Они рассадили нас вокруг стола, на котором лежал мой револьвер. Лейтенант Граверс был очень доволен. Он разрешил Аните воспользоваться телефоном, и она позвонила Вэнсу Колби. Сейчас он уже ехал сюда.

Я обратился к лейтенанту и сказал, что тоже хотел бы позвонить кое-кому. После недолгого раздумья Граверс велел сержанту подключить еще один телефон. Я нашел в справочнике номер Уилкинсона, позвонил ему и, сообщив, кто я такой и где сейчас нахожусь, попросил приехать. Он очень разволновался и сказал, что немедленно выезжает.

Для человека, которому стукнуло девяносто три, он приехал достаточно быстро. На дорогу ему понадобилось не больше пяти минут. Я не видел его двадцать пять лет и нашел, что он почти не постарел за эти годы. Это был высокий старик с шапкой седых волос, величественный и благородный. И совсем нетрудно было понять, почему он стал самым уважаемым адвокатом штата.

Мы крепко пожали друг другу руки. Я очень хотел поболтать с ним о всяких пустяках, но старик сразу попросил Граверса разрешить нам поговорить несколько минут наедине, и тот был рад оказать ему такую любезность. Но по выражению лица лейтенанта я понял, что он думал. Он знал, что нам с ним предстоит долгий и трудный разговор, и старался оттянуть эту минуту.

Крошечная каморка, куда нас привели, была пропитана запахами пота и табака, поэтому я не испытывал никакой радости, переступая порог. Уилкинсон бросил на стол свою папку, вынул какие-то бумаги и придвинул их мне так, чтобы я сразу увидел помеченные места.

— Ваш отец, Кэт, полностью доверял мне, — сказал Уилкинсон. — И ваш дед почтил меня таким же доверием. А вы... доверяете мне вы?

— Конечно! У меня нет никаких причин не верить вам.

— Вот и отлично! — он вынул из кармана ручку. — Подпишитесь там, где галочки.

Я расписался, наверное, в двадцати местах, отдал ручку и сложил бумаги.

— Зачем вам это? — спросил я.

— А вы когда-нибудь знали подробности завещания вашего отца, то есть дедушки?

Я неопределенно развел руками.

— Знаю только, что он разделил состояние между отцом и дядей Майлсом. А разве нет?

— В какой-то степени да. Но были еще некоторые дополнительные условия. После их смерти деньги должны перейти к их детям. А если кто-нибудь из детей умрет, то к другим детям или к детям умершего.

— Вот как?

— Так гласило последнее завещание. Кроме того, ваш дед, зная, как его дети относятся к деньгам, поставил в завещании еще одно условие: капитал переходит к родственникам покойного, только если он не затребован прямым наследником в течение тридцати лет. Срок этот истекает как раз в субботу, то есть завтра.

— Ага, значит, я единственный и законный наследник уже истраченного капитала. К чему тогда вся эта волынка? Я-то знаю — мой старик промотал все деньги.

— В том и дело, что дед сделал оговорку, согласно которой дети не могли полностью расходовать капитал. Ваш отец был бесшабашным человеком, но и он оставил кое-какую недвижимость, которую не имел права продавать. Так что если вычесть все налоги, на вашу долю приходится не меньше двух миллионов.

— Что?! — я непроизвольно вскочил, вцепившись в край стола.

Уилкинсон задумчиво кивнул.

— Теперь понятно, зачем мне ваши подписи?

Но еще не все стало понятно, и я спросил:

— А как с дядей Майлсом и его детьми?

— Боюсь, что никак. Они уже истратили все до последнего цента, и из Баннерменов богатым остались только вы.

— Черт возьми!

— Но в завещании есть еще один пункт, который может все испортить, и это меня беспокоит. Могут возникнуть большие неприятности.

— В чем дело?

— Ваш дед был внешне очень экстравагантным человеком. Он был слишком честен и принимал закон буквально до последней буквы. И вот он оставил в завещании пункт, согласно которому наследник, замешанный в какое-нибудь уголовное дело и признанный виновным, навсегда лишается своей доли наследства, а его часть переходит к другим, которые себя ничем не запятнали.

