1.

Янина родилась незадолго до «бархатной революции», но она совсем не помнила жизни при социалистическом строе. Она лишь помнила, как в детстве мать с отцом часто спорили на эту тему, потому что для матери годы «жёсткой экономии» при Чаушеску казались непереносимыми, в то время как для отца эпоха, наступившая после расстрела диктаторской четы, была намного хуже. Причина их разногласий лежала в непосредственной действительности. Отец в годы СРР был успешным инженером-проектировщиком, работавшим сначала на крупной гидроэлектростанции, потом в нефтепереработке, а мать была заштатным репортёром в редакции третьестепенной газетёнки. Когда «жёсткая экономия» Чаушеску сменилась «шоковой терапией», отец долго сидел без работы, пока вслед за соседями по району не отправился на нелегальные заработки на заграничных стройках. С тех пор Янина его видела очень редко, но семья исправно получала денежные переводы то из Брюгге, то из Лилля. Тем временем, мать Янины устроилась в местное отделение «Кока-колы» и, переспав с американским менеджером, в течение полугода добилась перевода в главный офис в Бухаресте, начальником рекламной службы. Дочь была оставлена на попечение родителей мужа и тихо росла в обстановке разнообразных социальных потрясений и нововведений. Мать с новым гражданским мужем лишь изредка посещала её в родном Клуже, но всегда привозила дорогие подарки. Впрочем, идею о том, что для того чтобы хорошо устроиться в жизни, необходимо как можно скорее выйти замуж за иностранца, внушила Янине отнюдь не мать, а лучшая подруга, Адриана. Незадолго до выпускных экзаменов, когда Янина оставалась ночевать у подруги, та предложила ей зарегистрироваться на сайте знакомств. Всю ночь они ели яблоки, пили вино и мечтали. А наутро Янина получила первое сообщение от Джека. И если ту ночь теперь она, глядя на снимок волейбольной команды, где они стояли бок о бок с Адрианой, могла вспоминать с теплом и ностальгией, то одна лишь мысль о встрече с Михаем через год, вызывала в ней невольную дрожь отвращения. Михай, их одноклассник, тренировался в молодёжке местного футбольного клуба и удостоился чести съездить с «дублем» основной команды в Милан на матч Лиги Чемпионов против «Интера». После важной ничьей с триумфальным гостевым голом, он решил отпраздновать на месте. Выпив в баре с ребятами, Михаю захотелось снять себе на ночь проститутку, там же, в районе стадиона «Сан-Сиро». Выехав, он остановился на площади Банде Нере, будучи уже изрядно навеселе, где завязал разговор с первой же встреченной им парочкой фланирующих путан. Одна была родом из Житомира, другая из Ровно, от обеих сильно пахло спиртным и сырым луком. Он попросил их подозвать третью подружку, одиноко притулившуюся чуть поодаль, у здания местной пиццерии, стоя в классической позе проститутки, упершись одной ногой в стену. Та подошла нехотя, лениво виляя бёдрами, и Михай обомлел, узнав школьную подругу Адриану! Он с огромным трудом уговорил её сесть в его старенькую «дакию», пообещав заплатить за её время. Когда они отъехали и припарковались в тихом местечке на улице Вооружённых сил, Адриана битый час проплакала у него на плече. Он предлагал ей бежать домой вместе с ним, «прямо сейчас», но она в ответ лишь всхлипывала и трясла мелкими жёсткими кудряшками своей броской причёски. Наконец, он клещами вытянул из неё признание – «неаполитанец» Фабио, жених из интернета, оказался на поверку жестоким сутенёром Гази, связанным с албанской мафией. За год приручения, в основном через мордобой, он полностью убедил Адриану в своей безраздельной способности найти и покарать её, вместе со всей её семьёй, в любом уголке этого мира. Бессознательный отказ от самой мысли о бегстве превратился для несчастной девушки в безусловный рефлекс.

Что ни говори, а, несмотря на все неприятности последнего времени, жизнь у Янины сложилась намного лучше. Она с трудом оторвалась от фотографии своей волейбольной команды, на которой уже играли зайчики утренних калифорнийских лучей и пошла делать себе кофе. Нил исчез среди ночи, словно бы его ветром сдуло. В течение прошедших двух недель, он повадился приходить к Янине домой в любое время, открывая двери собственным электронным ключом. Вчера он заявился прямиком с какого-то официального торжества при полном параде и вдрызг пьяный. Он даже не приставал к ней, просто рухнул в их с Джеком кровать, разбросав вещи по полу, и захрапел. В целом у Янины начинало складываться неприятное чувство, что незримая власть над юной женой подчинённого была важнее для Нила, чем секс. По некоторым из его вскользь обронённых фраз она догадалась, что Нил установил за ней слежку с самого момента их знакомства с Джеком, когда тот впервые отправился в Клуж, взяв отпуск за свой счёт. Было в этом Ниле что-то от больного на всю голову психопата.

