийца? – спросил плотный.

– Это долгая история, мистер, – ответил я. – Вы требуете формального объяснения или позволяете мне вести дело дальше по своему усмотрению?

– Разве у вас есть выбор?

– Вряд ли, – ответил я.

– Опасность еще не миновала, Тайгер. Они попытаются еще раз.

– Конечно. Но на этот раз я оставлю одного из них в живых настолько долго, чтобы он успел все рассказать.

– Желаю успеха.

– Благодарю. А теперь попрошу вас об одном одолжении.

– Помните, вы зависите от нас, мистер Манн, а не наоборот.

– Если вы так действительно считаете, то это доказывает, что вы туповаты для совместной работы.

Проигнорировав оскорбление, Уотфорд посмотрел на партнера и спросил:

– Что вам нужно на этот раз?

– Чтобы за Эдит Кен постоянно следили. Двадцать четыре часа в сутки, со сменой наблюдателей и проверкой всех ее контактов.

– Как долго?

– Думаю, недели хватит!

– Вы знаете, что для этого нужны люди и деньги? – спросил Уотфорд.

– Если у вас есть средства, чтобы поддерживать правительство Тито и посылать пшеницу в Россию, то, думаю, можно найти пару тысяч для защиты государственной политики. Если хотите, могу обратиться к своей группе, но это будет потеря одного дня.

Они опять помолчали, потом Уотфорд спросил:

– Что мы получим за это?

– Мою помощь, – я выжидающе посмотрел на них. – Согласны?

– Ладно. Значит, неделю, – сказал плотный мужчина.

– Хорошо, – ответил я. – С этого момента контакты со мной устанавливать только в случае острой необходимости. Если узнаете что-нибудь важное, ищите меня в «Честере».

В отель я вернулся пешком. События развивались неплохо, кое – что уже начало проясняться. Но самое спелое яблочко еще пряталось в листве.

Очень ловкий маневр со стороны противника – использовать наемников, не подставляя под удар своих людей. Чтобы не выдать себя, Рондина дергала за веревочки марионеток. Сначала попытка покушения после нашей первой встречи. Тогда она легко могла меня найти: я убивал время между двумя заданиями и был без прикрытия. Позже, прежде чем нанести второй удар, она установила наблюдение за моим отелем. Хвост мне удалось обнаружить. Обычно в таких случаях я меняю отель, но мне хотелось раскрыть Рондину.

Второе покушение провалилось, потому что я заранее снял на чужое имя соседнюю комнату. Эта старая привычка уже не раз выручала меня из беды. В конце концов, моя фамилия уже в течение трех лет стояла у противников в списке «Б». Перевод ее в список «А» означал немедленное уничтожение. По просьбе Рондины для выполнения приговора был выделен Видор Чарис. Хорошо, что мы вскоре встретимся – у него на совести был один мой друг.

У портье лежало для меня сообщение от Чарли Корбинета. Он предлагал мне встретиться в два часа около университетской библиотеки. У меня оставалось всего двадцать минут.

Не поднимаясь в свой номер, я позвонил Туми и спросил, нашел ли он мой отчет. Он ответил что да, и я попросил его бить наготове около шести часов. Туми сказал, что уже разговаривал с Грэди через Ньюарк и в нужное время будет в моем распоряжении.

Я взял такси и поехал к библиотеке. Около входа к машине подошел Чарли Корбинет.

– Привет, полковник. Есть новости?

– Сейчас узнаете. Мы едем в британское посольство.

Он сказал водителю адрес, и мы двинулись дальше. Я вопросительно посмотрел на него, но он промолчал и кивнул на спину шофера. Добравшись до посольства, я расплатился и последовал за Чарли. Его здесь знали. После небольших формальностей мы поднялись в кабинет с мебелью из красного дерева и креслами из кожи, но не успели сесть, как вошли три господина с папками в руках. Они коротко представились.

Одного из них я узнал. Это был Винсент Харли Кейз, которого я видел с Рондиной в ресторане.

– А, Тайгер Манн, – сказал он со своим шотландским акцентом, – мы уже знаем друг друга через одну общую знакомую.

Чарли искоса взглянул на меня.

– Однако я не предполагал, что вы… ну, что мы встретимся при подобных обстоятельствах.

– Мир тесен, – ответил я.

– Это верно. Прошу вас, садитесь. Мы сели за низкий столик.

– Господа, – начал полковник, – ввиду сложившейся ситуации я должен передать на ваше рассмотрение некоторые факты. Не вдаваясь в детали, могу сообщить, что в данном случае мистер Манн является моим помощником. Во время войны он служил под моим началом, а в настоящее время занимается одним делом, требующим его настоятельного присутствия здесь. Я ручаюсь за его благонадежность. Вы имеете что-нибудь против?

Они коротко переглянулись и, очевидно, пришли к общему согласию.

– У нас нет возражений, сэр, – сказал Кейз. – В конце концов, вы здесь с официальной миссией, а наши правительства должны сотрудничать. Мы примем помощь, которую вы можете нам оказать.

Меня это устраивало. Хотелось выяснить, как далеко может зайти Чарли, какой властью располагает. Я спрашивал себя, сможет ли он противостоять тому тяжеловесному генералу, который так тесно сотрудничал с Уотфордом.

– Как вам известно, – продолжал Корбинет, – вчера мы принимали вашу делегацию и обсуждали совместные шаги в отношении одного предстоящего дела в ООН. Так вот, вы получили неверную информацию. – Он сделал паузу и оглядел всех троих. – Час назад доверенные люди сообщили, что советская делегация при ООН осведомлена о наших мнимых намерениях и созвала срочное заседание, чтобы парировать проект резолюции, который мы якобы подготовили для Генеральной Ассамблеи. Также решено: наш настоящий проект обсудить в узком кругу, чтобы не допустить утечки информации. Вы, господа, примете участие в этом совместном заседании. Оно состоится через сорок пять минут, а место я сообщу вам позже. – Чарли сделал паузу. – В ближайшие дни перед нами встанет еще одна важная проблема – найти и перекрыть канал, по которому происходит утечка информации. Это требует времени и приготовлений. Сегодняшнее мероприятие – только пробный шаг. Вам все ясно?

Они снова переглянулись и кивнули. Потом высокий тощий тип спросил:

– Какую роль играет в этом деле мистер Манн?

– У вас есть что сообщить. Тайгер? – спросил меня Чарли.

– Не обижайтесь, господа, – ответил я, – но мне бы хотелось, чтобы вы проверили персонал своего бюро в ООН.

– Мистер Мани… – начал Кейз. Я поднял руку.

– Мы сделаем то же самое. Я знаю, что вы все уже проверены, но придется повторить.

– Должен ли я это так понять, что у вас есть определенные подозрения?

– Да, в отношении мисс Эдит Кен. Морщины у него на лбу стали резче.

– Я очень хорошо знаю их семью.

– А саму Эдит?

– Тоже.

– Как давно, сэр?

Он глубоко вздохнул, и в его голосе появились угрожающие нотки:

– С детства.

Теперь он был в моих руках.

– Насколько я понимаю, именно вы рекомендовали ее на эту работу?

– Да Она посетила меня, чтобы возобновить старую дружбу, и я помог ей перебраться в Нью-Йорк.

– Прекрасно. Сколько времени прошло между двумя вашими последними встречами?

Он был явно озадачен.

– Я… не совсем понимаю.

– Сколько лет вы с ней не виделись, мистер Кейз? Он понял, к чему я клоню, и поджал губы.

– Довольно много. Конечно, она училась в закрытой школе в Англии, а потом ездила на континент… Но это чистое безумие.

Я встал.

– Вы так считаете?

– Да, но для вашего успокоения мы проверим ее еще раз.

– Благодарю.

Потом слово снова взял Чарли. Он назвал им один адрес, который не нужно было записывать, и повторил время заседания. Совещание закончилось.

У входа я подошел к Кейзу и извинился за мою настойчивость, объяснив ее интересами дела. Он еще немного побрюзжал, но признал мою правоту.

– Как чувствует себя мистер Селвик? – спросил я.

– О, у него, бедняги, сегодня ночью был очередной приступ. Пришлось лечь в больницу. Врачи давно предупреждали, что он слишком много работает. Но в последнее время его пост требовал полной отдачи.

– Чем он страдает?

– Язвой желудка. Скоро придется оперироваться. Сейчас он дома, но, насколько мне известно, будет на заседании

– Передайте ему привет от меня.

– Непременно, мистер Манн… Надеюсь, ваше подозрение ошибочно, но если оно подтвердится, то… помоги нам Бог.

Я расстался с ним у лифта и спустился с Чарли вниз. Там на вешалке мы взяли свои плащи, и вышли из посольства. Чарли, не раздумывая, пошел в сквер. Я последовал за ним, держась позади. Он искал какую-нибудь группу прохожих, рядом с которой мы могли бы спокойно поговорить без опасности быть подслушанными с помощью направленного микрофона.

Наконец мы нашли трех болтающих женщин и ребенка и пристроились за ними.

– Большое спасибо за встречу, – сказал я Чарли, – но, насколько понимаю, это не основная причина, почему вы хотели меня видеть. Учтите, мое время ограничено.

Он повернул ко мне, и я увидел его задумчивое лицо.

– Мне пришло в голову, в связи с вашим делом, возобновить контакты со своими старыми друзьями из Интеллидженс Сервис, и надо сказать, мне повезло. Я разыскал одного из помощников Ричарда Прайса во время войны. У этого человека превосходная память, он вспомнил Рондину Лунд и смог многое рассказать.

– И среди прочего, что она была расстреляна, – сказал я.

– Ходил такой слух. Но после войны ее след обрывается. Рондину схватили, когда началась охота за военными преступниками. Она выдала себя за любовницу одного из обвиняемых и ее сочли невиновной. Один из наших агентов опознал ее по фото, но она уже исчезла. Позже, во время поисков нацистских документов, ее след обнаружили за железным занавесом. В Восточную Германию отправили двоих людей. Они должны были вступить с Рондиной в контакт и получить важные документы. Они нашли ее, но обратно вернулся только один: второго она убила. Потом документы были отправлены на запад по другим каналам, и мы потеряли к ней интерес.

– До недавнего времени, – заметил я.

– Трудно все – таки поверить, что это она. Нужно очень хорошо знать эту женщину.

– Я отлично ее знаю.

Чарли вопросительно посмотрел на меня.

– Помните Кармен Беллотика? – спросил я. – В двадцать четыре года ей сделали пластическую операцию и забросили в Норвегию под видом ее пятнадцатилетней младшей сестры для выполнения заданий по саботажу. С тех пор медицина шагнула далеко вперед.

– Помню. И ты считаешь, что Эдит Кен – Рондина?

– Я знаю это, полковник.

– Но чтобы уличить ее, тебе понадобится нечто более серьезное, чем просто внутреннее убеждение.

– Не беспокойтесь. На этот раз я не позволю себя обойти. – Прежде чем он успел сказать то, о чем подумал, я продолжил: – Понимаю всю важность операции и постараюсь отодвинуть на второй план личные чувства. Главное – найти место утечки информации, но и это доставит мне большое удовольствие.

– Кстати… я слышал о вчерашнем ночном инциденте.

– Ваш аппарат работает оперативно.

– Нет, я сам провел расследование. Это нападение случайно произошло неподалеку от квартиры Эдит Кен. – Его обычно жесткий рот тронула улыбка. – Вы совсем вогнали в пот Уотфорда и Рэндольфа.

– Рэндольф – это тот тяжеловес, который всегда появляется вместе с Уотфордом?

– Да.

– Не он ли второй человек в ЦРУ?

Корбинет опять улыбнулся.

– Это никому не позволяется знать.

– Понятно, – сказал я. – Вы разговаривали с ним? Чарли кивнул.

– Сегодня утром. Он был в ярости.

– Есть еще какие-нибудь новости?

– Все отделы секретной службы предпринимают усилия, чтобы выяснить дело с нападением. Довольно трудно установить, кто нанял убийц, но есть указания, что это женщина.

– Так.

– Имя пока неизвестно, доказательств тоже нет. Это только подозрение.

– Но не безосновательное.

– Да, не совсем.

– Мы продвигаемся вперед, полковник.

– Кому-то, Тайгер, очень нужна твоя смерть.

– Одну минуту.

Невдалеке был маленький ресторанчик. Я сделал ему знак следовать за мной. Мы вошли в зал, сели в угол и заказали кофе. Я вынул из кармана тысячедолларовую банкноту, найденную мной в бумажнике убитого гангстера, и протянул ее Корбинету.

