30 марта (через семнадцать дней…)

Восстание было подавлено без особых проблем. Но пришлось задействовать огромные средства: сеанс загара для 2 693 человек, включая муниципальных советников, персонал мэрии, именитых граждан, служащих профсоюза, судей, прокуроров, функционеров Счетной палаты, таможенников, налоговиков, министров и прочих.

Двадцать лагерей отдыха под руководством двадцати гидов (включая Баб* и Бижу*) приняли весь этот высший свет в двадцати странах Африки. Я попросила послать меня в «Мамунию», но мэр захотел, чтобы я отправилась к одному из его близких друзей Ябону I — императору Народной исламской республики Руанда. Кроме того, мне снова поручили — параллельно — новую сверхсекретную миссию. Речь шла о том, чтобы под прикрытием одной кинематографической швейцарской «фирмы-экрана» «Танки без границ» продать императору сто пятьдесят танков, необходимых для съемок дорогостоящей эпопеи, рассказывающей о героическом сопротивлении руандского народа против западного империализма.

Император оказался совершенно очаровательным чернокожим мужчиной. В то время как мои компаньоны отправились загорать на великолепные пляжи его живописной страны в компании хорошеньких аборигенок, — тоже чернокожих, в отличие от французских аборигенок, — он принял меня в своем дворце, где мы смогли приятно поговорить. Но когда разговор зашел о контракте, его тон изменился. В вопросах бизнеса он оказался крепким орешком и стал торговаться за каждый танк, за каждую деталь, за каждый болт, за каждую гусеницу, поскольку не находил их достаточно дорогими. Тем не менее мы ему вдули старые полубитые подержанные машины в два раза дороже по сравнению с новыми на парижском танковом рынке. Однако он был не удовлетворен и даже хотел утроить, учетверить цену! «Нет такой вещи, которая была бы слишком дорога для казны руандского государства!» — по-императорски восклицал он. Из чего я поняла, что руандский социализм это вам не опереточный социализм.

Чтобы не слишком переусердствовать, мы просто утроили ставку. В конце концов цена за подержанные танки не сильно превысила цену за десять «роллсов», только что вышедших с завода. Разница между нормальной продажной ценой и той, к которой мы пришли, что на деловом языке, который я начала узнавать, в Исламской республике Руанда называется «подмазка» или, «барашек в бумажке», будет частично перечислена на цюрихский счет «Милосердие каждому» (благотворительная ассоциация помощи швейцарским сиротам, которую поддерживает Ябон I), а остальная часть — на мое имя, как основательницы фонда «Дети-страдальцы всего мира». Необычайная щедрость руандских налогоплательщиков, хотя и крайне бедных, по отношению к обездоленным швейцарским детям меня по-настоящему растрогала. И я говорю это не потому, что они черные…

— Мне рассчитаться с вами натурой или наличными? — спросил император.

— Натурой? — удивилась я.

Он приказал принести чемодан «Ревиллон» и показал мне его содержимое: внутри лежал белый нюхательный табак, точно такой же, как у мэра.

— Так мы ведем расчеты с мэрией Козаностра-сити в Сицилии, — объяснил он. — Это такие же деньги, как и другие, но занимают меньше места.

Я сказала, что мне нужны панамские деньги, то есть доллары, во всяком случае так меня инструктировал мэр. Он заверил, что передаст всё в дипломатическом чемодане «Виттон».

Как и было условлено, в день моего отъезда Ябон I передал мне «чемоданы» — девяносто пять штук. Никаких проблем на таможне у меня не возникло.

Вся эта операция, Дик, заняла у меня в целом две недели. Как и в Панаме, здесь не было «Ритца» и я жила в «Софителе». «Софители» есть во всем мире, даже в Москве. И я думаю, не является ли «Софитель» социалистическим авангардом «Ритца»?..

Муниципальные советники и другие фрондёры Незнаюкакогогорода возвратились из отпуска отупевшими и загорелыми.

Я же была совершенно измотана. Меня гложет мысль, что лампы для загара были бы экономичнее.

А пока я гашу свою настольную лампу. Спокойной ночи, Дик!