2.

Пако лениво кружил по улицам Хуареса на своём роскошном «понтиаке», праздно рассматривая нехитрые окрестные здания, скудные витрины и невзрачных прохожих. Он притормозил на тенистой улочке у подножия невысоких бурых холмов с ошмётками субтропической растительности, напротив спортивного клуба «Сан-Мигель». Джек Морган, неспешно следовавший за машиной подозреваемого, остановился на противоположной стороне улицы, метрах в пятидесяти. С улицы видны были теннисные корты, и Пако даже казалось, что сквозь сетку-рабицу он различает ладную фигурку Марьяхи в белом платьице и солнцезащитном козырьке, резво отрабатывавшей форхенды с напарницей. Было жарко, хотелось пить. Выйдя из машины, он направился к небольшому открытому бару, с парой столиков под обтёрханными зонтиками на площадке, чтобы промочить горло.

– Эй, парень, иди-ка сюда, – окликнул его кто-то негромко.

Пако оглянулся. На скамеечке у мшистой каменной стены, украшенной декоративными цветочными горшками, сидело двое мужчин: тощий доходяга в безразмерной баскетбольной майке, висевшей на нём мешком, как балахон, и угрюмый верзила в красной бандане и испачканном мазутом комбинезоне, мрачно пялившийся на Пако исподлобья. Подзывал его худой.

– Сам подойди, – сухо буркнул Пако, и добавил, чуть более примирительным тоном. – Тебе же надо.

Доходяга повернулся к своему товарищу и покачал головой, словно бы не веря собственным ушам. Тем не менее, он медленно поднялся, засунул руки в карманы широких штанов и медленно направился к Пако вертлявой походочкой, мелко, по блатному, поводя головой из стороны в сторону в такт шажкам. Приблизившись вплотную, он сплюнул сквозь зубы на землю и хрипло сказал, дохнув в лицо дешёвым табаком:

– Слышь, купи мне чего-нибудь попить, а то…

– А то? – резко уточнил Пако.

– А то вон тот мой друг, видишь его? Так вот, он бьёт сильно и больно.

Пако усмехнулся и пожал плечами. Потом, нехотя, сделал приглашающий жест в сторону бара.

– Чего сеньор изволит?

– «Модело», чёрного. Литрушник.

Довольный первым успехом, он обернулся и по-заговорщицки подмигнул своему приятелю. Верзила кивнул, расслабленно откинулся на спинку скамьи и закурил. Пако, внимательно наблюдая краем глаза за их немым диалогом, подошёл к барной стойке и, отсчитав нужную сумму, швырнул на прилавок горсть песо.

– Пива, пожалуйста. Одну маленькую «Корону» и одного «кита», чёрное «Модело».

– Как угодно сеньору.

Немолодой бармен, поминутно протиравший прилавок тряпочкой и отгонявший назойливых мух, достал из холодильника две бутылки пива и поставил их на стойку. Пако обернулся к своему новому «другу» и сделал нетерпеливый вопросительный жест рукой, словно бы говоря ему: «ты же не думаешь, что я ещё и за официанта тут буду тебя обслуживать?». Тот с вальяжной ленцой двинулся к бару, легко протиснувшись между двух пустующих столиков из искусственного камня. Как только он приблизился, Пако уже долго не думал. Схватив полную бутылку за горлышко, он со всего размаха буквально впечатал её в лицо доходяги. Раздался такой звук, что окружающим на мгновение показалось, будто Пако треснул молотком по авоське с куриными яйцами со всей дури. Парень, мгновенно усыплённый болевым шоком, рухнул на землю с покорёженным лицом, как подкошенный, обливаясь кровью. Разъярённый Пако вдребезги разбил бутылку о край ближайшего корианового стола и ринулся было к скамейке под стенкой, но тот верзила в красном платке уже улепётывал по тротуару, тяжело пыхтя и отдуваясь, вдоль домов в сторону холма.