– Что это?

– Застреленный мною гангстер хранил эту банкноту в потайном отделении бумажника, причем он не произвел на меня впечатление человека, который постоянно носит с собой много денег. Банкноты такого достоинства в большинстве случаев регистрируются, так что, возможно, вам удастся установить, откуда эта.

Корбинет медленно свернул бумажку и сунул ее в нагрудный карман.

– Вряд ли кто мог совершить такую грубую ошибку.

– Посмотрим. Иногда и специалист спотыкается. Когда мне позвонить вам, чтобы узнать результат?

– Сегодня вечером.

Вилли Гиббонса я нашел в его любимом ресторане газетного квартала за тарелкой мяса по-ирландски.

Вилли долго с состраданием изучал мое лицо, потом сказал:

– Я беспокоился о тебе, Тайгер.

– Из-за чего?

– Из-за вчерашней ночи.

– Но ведь все обошлось. Тебе нужен материал для статьи?

– Факты у меня есть, но я не буду писать ее, пока не узнаю подоплеку событий. Тебе – то она известна?

– Возможно.

– Расскажешь?

– Пока нет. Мне еще не все ясно. Вилли отставил тарелку и закурил.

– А у меня, кажется, что – то для тебя есть.

– Выкладывай.

– Этот Джон Фредерик Тэлбот – нечто большее, чем мелкий служащий посольства. Он один из лучших агентов британской секретной службы.

– Откуда узнал?

– От моего коллеги Джорджа Клиффорда, бывшего корреспондента «Ньюс» в Польше. Они знакомы по Варшаве. Тэлбот провел там большое дело. Думаю, оно касалось стратегических планов армий Варшавского пакта. Во всяком случае, он раздобыл через жену польского военного какие – то важные документы и смылся. Он вообще специалист по женщинам. Его частые встречи с Эдит Кен доказывают, что Тэлбот, как и ты, напал на какой – то след.

– Что ты узнал о Грэтхен Ларк?

– Ничего особенного. Много занимается, в частности, юриспруденцией. Очень интеллектуальна, увлечена живописью и твердо намеревается создать себе имя.

– Я знаю.

– Ты знаком с ней?

– Мимолетно. А как насчет ее прошлого?

– Хорошая американская семья, лучшие рекомендации. Как обычно, перед поступлением на службу в ООН была досконально проверена.

– Да, как обычно…

– Стоит ею заниматься дальше?

– Пожалуй, нет. Бертон Селвик?

– Он болен. В Лондоне ходят слухи, что его скоро заменят. Говорят, на этой неделе у него опять было обострение. Только теперь его очень трудно заменить. Насколько я понимаю, Селвик задержится па своем посту до тех пор, пока не закончится кризис в ООН.

– Кризис в ООН? Что тебе о нем известно?

– Ничего. Все молчат, а это есть вернейший признак, что сгущаются тучи. Тебе это пригодится?

– Возможно, – сказал я.

– Тайгер, своей таинственностью ты приводишь бедного журналиста в отчаяние.

– Не падай духом, скоро получишь свою историю.

 

11

Когда я прибыл в ООН, кризис уже разразился. Представитель одной из стран прервал дискуссию о текущих делах, внеся на рассмотрение свой проект. Делегат США выдвинул встречный проект резолюции, который встретил единодушную поддержку западного блока. Это было полнейшей неожиданностью. По недоумевающим взглядам некоторых делегатов я понял: они спрашивали себя, что испортилось в их информационном аппарате.

В это время Бертон Селвик убедительно мотивировал согласие делегации Великобритании с проектом США. Делегаты оппозиции попытались, как обычно, помешать обсуждению с помощью вопросов к повестке дня, но были призваны к порядку. Тогда они поднялись и покинули зал.

Репортеры тотчас бросились к телефонам, чтобы передать сообщение о сенсационном повороте событий.

Бертон Селвик продолжал еще говорить, но в его голосе чувствовалась какая – то нерешительность. С моего места было хорошо видно, как он вдруг побледнел, пробормотал какие – то извинения и сел. Сотрудники что – то спросили у него, потом помогли встать и вывели из зала.

В коридоре они усадили Селвика в кресло, а когда я подошел, около него уже суетились Эдит Кен и Грэтхен Ларк. Неподалеку стояла группа, и среди них Тэлбот. По его поведению я понял, что он здесь не из простого любопытства.

Кто-то упомянул о враче, но Грэтхен сказала, что имеет опыт работы медсестрой и хорошо разбирается в болезни Селвика. Она послала кого-то за стаканом воды и таблетками. Селвик принял их и вскоре его лицо порозовело. В коридоре было слишком шумно, чтобы расслышать, о чем говорили, но я заметил, что Рондина и Селвик обменялись парой слов. Казалось, он успокаивает ее: с улыбкой похлопал по плечу и позволил увести себя в комнату. Перед дверью встали Тэлбот и еще один англичанин. Они объяснили репортерам, что у Селвика небольшой приступ гастрита и все уже в порядке.

Появился Туми и кивнул мне:

– Ну, что скажете?

– Он и раньше болел.

– Да, знаю, но сегодня Селвик был нашим главным оратором. По-моему, ему что-то дали.

– Вы имеете в виду яд?

– Не обязательно. Существуют и другие средства, например возбуждающие стимуляторы.

– Кажется, есть способ это узнать. Я думаю, не было ли это все отрепетировано?

– Вас такое положение вещей не должно радовать. Если они кого взяли на прицел, то уже не оставят в покое.

– Если только их не опередят. Мимолетная улыбка пробежала по лицу Туми.

– Кстати… Я наблюдал за Селвиком. Он пару раз взглянул на вас и прямо перекосился от ненависти.

– Я заметил.

– До назначения в ООН он был главой тайной полиции. Тут он не сообщил мне ничего нового.

– Тэлбот тоже наблюдал за вами. Вы играете в опасную игру, – сказал Туми. – Каков ваш следующий шаг?

Я посмотрел на часы. Было около пяти.

– Теперь нам придется расстаться, – сказал я ему. – Ждите в отеле моего звонка.

Внизу в холле я зашел в телефонную кабину, набрал номер конторы Корбинета и назвал секретарше свою фамилию. По тону полковника я понял, что у него есть новость.

– Мы проверили эту банкноту, Тайгер.

– И что?

– Они, вероятно, очень спешили и допустили вопиющую ошибку. Теперь у нас на руках доказательство.

– Да?

– Эта банкнота из тех ста тысяч долларов, которые русские обменяли на рубли перед началом работы комиссии ООН.

– Черт возьми!

– Вот именно. Это дает нам немного свободы в действиях. Только не заходи слишком далеко. Когда события войдут в решающую фазу, предоставь сделать последний шаг этим господам. Ну, ради проформы.

– Таково официальное распоряжение?

– Здесь не может быть официальных распоряжений, но мне пришлось потратить много красноречия, чтобы добиться уступки.

– Благодарю, полковник. Если могу оказать вам какую-нибудь услугу, дайте знать

– Держите меня в курсе дела, – сказал он и повесил трубку.

Я вышел из кабины и пропустил в нее пожилого господина в котелке, который вежливо поблагодарил меня. За ним, спиной ко мне, стоял второй ожидающий и перелистывал записную книжку.

Это был Грегори Гофта.

Он подал знак, и я проследовал за ним к стойке с телефонной книгой. Грегори сделал вид, будто ищет в ней нужный номер.

– Опасность, Тайгер, – сказал он, не разжимая губ и перелистывая книгу.

– С какой стороны?

– Русские хотят немедленно с вами покончить. Сегодня вечером в их посольстве созывается экстренное совещание.

– Вы занимаетесь этим делом?

– Да. По особой инструкции мистера Рэндольфа.

– Цель?

– Эдит Кен. Мне нравится это задание. – Он замолчал, перелистал еще пару страниц и выписал номер. – Она завтракала с Селвиком перед заседанием. Сначала он заехал за ней, а потом они вместе отправились в ООН.

– Тогда учтите: приступ у Селвика был спровоцирован.

– Мы не исключаем такой возможности, но его предыдущие приступы выглядели вполне натурально.

– Где сейчас Эдит?

– Наверху, вместе с Селвиком и остальными. Они скоро повезут его домой. Приступ был легкий, но ему придется некоторое время полежать.

– Почему вы вошли со мной в контакт?

– Один венгерский эмигрант опознал в работнике советского посольства одного из самых опасных агентов их тайной полиции. Раньше он работал в подчинении у Стовецкого. Его зовут Алексис Миннер, в свое время действовал в Венгрии. Стефан Мидрос сможет вам много о нем рассказать.

– Благодарю за предупреждение.

Гофта захлопнул телефонную книгу и отошел к будке. Я дал ему исчезнуть, потом поднялся наверх и подошел к двери, перед которой Тэлбот все еще отбивался от упрямого репортера.

Наконец тот отстал.

– Тайгер Манн, мистер Тэлбот, – представился я. В его глазах промелькнули веселые огоньки.

– Я слышал о вас, сэр. Чем могу служить?

– Мне хотелось бы поговорить с мисс Кен.

– Сейчас она занята.

– Скажите, что я здесь, и тогда она наверняка выйдет. Он кивнул:

– Подождите.

– Благодарю, – ответил я.

Эдит вышла. У нее был встревоженный вид, пальцы нервно теребили платье. Она была, как всегда, хороша, но ее явно тяготил страх.

– Привет, Рондина!

Ее ноздри вздрогнули. Заметив мою улыбку, она опустила веки.

– Мистер Тэлбот передал, что ты хочешь со мной поговорить.

Оглянувшись, она увидела, что мы не одни, и вроде немного успокоилась.

– Я только хотел сделать тебе комплимент, Рондина. Все прошло отлично. Момент выбран самый подходящий.

– О чем ты говоришь?

– Не прикидывайся, крошка. Сегодня вечером я выйду на след твоих хозяев.

– Моих хозяев?

– Не надо. Хочу тебе предостеречь. Позаботься, чтобы с Бертоном Селвиком не произошло ничего серьезного, иначе поплатишься. Сразу, без всякой отсрочки. Ты меня поняла?

Она не успела ответить: открылась дверь и на пороге появилась Грэтхен Ларк.

– О, добрый день, мистер Манн…

– Привет, – ответил я.

– Мистер Селвик хочет поговорить с тобой, Эдит. Рондина молча проскользнула мимо нее и исчезла в комнате.

– Как он себя чувствует? – спросил я.

– Неплохо. Врачи прописали постельный режим, но мистер Селвик снова на ногах, хотя мы стараемся убедить, что он должен щадить себя.

– Представляю.

Она взглянула на меня, удивленно подняв брови.

– А что вы здесь делаете?

– Я просто зритель.

– Но сюда проникнуть не так – то просто.

– Рука руку моет. Скажите, у Селвика есть врач?

– Да, он здесь.

– Ну, тогда все в порядке. – Я сделал паузу, многозначительно улыбнулся и тихо спросил: – Когда мы увидимся?

– Вы пришли, чтобы это узнать?

– Мужчину ничто не остановит. Она весело рассмеялась.

– Позвоните после работы. Может быть, что-нибудь придумаем.

Я кивнул, и она вернулась в комнату. Я хотел увидеться с ней, чтобы знать диагноз – как бывшая медсестра, Грэтхен могла дать точный ответ.

Стемнело рано. Небо опять затянуло тучами и в воздухе чувствовалось приближение дождя. На востоке горизонт был тревожно багровым. Вдали грохотал гром.

Я подозвал такси и отправился к станции метро на Восьмой авеню. Без пяти минут шесть я спустился вниз и вошел в телефонную будку, нажал рычаг и держал его до тех пор, пока не раздались длинные гудки.

Низкий баритон на другом конце провода принадлежал Эвансу из нашего бюро в Ньюарке. Я назвал ему пароль, и он сказал:

– Относительно Видора Чариса мы имеем только одно указание, полученное от кассира кинотеатра, где идут фильмы на иностранных языках.

– Какое именно?

– Она заметила руку с изуродованным указательным пальцем у покупавшего билет. На тыльной стороне руки – красный шрам. Сначала ей показалось, что человек указывает на нее, но потом она поняла, что палец просто не сгибается.

– А описание личности?

– Она видела только руку.

– Ну, хоть какая-то зацепка.

– Сегодня вечером в этом кинотеатре начинается показ русских фильмов, который продлится три дня. Во второй половине недели пойдут польские, венгерские и греческие картины.

