Полчаса спустя я позвонил из телефонной будки в Лондон и связался с Питером Джонсоном, руководителем тамошнего отделения нашей организации: пару дней назад я просил его навести справки о Рондине. Группа его состояла из четырех человек. Они уже несколько месяцев скучали без работы и обрадовались заданию. Правда, Джонсон предупредил, чтобы я не рассчитывал па блестящие результаты.
Однако теперь он сообщил мне интересную новость. Вовремя расследования его ребята вышли на какого-то француза, партизанившего во время войны. Тот сообщил, что Рондина дважды совершала побег из тюрьмы, но ее ловили и, в конце концов, расстреляли. Правда, полной уверенности у француза не было, а проверить эти слухи теперь уже невозможно.
Конечно, для Рондины не составляло особого труда сменить личность. Для этого было немало возможностей. Так или иначе, но настоящая Эдит Кен исчезла, а ее место заняла Рондина и стала работать под этим превосходным прикрытием.
Я попросил его покопать еще, повесил трубку и позвонил, по своему обыкновению, Мартину Грэди. Он долго не подходил, а когда поднял трубку, не назвал себя, ожидая, когда представится звонивший.
– Это Тайгер, – сказал я.
– Что, срочное дело? – Его голос звучал спокойно.
– Да, – ответил я. – Мне нужна помощь. Официальная секретная служба начала охоту на Видора Чариса. Я должен опередить их. Чарис сейчас здесь.
– Я сейчас же свяжусь с Ньюарком. Когда я могу с вами поговорить?
– Завтра в шесть по этому номеру. – Я назвал ему номер. – Это телефонная будка на станции метро на восьмой авеню.
Линия разъединилась.
Через несколько минут в игру вступят деньги и начнут делать то, что не под силу правительству. По тайным каналам спустят циркуляр с именами и приметами, и тысячи людей, даже не подозревающих, на кого они работают, станут держать глаза и уши открытыми. Эта невидимая сеть поддерживается властью денег, источник которых никому не известен.
Однако кое – что мне показалось странным. Как правило, Грэди лично никому не звонил и дал строжайшее указание связываться с ним только по обычным каналам. Почему же на этот раз он не отчитал меня? Неужели все обстояло так серьезно? Или наоборот?
В игре участвовала еще одна личность, с которой мне хотелось познакомиться поближе, и теперь у меня было на это немного времени. Я набрал номер Грэтхен Ларк. Прошло много времени, прежде чем она подошла к телефону. Мне показалось, что я оторвал ее от чего – то, но все – таки назвался.
– Тайгер? Человек с забавным именем, – она весело рассмеялась, – я только что вылезла из ванны. Еще совсем мокрая.
– Вытирайтесь.
– Не могу. У меня нет полотенца под рукой.
– Значит, вы стоите сейчас совсем голая и мокрая?
– Хоть у нас пока еще и не изобрели видеотелефонов, но такое ощущение, что вы меня видите.
– Могу описать во всех деталях.
– Лучше не надо. Я рассмеялся.
– Это вас очень волнует?
– По – видимому, вам известно все. Где вы взяли мой номер? Его нет в телефонной книге.
Я не стал ничего выдумывать.
– Для ковбоя, стремящегося к своей девушке, не существует преград.
– Фу, мистер Манн, ведь вы только что встречались со своей девушкой.
– Мы с Эдит просто друзья. Она и не рассчитывает на другие отношения.
– Тайгер, мне кажется, вы собираетесь сделать мне безнравственное предложение.
– Вы правы!
– А как же с Эдит?
– Я ведь звоню вам, крошка, а не Эдит.
– Вы с ней поссорились?
– Я никогда не ссорюсь с красивыми женщинами… Хочу пригласить вас в один ночной клуб.
– Что за клуб?
– Забавный. Мне просто хочется поболтать с красивой женщиной.
– Значит… вы звоните мне просто так?
– Просто так.
– Вы заинтересовали меня, Тайгер. Пожалуй, я пойду с вами.
– Голая?
– Нет, оденусь, но если поторопитесь, то застанете меня без платья.
– Я слишком далеко от вас. Прежде чем доберусь, вы успеете одеться.
