Мамочка моя, милая, дорогая!

Дочь твоя все-таки невероятная идиотка! Дура, сука и блядь — первая премия во всех номинациях. Тупица, кретинка, сволочь. В этих номинациях тоже.

Случилось то, чего я так боялась. Джейми взбесился, просто обезумел.

И как можно его за это винить? Какому парню понравится, что его подруга собралась встретиться со своим бывшим? Видите ли, ей надо просто побеседовать. И все же такой бурной реакции я не ожидала. Вдруг сорвался и убежал, и я не смогла его догнать.

Сама себе была противна, честное слово. Я смотрела, как «Мондео» с ревом мчится по улице, и понимала, что, возможно, уже разрушила нечто по-настоящему ценное. И ради чего? Ради того чтобы окончательно и бесповоротно завершить наши с Майком отношения. Бесповоротно? Или я все-таки до сих пор его люблю и хочу вернуть? Я знала, что должна была его увидеть, чтобы все прояснить. Но совсем не обязательно было так обижать Джейми. Гадина я, ох и гадина.

Очевидно, мне снова придется заплатить слишком высокую плату за свою идиотскую придурь: желание убедиться, что Майк Адамс стал другим человеком. Или не стал.

Встретились мы в Лэнгтри, на озерах. Понятно, что он не случайно позвал меня в это классное местечко, где мы так любили с ним бродить и после долгой прогулки заскочить в паб «Герб Лэнгтри». После нашего разрыва я ни разу там не была.

Вечная беда с этими личными драмами: из твоей жизни выпадают сразу самые любимые места, в которые потом боишься ехать, чтобы не сделать себе больно. Я часто думала: с любимым человеком лучше проводить выходные в какой-нибудь невзрачной дыре. Если ваш роман закончится крахом, по крайней мере, не придется тосковать, ко всему прочему, и о прелестных ландшафтах, которые отныне для тебя табу из-за твоего бывшего.

И сами озера, и вся округа были хороши по-прежнему. Я свернула к знакомой маленькой гравийной парковке. Стояли последние дни бабьего лета, и этот вечер был замечательно теплым и солнечным. И его я увидела практически сразу…

Его, Майка Адамса. Сидел на той самой скамейке, где обычно меня ждал. Мы с ним целовались на этой скамейке. И однажды, примерно в такой же теплый вечер, когда на парковке не было машин, мы позволили себе даже большее. Сразу все вспомнилось.

Понятно, что Майк специально зазвал меня именно сюда, чтобы я вспомнила о наших счастливых минутах — и мне уже не захочется его обличать. Я старалась не поддаваться чарам. Ворошить прошлое не стоило, надо было разбираться в настоящем. Майк подошел к машине.

— Ну, здравствуй, красавица, — сказал он с этим своим милым ирландским акцентом и галантно открыл дверцу.

— Привет, Майк.

Нервы у меня были на взводе. Я ведь сделала ставку на то, что Майк стал другим человеком. Опасная игра. Внешне он нисколько не изменился. Рубашка клетчатая, джинсы черные. Любимый его ансамбль. И по-прежнему в отличной физической форме, что естественно для спортивного инструктора при тренажерном зале. Стать шикарная, движения точные, но одновременно небрежно-плавные.

Стоп. Успокойся, Лора. Хватит млеть, включи мозги.

— Клево, что мы с тобой снова тут, — сказал он, закрывая за мной дверцу. — Ну что, прошвырнемся по старому маршруту?

— Ладно, давай прошвырнемся.

Мы пошли вдоль первого озера (всего их четыре), по имени которого и названо это местечко. Лэнгтри. Было без четверти семь, но солнце все еще пригревало водную гладь, хоть и слабо. Я решила сразу перейти к сути.

— Какого черта, Майк? С какой стати я должна снова тебя принять?

— С такой стати, что я люблю тебя.

— Видимо, не очень. Год с лишним назад ты что сделал? Растерзал человеку в клочья всю душу и не охнул.

— Знаю, оплошал. Дико виноват.

Я остановилась и посмотрела ему в лицо.

— И что это ты вдруг передумал? Почему решил смыться от своей двенадцатилетней крошки?

— Ей двадцать один, — уточнил он.

— Я в курсе. Просто утрирую для выразительности.

Терпеть не могу эту его привычку поправлять. Даже если он отлично знает, что я переврала нарочно.

— Сглупил я, это правда. Она все время крутилась рядом… а ты подолгу пропадала на работе.

— Если бы я там не пропадала, пропал бы мой бизнес!

— Знаю я. Но тебя потом уж дни напролет не было, а Ли-Энн тут, под боком.

— А сейчас уже не под боком? Надоел ты ей, да? Вот и решил вернуться?