– Хорошо, я займусь этим.

– Есть еще кое-что.

– Да?

– Сегодня днем из Лондона звонил Питер. Они завершили проверку семейства Кенов и не нашли ничего подозрительного. Что касается погибших членов семьи, то расследование оказалось нелегким. Однако удалось разыскать боевых товарищей Вернона по эскадрилье, видевших, как он погиб. Вернон был командиром звена, неоднократно награждался, на его счету было девять сбитых самолетов. Самого его сбили под Дувром. Труп нашли, опознали и захоронили в семейном склепе Кенов. О Диане Кен тоже удалось узнать не очень много. Она получила обычное воспитание и была довольно своенравной девушкой, о чем не любят вспоминать. Во время войны добровольно вступила в женский вспомогательный корпус. По утверждению бывшей подруги, Диана сделала это из любви к независимости и приключениям Она оказалась в числе семидесяти женщин, погибших во время налета немцев на доки.

– Известно, о каком женском корпусе идет речь?

– Нет. Тогда они не существовали официально. Просто собрали деньги и устроили кухню для рабочих в доках. Джонсону удалось разыскать одного человека, служившего тогда в порту. Тот сообщил ему интересную деталь: эти женщины жертвовали войне не только свое время. Их патриотизм заходил так далеко, что они не останавливались и перед интимной близостью с теми, кого обслуживали. Это важно?

– Для нас, может быть, и нет, – сказал я. – Но для семьи, ставящей женскую честь превыше всего, пожалуй. По крайней мере, они могли обрадоваться ее смерти… Во всяком случае, передайте отчет центру.

– Уже сделал. Вам нужно что-нибудь еще?

– Пока нет.

– Отлично. Кстати, есть кое-какие перемены. Эрни Бентли перебрался в мансарду, где раньше жил Колдуэл. Вы знаете адрес?

– Да.

– Мы реорганизуемся, и теперь все пойдет через него. Он также будет заниматься специальным снаряжением. Его номер телефона прежний.

– О'кей. И большое спасибо. Я повесил трубку.

Итак, мы напали на след. Иностранец решил посмотреть фильм на родном языке. Тем самым он нарушил закон своей профессии, но тоска по родине оказалась сильней.

Диллинджер совершил точно такую же ошибку и поплатился за нее жизнью.

Я позвонил Туми и сказал, что собираюсь сделать засаду в кинотеатре, попросив его ждать моих распоряжений. Ему не понравилось, что я отправляюсь один, но такова уж была моя привычка – первый выстрел мне хотелось сделать самому. Я попросил Туми посидеть в моей комнате на случай, если позвонит Уотфорд или Рэндольф, и обещал время от времени сообщать о себе.

Программа в кинотеатре «Гренобль» начиналась в половине восьмого, а касса открывалась в семь, так что в моем распоряжении было еще время. Я решил сесть в последний ряд: если Чарис придет, он тоже пойдет по проходу, так что все зависит от того, кто кого увидит первым.

Предполагая, что Чарис может послать перед собой сообщника, я отошел от кинотеатра, взял такси и поехал в Гринвич-Виллидж. У дома Грэтхен я попросил шофера подождать, поднялся к ее квартире и постучал. Мне никто не ответил, но за дверью тихо играло радио. Я приоткрыл дверь и окликнул Грэтхен, думая, что она в ванной. Никто не отозвался. Я вошел. Гостиная была освещена одной лампой. Очевидно, она вышла за покупками. Я поднял покрывало с портрета Селвика и увидел, что Грэтхен еще поработала над ним. Потом я вернулся в такси.

Сунув в окошко кассы кинотеатра два доллара, я получил билет и сдачу, потом нашел в темноте место, с которого мне был виден вход, и уселся с пистолетом наготове.

Через двадцать минут зал наполнился, но Чариса не было. Я до конца просмотрел фильм, в котором не понял ни слова.

В перерыве между сеансами я вышел в фоне и еще раз оглядел публику, но никого не увидел. Подождав для верности минут десять, я покинул кинотеатр.

Итак, след оборвался. Чтобы немного успокоиться, я пошел пешком. Да, занимаясь таким делом, следует держать свои нервы в порядке.

Из аптеки я позвонил Туми. Он сообщил, что Рондина была в ресторане вместе с Тэлботом, а потом поехала домой на такси. Тэлбот вернулся в посольство и, кажется, не покидал его. Квартира Эдит находится под наблюдением двух групп агентов: снаружи и внутри здания.

Это сообщение было получено полчаса назад и, вероятно, она еще никуда не успела выйти. Я попросил Туми оставаться на своем посту. Он должен был сообщить Мартину Грэди о моей неудаче и спросить, стоит ли делать вторую попытку. Мне нужен был категоричный приказ.

Теперь настало время потуже закручивать гайки.

Сыщиков, наблюдавших за квартирой Рондины, я обнаружил довольно быстро. Их пора было отправлять на курсы по повышению квалификации. Оба внешних наблюдателя были довольно стары. Первый курил, сидя в машине с поднятыми стеклами, а второй спрятался от дождя в подъезде. Когда-нибудь это будет стоить ему жизни.

Третий шпик торчал на лестничной площадке, разыгрывая сцену ожидания лифта. В действительности же он не спускал глаз с кабины, высматривая, на каком этаже он остановится. Но на этот раз он промахнулся: чтобы заморочить ему голову, я раз шесть проехался вверх и вниз, а потом поднялся к квартире Рондины по лестнице.

Я нажал кнопку звонка.

– Кто там? – спросила она.

– Тайгер, дорогая.

Рондина сразу открыла дверь. Она стояла в белом платье, сияющая и прекрасная. Каждый изгиб ее тела дышал женственностью.

– Можно войти?

– Конечно.

Рондина улыбнулась, и я опять вернулся в прошлое. Другой на моем месте был бы сражен наповал, но я уже прошел школу Рондины.

– Благодарю, крошка.

Она закрыла дверь и провела меня в гостиную. На этот раз на проигрывателе стоял Вагнер – тема любви и смерти. Очень подходяще.

У нее был усталый вид: темные круги под глазами, морщинки возле рта. Я положил шляпу и плащ, сел на софу и вытянул ноги. В ее поведении чувствовалась какая – то нервозность.

– Выпьешь?

– Почему бы и нет?

– Шотландское?

– Ты столько раз готовила для меня напитки, крошка, что должна была запомнить. С тех пор мои вкусы не изменились: простое виски и имбирное пиво.

Я находил игру Рондины безукоризненной, но сейчас все это не имело смысла. Мы были одни.

– Как чувствует себя мистер Селвик? Она поставила мой стакан на стол.

– Пришел в себя. В понедельник, как обычно, примется за работу.

– Я слышал, ты завтракала с ним. Она взглянула на меня.

– Ты что-нибудь имеешь против?

– Возможно. – Я взял стакан и отхлебнул: смешала она правильно. – Ты не находишь, что приступ случился в самое неподходящее время.

Она нахмурилась, и казалось, не понимала меня.

– У него и раньше бывали такие приступы.

– А перед этим ты всегда завтракала с ним?

Рондина поняла, к чему я клоню. Стакан в ее руке задрожал. Она тщательно старалась подыскать ответ, но я сменил тему.

– Мы получили информацию о Диане Кен. Или тебе и так все известно?

Она оцепенела. Стакан выпал у нее из рук и разбился. Кусочек льда подкатился к софе, и я отшвырнул его ногой. Лицо Рондины помертвело.

– Через нее ты и проникла в семью Кенов. – Мне не удалось скрыть торжествующую улыбку. – Остается только выяснить, где настоящая Эдит Кен. Молчишь? Тогда я отвечу за тебя. Возможно, настоящая Кен содержится где-то в заключении. Однако держу пари, что она мертва. Ты любишь тщательно заметать следы. Все рекомендации даны тебе людьми, знавшими Эдит ребенком. Здесь помогла репутация семьи. Но если эта история попадет в газеты, Кенам конец.

Пальцы Рондины дрожали. Она с трудом держала сигарету. Я вынул из кармана рекламные спички из моего отеля, дал ей прикурить и бросил коробок на стол. Она глубоко затянулась и постаралась взять себя в руки.

– Ты ошибаешься, Тайгер.

– Нет, радость моя.

– Ты не можешь…

– Подожди и увидишь.

Она еще раз затянулась, погасила сигарету в пепельнице, потом поймала мой взгляд и отчеканила тоном прежней Рондины:

– Я не допущу, чтобы ты втоптал имя Кенов в грязь.

– Каким образом? С помощью Видора Чариса?

Она долго молчала. Потом на ее лице вдруг промелькнула тень сочувствия.

– Ах ты, дурачок.

– Я всегда уважал твои способности, Рондина. Но сейчас ты промахнулась.

– Тайгер…

– Подойди ко мне. Я хочу, чтобы ты довела свою игру до конца. Помнишь наш последний поцелуй? Подойди, я хочу узнать, каков теперь вкус твоих губ.

Ее руки судорожно вцепились в спинку кресла, а глаза сверкнули.

– Я хочу знать, остались ли твои поцелуи такими же после того, как ты причинила столько горя почтенной семье и убила ни в чем не повинного ребенка. Подойди ко мне, Рондина.

Она поднялась и замерла как натянутая тетива.

– Подойди ближе, дорогая. Я всегда ношу с собой пистолет. Может, тебе удастся улучить удобный момент, вытащить его и опять выстрелить мне в грудь.

Как ни странно, но напряжение понемногу спало с нее. Наконец, окончательно овладев собой, она медленно подошла ко мне. Мягкий свет подчеркивал прелесть ее фигуры.

Я сидел на софе, стараясь проникнуть в ее мысли.

– Скажи, Тайгер, ты сильно меня любишь? – прошептала Рондина.

Она опять начала новый заход по обольщению.

– Сильнее, чем ты думаешь, – хрипло сказал я.

– Когда – то ты бы все сделал для меня.

– Это было давно, а теперь могу сделать лишь одно – застрелить.

Рондина встала коленями на софу, так что они прижались к моей ноге. Вырез халата открывал глубокую ложбинку между грудей.

– Прошу, выслушай меня, – с подкупающей простотой сказала она.

– Зачем?

– Потому что ты меня любишь. Я отвел ее колени в сторону.

– Ты так прекрасно умела говорить о любви, дорогая. Когда я лежал рядом и слушал, у меня внутри все таяло. Где бы мы ни предавались любви – на сене или в кровати, ты всегда повторяла, как сильно меня любишь. Скажи это еще раз.

– Я полюбила тебя с первого взгляда.

– Ты повторяешься, Рондина. Придумай что-нибудь новое. Она медленно подняла руку и нежно коснулась моего лица.

– Я люблю тебя. Тайгер.

Ее слова проникли мне в душу. Рондина поняла мое состояние, а я возненавидел себя, потому что последние двадцать лет пытался подавить это чувство.

– Можно мне теперь высказать свою просьбу? Я промолчал, и она сказала:

– Оставь в покое семью Кенов.

– Убийцы не меняются, – сказал я.

Ее лицо оставалось невозмутимым, только в глазах появилось новое выражение.

– Это верно.

Рондина наклонилась и прильнула к моим губам. Халат сполз, и я ощутил ее у своей груди.

Мной овладело прежнее волнение, и я понял, что не смогу ему противиться. Но меня выручила сама Рондина: она вдруг застыла и попыталась высвободиться из моих объятий. В глазах ее появился страх и еще что – то… Я отпустил ее, и она натянула халат на плечи.

– Мне очень жаль… правда… – задыхаясь, сказала она.

Мне не оставалось ничего другого, как усмехнуться. Комедия зашла слишком далеко. Чертовски удачный новый поворот, но на основе старого фокуса. Только удивительно, что она не попыталась вытащить у меня пистолет.

Я встал, взял шляпу и плащ и с улыбкой сказал ей:

– Скоро, Рондина, тебе придется заплатить за все. А пока оставайся.

Идя к двери, я чувствовал на спине ее взгляд и понимал, что представляю собой сейчас прекрасную цель, но знал также, что она не осмелится выстрелить.

Дождь лил потоками. Все проезжающие машины были заняты, и я пошел пешком. Последний раз на этом пути у меня оказалось несколько незваных провожатых, двух из которых я застрелил. Дойдя до Бродвея, я совсем промок и зашел в бар обсушиться и согреться, а через полчаса сел в такси и отправился в отель.