– Сеньор, сеньор, – выросший словно из–под земли бармен почтительно, но настойчиво теребил Пако за рукав. – Прошу вас, сеньор, уходите отсюда, пожалуйста. Всё это очень плохо кончится. Вы ведь даже не знаете, с кем связались. Это же «Индейцы»!

Пако, стряхнув с себя первую волну припадка ярости, лишь презрительно плюнул на асфальт и нарочито неторопливо побрёл к своей машине. «Понтиак» вызывающе взревел и, развернувшись, оскорблённо покинул негостеприимную улицу.

Джек не спешил вновь сесть ему на хвост, потому что редактировал черновик электронного сообщения Нилу. Вся эта слежка уже казалась ему пустой тратой времени, он настаивал на этом в своём письме. Гутьерес вёл себя как обычный уголовник, скрывающийся от правосудия за южной границей. Джек был так поглощён своим делом, что не сразу заметил, как из высохшей рощицы, покрывающей склон холма за домами, на улицу выплёскивается возбуждённый людской поток. В этой толпе, состоявшей преимущественно из молодых мужчин, исподволь окружавшей уличный бар, повсюду мельтешила красная ткань – головные уборы, футболки, кроссовки. Когда они, не дозвавшись хозяина бара, начали крушить витрину, Джек на всякий случай завёл двигатель, и тем самым нечаянно привлёк к себе их внимание. Несколько человек тут же отделилось от толпы и решительно направилось к его машине, и не думая скрывать своих агрессивных намерений. Тогда вместо того, чтобы как следует развернуться, Джек переключился на задний ход и вдавил педаль в пол. Люди в красном побежали прямо на него, теперь он отчётливо видел дубинки и мачете в их руках. Они что-то орали на испанском, но он различал только часто повторявшееся слово «путо, путо». Добравшись, наконец, до перекрёстка, он нажал на тормоза, заставив колодки издать прямо-таки истеричный визг, и вывернув налево, смог стремительно унестись вниз по узкой безлюдной улочке. Но перед тем, как скрыться с глаз толпы, он явственно услышал, как две пули, одна за другой, расплющились о пуленепробиваемое стекло напротив на уровне его головы.

Тем же вечером, вернувшийся с занятий из колледжа Пепе, заперся с кузеном в своей комнате.

– Думаю, брат, ты единственный «почо» на «понтиаке» в городе Хуарес, – таинственно сказал он вполголоса.

– Может статься, ну и что с того? – поинтересовался Пако.

– А то, что «Индейцы» за твою голову объявили награду. Штуку баксов!

– Что ещё за «Индейцы»?

– Худшая банда города. Много лет уже на Центральный картель работают. Хозяйничают на здешних улицах, убивают, кого хотят, направо и налево.

Пако вытащил из кармана шорт мобильный телефон, отошёл к тахте, присел и задумчиво ввёл две буквы – «к» и «о». Высветилась надпись «Койот».

В этот момент раздался звонок входной двери. Пако, подняв голову, вопросительно посмотрел на Пепе. Тот слегка приоткрыл дверь и внимательно прислушался. Потом сделал успокаивающий жест рукой.

– Это Марьяха, – прошептал он, закрывая дверь. – Служба безопасности весь день их не выпускала из теннисного клуба. Из-за ситуации на улице.

Пако кивнул и нажал кнопку вызова.

3.

– Едут, едут! – Пепе, сидевший за рулём, растолкал задремавшего кузена.

В самом деле, на горизонте пустого шоссе, по растрескавшемуся асфальту, щедро залитому насыщенным пурпуром закатных лучей, показался одиноко едущий издалека автобус. Признаться, Пепе не испытывал особого душевного комфорта здесь, на западной окраине города, пока они дежурили в ожидании соратников из Мехикали вместе с человеком, на которого охотилась банда кровожадных «Индейцев». С большим трудом он уговорил необъяснимо упрямившегося Пако оставить «понтиак» в гараже и выехать на мамином джипе «Киа». При приближении автобуса, Пако четырежды коротко нажал на клаксон, вышел из машины, помахал обеими руками и горделиво застыл, соорудив замысловатую фигуру из пальцев. Водитель автобуса затормозил у обочины и открыл дверь с тихим шипением, выпустив бодрого, как всегда, Койота, шустро сбежавшего по ступенькам. Пако раскрыл объятия.

– Койот, брат!

– Пако, дружище!

Молодые люди обнялись. Пако представил другу своего двоюродного брата.