Я, разъярившись, шагнула вперед. Майк схватил меня за плечо. Почему-то вспомнилось, как я пыталась вырваться из рук пьяного Мартина на стоянке такси у «Чита Лаунж». Только на этот раз Джейми Ньюман точно не появится.

— Не выдумывай, детка. Говорю же тебе, там у меня все кончено.

— Что же так вдруг?

— Скучно с ней, понимаешь? Хорошенькая, но глупышка. Я понял только позже, какой ты уникум. Все познается в сравнении.

Как ловко обосновал. Не подкопаешься. Но я кое о чем ему напомнила:

— Не я одна подолгу пропадала. Ты тоже бывал очень сильно занят. Болтался с друзьями. Я помню твои оправдания, когда ты являлся в два часа ночи, еле держась на ногах.

— Ну да. Я иногда вел себя как эгоист. Позволял себе слишком… расслабиться. Знал, что ты всегда меня поддержишь, поймешь.

— Это ты усвоил хорошо.

— Но теперь я совсем другой человек. Без тебя мне было так плохо! Я каждый день проклинал себя за то, что случилось. Все должно было быть иначе.

— «Иначе» это как? Без попутного траханья с молоденькой ассистенткой?

— Я же сказал, что никогда тебе не изменял! Понятно?!

Еще бы не понятно. Передо мной был прежний скандалист. Правда, до рукоприкладства у нас дошло лишь один-единственный раз. Притиснул меня к стене и… приложил затылком об эту самую стену. Потом, конечно, каялся, просил прощения, я до сих пор хорошо помнила, как он клял себя.

— Успокойся, Майк. Тогда поверила тебе, поверю и сейчас.

Он взял меня за руку и повел на маленький причал, который имелся на втором, самом большом здешнем озере. Эта простершаяся над водой, похожая на длинную стрелку пристань тоже была свидетелем нашего счастья. Опять нахлынули воспоминания, теперь уже абсолютно изумительные. И чем глубже я в них погружалась, тем бледнее становились дни и ночи, проведенные с Джейми Ньюманом. Ужасно, конечно, но это было сильнее меня.

— Одного только прошу, — Майк заглянул мне в глаза, — дай мне шанс. Забудем прошлое. Не стоит тащить его в наше будущее. У нас теперь все будет по-другому. Совсем по-другому.

Милостивый Боже, как же он все-таки прекрасен. И как борется за нашу любовь…

— Даже не знаю, Майк. Надо хорошенько подумать.

— Я уже подумал! Решать тебе, карамелька.

Решение я приняла неприлично быстро.

— Ладно. Давай попробуем. — Я была совсем не уверена, что поступаю правильно, но мерцающая зелень его глаз, золото лучей и синева озера были необыкновенно убедительны в этот миг, призывали не противиться.

Майк наклонился, и я позволила ему прильнуть к моим губам. Был ли этот поцелуй слаще поцелуев Джейми Ньюмана? Я толком не поняла.

— А магазин твой, насколько я понял, процветает? — спросил он, оторвавшись от моих губ. Меня несколько покоробил внезапный переход от романтики к будням, однако я мигом забыла об этой странной перемене в настроении.

— Не то чтобы процветает, но сейчас дела идут неплохо. Хотя день на день не приходится, бывает по-всякому.

— Но ты в плюсе? В смысле прибыли?

— Да, наконец-то удалось.

— Как же я за тебя рад. Буду счастлив снова войти в долю.

О чем это он?

— Ты это о чем?

— Как о чем? О магазине, конечно. Я мечтал о том, как мы снова станем с тобой деловыми партнерами.

Я была просто ошарашена.

— И как ты себе это представляешь?

Когда я только-только начинала налаживать торговлю, Майк дал мне пять тысяч. Вот и вся его помощь. А после ему было совершенно наплевать на мои бесконечные мытарства, на муки с налаживанием контактов, оформлением вороха документов, подбором ассортимента. Однажды он даже посмел сказать, что в лавке у Торнтонов шоколад более качественный. После этого заявления изменнику пришлось провести ночь в гостиной, спать одному на диванчике.

— Да я о твоем магазине. Представляю так, что все будет в ажуре. А то в последнее время дела у меня не очень. Тренажерный зал прикрыли, мыкаюсь несколько месяцев без работы.

Я ощутила, как глаза мои сужаются от злости.

— Но от меня-то тебе что нужно?

Майк старательно отводил взгляд.

— Ну-у… я ведь тоже вложил свои деньги в этот магазин, в самом начале. Стало быть, имею право на долю в бизнесе.

— Ты так думаешь?

Совсем ослабевшее вечернее солнце уже не могло растопить лед в моем голосе.

— Ну да. А ты сама разве так не думаешь? Что мне тоже кое-что причитается с вложенного капитала?

Только в этот момент до меня доехало, как ужасно я прокололась. Какая я жалкая, безмозглая идиотка. Дура! Дура! Дура! Дура…

Даже в глазах потемнело.