Я постучал в дверь своего номера, где меня ждал Туми. Никто не ответил. Решив, что он заснул, я открыл дверь своим ключом, вошел, зажег свет и увидел, что Туми лежит на кровати лицом вниз. Но он не спал. В затылке его виднелось маленькое отверстие, а по простыне расплылось большое красное пятно. Тело было еще теплым.

Хорошая работа, Рондина, подумал я. Спички с адресом отеля, которые я неосмотрительно оставил у тебя на столе, звонок убийце по имени Видор Чарис, меткий выстрел из пистолета с глушителем в приоткрытую дверь – и дело сделано. Если не считать одного момента. Убийца не мог видеть лица жертвы, потому что Туми лежал лицом вниз. Это была моя комната.

Бедняга Туми.

 

12

Телефонист в отеле – пожилой болезненный мужчина – сказал, что не так давно звонили и спрашивали номер моей комнаты. Он дал номер и уже собирался соединить, как повесили трубку. Портье тоже не смог сообщить ничего интересного: он весь вечер был занят и не заметил, кто входил в отель и выходил.

Я вернулся в комнату, обыскал ее, но ничего особенного не нашел.

Правда, в кармане пиджака Туми лежали два письма, пересланные мне из прежнего отеля. В первом сообщалось, что к ним прибыл мой чемодан из Мехико, а второе исходило от немецкого хирурга, специалиста по пластическим операциям. Тот заявлял, что изображенная на снимке женщина никогда не была его пациенткой, но он ее знал – это Рондина Лунд, с которой он познакомился еще во время войны. Кажется, она умерла, но это ему известно только по слухам.

Что ж, я мог проинформировать его точнее.

Первый мой звонок был Мартину Грэди, второй – Томасу Уотфорду. Последний хотел, чтобы я дождался приезда его людей, но я отказался, сказав, что позвоню позже, чтобы узнать подробности и описание пули, после чего повесил трубку. У меня не было времени заниматься полицейской рутиной. К тому же в дело вмешался Рэндольф, что грозило массой ненужных осложнений.

Я уложил свои вещи, спустился вниз и расплатился, а через три квартала вошел в маленький отель для коммивояжеров ров и снял номер на имя Фрэнка Уилсона из Мемфиса, штат Теннесси.

Несмотря на поздний час, я позвонил Стефану Мидросу и поднял его с постели.

– Слушаю, – сердито ответил он.

– Говорит Тайгер. Простите, что разбудил вас, но дело очень важное.

– Не беспокойтесь, все в порядке.

– Мне не хотелось бы ни с кем входить в контакт, поэтому прошу вас сделать для меня одну вещь.

– Разумеется.

– Вы знаете, как связаться с Грегори Гофта?

– Он сейчас дома. Я недавно разговаривал с ним.

– Хорошо. Пусть узнает для меня адрес Алексиса Минера. Это сотрудник иностранного посольства.

– Миннер не только сотрудник посольства, – прервал меня Мидрос – Он очень опасен.

– Знаю. Если его теперешняя работа – маскировка, значит, он действует не один, а в контакте с другими людьми. Может быть, Миннер и есть то звено, которое я ищу.

– Я помню этого человека по Венгрии, – сказал Мидрос. – Он неразборчив в средствах, но в данный момент, как сотрудник посольства, пользуется правом дипломатической неприкосновенности, так что самое большее, что можно сделать – объявить его персоной нон грата и выслать из страны.

– Можно сделать и кое – что другое.

– То есть?

– Похоронить его здесь. Мидрос промолчал.

– Желаю вам успеха, сэр. Я постараюсь помочь, чем могу. Сейчас же передам вашу просьбу.

– Позвоню позже, – сказал я и повесил трубку. Необходимо было поспать. Я запер дверь номера, задернул занавески и упал на кровать.

В десять утра я встал под душ, потом побрился, оделся и позвонил Стефану Мидросу. Без всяких вступлений он дал мне адрес Алексиса Миннера.

– Шестнадцатая улица, дом 1149, над итальянским магазином деликатесов. Дом имеет четыре выхода: на улицу, крышу и два через подвал, в боковые переулки. Гофта просил об осторожности. Этот человек – ас в своем деле.

– Я тоже.

– Вам нужна помощь?

– На этой стадии нет. О дальнейшем сообщу.

– У нас большая организация, мистер Манн. Мы действуем неофициально, но вы можете доверять нашим людям: у них большой опыт в подобных делах.

– Благодарю. Я ценю это предложение, но не считаю нужным подключать ваших людей. Они вам еще понадобятся.

– Понимаю.

Я положил трубку, убедился, что запомнил адрес, сунул пистолет в кобуру, потом взял плащ, шляпу и отправился на первую инспекцию.

Дом был средней руки. Его недавно обновили, чтобы сохранить высокие цены на квартиры. Я обошел квартал и выяснил, что здесь преимущественно живут славяне, немцы и итальянцы, а затем позвонил Чарли Корбинету, но прежде чем успел сообщить свою просьбу, он сказал, что со мной желали поговорить Рэндольф и Уотфорд, однако после долгих уговоров ему удалось добиться, чтобы мне предоставили свободу действий. В свою очередь я объяснил, что мне нужен служащий городской пожарной охраны в форме, который провел бы меня по дому под видом инспектора. Я буду ждать этого человека на ближайшем углу через час. Полковник сразу все понял, пообещал посодействовать, а потом призвал меня к осторожности и пожелал удачи.

Около полудня на углу остановилась красная пожарная машина. За рулем сидел молодой парень, а пассажиром оказался мужчина лет пятидесяти, больше похожий на полицейского, чем на пожарника. Но у него были шрамы от ожогов на руках и на щеке. Он представился капитаном Морреем и спросил меня, в чем дело.

– Нужно осмотреть выходы дома 1149 по Шестнадцатой улице, – сказал я.

– Но мы уже там были на прошлой неделе.

– Пройдемся вместе еще раз. Он пожал плечами.

– В доме все в образцовом порядке. Там очень хороший управляющий.

– И все – таки посмотрим.

– Можно мне задать вопрос?

– Да.

– Указание об осмотре исходит свыше, не так ли?

– Похоже на то.

Моррей усмехнулся и кивнул.

– Понятно. Как будем действовать?

– Как обычно. Ничего, что могло бы насторожить управляющего и жильцов.

– Не беспокойтесь. Мы часто проводим такие проверки.

Мы подъехали к дому 1149. Никто не обратил на нас внимания, видимо, полицейские и пожарные были частыми гостями на этой улице. Управляющий, пожилой итальянец, весьма гордившийся своей должностью, казалось, был в восторге от подобной инспекции. Он провел нас по всему зданию, расписывая чистоту и безопасность, и буквально засиял, когда Моррей поставил в своем списке крестик напротив номера его дома.

На эту комедию пришлось ухлопать два часа, однако я успел увидеть все, что хотел: один лифт обслуживал четыре этажа, а снаружи к стенам дома прилепились железные пожарные лестницы. Я взобрался по одной из них и заглянул в окно квартиры Миннера. Хозяина не было дома. На кухонном столе стояли две пустые бутылки из-под виски и четыре стакана.

Моррей сделал запись в своем журнале, задал несколько обычных вопросов и мы вышли.

В машине он спросил меня:

– Довольны?

– Да, благодарю.

– Могу ли я для вас сделать что-нибудь еще?

– Пока нет. Куда вы сейчас направляетесь?

– Назад на дежурство. Вас куда-нибудь подбросить? Я назвал адрес. Это было недалеко.

На Грэтхен Ларк была свободная, до колен, блуза, испачканная красками. В левой руке она держала палитру, в зубах зажала кисть, а правой рукой открывала мне дверь.

– Вот это неожиданность, Тайгер.

Блуза была застегнута только на две средние пуговицы, и я понял, что под ней больше ничего нет.

– Богема до мозга костей. Это мне нравится.

Грэтхен смущенно улыбнулась, оглядела себя, не зная, куда девать руки. В конце концов, она отбросила локтем волосы с лица и жестом пригласила меня войти.

– Не смотри на меня. Я не ждала гостей.

– Ты выглядишь потрясающе.

Грэтхен бросила на меня через плечо уничтожающий взгляд.

– Мужчины!

Она вымыла кисть в скипидаре, вытерла ее и положила рядом с мольбертом.

Я посмотрел на портрет. Бертон Селвик выглядел настоящим британским львом – гордым, полным достоинства, с энергичным взглядом и решительным подбородком.

– Тебе нравится?

– Он выглядит немного переутомленным.

Грэтхен отступила назад, нахмурившись, посмотрела на портрет, передвинула мольберт к свету и задумчиво кивнула.

– Ты прав. Это моя ошибка. Я имею некоторую склонность к натурализму. Как думаешь, стоит продолжать?

– Боже мой, я не художник. Но раз портрет предназначается жене, я бы его немножко приукрасил.

– Неплохая идея.

– Как он себя чувствует?

– Гораздо лучше.

– Что же с ним такое случилось?

– Я говорила, у Селвика язва желудка. В прошлом году ему удалили камни из желчного пузыря. Лечиться как следует ему некогда. Он – ходячая аптека… Если ты не против, я сейчас переоденусь.

– По мне так даже лучше, – сказал я с усмешкой.

– Развратник.

Она состроила гримасу и скрылась в спальне.

Рядом с креслом, в котором позировал Селвик, стоял стол, а на нем – коробка. Я приподнял крышку. Это была аптечка Селвика: около дюжины флаконов и упаковок с пилюлями, таблетками и капсулами.

Она вышла из спальни в юбке и свитере, благоухая смесью скипидара и французских духов.

– Понимаешь, что я имела в виду? – сказала она, указав на коробку. – Он сидит и ест их как конфеты.

– Врачи знают, что делают, – сказал я.

Она потуже затянула пояс и разгладила юбку на бедрах.

– Раньше я была медсестрой. – Она рассмеялась. – Забавно, мне всегда хотелось все испытать. Но меня надолго ни на что не хватает.

– Следует как-нибудь попробовать выйти замуж. Это тебе наверняка больше понравится.

– Может быть, позже. Тайгер. Хотелось бы узнать жизнь, прежде чем встать за мойку с грязной посудой. – Она повернулась на вращающемся табурете. – Итак, что будем делать? Сегодня суббота, и я голодна. Намек ясен?

– Пойдем, поедим, – сказал я.

– Куда?

– Ну, в тот ресторан, с экзотическим меню.

– О, туда, где мы были последний раз?

– Днем там нет представления, но еда хорошая.

Делл еще не пришел, и в ресторан нас впустил Джо Соун. Он широко улыбнулся и, посмотрев на Грэтхен, одобрительно присвистнул. Соун занимался укрывательством краденого, но, кроме того, охотился за торговцами наркотиками. Особую ненависть он питал к героину, от которого умерла его жена. Он убил «толкача», поставлявшего ей наркотик, и еще не насытился местью. Соун был на очень хорошем счету у полиции и ему многое прощалось.

Джо передал нас официанту и порекомендовал, что заказать. Когда мы уже сидели за столом, он подошел и сказал, что хочет со мной поговорить, но при этом дал понять, что это не для женских ушей. Грэтхен со вздохом отпустила меня.

Однако это не имело ничего общего с сексом. В кабинете меня ждал Делл. Закрыв за нами дверь, он сказал:

– У меня для вас новости, Тайгер, относительно человека с изуродованным пальцем. Его видели.

– Где?

– Неподалеку отсюда. В квартале между Сороковой и Четырнадцатой улицами.

– Кто его опознал?

– Первый – продавец в киоске. Этот человек купил у него газету на иностранном языке. Второй – мелкий торговец наркотиками по имени Марти Леман. Он по чистой случайности продал ему три капсулы героина. Эти сведения вам помогут?

– Да. Важно, что этот человек наркоман.

– Будьте осторожны, Тайгер, такие люди опасны. Когда я вернулся к Грэтхен, она не без яда спросила:

– Ну, как она?

– Недоразумение, – сказал я. – Давай поедим, а потом мне нужно идти.

– Могу я пойти с тобой?

– Нет.

– Почему?

– Женщины мешают сделкам.

– Я тебя еще увижу? – Может быть.

– Когда?

Я подозвал официанта и, расплачиваясь, сказал:

– Ты уверена, что хочешь меня видеть?

Ее глаза затуманились, а на губах появилась нежная улыбка.

– Конечно, Тайгер. Это странно, но у меня такое чувство, что до тебя у меня в жизни не было ничего настоящего. С тех пор, как я узнала тебя… ну, я чувствую себя совершенно иначе.

