Визгуна Вильямса убили на ступенях здания Уголовного суда. Убийцы аккуратненько всадили ему две пули в затылок и прежде, чем кто-либо успел понять, что произошло, затерялись в потоке машин.

Но я-то знал, что случилось, и, видя перед собой костистое неподвижное лицо на каталке в морге, я чувствовал, как все внутренности мне сводит судорогой и пересыхает во рту.

— Опознаете его? — спросил санитар.

— Он может не утруждать себя, — раздался второй голос, и я обернулся.

С той поры, как мы виделись в последний раз, Чарли Уоттс получил капитанские нашивки, но за эти десять лет, когда его несколько раз повышали в звании, он лишь укрепился в своей ненависти к таким людям, как я.

— Твой старый сокамерник, Фаллон... не так ли? — Даже голос у него остался точно таким же — скрипучим, как ножом по оселку.

Я кивнул.

— В течение шести месяцев, — уточнил я.

— Как ты выкрутился, Фаллон? Как ухитрился получить условный срок? Что за идиоты выпустили такого жуликоватого копа после всего, что ты натворил?

— Может, им было нужно мое место? — сказал я.

Каталка покатилась по направляющим линиям. Визгун вернулся к себе в морозильник, и последнее, что я успел увидеть, был его полуоткрытый глаз.

— Может, тебе стоило заглянуть и поговорить про эту маленькую неприятность в привычной обстановке? — предложил мне Уоттс.

— Зачем?

— А затем, что у нас состоялся бы любопытный разговор. Бывшего мошенника убивают на ступенях общественного здания, и старый приятель тут как тут — явился удостовериться, что он в самом деле мертв.

— Я пришел опознать тело. Еще сегодня утром он числился среди неизвестных лиц.

— Фотография в прессе была такой нечеткой, Фаллон...

— Может, для тебя?

— Ладно, кончай трепаться и поехали.

— Обойдешься, — охладил я его пыл, раскрывая перед ним бумажник.

— Сукин ты сын! — обозлился он. И, помолчав несколько секунд, продолжал: — Репортер! Газетная ищейка, вот ты кто. Интересно, кто же, черт побери, взял тебя репортером?

— «Орли ньюс сервис», Чарли. Они считают, что и бывший преступник имеет право на реабилитацию. Следовательно... Я правомочен находиться здесь, поскольку собираюсь написать большой материал интимного свойства о покойном.

— Все равно ты — дерьмо, — нагло заявил он.

— Не хочешь ли проверить мое репортерское удостоверение?

— Засунь его себе в задницу и вали отсюда!

— Спокойнее! У нас с тобой — все в прошлом.

— Я в этом не уверен, — сказал он. — Ты всегда будешь гнусным копом, который брал взятки и опозорил всех нас. Жаль, что уголовники в Синге не пришили тебя.

— Визгун из-за меня вляпался в поножовщину.

— Тогда отдай ему последние почести и испарись!

— Рад был повидаться с вами, капитан. — Спрятав бумажник, я двинулся к двери. Остановившись у порога, я обернулся. — Нога все так же ноет к дождю?

— Нисколько. И вообще я тебе ничего не должен, Фаллон, за то, что ты перехватил мою пулю. С тех пор в меня стреляли еще трижды.

Я усмехнулся.

— А вот меня с тех пор беспокоит шрам над дыркой в боку.

* * *

Я никогда не мог понять, каким образом одетые женщины ухитряются выглядеть голыми, и лишь с Черилл начал осознавать, в чем тут дело. Я бы сказал, что она сама чувствовала себя обнаженной. Она постоянно откалывала номера, которые заставляли мужчин глазеть на нее. Например, ставить ноги на выдвинутый ящик письменного стола так, что ее мини-юбка задиралась до пояса. Или же, облачившись в блузку с предельно выразительным декольте, так перегибаться через мой письменный стол, что я начисто забывал, о чем Черилл болтала в тот момент.

Когда я вошел в свой кабинет в редакции «Орли ньюс сервис», который мы делили с ней на пару, она с детской непосредственностью чесала попку, и я сказал:

— Может, ты прекратишь?

— Так ведь чешется.

— Что ты подцепила?

Уставившись на меня, Черилл расхохоталась.

— Ничего. Просто перекупалась в бассейне у моих друзей и обгорела на солнце.

— Повезло же мужикам, у которых ты гостишь.

— Мои друзья — это девочка, с которой я пела в хоре. Она вышла замуж за миллионера.

— Почему ты не пошла по ее стопам?

— У меня были другие намерения.

— Стать машинисткой?

— «Орли» хорошо платит мне — как секретарю и комментатору.

— Они бросают деньги на ветер, — одернул я ее.

Она одарила меня глуповатой улыбкой, из-за которой я всегда жутко злился.

— Ну, значит, я предмет секса, который шеф любит держать при себе.

— Да, но почему он сшивается рядом со мной?

— Может, тебе нужна помощь?

— Но не такого рода.

— Особенно такого рода.

— До чего обществу было спокойнее, когда ты занималась социальным обеспечением.

— Условно-досрочно освобожденными.

— Разница невелика.

— Черта с два! — Ее взгляд стал проницательным, что всегда удивляло меня, и она спросила: — Что произошло утром?

— Визгун. Он убит.

— Так отпишись и выкинь из головы.

— Не изображай со мной попечителя условно-досрочного, девочка.

Она не сводила с меня глаз:

— Ты сам знаешь, в чем заключается твоя работа.

— Визгун спас мне жизнь, — парировал я.

— А теперь он мертв. — Она продолжала в упор смотреть на меня. Потом закусила нижнюю губу. — Ты догадываешься, в чем дело?

Я обошел кресло и уставился в окно на панораму Манхэттена. Но она почему-то больше не доставляла мне удовольствия. Архитектурный ансамбль — сплошной кубизм... Этот город всегда обладал какой-то чувственной привлекательностью, а сейчас у него явно была менопауза.

— Нет, не догадываюсь, — ответил я.

— Так я тебе и поверила, свинячья задница, — мягко сказала Черилл. — Не забывай репортерскую заповедь: не высовывайся — пострадаешь не ты один.

Когда за ней захлопнулась дверь приемной, я вытащил из кармана мини-кассету и вставил ее в диктофон. Мне нужно было снова прослушать ее, чтобы кое в чем обрести уверенность.

А Визгуну, черт побери, было что рассказать за эти две с половиной минуты!

* * *

Он выбрался из «большого дома» после шести лет отсидки и открыл радиоремонтную мастерскую — как раз на Седьмой авеню. Мастерская давала ему средства к существованию, на хлеб хватало, и он даже решил жениться на пухлой маленькой проституточке, что жила в соседней квартире. Но его убили прежде, чем он собрался отдавать ей свои заработки в обмен на семейный уют. Однако этой части его истории на кассете не было. Я ее знал и так, потому что мы поддерживали отношения.

На ленте были слышны два голоса. Один удивлялся, как это, черт побери. Старику удалось раздобыть восемьсот фунтов чистого золота и как он собирается уволочь их из страны и переправить в Европу, а другой советовал ему не ломать голову, ибо тот, кто смог раздобыть их, переправит добро, куда угодно, и за ту цену, которую они платят, можно пойти на любой риск, тем более что уже ухлопано пять человек, которые организовывали доставку товара. Так что осталось лишь продумать технику, как все сделать, получить свою долю — и гори все синим пламенем.

Жалкий маленький идиот, подумал я. Он притащил диктофон с потайным микрофончиком в ресторан, где подрабатывал во время ленча, и записал разговор в соседней нише. Беда, что он узнал одного из тех типов по голосу и решил урвать себе кусок пожирнее.

Его не зря назвали Визгуном. Он слишком много визжал и болтал, так что его намерения стали достоянием противной стороны, и он, даже не поняв, что с ним произошло, отбыл в мир иной. Он успел переслать мне кассету и отправился сдаваться властям, но его перехватили — он так и не добрался до верхних ступенек здания Уголовного суда. Кто бы ни готовил восемьсот фунтов чистого золота для отправки за море, он мог себе позволить потратить малую толику его и заказать убийство моего старого приятеля по камере.

Если даже считать по минимуму — сто долларов за унцию, то восемьсот фунтов потянут, черт побери, на миллион с четвертью баксов. Есть чем расплатиться и за переправку золота, и за труп, и даже не один. Первым оказался Визгун.

Идиот и несмышленыш! Он так суматошно суетился, спешил, что нечаянно оторвал несколько дюймов ленты, которые как раз и помогли бы опознать собеседников на оставшейся части. А так — у меня были только два голоса и единственное имя — Старик.

