— Завтра будет хороший день, — подумала Римма. Сначала она шла без цели, потом заметила, что ноги несут её к институту и решила: пусть будет так. Она сегодня поговорит с Витей.

Но вместо Виталия ей попался на встречу Сергей Иванович. Профессор заметил её первым и не оставалось другого выхода кроме как подойти к нему.

— Как же гонки на автолётах? — растерянно спросил Сергей Иванович — Я думал, что вы сейчас летаете.

Вдохнув прогретого осенним солнышком воздуха Римма сказала: —Извините профессор, я обманула вас.

— Почему вы меня обманули?

— Так получилось— честно ответила Римма — Пойдемте присядем и я вам всё расскажу.

Они присели на скамейку поблизости от детской площадки. Греющиеся на солнышке и судачащие между собой совсем старые женщины настороженно посмотрели на растерянного пожилого человека и светящуюся счастьем девушку. Играющие в песке дети не обратили на вновь пришедших внимание. Дети были полностью поглощены совместным к строительством чего-то огромного поверх песочной кучи. Только стоящий в стороне и время от времени покрикивающий: —Криво, опять криво — карапуз повернул поросшую кудряшками голову, шмыгнул носом и вернулся к прерванному занятию.

— Значит хотите ребёнка? — уточнил профессор — А как же лаборатория?

Римма мечтательно улыбнулась.

— Я конечно поздравляю— произнёс профессор тем тоном, каким на похоронах говорят «он был хорошим человеком»: —Дети наше будущее. Мы работаем чтобы советские дети жили в лучшем мире чем живём мы. Но скажите пожалуйста: как же лаборатория?

Удивлённо посмотрев на него, Римма сказала: —Не завтра ведь я ухожу. И вообще: может быть Виталий не согласится, хотя в таком случае я уволюсь.

Сергей Иванович пробормотал: —Опять двадцать пять.

Они помолчали думая каждый о своём. Над головой проплыло одинокое, белое как комок ваты, облако. Солнечные лучи скользили по открытым участкам кожи: по тыльным сторонам ладоней, по шеям, у Риммы по открытым, загорелым коленкам.

— Уеду— сказал профессор — Всё брошу и уеду. Сдам материалы, передам лабораторию. Приткнусь где-нибудь системным администратором или мелким управляющим. Да хоть дворником— под конец он повысил голос и обречённо взмахнул рукой.

— Сейчас дворники называются ответственными за санитарное состояние— поправила Римма — Чтобы работать дворником необходимо образование роботехника и биолога.

Сергей Иванович кашлянул, потёр одну руку о другую и вдруг сказал: —В детстве мне довелось увидеть настоящего дворника подметающего двор обыкновенной, чуть ли не самодельной, метлой. В газетах во всю обсуждались межпланетные перелёты: к марсу, к венере. Строились лунные базы. А у нас во дворе дворник лениво сметал такие же жёлтые листья.

Посмотрев на лежащий под ногами ссохшийся берёзовый листок профессор вздохнул и толкнул его носком ботинка. Листок закружился, отлетел немного в сторону и остался там лежать легонько подрагивая от порывов ветра вызванных проходящими мимо людьми.

Римма спросила: —Что такое газета?

— Информационный бюллетень, только в твёрдой копии. А что такое метла, вы знаете?

— Палка с прикреплёнными гибки прутьями. Орудие для быстрой уборки малых и средних площадей. Мы проходили на уроках истории орудий труда, даже изготавливали сами.

— Подметать вы не пробовали на уроках? — ехидно спросил профессор.

— Нет— Римма в который раз улыбнулась чему-то невидимому окружающим — Подметать не пробовали.

— Дорогой, самый замечательный профессор— вдруг заговорила Римма — Я же не бросаю вам прямо сейчас. В лаборатории поспевает новая партия зародышей, может быть какие-то из них будут перспективными, а если нет, то может быть нам удастся уточнить методику анализируя неудачи, опровергнуть или доказать вашу теорию. Если нет, то в ближайшие месяцы мы проведём множество других экспериментов и в один прекрасный момент…

Профессор немного повеселел, но специально нахмурился и посетовал: —Вам бы только опровергать чужие теории.

— Самый лучший, самый замечательный профессор— Римма рассмеялась и так заразителен был смех молодой, красивой девушки, что губы Сергея Ивановича против воли раздвинулись в улыбке.

