Я сижу на жесткой деревянной скамье, зажатая между Тэсс и Еленой. За кафедрой бубнит Брат Ишида. Он в любой момент может назвать мое имя, и я то краснею, то бледнею — так тяжело дается мне ожидание.

Тэсс рядом со мной крутит на шее маленький золотой медальон, который Мама подарила ей на восьмой день рождения. В прошлом году у него поломалась застежка, и он потерялся где-то в саду. Тэсс была безутешна, и мы с ней несколько часов ползали в траве, пока не нашли пропажу. Я думаю, сестренка надевает этот медальон, когда ей нужны поддержка и утешение.

Маура застыла, как статуя, через одно сиденье от меня. За утро она ни разу не встретилась со мной глазами, но я не знаю, стыд или гнев тому виной. Она не потрудилась причесаться таким образом, чтобы скрыть порез на щеке, и вместо нового туалета надела одно из своих стареньких немодных платьев. Она вообще не хотела идти сегодня в церковь, но Елена не позволила ей этого.

Наша гувернантка вообще все утро только и делала, что распоряжалась. Это очень угнетало меня, но я держала рот на замке. Точно так же я молчала и вечером, когда она велела мне до самой церемонии оглашения держаться подальше от сестер, заявив, что это для их же блага, а то они могут наделать глупостей. Перед сном я долго плакала, заглушая рыдания подушкой, и проснулась еще до рассвета, полная решимости и с сухими глазами.

— Мисс Кэтрин Кэхилл, — раскатисто возвещает Брат Ишида, — выйдите вперед и огласите перед Господом свои намерения.

По церкви бежит удивленный шепоток — прихожане гадают, в чем тут дело. Все лица обращаются в мою сторону. Сидящая передо мной Саши (Рори сегодня нет) оборачивается и смотрит на меня в упор.

— Уже? Все-таки МакЛеод? — шепчет она.

Тэсс хватает меня за рукав:

— Кейт, что ты делаешь?

Я ей не отвечаю. Я встаю, оправляю бордовую юбку и прохожу вперед. За моей спиной по-прежнему звучит недоуменный шепоток, а перед собой я вижу лишь Брата Ишиду. Кажется, он вполне пришел в себя, во всяком случае, его лицо спокойно, и на нем нет морщин. Так странно смотреть в его глаза, в которых снова светится лишь привычный религиозный пыл, и нет ни следа вчерашней ненависти! Еще более странно осознавать, что он ничего не помнит о ночных событиях. И благодарение Богу, что он все забыл. Благодарение Тэсс.

— Мисс Кэхилл, осознаете ли вы в полной мере серьезность этой церемонии? Сейчас перед лицом Господа нашего и всей Его паствы вы выберете свой путь в земной юдоли. Такие обязательства нельзя принимать необдуманно. После того как вы огласите свои намерения, наша община и члены Братства клянутся поддерживать вас в этом начинании.

— Да, сэр.

Он делает шаг в сторону, я поднимаюсь на помост и поворачиваюсь к морю людских лиц. Женщинам разрешается стоять здесь только во время церемонии оглашения. Отсюда видна вся паства, все эти сотни ближних и дальних соседей, разодевшихся для церкви в свои лучшие наряды. И все они с интересом прислушиваются, ожидая моих слов. Это пьянящее чувство.

— Кэтрин Кэхилл, каковы ваши намерения?

Я не колеблюсь ни секунды. Мой голос звучит громко, четко и абсолютно уверенно.

— Перед лицом Господа нашего и всех, кто слышит мои слова, я отдаю себя Сестричеству.

Тишина взрывается. Уже долгие годы никто из наших горожанок не уходил в Сестричество, а я вряд ли когда-либо производила впечатление вероятной кандидатки в члены этого ордена. Замешкавшись лишь на миг, Брат Ишида начинает распространяться о благородном, почетном пути Сестер, но его слова кажутся мне какими-то тусклыми и незначительными, они словно долетают до меня из дальнего конца длинного, едва освещенного коридора. Дело сделано.

Но впереди — самое трудное. Я снова поднимаю глаза на прихожан. Пол сидит возле своей матушки, даже с разбитым сердцем он по-прежнему красив, но я вижу, как сильно сжаты его челюсти — с таким лицом он привык встречать невзгоды. Наверняка мой выбор находится за пределами его понимания. Но я уже не та вольная, беззаботная девчонка, что плескалась в пруду и не боялась пройти по ограде свинарника. Я никогда уже не буду той Кейт, и ему лучше бы понять это.

Спрятавшись за розовым веером, Саши шепчется с Розой Колльер. Синие перья в ее волосах колышутся в такт движениям ее руки.