«Не удивительно, — подумал я, — что Баннермены всеми силами стараются выйти сухими из воды. Даже выкуп в миллион долларов их не пугает.»

— И вот сегодня, как назло, лейтенант Граверс задерживает вас. Даже если вы ни в чем не виноваты, ношение оружия само по себе уголовно наказуется.

— Я постараюсь уладить этот вопрос.

— Боюсь, это будет трудно сделать.

— Не сбрасывайте меня совсем со счетов, мистер Уилкинсон. Потерпите немного... Кстати, вы не могли бы оказать мне небольшую услугу?

— Если смогу...

— Съездите, пожалуйста, к Питу Сальво и передайте ему: пусть возьмет Карла Матто и держит его с Гейджем, пока... в общем, до одиннадцати вечера. А потом пусть доставит их к Баннерменам. Мы будем ждать их там.

— Но...

— Сделайте это для меня, мистер Уилкинсон, хорошо?

— Ладно, договорились.

Сержант провел меня в другую комнату, где уже собралось семейство Баннерменов. Анита держалась в стороне и озабоченно сморщилась, когда я вошел. Я не обратил на них никакого внимания, хотя заметил, что у всех был торжествующий вид. Казалось, плохо было одной Аните.

Вэнс Колби обратился к Граверсу:

— А сейчас, сэр, если не возражаете, я хотел бы отвезти мисс Баннермен домой. Для нее это тяжелое испытание.

Лейтенант кивнул.

— Если возникнет необходимость, я знаю, где ее найти.

— А разве ее в чем-нибудь обвиняют?

— О нет, конечно, нет! — мягко ответил Граверс. — Если она нам понадобится, то только как свидетель. Ее ни в чем не обвиняют. Меня интересует только этот человек, — он показал на меня пальцем.

Даже не подняв головы, я сел на стул и подал Аните успокаивающий знак. Она попыталась улыбнуться в ответ, но это ей не удалось.

— Езжай домой, Анита, — ласково сказал я. — Все не так плохо, так что не волнуйся.

Едва они вышли, довольный собой лейтенант откинулся на спинку стула и сказал:

— А теперь рассказывайте все.

Я сунул руку в карман и вытащил бумажку с номером машины, который дал мне Джек Деннер.

— Очень интересный документ, — заметил я.

Лейтенант взял бумажку и спросил:

— К чему вы клоните?

— Выясните, кому принадлежит этот номер, и все станет ясно.

Граверс вызвал сержанта и дал ему задание срочно выяснить.

Через пятнадцать минут Фред вернулся и вручил лейтенанту записку. Тот прочитал ее и протянул мне.

— Чудесно! — развеселился я. — Вы внесли свой вклад в это дело, лейтенант.

И мы начали беседу.

Когда разговор был закончен, я взял со стола револьвер и сунул его в карман, предложив полицейским сопровождать меня в поместье.

Было 22.45, но в доме еще горел свет. Войдя внутрь, я услышал радостные и возбужденные голоса. Открыв дверь библиотеки, мы увидели, что у всех в руках бокалы, за исключением грустной Аниты. Вэнс Колби с важным видом стоял перед письменным столом, заслоняя дядю Майлса, который сидел на обычном месте. Полупьяные Руди и Тэдди как раз чокались. Но их хмель мгновенно улетучился, стоило им заметить меня. На физиономиях появилось кислое выражение, а у дяди отвисла челюсть и с губы закапала слюна. Только Колби был спокоен.

— Мы вас совсем не ждали, — сказал он.

— Я так и думал.

Я подошел к Аните и сел на подлокотник ее кресла. Анита протянула мне руку, прикусив губу, чтобы не расплакаться. Так мы сидели до одиннадцати, когда появился Пит Сальво, таща за шиворот Гейджа и Матто.

— Прекрасно! — восхитился я. — Вот теперь вся банда в сборе.

Руди упал на стул, но я приказал:

— Встать, слюнтяй! Я хочу, чтобы ты выслушал это стоя!

— Слушай, ты... — начал было Вэнс, но я оборвал его:

— А тебе лучше заткнуться и сидеть тихо, пока я буду говорить!

