Василий Сретенский, Афанасий Полушкин

Йестердэй

 

Необходимое предисловие

Эта книга не была бы написана, если бы один мой знакомый не прислал мне, то ли по ошибке, то ли намеренно, чуть ли не все файлы со своего компьютера, а другой не всучил что-то вроде дневника, который он вел в течение нескольких недель летом 2008 года.

Дневник – слово не совсем подходящее. Еще менее подходит слово «записки». Наиболее точно определил этот жанр один литературный критик, представляя ныне забытую книгу: «бормотание главного героя просто так, ни о чем».

Автора этого «дневника», я знаю и недолюбливаю уже лет двадцать пять.

Впрочем, оба эти утверждения: и «знаю», и «недолюбливаю» относительны. Мне всегда казались, по меньшей мере, странными его бесцеремонность по отношению к друзьям и, в особенности, к их вещам; демонстративная дружба с чужими детьми и домашними животными (при отсутствии собственных); умение вести задушевные беседы с совершенно незнакомыми людьми. Да, мы кивали друг другу в студенческие годы, попадая в одну кампанию, с периодичностью раз в полгода и даже пару месяцев работали сторожами в одной бригаде, но в разные дни. Охраняли мы консерваторию. Только не спрашивайте от кого.

Учились, кстати, на разных факультетах одного университета. Он – на журналиста, я на историка. Только не спрашивайте зачем.

А в следующие двадцать лет мне вполне успешно удавалось не встречать его у общих знакомых и не брать в руки те сорок с лишним периодических изданий, в которых этот мой знакомый размещал свои, с позволения сказать, статьи. И я не считаю, что прожил эти двадцать лет зря.

Имя и фамилия этого моего знакомого стоят на обложке книги: Афанасий Полушкин. Сам же он везде, кроме военкомата и нескольких отделений милиции, отзывался исключительно на имя Пол.

Эта информация приводится здесь только для того, чтобы не возникало путаницы по поводу авторства всего того, что помещено ниже. Дело в том, что примерно год назад я имел сомнительное удовольствие беседовать с Полом, причем дважды.

Первый раз он заявился ко мне домой на взводе, без звонка, с молоденькой девушкой. Девушка была симпатичная. Все остальное – просто отвратительно. Он требовал выдать ему «файлы Сретенского».

Василий Михайлович Сретенский (его имя тоже стоит на обложке), историк и мой коллега, некоторое время назад скончался при не вполне выясненных обстоятельствах. Перед смертью он передал мне материалы научного и биографического характера. Часть из них позднее, при моем скромном участии, была издана под названием «От/чет», что, видимо, привело моего незваного гостя к выводу о какой-то чрезвычайной важности материалов, оставшихся неопубликованными.

Каково содержание так называемых «утаенных файлов» и зачем они понадобилось небритому журналисту и его молодой спутнице, будет ясно из представленного ниже текста. Материалы я им, конечно же, отдал. Причин их держать у себя не было никаких. И незачем было так кричать.

Вторая встреча была совсем короткой. Он позвонил, зашел. Трезвый. Плюхнув на мой кухонный стол пластиковый мешок, в котором я впоследствии обнаружил двадцать три пронумерованные диктофонные кассеты разного цвета, Пол пробормотал что-то о том, что хочет покинуть Москву. Потом, видимо, вспомнив, как прошла предыдущая встреча, он произнес фразу, слегка напоминающую извинения сержанта милиции, наступившего на ногу бомжу. После этого он попытался попрощаться и уйти. Второе у него получилось.

Кассеты остались у меня. Видимо, Полу показалось что, подкинув мне свою историю, он сделает доброе дело.

Ну-ну.

Почему, спросите вы, я не отправил эти кассеты прямиком в мусорный бак или в интернет, а расшифровал их, скомпоновал в нечто читаемое, прилепил самое бестолковое название, какое только смог придумать и понес в издательство?

Позвольте ответить Вам вопросом на вопрос. А почему Вы купили (взяли в библиотеке, у друзей, нагнулись и подняли с тротуара) эту книгу?

Вот и я также.

февраля 2010 К. А. С. 5

 

Часть первая

 

Цвет кассеты – черный

Стол. Ну, какой… обычный, деревянный с потрескавшимся темным лаком. След от утюга на нем. Еще пятно светлое, в разводах. На углу скатерка застиранная. На ней водки бутылка, рюмки, стаканы, одинаковых нет. Капуста в миске. Квашенная. Грибочки. Сковорода жареной картошки. Тарелки, миски. Двое сидят за столом, остальные столпились рядом.

Тот, что сидит справа – хитрый донельзя. Взгляд пронзительный, рожа небритая, рот слега насторону. Слушает, не верит. Одет, как и те, что вокруг, во что-то такое, в чем обычно дают интервью московским тележурналистам россияне, у которых опять кончился водопровод и прорвало электричество. Ну, фуфайка на молнии. Пиджак по моде 60-х годов, мал на три размера. Штаны рабочие, упертые с какого-то производства лет десять назад. Ботинки. Кажется. Рядом с ним женщина неопределяемого возраста, в кофте и юбке, то ли с сыном, то ли с внуком на коленях. Из-за спины выглядывают его родственники или соседи.

Тот, что слева, он еще хитрее, но выглядит добрым малым. Выпил рюмочку, тянется к грибам вилкой без одного зуба, а сам что-то втолковывает всем, кто собрался возле стола. Прическа – коленка, зато есть короткая ухоженная бородка. Костюм очень дорогой, но мятый, галстука нет, рубашка, явно в Лондоне купленная, расстегнута на четыре пуговицы. Волосы на груди пышно разрослись. Чуть выше ботинок, сшитых вручную, вместо носков прямо-таки шерсть.

Все это легко разглядеть, потому что он сидит в пол-оборота ко всем остальным, слегка развалясь на стуле, крякнувшем под ним, видимо, уже не раз. Свет – параболой, из окошка в верхнем левом углу, по лысине, белой рубашке, по вилке, ломаясь в бутылке и рюмках, перескакивает на слушателей, дробясь на их красных, то ли от смеха, то ли от водки лицах.

Картина называется «Банкир в гостях у крестьянина». Автор – Сербов Алексей Игоревич или Леха Серб.

Я любуюсь на дорожный плакат с постером картины, слушаю гудки объезжающих меня в страшной давке водил. Комментарии их я не слышу. Не слышу. Все знаю сам. Черт меня дернул с умом и талантом забраться на эту галеру. Вот первая и последняя мысль этих сорока минут. Знал же я, что улица Штаба Революции – это ловушка, но все равно поехал по всем ее рытвинам в обход пробки на Ленинградке. Вот моя Буренка и сдохла. Кормилица, клинвышыбать! Стала чуть не боком под плакатом Лехи Серба: любуйся Пол, жди аварийку. Вот жду. И нечего гундеть над ухом, все там будем.

Ну, хоть мобильник ожил. Аварийка? Нет, Женька Тихонькая, моя однокурсница, сейчас – редактор журнала «Фигура».

– Привет старый. Где дымишь?

– Сейчас или вообще?

– Сейчас. Я ж по работе.

– В Ямки еду.

– Опять с Ленкой поругался?

– Я не ругался.

– Ладно. Ваши дела. Ты мне нужен. Знаешь такого художника Алексея Сербова?

– А то. Я учился с ним в одном классе.

– Ну, я так и думала. Слушай, а есть в городе хоть один урод, с которым ты не учился в школе; не работал в цехе разлива конька или в типографии; не служил в Красной Армии; не ездил в командировку или, в крайнем случае, не пил водку в 1984 году в Риге на первомайской демонстрации?

– Можешь не верить, но я учился с ним в Ямках, в школе номер три. А с его женой я вообще сидел за одной партой весь четвертый класс, пока не заехал ей портфелем по голове.

– Пол, по нашим сведениям у него нет жены.

– «Если у человека чего нет в настоящей момент, то из этого не вытекает с неизбежностью, что у него чего-то никогда не было». Горгий, учитель Антисфена. По моим сведениям у меня больше нет машины, но всего полчаса назад она у меня была. Теперь возьмем тебя. Когда-то …

– Табу Пол. Меня мы брать не будем. Мы возьмем твоего урода. Точнее ты возьмешь его в оборот. У него через десять дней открывается выставка. Обещает стать гвоздем сезона. Свежий взгляд, новое имя и остальная дребедень. Нам нужна статья о Сербове, а лучше интервью с ним. А этот…

– Урод…

– … не отвечает на звонки, не сует носа из дома, не появился на презентации выставки и ни один…

– Урод…

– … о нем толком ничего не знает. Кроме тебя конечно.

– Когда нужна статья?

– Завра.

– ….

– Через два дня.

– …

– Через неделю. Но это уже поздно. Это мы уже к только к закрытию выставки успеем.

– Ну, жди.

Только, Пол… портвейном по скатерти растекаться не нужно. Организуй что-нибудь короткое, емкое, энергичное…

– …оригинальное, захватывающее и желательно гениальное.

– Ну, ты понял. А с Ленкой помирись.

– Да не ругался я.

– Ну, давай.

[пауза]

Ага. Вот и аварийка.