– Этим не шутят.

Я почувствовал себя легко и спокойно. Если нет надежды на будущее с Рондиной, а ее никогда по – настоящему не было, то, может, ее заменит Грэтхен Ларк?

– Ты меня не выдашь?

– Как ты можешь так думать?

– Однако постарайся.

Я откинулся на спинку стула.

– Предположим, я должен кое-кого убить.

– Это необходимо?

– Да.

– И нет другого выхода?

– Никакого.

– Кто он?

– Это не один человек. Вероятно, их будет двое. Остальные уже получили свое.

Грэтхен с сожалением посмотрела на меня.

– Понимаю, Тайгер, и сочувствую тебе. Делай то, что считаешь нужным, только не оставляй меня… Так когда?

– Может быть, сегодня вечером.

– Только поосторожнее?

– Я всегда осторожен.

– Буду тебя ждать, – нежно сказала она.

Около пяти часов я высадил Грэтхен перед ее домом и отправился к Эрли Бентли в его новую мастерскую. Это было нечто среднее между лабораторией и слесарной мастерской. Когда я вошел, он сидел над микроскопом.

Утром, проходя мимо квартиры Миннера, я проверил его дверные замки, и теперь попросил Эрни изготовить мне несколько ключей. За двадцать минут он сделал мне шесть штук. Хотя бы один должен был подойти.

Пока он работал, я позвонил Чарли Корбинету и справился насчет пули, которой был убит Туми.

– Она выпущена из того же пистолета, который применили против тебя.

– Этот тип, наверное, сошел с ума, что так цепляется за пушку. Если парня поймают с ней, его песенка спета.

– А дипломатический паспорт?

– Впрочем, мы, может быть, говорим о разных людях. Этот парень достаточно умен, чтобы не связываться со стреляным свинцом.

– Тайгер…

– Да?

– В январе сорок первого года ты получил кольт армейского образца. Он еще у тебя?

– О'кей. Я понял.

– У тебя есть еще что сказать? – спросил Корбинет.

– Пока только предположения. Придется предпринять кое-какие шаги, чтобы выманить их из норы.

– Тогда сделай это поскорее. Желательно в ближайшую неделю. Если эту дыру в ООН не заштопать, мы очень много потеряем.

– Не беспокойся. В крайнем случае, я знаю один верный способ. Вы получили врачебное заключение о состоянии здоровья Селвика?

– Оно передо мной. Проведены все анализы. Результаты отрицательные – приступ был естественным.

– Тонкая работа, – заметил я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я могу назвать два смертельных яда, не оставляющих после себя следов. Любой врач признал бы смерть после них естественной.

– Селвик в превосходном состоянии, если не считать старой болезни. Его исследовали несколько медицинских светил.

– Существуют яды, временно ухудшающие состояние человека, и, кстати, они тоже не оставляют следов. Но не будем спорить. Я вам еще позвоню.

Эрни сунул мне в руку ключи и сказал:

– Звонил Мартин Грэди. Мы тут придумали кое – что новенькое. Вот, возьми.

Он показал мне три черных снаряда размером в половину шара для гольфа. На одном из них было белое колечко.

– Помнишь хлопушки, которыми мы играли в детстве? Бросали их на пол или об стену, и они взрывались.

– Помню, но они были не опасны.

– А эти штуки имеют взрывную силу ручной гранаты.

– Они надежны?

– Это новинка. В лабораторных условиях действовали неплохо. Положи в карман и особенно не тряси.

– Спасибо за совет.

– Предлагаю завернуть их во что-нибудь и рассовать по разным карманам, чтобы они не касались друг друга. И не вешай плащ поблизости от батарей отопления: гранаты взрываются при пятидесяти градусах. Та, на которой белое колечко, имеет зажигательные свойства.

– Термит?

– Похоже на термит, только гораздо лучше… Делвик пользовался этим в Югославии, чтобы вскрыть сейф Морвича.

Я сунул по гранате в карманы плаща, а ту, что с белым колечком, спрятал во внутренний карман пиджака.

– Знаешь о Туми?

– Да, от Грэди, – сказал Эрни. – Как я рад, что сижу в четырех стенах, а наружной работой занимаются наши герои.

– Отшельник, где же ты познакомишься со своей девушкой?

– Найду… Если воспользуешься хлопушками, сообщи, как они сработали. Их можно улучшить, усовершенствовать.

– Утешил…

В утренних газетах поместили сообщение об убитом постояльце отеля «Честер». Его опознали как мелкого дельца, любителя покера, приехавшего со Среднего Запада. Предполагалось, что его убили профессиональные игроки из преступного мира, потому что рядом с телом обнаружили счет. В статье содержалось предостережение новичкам, приезжающим в большой город. Явно проглядывала работа центра в Вашингтоне. Местной же полиции пришлось плясать под его дудку. Но для меня было важно одно: Видор Чарис знает, что я еще жив, а копы идут по ложному следу. Чарис постарается убрать меня как можно скорее, чтобы я не нарушил планы его хозяев. У меня теперь оставался только один девиз – атака, и десять минут спустя я уже находился на пути к квартире Миннера.

В его окнах не было света. Я убедился, что за мной никто не наблюдает, проскользнул в подъезд, поднялся по лестнице, и в целях предосторожности дважды позвонил. Никто не ответил, и я взялся за ключи Эрни…

Переступая через порог, я вдруг почувствовал, как что – то задел головой, и проклял свою неосторожность: Миннер поставил дверь на «предохранитель». При свете фонарика я отыскал на полу тонкую нитку, но понадобилось немало времени, чтобы снова ее укрепить.

Опустив шторы на окне, я зажег свет. Под потолком загорелась только одна лампочка. Я вывернул ее, сунул в патрон сложенную в несколько раз станиолевую бумажку и опять ввернул на место. Это был старый трюк школы Чарли Корбинета, с помощью которого можно было оградить себя от многих неожиданностей. Потом я снова поднял шторы и огляделся.

Квартира была дорогой и комфортабельной, но Алексис Миннер, казалось, не утруждал себя соблюдением чистоты: везде валялись окурки, о мебель явно тушили сигареты, а ковер был прожжен. На столе среди грязных тарелок и стаканов торчали две бутылки виски. В квартире было две спальни, в каждой стояло по две кровати. Таким образом, здесь могло скрываться много народа.

Я решил обыскать ящики комода. Вещей там было не больше, чем на дне чемодана. Следовательно, Миннер приехал ненадолго.

Однако в кухонном шкафу я нашел запас консервов, которые, казалось, входили в ежедневный рацион хозяина. На крючке висели батоны копченой колбасы. Я уже собирался закрыть шкаф, но тут заметил на верхней полке картонную коробку. Я снял ее, открыл крышку и увидел упакованные в вату три флакона, один – с голубым порошком. Запах порошка показался мне знакомым. Это был пентонал – средство, развязывающее человеку язык. Во флаконах, судя по этикеткам, находились стрихнин и синильная кислота. Да, банда приготовилась ко всему.

Мне показались подозрительными машина для мойки посуды и сушилка, стоявшие в стенной нише. Вряд ли ими часто пользовались. Я начал с осмотра моечного барабана, а потом взялся за сушилку и обнаружил в ней пачку новеньких тысячедолларовых банкнот. Завернутая в бумагу, она лежала рядом с нагревательными элементами. Стоило кому-нибудь включить сушилку, и сорок одна тысяча долларов превратилась бы в пепел. Я вынул из пачки три бумажки, а остальные положил на место.

«Теперь будет за что объявить Алексиса Миннера персоной нон грата», – подумал я, но тут услышал скрежет ключа в замке и голоса.

Я быстро вытащил пистолет и встал за распахнутой дверью на кухню. По меньшей мере, пришли три человека, и если я собирался что – то делать, то действовать нужно было быстро.

Кто – то зажег свет. Лампочка горела всего две секунды, а потом погасла, но за эти мгновения мне удалось кое – что рассмотреть.

На одном мужчине была тирольская шляпа с пером. Я уже однажды видел его: он стрелял в мою подушку, а я тем временем висел за окном. У второго парня рука была на перевязи. Ее повредил Туми, выбив у него в коридоре отеля кольт.

Третий мог быть только Миннером.

Голос с сильным акцентом произнес:

– Перегорела, Алексис. Я зажгу фонарик.

Темноту прорезал луч света, но в тот же момент другой крикнул: «Не надо!». Очевидно, ему был известен трюк с лампочкой. Я ничего не мог поделать, потому что уже выскочил из – за двери. Фонарик тотчас же погасили и мне осталось только отпрыгнуть в сторону и упасть ничком на пол. То же самое сделали и они.

Первый выстрел пришелся в раму кухонной двери, за которой я только что стоял. Я не ответил и дождался, когда мои глаза привыкнут к темноте. Вскоре в углу комнаты я разглядел смутно белевшую повязку на руке человека, стащил ботинок и отбросил его в сторону. Ботинок ударился о стул и с грохотом упал на пол.

Но они не попались на этот трюк, понимая, что находятся в невыгодном положении и могут столкнуться в темноте.

Тут примерно в двух метрах от себя я заметил слабое свечение и понял, что это циферблат ручных часов. Я бесшумно заполз в тыл парню, сунул пистолет за пояс, прикинул примерное расположение его головы, прыгнул и мертвой хваткой стиснул ему горло. Он бешено отбивался ногами, но я закрутил его в пиджак, подтянул и положил рядом с собой в качестве прикрытия. И сразу же в него ударили первые пули. Я потянулся за своим револьвером, но он, должно быть, выпал из-за пояса во время прыжка. Тогда я нащупал пистолет убитого, дождался второго залпа и выстрелил на звук. Чья – то голова стукнулась об пол.

Теперь последний оставшийся в живых принялся беспорядочно палить в мою сторону, но попадал лишь в своего мертвого приятеля. Наконец все боеприпасы у него вышли. Я вспомнил, что на столе, рядом с которым я лежал, стояла лампа. Держа в правой руке кольт, я нащупал левой рукой выключатель и зажег ее.

Алексис Миннер лежал на полу и рылся в кармане пиджака, очевидно, в поисках обоймы. Увидев направленное на него дуло кольта; он прошептал:

– Тайгер?

– Руку из кармана! – сказал я.

Немного помедлив, он вытащил ее и показал мне пустую ладонь. Страх смерти в его глазах сменился тоской и надеждой…

– Я обладаю правом дипломатической неприкосновенности. Вы находитесь в моей квартире, – сказал он.

– Зато у меня в руках оружие. И я нашел деньги в посудомоечной машине. Те самые банкноты, которыми вы расплачивались с моими убийцами. Но я опередил их.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – хрипло сказал Миннер.

– Бросьте, Миннер. Вы совершили слишком много ошибок и если даже вернетесь домой живым, вас все равно ликвидируют. Остается последний шанс. Скажите, кто нанял убийц? Кто ваше доверенное лицо в ООН? Это женщина? Это…

Я не успел закончить фразу. Он как кошка вскочил с пола, и мне пришлось выстрелить. Пуля настигла его в начале прыжка, и он рухнул на пол. Я попал ему в голову.

Да, этот парень оказался крепче, чем я думал. По сути дела, произошло самоубийство: он понял, что игра проиграна, и решил покончить с собой прежде, чем я заставлю его говорить.

Оставалось еще одно. Я взял оба кольта и в ванной сделал из каждого по одному выстрелу в умывальник с водой. Пули опустились на дно. Я выловил их, потом стер с пистолетов свои отпечатки и вложил оружие мертвецам в руки. После недолгих поисков я нашел свой 45 – й и спрятал его в кобуру. Впервые мне повезло: из моего пистолета не было выпущено ни одной пули. В квартире найдут трех типов, очевидно, перестрелявших друг друга из – за денег, которые полиция обнаружит в сушилке. Во всяком случае, я буду в стороне и смогу спокойно нанести свой последний удар.

Я уже собирался протереть предметы, на которых могли случайно остаться мои отпечатки, но, услышав на улице вой полицейских сирен, вылез через окно кухни на пожарную лестницу, спустился по ней во двор, а оттуда вышел на боковую улицу. Потом не спеша прошел шесть кварталов, остановил такси и назвал шоферу адрес Чарли Корбинета. У меня было две задачи. Во-первых, полковник должен удостовериться, насколько чисто я выполнил задание, а во – вторых, необходимо было заручиться его поддержкой для выполнения следующего.