– Это мой «примо», Пепе, я за него ручаюсь. Он отвезёт нас. Скажешь водиле, чтобы держался за нами?

– Он в курсе.

Койот обернулся в сторону автобуса и покрутил в воздухе рукой. Водитель, крупный бритоголовый детина, согласно кивнул. Койот влез на заднее сиденье джипа. Они тронулись.

– Ты старшим в Л.А. звонил? – спросил Койот опершись на спинки передних кресел и нагнувшись к двоюродным братьям.

– Звонил, они дали зелёный свет, – подтвердил Пако.

– Отлично, – ответил Койот. – Я тогда на тюрьму цинкану.

И он немедленно начал набивать в смартфоне текстовое сообщение.

– Что за тюрьма? – поинтересовался Пако.

– В Эль-Пасо, там наши с «Индейцами» совместно чалятся, составы – примерно поровну.

Тем временем, Пепе въехал в «Сьерру», один из беднейших кварталов города. «Сьерра-Нуэва», возникла стихийно около года назад, но уже простиралась от предгорий вверх по склону, до самой вершины горы Франклин. Когда новые «Индейцы», завербованные в сельской местности, прибывали в город, они в первый же день начинали возводить хибары на отведённых им бандой участках, таская материалы из огромных куч строительного мусора с близлежащей городской свалки. Мазанки самостроя росли здесь каждый день как грибы.

– Откуда автобус? – спросил Пако.

– С городского маршрута угнали, – Койот довольно хохотнул. – Зашли на остановке со стволами, всех пассажиров высадили, так они знаешь какие счастливые были?

– Да, а почему?

– Ну, они ж уверены были, что мы их всех расстреляем, как братва в Сальвадоре, или, как минимум, в заложники возьмём.

– Мы, кстати, уже на районе у «Индейцев», – Пепе нерешительно, с опаской обернулся в сторону бандита на заднем сиденье.

– А где их боссы живут, знаешь, братишка?

Пепе кивнул, но не совсем уверенно. В конце концов, подумал он, по граффити или по виду и расположению, наверное, можно вычислить. Самые аккуратные и просторные домишки должны были, так или иначе, служить логовом для верхушки «Индейцев».

– Тогда так сделаем, – решил Койот. – Высадим всех наших здесь, пусть пробегутся по району. А мы втроём накроем их командование.

Машины остановились на тускло освещённом пустыре за продуктовым рынком, видимо служившим чем-то вроде центральной площади новой Сьерры. Койот вышел из джипа и поднялся в автобус.

– Раньше, когда здесь электрического освещения не было, – Пепе кивнул, указывая на фонари, источавшие слабое желтоватое мерцание. – Они здесь трупы сбрасывали.

– М-м, – равнодушно отреагировал Пако. – А теперь где?

– Теперь они их не прячут. Прямо перед полицейским участком могут вывалить, когда им это надо.

Люди Койота, подвыпившие в дороге, вразвалочку спускались из обеих дверей автобуса. Водитель открыл багажное отделение, в котором темнела груда завёрнутых в брезент обрезков арматуры, топоров и мачете. Образовалась спонтанная очередь. Парни спокойно шутили и подначивали друг друга, как если бы они выехали на обычный пикник.

В это же время, буквально в десяти километрах к северу от границы в каптёрку окружной тюрьмы ворвалась толпа заключённых из БП-13, вооружённых заточками. Расслабленные «Индейцы», отмечавшие день рождения одного из своих товарищей с контрабандной текилой и травкой были абсолютно не готовы к подобному повороту событий. Они заметались по каптёрке, кто-то смог вырваться в коридор, но их везде настигали, сбивали с ног, загоняли в углы и приканчивали тупыми и мощными ударами заострённых металлических предметов. Когда в сторону каптёрки с некоторым запозданием побежали охранники с автоматическими винтовками, на них посыпались с верхних этажей пылающие матрасы.