Пристроиться решил. Не я ему нужна, а часть прибыли. Этот подонок остался без работы (и, видимо, без подружки, которая была там же, под боком) и нашел, к кому присосаться, — ко мне. А все эти разговоры о прошлом, встреча у озер, раскаяние, чарующая улыбка, выразительные долгие взгляды — самое настоящее лицемерие.

А я-то все приняла за чистую монету, развесила уши! Как раньше, когда он говорил мне, вернувшись под утро домой, будто засиделся с ребятами. И ведь верила. Но сейчас-то как я могла? После того, как однажды он уже показал себя в своем истинном виде.

Да не с ребятами тогда он торчал, а с ней, наивная ты дурища!

Я с трудом сдерживала слезы. И злость, и жалость к себе, и презрение, и тяжкое разочарование, и чувство униженности затопили меня с головой. Ощущения были те же, что и тогда, когда он бросил меня, как надоевшую игрушку. С глазами, полными слез, я стою вот здесь, в этом чудесном месте, перед этим человеком, превратившим мою жизнь в страдание. И я снова ему поверила, идиотка. Неисправимая дура!

Искреннее, открытое лицо Джейми всплыло передо мной… и такая боль в его глазах — как в тот момент, когда я сказала ему, что хочу встретиться с Майком. Если бы у меня сейчас в руке было зеркало, я точно увидела бы ту же боль… в своих собственных глазах.

Горечь и злость на себя были вытеснены гневом. Майк загубил только начавшее улыбаться мне счастье. Я променяла замечательного человека (только готовить не умеет) на жалкого, никчемного приспособленца!

— Ау, детка! Все нормально? — интересуется приспособленец. — Думаю, мои соображения вполне резонны, — продолжил он, не подозревая, какие мысли и чувства меня обуревают. — Так попробуем работать вместе, а? Я готов начать прямо с понедельника. Это будет здорово!

Знаешь, мама, я ведь никогда еще никого не била по лицу. Оказывается, это очень приятно. Хотя потом, возможно, надолго придется отложить дневник, потому что рука ноет так зверски, что невозможно писать.

…Отводя в тот момент руку назад, я старательно вспоминала, как действуют в подобных обстоятельствах персонажи боевиков. Сжала пальцы в кулак, отвела его так, чтобы наотмашь, и, зарычав от ярости, врезала по щеке. Удар был не таким уж и мощным. В иных обстоятельствах Майк наверняка успел бы увернуться, но я застала его врасплох. Он крякнул и, сильно качнувшись назад, рухнул с пристани в воду.

Слегка наклонившись, я посмотрела, как он барахтается, и почти завизжала:

— Да пошел ты на хер, говнюк! Не понимаю, как я могла тебе поверить!

Птицы, сидевшие на деревьях, в ужасе разлетелись от моего свирепого вопля.

— Подонок, тварь, проходимец жалкий! Проныра хитрожопый!

— Ты с ума сошла! — взвыл Майк, одной рукой держась за щеку, а другой пытаясь ухватиться за сваю.

— Вот сейчас ты сказал истинную правду! Нормальная женщина не поверила бы ни единому твоему слову! Из-за тебя я навсегда потеряла Джейми, который действительно мной дорожил!

— Что еще за Джейми, черт возьми?

Была бы возможность, снова врезала бы этому гаду. А еще оторвала бы штырь и засунула ему в задницу. Но такой вариант расплаты был неосуществим. Поэтому пришлось довольствоваться малым: вскинула вверх оба средних пальца и потопала прочь. Не обращая внимания на его мольбы помочь ему вылезти из воды (позже вспомнила, что он не умеет плавать), я направилась назад, в сторону парковки.

Когда добралась до своего Мятыша, ярость перегорела. Но слезы унять не удавалось, так и ехала, рыдая. Пришлось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух. Я была раздавлена, подавлена собственной глупостью. Это надо же, как легко он меня развел. Но плакала я не поэтому. А потому, что, возможно, никогда больше не увижу улыбку Джейми Ньюмана. И все из-за него, из-за мерзавца, из-за проклятого Майка Адамса.

Мамочка, я записывала эту историю целых три часа, представляешь? Так она меня вымотала. И рука ведь дико болит, падлючка такая. Пью обезболивающие таблетки. Пойду лягу, хочется забыться и забыть эту кошмарную неделю. Завтра встречаюсь с Тимом, чтобы хоть как-то развеяться. Только не дай бог на глаза мне где-нибудь попадется каучуковый фикус. Я тогда покончу с собой, честное слово.

Я постоянно по тебе скучаю, мама, но сейчас мне особенно тебя не хватает. Просто до ужаса.

Твоя горемычная и измотанная душевно и не только дочь Лора.

Целую.