Как вы помните, мой запрос на содействие затерялся в кулуарах Генеральной прокуратуры на долгое время, и это неудивительно. Им было чем заняться, поверьте. В новогоднюю ночь в Чьяпасе вспыхнуло вооружённое восстание местных индейцев, захвативших добрую треть штата, с административными зданиями, высокопоставленными пленными и всем прочим, как полагается. Они объявили, ни много, ни мало, четвёртую мировую войну глобальному мировому порядку, смутно ссылаясь на действия теневого правительства из международных банков. Что впрочем, если задуматься, не так уж далеко от истины – пахотные земли этих маисовых людей скрывают в своих недрах богатые залежи урана и нефти. Крупные кредиты на разработку недр, по идее, до сих пор пылятся в печальной и убыточной невостребованности. Наша реакция? Пентагон и ЦРУ предоставляют базы для срочной передачи – совместно с инструкторами из Англии и Израиля – всего имеющегося в активе опыта борьбы с массовыми вооружёнными движениями. Специально для подавления восстания в Чьяпасе было создано два элитных подразделения – аэромобильная и амфибийная группы сил специального назначения. Натаскивают отборных головорезов из местной солдатни, всё как полагается: смешанные боевые искусства, обращение с самым смертоносным оружием от передовых производителей, тактика боя в условиях городской и сельской герильи, высокие технологии. Большей частью обучение происходит в Форте Беннинг, штат Джорджия, то есть в учебном центре Института западного полушария по безопасности и сотрудничеству. Их вклад в борьбу с повстанцами неоценим – полсотни трупов с отрезанными ушами и носами по оврагам Чьяпаса. Обратите внимание, спустя пять лет дезертиры именно из этих двух подразделений создадут военизированный картель нового образца «Омегас», одно из самых страшных порождений нарковойны в Мексике. Это вам уже далеко не гопники с Тридцатки. Суть в том, что ко времени описываемых событий в полное расстройство пришли дела преуспевавшего некогда Восточного картеля. У них были прекрасно налаженные маршруты и полностью освоенные рынки сбыта в Техасе, Луизиане, Нью–Йорке и Чикаго. Вы, наверное, помните, они были крепко завязаны с сеньорами из Кали. После смены руководства как в УБН, так и в колумбийской национальной полиции, эту преступную организацию всё-таки удалось дожать. Арестовали шестерых боссов. Обезглавили их организацию. Черёд их мексиканских партнёров из Восточного картеля наступил по умолчанию. Тут уж ФБР, воспользовавшись нашим «бюджетным дефицитом», поспешило объявить награду в два миллиона за информацию об их главаре, «Племяннике» Мапе. Конечно же, его немедленно арестовали и экстрадировали. Дали одиннадцать пожизненных. Картель начал разваливаться, новые лидеры принялись убивать друг друга в борьбе за власть, один за другим. Вся эта чехарда продолжалась пока одному из них, человеку по имени Кармело, не пришло в голову подключить обученный в Джорджии спецназ. Вполне возможно, что его надоумили партнёры из Кали, которые так и продолжали пользоваться военизированными отрядами неофашистов, как своей самой эффективной ударной силой. Таким образом, выходит, что «Омегас» – это очередной Франкенштейн, созданный ребятами из ЦРУ в самых благих целях, как всегда, кто бы сомневался…

Впрочем, я отвлёкся. Несомненно, за почвенническим бунтом коренных масс Чьяпаса стояли образованные крайне левые интеллектуалы, поднаторевшие в современных коммуникациях и двусторонней симметричной модели связей с общественностью. В течение пары недель они умело перебросили свою мировую войну на медиа-фронт. Но вначале обе стороны постреляли, как полагается, было жарко, да. Льётся кровь, повстанцы отступают в сельву, но не сдаются. Правительство нервничает, силовики хватаются за головы – что делать, как подавить восстание без обвинений в геноциде? Тем временем всколыхнулась практически вся левая и леволиберальная мировая общественность. Вынужденное перемирие. Впрочем, без этнических чисток не обошлось, позже, когда испанские коллеги подключились к консультациям, со своим баскским опытом. Нет-нет, вы не подумайте, никакой угрозы основам мексиканского государства с их стороны не было изначально. Напротив, от повстанческой армии сразу же раздаются призывы к защите национального государства и демократии, вроде как большей, или лучшей демократии, так сказать. Недаром ведь сын бывшего президента Карденаса спешит на переговоры с партизанами и публикует совместное с ними политическое заявление. Зарабатывает неплохие баллы, кстати. Вскоре выдвигается кандидатом в президенты от левой оппозиции, но набирает лишь семнадцать процентов и приходит третьим. С президентскими выборами в тот год вообще всё нечисто. Главного кандидата от правящей партии Колосио в марте убивают, причём, не где-нибудь, в Тихуане. Отец и соратники убитого обвиняют в заказе троих: его основного конкурента Мануэля Камачо, на тот момент уполномоченного комиссии по примирению с повстанцами Чьяпаса, а также президента Салинаса и его преемника Седильо. В сентябре убивают сенатора Руиса Массьеу, несостоявшегося лидера большинства в Палате депутатов. В общем, кровопролитная внутрипартийная война между группами влияния достигает трагического апогея. Убийцы, как водится, психи-одиночки, вроде нашего Освальда. В это трудно поверить, но никто, вы слышите, никто не рассматривает версию о том, что к политической дестабилизации в стране могли приложить руку братья Фуэрте, по крайней мере, вслух. Их вообще тогда оставили в покое на ближайшие десять лет. Безоговорочная победа. На фоне всех этих событий неудивительно, что прокурорский глаз несколько замылился, и рассмотрение моего запроса слегка подбуксовало. Впрочем, ближе к концу года, о нём всё-таки вспомнили, и мне устроили свидание с Монтесом.