— Почему вы не на работе профессор? — поинтересовалась младший научный сотрудник.

— Смешная история. Жена послала в магазин. Дескать первый урожай модик-апельсинов привезли, нужно успеть пока не разобрали. Вот скажите Римма: откуда женщина, тем более находящаяся в командировке, в двух тысячах километров от Новосибирска, знает, что в магазин на Октябрьской завезли первый урожай. Почему она звонит мужу отрывая того от трудового процесса. И почему собственно муж собирается и идёт за модик-апельсинами, ведь из магазина придётся вызывать такси потому, что модик-апельсины здоровенные как арбуз и каждое килограммов по десять минимум. Хотя на вкус они объедение и скорость прохождения нервных импульсов увеличивают как говорят— невпопад закончил профессор.

Мальчишки в песочнице затеяли возню. Кажется у них опасно наклонилась песочная башня и они спешно, в двенадцать, в четырнадцать рук месили песок выправляя оплошность.

Разглядывая прохожих Римма увидела Наталью идущую под руку с каким-то пареньком примерно её возраста. Практикантка шла не к ним, в другую сторону.

— Пожалуй пойду— сказал профессор — Иначе разберут апельсины и придётся ждать пока снова привезут. Признаться мне изрядно по сердцу их прохладный, терпкий вкус. Знаете Римма я завтра принесу один в лабораторию.

Прощаясь Римма крикнула: —Виталий остался в институте?

Профессор на секунду обернулся и прокричал: —Когда я уходил он был там.

Римма посмотрела на возящихся в песке детей. Башню они удержали от падения, но продолжали строить выше и выше и было несомненно, что рано или поздно башня рассыплется сколько бы не крепили её детские ладошки. Возможно им просто хотелось узнать насколько высокую песочную башню они сумеют построить.

В институте Виталия уже не было. Постояв на пороге пустой и погруженной в полумрак лаборатории Римма вошла и сразу засветился потолок.

Конечно можно позвонить ему или узнать через сеть куда он пошёл и попытаться встретится, но самой искать встречи казалось неправильным. Лучше она, как и собиралась, расскажет ему завтра. Посмотрит в его глаза и поймёт, что на самом деле он думает до того как Витя облечёт мысли и чувства в слова. Она поймёт ведь так просто понять любимого человека. И никакого беспроводного приёмо-передатчика не нужно.

На вечер никаких дел не оставалось. Подруги сейчас выписывают кренделя на автолётах и по очереди стреляют холостыми из Танькиного «огненного глаза». Интересно было бы подержаться за ручки управления, ощутить скрытую, готовую выплеснуться стеной огня мощь. Но сегодня не судьба. Ничего, будут ещё множество дружеских тренировок и по две обязательных в каждом году. Вите звонить она не хочет и следовательно даже в кафе-общепите посидеть совершенно не с кем. Что остаётся? Правильно — работа.

Ею Римма и занялась. Проверила состояние зародышей, убедилась что параметры находятся в расчётных пределах. Впрочем выйдя они за пределы и к профессору и к ней и к Вите и даже к маленькой практикантке полетит через сеть тревожный сигнал.

До позднего вечера Римма сидела в лаборатории пролистывая архив журналов в которых фиксировались все этапы опытов. Она ещё раз просмотрела файл с диссертацией профессора Гальтаго, где он приводил доказательства своей теории и выводил следствия. Вот только почему ничего не получается? Теория неверна? Но где ошибка? Они дважды, а сам Сергей Иванович раз десять, не меньше, перепроверили теоретические выкладки. Они прошли по всем ссылкам на которых основывал свои рассуждения профессор. Проверили и доказали каждую математическую теорему положенную в основание доказательства. Это была грандиозная работа. Собственно на неё и ушли последние два — три года. Вернее промежутки между экспериментами. Долгие часы ожидания перед тем как узнать, что произошла очередная ошибка, неудача. Теория безошибочна. Ошибка закралась где-то на этапе практической реализации.

Вздохнув Римма закрыла файлы с диссертацией и лабораторными журналами и собственные заметки. Встала, потянулась. Крутанула кресло так, что то закрутилось и продолжало вращаться почти полминуты. Взяла из автоповара чашку кофе без сахара и молока, но с добавлением размолотых зёрен козина. И только посмотрев в окно заметила, что уже довольно поздно.