Но прежде всего я еще раз заехал к Эрни Бентли.

Когда я добрался до дома Чарли и позвонил ему снизу из телефонной будки, была полночь, но он еще не ложился спать.

Квартира полковника больше походила на канцелярию. В большой комнате стояли письменный стол, шкаф с картотекой и закрытая стеклянная горка с оружием. Ее атмосфера напоминала о добрых старых временах.

Он был в пижаме и варил кофе.

– Выпьешь, Тайгер?

– С удовольствием, это мне не помешает.

– Могу представить, – он налил мне чашку. – Только что мне звонили: в одной квартире на шестнадцатой улице была перестрелка. Трое убиты. Все иностранцы, причем один из них – член делегации ООН. Ты можешь сказать мне что-нибудь в связи с этим?

– Я – нет. А что думает полиция?

Тот задумчиво отпил кофе и посмотрел на меня поверх чашки.

– По первому впечатлению, они перестреляли друг друга. Кстати, тем же оружием убит Туми, и в тебя тоже стреляли из него.

Он не сообщил мне ничего нового. Я узнал это от Эрни после экспертизы принесенных пуль.

– Причины известны?

– В посудомоечной машине нашли много денег. Вероятно, из-за них.

– Вы тоже так считаете?

– Нет. Итак, зачем пришел?

Я вынул из кармана три купюры по тысяче долларов и положил их перед Корбинетом.

– Проверьте, пожалуйста, номера серий, не из того ли они источника, что и первая, которую я вам дал.

Нахмурившись, он хотел что – то сказать, но потом нехотя взялся за телефон. На другом конце линии подошел человек, которому он назвал номера банкнот, потом подождал минуту, пробормотал что – то неразборчивое и повесил трубку.

– Ты оказался прав, Тайгер. Что теперь собираешься делать?

– Покончить с Видором Чарисом, – невозмутимо ответил я.

– Каким образом?

Я невинно улыбнулся и встал.

– Этого я лучше не скажу. Не хочу, чтобы у тебя был конфликт с совестью.

– Как хочешь, но предупреждаю: ты играешь в опасную игру.

– Кому вы это говорите, полковник? – Я направился к двери, а на пороге обернулся и сказал: – Во всяком случае, я благодарен вам, полковник.

– За что?

– Во-первых, за то, что вы закрываете меня своей спиной, а во-вторых, за то, что даете зеленый свет.

С этими словами я вышел и уже не слышал, что он кричал мне вдогонку.

Через полчаса я лежал в постели, раздумывая над своим положением. Был только один след, который мог привести меня к Видору Чарису – тот, что начинался в кинотеатре «Гренобль». Я пожелал себе удачи, повернулся на бок и уснул.

Когда я пришел, касса уже открылась, и перед окошком стояло человек шесть. Дождавшись своей очереди, я сунул в окошко деньги, кассирша дала мне билет, сдачу и углубилась в газету.

Я занял прежнее место, вынул револьвер и стал ждать.

Через три часа, вконец разочарованный, я вышел из кинотеатра: ни Видор Чарис, ни его сообщник так и не появились. Завтра в «Гренобле» последний день просмотра иностранных фильмов. В следующий раз они пойдут только через три недели, однако это будет уже слишком поздно.

Я позвонил в Ньюарк и спросил, не получали ли они каких-нибудь сообщений о Чарисе, но мне дали отрицательный ответ.

Последней надеждой был Делл. Однако он тоже не сообщил ничего нового, а только пообещал подстегнуть своих людей и заодно пригласил посмотреть сегодняшнее вечернее представление – парижскую новинку.

Был субботний вечер, самый одинокий вечер недели.

Я позвонил Грэтхен.

– Тайгер, я впервые встречаю такого человека. Ты не находишь, что сейчас поздновато для приглашения?

– У меня неприятности и ты должна меня утешить. Сегодня у Делла новое шоу и, если поторопишься, мы успеем. Но это не значит, что можно пренебречь туалетом. Ты должна быть, как всегда, соблазнительна…

Она звонко рассмеялась.

– На твою ответственность, Тайгер. Ты за мной заедешь?

– Возьми такси и приезжай сама. Так будет быстрее.

– О'кей. Ты потрясающий кавалер.

Десять минут спустя я уже был около ночного клуба. Делл ждал меня. Я предупредил, что скоро приедет дама, и попросил провести ее в мою ложу. Отдав распоряжение привратнику, он проводил меня к угловой ложе и задернул занавески. Я заказал официанту – арабу два виски и спросил Делла:

– Выпьете со мной?

– Охотно, Тайгер. Не часто предоставляется такой удобный случай.

– Новости есть?

– Этот человек не очень охотно показывается на людях, а предпочитает отсиживаться в норах. Но, поверьте, мои ребята начеку. Я повысил сумму премии и, если его заметят, вас сразу же уведомят, – он поднял стакан и выпил.

Вошел официант и раздвинул занавески. За ним стояла Грэтхен Ларк в белом облегающем пальто. Мы встали, и Делл одобрительно кивнул мне.

– Ну, а теперь я вас покину, – сказал он. – Сейчас начнется шоу.

– Входи, крошка, – пригласил я ее.

Улыбнувшись, она сняла пальто и бросила его на спинку стула. На ней было черное платье с глубоким вырезом.

– Ты выглядишь очень сексуально, – заметил я.

– Я этого и добивалась.

Я сделал знак официанту, и он принес выпивку. Я сунул ей в рот сигарету и дал прикурить.

– Я очень беспокоилась о тебе, – сказала она.

– Почему?

– Потому что… ты же знаешь, последний раз…

– Я еще жив.

– Ты выполнил свое намерение?

– Отчасти.

Она выпустила в воздух струю дыма и умоляюще посмотрела на меня.

– Тайгер, надеюсь, так и будет впредь: я не знаю, чем ты занимаешься, и, думаю, что это к лучшему, но прошу тебя – будь осторожен.

– Обещаю.

Она перегнулась через стол и взяла меня за руку. У нее были длинные прохладные пальцы, на них остались следы голубой краски, которую она, очевидно, не сумела смыть.

– Как продвигается портрет? – спросил я.

– Еще один сеанс и все. Но кто знает, когда у мистера Селвика снова найдется время. У него начинается рабочая неделя.

– Наверное, он рад, что может отдохнуть у тебя? Она улыбнулась.

– Да. Когда ему плохо, он приходит ко мне. Сидит в кресле и глотает свои пилюли. Никто ему не мешает, телефон не звонит. Иногда он даже засыпает. – Грэтхен сжала мою руку. – А когда я тебя нарисую?

– Обнаженным? – спросил я.

– Конечно, – невозмутимо сказала она. Мы оба рассмеялись.

Заиграл оркестр. Свет померк, и в луче прожектора появились четыре девушки. Они начали танцевать, вращая бедрами.

Грэтхен разочарованно взглянула на меня. Я пожал плечами.

Музыка смолкла, девушки исчезли и на сцену под ритмичную дробь барабана выскочили апаши: он – в обычной фуражке, черном пиджаке и красных брюках, она – в черной юбке с разрезом на боку и в свободной красной блузе. Они демонстрировали в танце обычную любовную игру: она манила его, отступая и увертываясь, а он охотился за ней.

– Я думала, твой друг предложит нечто особенное, – сказала Грэтхен.

– Я не знаю этого номера, – ответил я.

Танец становился более диким, барабанная дробь участилась, и неожиданно зрители увидели, что мужчина постепенно срывает с партнерши одежду.

Лица зрителей опять загорелись, влажные руки вцепились в края столиков.

Теперь танцующая пара превратилась в вихрь борющихся рук и двигающихся ног. Женщина была почти обнаженной. Наконец апаш сорвал с нее последнюю деталь туалета, а она вдруг дернула его за рубашку. Та расстегнулась и они упали на пол, свившись клубком. Тут же все увидели «изюминку» номера: оба исполнителя были женщинами.

Я отпил виски и бросил взгляд на Грэтхен: на ее виске пульсировала жилка, она побледнела и даже не обратила внимания, что в ложу заглянул Делл.

Я вышел. Делл отвел меня в угол и прошептал на ухо:

– Вашего человека видели. Сначала в магазине деликатесов. Потом его проводили до одного маленького кинотеатра.

– «Гренобля»? Он кивнул.

– У вас неплохой аппарат.

– Делаем, что можем. Он спрашивал у администратора, будет ли завтра и сегодня иностранный фильм.

Бедняга Чарис, подумал я. Тоска по родине доведет его до могилы.

– Ваш человек не узнал, где он живет?

– К сожалению, нет. У моего приятеля аллергия на полицию, а там на углу стоял коп, поэтому он не рискнул идти дальше.

– Большое спасибо, Делл.

Я вернулся в ложу. Номер приближался к концу. Посетители, не стесняясь, вставали, чтобы лучше рассмотреть происходившее на сцене. В этот момент прожектор погас, и загорелось обычное освещение.

Грэтхен постаралась разрядить обстановку нервным смешком. На ее лице еще было виноватое выражение.

– Это невероятно, – хрипло сказала она.

– Я же тебя предупреждал.

– Ты видел лица людей? – Она указала на столики – Особенно женщин.

– Тебе достаточно посмотреть на себя в зеркало, – заметил я с улыбкой.

– И ты мог так просто уйти?

– Я и не то еще видел в старушке Европе. Она выжидательно улыбнулась.

– Твой приятель опять предлагал тебе комнату?

– Нет, кое-что получше. Пойдем?

– Если хочешь.

– Хорошо. Я отвезу тебя домой.

– Зайдешь ко мне?

– Нет. Сегодня мне нужно как следует подумать и выспаться.

Мы простились с Деллом, и он вызвал такси. В машине она попросила сигарету.

– Ты красивая, – сказал я.

– Красивее Эдит Кен? – насмешливо спросила она.

– Эдит другого типа.

– Она ревнует. Не показывает этого, но женщины всегда чувствуют такие вещи.

– Разве ты сказала ей, что мы встречаемся?

– Конечно. Мы разговариваем по телефону почти каждый день. По-моему, она расстроилась, когда узнала об этом. – Грэтхен улыбнулась. – Откровенно говоря, мне это безразлично. А тебе?

– Я сижу рядом с тобой, дорогая. Она искоса взглянула на меня.

– В твоем лице всегда что – то меняется, когда ты говоришь о ней.

– Правда?

– Ты был когда – то влюблен в нее? Я закинул голову.

– Давно. Лет двадцать назад.

– Но как же…

Я видел в ее глазах любопытство, но мне не хотелось сейчас его удовлетворять.

– Может быть, на днях я тебе расскажу.

Я остановил такси перед ее домом и попросил водителя подождать. Мы вышли из машины, и я проводил ее до двери. Она подняла ко мне лицо: ее губы были влажны, глаза блестели.

– Спасибо за прекрасный вечер, Тайгер, – сказала она. Я поцеловал ее.

– В следующий раз позвоню тебе пораньше, дорогая. Кивнув, она поднялась по лестнице. Я повернулся, чтобы идти к такси, и заметил подъезжающую машину. Меня кольнуло зловещее предчувствие. В распоряжении была только одна секунда, и я бросился на мостовую позади двух мусорных баков. И в тот же момент послышались выстрелы.

Пули ударились в металл и рикошетом отскочили в стену за мной. Одна задела рукав пиджака, вторая чиркнула по асфальту. Я не мог пошевелиться, не мог достать пистолет, так как при этом высунулся бы из-за укрытия. Мой шофер такси не стал испытывать судьбу. Он развернулся, описал дугу вокруг приближающейся машины и укатил.

Лимузин притормозил, из него выскочил мужчина с пистолетом и побежал к бакам: на этот раз они хотели действовать наверняка. Я вытащил свой пистолет и выстрелил. Он громко вскрикнул.

Мне не понадобилось стрелять еще раз: его дружки сделали это за меня, открыв сильный огонь. Мне пришлось снова спрятаться. Кто-то в лимузине крикнул, чтобы закрыли дверцу, и лимузин рванулся вперед. Но тут из-за угла вдруг на скорости выехала полицейская машина. Ее шофер вывернул руль и резко затормозил. Лимузин проскочил вперед и врезался в столб. Из мотора вырвалось желтое пламя, раздался взрыв.

К горящим останкам подбежали полицейские с огнетушителями. В окнах домов появились встревоженные лица, а из дверей высыпали любители острых ощущений, которые еще не успели лечь спать. Мною никто не интересовался. Позже шофер такси, конечно, сделает соответствующее заявление, но сейчас в моем распоряжении было достаточно времени, чтобы скрыться с места происшествия.