Я сунул кассету в конверт с изображением синусоид графического отпечатка голоса, который дал мне Эдди Коннор, затолкал кассету к задней стенке ящика с моими счетами и запер его на ключ. Вдруг желудок свело судорогой, и снова появилось отвратительное ощущение, когда я вспомнил, как пахнет лужа крови на горячем асфальте и когда въявь увидел полуоткрытый глаз Визгуна Вильямса, придавленный обледенелым веком. Выругавшись сквозь зубы, я вытащил из ящика стола мой 45-й калибр и сунул его за пояс.

Да пусть все катится к чертовой матери! Меня это нисколько не волнует. Я помнил одно — как Визгун грудью закрыл меня от ножа Ардмора, который рвался прирезать бывшего копа.

Когда я спекся, многие дали понять, что меня и в упор не видят. А ведь были и такие, которые делали точь-в-точь как я, но им хватило ума не попасться. Коренастый плотный лейтенант был одним из них и не мог не столкнуться теперь со мной и сильно опасался, что я попытаюсь надавить на него. Чувствовал он себя чертовски неудобно, потому что выхода у него не было, и он это отлично понимал, хотя и старался держать себя раскованно и непринужденно.

Мы расположились в китайском ресторанчике, и, когда нам подали чау-чау, я спросил:

— Кто занимается золотом, Ал?

— Кто им только не занимается!

— Я говорю о товаре на миллион с четвертью.

— Это незаконно, — сказал он. — Разве что для производственных нужд.

— Конечно. Тем более что такой груз золота и транспортировать нелегко. Но это не помешает переправить его по воздуху — в виде оснований кресел, подлокотников, ложных переборок, липовых запчастей и прочего.

Ал Гроссино накрутил на вилку очередную порция спагетти и уставился на меня.

— Послушай, я и понятия не имею...

— Кончай нести ахинею. Ал. Когда цена на золото подскочила, они реанимировали старые шахты, и современная технология позволила выколачивать немалые прибыли. Эти компании сбывают продукцию на сторону. А поскольку контролировать их должно государство и уже явно поползли кое-какие слухи, ты-то должен быть в курсе.

— Черт возьми, Фаллон...

— Не заставляй меня углубляться в тему, а мне очень этого хочется... — предупредил я.

Он молчал несколько секунд, обводя взглядом помещение. Успокоившись, он сказал:

— Провалиться тебе, Фаллон! Вечно ты нарываешься на жуликов. Это просто мелкое мошенничество.

— Так что за разборки?

Смирившись, он устало повел плечами:

— Две компании из Невады и одна из Аризоны сцепились с профсоюзами. Они начали терять продукцию еще до стадии отливок в слитки. Так что на рынке в Нью-Йорке ничего и не появилось.

— Насколько тебе известно.

— Не лови меня на слове, Фаллон.

Улыбнувшись, я промолчал, ожидая продолжения.

— Мы получили указание, — вновь заговорил Ал Гроссино, — присмотреться к ним, но пока ничего так и не засекли. Эти компании пойдут на что угодно, лишь бы платить поменьше налогов.

— Дерьмо собачье!

— Не идиотничай! Ты что, не знаешь, как федералы контролируют каждый грамм шахтного золота в этой стране?

— Сам не идиотничай! Неужели ты не знаешь, как разнятся цены официальные и черного рынка? — осадил я его.

— О'кей. То есть биржевые дельцы...

— Да оставь ты их в покое. Давай называть вещи своими именами. Кто в этом деле самые крупные шишки? Кто построил Лас-Вегас? Кто контролирует доставку наркотиков? Кто...

— Гангстеры не занимаются золотом, Фаллон, — фыркнул он. — Они слишком умны, чтобы возиться с валютой.

— Почему же в таком случае они занимаются подделкой денег? — с гнусной ухмылкой подначил я его.

Отшвырнув салфетку, он влил в себя остатки холодного чая.

— Выкладывай, что тебе надо, и катись отсюда!

— Выясни, в каких объемах компании оценивают свои потери? — сказал я.

— Зачем?

— Ты разве забыл, что я репортер?

— Трудно представить тебя в этом качестве.

— Всему свой срок. Ал. Кстати, кто такой Старик?

— Не притворяйся кретином, Фаллон. Ты служил в армии. Ты был копом. Любого, у кого есть право командовать, называют «стариком». — Он нахлобучил шляпу и кинул на стол свою долю платы, оставив меня в одиночестве.

* * *

Увидев у дверей окружной прокуратуры копа, я показал ему свою репортерскую карточку, и, пока он нес какую-то чушь, я заметил Люкаса из «Ньюс». Тогда я зачитал копу несколько абзацев из Конституции США и направился прямиком к Чарли Уоттсу, который собирался допрашивать рыдающую Марлен Питере. Чарли был в компании двух детективов и помощника окружного прокурора. Пухлую маленькую уличную бабочку, которая должна была стать женой Визгуна Вильямса, так часто таскали сюда, что все их штучки она знала наизусть и тотчас же пустила в ход самое безотказное оружие — потоки слез. Блюстители ее гражданских прав были потрясены таким беззаконием. Люкас был готов броситься на защиту бабочки, а я подумал, кто же выписал ордер на арест, да и есть он вообще у них?

Но так или иначе я, оказавшись на допросе, испытал облегчение, а мой бывший шеф сказал:

— Я так и знал, что увижу тебя. Рано или поздно.

— А если точнее?

— Рано. Конечно, ты знаешь эту леди?

— Конечно.

— В ее профессиональном качестве?

— Пока еще я ей не платил, Чарли.

Сотруднику окружной прокуратуры было чуть больше двадцати, и он сделал ошибку, открыв рот:

— Что вы тут вообще делаете, черт возьми?

— Собираюсь выкинуть тебя пинком под зад, малыш. Чисто в физическом смысле слова. И тут все стены будут вымазаны твоими соплями и кровью, если ты сам не уберешься. И прихвати с собой своих приятелей.

Чарли Уоттс расплылся в откровенной ухмылке, предвкушая дальнейшее развитие событий. Но я был прав — ордера на арест у них не имелось. Даже намека не было. Все беспрекословно поднялись, глядя на побагровевшего сотрудника прокуратуры. А Люкас, догадываясь, что будет дальше, возмущенно убрал свои записи. Подождав, пока за ними закрылась дверь, я кинул шляпу на стол и спросил:

— Как дела, Марлен?

Она больше не рыдала. Глаза у нее были сухими и испуганными. Но — не из-за копов. Кончиком языка она облизала губы, и я видел, как у нее дрожат руки.

— Пожалуйста, Фаллон...

— Ты боишься меня?

— Нет.

— Ты любила Визгуна?

— Немного. Он был единственным парнем, который хотел на мне жениться.

— Ты знаешь, почему его убили?

— Да.

У меня забегали мурашки по спине.

— Почему же?

— Он мне толком ничего не рассказал. Просто он что-то знал, вот и все. Он говорил, что-то может доказать и мы получим тогда хороший кусок и уедем отсюда к чертовой матери. У него была какая-то кассета с записью или что-то вроде этого.

— Да?

Она испуганно дернулась, вытаращив глаза, которые стали большими, как плошки.

— Но у меня ничего нету! Как раз перед тем, как пойти повидаться с судьей, который посадил его, он кому-то послал кассету и велел мне побыстрее убираться... и вот он мертв...

— Так почему ты не унесла ноги?

— Ты что, смеешься? — Она закрыла лицо руками, и на этот раз слезы у нее были самыми настоящими. — Почему, по-твоему, так пусто на улице? Да они поджидают меня, вот почему. Дерьмо! Меня тоже пришьют. Прикончат, как Визгуна, и я даже не знаю из-за чего.

— Пока тебя еще не прикончили, Марлен.

— Выгляни в окно. По обеим сторонам улицы стоит по машине. Нет, ты никого не заметишь. Они сидят внутри и ждут подходящего времени, а когда никого из вас не останется рядом, я превращусь в дохлую шлюху, которая попробовала обмануть своего сутенера, за что ей и перерезали горло.

— Значит, я остаюсь, — отвел я ее руки, которыми она закрывала лицо. — Визгун вообще что-нибудь рассказывал? Ну давай же, вспомни!

Марлен замотала головой и отпрянула:

— Оставь меня в покое!

— Это не ответ на мой вопрос.

— Какая разница?

— Нет смысла умирать впустую, не так ли?

Тон моего голоса пронял ее, и она повернулась:

— С копами я вообще не разговариваю.

— Я бывший преступник, — напомнил я ей. — Старый сокамерник Визгуна. Ты забыла?

— Он хотел жениться на мне. В самом деле хотел.

— Знаю.