[пауза]

Итак, жизнь пошла раком. Нет, не в смысле позиции, а в смысле диспозиции. Назад она пошла. Попятилась, клинвышибать. Отматываем пленку к началу: я снова в Ямках, в родительской однокомнатной квартире, один. Буренка на стоянке, откуда ей, похоже, один путь – на кладбище. Значит надо ходить пешком. Работы толковой нет, если не считать таковой одну авторскую колонку в неделю в журнале для тех, кто когда-то умел читать между строк, и куски со столов редакторов глянцевых изданий. Зато много свободного времени. Как говаривал мой учитель ремеслу журналиста, ответственной секретарь районной газеты «Вперед» Федор Поликарпыч Мендякин: «Условия запить лет на пять». Произносил он это как скороговорку с ударением в «запить» на «а». Впрочем, сам он дольше, чем на пять дней, в запой не уходил, очень был ответственный человек, боялся подвести коллектив.Мне бояться нечего, все коллективы, которые я мог бы подвести, за последние тридцать лет, я уже подвел. Теперь имею дело только с индивидуумами, которые подводят меня, в той же степени и с той же периодичностью, что и я их.Но.В запой я не хочу. Не потому что не позволяют здоровье, финансовое состояние или, Боже упаси, нравственные принципы.Потому что не хочу.Жекино предложение тут очень кстати. Колонку мне сдавать через три дня, других обязательств нет. Займусь Лехой Сербом: и Женьке помогу, и гонорар, какой-никакой… И, главное, не надо будет все эти три дня думать о том, что же у нас с Ленкой происходит, и почему я от родной жены в Ямки сбежал.Кстати. Жека могла бы стать моей женой. На первом курсе журфака мы были вместе двадцать часов в сутки. Я стал почти что другом дома. Она жила на Тверской, ну, Горького тогда. Родители папа-дирижер и мама-певица, подкинули ее бабке, а сами мотались по гастролям.Бабулька, старая грымза дворянских кровей, нравилась мне чрезвычайно. Больше чем Жека, как я понял потом. Русский язык я выучил не в школе и не в университете, а в разговорах с Софьей Евгеньевной, долгими вечерами, за чашечкой чая, а то и рюмочкой наливки. Ну, мне то было на пользу, а Жеке воспитание в старинном стиле далось не просто. Она бабку тихо ненавидела за имя Эжени, произносимое той с невероятным прононсом и за то, что все уличные слова, приносимые Жекой в дом с пятилетнего возраста, Софья Евгеньевна вымывала у нее изо рта с мылом.С тех пор даже просто вульгарные выражения вызывали в девушке полное оцепенение. И что ей было делать, когда она, поступив на журфак, попала в среду, где слово «пожалуйста» считалось ненормативным, а выражение «опа» – редуцированным от сами знаете чего? Девушка впадала в мыльный штопор каждый раз, когда к ней обращались с фразой: (Далее несколько слов – неразборчиво. Составитель).Все экзамены она сдавала исключительно на «пять», но любая практика превращалась в путешествие жены Лота по местам боев славной дружины архангела Михаила. И кто же ей (Жеке, жена Лота могла идти дальше) помог остаться в профессии? Ну? С трех раз? Пол, лучший друг семьи. Беседуя с Жекой между поцелуями, а с Софьей Евгеньевной по ходу употребления наливки, я выяснил, что слово «урод» никогда прежде не звучало в стенах дома на Тверской (Горького) а, значит, не было вымываемо мылом из детского рта.С тех пор «урод» – ключевое слово в Женькином лексиконе, профессионалы ее уважают за собственный стиль в общении, а сама она – мой друг навсегда. А друг, потому что наша с ней любовь на второй курс не перешла. Так как осталась на первом курсе.Но, между прочим, ко времени моей влюбленности в Жеку относится один из самых моих романтических поступков…Кстати. Что за бредовый оборот «ко времени относится». Кто-то что-то ко времени относит? Или что-то во времени носится? А если носится, то, как пес за консервной банкой, пущенной в поле случайным прохожим или как джинсовая мини-юбка на… Стоп.

[пауза]

Долой романтику. Тут меня накрыла одна мысль: буду держать диктофон включенным. Дня три. Буду комментировать свою жизнь шаг за шагом, что бы ни происходило. Такое реалити-шоу для одного. А что, диктофон у меня на ходу, кассет к нему Зуева гора. Зуй, кстати, это отсюда, из Ямок, из детства. Мы его с Васькой Сретенским придумали вместе, как персонаж нашей общей жизни. Ну и кучу выражений с ним, воде: «А Зуй его знает» или «Да шел бы ты…»

[пауза]

Только что был парный звонок. В смысле, парой к Жекиному. У меня в жизни такие парные события случаются часто. Только думаешь, к примеру, что неплохо бы пива выпить, как тут же является некто, вида незнаемого, но с ящиком пива. Или после встречи с ДПС сразу звонок на мобильный с предложением подработать. Так и здесь. Позвонила девушка (по голосу судя), назвалась Ариной Сербовой, дочкой Лехи Серба. У нее дело. Ко мне. Ну, какое… Какая ж девица способна внятно по телефону незнакомому человеку объяснить, что ей нужно. Она ж не может рассказывать вообще. Ей же нужно точно знать, какая интонация подойдет к ее прическе, макияжу, туфлям и освещению. Договорились завтра встретиться в полдень, в кафе на Пушкинской. И как я интересно теперь туда попаду? Буренка-то уперлась рогом в улицу Штаба Революции. А мысль о пиве приходила не случайно. Нет, ну так ли сяк ли, а переезд, потерю Буренки и начало новой работы должны быть обмыты. Пивом, только пивом…

 

[Из файлов Василия Сретенского] Ямки Исторический очерк.

<Черновик>

История местности, расположенной к северу-западу от границ современной Москвы и именуемой «Ямки», никогда прежде не вызывала интереса профессиональных историков. Что правильно. Историк всегда и везде стремиться к обобщению. В Ямках же обобщать нечего. Над этим <тщательным образом>поработали властители Москвы разных веков. Тем не менее, краеведы, известные своей способностью проникать в самые мелкие щели, вовремя не заделанные Историей, и вытаскивать оттуда сухие крошки событий, накопали<накопили?>некоторое количество фактов, дающих представление, о том, как и когда из лесов, полей и мхов явился миру город и райцентр Ямки.В исторической<краеведческой?>литературе выдвинуты три гипотезы происхождения топонима Ямки.Первая версия, наиболее распространенная<в наше время>, связана с тем, что в древности места к северу от реки Москвы были сильно заболочены. Добывая так называемое болотное железо, местные жители оставили много ям разного диаметра и глубины вдоль небольшой речушки, быстро эти ямы заполнившей. Вятичи<а может быть, кривичи?>, вышедшие к этим местам в VIII веке нашей эры, стали именовать речушку Ямки, а по ней и всю округу. Объяснение добросовестное и скучное.Версия вторая менее достоверна, поскольку источники, на которые ссылаются ее сторонники, давно утрачены. В черновиках к «Истории государства Российского» Карамзина содержится указание на то, что до середины XI века в этих местах обитало небольшое финно-угорское племя ямь. Вождь этого племени Добросед, в 1120 или 1121 году признал над собой и «всей Ямью» власть Владимира Мономаха. Одновременно ямцы<яминцы? ямины?>отказались от веры в своих богов, главным из которых были: бог ветра Йама (другие его имена: Юмо, Илма, Емал и Илмаа) и богиня весны Ринанейда (она же – мать ветра Вармааава у соседней мордвы).Крестились ямины<ямцы?>, все как один, первого июля, что можно утверждать с достаточной степенью вероятности, поскольку покровителями Ями стали Козьма и Дамиан. Что, впрочем, на пользу им не пошло.После смерти Мономаха места эти, «тянувшие» к Ростову и Суздалю, отошли под власть его сына Юрия<Георгия>, прозванного Долгоруким за неуемную страсть к захватам чужих земель.В другом месте у того же автора, мы находим фразу о том, что последний отпрыск дома Доброседа, его внучка, в святом крещении принявшая имя Ирина, вышла замуж за «одного из витязей дружины Долгорукого», боярина Кучку. Этот самый боярин Кучка, поселившись на берегу реки Москвы, правил землями Долгорукого населенными как ямью, так и вятичами<кривичами?>, «честно и верно» много лет.И вот уже в бумагах Василия Татищева мы встречаем красивую<печальную?>легенду о Кучке и его жене Ирине. Она, судя по всему, была женщиной необыкновенной. Не очень понятно, чем, но даже после рождения двух сыновей, она притягивала к себе мужчин, как фонарик мошкару. Толстый жук Долгорукий всех мошек поразогнал, Кучку с семьей вызвал к себе в Ростов и недвусмысленно дал понять, что благополучие боярина и его присных зависит от того, кому фонарик будет светить. Кучка тайно покинул город, вернулся к себе в Кучково поле на берег Москвы, где и был настигнут Долгоруким и его «детскими», то есть пьяноватой и хамоватой младшей дружиной.Далее произошли всем известные события. Кучку князь Ростовский казнил<убил>, Ирину взял себе в наложницы, сыновей ее растил как своих, а дочь Кучки от первого брака выдал замуж за своего сына Андрея<Боголюбского>Кучково поле князь пожег, приказал рядом построить свой княжий замок Москов, а народ ямь, в реформаторском порыве, истребил, всех до единого. Земли же вдоль берегов реки Ямки князь забрал себе под «ловы». Страсть к охоте стояла у Юрия на втором месте, сразу после желания овладеть Киевом и перед пирами. Вот на Ямках он зайцев и гонял.Впрочем, есть и третья версия, более прозаическая. В XV веке государь всея Руси и великий князь московский Иван III, добившись независимости от Орды и мимоходом присоединив к своим землям Тверское княжество, начал создание регулярной почты с организации станов – мест, где можно было сменить лошадей. Стан, или станция – это по-русски. А тюркское<монгольское?>наименование – ям. Отсюда и прозвание кучеров почтовых экипажей – ямщики. Одна такая станция на дороге из Москвы в Тверь была размещена в местечке с самым подходящим названием<обозначением>– Черная грязь – у реки Всходни. А рядом – ямская слобода или в просторечье «Ямки».