– И все – таки… я не буду торопиться.
Я остановил такси на том же месте, с которого недавно наблюдал за Бертоном Селвиком, но на этот раз вышел из машины, пересек улицу и нажал кнопку звонка. Раздался ответный зуммер, и я вошел.
Грэтхен жила на верхнем этаже, в студии со стеклянной крышей. Она действительно не торопилась с одеванием. Женщинам обычно нужно два часа, чтобы привести в порядок лицо, и только две минуты, чтобы натянуть платье. Лицо Грэтхен было готово, но все прочее прикрывалось лишь короткой свободной блузкой.
– Привет, человек-тигр, – сказала она, открывая дверь. Я улыбнулся.
– Привет, крошка.
На стенах висели картины, написанные маслом, повсюду лежали свернутые в трубку холсты, а две работы стояли на мольбертах. Некоторые картины были неплохи, но большинство несло на себе отпечаток дилетантизма.
– Необычный стиль, – сказал я.
– И не ходкий.
– Главное, что вам это доставляет удовольствие. Она вызывающе улыбнулась.
– У меня есть много других способов доставить себе удовольствие… Вы хотели посмотреть, как я буду одеваться. Пройдемте.
– Нет, благодарю, здесь интересней. Но поторопитесь. Грэтхен насмешливо улыбнулась.
– Я так и знала, что вы спасуете. – Она указала на холодильник. – Можете пока выпить пива.
– Охотно.
Она вошла в спальню, оставив дверь открытой. Я нашел в холодильнике бутылку пива, налил себе и прошелся по комнате, чтобы выяснить ее вкусы. Они оказались весьма разнообразными. Книжные полки были забиты самой различной литературой – от классики до детективов. Много книг было на немецком, французском и испанском языках. Кроме того, я обнаружил шесть томов медицинской энциклопедии и десяток тетрадей с лекциями по юриспруденции.
Итак, это была женщина с широкими интересами, которая хорошо знала, чего хочет. Может быть, излишне интеллектуальная, по все – таки женщина.
Я поднял покрывало с одного мольберта. Портрет был незакончен, но позировавшего легко можно было узнать: Бертон Селвик.
– Нравится? – раздался позади меня голос Грэтхен.
– Наверно, это ваша лучшая работа.
Она повернулась ко мне спиной, чтобы я застегнул платье, и разглядывала портрет через плечо. Ее кожа была теплой и упругой.
– Почему вы не носите бюстгальтер? – спросил я. Она вызывающе улыбнулась.
– Потому что он мне не нужен. Или вы считаете иначе? Я не мог с ней не согласиться.
Она взяла кусок угля и стала подправлять плечо Селвика. Эти несколько штрихов усилили впечатление. Довольная, она положила уголь и вытерла кончики пальцев.
– Портрет предназначен в подарок его жене, – сказала она. – У них через два месяца юбилей.
– Как вам удалось получить этот заказ?
Она взяла у меня стакан с пивом и сделала несколько глотков.
– Месяца три назад я выставила несколько своих работ в Конвей-галерее, и во время обеденного перерыва туда пришел весь штат нашего бюро. Мистеру Селвику понравилось, и он сделал заказ.
– Наверно, вы неплохо подрабатываете на этом?
– Да, если пять тысяч долларов в год можно назвать неплохим заработком. – Она завесила мольберт. – Осталась пара сеансов, только у мистера Селвика плохо со временем. Он слишком много работает и в последнее время чувствует себя неважно… Итак, допивайте и пойдем. Раз мы выходим так поздно, этот ваш клуб должен быть чем – то из ряда вон выходящим.
Я знал один погребок, который посещали только избранные, потому что предлагавшееся там зрелище относилось к числу запрещенных.
В одной из боковых улиц Бродвея мы вошли в неприметный подъезд, проследовали по длинному коридору и постучали в дверь. В ней тотчас приоткрылась щель и блеснула пара глаз.
Она испуганно схватила меня за руку. Но управляющий, узнав меня, улыбнулся и открыл. Это был приземистый широкоплечий парень с порочным лицом.
– О, мистер Манн. Рад вас снова видеть.
– Привет, Делл. Как дела?