«Грязная работа, Рондина, – подумал я, неторопливо сворачивая на боковую улицу. – Раньше ты сама выполняла такие вещи, и гораздо лучше. Что же ты скажешь, узнав, что и на этот раз все сорвалось? Каков будет твой следующий шаг?»

Пройдя три перекрестка, я остановил такси и поехал в свой отель. Там я вычистил пистолет, принял душ, улегся в постель, и только тут вспомнил, что все время мотался с гранатами Эр – пи в кармане.

Я встал и набрал номер Грэтхен.

– Это я, дорогая.

– О, Тайгер, – с облегчением выдохнула она в трубку. – Я была еще на лестнице…

– Я знаю.

– Ты не пострадал?

– Ни одной царапины.

– Они выслеживали тебя, да?

– Кажется, да. Но такова особенность моей профессии, не беспокойся.

– Постараюсь.

– Тогда все в порядке. Мне просто хотелось сообщить, что я жив. А теперь спокойной ночи.

Я положил трубку и позвонил Чарли Корбинету. Он спал, но узнав, что это я, подошел к телефону.

– Они попытались еще раз, полковник. – Я коротко проинформировал его и закончил: – По моему предположению, все преследователи погибли. Вероятно, это члены той самой гангстерской шайки из Чикаго. Уведомите Рэндольфа и позаботьтесь, чтобы моя фамилия не упоминалась. Они сами случайно убили одного из своих людей. Это подтвердит экспертиза.

– Боюсь, что Рэндольф будет очень недоволен. Он захочет лично поговорить с тобой.

– Он понимает, что должен играть на меня. Я единственный человек, который держит в руках нить к этому делу. Если заупрямится, действуйте через его голову.

– Мне ничего другого и не остается.

– Кстати, Рэндольф обещал мне установить слежку за Эдит Кен. Что-нибудь удалось выяснить?

– Ничего существенного. Она ведет себя совершенно спокойно. Остальные следы потеряны. Тайгер…

– Да.

– В понедельник будет внесен новый проект резолюции. У нас остается не так много времени.

– Еще целое воскресенье, полковник, – ответил я. Потом положил трубку, лег в кровать и, погасив свет, уставился в темноту.

Как я себя ни заставлял, но не мог не думать о ней. Мысленно я видел ее прежней, когда мы любили друг друга, не чувствуя необходимости одновременно ненавидеть.

 

13

Меня разбудил стучавший в стекло дождь. Наступил пасмурный, сырой день. Было воскресенье, и безлюдные улицы напоминали бейсбольный стадион после игры. Меланхоличные дворники подбирали с тротуаров пустые сигаретные пачки и рваные пакеты из-под конфет.

Я побрился, позавтракал и попросил принести мне в номер пишущую машинку, чтобы на всякий случай отстучать отчет о событиях вчерашнего дня. Скоро у Мартина Грэди, Вилли Гиббонса и остальной публики будет занимательное чтение. Настало самое подходящее время взорвать бомбу.

В полдень я спустился в телефонную будку на улице и позвонил Томасу Уотфорду. В его голосе была нескрываемая ярость. Он заявил, что у меня будут серьезные неприятности – после истории с Миннером все официальные инстанции требовали моей головы.

– Как же тогда реагируют другие? – спросил я.

– Они замнут дело, – сердито сказал он. – Приняли версию, что перестрелка возникла из-за личных разногласий трех друзей.

– А городская полиция?

– Ей, конечно, придется присоединиться к этой версии. Пистолетов и найденных денег будет достаточно, чтобы закрыть дело. Мистер Манн, принимая во внимание последний ночной инцидент, я считаю, что вам лучше выйти из игры.

– Хотите, чтобы я перестал быть мишенью?

– Получен приказ арестовать вас, если вы не отойдете от этого дела.

По его тону я понял, что он говорит серьезно, и, чтобы выиграть время, сказал:

– Мистер Уотфорд, у меня есть к вам предложение. Придержите своих людей до завтрашнего утра. Если я к этому времени останусь жив, то сам явлюсь к вам. Согласны?

Он помедлил с ответом, потом сказал:

– Хорошо. Обещаю до понедельника ничего не предпринимать. Один день ничего не изменит.

– Ваш оптимизм меня радует.

Повесив трубку, я выскользнул из будки, перешел улицу, завернул за ближайший угол и стал ждать, время от времени поглядывая на часы. Пять минут спустя появился черный лимузин, из него вышли четверо полицейских в штатском и начали рыскать вокруг. Меня они не заметили.

Не так – то легко убить воскресный день. Я посмотрел в кинотеатре на Тайме – сквере две двойные программы, потом хорошо пообедал и не спеша направился в «Гренобль». Еще одно посещение – и я мог выучить фильм наизусть, хотя не понимал в нем ни слова.

Сидя в полутьме, я разглядывал входящих. В зале находились не больше двух десятков зрителей. Чариса среди них не было.

Он появился спустя пять минут после начала. Я пропустил бы его, если б не некоторая настороженность в его поведении. Конечно, он выбрал бы мое место, но так как оно оказалось занято, то сел в последний ряд по другую сторону прохода. Руки Чарис держал в карманах плаща, и я понял, что он тоже не хочет рисковать. Потом он увлекся фильмом – кивал в отдельных местах диалога и ерзал на стуле, как подросток, смотрящий ковбойский фильм.

На моих часах было около восьми. Я усиленно соображал. Пройти в мужской туалет и узнать, не оставил ли Чарис прикрытия?.. Но тогда прежде надо покончить с его напарником… Я нащупал рукоятку револьвера и взвел курок.

В эту минуту позади Чариса появился мужчина, наклонился к нему и что – то сказал. Я увидел, что Чарис протянул руку через плечо и в ней мелькнуло что-то белое. Записка! Очевидно, он не мог прочесть ее в темноте, поэтому встал и вышел в фойе.

Черт возьми!

Рискуя быть замеченным, я проскользнул к занавескам и слегка раздвинул их. Чарис держал записку между большим и указательным негнущимся пальцем, а рядом стоял какой-то парень. Рот парня выглядел так, как будто он постоянно говорил «О» – его лицо было обезображено ожогом.

Прочитав записку, Чарис быстро огляделся, поджег ее и бросил пепел в урну с песком, потом кивнул спутнику, и они пошли к двери.

Я дал им секунд десять форы, а когда вышел, они стояли на ближайшем углу и оглядывались в поисках такси. Я перешел на другую сторону улицы, поймал машину и сказал шоферу:

– Видите парней на том углу? Если они сядут в такси, следуйте за ними.

Он с усмешкой посмотрел на меня:

– Полиция?

– Не совсем, – ответил я.

– Будет охота?

– Нет.

– Если это парни, которые грабят шоферов такси, то мы их возьмем в пять минут. У меня есть рация и я могу вызвать коллег.

Чарис и его спутник остановили машину.

– Давайте, – сказал я шоферу.

Они двинулись к Гринвич-Виллиджу. Мы держались позади, на расстоянии в полквартала.

Такси остановилось на улице, дома которой, по – видимому, предназначались на снос: часть жильцов выехала и здания пребывали в запустении. В некоторых из них располагались студии художников со стеклянными крышами, сейчас они таинственно поблескивали в вечернем тумане. Тускло светили уличные фонари. На улице было пустынно, если не считать длинноволосого рыжего парня, который прогуливал собаку.

Увидев, что мужчины выходят из такси, я попросил шофера остановиться, проследил, в какой дом они вошли, и встал на другой стороне улицы, чтобы посмотреть, не зажегся ли свет в каком-нибудь окне. Этого не произошло, и я решил, что окна квартиры Чариса выходят во двор. В доме было три этажа. На двери подвала висел замок.

Я переждал две минуты, потом пересек улицу и вошел в подъезд. В квартире на первом этаже шумели дети. Здесь их не могло быть. Из-за двери на втором этаже доносился запах жаркого с чесноком и разноголосица – тут шла вечеринка.

Оставалась мансарда.

Лестница громко скрипела у меня под ногами, поэтому я спустился вниз, вошел в примыкающее здание и поднялся на верхний этаж. Через люк в чердаке я выбрался на плоскую крышу, перелез через стенку и осторожно приблизился к окну. Стекла были замазаны, но так небрежно, что через щели виднелась часть комнаты.

Я заглянул. Чарис бегал по комнате, словно зверь в клетке. Время от времени он поглядывал на часы, поминутно вытаскивал плоский автоматический пистолет, трогал предохранитель и опять прятал его в карман.

Мирный воскресный вечер.

Ровно в половине девятого Чарис снял трубку. Я приложил ухо к стеклу, чтобы услышать, какой номер он набирает, но разобрать это не удалось. Разговор велся на английском и испанском. Вдруг Чарис громко произнес: «Селвик» – и положил трубку.

Я снова прильнул к окну. Чарис взволнованно говорил что – то своему сообщнику, очевидно, давая распоряжения, потом схватил плащ и выбежал из комнаты. Круглоротый включил телевизор.

Необходимо было срочно знать, куда отправился Чарис. Я подбежал к краю крыши, посмотрел вниз и, увидев отъезжающий автомобиль, снова вернулся к окну. В комнате играла веселая музыка: показывали варьете.

Я нашел ручку и осторожно поднял окно. В спокойный вечерний воздух ворвались громкие звуки. Я откинул раму и спрыгнул в комнату. Круглоротый вскочил и сунул руку в карман, но не успел достать пистолет: я выстрелил раньше, и он упал лицом вниз.

Опустившись на колени, я перекатил его на спину и крикнул, стараясь заглушить музыку:

– Куда поехал Чарис?

Он смотрел на меня ненавидящим взглядом, я должен был заставить его говорить, поэтому приставил пистолет к его виску и громко спросил:

– Кому он звонил? Говори, или я буду стрелять. Эдит Кен, не так ли? Рондине? Они хотят похитить Селвика? Да?

Видимо, собрав последние силы, он прошептал: «Ты… идиот…» Лицо его застыло.

Я встал. На экране мелькали ноги девиц. Вечеринка в нижней квартире была в самом разгаре. Там не слышали моего выстрела, поэтому можно было рискнуть воспользоваться лестницей. Дверь мансарды закрывалась на тяжелый замок. Я захлопнул ее за собой и спустился на улицу.

Одно мне было точно известно: Селвику угрожает опасность. Завтра утром он должен внести на заседании ООН окончательный проект резолюции, который застанет некоторые делегации врасплох. Я вспомнил о пентотале – эликсире правды, который обнаружил в квартире Миннера. Они пойдут на все, чтобы заставить его заговорить. Но где?

Из ближайшей аптеки я позвонил Селвику домой. К телефону подошел дворецкий и сообщил, что хозяина нет дома, он вышел четверть часа назад после звонка какой – то дамы. Что за дама? Он этого не знает.

Десять минут спустя я уже стоял перед дверью Эдит Кен и без особой надежды нажимал на кнопку звонка. Наконец послышались легкие шаги. Не здесь ли они прячут Селвика? Открыв дверь, она закусила губу. В ее глазах таился страх и еще что-то… И она была как всегда прекрасна.

Рондина чуть ли не с состраданием смотрела на револьвер в моей руке, и когда я жестом указал вглубь квартиры, молча повернулась и прошла в гостиную. Квартира была пуста.

Ни следа Селвика.

– Где Селвик? – прошипел я. – Куда Чарис его запрятал? Я убью тебя на месте, если не скажешь!

Она по-прежнему молчала и испуганно смотрела на меня.

– Я могу заставить тебя заговорить, но нет времени. Кроме того, мне и так все ясно. Ты выманила Селвика из дома, а на улице его перехватил Чарис. Я видел… да, да я видел, как он тебе звонил. Я думал, его отвезут в твою квартиру и заставят говорить с помощью пентотала. Но теперь понимаю, куда его отправили… Собирайся, поедем туда вместе. Может, удастся его опередить…

Я позволил ей надеть пальто, поймал такси, дал шоферу адрес Видора Чариса. Она дважды порывалась что-то сказать, но я заставил ее замолчать, прижав к боку пистолет.

Когда мы добрались до места, я облегченно вздохнул: около дома не было полицейских машин, Чарис тоже не стал бы никого тревожить. Он слишком спешил.