— И я этого хотела. Он ничего из себя не представлял, но никто другой не предлагал мне руку и сердце.

— Кто-нибудь да предложит. Так что он тебе рассказывал?

— Толком ничего. Только говорил, что выяснил имя той крысы и на этот раз затравит ее. — Она испуганно взмахнула руками, и глаза ее снова увлажнились. — Как мне отсюда выбраться?

— Я тебя выведу.

Мы вышли на лестничную площадку и спустились по ступенькам в подвальное помещение, откуда, минуя груды мусорных ящиков и старых детских колясок, выбрались на задний двор, погруженный в ночную темноту. Постояв там и прислушавшись, мы снова двинулись в путь и добрались до шаткой изгороди, которая отделяла ее дом от соседнего. Нам приходилось подныривать под развешанное на просушку белье и не раз споткнуться о раздавленные картонные коробки, которые вывалились из переполненных мусорных контейнеров.

Но они давно поджидали нас, успев привыкнуть к темноте, так что, когда сдавленно кашлянул выстрел, я увидел лишь вспышку и почувствовал колыхание воздуха от миновавшей меня пули. Отшвырнув девушку в сторону, я выхватил из-за пояса револьвер. Снова по глазам резанула вспышка, потом еще одна, но на этот раз я уже видел перед собой длинное дуло кольта. Ночь раскололась грохотом выстрела, на который эхом ответил чей-то клокочущий хрип, после чего я услышал слева от себя чей-то плач и звук убегающих шагов перед собой.

— Марлен?.. — позвал я.

Ответом мне были тихие всхлипывания.

— Он хотел жениться на мне. Ты же это знаешь, правда?

Чиркнув спичкой, я увидел перед собой мутные безжизненные глаза.

— Знаю, детка, — сказал я.

Со стуком стали распахиваться оконные рамы. Где-то завизжала женщина. Выругался какой-то тип, а другой идиот стал бестолково шарить лучом фонарика в ночи, не соображая, куда его направить. Двинувшись в сторону изгороди, я наткнулся на тело и зажег еще одну спичку.

Может, меня снова ждут спазмы в желудке и зябкая дрожь между лопатками? Через час Чарли Уоттс поднимет по тревоге все полицейские посты, бросив их в погоню за мной, а спустя два часа все газеты вытащат на первые полосы ту давнюю историю, украсив ее моим поясным портретом, — и не будет мне места для спасения на земле...

Однако в первый раз за долгое время я чувствовал себя легко и свободно.

Мне даже захотелось увидеться с Черилл.

Фаллон, ты сущий подонок, подумал я. Ведь тебе нравится убивать...

А кто-то другой в этот миг тоже мечтает... убить меня, потому что у них — труп, и они понимают, что бывший зек будет мстить за своего сокамерника. И кто бы он ни был, Старику не будет покоя, ибо этот убийца знает о золоте, и нужен только подходящий момент, чтобы отправить его на европейские рынки.

Мамаша Кристи была одной из тех старых нью-йоркских профессионалок, которая умела ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не помнить. Она содержала дешевую гостиницу рядом с доками, где разгружались суда пароходной линии «Кюнард-лайн». Увидев меня, она лишь ткнула большим пальцем в нужную сторону.

— Твоя девка во втором номере, Фаллон.

Поблагодарив ее, я поднялся к Черилл, которая сидела в грязноватой комнатушке, с гамбургером в одной руке и с «Ньюс» в другой. Я сразу заметил, что, по крайней мере, на сей раз мне отвели место на внутренней полосе. Взглянув на меня поверх газеты, она сказала:

— А ведь ты это сделал, босс.

— Одерни юбку. Мамаша думает, что я снял номер для свидания с тобой.

— Она слишком короткая. А твое «свидание» звучит пошловато.

— Другого не подобрать.

— Жаль, — вздохнула она.

Я закрыл и запер дверь на ключ. Подойдя к окну, опустил жалюзи. Она по-прежнему не отрывала глаз от газеты.

— Что ты там вычитала?

— Ты объявлен в розыск, — сообщила мне Черилл. — За убийство.

— Потрясающе! — сказал я.

— Его звали Артер Литлуорт, он же Шим Малыш, он же Малыш Шим, он же Малыш Сохо, он же...

— Знаю.

— Наемный убийца из Де-Мойна, штат Айова. «Магнум-357». Он таскал его с собой, засветился в двух других делах, одно в Лос-Анджелесе, другое в Нью-Йорке.

— Почему он очутился тут в городе?

— Из-за твоего приятеля. Визгуна.

— У них был зуб на него, не так ли?

— Конечно. Он сидел в камере с Визгуном до тебя. Они были врагами.

— Что-то я его не помню.

— Он вышел до твоего появления. Я проверила. Так что твои действия могут считаться только местью и ничем иным. — Она отложила газету и уставилась на меня своими большими круглыми глазами. — Теперь все будут охотиться за тобой, чтобы прикончить.

— А ты как думаешь? — спросил я.

— Стоит ли тебе интересоваться этим сейчас?

— Да пошло оно... Что тебя волнует?

— Похоже, ты совсем не разбираешься в женщинах, а?

— Детка, да я их знаю вдоль и поперек.

— Ну, и что-нибудь усвоил?

— Достаточно, чтобы держаться от тебя подальше... как от объекта секса.

— Хватит одного телефонного звонка — и ты про все забудешь.

— Как и ты, куколка.

— Я — не девственница.

— Есть и другие способы убедиться.

— Звучит заманчиво.

— Попробуй со мной.

— Может, попозже.

— Слава Богу. А то меня достала одна машинисточка, из которой секс так и прет.

Она глуповато улыбнулась мне.

— Ах ты, подлец! — воскликнула она. — Какого черта я должна разрываться между долгом и влюбленностью, как юная школьница!

— Интересно, каким ты меня видишь?

— Толстым, безобразным бездельником с уголовным прошлым. Ты даже одеваться толком не умеешь. Бывший коп, бывший зек, начинающий репортер, а в настоящее время — преступник в бегах.

— Благодарю, — сказал я. — И все — за пару дней.

— Могу ли я помочь тебе смыться?

— Никак хочешь попасть в соучастницы?

Она глянула на полурасстеленную постель и усмехнулась.

— Порой я удивляюсь самой себе.

— Мм-мм...

— Я куда лучше соображаю, когда занимаюсь любовью, — сказала она.

Потом, когда мы уже лежали рядом, продолжила:

— У тебя же нет ни одного шанса. И ты это знаешь.

— Кто так решил?

— Все решено и расписано давным-давно.

— Только не пори чушь о кисмете и о судьбе, девочка.

— Посмотри правде в глаза. Твое будущее запрограммировано, и тебе никуда не деться.

— Помолчала бы ты, специалист по условно-досрочному.

— Вполне рассчитанный риск. — Черилл лежала, глядя в потолок, и лицо ее было предельно серьезно. — Они решили, что игра стоит свеч.

— Они забыли о факторе случайности, — возразил я.

— Он был всего лишь сокамерником.

— Ты не знаешь, что такое жить в тюрьме. С соседом на верхней койке.

— И стоит умирать из-за этого?

— Разве смерть не ждет нас всех?

— И что же?

— А то. Я просто трахаю тебя... и даже не говорю «Я люблю тебя, милая».

— Специалиста по условно-досрочному устраивает и трахание, — спокойно ответила она.

— Но не машинистку, — уточнил я. — Так расскажи, что ты выяснила?

— Чарли считает, что лучше бы тебя прикончили.

— Прелестно!

— И не только он. Тебе заказали киллера.

— Как я и предполагал, — сказал я. Повернувшись на бок, я обнял ее нежное милое тело и тут же уснул. Меня не покидало ощущение уюта и покоя. Погружаясь в сон, я успел лишь подумать, как далеко эта куколка может зайти ради мужика.

* * *

Такую штуку, которая называется «золотая лихорадка», скрыть невозможно. Допустим, вы наградили триппером свою жену и соседку. Допустим, ваша жена не будет выступать, но вот сосед, переспав со своей женой, начнет орать не своим голосом, когда у него закапает с кончика, он будет бегать по потолку, готовый разорвать всех и каждого.

Что уж тут говорить о золоте — та еще зараза.

Локо Бене так перепугался, когда я, то есть знаменитый убийца, возник у его изголовья, что чуть не вырубился при виде мрачной дырки на конце ствола моего 45-го калибра и заныл:

— Ради Бога, Фаллон, я ничего не слышал, только разговоры на улицах...

— Бене... ты обретался вместе с Шимом Малышом, — припомнил я информацию Черилл.

— Ну да, ну да! Я не забыл. Но мы не были приятелями. У него имелись кое-какие связи с гангстерами, и поэтому мы делали с ним кое-какие денежки.