– Отлично, мистер Манн. Вам ваш обычный столик?
– Да. Шоу уже идет?
– Нет. Но скоро начнется. Вы пришли вовремя.
Мы спустились вниз, и передо мной открылась привычная картина этого клуба, как будто взятая напрокат из «Тысяча и одной ночи»: белые бурнусы официантов – арабов и позвякивающие бубенчики на ногах девушек.
Зал был громадным. В центре находилось свободное пространство для выступлений, а вокруг располагались столики. Публика была разношерстная – от респектабельных пар в вечерних туалетах до лохматых битников. Вдоль стен тянулись ложи с тяжелыми занавесями. Однако в столь экзотическом заведении была современная климатическая установка, и в свежем воздухе реял тонкий аромат духов.
Я указал Грэтхен на дверь дамского туалета и попросил не задерживаться. Когда она исчезла за портьерой, я подозвал управляющего.
– Делл, я ищу здесь одного человека.
– Я так и понял.
– Его единственная примета – не сгибающийся указательный палец. Возможно, говорит с акцентом, но я не уверен. Есть вероятность, что он будет со спутником. Примета того – круглый рот, хотя не совсем ясно представляю себе, что это значит.
– Они никогда здесь не бывали.
– Я так и думал. Передай эти сведения дальше.
– Награда обычная?
– На этот раз еще и премия. Делл улыбнулся.
– Всегда рад служить вам. Он кивнул в сторону коридора.
– Вот идет ваша дама. Эффектная женщина. У таких всегда изысканный вкус. А как поживает та высокая рыжая?
– Ее застрелили в Мехико.
– О, как жаль. А что стало с тем злодеем, который это сделал?
– Я утопил его в умывальнике.
– Прекрасно.
Делл подозвал бородатого официанта, и тот провел нас в ложу. Я заказал виски и отдернул занавеску, чтобы видеть происходящее внизу.
Грэтхен была в восторге.
– И это в центре Нью-Йорка! А я считала, что меня уже ничто не может удивить.
– Детка, есть множество вещей, которые вас удивят.
– Но этот клуб…
– Он называется «Погребок двух сестер». Еда здесь настоящая и, кроме того, можно заказать все, что угодно – от убийства до спутника на вечеринку с наркотиками. Однако учтите, сюда допускаются только посвященные. Сегодня вы пришли со мной, а это достаточная рекомендация. Но не вздумайте выдать никого из присутствующих, иначе получите пузырек с соляной кислотой в лицо.
– Как? А полиция…
– Полиция обходит такие заведения стороной. Это хорошие источники информации и их предпочитают сохранять. Запомните, что я вам сказал.
– А вы не из полиции?
– Нет, – ответил я, – но моя профессия помогает мне многое видеть и знать.
– Что же это за профессия? Я пожал плечами.
– Короче говоря – агент. Мы ходим непроторенными тронами, разведываем недра. Последние пять лет я занимался каучуком, потом цинком и вольфрамом, а теперь – красным деревом.
– Вам нравится ваша работа?
– Да, если бы не жара и холод, не москиты и змеи, и не бандиты. А вам нравится ваша профессия?
– О, я довольна.
– Почему вы не занимаетесь только живописью?
– Это приносит мало денег. Кроме того, меня интересует работа в ООН. По-моему, там делаются дела мирового значения.
– Вы так считаете?
Она не успела ответить, как раздались протяжные звуки цимбал. Вслед за ними вступили флейты и барабаны. В центре зала появились шесть смуглых темноволосых танцовщиц и закружились под протяжную восточную мелодию. На них были только прозрачные покрывала.
Музыканты постепенно убыстряли темп и девушки кружились все стремительнее. Покрывала обвивали их спиралями, лица зрителей побледнели и покрылись испариной. Я заметил, что Грэтхен дрожит как в лихорадке. Сжав руки, она наклонилась вперед, как будто в любое мгновение готова была вскочить, сорвать с себя платье и броситься на сцену.
В центре круга танцовщиц появился араб в белом бурнусе и с длинным хлыстом. Время от времени он обвивал им талию той или иной танцовщицы и привлекал ее к себе.