Я заставил Рондину подняться по лестнице. Вечеринка на втором этаже продолжалась. Из-за двери квартиры Чариса по-прежнему доносилась громкая джазовая музыка – работал телевизор. Вернулся Чарис или нет? Как это установить? Я не мог вместе с Рондиной лезть на крышу и прыгать в люк. Дверь была закрыта, но тут мне вспомнились гранаты Бентли. Я скатал в трубку коврик для ног и с его помощью засунул гранату под дверь. Потом я отвел дрожащую Рондину вниз и приказал прижаться к степе, а сам прицелился и выстрелил.

Дверь вылетела из косяков и нас осыпал дождь из лохмотьев коврика. Я приказал ей первой войти в квартиру. При виде трупа она вскрикнула. Я вошел в комнату с револьвером наготове. По – прежнему вопил телевизор, на полу в той же позе лежал круглоротый.

На нижней площадке открылась дверь и послышались голоса. Я крикнул, что взорвалась печь, но никто не пострадал. Это их вроде успокоило, и дверь закрылась.

Наверное, мой взгляд был ужасен, потому что Рондина отпрянула от меня, закрыла лицо руками и зарыдала.

Было ли это притворство? Хотела ли она выиграть время, чтобы успел приехать Чарис? Я не мог терять больше ни секунды. Слишком многое нужно было сделать в этот мирный воскресный вечер: но я не имел права дальше действовать в одиночку.

Я подошел к телефону, все еще держа Рондину под прицелом, и набрал номер Чарли Корбинета. Он ответил, но я ничего не сказал и медленно положил трубку на рычаг.

Рядом с телефоном лежал блокнот, и в нем я увидел знакомый адрес Грэтхен Ларк.

Я усмехнулся каракулям Видора Чариса. Итак, они следили за Грэтхен, дождались, когда она пригласила Селвика на последний сеанс, и решили захватить их обоих врасплох. Теперь Чарис дожидается там своего шефа – Рондину, чтобы в последний раз вместе нажать на Селвика. Потом Грэтхен и Селвик навсегда замолчат, а сцена будет обставлена как самоубийство несчастной любовной пары. Завтрашнее заседание в ООН с треском провалится.

Медлить было нельзя. Я подтолкнул Рондину вниз по лестнице. Из нижней квартиры выглянула женщина, и я объяснил, что мой друг остался убирать квартиру после взрыва и включил телевизор.

– Что это был за грохот наверху? – спросил шофер такси.

– Вечеринка художников, черт их побери.

– Обычная вещь в этом квартале, – заметил он, пожав плечами.

Рондина тихо плакала. Очевидно, она была на пределе своих сил, понимая, что теперь все кончено. На одном из поворотов она слишком тесно прижалась ко мне, и я со страхом вспомнил о гранатах в кармане.

– Осторожней, у меня тут еще две хлопушки, и если ты будешь так прижиматься, мы оба взлетим на воздух. Пора покончить с твоей организацией. Ты мне больше не нужна, но хотелось бы понять, как ты стала Эдит Кен, что такого знала о Диане, чтобы так шантажировать эту семью. Прежде чем умереть, ты мне все расскажешь.

Неожиданно Рондина вытерла глаза и, глядя на меня, полупрезрительно, полусожалеюще коротко сказала: «Дурачок».

Я остановил машину неподалеку от дома Грэтхен, попросил шофера подождать и вышел. Рондина последовала за мной. Около входной двери я сказал:

– Иди вперед. Ты знаешь, где она живет. Она спокойно посмотрела на меня.

– То, что сейчас произойдет, будет полностью на твоей совести.

– Скажи мне одно: куда ты девала настоящую Эдит Кен? Она гордо вскинула голову и стала подниматься по лестнице. У двери Грэтхен я направил на нее пистолет и прошептал:

– Звони.

После короткого раздумья она нажала кнопку. Раздался звонок, послышались торопливые шаги.

– Кто там? – раздался из-за двери сдавленный голос Грэтхен.

Она имела право бояться. Вероятно, рядом стоял Чарис, держа ее на мушке, так же, как я – Рондину. Я ткнул ее в бок стволом пистолета и подошел ближе.

– Это я, Грэтхен, – отозвалась она.

Звякнула цепочка, и щелкнул замок. На лице Грэтхен отразился панический страх.

Надо было действовать не раздумывая. Я изо всех сил толкнул Рондину к Грэтхен – и увидел Чариса с пистолетом в руке. Но он оказался проворней – пуля задела мое бедро и впилась в дверь.

Следующий выстрел был за мной. Я спустил курок и попал Чарису в голову. Его кольт упал на пол.

Я захлопнул дверь, поднял с пола Рондину и швырнул ее на стул, как раз напротив кресла, в котором полулежал Селвик. Казалось, он мирно спал. Один рукав его рубашки был засучен, на коже виднелся красный след от укола. Я слышал, как позади меня возится Грэтхен, но не обратил на это внимания, поскольку старался не выпускать из поля зрения Рондину.

– Ну, что же ты не допрашиваешь Селвика? Разве тебе не интересно знать, какой проект мы внесем завтра на заседание ООН?

Она смотрела на безжизненную фигуру в кресле.

– Ну же? – продолжал я. – Или моя Рондина перестала быть любопытной? Да, слишком много проколов. По-видимому, тебе доставляло удовольствие играть, иначе ты покончила бы со мной сразу, а не стала бы вызывать для этого банду из Чикаго.

Рана в бедре начала гореть, и мне стало жарко. Я снял плащ и бросил его на кресло рядом с Рондиной.

Она подняла на меня глаза, в них уже не было страха, а только печаль и сочувствие.

Я не мог этого понять, и она, должно быть, заметила мою растерянность.

– Я не Рондина, – сказала она.

В этот момент я почувствовал у затылка холодное дуло револьвера, и прежде чем что-то сообразил, позади меня раздался серебристый смех Грэтхен.

– Ты, идиот, кончай этот спектакль и бросай пистолет.

Я повиновался и только тут до меня, наконец, стала доходить правда. Как удивительно все сходилось! Один только я, дурак, не хотел ничего замечать, а гнул свою линию.

Продолжая говорить, Грэтхен отошла к окну, нацелив на меня пистолет Чариса, а на Рондину – мой. Селвик без признаков жизни лежал в кресле. Под головой Чариса разлилась лужа крови.

– Очень жаль, что у меня нет времени рассказать тебе, сердцеед, как я забавлялась на твой счет.

Этого можно было и не говорить. Я не понимал только одного: какова роль Рондины во всем этом деле? Но долго ждать разгадки не пришлось.

Грэтхен бросила взгляд на улицу.

– Никого нет. Значит, выстрелов не слышали. Жаль только, что все прошло не по плану. Эта тупица Чарис и твоя прекрасная Рондина допустили слишком много ошибок. Но он за это уже заплатил, а она скоро отправится вместе с тобой в ад.

Итак, я все – таки оказался прав. Эдит Кен была Рондиной, но не той прежней великой Рондиной, а второстепенной помощницей Грэтхен.

Я перевел глаза на Рондину, и замер. Незаметно для Грэтхен она сунула руку в карман моего плаща, вытащила одну из гранат Эрни и замахнулась…

Грэтхен уловила бросок и выстрелила, но Рондина уже упала на пол рядом с креслом, и пуля прошла мимо.

Прогремел взрыв.

Я тоже инстинктивно распластался на полу, но успел заметить, как опрокинулось кресло с Селвиком.

Когда рассеялся дым, Рондина вскочила и подбежала к Селвику. Убедившись, что он жив, она повернулась ко мне.

Мысли кружились у меня в голове огненным вихрем.

– Я не Рондина, но сейчас нет времени доказывать тебе это. Мы должны немедленно уйти отсюда. Я не имею права оказаться замешанной в эту историю. Пойдем, Тайгер. Я люблю тебя и докажу, что я Эдит Кен, а никакая не Рондина Лунд.

Это было мастерски разыграно. Она хотела снова использовать свои чары, увести меня из квартиры Грэтхен и докончить то, что не успела сделать двадцать лет назад. Да, я узнавал в ней прежнюю Рондину – хладнокровную и решительную.

Но я уже не был тем неопытным дурачком, поэтому одним прыжком оказался у окна, рядом с которым в обломках мебели лежало то, что осталось от Грэтхен Ларк, и схватил свой револьвер.

– Согласен, моя радость. Мы исчезнем до прихода полиции. Повернись и иди вперед. Одно неверное движение и я стреляю.

Внизу становилось шумно. Встревоженные голоса звали полицию. Было ясно, что не пройдет и пяти минут, как она появится.

Я довольно грубо вытолкал Рондину из квартиры и заставил спуститься по лестнице. Женщине в ночной рубашке, которая встретилась нам на нижнем этаже, я сказал, что взорвалась бутылка с бензином, но пострадал только я, и при этом показал кровь на брюках. К моему удивлению Рондина все подтвердила.

Мы вышли из такси перед ее домом, она расплатилась с шофером и быстро пошла вперед. Догоняя ее, я выглядел довольно глупо. Когда она открыла дверь, я прижал к ее спине дуло кольта. Улыбаясь, она посмотрела на меня через плечо, вошла в квартиру, сняла пальто и бросила его на спинку кресла.

– Итак, – сказал я, – что все это…

– Прекрати, Тайгер, теперь говорить буду я, – резко сказала она. – Я довольно долго тебя слушала, не имея возможности ответить. Короче говоря, Рондиной была моя старшая сестра Диана. Во время войны она была завербована нацистской разведкой и работала против своей страны. Она не погибла при бомбежке. Моя семья объявила ее мертвой. Это единственное темное пятно на нашем гербе. – На секунду она замолчала. – Мне говорили, что я очень похожа на нее. Я поняла, что это значит, когда встретила тебя в ресторане, но я не могла ничего объяснить, не скомпрометировав своей семьи. Я полюбила тебя с первого взгляда, но не имела права открываться, пока не будет покончено с аферой в ООН… Теперь все это позади, Тайгер. Я действительно Эдит Кен, и я люблю тебя.

Да, это была воистину чудесная история. Никто не смог бы доказать, что она лжет, – все свидетели были мертвы. Только я знал, что она – Рондина, та самая Рондина, которой я поклялся отомстить. И она, как подлинная Рондина, тоже поклялась не упустить подходящего момента.

Я громко расхохотался, поднял пистолет и с холодной яростью сказал:

– Чем ты это подтвердишь?

Улыбаясь, она пальцем опустила дуло моего пистолета. Ее улыбка была уверенной, бесстрашной и немного загадочной.

– Ну?

– Ты меня действительно любишь, Тайгер?

– Да, только я знаю, что ты – Рондина, и не сможешь доказать мне обратное.

– Смогу, но не словами, Тайгер.

Она сняла жакет, небрежно бросила его на стул и, отступая к спальне, начала расстегивать блузку.

Опять эта древняя, как мир, уловка Евы.

– Нет, этот номер у тебя не пройдет, – сказал я, следуя за ней с револьвером в руке. – Тайгера ты больше на эту удочку не поймаешь. Я думал, у тебя более богатая фантазия.

Почему я не выстрелил?

Только ли потому, что хотел посмотреть, как далеко она зайдет?

Рондина сняла блузку и бросила ее на пол. Теперь она была рядом с кроватью. Я стоял в дверях.

Она повернулась ко мне, расстегнула бюстгальтер и сбросила его.

– Не заставляй меня спешить с выстрелом, – хрипло сказал я, взводя курок.

Она только рассмеялась, расстегнула молнию на юбке и уронила ее на пол.

Ладони у меня стали влажными. Я приказал себе стрелять, но пальцы не слушались. Револьвер в моей руке стал тяжелым.

– Если ты обладал Рондиной, то возьми меня, и узнаешь правду.

Какую правду?

Не сводя с меня взгляда, она опустилась на постель и протянула ко мне руки.

Я уронил пистолет. Она выиграла.

Воспоминания были сильней жажды мести. Я никогда не переставал ее любить, поэтому не мог, да и не хотел противиться своему желанию. Я должен был снова обладать Рондиной, даже если это означало для меня смерть. Как загипнотизированный, я подошел и склонился над ней.

Неожиданно она отпрянула, но тут же подняла руки, обняла меня и сказала:

– Теперь, Тайгер, мой любимый, ты получишь доказательство, которого так добивался.

Улыбнувшись стыдливой улыбкой, она притянула меня к себе и прошептала на ухо:

– Тайгер, я еще девушка. И ЭТО БЫЛА ПРАВДА.

Ссылки

[1] Tiger Man (англ.) – человек – тигр.