«Этот ещё и Эскобара переплюнет», клянусь вам, именно так я и подумал, как только его увидел. Больше всего меня поразил его живой взгляд. Он был в прекрасной спортивной форме. Его лицо совершенно не походило на застывшую маску жестокого и узколобого мегаломана. Я сразу понял, что имею дело с незаурядным бизнесменом и стратегом. С уличным полководцем, если угодно. Когда я назвался, он сразу упал на четвереньки и заглянул в щель под дверью. Никто не должен был нас слышать. Убедившись в этом, Монтес присел, по-заговорщицки придвинувшись поближе к моему уху и, не теряя времени даром, деловито посвятил меня в свой план, изложив условия торга. Очевидно, он только и ждал этого момента и попытался сразу же максимально воспользоваться представившимся шансом. Единственное, чего он опасался, как и все известные наркобароны – это экстрадиции и суда в США. В обмен на пятилетний срок на родине, он брался предоставить неопровержимые свидетельства против братьев Фуэрте, которых, судя по всему, хватило бы на несколько пожизненных сроков для каждого. Он гарантировал, что после устранения тихуанского клана на улицах Мексики настанет мир. У него были большие деловые планы, целая стратегия, основанная разумеется на коррупции местных властей, а не на массовых убийствах, которые мы наблюдаем сейчас. Он напомнил мне самых талантливых отпрысков первых поколений мафиози, чьи легализованные капиталы послужили не только благосостоянию их собственных династий, но и укреплению нашей национальной экономики. Он мог бы быть богатым кофейным магнатом, если бы имел возможность выбрать в качестве жизненного поприща законный бизнес. Знаете, почему я выслал соответствующее ходатайство в Вашингтон? Потому что он меня убедил. Откровенно говоря, в тонкостях судебного производства я разбираюсь не шибко, но я сразу же уловил, что если план Монтеса сработает, есть шанс, что на улицах реально перестанет литься кровь. Разумеется, никаких обещаний давать я ему не стал, но выслушал очень внимательно. Он довольно многое мне тогда рассказал. Говорил, что большинство его людей теперь работало на братьев Фуэрте, потому что им надо было как-то зарабатывать деньги для своих семей. Посвятил в некоторые детали схемы, по которой осуществлялась переброска грузов из Колумбии, а также в базовое распределение ролей. Очень беспокоился за свою семью, детей. Единственная тема, которой начальство запретило мне касаться при допросе, была коррупция. Мне нельзя было спрашивать, кого Монтес подкупил в правительстве. Мы договорились с ним встретиться через месяц, когда у меня будет более чёткая картина возможностей реализации плана на его условиях. Но через две недели из Вашингтона пришёл запрет на мои дальнейшие встречи с ним.