— О'кей, Локо. Вы на пару участвовали в доставке наркотиков. Какие новые дорожки вы протоптали?

— Да ты что? Ты меня в угол загоняешь. Если что-то станет известно, думаешь, они не догадаются, кто проболтался? Я знаю только, как их доставляют. И понятия не имею, как вывозят.

— Локо, сведения уже просочились. Собираются вывозить золото, а ты по этой части — мастак. Только не говори мне, что ты ничего не слышал.

— Фаллон...

Я взвел курок, и его металлический щелчок прозвучал как удар грома.

Он сглотнул и растерянно пожал плечами:

— Конечно, я кое-что слышал. Вроде кто-то ищет Гиббонса, но не знают, что он мотает срок в мексиканской тюрьме.

— Адриан Гиббоне?

— Ясно, он. Он имел дело с большими грузами, и перво-наперво с запчастями. В своем деле он — чистый артист. Провозил наркоту, как сущую рухлядь, и пудрил мозги таможенникам. У него никогда не было никаких неприятностей, пока он не трахнул ту мексиканскую дешевку.

— Но золото таким манером не переправить, — заметил я. — Кого еще они могут найти?

— Мне никто не говорил... а, черт! Китаец. Отказался от предложения, потому что он спекся на сделке с картинами из музея. Да и в любом случае, он пользовался только законными путями. А вот золото...

— Кто такой Механик, Локо?

— А?

— Ты меня слышал.

— По машинам, что ли... или шулер?

— Кого Шим Малыш называл Механиком?

Он сцепил пальцы и нервно облизал пересохшие губы.

— Был вроде с ним в тюрьме парень, которого звали Механиком. Только он делал тайники в автомобилях, в которых через границу перевозили гашиш и травку.

— Помнишь, как его зовут?

— Не-а, но номер его машины кончается на двойную восьмерку. Он освободился передо мной. Фаллон, как насчет того, чтобы оставить меня в покое? Я тебе выложил...

Я поставил револьвер на предохранитель и сунул его за пояс.

— Может, я еще навещу тебя, Локо, — сказал я. — Так что держи ушки на макушке.

* * *

Судя по теленовостям и сообщениям в газетах, которыми я успел обзавестись, чертова перестрелка на заднем дворе превратила меня в кошмарного ночного убийцу. Теперь каждый коп на участке был настороже, да и любой прохожий не упустил бы шанса капнуть, что видел меня. Не то что они хотели заслужить благоволение полиции, наводя ее на мой след. Но кое-кто находился не в лучшем, чем у меня, положении, и выжить они могли лишь будучи законопослушными.

Хорошо, что Черилл снабдила меня точной информацией. На меня в самом деле был заключен недешевый контракт с киллером, и в тех местах, которые я обычно посещал, стали мелькать новые физиономии, репутация которых не была ни для кого тайной. О'Мейли, швейцар в моем доме, был настоящим другом. Он искренне обрадовался, услышав меня, и сказал, что чертовски уверен — кто-то уже обыскивал мою квартиру. Он приготовил мне смену одежды и спрятал ее в своем шкафчике в подвале, куда можно было попасть через черный ход — ключ он положил на притолоку. Я сразу же понял, что на служебный телефон поставят «подслушку», и заблаговременно позаботился о системе связи с Черилл. Она подтвердила уже имеющуюся у меня информацию, предварительно пообщавшись с полицией, с репортерами и двумя сотрудниками окружной прокуратуры.

— Черт возьми, ты влипнешь, Фаллон! — раздраженно сказала она.

— Теперь слишком поздно выходить из игры.

— Тебе лучше знать, — буркнула она.

— Конечно, — заверил я ее. — Я могу доказать, что стрелял в целях самообороны, тем более что из этого же оружия убили Визгуна. Но кто аннулирует контракт с киллером на мое убийство?

— Вот это самое странное, не так ли?

— Чертовски странное. Слишком высокая цена за бывшего зека, который пристрелил какого-то подонка с оружием... но когда речь идет о спасении некоей личности, которая сидит на груде золота, то считай, всего лишь выплачиваешь налог.

— Ладно, не читай мне лекции. Лучше скажи, что делать.

Мне нужно, втолковал я ей, найти парня, которого называют Механиком... Я сообщил ей предполагаемые даты, когда он сидел за решеткой, и две последние цифры номера его машины. Пусть она возьмет кассету и японский мини-диктофон из ящика моего письменного стола и встречает меня у Мамаши Кристи к двум часам ночи. На все про все у нее четыре часа.

Я снова ушел в ночь. Кто-то же должен знать Механика. И если Старик решил пристрелить и его, то вытащить парня из этого дерьма можно только одним способом — распространить слухи, что его ждет. Чем бы Механик сейчас ни занимался, он тут же бросит все свои дела, если узнает, что расплатятся с ним пулей в затылок. Вся эта партия золота была слишком тяжела и нетранспортабельна. Справиться с ней мог только человек с толковой головой и ловкими руками, который был бы в состоянии придумать какой-то особый способ транспортировки. Пересылать золото мелкими партиями — значит слишком много операций и слишком много людей, с каждым из которых будет возрастать уровень риска, так что я не сомневался, что его постараются выбросить на рынок единой партией. Мне осталось только выяснить, когда все произойдет, каким образом и кто этим занимается. Наконец, что мне делать, если все это удастся выяснить.

Конечно, я мог выложить всю эту историю Чарли Уоттсу, и служака-капитан начал бы исправно раскручивать ее, но, если готовится операция против банды, всегда надо учитывать возможность протечки какой-нибудь из труб запутанной чиновничьей системы, после чего желтый металл вернется в свой тайник до наступления лучших времен.

Нет, мне оставалось одно — самому разбираться в этой истории.

К полуночи я уже побывал в трех разных местах, но многого узнать о Шиме Малыше так и не удалось. Он был типичным одиночкой, который мотался из одного дешевого мотеля в другой, никогда не имел постоянного адреса; в карманах у него всегда водилось достаточно денег, но никто не мог припомнить, чтобы у него был какой-то постоянный приятель. Несколько раз его видели с каким-то парнем, совершенно невыразительной личностью, но Пэдди Эйбл, ночной бармен в «Далеком Грилле», сказал, что, насколько ему известно, тот парень всегда таскал при себе пушку, и пару раз он заметил у него в руках газету из другого штата. Название ее он не помнит, там было изображение большого орла. Пэдди заметно нервничал, разговаривая со мной, так что я поблагодарил его и ушел.

С реки поднимался густой туман, в воздухе ощущалось предвестие надвигающегося дождя.

Я двинулся по Седьмой авеню и дошел до перекрестка, где было строение, предназначенное под снос. Вдохнул едкий запах всех испарений города, которые въелись в кирпичную кладку, словно перегорелый жир в старую сковородку, и повернул на запад в поисках последнего адреса, по которому жил Шим Малыш. Это оказалась ветхая гостиница с дешевыми номерами, которые можно было снять на день или неделю, но чаще всего их использовали на часок или даже на несколько минут недорогие шлюхи, торговавшие собой в районе Бродвея, или идиоты туристы, считавшие, что, трахнув кого-то в Нью-Йорке, дома они будут за закрытыми дверями рассказывать эту потрясающую историю своим приятелям.

Парнишка с грязными ногтями, сидевший за конторкой, пододвинул мне регистрационную книгу, даже не взглянув на меня. Его вполне устроил беглый взгляд на мою репортерскую карточку и пять долларов, после чего он поведал мне, что копы уже обшарили комнату Шима Малыша, но ровно ничего не обнаружили, кроме чемодана с личными вещами и портативного радиоприемника. Насколько ему известно, к Малышу никогда не ходили гости, да и вообще он о нем ничего не может рассказать.

— Как насчет дам? — спросил я.

Он обалдело уставился на меня и сказал не без юмора:

— Вы шутите? Вы что, не видите, куда попали?

— То есть он никого не приводил?

— Да ему надо было всего лишь постучать в любую дверь. Здесь штаб-квартира десятидолларовых шлюх, которых можно драть во все дырки. Если мужик с извращениями, он может найти классом и повыше.

Я продемонстрировал ему очередную пятерку, которая мгновенно исчезла у меня из пальцев.

— А кого он предпочитал?

Он ткнул большим пальцем в сторону узенького холла. В дверях появилась коренастая девица в коротком обтягивающем платье, с мрачным усталым лицом.