<Вставка. Название «Черная грязь» появилось не случайно. В 1490-м году приехал в Россию «посол Николай, от римскаго цесаря Федерика». Встречали посла бояре и дьяки в одном конном перегоне от Москвы, чуть далее села Космодемьянского, то есть в самых, что ни на есть Ямках. И при встрече все до единого, что посол со свитой, что встречающие, перемазались в какой-то особо липкой грязи повыше колен.>

Первое исторически достоверное сообщение о Ямках относится к 1585 году. Боярин Борис Годунов приобрел в собственность у некоего Степана Чубарова, как читаем в купчей: «село Козмодемьянское, тож Ямское, тож Кузьминки, на реке Ямке, а в нем храм во имя Козьмы и Дамиана». Идем далее. В Смутное время, а точнее в 1608 году, войска Лжедмитрия Второго, двигаясь из Северских<ныне – украинских>земель в обход Москвы, вышли к Ямкам, где ихвстретили полки царя Василия Шуйского. Сражение не принесло успеха ни одной из сторон. Царские войска, подобрав<побросав?>раненых, ушли к Москве. Самозванец стал лагерем в Тушино, заслужив тем самым прозвание Тушинского Вора. Поляки, сопровождавшие<сторожившие?>Лжедмитрия, двинулись осаждать Троицкий монастырь. Ямки остались ничьей землей, выпав из героической истории нашей родины на два века.Два века прошли быстро.Осенью 1812 года русские солдаты из отряда генерала Винценгероде сражались здесь с французскими – из корпуса маршала Нея. Не то чтобы французы еще надеялись что-нибудь в этих краях завоевать. Просто им очень хотелось есть. Когда не найдя ничего сколько-нибудь съедобного, супостаты<несчастные>двинулись вспять по Старой смоленской дороге, выяснилось, что помимо села Козмодемьянского (Кузьминки тож) они разграбили и сожгли еще пять соседних деревень: Черную грязь, Кобылью лужу, Овражки, Козлище и Иваново-Лобаново. Ничего удивительного. За двести лет до этого поляки сделали тоже самое и в той же последовательности.<Вставка. Немцы, в 1941 году собирались восстановить традицию, но роту мотопехоты, прорвавшуюся по Ленинградскому шоссе, уничтожили зенитчики, охранявшие мост через канал Волга-Москва, а основные силы захватчиков притормозили где-то под Крюковом.>

Впрочем, нам необходимо вернуться в XIX век. После открытия регулярного сообщения по Санкт-Петербургскому тракту в московском обществе сложился следующий порядок отъезда из старой столицы в новую: 8 часов утра. Выезд из дома с друзьями и родственниками. Общий поклон дворни. Слезы и причитания. Наставления остающимся, посиделки «на дорожку» и прочие обязательные обряды.10 часов утра. Завтрак в Яре, цыгане, шампанское. Друзья и родственники, занятые по службе, отбывают обратно в Москву.2 часа пополудни. Обед в Кузьминском (Ямки и Козмодемьянское тож), прогулка по левому берегу реки Ямки, шампанское. Друзья и родственники не занятые на службе, немного отдохнув, начинают прощаться.5 часов пополудни. Шампанское или пунш в селе Черная грязь. В зимнее время – жженка. Последние обнаруженные друзья и родственники отправлены в Москву багажом.И вот, знаменательный момент: 1 ноября 1851 года на правом берегу реки Ямки была открыта стация Николаевской железной дороги – Ямки. Одновременно в этих местах появились первые дачники. Вот тогда-то крестьяне Овражек и Козлищ получили, наконец, компенсацию за все безобразия поляков и французов. Дело дошло до того, что в 1907 году архитектор Шехтель, отец русского модерна, выстроил в Козмодемьянском загородный дом купцу Патрикееву. Ныне этот дом – единственная достопримечательность Ямок, если не считать таковой огромную каменную голову, с характерным прищуром наблюдающую за автомобильным движением на площади перед городской администрацией.

<Вставка. Кстати, первый владелец головы, распорядившись превратить дом купца в санаторий, с удовольствием приезжал туда подлечиться и отдохнуть. Чем в это время занимался прежний владелец дома, установить не удалось> .В революционном движении начала ХХ века ямцы-кузьминцы не отметились, резонно полагая, что революция и дачники – две вещи несовместные. Им хотелось побольше дачников, покупающих по утрам молоко и сметану, но революция рассудила иначе.К 1930-м годам Ямки запустели в четвертый раз за обозримый период истории. Дачники давно уже работали таксистами в Париже и проститутками в Берлине. Те, кто когда-то поставлял им морковку яйца, и творог, ехали в теплушках в Сибирь или подались в рабочие. Вот тогда-то было принято мудрое решение поставить на станции Ямки бараки, завести по железной дороге побольше рабсилы и построить тут три завода: авиационный (Зенит), авиационный (Восток), ну и авиационный (Гранит).Два станционных дома красного кирпича, две улицы: Кузьминская (от железнодорожной станции до Космодемьянской церкви и санатория) и Царская (от станции же к Ленинградскому тогда уже шоссе) с их 43 домами, а также 17 новеньких бараков были объявлены городом и райцентром Ямки.В те же самые годы по руслу реки Ямки, согнанные со всех концов арестанты<заключенные, зэки, враги народа, несчастные>прорыли мотыгами и лопатами канал, начало которого было помечено каменным кумиром, а конец – речным портом. Так тогдашний властитель Москвы довершил дело, начатое Юрием Долгоруким,<бронзовый?>кумир которого, в свою очередь, был торжественно воздвигнут в самом центре Москвы…

[На этом записи Василия Сретенского обрываются. Очерк остался незаконченным]

 

Кассета 2. Цвет черный

Кх… Кха… Кхм… Нннрррр… Нет, потом.

[пауза]

Ну, так. Надо что-нибудь выпить. В смысле, чаю попить. Поговорил я с дочкой Лехи Серба. С диктофоном какая-то незадача вышла: то ли не включился, то ли батарейка села, хотя нет, сейчас-то работает. А в кафе машинка не включилась, так что придется пересказывать весь разговор своими словами.Я пришел, сел за столик, настроился на три стакана сока. Первый выпил залпом, второй и третий решил тянуть. Она пришла уже на втором. Ну, какая… Чуть ниже меня, стройная. Лет ей двадцать, может, двадцать два. Нет, выглядит совсем молодо, но порывистости в движениях уже нет. Не ребенок, знает свою силу и может ее рассчитать. Волосы темные, стрижка… ассиметричная. Глаза. Темно-коричневые но кажутся совсем… как это… «в соленой пелене два черных солнца». Как-то так.Она вошла и я подумал: «Вот такая у меня была бы дочь. Если бы была. Если бы…» Ну, дальше додумывать не стал. Зачем.Интересно, я совсем не помню, как она была одета. Что на ней было? Джинсы и футболка, платье, деловой костюм? Ведь что-то же должно было быть. Нет, точно, что-то было, такое… бежевое? коричневое? красное? Нет. Не могу вспомнить.Она меня вычислила сразу, подошла, села, заказала черный чай без ничего. Разговор пошел сам собой, о чем не помню. Я вообще живу глазами и слов собеседников не запоминаю. Если очень нужно – есть диктофон. Вот что я подметил почти сразу: она своеобразно расставляет смысловые акценты. Если надо было что-то усилить во фразе, слега опускала уголки рта, а глаза уводила вниз и в сторону. Не знаю, как на такую гримаску реагируют другие, я в эти моменты забывал дышать. Даже неудобно пару раз получилось.И еще. Она напомнила мне Карину, мою одноклассницу, жену Лехи Серба. Вообще-то, Арина на мать не похожа, а на Леху тем более. Ну, какими я их помню. Черты лица совсем другие. Нос, к примеру, у Карины был тонкий, чуть вздернутый. У Арины пошире и ни намека на курносость. Ямочек на щеках нет. Ну, все не то. Губы. Брови. И в то же время, образ той Карины проступал в жестах, мимике, улыбке… да во всем. Я видел перед собой двух женщин, ту далекую Карину и вот эту – ее дочь.Но к делу. Когда я включился в смысл ее слов, то уловил, что она добыла мой номер мобильника в редакции и позвонила, потому что вроде как никто другой ее проблемы решить не может. А проблема такая, что ее и проблемой назвать неудобно. Это как прийти к кому-нибудь и сказать: понимаешь у меня проблема, я тут случайно узнал, что завтра умру. Короче, художник Алексей Сербов две недели как заперся в мастерской, а это не чулан какой-нибудь, а квартира-студия. Не пьет! Питается, судя по всему, акридами. Никого к себе не пускает, но с кем-то все время разговаривает. А все потому, что две недели назад пропала его жена. Карина. Ушла вечером из дома, не взяв ничего, и не вернулась.Вот в этом месте я представил себе, что последствия моего удара портфелем сказались через 35 лет. Карина потеряла память и бродит сейчас по улицам мегаполиса (благо лето) в рванном джинсовом костюме и без макияжа.Пока вытирали разлитый сок, я рассудил, что вряд ли Арина пришла сюда, держа в сумочке дамский револьвер или повестку в суд по иску о возмещении ущерба. Ну, в общем да. В смысле, нет. Оказывается, она несколько раз пыталась вывести отца из состояния льва, рыкающего в пустыне. Больницы и морги обзвонила. С друзьями семьи поговорила. В милицию Леха обращаться запретил, перед тем как скрыться в своей пещере и завалить ее камнями изнутри. Последовательность действий, возможно, была иная, но смысл, как мне кажется, передан точно.Но вот пару дней назад Алексей Сербов лично отвалил все камни от входа, предстал перед дочерью в облике несвежем, но разумном. И дальше, по словам Арины, начался самый настоящий бред. Будучи в добром здравии и в полной памяти, отец протянул ей старую фотокарточку, заявив, что жена его ушла к любовнику, настоящему отцу Арины, и потому он, Алексей Сербов, знать ее не хочет.Тут я должен был спросить. Я и спросил: «Кого – ее»? Оказалось – Арину. Сбрендивший Леха выставил дочь вон из студии, оставив ей старую фотокарточку и посоветовав найти настоящего отца. Но дело в том что…ааа клинвышибать![Далее – шесть слов неразборчиво. Составитель]Заварил чайку! Кружка китайская, фарфоровая, Ленкин подарок на Новый год, в руках лопнула. Весь чай на джинсах и тапках, коленки обваренные, теперь, наверное, в темноте светиться будут. Хорошо хоть коленки, а если бы я чашку ко рту успел поднести… это куда бы он потек!Нет, что ни говорите, в китайской экономике что-то не ладно. Темпы темпами, но уж хотя бы фарфор, национальное достояние, можно бы делать настоящий.