Братья Фуэрте тем временем упивались своей свободой и новообретённым чувством безнаказанности. Людей убивали направо и налево. Например, когда вышибала в одном из баров докопался до Гориллы, настаивая чтобы он перелил пиво из бутылки в пластиковый стакан, тот в ответ выстрелил ему в лицо. В другой раз, он застрелил охранника ночного клуба, когда тот честно признался, что не в курсе с кем говорит. Когда какой-то парень дерзнул ухаживать за одной из девушек, которых Горилла считал своими, Косой забил того насмерть обрезком арматуры в собственном доме. Хуже того, они убивали наших агентов, граждан США, которые вели за ними наружное наблюдение, и им всё сходило с рук. Одного из них вычислили по бессменному мини-вэну, в котором он неотступно сопровождал их грузы. В течение нескольких месяцев до своей гибели агент просил предоставить ему пару других машин, чтобы меньше бросаться в глаза, но руководство неизменно отказывало в связи с ограничениями в бюджете. Братья Фуэрте сунули его головой под отбойный пресс для пластмассы, запустили механизм и держали там, пока череп не столокся в муку. Продолжали они охоту и на Апреля. В девяносто четвёртом они пытались взорвать отель в Гвадалахаре, в котором проходило празднование пятнадцатилетия дочери одного из друзей Апреля, куда он был приглашён гостем. Правда в момент закладки заряда пластита С4, у одного из горе–подрывников с Тридцатки зазвонил мобильный телефон, и их самих разнесло на мелкие кусочки там же. Пытались братья контролировать и публикации в национальных СМИ. У меня есть неопровержимые свидетельства оплаты за правку статей, которую братья Фуэрте переводили в некоторые из центральных органов печати. Они сами добавляли пассажи, расписывая злокозненность конкурентов из Прибрежного картеля, обвиняя их в том, что именно те якобы начали убивать женщин и детей, то есть фактически объявляли чёрное белым и наоборот, что в манипуляциях с массовым сознанием в наши дни происходит нередко. Там где не могли подкупить, как водится, убивали. Один репортёр взялся было за серию статей с журналистским расследованием убийства кардинала в аэропорту Гвадалахары, так на него объявили охоту. Когда же он попал, наконец, в засаду в одном из переулков Мехико, вместо него погиб сам Косой Луис. Он был сражён пулей своего же подельника Лобо, кстати. Решил, понимаешь, взглянуть на тело журналиста, направился во время стрельбы к машине, превращённой ими же в большой дуршлаг, тут одна пуля и срикошетила – об столб да прямо в косой глаз, фьюить! Журналист, между прочим, убежал оттуда. Живым и невредимым. Крайний непрофессионализм, а чего вы ожидали. Как я уже упоминал, мне запрещено было говорить с Монтесом о его связях с коррумпированными чиновниками, иначе он, возможно, рассказал бы мне о своих карманных силовиках из Тихуаны, которые несколько лет кошмарили семью Фуэрте. Теперь дошла очередь и до них. В частности, был там один такой Ибаньес. Вообще-то изначально он был человеком Лётчика, но после того как тот объединил силы с Монтесом, стал работать на обоих, а точнее против братьев Фуэрте. На этом и карьеру себе сделал. Когда Монтеса закрыли, он перевёлся в столицу с повышением, заместителем генерального прокурора. Отпраздновать, правда, не успел. Лобо с Тибуроном с Тридцатки обстреляли его такси в тупичке перед гостиницей. На этот раз успешно. Никто не выжил, включая таксиста. Лётчик к тому времени, воспользовавшись всеобщим перемирием, вернулся из Уругвая и опять прочно взял в свои руки общий бизнес Центрального и Прибрежного картелей. Братья Фуэрте пытались договориться с ним о вечной дружбе. В конце концов, сказали они ему, все наши недоразумения с Монтесом и Пиньей, твоё дело сторона, а твой участок границы мы трогать не собираемся, «Крёстный» поручится. Тот им ответил: «Хорошо, но, как залог мира, мне нужны головы тех, кто ранил мою жену в том ресторане». То есть, Лобо и Тибурона. Братья наотрез отказались. Вскоре Лётчик умер при не до конца выясненных обстоятельствах. Он лёг в столичную клинику пластической хирургии, чтобы изменить внешность, но ему там что-то такое впрыснули, что всего покорёжило, аж в гробу признать никакой возможности не было, сам видел. Лобо с Тибуроном немедленно отправились сюда в Хуарес, чтобы расстрелять среди бела дня обоих заместителей Лётчика с жёнами, прямо за обедом. Центральный картель развалился на группировки помельче. Самыми живучими из них оказались кланы бывших телохранителей «Лётчика», братьев Бернардосов, а также Апреля и «Синего» Хуана. Старичок всё мечтал вновь объединить все стороны в Федерацию посредством мирного договора и наладить мирный и тихий бизнес, вдали от радаров и без бойни. Месяца через три-четыре, одного за другим перестреляли пластических хирургов, оперировавших Лётчика. Братья Бернардосы всё же отмстили. Клан Фуэрте, между тем, продолжал почти безраздельно править улицами бедной Мексики посредством ужаса и морального террора. Как-то раз им