Немного помолчав, я начал:

— Вся эта история возникла только из-за того, что в этом штате разрешены азартные игры и здесь без труда можно загрести огромные деньги. Один человек понял это, этот сосунок, не созревший для любви, совершенно для нее не созданный и именуемый Руди Баннермен. Он загорелся такой страстью к зрелой нимфе, которая известна всем как красотка Мелонен, что чуть было не залез на нее, почти вылечившись от импотенции под влиянием ее чар. Человек, задумавший всю эту авантюру, вошел в доверие семьи и завязал контакт с чикагским «синдикатом», чтобы получить в долг деньги для осуществления этого мероприятия. Выбрав момент, когда Руди напился до чертиков, он затащил его в туалет, бросил там, а сам вышел на стоянку и прикончил Чака Мелонена ножом, взятым на кухне «Чероки-клуба». Нож он положил обратно на место, а с людьми из «синдиката» договорился, чтобы они подтвердили, что убийство совершил Руди. На самом деле свидетелей не было. Но потом вышла неувязка. Когда шантажисты потребовали денег, оказалось, что у Баннерменов их нет. Но настоящий убийца нашел выход. Короче говоря, Баннермены нацелились на мою долю наследства, если я не затребую его до определенного срока. Шансов на это было много и убийца успокоился. Прошло бы еще несколько дней и Баннермены получили бы мои деньги. Но я появился и спутал ему все карты, так как он успел истратить деньги, которые взял в долг у «синдиката». Иными словами, на кону оказалась его жизнь. Поэтому наш герой постарался избавиться от меня с помощью Гейджа и Матто. Но они не хотели моей смерти. Им надо было выгнать меня из города, пока не пройдет срок завещания. Запугать меня не удалось. Убийца запаниковал и даже попробовал застрелить меня. Он понимал, что если и не прикончит, так хоть втянет в уголовное дело, а этого тоже достаточно, чтобы лишить меня наследства. Трое Баннерменов только этого и ждали. В последнее время я не раз спрашивал себя, кто же из нас настоящий ублюдок? Сейчас наш убийца, видимо, совсем взмок от пота, не зная, каким будет мой последний шаг. Ему в голову пришла мысль влюбиться в даму, по которой изнывал Руди, и он начал с ней встречаться, назвавшись Артуром Сирсом. Она, естественно, рассказала ему о Руди и о бывшем моряке Джо Сандерсе. Когда полиция допросит Сандерса, он расскажет о телефонном звонке, когда ему сказали, что Чак Мелонен убит и что он главный подозреваемый. Парень запаниковал и решил скрыться. И все-таки Артур Сирс сделал маленькую, но роковую ошибку. Уезжая как-то от своей нимфы, он легонько толкнул бампером стоявшую поблизости машину и при этом потерял номер, а одна дотошная дама его и сунула за ветровое стекло поврежденной машины. Вот так и выяснилось, что приезжал туда не Артур Сирс, а Вэнс Колби.

Бокал выпал из руки Вэнса, а сам он непроизвольно шагнул назад и уперся в стол, судорожно схватившись за его край. Анита так сильно прижалась ко мне, что я не мог шевельнуть левой рукой, но для пистолета мне хватило бы и правой.

— А самое главное заключается в том, что тебе вовсе не Анита была нужна, — обратился я к Колби. — Тебе нужны были только деньги Баннерменов, а заполучи ты их, ты бы сразу от нее отделался.

Карл Матто с интересом наблюдал с порога за Колби.

— У тебя несколько выходов, Колби, — продолжал я. — Ты можешь воспользоваться своим револьвером, тем, из которого ты пытался убить меня, но как только ты сделаешь это неосторожное движение, я прикончу тебя на месте. Второй выход — попытаться удрать. Допустим, полиция потеряет твой след, но «синдикат» найдет тебя, когда они узнают, что дело не выгорело, и они для тебя станут опаснее полиции. Есть и третий выход, убийца! Перед дверью полицейская машина. Можешь сесть в нее и ехать в полицию вместе с лейтенантом Граверсом. А там молись, чтобы суд не присудил тебе электрический стул. Но если ты посмотришь на Пита Сальво, ты поймешь, что тебя ждет. Чак был его лучшим другом, а Пит способен на все, когда речь идет о друзьях.