[пауза]

Йестердей.

Олл май траблс симд соу фар эвей

Нау ит лукс…

[пауза]

Чё-то гитара сегодня не строит.

[пауза]

Саденли

Айм нот халф зе мэн ай юзд то би-и

Зерез шэдоу хэвинг овер ми-и

О йестердэй

Кам саденли-и

[пауза]

А я ведь съездил к Лехе Сербову. Теперь жалею, что не съездил ему по физиономии. Это ведь что мне пришлось пережить второй раз за день. Вспоминать адрес студии. Стоять ждать маршрутку. А ветер сегодня совсем не летний. Да, спустя полчаса их пришло сразу три, но я-то был в очереди девятым, мне бы хватило и одной. В маршрутке меня, автомобилиста с двадцатилетним стажем, укачало. Все потому, что я никогда в жизни не пробовал давить ногами одновременно на тормоз и на газ. Мне просто в голову такое не приходило. А тут понял, что вон оно как можно ездить. Останавливаться сразу по преодолению звукового барьера. Ладно. Выбрался из этой компьютерной игры, попал в другую. Метро. Что-то там, в туннеле зависло минут на двадцать. И тут оказалось, что войти в поезд тоже надо уметь. Что-то подобное было со мной года три назад, в Тунисе. Месяц был декабрь, но нам русским людям, что декабрь в Тунисе, что август в Сочи. Затеяли мы с Павликом купаться. Ну, каким Павликом, откуда я знаю, был там такой Павлик сорока двух лет, из Сургута, с таким вот пузом. Мы с ним подружились за час до купания. Павлик у берега плескался в желтоватой пене, а я поплыл. И недолго плыл, минут десять, но когда повернул, то понял, что обратно никак двигаться не удается. То есть двигаться-то можно, но только в одном направлении – в море. Я-то уже как бы оттуда, а волны – нет. Они все – туда. Одну преодолел, а там еще пятнадцать. Плыву-плыву, а все метрах в ста от берега, и вот уже пора тонуть.Вот и в метро сегодня также. Я только собираюсь войти, а все уже там и «осторожно двери закрываются». Я следующего поезда дождался, а вокруг опять толпа и опять каждый на полшага быстрее. Тогда в Тунисе Павлик меня на берег вытащил, героя драного. А сегодня точно такой же павлик за шиворот в пятый по счету поезд втащил. Спасибо тебе добрый человек, не знаю твоего имени-отчества, пахнешь ты сильно, помог.Дальше – пешком от Белорусского вокзала в дебри Большой Грузинской. Тут свое. Пришлось преодолевать «проклятие четырех машин».Объясню. Давным-давно, когда я имел машину, я на ней ездил. Ну, такая была привычка. И всегда, и везде при выезде на основную дорогу я должен был дождаться, пока проедут четыре автомобиля, а потом выруливать. Не три. Не пять. Четыре автомобиля, включая автобусы, автокраны и болиды «формулы один». И сегодня, переходя через улицу, я каждый раз ждал, пока проедут очередные четыре машины. Во двор к Сербову я зашел, пропустив красный Лексус RX300; девятку, потрепанную жизнью; Вольво S40 с царапиной на боку и (внимание!) маму с мальчиком, тянувшим на веревочке игрушечную машинку.Ну, в общем, добрался. В лифте не застрял. Квартиру нашел. Позвонил, точнее, потыкал несколько раз пальцем в кнопку, без видимого и слышимого результата. Звонок не работал. На стук никто не отозвался. Но я был к этому готов. Разбег от лифта и прыжок в дверь (во мне 87 килограммов) должного эффекта не дал. С первого раза. А с пятнадцатого дал. Дверь открылась, я влетел в холл. Приземлился удачно, сантиметрах в сорока от противоположной стены, а она, между прочим, в трех метрах от двери.Леха же, не глядя в мою сторону, закрыл дверь, не отрывая тапочек от паркета, прошуршал в соседнюю комнату, лег на диван прямо в тапочках и отвернулся к стене. «Он лежал без движенья, как будто по тяжкой работе». Кто-то про кого-то так написал. Совсем как про Леху. Работой, правда, здесь не пахло. Ну, в смысле красками. Старыми ботинками пахло. И еще – заплесневевшим хлебом. И никаких тебе холстов, мольбертов, палитр и на чем там еще рисуют. Много пыли и тоски, мало воздуха и света.Первым и, кстати, последним моим достижением этого вечера, стало открытое окно. Впрочем, нет. В ходе непринужденной светской беседы он произнес две фразы. Но какие! Первая: «У меня нет дочери». Ну, это понятно. Вторая: «Найди Карину и пиши тогда обо мне что хочешь».Общий итог: я спас звезду андеграунда от кислородного истощения и получил условное благословение на сочинение ее, нет его, ну, в общем, звезды этой, клинвышибать, художественной биографии.Домой я ехал на машине. Ну, какой… поймал.

[пауза] Что мы знаем о ЛешкеИтак, Алексей Николаевич Сербов. 47 лет. Актуальный художник. Недавно взошедшая звезда современного искусства. Участник множества выставок и этих, как их, биеналок, в стране и за ее рубежом.Лет до сорока двух о нем вообще никто не знал и не помнил, пока на одной венецианской биеналке он не выставил концептуальный проект «Человечество». Девяносто полотен было развешано в круглом зале на одном уровне, почти стык в стык. Посредине зала был поставлен огромный компас из папье-маше. Стрелка компаса была соединена с прожектором. При желании в зале можно было выключить общий свет и рассматривать экспозицию по одной картине, двигая стрелку компаса. На стенах над уровнем картин были прикреплены таблички: «Север», «Юг», «Запад», «Восток». Начинать осмотр рекомендовалось с отметки «Запад». Там висел портрет Джорджа Буша младшего, выполненный в стиле «фотореализм». Далее, по часовой стрелке, можно было наблюдать, как на других портретах черты лица Буша искажались, менялись. Лица, похожие друг на друга и в то же время неуловимо отличающиеся, сменяли друг друга, пока на отметке «Север» перед зрителем не представал портрет певицы Бьорк. И так по кругу. Надо ли говорить что под отметкой «Восток» висел портрет ВВП, а строго на Юге – Бен Ладена?Экспозицию я сам не видел, врать не буду. Но по трем строкам информационного сообщения написал в пять разных журналов уничижительно-восторженные рецензии, воспользовавшись открытым Сербом методом смещения акцентов. Спасибо Леха, подкормил.Потом был московский проект «Брысь!». Выставка была открыта в большом ангаре. Зрители, входившие в ангар с торца, видели вдали, на противоположной стене, пятнадцать больших, два на два метра, полотен. На каждом – морда кота или кошки разных пород. Ну, кошки и кошки. Были среди пятнадцати симпатичные, были кошмарные. Но стоило зрителям пройти две трети расстояния от входа до стены с картинами, как на них начинали проступать черты самых значимых в современной гламурной тусовке персонажей. Не знаю, как Леха этого добился, но только морды становились как бы прозрачными, а лица зримыми. Выражение лиц впрочем, полностью соответствовало характеру морд.Слава омыла Лешины ноги благовониями марки «Поль Готье». За право овладеть портретом кошки Псюши богатыри прямо у стен ангара дрались на мечах-кладенцах. Пластиковых. Но в последний день работы выставки Леха приволок канистру бензина и сжег ангар. Вместе с картинами. Толпа зрителей человек в 40 приветствовала аутодафе редкими криками «Брысь!» и кидала в огонь пустые бутылки.И вот сейчас художник Алексей Сербов представляет публике новую серию картин, выворачивая наизнанку полотна гениев прошлого. Концепт называется «искусствомира». На афишах это сочетание букв расположено в шести строках. В каждой строке пробел между буквами поставлен в новом месте. Получается так: «и скусствомира», «ис кусствомира»; «искус ствомира» и так далее. Что-то это должно значить. Помимо злополучной картины, под которой моя буренка встала, засопела и сдохла, в эту серию вошли такие Лехины шедевры, как: «Восхищение Европой», «Едоки артишоков», «Аллегория Поляроида», «Игра картой», «Портрет мужчины и женщины в образе женщины и мужчины». Ну и само собой, «Сдача бреда».Хотя, о чем это я. Сам-то он ничего никому не представляет. Он лежит в мастерской лицом стене, медленно превращаясь в артишок.

