Дома пришлось опять возиться с вещами, распихивать их по полкам. Зато нашлись домашние джинсы и рваная майка с логотипом Uria Неер, даренная Аленой в 1996 году. Стало лучше. Перед сном скопировал поэму в компьютер и распечатал.

[файл: «Поэма-1»]

Блажен, в ком Божий Дух рождает Ум новый, верой просвещен, И сердце чисто созидает; Кто им помазан, освящен. Он правдой, мудростью обилен, Против страстей, пороков силен. Не быв их узников оков, Всегда возносится свободно Как чадо духа благородно, К тебе, отец благих духов! Но, ах! когда я приникаю Души моей во глубину, Еще в нее не проникаю; И уж покой и тишину Глас некий у меня отъемлет; Мое, трепеща, ухо внемлет. Нещастный! ты погиб навек; Коль смерть твои закроит вежды, Той прежде сбытия надежды, Что ты стал новый человек. Чтоб мысль я к истине простерши, Ея уроки изучал: Дни с настоящими протекши Сличая, опыт извлекал Уму и сердцу в наставленье: Вот памяти употребленье! Но в ней мой разум бременит Груз вредных суетных мечтаний; А ты, свет истинных познаний! Забвеньем от меня сокрыт. И сердце слабо, вероломно Сколь редко дышит для тебя, — Всегда к вещам земным преклонно; Одно разсеянье любя, Одни забавы, блески ложны. И то, как в вихре прах ничтожный; Мятется по среде сует; То в мрачном утопает горе, Как судно мало в бурном море; И — Твой лишь взор в нем жизнь блюдет. Могу ли в сердце быть спокоен, Коль суетою развлечен? — Могу ли в духе быть устроен. Когда страстями окружен? — Поют, играют как Сирены, Поверх кипящей в море бездны; И я к ним в сретенье лечу. Как лютые рыкают звери, Грызут, ломают сердца двери; Коль заключиться в нем хочу. Жизнь без тебя, о Боже! мука. Ищу друзей, родных бесед; Здесь миг отраде — и тотчас скука; Один — и все покоя нет. Снедают днем заботы злыя; Во тьме ночной мечты пустыя Дреманья веждам не дают. Я зажигаю свет лампады. Стою пред самым Солнцем правды, И ленность, сон меня гнетут. Когда и где я не мятуся, О Боже, свет блаженных дней! Когда с Тобою быть кажуся, Что и тогда в душе моей? Хаос — смешение чувств разных, Всегда с собою несогласных. — Я к миру от тебя лечу; Здесь наскучив суетою. Своей гнушаюсь слепотою, И видеть света не хочу. Я не хочу — но льстивы чувства Давно мне в сердце изменя. По тонкой кистею искусства Скрывают образ от меня. Ничтожной суетности мира, И бренного опять кумира Меня к подножию влекут: Уже теряюсь я в желаньях И что! коль в сих очарованьях Забуду Твой, о Боже! Суд? — Я весь и грех — но только слово Коснется чести моея; И мщенье все во мне готово: Судить о ближних — страсть моя. В бедах без меры малодушен; Закону рабски я послушен; Изобличений не терплю. На нищего воззреть стыжуся; Как язвы, нищеты боюся; Хвалы и ложныя люблю. Творенье гнусное, ничтожно К кому прибегну, Боже! я? — Спасенье в ком мое неложно, Кроме щедроты Твоея? Когда от мира отрешуся? — Когда к Тебе я прилеплюся? — Тогда ль, как сердце лет зима Сожмет мне хладною рукою, Снег сыпля над моей главою, И потемнеет блеск ума? В очах погибшего невежды Луч мудрости горит, и вдруг Просиявает луч надежды. Но плоть и мир и злобы дух Острее прочих стрелы мещут: Уже стопы мои трепещут. Создатель мой! благих путей Я падаю