Позади нее сидит Маура, апатичность которой бесследно исчезла. Она обеими руками вцепилась в скамью так, что побелели костяшки пальцев; кажется, от ее лица остались лишь огромные сапфировые глаза. С помоста я вижу, как дернулась к ней Тэсс. За последний день их роли кардинально переменились — Тэсс стала защитницей уязвимой и хрупкой Мауры.

И наконец — самое ужасное. Финн. Отныне — Брат Беластра. С головы до ног одетый в черное, он впервые сидит на передней скамье вместе с другими членами Братства. Он уже ступил на этот путь, и ему не повернуть назад. Книжная лавка закрылась — я видела табличку на двери, когда наш экипаж проезжал мимо. Финн запустил руку в свою растрепанную шевелюру и ошеломленно смотрит на меня яркими шоколадными глазами. Он ожидал услышать от меня совсем иные слова.

Я неосознанно дотрагиваюсь пальцем до отметины на щеке. Лицо Финна темнеет, и он рефлекторно тянется к ботинку. Я чуть заметно отрицательно качаю головой. Что он может сделать? Ничего.

Теперь уже никто не может ничего сделать. Я выбрала.

— Кэтрин Кэхилл, Братство дает вам свое благословение. Идите с миром служить Господу, — говорит Брат Ишида.

Я склоняю голову:

— Благодарение Господу.

И все собравшиеся вторят моим словам.

Прихожане поднимаются со своих мест. Некоторые — в том числе и Финн — направляются было ко мне, но Елена не дает им подойти. Она тащит меня в боковой проход, загородив собой от удивленных, празднично одетых по случаю воскресенья людей.

— Пора ехать, Кейт. Экипаж ждет.

Она улыбается, сверкнув идеально белыми зубами, будто бы приглашает меня на увеселительный пикник, хотя на самом деле меня ждет тюрьма. Тюрьма, в которую я заключена ее произволом.

Финн касается моего локтя.

— Дайте мне минутку, чтобы попрощаться, — говорю я, ненавидя себя за томление в собственном голосе.

— Не думаю, чтоб это было разумно. Незачем откладывать неизбежное, ведь верно?

Я не начинаю умолять ее. Она не дождется такой радости.

— Я могу хотя бы заехать домой за вещами?

— Мы с вашими сестрами сами об этом позаботимся и вскоре вышлем вам все необходимое. Идемте, Кейт, не тяните, — говорит она, устремляясь прочь из церкви.

Финн дотрагивается до моей руки, и его теплые пальцы охватывают мое запястье. Если я позволю ему, он уведет меня сейчас из этой толпы подальше от всех людей.

Но я не могу разрешить ему этого. Я даже не могу взглянуть на него, потому что иначе расплачусь. Я смотрю на веснушки коричного цвета, усыпавшие тыльную сторону его руки.

— Прощай, — говорю я деревянному полу, сую руку в карман платья и достаю оттуда кольцо с рубином. Кольцо Марианны. Кольцо, которое он подарил мне на помолвку. Я не могу оставить его себе, это было бы несправедливо. Оно должно вернуться к Финну, чтобы он смог отдать его какой-то другой девушке, пусть даже мне и хочется умереть от этой мысли. Я вкладываю кольцо в ладонь моего бывшего садовника и сжимаю его пальцы в кулак.

— Кейт, — говорит он, и отчаяние в его голосе почти убивает меня, — почему?

— Поторопитесь, — говорит Елена.

С трудом проложив себе путь через толпу, ко мне подбегает Маура.

— Позволь мне уехать. Пожалуйста, Кейт, не оставляй меня с ней.

Мне столько всего нужно сказать — и Финну, и сестрам. Но только не так, не в присутствии Елены и миссис Корбетт, которые жадно вслушиваются в мои слова, взвешивают их, ищут больное место, в которое можно ударить.

— У тебя есть Тэсс. Присматривайте друг за дружкой, — прошу я.

Я нахожу в толпе серые глаза Тэсс, и мы обмениваемся понимающими взглядами. Сестренка торжественно склоняет голову в безмолвном обещании.

И я иду. Я иду к выходу из церкви, через широкие двери, по мощеной дорожке между двумя рядами умирающих белых хризантем. Я чувствую себя так, словно это мои собственные похороны, и скорбящие родственники провожают меня в последний путь. На моем лице кривая улыбка, но я высоко держу голову.

Я забираюсь в закрытую черную карету, украшенную снаружи золотой эмблемой Сестричества. Миссис Корбетт втискивается рядом со мной. Она будет сопровождать меня в Нью-Лондон, чтобы убедиться, что я не передумаю и не сбегу. Захлопывается дверца, и кучер трогает экипаж с места. Мы в пути.

— Ты правильно поступила, Кейт, — говорит миссис Корбетт. — В конце концов ты это поймешь.

Но я уже это понимаю. Я сделала то, что сделала, чтобы защитить людей, которых люблю.

И я очень надеюсь, что смогу жить с последствиями своего выбора.