[пауза]

Сюжет. Герой – молодой еще человек, лет 30–35. Учился в Москве, потом вернулся к себе в провинциальный город. Сделал там карьеру в филиале крупного банка. Теперь снова в Москве, в головном офисе, средним начальником, но с большими перспективами. За три месяца работы на новом месте успел купить квартиру. В кредит. Сейчас ее отделывает, чтобы перевезти жену и сына. Лето. Пятница. Начало уикенда. В конторе рабочие разговоры сменяются бытовыми. Все в предчувствии выходных. Герой, назовем его С., обменявшись шутливыми репликами с парой сотрудников, выходит из офиса, садится в Сааб 9–3. Viggen Cabrio, и едет на Юго-Запад, к своему новому дому. По дороге С. останавливается у магазинчика мобильной связи, покупает себе новый телефон, покруче. Вставляет туда старую сим-карту, и из машины говорит с женой. Приезжает, припарковывается между черным Мерседесом C36 AMG и серым Крайслером 30 °C. Выходит, закрывает дверцу, нажимает на кнопку дистанционного замка и машина взрывается. Не его, соседняя, пусть хоть Мерседес, не жалко.Очнулся С. в травмопункте или больнице. Голова шумит, рука – в повязке, новый костюм в грязи и слегка порван. В пятнадцати местах. А главное – пропала барсетка, которую он держал в руках, когда выходил из машины, и, вместе с ней – документы, ключи от квартиры и новый телефон.Вечер. Он добирается до дома. Но в квартиру попасть не может. Строители-мигранты, возившиеся в квартире все эти три месяца, отпросились на выходные. Консьержки в новом доме еще нет. Соседей он не знает. Службу спасения вызвать не может. Телефона нет. Да и кто ему без документов поверит, что квартира его. Жилищная контора закрыта.Добрые люди подсказывают, где найти слесаря. Тот согласился вскрыть дверь в обмен на часы, с руки С. Хорошие часы, дорогие. Сказал, что пойдет за инструментом, и действительно ушел.Примерно через час до С. доходит, что его кинули. Обратиться не к кому. Все номера телефонов знакомых и сослуживцев записаны были на сим-карте, он их не помнит. Да и все равно телефона нет. Потом – спасительная мысль. Когда С. учился в институте, он ухаживал за девушкой-однокурсницей. Провожал ее домой: она жила в Сокольниках. От станции метро он дорогу найдет с закрытыми глазами. Но как в Сокольники попасть? В карманах три рубля мелочью.Пройти в метро без денег не получилось. Навыка московского нет. Да и тетка у турникетов всполошилась, засвистела, милицию вызвала. Он дал деру. Автобус и маршрутки тем более не подходят. Частники от него шарахаются. Да если бы и взял кто, на три рубля далеко не уедешь. Он решает дойти до следующей станции метро пешком, а там повторить попытку.Вторая попытка тоже неудачная. Поздно. Ночь. Метро закрывается. Тогда он решает идти в Сокольники пешком. Где находятся станции красной ветки метро, он помнит, вот и пойдет от одной к другой.Он идет всю ночь. Встречает разных людей. Милиционера, бомбилу, пару пьяных подростков, ребят, катающихся на роликах, проститутку, солидного дядьку, поссорившегося с женой, бомжей. Одни ему помогают: угощают сигаретами и пивом, советуют, как пройти. Другие мешают: показывают не ту дорогу, подвозят, но не туда. Например, в ночной клуб. Или в казино. Приходится возвращаться и опять идти. На Кропоткинскую он попадает три раза, на площадь Трех вокзалов – два. Кто-то из встреченных им «ночных» людей рассказывает свою историю. Все несчастны, конечно. Хотя тут надо подумать.Раннее утро субботы. Он приходит к пятиэтажке своей однокурсницы. Замок в подъезде сломан, внутри – запах подвала, стены расписаны. Он поднимается на пятый этаж. Звонит, стучит. Никто не открывает. Потом выходит старушка-соседка, говорит, что все уехали на дачу, она где-то недалеко от платформы «Весенняя». Это с Курского вокзала. Кажется.С. выходит из подъезда, садиться на лавочку или детские качели. В кармане пиджака у него что-то жужжит. Старый телефон, без сим-карты. На светящемся экране – значок смс-сообщения. С. жмет на кнопку. На экране появляется надпись:ПОЗДРАВЛЯЕМ! ВЫ ПРОШЛИ ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ!ХОТИТЕ ПРОДОЛЖИТЬ? НАЖМИТЕ КНОПКУ «1».ВЕРНУТЬСЯ – КНОПКУ «2».С. тупо жмет на кнопку «2».Вечер пятницы. Офис банка. Те же люди, те же слова. С. обменивается парой шуток с сотрудниками, выходит из офиса, и садится в Сааб.

 

Кассета 3. Цвет – черный

Вот что я сейчас подумал: Буренка – моя третья машина и ни одну я не брал новой, прямо с завода. Все с пробегом. И не то чтобы денег не хватало, были деньги временами, даже вспомнить приятно, какие деньги. Не хватило духу новую купить. Это как с женщинами. Ну не было у меня первой счастливой любви, не сложилось. Может, если бы я не шандарахнул тогда Карину портфелем… Нет, я сейчас не о том.

Буренка тоже была в возрасте – пять лет. Но я хорошо знал хозяина, тот был, прямо скажем, не ездок, машину держал на случай перевозки вещей на дачу, зимой на ней не ездил, по городу передвигался на метро. Не ударил ее ни разу. Добрый был. Или ленивый. И пробег-то у нее был всего ничего, тысяч семь.

Я тогда решил, поезжу годика два-три, потом подберу себе что-нибудь покруче, чем восьмерка. Получилось девять лет, почти день в день. И если бы не эта последняя колдобина под Лешкиным щитом, еще полгодика потянули бы. Мы с ней.

А Буренкой я ее на второй год стал называть, когда из тележурналистов ушел в никуда. Посидел, посидел дома, выгреб мелочь из всех карманов, заправил бак и стал бомбить. Вот она у меня кормилицей и стала на полтора года. Деньги небольшие, но ничего другого никак под руку не подворачивалось. А может, я и не искал ничего, назло Ленке. Она, тогда, как раз кандидатскую диссертацию защитила. Зато я с людьми общался. С живыми и разными.

Ленка сказала мне как-то, что я живу только за рулем, а на все остальное время «выпадаю из цепочки контактов». Может, так оно и было. Но вот что я сам заметил. Человек, живущий в симбиозе с автомобилем, превращается постепенно в… как его, Зуй… в кентавра. То есть, головой и руками он еще человек, но мысли его все больше о том, что где-то стучит, там, где не надо, что пятно ржавчины на днище образовалось и как бы подковаться по-зимнему. Совершенно утрачивается интерес к одежде. Зачем пиджак и галстук, или там свитер новый, если твой костюм – это твоя машина? Мыслить начинаешь линейно. И все время хочется соревноваться: в скорости, в маневренности, в громкости динамиков – да во всем.

Соревнования-то я все больше проигрывал. Мои однокурсники уже давно пересели, кто на Мазду, кто на Вольво, кто на внедорожник со ступенькой, спутниковой системой навигации и турельным пулеметом на крыше. Я в их кампании походил на маленькую приблудную собачку на выставке грей-хаундов. Ну, такую, знаете: ножки тоненькие, шерсть торчит во все стороны, морда добрая и голодная. Вроде как стоит рядом, но все время готова юркнуть под куст и прикинуться палой листвой.

Но я ездил! Я мчался! Был кентавром, а не земляным червяком! А теперь я инвалид, прикованный к двум нижним конечностям, годным лишь на перетаскивание тела от стола к дивану.

Никогда. Никогда у меня такой Буренки уже не будет.

Вот такой плачь по кормилице получился. Аж самому противно стало.

[пауза]

Йестердей энд дэй бефор,

Сан из колд энд рэйн из хард,

Ай ноу;

Бин зет вэй фор ол май тайм.

Тил фореве, он ит гоуз

Фру зе серкл, фаст энд слоу,

Ай ноу;

Ит кэнт стоп, ай вандерррр.

Ай вона ноу

Хэв ю эвер сиин зе рейн!

Ай вона ноу

Хэв ю эвер сиин зе рейн!

Каминдаун он э сани дэй?

Йе-е-е!

[пауза]

Арина. Арина. Хорошее имя. Легкое, воздушное, как первые капли летнего дождя. Там, в кафе, когда она потянулась к сумке, я решил, что за сигаретами. Но, выложив на столик мобильник, похожий на пудреницу, пудреницу, похожую на ракушку, бумажные салфетки, тушь для ресниц, похожую на шоколадку, и чего-то там еще в бумажных пакетиках, что быстро спрятала обратно, она достала небольшую черно-белую фотографию 10 на 15 и протянула ее мне. А мне и брать ее не надо было, я и так ее узнал. Эту фотографию сделал я сам 30 лет назад, летом на берегу канала имени города-героя Москвы. Трое загорелых юношей стоят на бетонной плите у самой воды, приняв разные позы. Три моих школьных друга: Васька Сретенский, Марат Амелин, Ванька Солонов. Привет ребята.Я спросил: ну и кто? Не очень вежливо конечно. Но как-то ничего другого в голову не пришло. Арина медленно собрала свои ак…, акк…, тьфу, клин, аксессуары обратно в сумочку и сказала спокойно, что не знает. Леха ей не сообщил. Может он сам не в курсе, может из вредности. Но, судя по его вчерашнему состоянию, просто дал фотографию и отключился от реальности. А кнопки "play" на нем нет.И вот до чего мы договорились. Сегодня, да уже почти сейчас, Арина ко мне заедет. Ну почему. Потому. У нее-то машина на ходу, а я не могу каждый день героически продираться сквозь локти сограждан, в центр Москвы. Никаких сил, ни на что, после этого не остается. Приедет, мы с ней обсудим, что дальше делать и как. У меня к тому же и стимул есть. Может, о Лехе что-нибудь узнаю. Эк… Экк… Эхксклюзивное.