Вэнс Колби приобрел цвет мела. От его надменности не осталось следа. Он стал похож на загнанного зверя, которого со всех сторон стережет смерть, и все, что он сможет сделать — это покориться судьбе.

Он медленно повернулся и пошел к двери. Там его уже ждал лейтенант Граверс. Захватив Гейджа и Матто, лейтенант посадил их в машину. Я слышал, как заурчал мотор, увидел красный сигнал над крышей, и машина тронулась к шоссе.

Я снова подошел к Аните и взял ее за руку. Казалось, она вообще потеряла способность что-либо понимать, но быстро пришла в себя и в голову ей вонзилась мысль, что судьба отдает нас друг другу и что на свете не существует никого, кроме нас двоих, кроме совсем маленьких человечков из семейства Баннерменов, которых все считали ничего не значащими, потому что у других Баннерменов было слишком много власти и могущества. Но сейчас — и навсегда — все круто переменилось.

— Итак, вы окончательно разорены, братцы. Теперь вам придется попотеть, чтобы заработать на жизнь. У вас, правда, остаются дом и земля, но они только ускорят полное разорение. Лично я не думаю, что вы выкарабкаетесь, да и позора такого вам не пережить, слишком вы тщеславны. Но лично я ничего никогда от вас не хотел, и сейчас возьму только то, что принадлежит мне по закону и что вы бесстыдно пытались украсть у меня. Вам придется жить наедине со своей нечистой совестью, а это поганое дело! Вы всегда будете помнить, что «ублюдок Баннермен» на самом-то деле не ублюдок, что это вы ублюдки. Да, самые настоящие ублюдки! — Я сделал небольшую паузу, оглядев их гнусные физиономии, и добавил: — Аниту я отсюда заберу. И об Анни я тоже позабочусь. Мне кажется, она больше не захочет оставаться в такой компании.

Я легонько подтолкнул Аниту к двери и еще раз обернулся. Руди и Тэдди были не в состоянии даже повернуть головы в мою сторону и не шевелились. Для них это оказалось слишком сильным ударом.

— Прощайте, милые братцы! — воскликнул я напоследок. — Теперь вам придется много трудиться, чтобы заработать на хлеб с маслом.

Ночь была ясной, небо в звездах, а дорога, освещенная луной, убегала на запад.

Анита тесно прижалась ко мне. Из приемника тихо лилась музыка. Мы ехали со скоростью шестьдесят миль в час. Мы с Анитой только что женились, и она все еще не могла прийти в себя. Мы почти не разговаривали. Я ждал, когда она начнет первой.

Наконец она не выдержала. Баннермены всегда были любопытны, а она принадлежала к их числу.

— Слушай, Кэт... Этот лейтенант Граверс... Он отпустил тебя? Почему? Не понимаю.

— А что тут непонятного? Я просто рассказал ему, кто я и откуда и куда направляюсь. Он принял это к сведению, вот и все.

— А куда мы сейчас едем?

— Туда...

— А ты не можешь сказать, куда именно?

Я посмотрел на нее и улыбнулся.

— Конечно могу, дорогая. Правда, это может помешать нашему медовому месяцу, но для тебя это будет даже как-то романтично. Я, видишь ли, должен получить в Нью-Йорке одного сбежавшего заключенного и отвезти его обратно на побережье.

Она изумленно уставилась на меня.

— Я думала... ты... ты...

— Да, я служу в полиции, ненаглядная моя. Я как раз ехал в отпуск на запад, вот они и поручили мне это задание, чтобы я выполнил его на обратном пути и оправдал таким образом дорожные расходы.

— О Кэт, дорогой!

— А теперь я могу вести себя, как тот полицейский миллионер, которого недавно показывали по телевизору. Теперь, надеюсь, тебе все понятно, милая? У тебя больше нет вопросов?

— О Кэт! Ты не представляешь, как мы повеселимся!

Я нежно погладил ее по ножке вверх от колена, и Анита еще теснее прижалась ко мне.

— А когда я выполню это задание, мы проведем медовый месяц уже по-настоящему. И тогда — берегись, Анита!

— Берегись, Кэт! — отозвалась она и улыбнулась.