— Поговори с Софи. Она знала этого парня. — Он кивнул ей, и, когда девица заметила меня, мрачное выражение тут же исчезло с ее лица, словно кто-то щелкнул выключателем, и на физиономии засияла профессионально приветливая улыбка. Она даже не стала терять время на знакомство. Просто подцепив под руку, она протащила меня по двум лестничным маршам к своему номеру, открыла дверь и через полминуты осталась в чем мама родила. Повернувшись, она распростерла руки и сказала:

— Десять долларов — и вынимай свое хозяйство.

Я вручил ей двадцать и велел одеться. Шрам от аппендицита, еще один после кесарева сечения, испещренная складками задница и бритый лобок в розовых царапинах от тупой бритвы — она не вызывала у меня никаких сексуальных позывов.

Но, получив двадцатку, она сделала то, что от нее требовалось.

— Ты любитель извращений? — с интересом спросила она. — Можешь поиметь меня и одетой, если тебе так нравится.

— Я любитель поговорить, — объяснил я ей.

На этот раз ее искренняя улыбка была полна усталости.

— Как хорошо, мистер. — Она хлопнулась в кресло и стянула черный парик. На голове у нее была спутанная копна кудряшек. — Сегодня вечером я буду только рада пообщаться. Мне здорово досталось. Ну, вы хотите вести грязные разговоры, услышать историю моей сексуальной жизни или же...

— Я хочу информацию.

Она слегка прищурилась:

— Вы вроде не коп. Ведете себя не как они.

— Я репортер, Софи.

— Черт возьми, что мне рассказывать? Вы делаете материал о шлюхах? Да кому это надо? Вам стоит только...

— Шим Малыш.

— Он мертв. — По выражению ее лица я понял, что больше она ничего сказать не может.

— Знаю. Это я убил его.

И тут она меня узнала. Она вспомнила фотографии в газетах, все сопоставила, и воображение нарисовало ей жуткое зрелище.

— Мистер... — хриплым испуганным голосом проговорила она. — Я давала ему только пару раз. Чисто для заработка. Он был... ну, с ним все было о'кей...

— Он жил тут две недели, девочка. И только не рассказывай мне, что ты понятия не имеешь о своих соседях.

— В общем, мы немного разговаривали. Болтуном его не назовешь. В моем деле, если хочешь заработать, отвлекаться некогда.

— Сколько он тебе платил?

— Пятьдесят... оба раза. Не скупился. Такие не часто встречаются.

— Чувствую, ты охотно проводила с ним время.

— Почему бы и нет?

Я улыбнулся ей, и она снова перепугалась.

— На чем он зарабатывал?

— Честное слово, мистер... вот черт, да мы только...

Я, улыбаясь, продолжал смотреть на нее, и она вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Он был... ну, одним из тех парней. Ну, не очень важных. Он хотел, чтобы я считала его именно таким, но я-то все видела. Он говорил, что у него отличная надежная работа, и все время смеялся при этих словах. Прямо помирал со смеху, но я не задавала ему никаких глупых вопросов. Он был из тех, кто сразу же начинают злиться, и все время таскал с собой жуткую пушку. Даже когда мы трахались, засовывал ее под подушку.

— Называл какие-нибудь имена?

— Просто говорил, что сейчас у него — самая классная работа. И смеялся.

— Кто у него был в друзьях?

— Никого не видала. Как-то раз встретила его на Восьмой авеню. С каким-то парнем, вот и все.

Я встал, и она испуганно вжалась в спинку кресла.

— Наверное, я не должен напоминать тебе, чтобы ты не вздумала звонить кому-то? Ясно?

— Мистер, — начала она, — я заработала себе на кусок хлеба, вы поговорили, и теперь давайте все забудем.

— Хорошо сказано. — Я посмотрел на часы. На них было четверть второго.

* * *

Чёрилл явилась к Мамаше Кристи за пять минут до меня и притащила с собой пакет гамбургеров и термос с горячим кофе специально для меня. Она оделась нарочито небрежно и неряшливо, не наложила косметики и соорудила на голове омерзительное воронье гнездо, но при всем старании ей не удалось скрыть свои женские прелести, если, конечно, присмотреться.

— Привет, красавица! — сказал я.

— У моей квартиры дежурят два детектива. Ждут появления прелестной особы.

— Проскочила?

— Да. Но они все еще торчат на месте. Ждут Мисс Очарование. На всякий случай я проскользнула задворками.

— Принесла?

— Да, но сначала поешь.

Я как-то забыл, что голоден, и теперь жадно впился зубами в гамбургеры. Покончив с едой, я вытащил из конверта, что она принесла, бумаги и разложил их на постели. Теперь все связи и контакты, выявленные Чёрилл, были у меня перед глазами.

Механиком звали некоего Генри Бордена, пятидесяти девяти лет; его арестовывали за хранение и продажу наркотиков; подозревали, что он устраивал в кузовах грузовиков тайники для переправки нелегальных товаров. По профессии — инструментальщик и жестянщик; в последнее время работал на алюминиевом заводе в Бруклине. Жил где-то в Виллидже.

Кое-что стало проясняться. Связующим звеном был металл.

Сложив бумаги в пачку, я аккуратно, не потревожив слой пыли, заснул их под шаткий комод и сказал:

— Двинулись.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — повторил я.

— Похоже, тебе стоит немного отдохнуть, — решительно возразила она.

— Нет. Пока есть силы, надо действовать.

На углу мы остановили такси, вылезли за два квартала до дома Бордена и остаток пути прошли пешком. Начало моросить, и улицы были пустынны. Мы нашли номер дома, в подвальном помещении которого обитал Борден, и без труда проникли внутрь, потому что тот, кто был тут до нас, не потрудился закрыть двери.

Он же и оставил Механика лежащим на полу с перерезанным от уха до уха горлом в огромной луже крови, которая растеклась по дощатому полу. Помещение было столь невелико, что обыскать его можно было в два счета, но незваный гость явно не пожалел трудов. Все было вывалено и вывернуто, включая и карманы одежды, а на полу на видном месте — как ложная улика ограбления — валялся пустой бумажник. Была оторвана даже подкладка рабочей куртки Бордена и расстегнуты все карманы на «молниях», а в нагрудном кармане так и остались торчать две авторучки и ручка маленькой отвертки. Ее я положил на стул, а ручки забрал себе. Бордену они больше не понадобятся.

За спиной у меня Черилл стала давиться рвотными спазмами. Я вывел ее наружу, и мы прошлись, пока она не начала чувствовать себя лучше, после чего, поймав такси, я отвез ее домой. Она прошла к себе через подъезд соседнего дома, а я вернулся к Мамаше Кристи. За мной никто не следил.

И теперь я сидел на краю кровати и раз за разом внимательно прокручивал запись. Голоса вели речь о необходимости избавиться от Механика — тот сделал свое дело, груз готов к транспортировке. Ясно было, что у них уже все было на мази. Вытащив ручку, я сделал несколько пометок, готовясь к завтрашнему дню. Исписав один листик, я взялся за другой. И лишь закончив с пометками, я увидел маркировку на корпусе ручки: «Ассоциация Ридинга, редкие книги, первоиздания». Судя по адресу, ассоциация располагалась на Мэдисон-авеню, в районе пятидесятых улиц. Я взглянул на другую ручку. Такое же дешевое изделие с рекламой «Макинтош и Стилс. Алюминиевые отливки». Пожав плечами, я опустился на постель и через минуту уже спал.

* * *

Если навыки старого копа позволили просчитать все варианты развития событий, то инстинкт зека тоже дал о себе знать, и я тщательно все обмозговал, со всех точек зрения, догадываясь, сколько глаз ищут меня и чем все кончится, если я не буду осмотрителен.

Я пролистал все газеты, но в утренних не было ни слова о трупе, обнаруженном в Виллидже, и, если кто-то не зайдет к Генри Бордену, лежать ему там незамеченным, пока трупный запах не начнет беспокоить соседей.

К половине одиннадцатого я поднялся в лифте на четвертый этаж здания, где располагалась «Ассоциация Ридинга». Там работало не менее дюжины сотрудников — с благообразным обликом пожилых ученых; несколько почтенных особ академического вида бродило между стендов, изучая рукописи, разложенные в застекленных витринах.

Я не очень разбирался в старых книгах, но библиофилы — люди особой породы; предполагалось, что каждый, кто сюда заходит, должен быть любителем раритетов и первоизданий. Какой-то худенький старичок дружелюбно кивнул мне и немедленно осведомился, что я могу продемонстрировать. Я увильнул от ответа, позволив ему пуститься в рассуждения о книжных выставках. Он только что посетил одну из них в Лос-Анджелесе, а на следующей неделе — он уже это предвкушает — его ждет другая, в Нью-Йорке, но, к глубочайшему сожалению, придется пропустить лондонскую, в конце месяца; разумеется, главным событием года будет большая чикагская выставка, и есть надежда, что там будут экспонированы новые фонды.