при первом шаге Ах! утверди меня во благе Ты Духом крепости Своей! Ничто, ничто во мне не прочно. — Едва я крепость ощутил; Уж недеяние порочно Меня лишает вовсе сил. Самодовольствие слепое Отьемлет все мое благое. Всещедрый Боже, Всесвятый! Дай Духа Твоего мне страха, Чтоб помнил я, сын персти, праха, Что я — ничто, все — есть Ты! — Великое терпенье благо! Желаю утвердиться им; Но ах! всего источник злаго В душе моей неистощим. На месте твердости грубею, Ожестеваю и хладею. О Боже! милость мне яви: К нещастным быть жесток боюся, В молитве хладен бысть страшуся. Дай духа мне Твоей любви. Любовь — душа всея вселенной; Отец Любви — Любовь — сам Бог: Любовь для смертных — дар бесценной, Всех благ единственный залог. Что больше на земли прелестно, Что больше в небесах любезно, Любви божественной, святой? — Еще отец любви! взываю, Стократ мольбы усугубляю, Дай духа мне любви благой. Творенье созидая ново, Создатель! к смертным Ты сынам Послал Свое в их плоти Слово, И в нем явился миру Сам. Омыть растленье всей природы, Чрез Сына Твоего все воды Твой Дух нисходит освятить. Вод Духа от Тебя чрез Сына Хоть капля да падет едина Меня, о Боже! Возродишь. Но я ли, персти сын, дерзаю Взносить мысль бренну к небесам? И я ли — плоть и кровь — мечтаю Причастен Духа быть дарам? — Почто дух слабый содрогаешь? Ты пред собою созерцаешь Не в дыме, в молниях Синай. Но благости ее престолу Ты предстаешь: — повергнись долу, И кроткий, нежный глас внимай. «Сыны земли не чады неба, Известна злоба их сердец: Но естьли дети просят хлеба, Подаст ли камень им отец? — Не паче ль чад прощеньям внемлет, Молитвы слезные приемлет, Отец, что в небесах живет? — Проси ты с детской простотою, Молитвой чистою, святою, Святаго Духа Бог пошлет». — Не веры страха душ жестоких И злобы вечныя духов: Но той, что в истинах высоких Открытых неба для сынов Не ум лишь блеском поражает, Но вместе сердце согревает, Живит своею теплотой: — Как землю мертву, охладелу, В оковах льдов оцепенелу, Весною солнца луч златой. Водимый светом сей лампады, Я мимо прелестей, — сквозь бед Пройду, ища себе отрады; И узрю, как земных надежд Рассыплются песчаны горы, Прельщая ложно смертных взоры. До тех пор далее пойду; Пока вне смертности юдольной. Там — кончится мир сей дольной, Спасенья знаменье найду. От бурь свирепых страстной жизни Здесь — при кресте — я отдохну: Смотря на край моей отчизны; Свободно, сладостно вздохну. — Се якорь моея надежды! — Сии горе подъяты вежды Закрылись, чтоб узрел я свет. Сии ад ноги подпирают; А длани небо преклоняют. Сын веры точно не умрет! — Твоих здесь истин созерцанье Душ кротких, Боже! простотой Являет милости лобзанье С превечной правдою святой. Так вера истину сретая, И добродетель с ней лобзая, Составит светоносный Крест В душе моей доселе темной. Тут скажет раб Твой изумленный «Не Божий ли все это перст?» Меж тем, как сей и капля крови В дань сердца требует всего, И сердца полного любови. Ах! даруй Духа Твоего, Пролей мне, Боже! чувства новы. Да будут в дань Тебе готовы: Твоим мой Духом обнови. — Господне слово непреложно, И уповаю я не ложно; Пошлешь Ты Духа мне любви. Тогда на Крест Христов взирая. Паду к