Словно бы повторяя один и тот же стандартизированный жизнью сюжет, в пригородном посёлке под горой Франклин, люди Койота бегали среди шиферно-фанерных мазанок и ржавых трейлеров по узким переулкам, перерезанным бельевыми верёвками с ветхими стираными вещами, загоняя в углы припозднившихся местных жителей, беспорядочно, в панике рассыпавшимися в разных направлениях, пытаясь спастись. Когда удавалось кого-то из них настичь, парни Койота безжалостно, методично избивали их, рубили мачете, привычно нанося не совместимые с жизнью увечья и заливая кровью асфальт. Пацанов из «БП-13» абсолютно не волновало, имели ли эти прохожие хоть какое-то отношение к «Индейцам» или нет – им достаточно было устроить резню с жертвами у них «на районе». Догнать, повалить, затоптать – дело нехитрое, а самое главное, привычное. Сами «Индейцы» предсказуемо схоронились по тайным норам, расползлись по щелям. В войнах уличных банд неизбежно наступает такой момент, когда одна из сторон способна терроризировать остальные одним своим названием и количеством кулачного мяса, привычно бросаемого на мордобой. Когда такая банда с гулким топотом бежит по асфальту вражеского района, это заканчивается в итоге уже не столько физическим наказанием противника, сколько его моральным запугиванием, акцией устрашения для поддержания сложившегося в городских джунглях порядка.

Койот добравшись до цели, указанной Пепе наугад, выволок за волосы полуодетую седую старуху из кирпичного домика, притулившегося выше по склону, c одной из стен, украшенной аэрозольным вензелем с короной, и повалил её перед крыльцом на колени. Старуха лишь нечленораздельно мычала что-то на коренном наречии, поводя по сторонам пустым бессмысленным взглядом. Пепе, который был вовсе не так уверен, что указал на правильный дом, застыл в ступоре. Его кузен Пако, скрестив руки на груди, бесстрастно наблюдал за готовящейся казнью.

– Где «Индейцы», бабка? Где твои дети, внуки? Они же ведь «Индейцы», я знаю, – орал Койот. – Смотри у меня, бабка, вздумаешь обмануть, кишки выпущу, сонники вскрою!

Он приставил лезвие мачете к морщинистому горлу женщины, по-прежнему неразборчиво шамкавшей беззубым ртом, в ужасе выпучив глаза.

– Так что, ведьма, не скажешь? – он замахнулся мачете.

– Койот, брат, не надо! – крикнул Пепе.

Тот повернулся на окрик и, уставившись помутневшими глазами на Пепе, вдруг ощерился так хищно и злобно, что тот невольно отступил и попятился в тень. Из дома выбежала девочка в одних грязных трусиках лет шести-семи, которая с плачем бросилась к своей бабушке. Но Койот перехватил её, поднял на руки и теперь приставил мачете остриём к её чумазой цыплячьей шейке.

– Ну что, старуха?! – крикнул он.

В этот момент из-за угла прогремел выстрел. Пуля чиркнула о стену за Койотом, мелко и часто посыпалась штукатурка. Силуэт невысокого парня метнулся через проулок, ловко перепрыгнул через забор. Пако выстрелил ему вслед, но не попал. Койот выпустил ребёнка из рук, и все трое бросились в погоню. Через минуту парень показался на плоской крыше соседней лачуги. Койот и Пако инстинктивно присели, раздался выстрел. Пепе чем-то оцарапало ухо. Человек перепрыгнул на соседнюю крышу и побежал прочь ещё быстрее. Койот бросился за ним, как дикий зверь, казалось, он и впрямь вот-вот превратится в настоящего койота. Пако, выбравшись на крышу, тоже прицелился и выстрелил. Преследуемый сорвался с крыши и покатился вниз под гору по токсичным россыпям пластиковых пакетов с трущобным мусором. Койот остановился на краю той же крыши и также несколько раз подряд выстрелил вниз, в тело, распластавшееся на белых камнях.

– Что там написано? – спросил он Пако, когда тот подошёл.

– Что в Библии истина, – спокойно ответил Пако.

– Аминь, – серьёзно сказал Койот и перекрестился.

Примерно в эту минуту полковник Санчес дозвонился, наконец, до Джека, коротавшего вечер в номере Боша. Коллеги собрались на очередной «понюхон». Он поднял трубку с блаженной улыбкой на лице, которая не сползала с его лица, пока он слушал сбивчивую сводку от Санчеса о событиях, разворачивающихся на холме.

– Мой дорогой Санчес, – сказал Джек в трубку. – Если будет побеждать Германия, будем помогать России, если будет побеждать Россия, поможем Германии.

– Мистер Морган, я вас не понимаю…

– Пусть ублюдки убивают друг друга. Нам же меньше работы, – Джек отключил трубку и обратился к Бошу. – Прошу вас, Джим, продолжайте. Эта история с побегом Монтесумы чрезвычайно интересна!