[пауза]

А теперь обращение к тем, кто знает ответы. Остальным просьба не беспокоиться. Вопрос: я что, прозрачный?Мой рост 185 сантиметров. У меня 52-й размер не самой дешевой одежды, 43-й размер ворота и 43-й же – обуви. Плохо ли хорошо, но я прожил больше 40 лет. Что-нибудь эти цифры значат? Хорошо. Ладно. Я занимаю, не знаю кем, но определенное место в обществе. Мою колонку читают. Читают, я слышал это сам.Так вот, формулирую тот же вопрос чуть иначе: если я торчу у вас под носом, пусть даже молча, в течение 15 минут, можно этот факт оставить без внимания?Тогда почему ни одна продавщица, ни в одном магазине, даже в тех, где продавцам полагается прилипать к клиенту, так, чтобы их отрывали, как наклейку, при выходе, ни одна из них не видит меня, переминающегося с ноги на ногу в тридцати сантиметрах от нее? Она будет выкладывать свой кефир, пока не кончится прилавок, потом что-то писать замусоленным карандашом, в засаленной тетради, потом уйдет, вернется, отвернется, повернется, сизой горлицой взовьется… И всего на шестнадцатой минуте ожидания я вдруг обретаю массу и вес, становлюсь, наконец, видимым и слышу заветное: «Говорите».Ну, я и сказал.А теперь мне бы все-таки хотелось услышать ответ на простой вопрос: мне когда-нибудь удастся получить свой кефир просто так, за деньги, а не за 15 минут унижений? Что-то не вижу поднятых рук. Ладно, пусть это будет вашим домашним заданием. Но в пятницу я бы хотел услышать ответ. От каждого.

[пауза]

Нет, ну ладно, продавщица тупая тетка без мозгов. Но двери? Двери самозакрывающиеся в магазинах! Они-то, почему у меня перед носом закрываются?

[пауза]

Артишок, род многолетних трав, семейства сложноцветных. Свыше 10 видов, главным образом в Средиземноморье, Индии и еще Зуй знает где. Артишок Испанский и Артишок Настоящий (он же колючий и посевной) – овощные культуры. В утолщенных цветоложах полным-полно сахара, белка, витаминов: С, В, и ароматических веществ. Последние у Лехи пока не проявились. Из семян можно давить масло, если кому это придет в голову. Урожайность соцветий 50 – 250 центнеров с гектара. А если с площади дивана посчитать?

[пауза]

 

Что я помню о Лешке Сербове

Во-первых – сопли. Он пришел к нам во втором классе, быстро освоился и всегда был в центре событий. Но я никак не мог приучиться смотреть ему в лицо, потому что из носа у Лехи постоянно вылезали две зеленых гусеницы. Он втягивал их внутрь, но упрямые червячки снова и снова ползли к верхней губе. Через год все прошло.

Еще он был светловолос, вихраст, курнос. Очень быстро бегал и не только на физкультуре. На переменах Леха был везде и нигде, все знал, все видел, со всеми разговаривал.

Друзей у него не было. Ну, то есть постоянных. То с одними дружит, то с другими. Нашей кампании он не подошел, не скажу почему. Не то чтобы это была страшная тайна. Просто не помню. И он не помнил, когда мы встретились с ним лет через пятнадцать после школы, на верни… ну на выставке какой-то.

А в седьмом классе к нам попал второгодник Генка Шпиндин. Очень авторитетный. Уроки не учил принципиально, в футбол и волейбол играл лучше всех, кроме Марата, конечно. Леха с парой ребят к нему и прибился. Одно яркое воспоминание с ним связано. На первый же урок физкультуры в восьмом классе команда Генки вышла в футболках, расписанных Лехой. Это в те времена, года футболку можно было в магазине купить только случайно и то белого или синего цвета, без надписей, без ничего. Белого и синего.

Они появились вчетвером, в синих футболках, расписанных черными и белыми кляксами. Девушки-гимнастки послушно встали на уши. Все остальные (ну, то есть мы с Васькой Сретенским) растеклись по полу потоком завистливой желчи.

Это был первый авангардистский проект Лехи Серба. Его первый успех.

А потом он ушел из нашей школы. Родители переехали. Лет через пять или шесть, кто-то мне сказал, что Леха женился. На Карине.

Ну, вот, пожалуй, и все пока. Да еще. Уже лет десять мы встречаемся с периодичностью не реже, чем раз в полгода. Мы играем в преферанс. Кстати, чаще всего, в его мастерской. Правила такие: никаких разговоров на личные темы. Футбол, сравнительные достоинства марок пива – до игры. Книги, кинофильмы – после. Все. Я знаю, что Леха не болельщик, но игры сборной смотрит. Пиво – Гиннес. Книги – биографии и мемуары. От современного кино его тошнит. Любит старые советские комедии. Но что интересно: ни одной «убойной» фразы ни из одного фильма он запомнить не сумел. Скажешь ему в пятьдесят третий раз: «Семен Семеныч!», – он в пятьдесят третий раз не понимает в чем дело. Зато точно помнит, на какой машине ездил главный злодей в «Брильянтовой руке». И все номера «Волг», украденных Юрием Деточкиным. Один раз на спор их назвал.

Да я из такого материала четыре интервью сделаю, хоть сейчас. За пивом только схожу… Нет нельзя. Ну и писать тогда не буду! Сегодня.

[пауза]

Йестердэй, зере воз со мэни сингс

Ай воз невер толд

Нау зет айм стартин ту лёрн

Ай фиил айм гроувин олд

Кооз йестердэйз гот насин фор ми

Олд пилчерз зет айл олвайз си…

[пауза]