доложили, что на одном из хуторов Нижней Калифорнии, с оборудованной там секретной взлётно-посадочной полосой их картеля, не досчитались целого центнера марихуаны. В тот же вечер туда прибыл Лобо с карательным отрядом. Население всех четырёх домов вывели на улицу, положили лицом в грязь и хладнокровно расстреляли из автоматов. В числе убитых была, например, беременная женщина на восьмом месяце, вместе со своим мужем, была там и кормящая мать с годовалым ребёнком. Знаете, у русских преступников есть такое понятие «беспредел», вот именно такой беспредел начал тогда охватывать эту страну, вслед за Колумбией. То есть, я хочу сказать, понимаете, у любого человеческого сообщества, включая организованную преступность, как правило, есть свои неписаные правила, на которых, как на рёбрах жёсткости, покоится структура их совместной жизнедеятельности. Без таких правил любое сообщество разваливается и начинается самоуничтожение вида, война всех против всех до конца света, как у выживших жертв авиакатастрофы в горах, которые начинают живьём поедать друг друга. Или как у обезумевших от голода толп в блокадном Алеппо, что лезут к котлу с гуманитаркой по головам сирот, распихивая и оттирая пары немощных стариков. Боюсь, что начало именно таких процессов мы сейчас с вами здесь и наблюдаем. Человек утрачивает некие фундаментальные характеристики, отличающие нас от животного мира, и погружается в слепую игру дремучих инстинктов монетаризованной природы. Чем это вызвано? Ослепляющая страсть к наживе немногих жиреет на отчаянии окружающей их нищеты. Кокаин, который вы только что с таким видимым смаком распробовали, является одним из самых изысканных удовольствий, подаренных человечеству горькой почвой нашего континента. Это прекрасное лекарство от свойственной многим нашим жителям духовной пустоты, чудесным образом компенсирующее отдельные провалы и изъяны в коллективной психике нашего неизлечимо больного общества. Прав, тысячу раз прав был бывший министр внутренних дел из правительства Фогта, когда говорил, что у самих мексиканцев нет проблемы наркозависимости, что эта проблема целиком и полностью вызвана средним североамериканским потребителем с его загребущими ноздрями и изголодавшимися по недосягаемому моральному удовлетворению клеточками мозга. Это обратная сторона американской мечты, как философии успеха. Кокаин – это раскодированный поток желания в чистом виде.

Чистый алкалоид из листьев коки с Андских гор начали добывать в середине девятнадцатого века. Его использовали для анестезии при офтальмологических операциях, а также в стоматологии и хирургии спинного позвоночника. В наше время «контрас» тоже, кстати, давали кокаин своим тяжелораненым товарищам на фронте, иногда смешивая его с колой. Когда каким-то лихим фармацевтом были открыты развлекательные свойства сего алкалоида, смекалистые виногоны начали добавлять его в новые ликёры и энергетические напитки. Больше всех преуспела наша «кока-кола». Со временем сам кокаин, конечно, убрали из её состава, но головной офис в Атланте до сих пор закупает у фармацевтов побочные продукты переработки кокаиновой базы, потому что использует их в секретной формуле «кока-колы». Какое-то время в первой половине ХХ века легальная кокаиновая индустрия в Перу процветала. На побережье, вблизи крупных портов функционировало до тридцати крупных заводов по переработке листьев боливийской коки и производству экспортного продукта. Только в сорок восьмом году, уже став мировой сверхдержавой, мы смогли вынудить Перу принять закон о запрете на производство кокаина. После того как его производство и экспорт стали нелегальными, и Штаты взяли перуанские порты под неусыпный контроль, инициативу перехватили чилийские контрабандисты. На севере Чили был организован крупнейший международный рынок, процветавший на протяжении пятидесятых и шестидесятых годов. В частности был там такой клан Хуасаф ливанского происхождения, которому удалось наладить бесперебойную цепочку от боливийских производителей пасты через приграничные перевалочные базы с лабораториями до порта Арики, откуда грузы отправлялись конечным потребителям или колумбийским посредникам. Лавочку прикрыл Аугусто Пиночет в семьдесят третьем. Как вы знаете, диктаторские режимы не терпят конкуренции в лице тайных лож или организованной преступности. Единственной возможной средой обитания для организаций мафиозного типа является представительная демократия – это научный факт. Кто-то из чилийских наркопроизводителей, сбежав от расстрельных команд обратился к колумбийским контрабандистам, самым влиятельным из которых к тому моменту стал Эскобар. Он, помнится, тогда возил партии незадекларированных цветных телевизоров для местных богачей. Таким вот образом, лучший друг нашей страны Пиночет косвенно дал старт восходящим звёздам Пабло Эскобара и сеньоров из Кали, а уж те передали эстафету нашим мексиканским друзьям. Дальнейшее вам известно из моих предыдущих рассказов.