Я даже обменялся рукопожатием лично с мистером Ридингом, пучеглазым мужчиной лет за тридцать, в очках с толстыми стеклами, с сияющей улыбкой на лице, который одновременно разговаривал с тремя собеседниками. Насколько я понял, основной темой его разглагольствований был сюрприз, который он готовит к чикагской книжной выставке.

Расставшись с ним, я побродил по офису, успев заглянуть за каждую дверь, но повсюду меня встречал лишь шорох бумаг. Через широко распахнутую дверь в кабинет Ридинга я увидел стены, сплошь заставленные полками с книгами, древний письменный стол, заваленный бумагами, и архаичный сейф, за приоткрытой дверцей которого виднелись груды папок.

Я уже собрался уходить, когда вдруг в офисе появились двое фотографов из журналов, с которыми я был знаком, и мне пришлось поспешно нырнуть за полки, где я наткнулся на девушку в комбинезончике, с измазанной физиономией. Удивленно охнув, она выронила из рук корзинку с бумагами.

— Прошу прощения, мисс! — извинился я и нагнулся, чтобы собрать бумажный мусор.

Засмеявшись, она откинула свисавшую на глаза челку.

— Эй, дайте-ка мне. Не то вы испачкаете руки, а вы же знаете, как к этому относится мистер Ридинг. — Она собрала использованные копирки, исчерканные черновики, завернула в бумагу два аэрозольных баллончика, положила сверху две пустые бутылки из-под пива и протиснулась мимо меня.

Фотографы топтались рядом с Ридингом, рассматривали что-то на полках, и, улучив момент, я выскользнул в коридор и нажал кнопку лифта.

Тут я ничего не выяснил. Полный облом.

Когда я вышел на улицу, снова начался дождь, который дал мне отличный повод пониже надвинуть шляпу на лоб. Через весь город я поехал к газетному киску, где продавались местные издания. Внимательно просмотрев все газеты на стендах, я так и не нашел ни одной, в шапке которой был бы знак большого орла. Я еще раз пробежался по ним взглядом, но — с тем же результатом. В дневных местных газетах по-прежнему не было ни слова о смерти Генри Бордена.

В таких случаях время, как правило, играет на руку убийце. И если ты уж напал на след, его нельзя терять, каких бы это тебе ни стоило усилий. В табачной лавочке на Таймс-сквер я обнаружил пустую телефонную кабину, отыскал номер телефона в Бруклине компании «Макинтош и Стилс», позвонил туда и услышал на другом конце линии раздраженный голос управляющего:

— Этот сукин сын сегодня так и не появился, а нам заказ надо сдавать...

— Может, с ним что-то случилось? — предположил я.

— Неужели? Мы позволили ему взять с собой инструменты, на время конечно, а он, видно, забыл, кому они принадлежат. Он единственный, кто может справиться с этим проклятым заказом, но, если он не приволочет свою задницу, мы, черт побери, обойдемся и без него.

— Я заеду и посмотрю, что с ним.

— Хоть кто-то вызвался, — сказал он и повесил трубку.

Я набрал 911 — номер экстренной полицейской помощи, сказал им, где они могут найти изуродованный труп, но не стал обременять их своим именем. Очередной звонок я сделал к Ал Гроссино и договорился о встрече в девять часов. Оставалось еще много времени, а я не хотел болтаться днем по городу; на выручку мне пришел маленький грязноватый бар на Восьмой авеню, который обходился без неоновой вывески и где никого не волновало, сколько ты тянешь свое пиво, если время от времени делаешь заказы.

К шести часам, нахлебавшись пива, я уже начал чувствовать себя как утопленник, но тут пошли телевизионные новости, которые вывалили все подробности ужасающего убийства на Манхэттене. Мне пришлось заказать очередную порцию пойла. Подана история была с размахом. Труп они все же не решились продемонстрировать, но ведущий, стоя на улице, красочно расписывал, что увидела полиция, прибывшая по анонимному звонку. Половина обитателей соседних домов или толпились вокруг камеры, или показывали на тело в резиновом мешке, которое клали в фургон из морга. Но на этот раз я уже ничего не слышал. Мой взгляд был прикован к заднему плану, где какой-то тип, привставая на цыпочки, тянулся на что-то посмотреть поверх голов зевак, и из кармана у него торчала сложенная газета с большим щетинистым орлом. Когда камера отъехала и он исчез из поля зрения, я кинулся к телефону у задней стенки бара, и на этот раз мне даже не надо было называться, потому что Чарли Уоттс узнал мой голос сразу, едва только я с ним поздоровался.

— Ты таки объявился, Фаллон?

— Хочешь получить еще одну благодарность в приказе, Чарли?

— За таких, как ты, медалей не дают.

— А как насчет трупа с перерезанным горлом?

Чарли мужественно перенес удар под дых:

— Я слушаю.

— Сегодня вечером тот парень, который замешан, попал на экран телевизора, сам того не подозревая. В лучшем виде, анфас и в профиль.

В шестичасовом выпуске новостей, с газетой в кармане... и орлом на первой полосе.

— Откуда ты знаешь?

— Выясни, кто он, приятель! Как-нибудь раздобудьте его изображение. Если эта газета издается у него дома, сможете добраться до него через местную полицию. У меня создалось впечатление, что он ведет себя как любитель. Никто из профессионалов не стал бы возвращаться, чтобы взглянуть на хладный труп.

— Тебе лучше знать.

— Бери ноги в руки, Чарли, и можешь не благодарить. — Я повесил трубку прежде, чем он успел проследить, откуда я звоню, кинул на стойку доллар для бармена и, выйдя, нырнул в толпу прохожих, спешащих по домам. Я давно не переодевался и чувствовал себя потным и грязным и явно ощущал, какие от меня исходят миазмы, и, поскольку не испытывал желания, чтобы меня загребли, как бродягу, пересек авеню и, прижимаясь к стенам зданий, которые хоть частично укрывали меня от дождя, добрался до той улицы, что тянулась с тыльной стороны моего дома.

Через полчаса я был на месте, и никто не заметил, какими путями я пробирался к себе. Я пересек двор, отодвинул штакетину в заборе, протиснулся в щель и через черный ход попал в раздевалку для служебного персонала.

В своем шкафчике О'Мейли оставил все, о чем я его просил, включая бритвенный прибор и полотенце. Приняв душ и побрившись, я переоделся, оставил старую грязную одежду в шкафчике и засунул 45-й калибр за пояс.

Снаружи грохотали раскаты грома, и я поднял воротник дождевика. Какое-то странное ощущение не давало мне покоя, но я не мог толком разобраться в нем. Визгун преподнес мне все на блюдечке, но убийство шпаненка все поставило с ног на голову. Посидеть бы мне сейчас на допросе у копов, и все прояснилось бы. В результате рутинной полицейской работы выявились бы все детали мошеннической операции, но надо же было в нее влезть Визгуну. Черт побери, этот бедолага с детства был обречен проигрывать. Он затесался в чужую игру, перепугался до смерти, но, видно, пути назад уже не было. Ему даже не хватило сообразительности попросить кого-нибудь позвонить Малышу Шиму, а ведь отличить его голос было не труднее, чем охапку снега от кучи угля.

А теперь операция набрала темп, и я был единственным, кто еще мог остановить бег стрелок. Но действовать открыто было опасно для меня, и они отлично понимали это, поэтому преимущество было на их стороне.

Блоха беспокойства продолжала зудеть во мне, и я въявь увидел блошиную улыбку, будто моя блоха знала ответы на все вопросы, а я только догадывался, но в отличие от нее не мог свести все воедино.

Наконец сгустились сумерки, и я с облегчением перевел дух. Миновав ряд пластиковых мусорных контейнеров, я направился к забору и нащупал штакетину, висящую на одном гвозде. И лишь втиснувшись в проем, я понял, какую сотворил глупость, ибо забыл, что и кто-то другой мог предугадать мои действия.

Но, оказавшись жертвой собственного идиотизма, я уже не мог повернуть события вспять. У меня остались лишь какие-то секунды, чтобы поднырнуть под сверкнувшее лезвие ножа, который, просвистев над моей головой, отколол здоровенную щепку от столбика, а я, кувыркнувшись, понял, что ни за какие блага мира не успею выхватить свой револьвер, погребенный под одеждой.

Второго шанса пустить нож в ход я ему не предоставил, ибо был далеко не новичком в рукопашном бою. Я впилил ему ногой по локтю, и нож звякнул об асфальт. Схватив нападавшего за волосы, я ткнул его мордой в грязь и так врезал по ребрам, что он издал сдавленный вопль.