Все-таки я осел. Вот только сейчас меня осенило. Нет, не то что осел, это я и раньше знал, а то, что Карина ведь где-то кем-то работает. Что-то Лешка говорил об этом между первыми и вторыми распасами. Галерея, что ли какая… И вооот, как любит говорить моя Ленка, я влез в паутину и набрал: Карина Сербова. Вылез вот такой вот Зуй. Нет такого словосочетания ни в одной поисковой системе. «Сербова» – это выставка актуального художника Сербова, которая открывается через неделю в модной галерее «Art и шок». Ну и еще 11145 упоминаний его выставок, акций и интервью.А вдруг Карина не брала фамилию мужа, а живет под девичьей? Какая-то у нее фамилия была такая, дразниться было удобно в пятом классе: уж-замуж-невтерпеж, что-то в этом роде. Ужанкова, вот какая! Ну вот, другое дело: Карина Ужанкова, искусствовед, куратор галереи «Art и шок».Зашел я на сайт галереи. Тот не обновлялся уже месяц. Последнее что выложено – интервью Карины в журнале «Фигура». Ну, что ж, почитаем:Вопрос: Галерея «Art и шок» с момента ее создания ориентирована на актуальное искусство в его крайних формах, что, видимо, отражено в ее названии. Это так?Ответ: Пожалуй, да. Актуальное искусство может существовать только в ситуации крайнего напряжения. Шок – единственно возможная форма его бытования.В: В этом его смысл?О: Никакого смысла в актуальном, как, впрочем, и в традиционном искусстве людям до сих пор отыскать не удалось. Традиционные художники утверждают, что им смыл творчества ясен. И лгут. Или себе или всем остальным. Актуальные – что находятся в поиске. Иногда это бывает правдой. Вот и вся разница. В современном художественном пространстве поиск возможен только на территории, находящейся за гранью…В: За гранью чего. Эстетики? Морали?О: Совсем не обязательно. Выйти за грань морали проще всего. Но самое интересное, что это-то как раз не шокирует. Просто потому, что все и каждый знают, что значит быть аморальным и как им стать. Выйти за грань привычного таким образом, чтобы никто представления не имел, как и почему это сделано – вот дорога к обретению новых смыслов. И именно это становится шоком для своего времени.В: Я правильно вас поняла? Творчество новаторов и традиционалистов в равной степени бессмысленно?О: Для людей – да.В: А для кого – нет?О: Ну хотя бы для художника. Публике всегда нравится позавчерашний день. Хочешь заработать – воспроизводи уже существующие формы в их комплиментарном варианте. Хочешь стать богом – твори свой мир.В: Стать богом – это не слишком?О: Ну для кого как.В: Ну хорошо. А для кого еще искусство имеет смысл?О: Для богов, конечно.В: Пожалуй, выберем новый ракурс беседы. Позиционируя себя в качестве галереи актуального искусства, Вы и ваша команда работаете только с традиционным материалом: живопись, пластика. И никогда не представляли публике самых современных форм, таких например, как видеоарт. Это ваша принципиальная позиция или так получалось само собой?О: Да, это для меня принципиально. Искусство существует во множестве форм, в том числе и еще не родившихся. Но галерея «Art и шок» предназначена для тех из них, в которых происходит прямой контакт руки и материала.В: Искусство «Hand made»?О: Наверное, можно и так сказать. Для галереи важна вещественность размещаемых арт-объектов. Не будем забывать, что галерея – коммерческое предприятие. Мы торгуем предметами актуального искусства. И для нас важно, что продаваемые нами артефакты не подлежат тиражированию. Они уникальны, принадлежат в буквальном смысле руке того или иного автора.В: Но не так давно Вы выступили в качестве куратора нашумевшего проекта «Брысь!». Что там было продавать, ведь все сгорело. Или это был чисто семейный проект, не имеющий отношения к галерее?О: «Брысь!» не был коммерческой акцией, хотя черты иммиджевой стратегии автора в нем конечно просматриваются. Но я взялась за продвижение проекта не по семейным мотивам, а потому, что увидела в нем актуальный художественный жест, точно отражающий позицию художника по отношению…В: К обществу?О: Скорее к самому себе.В: Можно об этом чуть подробнее?О: Пожалуйста. Все, что относится к изобразительной стороне проекта не очень ново. Все это лежит в плоскости экспериментов со зрительными эффектами, имеющими давнюю историю, вспомним хотя бы имена Джузеппе Арчимбольдо, Жоржа Сёра с его дивизионизмом, пуантилистов, Дали. Ничего нового художники не предлагают уже очень давно…В: Надеюсь, мы еще поговорим об этом.О: Хорошо. Так вот ценность проекта «Брысь!» не в использованной технике, а в последовательности его воплощения, отсылающей зрителя к давней литературной традиции, связанной в России с именем Гоголя.В: Вы имеете в виду то, что Гоголь сжег второй том «Мертвых душ»?О: Жечь произведения искусства время от времени необходимо. Но речь не только и не столько об этом. Давайте вспомним, что, по Гоголю, кошка, скачущая на горящей крыше – образ черта. И когда я вспомнила о Гоголе, то в первую очередь имела в виду, что мир, проступающий сквозь образы повседневности – это мир тайных, но подлинных источников бытия. Проект «Брысь!» литературен именно в этом смысле.В: Вы говорите о символичности в искусстве?О: Ну, если хотите.В: Вы руководите галереей 15 лет. Повод для юбилея.О: Нет. Скорее повод для серьезных перемен.В: И в чем же они будут состоять?О: Я убедилась в том, что деятельность, которой мы занимались все эти годы, ведет в тупик. Индивидуализация каждого художественного акта достигла такой степени, что произведения актуального искусства не интересны никому, кроме самого автора и узкого круга его недоброжелателей. Да и понятны они могут быть, лишь в контексте биографии самого художника. Концептуальные произведения требуют все меньше «рукозатрат» и все больше слов для их объяснения.В: Но это – общемировая тенденция в развитии всех пластических искусств. Разве с этим можно что-то поделать?О: Не знаю, удастся ли что-нибудь сделать. Но мы будем пытаться влиять на художественный процесс.В: Каким образом?О: «Искусствомира» – последний авторский проект в нашей галерее. Следующие два проекта имеют совсем иную основу.В: Что же меняется?О: Мы исходим из того, что индивидуальное высказывание художника в современном мире не имеет эстетической ценности. Условную ценность ему придает сообщество экспертов, назначая тех или иных художников гениями. Другими словами, художественную ценность имеет сама личность творца, а не создаваемые им объекты. Нам бы хотелось изменить эту ситуацию в корне.В: То есть…О: То есть изменить ситуацию, когда художник, сам выбирая цель, место и способ высказывания, кричит в пустоту. Мы хотим вернуть эстетический смысл вещам, создаваемым рукою творца. А для этого необходим период вторичности эстетического по отношению к практическому и добровольного отречения художника от полноты своего «Я».В: То есть вы хотите обратиться к дизайну.О: Ни в коем случае. Мы предлагаем вернуть картинам и скульптурам их предназначенность к действию.В: …?О: В истории человечества только в течение двух, сравнительно небольших периодов, искусство существовало само по себе, для наслаждения. Первый раз – в эпоху эллинизма, когда искусство сбросило с себя и религиозные и гражданские функции, выполняемые им в классическом античном полисе. Второй период начался в XIV веке. В девятнадцатом столетии искусство стало рассматриваться как способ самовыражения личности. Но к концу века двадцатого этот подход себя полностью исчерпал. Сейчас необходимо вернуться к безличностному, функциональному искусству, каким оно было, в Египте, в гомеровской Греции, в европейском средневековье.В: Зачем?О: Только на этом пути возможно возрождение утраченных эстетических смыслов. Если хотите, искусству нужен период восстановления, реабилитации. Безличностность – лекарство.В: И как же вы намерены его применять?О: Объясню на примере двух проектов нашей галереи, находящихся на подготовительной стадии. Проект первый – «Деисус». Мы заказали двенадцати актуальным художникам иконы деисусного чина. Выразительные средства – на их усмотрение. Наше условие – работа должна быть написана красками на доске и не должна быть подписана. Все иконы становятся собственностью галереи.В: Вы не боитесь обвинений в провокационности своей затеи, по отношению к чувствам верующих?О: Нет. Боятся того, чего не знают. А тут все известно. Такие обвинения будут обязательно. Но что поделать, если те, кто себя именует православными, не видит в своей вере места живому искусству, предпочитая жить в гробнице? А ведь совсем недавно, актуальным художникам, ломавшим древние каноны, церковь, и государство отдавали под роспись самые главные храмы. Я имею в виду Феофана Грека, Андрея Рублева. Да и Врубеля тоже. И Петрова-Водкина.В: А почему работы не должны быть подписаны?О: Во-первых, этого требует традиция иконописания. А во-вторых, настаивая на анонимности художников, галерея берет на себя все возможные упреки в провокационности их работ. Мы готовы потерпеть, помня о том, что презираемое и оплевываемое произведение может со временем быть осознано, как величайшее творение духа. Ведь те, кто кричит и плюет – всего лишь люди.В: Но приобретение 12 произведений актуального искусства потребует немалых затрат. У вас есть спонсоры?О: Нет, все окупит, и я даже бы сказала, уже окупил второй наш проект. Он более коммерческий, хотя и находится в русле нашей новой художественной стратегии. Мы готовим выставку надгробий, изготовляемых лучшими российскими и зарубежными скульпторами для заказчиков из нашего списка.В: Заказчики живы?О: Разумеется. И я не вижу в этом ничего странного. Мог же Франческо Пикколомини заказать себе надгробие у Микеланджело. А в нашем списке есть люди и побогаче папы римского.В: И кто эти заказчики?О: Этого я вам сейчас не скажу. Дело в том, что по условиям договора, заказчик, заплатив аванс, получает право на модель надгробия. Образ надгробия будет формироваться в общении скульптора и заказчика, но все его черты, от общего замысла до деталей должны стать является плодом творческих усилий автора и только его. Поэтому тот из заказчиков, кому не понравиться макет его надгробия, имеет право отказаться от дальнейшего сотрудничества с автором ограничившись лишь выплатой аванса. Тогда макет сможет выкупить любой желающий. Поэтому на выставке будут представлены модели надгробий в виде авторских работ. Имена же заказчиков будут обнародованы только по их желанию. Могу лишь сказать, что в первом списке из двадцати с небольшим фамилий есть люди бизнеса, поп-культуры, два губернатора, министр, несколько депутатов.В: Вы уверены в успешности вашей новой стратегии?О: Коммерческая успешность не подлежит сомнению. Прибыль от второго нашего проекта с лихвой покрывает возможную затратность первого. Ведутся переговоры даже о создании при галерее отдельного структурного подразделения, так много сегодня желающих войти в проект в качестве заказчиков. Да и в качестве исполнителей тоже. Что же касается успешности в решении художественных задач, то давайте поговорим об этом лет через пятьдесят. А лучше через сто пятьдесят. Тогда все будет видно немного яснее.

[пауза]

Честно говоря, не понял я ничего в этом интервью. Индивидуализация художественного акта. Тьфу! [Три слова неразборчиво – Составитель.]Видно, что Карина поиздевалась вволю над корреспонденткой. Но та сама виновата: вопросы толком не придумала, отдала инициативу собеседнику… Да и для редактора там еще осталось работы – поле непаханое. Но вот сквозная тема: люди, боги, снова люди – она мне знакома. Что-то такое вещал мне Васька Сретенский, потягивая джин-тоник. Да я не слушал толком. Я как раз мясо готовил в горчице, укропе и белом вине.

 

[Из файлов Василия Сретенского] Зачем богам люди?

В главе семнадцатой Книги Бытия один из ханаанейских богов, (имя его неизвестно, но мы привыкли называть его Бог, Господь, Яхве, Элохим или Саваоф) обращается к Аврааму с речью. Вот ее начало: «Я Бог всемогущий, ходи передо мною и будь совершен». Далее Яхве предлагает Аврааму договор (завет) содержащий взаимные обязательства. Суть договора, его цели и последствия удобно рассматривать в другом месте. Здесь же зададимся вопросом: зачем Яхве нужен Авраам? И шире: зачем богам Древнего мира нужны люди?

Боги тесно связанных друг с другом народов мира Средиземного моря (то есть боги Египта, Месопотамии, Греции), на первый взгляд кажутся вполне самодостаточными. Поколения богов враждуют друг с другом: старшие боги порождают, потом поедают младших, младшие свергают старших. Боги вступают в браки, изменяют супругам, ссорятся, сплетничают, собираются на совет, пируют, веселятся, строят себе дворцы, воюют. Цивилизация богов кажется вполне успешной. Но в какой-то момент боги создают людей. Зачем?

<люди должны трудится>

В шумерских мифах (а они древнейшие для той части человечества, который мы здесь назвали миром Средиземного моря) есть простой ответ на этот вопрос:

Мардук, речи богов услышав,

Сердцем задумал искусное сделать,

Уста открыл он и молвит Эйе,

Что в сердце задумал, в уме замыслил:

«Кровь соберу я, скреплю костями,

Создам существо, назову человеком.

Воистину я сотворю человеков.

Пусть богам послужат, чтоб те отдохнули».

(«ЭНУМА ЭЛИШ» Поэма о сотворении мира. Таблица VI.) В другом мифе, изложенном в поэме, получившей название «Сказание об Атрахасисе», история о сотворении людей изложена более подробно. Начинается поэма так:

Когда боги, подобно людям,

Бремя несли, таскали корзины,

Корзины богов огромны были,

Тяжек труд, велики невзгоды.

Семь великих богов Ануннаков

Возложили бремя труда на Игигов.

Был Ану, отец их, вышним владыкой,

Их советником – воитель Энлиль,

Их управляющим был Нинурта,

Их надсмотрщиком был Эннуги.

Боги Игиги, за две с половиной тысячи лет тяжкого труда, возвели правящим богам дворцы, выкопали реки Тигр и Евфрат. Но вот некий, не названный по имени «предводитель» Игигов, собирает их и произносит речь:

«Неправедно был назначен Энлиль!