подножию его, И ног колена преклоняя И вместе духа моего. За вздохи те неизреченны, От Духа Твоего рождении Грехов прощенье получу. Омою кровь от ран слезами, Отру главы моей власами. Слезами землю омочу. Ты будешь в каждом помышленьи, И в каждом вздохе у меня, И в каждом взора мановеньи. Глас горлицы, луч каждый дня, Жатв море — и одна былинка, Вод капля мала, гор песчинка Тебя мне будут вспоминать. Твоей я правды не забуду, Твои щедроты славить буду, И только о Тебе вещать. И о Твоем предвечном Сыне Я не умолкну никогда; Среди людей и наедине Его я буду петь всегда. И жизнь и смерть Его прославлю, И память там о Нем восставлю, Где Он забыт давно в сердцах, Или объятых суетою, Или покрытых слепотою, Иль в гордых, гибнущих мечтах. Тогда быв страха чужд и лести, В слух мудрых, сильных на земли, Реку: — себя, как чада персти, Превыше смертных чтоб не чли. Реку: — Господь всем обладает, Ему вся слава подобает; — И в сонме всех земных Владык, Единый Бога, веры чтитель, Друг ближних, правды покровитель, Пред взором Истины велик. Не позабуду мой Спаситель Что вверить мне благоволил; Как агнцев бдительный блюститель, Пасти мне коих поручил. Их мысли, чувства испытаю, Млеком иль брашном напитаю, С мужами быв, как зрелый муж, С младенцами простым младенцем, Все чистым открывая сердцем, Что нужно им к спасенью душ. Не дам, не дам себе покою, Пока тьмы чадам свет явлю, Нагого ризою покрою, И хлеб мой с нищим разломлю. Утешу скорбных, сколько можно, Всем буду все, в любви чем должно; Но помнить вечно буду я, Что есмь еще раб неключимый. Что не заслуга — долг хранимый, Что все есть Благодать Твоя: Свобода возноситься духом, Твои доброты созерцать: Твой глас внимать открытым слухом; Свобода говорить — молчать. Свобода избирать благое, Решительно отринув злое; Труды, насилия нести, В любви дух мирный сохраняя, Весь ум в завет Твой погружая, От страстных сердце уз блюсти. И простоты дар первобытной, — Как истина, открытой всем, Воздержной, скромной, безкорыстной, Не подзревающей ни в чем; У коей чувство верно, право, И око мудро, не лукаво; Без коей совесть не чиста, Спокойствие души непрочно; Без коей сердце непорочно, И жизнь не может быть свята. Что сотворят мне твари бренны, Коль я предамся весь Тебе? Творец — Владыка Ты вселенны, И жизнь и смерть в Твоей судьбе. «Детей ли мать своих забудет? Пусть помнить их она не будет; Тебя я не забуду ввек». — Надежней я в Твоем Сионе, Чем в матернем младенец лоне, Коль так Сиону сам Ты рек. Не назову я духа телом. Не нареку и духом плоть; Мечтая в воображеньи смелом Постигнуть, сколь велик Господь. Ты не объят числом и мерой. — Но что блаженнее, коль верой Жить буду, в сердце мысль храня, Что пред Тобой весь круг Вселенны Есть миг лишь с Вечностью сравненный, И — помнишь, Боже! Ты меня. Чем дальше мысли углубляю В сокровище Духовных благ: Творец! тем больше ощущаю, Сколь беден я и слеп и наг. Твои ж щедроты неизследны, К Тебе зову из мрачной бездны: Пошли мне Духа Твоего. Он там, где хощет, жизнью дышит; Сердцами кротким к благу движет: Он жизнь, Он есть душа всего. Моя мысль в бездне погрязает, Мой дух желания томят; Мой жаждет взор — изнемогает; Но знаю я…