Еще секунд десять он сопротивлялся, как тигр, но наконец я оседлал его, уперся коленом в спину и, зажав сгибом локтя шею, резко дернул на себя. Он выгнулся, как лук. Раздался резкий хруст, и он обмяк у меня на руках.

Ему стоило бы пустить в ход пистолет, который так и остался в наплечной кобуре, но, скорее всего, ему просто нравилось холодное оружие. Или он никогда раньше не сталкивался с профессионалами большого города. При нем не было ни бумажника с документами, ни ключей, но опознать его было нетрудно. В кармане у него торчала все та же газета, еженедельник, который три дня назад вышел в свет в одном из городков Флориды.

Самая интересная находка оказалась у него в боковом кармане. Шестьдесят баксов в десятках и пятерках и десять сотенных купюр. Сотенные были разорваны напополам, и вторые половинки явно обретались где-то в другом месте. Я невольно усмехнулся, столкнувшись с этой старой уловкой. Надежная страховка: кто-то, прежде чем получить свою долю, должен доказать, что работа сделана. Я взял шестьдесят баксов, две оторванные половинки и положил их в свой бумажник.

Я чуть было не забыл кое-что еще, но когда меня осенило, блоха моего беспокойства улыбнулась до ушей.

* * *

Ал Гроссино сидел навалившись на рулевое колесо, и в салоне машины стоял гнусный запах сигарного дыма. Он протянул мне два листа бумаги, но я попросил:

— Просто расскажи. Ал.

— Эти компании действуют исходя из системы неизменности весовых параметров. Но, еще не поступив на плавку, золото теряет в весе. Команда в Неваде считает, что во всем разобралась. В дело пущены вакуумные устройства, которые зачищают помещение от золотой пыли.

— Следовало бы проконтролировать накопители.

— Они нашли обходной путь.

— Да?

— В прошлом месяце с работы уволились трое типов. Служба безопасности проверила их данные. Все фальшивые.

— Значит, у них все было продумано, — заключил я.

Ал выразительно пожал плечами.

— Скорее всего. Теперь это дело — в федеральной юрисдикции.

— Так сколько они всего поднабрали?

— Около тысячи фунтов.

— Чертова куча денег.

Он снова с силой затянулся сигарой и посмотрел на меня:

— Кому достанутся лавры, Фаллон?

— Хочешь стать героем?

— Почему бы и нет?

— Давай-ка в другой раз.

— На этот раз ты у меня в долгу, приятель.

— Верно. Тогда дам тебе возможность стать полугероем. — И я объяснил Алу, где найти труп и как ему себя вести, после чего вылез из машины и подождал, пока он не уехал.

Позвонив Черилл из телефонной кабины на углу, я сказал ей несколько кодовых слов, которые немедленно вызывали ее на встречу, и через двадцать минут я увидел ее. Пройдя мимо меня, Черилл скрылась в подъезде, а я проверил, нет ли за ней «хвоста», и присоединился к ней.

— Все в порядке?

— Машина торчала на месте.

— Люди Чарли?

— Отдел регистрации. Я проверила.

— Что в офисе?

— Туда тоже явились гости.

— Со стороны «Орли» есть претензии?

— Мне не хотелось бы огорчать тебя плохими новостями, — сказала она.

— Вот как?

— Мой друг, ты наделал слишком много шума. И тебя собираются выставить из редакции.

— Черт побери, достойное завершение карьеры, — ухмыльнулся я.

— Зато в любом случае можешь рассчитывать на меня. — Поцеловав кончики пальцев, она коснулась ими моих губ.

— Я бы предпочел другой ход событий. Может, со временем «Орли» поймет, что я делаю. — Я рассказал ей, что случилось, и даже при слабом свете, падающем с улицы, я увидел, как она побледнела.

Черилл грустно покачала головой.

— Пока они ничего не собираются понимать. Ты же знаешь, как быстро умеет действовать Чарли, когда ему это выгодно. Он сметет с дороги все препятствия, лишь чтобы накрыть тебя.

— Но я если я появлюсь с добычей, может, все и обойдется? — Я сжал руку Черилл. — Ты чему-нибудь научилась, работая с досрочниками?

— Встречаясь с новым человеком, носить юбку подлиннее и застегивать блузку до самого верха.

— А как насчет того, чтобы вламываться без приглашения?

— Что-то читала на эту тему.

— Давай попрактикуемся. — Я вытащил две половинки банкнотов, черкнул несколько слов на одной из них и объяснил ей, что надо делать. По моему настоянию, она повторила инструкцию слово в слово. Я видел, Черилл так волновалась, что ее губы не слушались, но она понимала, что поставлено на кон и какая у нас альтернатива, так что не задавала лишних вопросов. Теперь события могли развиваться двояко. Но когда в дело замешано самолюбие, или страх, или опасение наказания, тебе остается только рисковать и надеться, что Леди Удача сыграет тебе на руку. В крайнем случае, если глупость и идиотское совпадение случайностей сойдутся воедино. Леди нахмурится.

Я нажал кнопку ночного звонка. Сонный швейцар открыл дверь и буркнул:

— В чем дело? Все закрыто.

Я показал ему репортерскую карточку, но он покачал головой.

— Не имеет значения.

Однако те пятьдесят или шестьдесят баксов, которые я изъял у мертвеца, возымели-таки действие, и он согласился поболтать минут пять, пока у него не остыл кофе.

— Наверное, вечерами, да и по ночам тут ведутся кое-какие работы? — спросил я его.

— Естественно. Ремонт, подкраска... все время.

— И в «Ассоциации Ридинга»?

— Случается, по ночам к ним привозят грузы. Пару месяцев назад они делали ремонт, поставили другие полки.

— Я имел в виду ремонт в последнее время.

Подумав, он кивнул.

— Какой-то тип таскался к ним ставить новые стеклянные стенды, и мистер Ридинг почти все время не отходил от него.

— У того мастера было с собой много инструментов?

На этот раз швейцар, нахмурившись, уставился на меня.

— Да, вроде так. Здоровый ящик с инструментами и еще маленький сундучок. Деревянный, с металлическими обручами. Он сказал, что там у него, мол, все для сварочных работ. А чего ему там было варить? Закончили на другой же день. Опосля никого не было.

— Ты не против прибавить еще сотню к тем пятидесяти?

Похоже, он туго, но начал что-то соображать, и взгляд его затвердел.

— Черт побери, мистер! Как бы вам тут хвост не прищемили. Проваливайте отсюда, приятель.

Я снял шляпу и продемонстрировал ему свою самую ослепительную улыбку.

— Присмотрись-ка ко мне, старина, да получше. Наверняка ты не так давно видел мой портрет в газетах. — Я распахнул дождевик, и когда он увидел за поясом у меня револьвер, то тут же смекнул, что к чему, и на его лице появилось точно такое же выражение, как у Локо и Софи, когда и тот и другая с пересохшими от страха губами смотрели на меня.

Я взглянул на часы.

— Долго не задержусь. Свою сотню получишь, когда буду уходить. Но на твоем месте я бы не удалялся от дверей, чтобы мой приятель с той стороны улицы видел тебя. Ну а если кто-то зайдет сюда, ты всего лишь звякни разок мне наверх. Всего лишь один раз, понял?

Он был не в силах выдавить из себя ни слова. Во плоти увидев меня перед собой и вспомнив мою репутацию, которую так красочно расписали газеты, он потерял дар речи, и у него перехватило дыхание. Он только молча кивнул. Я вошел в кабину лифта, поднялся на нужный этаж и, выходя, отправил лифт вниз.

Попасть в офис не представляло труда. Пустив в ход отмычку, я через две минуты оказался внутри, в облаке запаха пыльных бумаг, а когда глаза привыкли к темноте, я направился в кабинет Ридинга и сел за его письменный стол. Если все рассчитано верно, в моем распоряжении минут двадцать.

Но для разнообразия малышка Леди Удача повернулась ко мне лицом, потому что уже через пару минут телефон звякнул и умолк. Я понял, что он поднимается. Я услышал, как поворачивается ключ в замке, как щелкнул выключатель, и различил его шаги. В руке он держал пистолет, но увидев ствол моего кольта, нацеленный ему прямо в переносицу, он дернулся и застыл на месте, потому что меньше всего ему была нужна перестрелка. Он собирался устроить засаду и накрыть меня как взломщика, но его замысел не сработал.

— Бросьте оружие, Ридинг! — приказал я.

Пистолет брякнулся на пол.

— Садитесь. Вот сюда.

— Послушайте, если вы пришли за деньгами, то я согласен и...