С ударом литавр девушки исчезли, и в луче прожектора появилась женщина необычайной красоты, вероятно, евразийка. На ней не было ничего, кроме звенящих колец на руках и ногах. Угольно – черные волосы свисали до пояса и при каждом движении открывали ее юную грудь.
На лице араба отразилось желание. Он щелкнул хлыстом и обвил его вокруг талии девушки, как будто хотел перерезать ее пополам. На ее коже хлыст не оставил никакого следа. Она освободилась и продолжала танцевать.
Одна женщина привстала со своего места, судорожно вцепившись в край стола. Позади нее стоял наготове официант, чтобы успеть удержать, если она бросится на сцену. По-видимому, такие вещи здесь случались.
В конце концов, араб схватил танцовщицу и притянул ее к себе. Ритм музыки стал яростным. Он распахнул бурнус и окутал им девушку. Зазвенели цимбалы, пара опустилась на пол и прожекторы погасли.
Зажгли обычное освещение. Сцена была пустой.
– О, боже! – простонала Грэтхен.
– Понравилось?
Она с недоумением посмотрела на меня.
– И вы можете оставаться спокойным?
– Я видел это уже не раз. А вы чуть было не спрыгнули вниз на сцену.
Она покраснела.
– Это действует как гипноз.
– В этом цель номера.
– Все-то вам известно… хищник.
Официант принес заказ и исчез.
– Сколько языков вы знаете? – спросила она.
– Еду, питье и женщину могу потребовать почти на всех языках, но обычно предпочитаю английский. – Я замолчал, а потом как можно небрежней спросил: – Вы давно знакомы с Эдит Кен?
– С начала ее работы в ООН.
– Вы близкие подруги?
– Довольно. Кстати, почему вы не взяли ее с собой сегодня? Мне кажется, вы все – таки поссорились.
– Она рассказывала вам о своей семье?
– Пару раз. Они довольно известные в Англии люди – аристократы, военные, дипломаты и так далее. Она тоже решила заняться чем-нибудь серьезным и поэтому поступила в ООН.
– Как вам работается с Бертоном Селвиком? – спросил я. Она состроила гримасу.
– Мне не так часто приходится иметь с ним дело. Я только дважды помогла его аппарату. Он очень милый.
– То есть?
– О, у мистера Селвика такое своеобразное английское чувство юмора, он так любит приправлять работу шуткой. Все женщины в ООН его обожают. Мистер Селвик очень умен и напоминает профессора, которого и когда – то знала.
– Где?
– В колледже, в Нью-Йорке.
– Эдит, кажется, высоко его ценит?
– Это потому, что они соотечественники. Когда вместе обедают, то говорят только об Англии. Кроме того, они часто работают вместе в его кабинете. Эдит готова трудиться день и ночь без всякой оплаты, лишь бы внести свою лепту, как она выражается.
Да, внести лепту в сбор информации, подумал я про себя, а вслух сказал:
– Такой она была всегда. И при этом не болтлива.
– Так и должно быть. Нас всех проверяет служба безопасности, а болтливый человек долго в ООН не задерживается.
Официант принес блюдо с кушаньями, издававшими сильный пряный аромат.
– Что это? – спросила она.
– Лучше, думаю, не говорить, – ответил я. – Просто попробуйте.
Она осторожно попробовала и пришла в восторг. Мы ели и непринужденно болтали. Я показал ей среди посетителей пару политиков, одного актера и босса гангстеров. Когда мы уже готовились уходить, появился Делл и пошептал мне на ухо. Я отрицательно покачал головой, и он с улыбкой исчез.
– Что он вам сказал?
Усмехнувшись, я отставил в сторону тарелку.
– Спрашивал, не интересует ли нас комната на ночь. Кажется, в его распоряжении есть одна.
– И вы отказались?
– Да. Постели здесь жесткие, зеркала просвечивают насквозь, а сдирают сотню долларов в час. Кроме того, ваша комната мне больше нравится.
Она поставила локти на стол и положила подбородок на руки.
– Тайгер, – сказала она, – вы обезоруживающе прямолинейны.
– Тогда поедем к вам?
– Конечно, – с улыбкой ответила она.