Уленшпигель прославился своими каверзными проделками. Когда он уже испробовал всевозможные каверзы, ему вспомнилась старая поговорка «В Рим пойдешь – станешь богу угодником, а обратно вернешься – опять греховодником». Вот он и отправился в Рим и там дал волю своему озорству. Он пришел к одной хозяйке на подворье. Та увидела, что он пригожий малый, и спрашивает, откуда он. Уленшпигель сказал, что он из Саксонии – восточный, стало быть, житель – и явился в Рим, чтобы с папой поговорить.

Женщина ему сказала: «Друг, папу вы вполне можете увидеть, но чтобы с папой поговорить, это уж я не знаю. Я здесь родилась и выросла, принадлежу к хорошему роду, а еще никогда с ним слова не сказала. Как вы надеетесь это так быстро устроить? Я дала бы охотно сто дукатов, чтобы с папой поговорить».

Уленшпигель на это сказал: «Милая хозяйка, если я найду способ вас к папе привести так, что вы с ним сможете поговорить, вы дадите мне сто дукатов?».

Хозяйка поспешила ответить и честью поклялась, что отдаст ему сто дукатов, если Уленшпигель это сделает. Однако женщина думала, что для него невозможно сделать такое, ибо хорошо понимала, как много труда и старания тут надо затратить. Уленшпигель сказал: «Милая хозяйка, если только это совершится, я потребую свои сто дукатов». Она сказала «Да», но сама подумала: «Ты пока что еще не стоишь перед папой».

Уленшпигель стал выжидать, ибо каждые четыре недели папа должен был служить обедню в капелле, которая называлась Иерусалим Святого Иоанна разбойного. И вот, когда папа служил обедню, Уленшпигель пробрался в капеллу как можно ближе к папе и, когда папа стал служить Canon missae, повернулся спиной к святым дарам, и это заметили кардиналы. Когда же папа возгласил над чашей благословение, Уленшпигель опять отворотился.

Когда служба окончилась, кардиналы сказали папе, что вот какой замечательный малый в церкви находится, он алтарю показал спину, когда папа служил.

Папа сказал: «Надо спросить, почему он так сделал, ибо это затрагивает святую церковь. Не надо наказывать неверующего, это было бы против господа. Если человек так поступил, сокрушаться надобно, что он плохой христианин и пребывает в неверии». И папа приказал привести к нему этого человека.

Они пришли к Уленшпигелю и сказали, что он должен явиться к папе Уленшпигель пошел и предстал перед папой. Папа спросил, что он за человек. Уленшпигель отвечал, что он добрый христианин. Папа спросил, какую веру он исповедует. Уленшпигель отвечал, что он исповедует ту же веру, что его хозяйка, и назвал ее по имени, которое было им хорошо известно.

Тут папа приказал, чтобы женщина к нему явилась, и спросил у нее, какую веру она исповедует. Женщина отвечала, что она исповедует христианскую веру, ту, которую велит святая христианская церковь, и никакую другую. Уленшпигель стоял тут же. Он поклонился торжественно и сказал: «Всемилостивейший отец, ты, раб всех рабов, эту веру и я исповедую. Я – добрый христианин».

Папа спросил: «Зачем ты повернулся спиной к алтарю во время „Canon missae"?». Уленшпигель ответил: «Святейший отец, я несчастный великий грешник. Грехи меня так отягощают, что я недостоин глядеть на святые дары, пока не исповедуюсь».

Таким ответом папа остался доволен, отпустил Уленшпигеля и пошел к себе во дворец.

А Уленшпигель отправился к себе на подворье и напомнил хозяйке об обещанных ста дукатах. Их пришлось хозяйке заплатить. А Уленшпигель каким был, таким и остался. Путешествие в Рим ненамного его исправило.