— Вам придется выложить гораздо больше, чем те шестьсот долларов, что вы посулили своему наемнику, если он уберет меня.

— О'кей, мы договоримся. Сколько?

— Все.

Сначала он просто не усек, что я имею в виду, но наконец до него дошло. Глаза его хитро блеснули, и я понял, что он обдумывает запасной страховочный вариант. К сожалению для него, он не подозревал, что у меня тоже есть свой.

— Вы не очень умны, Фаллон.

— Чтобы наложить руку на бандитские доходы, не нужно быть умным. А убить моего старого приятеля — тоже много ума не надо. Но я сильно сомневаюсь, что парочку дополнительных убийств, организованных по личной инициативе, без одобрения главной штаб-квартиры, посчитают неким озарением...

— Вы спятили.

— А ведь найдя у себя под дверью половинки разорванных банкнотов, ты вроде засуетился, приятель?

— Какие еще половинки банкнотов?

— Те, которые, как ты знаешь, должны поступить от некоего человека. Он мертв. Но прежде, чем отдать Богу душу, он пооткровенничал со мной и рассказал, от кого он их получил. Я догадываюсь, на что ты рассчитывал. Просто великолепно, что я сам забрел сюда, и теперь осталось меня только подставить — ситуация выглядела бы как нельзя лучше. Черт побери, да ты сегодня сразу же засек меня! И хладнокровно все прикинул, хотя понимал, что надо торопиться. Меня тут видела масса людей, и они могли бы свидетельствовать, что я рассматривал твои редкие книги, намереваясь спереть что-нибудь из ценных первоизданий. Осталось лишь подкинуть их мне, после чего я бы мигом оказался в уютной уединенной кутузке. Да, все так удачно складывалось! И тот уголовник, которого ты нанял, оказался чуть умнее, чем я предполагал. Он правильно рассчитал, что я попытаюсь как-то добраться домой, и ждал меня в укромном месте. Я, действительно вымотался, болтаясь по улицам, и двинул к дому.

— Фаллон...

— Твой человек не оправдал ожиданий, приятель. — Я припомнил, что Шим Малыш говорил шлюхе в дешевой гостинице. — Но самую большую ошибку допустил ты сам. У тебя повсюду валяются авторучки, и естественно, что человек может прихватить парочку.

— Эти авторучки рассылаются по всем книжным магазинам города.

— Но авторучка не должна бы оказаться в кармане человека, которого постигла столь печальная судьба.

С застывшей на губах улыбкой он обдумал, чем это может ему грозить, и прекрасно понял, что наличие авторучки у убитого ничего не доказывает. Он все еще предполагал, что ему удастся выкрутиться.

— Все — и не меньше, Ридинг! — повторил я. — Мне нужно все.

Мы оба услышали, как лязгнула отброшенная дверца лифта и послышался топот ног. Он позволил себе хихикнуть и сказал:

— Ты ничего не получишь, Фаллон. — После чего заорал: — Сюда!

Они ворвались в дверь, а я, кивнув Чарли Уоттсу и трем его спутникам, положил на стол свой кольт 45-го калибра.

— Долгонько вы добирались.

Я бросил взгляд на полицейские «38-е спешиал» и должен признаться, что зрелище было не из приятных.

— Наконец-то ты попался, Фаллон. Наконец-то ты получишь все, что тебе причитается.

Я улыбнулся Чарли, и ему это явно не понравилось. Уж слишком я был в себе уверен. И, повернувшись к Ридингу, он приказал тому заткнуться. Уоттс был копом до мозга костей и нутром чуял — тут что-то не то. Не та обстановка. Что-то явно было не так, и он был единственным, кто это учуял.

— Зачитай мне мои права. Расслабься минут на пятнадцать, а потом мы на пару отправимся в даунтаун, как в старые добрые времена. А потом вы с Ал Гроссино получите причитающиеся вам награды, и все будут счастливы.

Я мог лишь предполагать, что он скажет, когда послушает кассету, когда идентифицируют голос Шима Малыша, взяв протоколы допросов и запись его голоса и откровений его покойного приятеля, когда все будет привязано к убийству Механика и получено признание маленькой шлюшки Софи, когда все сойдется воедино — и мне останется сделать лишь последнюю подсечку добычи, которую я так долго водил.

Так или иначе, он оставил меня в покое на те пятнадцать минут, на исходе которых, как я и рассчитал, в сопровождении другого патрульного явилась Черилл.

Ридинг продолжал сотрясать воздух. Он настаивал, что я пытался шантажировать его, утверждая, что он якобы хранит украденные редкие книги, но как добропорядочный гражданин он сразу же позвонил в полицию, дабы пресечь эти преступные посягательства. Да, пистолет на полу — его, но у него есть разрешение на ношение оружия, а я ворвался сюда и угрожал его жизни.

В общем-то так оно и было. Он вел себя именно так, как я и предполагал.

— Ты получил у Ала разорванные купюры? — спросил я у Чарли.

Несколько секунд капитан не сводил с меня глаз, после чего кивнул.

— Остальные при мне, — сказал я и посмотрел на Ридинга. — Вторые половинки у него.

Снова я перехватил его хитрый взгляд. Ридинг с неподдельной искренностью возмутился:

— Это смешно!

— Черилл?

— Доставив первые две половинки, я стала наблюдать за ним в окно. Он вытащил из ящика стола конверт и бросил его в камин. Один раз позвонил по телефону и тут же выскочил из дома. Я залезла через окно и успела вытащить из камина конверт. Он лежит под ковром у него дома.

— Деньги не так просто сжечь, Ридинг, — объяснил я ему.

— Вам не удастся сфальсифицировать улики против меня, Фаллон. Я требую...

— Заткнись! — оборвал я его. — Чарли, иди сюда.

Мой старый командир пересек комнату, и я вытащил свой бумажник. Отстегнув клапан кармашка, я показал ему нечто новое.

— Только для вас, капитан. «Орли ньюс сервис» — всего лишь подставка, чтобы можно было разыграть эту комбинацию. И когда меня с позором выгнали из департамента, все мои последующие действия служили этой цели.

Я чуть было не рассмеялся. Пусть он потом проверяет все до мелочей, но похоже, он уже не сомневается, что я говорю чистую правду, и готов возненавидеть себя за то, что никогда не усомнился в моей порочности.

Ридинг в окружении полицейских продолжал хорохориться, требуя адвоката, и я сказал громко, четко и ясно:

— Все золото у него, Чарли. Он собирался лично вывезти его из страны, закамуфлировав под свою драгоценную коллекцию книг. Когда он созреет для чистосердечного признания, он выложит вам имена и данные. Мистер Ридинг вряд ли хочет, чтобы ради него подписали контракт с киллером за небрежное обращение с наличностью банды. Тюремные стены несколько толще, чем те, в которых мы находимся...

Однако Ридинг все еще продолжал считать, что все козыри у него в руках. Я взял со стола свой 45-й и спросил у Чарли:

— Ты не против?

Он промолчал, но остальные копы насторожились, не сводя с меня глаз.

— Шим Малыш говорил, что у него самая надежная работа в мире. Проверим, был ли он прав?

Я оттянул боек револьвера, прицелился в открытую дверцу сейфа и спустил курок. От грохота выстрела заложило уши, и в помещении едко запахло кордитом.

Все отпрянули, ожидая услышать свист пули, отрикошетировавшей от стальной дверцы, но ничего подобного не произошло. В покрытии дверцы образовалась рваная дыра, сквозь которую было видно желтоватое сияние, которым обладает только — и исключительно — золото. Ридинг обессиленно свалился в кресло, беззвучно разевая рот и давясь от ужаса.

— Ну что, двинулись в даунтаун, Чарли?

В первый раз за все эти годы он улыбнулся мне.

— Ну, ты и сукин сын... Поехали.

— Давай держаться вместе... если получится. Для пользы дела.

— И девчонка тоже?

— Она — одна из нас, приятель.

— Провалиться мне на этом месте!

Я расплатился с ночным швейцаром сотенной из денег Черилл, и мы всей компанией направились к машинам. Я и не предполагал, что такое может опять случиться — сегодня меня ждало место на переднем сиденье рядом с моим старым командиром. Пусть хоть сегодня, пусть хоть один раз! После всех происшествий Вашингтон вряд ли бы одобрил нашу тесную дружбу...

Когда мы расположились в машине, Черилл сказала:

— Ты — сущий растяпа. Мы даже не сможем снять номер в отеле. Ты спустил всю мою наличность.

— У нас есть еще и дом, — парировал я.

Расплывшись в улыбке, она вцепилась в мою руку. Словно поймала в мышеловку. И я попался. Но почему-то очень хорошо себя чувствовал в ней.