Последние несколько строк в сканер не попали, но это никак не могло помешать восприятию поэмы как в целом, так и в частностях. И вот мой вывод: если есть на свете снотворное лучше, то я его не знаю. Мне хватило 12 строф! Проснулся в два часа ночи на своем диване, но в одежде и при свете. Пошел принял душ, и сон совсем прошел. Лег, выключил свет. Раз, два, три, четыре, тыща. Включил свет, дочитал поэму. И вот мой второй вывод: поэма отчетливо масонская. Даже не посвященному в тайны учения, но хотя бы отчасти знакомому с масонской литературой это становится ясно с первых же строк.

Во–первых, в последней строке первой строфы Бог именуется «Творцом благих духов», в смысле ду́хов, что соответствует масонской традиции видеть в человеке последнее творение духовного мира и первое творение материального. Достаточно вспомнить второй параграф первой главы сочинения Ивана Лопухина «Некоторые черты о внутренней церкви», где он пишет, дай Бог памяти: «Дух Божий царствовал в духе Адамове, проникал светом своим все свойства души, все его чувства — и одевал его сиянием оного, яко ризою».

Автор, кстати, обращается к Творцу и Создателю, но не к Сыну (Христу), что опять‑таки соответствует масонской традиции знания, уходящего в глубины дохристианского мира. Между прочим, Спаситель в поэме тоже не Иисус, а Бог–Творец.

Во–вторых, два стиха третьей строфы («А ты свет истинных познаний / Забвеньем от меня сокрыт») воспроизводят одно из главных положений масонства о тайном, истинном знании, подученном человечеством (Адамом, Моисеем, пророками, волхвами, мудрецами Египта) непосредственно от божества и забытом впоследствии.

В–третьих, в поэме жестоко эксплуатируются масонские образы:

солнце (правды) — главное начало деятельности, все работы масонов строились с учетом положения солнца;

вода— источник жизни, возрождение, очищение от скверны;

капля крови — символизирует искупление Христом человечества, у масонов — вступление в орден;

хлеб — духовная пища, символизирует преодоление соблазнов.

В–четвертых, строки «Надежней я в Твоем Сионе / Чем в матернем младенец лоне» отсылают к знаменитому масонскому гимну Хераскова «Коль славен наш Господь в Сионе».

В–пятых, насколько я помню, в «Нравоучительном катехизисе истинных франкмасонов» правило восьмое изложено так: «Какие суть самые верные знаки последования Иисусу Христу? — Чистая любовь, преданность, крест». «Преданность» — это, по сути, вся поэма целиком. «Любви» посвящена целая строфа. Только до нее добраться надо и не заснуть. Ara, вот — № 14 от начала:

Любовь душа всея вселенной; Отец Любви — Любовь — сам Бог: Любовь для смертных дар бесценной, Всех благ единственный залог. Что больше на земли прелестно. Что больше в небесах любезно, Любви божественной, святой? — Еще отец любви! взываю. Стократ мольбы усугубляю, Дай духа мне любви благой.

Еще пять строф вниз — и пожалуйста, «крест»: «Здесь при кресте я отдохну». Следующая строфа: «Так вера истину стретая… Составит светоносный крест». Еще две строфы вниз: «Тогда на крест Христов взирая / Паду к подножию его».

И самое главное — строфа шестая от конца:

Свобода возноситься духом, Твои доброты созерцать: Твой глас внимать открытым слухом; Свобода говорить — молчать. Свобода избирать благое. Решительно отринув злое; Труды, насилия нести, В любви дух мирный сохраняя, Весь ум в завет Твой погружая. От страстных сердце уз блюсти.

Этот гимн свободе воли отражает важнейший постулат масонства о свободном движении к истине, без которого постижение тайного знания невозможно. Тот же Лопухин писал, что Создатель «сотворил человека безмерно блаженствовать в неописанном раю сладости, дабы паче его возвеличить, одарил его свободною волею».

Ну‑ка, напоследок вернемся к кресту. В первом случае он упомянут в сочетании со «свободой» и «светом». И во второй раз крест «светоносный», место встречи «веры» и «истины». В третьем случае он представляет собой «место духа».

Все это говорит о том, что автор был не просто масон, а скорее всего розенкрейцер, рыцарь «Розы и креста», или «Златорозового креста», в зависимости от транскрипции. Это течение в масонстве ведет свою родословную от легендарного германского рыцаря Христиана Розенкрейцера, который вывез тайное знание из поездки по Востоку и Индии в 1378 году. Его последователями считаются знаменитые мистики Агриппа Неттесгеймский, Папацельс и Нострадамус. А первые известные организации розенкрейцеров возникли около 1622 года под началом некоего Христиана Розе.

В России розенкрейцерство было основано Новиковым, рыцарем ab ancora, и Шварцем, рыцарем ab aequitate, в самом начале 1780–х годов, и доминировало в масонстве до ареста Новикова и запрещения масонских лож в 1792 году, вслед за чем уступило влияние шведской системе.

Здорово я себе посреди ночи лекцию прочитал! Интересно, есть ли в психиатрии такой диагноз: преподавание самому себе? И скоро я дойду до сдачи себе зачета? Нет, зачет — слишком слабо. Сейчас я спать лягу, а завтра после полуночи начну себе билеты экзаменационные составлять.