Допив кофе и вернув чашку автоповару Римма вышла из института. Осенние дни могут быть полны тепла, но вечерами холодные щупальца проникали в город миллионом миллионов мелких сквозняков. Склеив края куртки Римма пошла через институтский парк. Над головой сияли первые звёзды, но их было не видно из-за света фонарей заливавших и город и институтский парк и отсвечивающих на складках одежды ночных прохожих.

Она позвонила в управление наземного транспорта и попросила такси.

— Через двадцать пять минут на пересечении улиц Дзержинского и имени космонавта Потарина— сказал голос во всём похожий на человеческий, но это говорила виртуальная сущность имеющая алгоритмическую природу.

До пересечения улиц минут пять ходу и потому Римма замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась у ярко освещённой навесным фонарём мемориальной доски. Фамилии и имена выдающихся кибернетиков прошлого строго и грозно, каждой чертой, каждой высеченной в камне буквой, всматривались в замершую за кругом света девушку.

Наверное виновата ночь или её сегодняшние волнения или даже добрая доктор психиатор, а может быть и психотехник, которая чего-то не предусмотрела или где-то ошиблась. Потому, что Римма заговорила с давно мёртвыми людьми известными ей лишь по портретам в учебном курсе по истории кибернетики. Она стояла в полумраке, не заходя за границу света. Там, за границей, лился мощным потоком белый свет придавая травинкам и попавшим в круг света ветвям деревьев резкие, состоящие из одних только углов и дуг, очертания. Верхние строчки отбрасывали тень на нижние и оттуда, где стояла Римма практически ничего нельзя было прочитать.

Она сказала: —Я знаю: вы были бойцами даже если никогда не воевали. Что стоят солдатская храбрость, умение и опыт если у врага есть оружие, а у тебя нет. Но не только оружие и не в первую очередь оружие. Настоящий новый мир, новые мечты и новый взгляд на вещи возник как будто сам собой, но одновременно благодаря вашим трудам и покоясь на них. Я читала о ваших ошибках. В энциклопедиях почему-то очень подробно описываются ошибки, а достижения удостаиваются едва ли пары абзацев. Чем более велик человек тем большие ошибки он совершает. Всё так, всё правильно. Но разве ошибки перечёркивают достижения?

Как и вы я солдат— говорила Римма — Плохой, плохенький, но солдат науки и значит сражаюсь на первом крае. Вы мертвы, вы не слышите мой голос и не знаете, что сейчас мир сделался гораздо более жестоким чем при вашей жизни. Противостояние систем вот-вот достигнет апогея. Государства и страны выстроились у финишной черты и от того кто первый разорвёт ленточку зависит очень и очень многое. Вот опять сбилась на официальный стиль. Почему-то стоит заговорить о политике как сами собой просятся на язык шаблонные фразы. Наверное это у нас уже инстинкт такой — говорить заголовками.

Я не предаю дело— в запальчивости сказала Римма: —Вы не можете, не имеете права обвинять меня. Потому, что в конечном счёте вы жили и работали чтобы женщины могли спокойно рождать детей. И я женщина и я хочу ребёнка. Получается, что вы жили ради меня. Такая вот я самонадеянная. Вы простите. А я постараюсь сделать всё, что только возможно, всё, что в моих силах…

Римма осознала, что говорит в пустоту. Мёртвым не нужны слова, они нужны живым. И кроме неё самой никого не было в институтском парке, у мемориальной плиты поставленной в честь первых советских кибернетиков в этот поздний час.

— Пожалуй я и правда немного разболталась— призналась себе Римма — Нужно будет попросить доктора Подмогаеву выписать что-нибудь, чтобы быть более целеустремлённой.

Вечер был холодный и у неё замёрзли открытые ноги и пальцы рук. Римма посмотрела на часы, быстрым шагом прошла улице Дзержинского вплоть до пересечения с улицей имени космонавта Потарина. Села в автоматизированное такси и уехала. Под утро сгустился туман, но вскоре рассеялся. Когда она, твёрдая и собранная, вышла рано, раньше чем обычно выходила на работу, белые клочья тумана уже усыхали. Они расползались и полностью исчезли вскоре после того как выглянуло солнце.