Его заменим, другого назначим!

Он, советник богов, воитель!

Пойдем, разыщем его жилище!

Энлиль, советник богов, воитель!

Пойдем, разыщем его жилище!

Ныне ему объявляем войну!

Сражение да столкнется с битвой!»

Далее в поэме описывается бунт Игигов: они сожгли свои мотыги и корзины, и бросились к дворцу Энлиля «в середину стражи, в самую полночь». Спешно собранный совет старших богов обсуждает создавшееся положение. Бог Анну:

«За что мы к ним питаем злобу?

Их труд тяжел, велики невзгоды.

Каждый день они носят корзины,

Горьки их плачи, их стенанья мы слышим.

Да создаст праматерь род человеков,

Бремя богов на него возложим»,

Бог Эйа «открыл свои уста»:

«За что мы к ним питаем злобу?

Их труд тяжел, велики невзгоды.

Каждый день они носят корзины,

Горьки их плачи, их стенанья мы слышим.

Пусть Ануннаки пред тобою воссядут,

Белет-или, праматерь богов, предстанет,

Пусть она сотворит человека,

Бремя богов на него возложим,

Труд богов поручим человеку,

Пусть несет человек иго божье!

Когда Белет-или, праматерь, предстанет,

Да сотворит праматерь потомство,

Корзины богов – носить человеку!»

Шумерскому мифу вторит хеттский, хотя ситуация здесь иная. Люди уже сотворены и успели чем-то сильно насолить богам. Верховный бог Кумарби собрал всех остальных богов на Совет и объявил о своем решении уничтожить род людской. Ответ ему дал бог Эйя, бог плодородия, мудрости и знаний. Люди приносят жертвы богам, те пируют и веселятся, говорил Эйя. Истребив людей, боги сами должны будут пахать землю, выращивать зерно, молоть муку и печь хлеба. Измени свое решение, призвал Главу Совета бог-мудрец, или же ты Кумбари, «будешь щелкать зубами, как голодный волк». Так завершил свою речь бог Эйя, которого в Месопотамии почитали, как бога-покровителя всего человечества. Итак, мы видим, что в мире Средиземноморья на людей были возложены две главные обязанности: трудиться за богов и приносить жертвы. Если люди не выполняют своих обязанностей, богам становится плохо, как это случилось с египетским Атумом. «Я плаваю в воде очень усталый, – жалуется он богу Нуну, – потому что люди ленивы». Если люди поклоняются своим богам – те радуются как дети, смеются и рукоплещут, как это случилось в Египте, когда фараон Тутанхамон отменил культ Атона, единого бога и повелел восстановить храмы всех прочих богов, пришедших в запустение в период правления предшественника Тутанхамона – фараона-реформатора Эхнатона.

<труд богов>

Так, что же, пока люди трудятся в поте лица своего, боги могут отдыхать, петь, веселиться? Как бы не так. Тут более всего подходит пословица: «не было у бабы хлопот, купила баба порося». Что делают боги всю последующую историю, после сотворения людей? Перечислим по порядку. Боги выявляют судьбу человека при его рождении. Они покровительствуют людям, живущим в определенной местности, занятым в той или иной сфере человеческой деятельности или попадающим под «юрисдикцию» бога, связанного с тем или иным состоянием человека. Наконец – судят человека, после его смерти, определяя его посмертную судьбу. Возьмем для примера не самого известного египетского бога Шаи, одного из помощников бога Тота. Чем он постоянно занят? Каждый день рождаются люди – Шаи должен узнать какова их будущая судьба и сколько лет, часов и минут каждому из них предназначено прожить. Затем надо обо всем этом доложить Совету богов, так что утро каждого дня просьба не занимать. Хорошо. Сбегал, узнал, доложил. Тут наступает время обеда, а Шаи, по своему происхождению, бог виноградной лозы, соответственно – бог винопития, довольства и удачи. Не присутствовать на пиршествах он не может. Время расписано по минутам, пиршеств много, все они должны пройти в соответствии с правилами. Вечер. Можно расслабится, снять сандалии, слега распустить узел набедренной повязки? Как бы не так. Люди умирают, ведь, правда? Иногда прямо на пирах. Но дело не в этом. Шаи докладчик в Совете богов по исполнению умершими людьми собственных судеб. Это значит – трудиться ему до утра. А тут уже и новые человечки народились. И это ему еще повезло в том, что центром его культа был лишь маленький городок Шасхотеп. Не так уж много людей обращались к нему с просьбами, по поводу плохой погоды, отсутствия денег, плохого настроения и прочих мелочей. А вот Осирису в одном из гимнов приписывается покровительство нескольким городам:

«Ты – властелин Бусириса,

Летополя господин,

князь божественных трапез

в Гелиополе – граде.

Господь, тебя поминают

в Чертоге Двух Истин: ты —

владыка Элефантины

и Мемфиса повелитель».

Ему – Осирису – не отвертеться, уж коль поминают в Бусирисе, Летополе и Геолиополе, будь добр покровительствуй. А каково Афине? Богиня-воительница занята постоянно: кто-то где-то всегда воюет. Но ведь надо одним глазом и за учеными присматривать, она же богиня мудрости. А Афины? Представляете сколько хлопот с городским управлением? А бог Гермес… Попробуйте помотаться туда-сюда с поручениями старших Богов, согласовывая на ходу интересы торговцев и воров? Подумать страшно, сколько у него должно быть мобильников, оставайся он действующим богом в наше время!Если вы думаете, что я сгущаю краски, то перечитайте на досуге гимн богу Атону, тому самому, культ которого насаждал в Египте фараон Эхнатон, вместо культов всех остальных богов. Есть в этом гимне такие слова: «Ты каждому человеку назначаешь его место. Ты делаешь то, что требуется им. Каждый имеет свою пищу, и отмерены их жизни». Обратите внимание на основной мотив гимна: «ты даешь то, что требуется им», то есть людям.Не удивительно, что с созданием первых людей история цивилизации богов заканчивается. Начинается совсем другая – история взаимоотношений людей и богов, история потопа и Вавилонской и Башни, Илиады и Одиссеи, история Гильгамеша и Иштар, Яхве и Авраама со всем его потомством.Боги попали в зависимость от людей. Да, люди трудятся и приносят жертвы богам. Но в ответ донимают богов бесчисленными просьбами и требуют ответных действий, часто прося противоположного тому, о чем только что молил сосед. А ведь каждая принесенная жертва должна быть принята, иначе следующей может и не быть.

<жертва>

Жертва – главный акт, связующий человека и бога. В Шумерской сатирической поэме «Раб повинуйся мне» есть интересный фрагмент:

 

...

Давайте же разберемся, что представляют собой жертвы богам. Считается, что боги должны есть много жареного мяса. Это так и не так.

Так. Один из сорока двух грехов, от которых необходимо было откреститься на суде Осириса, был таким: «Я не нарушал времени жертвоприношений отборного мяса». Яхве, при заключении договора с Авраамом требует себе трехлетних телушку, козу, овна и голубя. В поэме «О все повидавшем» (другое название: «Эпос о Гильгамеше») друг главного героя – Энкиду – видит сон, в котором приносят жертвы богам:

 

...

Не так. Существует миф о том, как Зевс договорился с Прометеем, защитником людей, какая часть жертвенного животного, будет принадлежать богам. Зевс предложил Прометею разделить тушу быка на две части, а за собой оставил право выбора. Прометей отделил мясо от шкуры и костей. Мясо он вложил в дурно пахнущий желудок быка, а кости и жилы завернул в шкуру. Зевс выбрал ту часть, которая выглядела больше и лучше пахла, то есть шкуру, кости и жилы. Именно эту часть жертвенных животных и приносили богам, то есть сжигали на алтарях. Но так ли были обижены этим греческие боги? Они ведь питались амброзией и нектаром, им жареные телята и ягнята не нужны.

Боги Месопотамии тоже ели не мясо, а особую «пищу жизни». Ее предлагал бог Анну мудрецу Адапе в одном из Аккадских мифов. Им, также, как богам Греции, важно было не мясо как таковое, а то, что мясо жарят. Вдыхая запах «воскуряемой» (то есть в точном соответствии со значением слова «кур» – поднимающейся в небо дымным столбом) жертвы, боги знают, что люди сейчас их почитают. Каждый столбик дыма – четкое указание на то, какому богу посвящены чувства, приносящих жертвы людей. Таким образом, именно воскурение составляет основной смысл жертвы. А не еда.

В качестве примера такого воскурения приведем обряд жертвоприношения, совершенного героем Урука Лугальбандой, молившего о возвращении ему здоровья, утраченного в военном походе на город Арату:

«На самом восходе Уту-солнца Лугальбанада имя Энлиля призвав, Анна Энлдиля, Энки, Нинхурсаг, он их приглашает к пиру. Там в горах, где он выбрал место, жертвенный пир он устроил. Он излил там возлиянья, пиво черное, медовуху, вино, что на вкус для питься столь сладко; в поле, словно воду прохладную излил он. В пестрого козла нож вонзил он. Печень, черный хлеб в огонь он бросил. Воскуренье черным дымом, словно фимиам, взлетело. Затем доброму жиру, дару Думмузи, дал он вытечь. Из этих приношений Лугальбанды Ан, Энлиль, Нинхурсаг, все лучшее они вкусили».

И что же, позвольте спросить, они вкусили «из этих приношений»? Пиво, мед, вино, впитавшееся в землю? Печень и черный хлеб, обратившиеся в дым? Вытекший жир? Или мясо козла, зажаренного Лугальбандой?

Да, при воскурении дыма и запаха остается жареное мясо. Ведь животных – телят, ягнят, козлят, птицу и почую живность – в храмах регулярно закалывают и жарят. Боги, как мы выяснили, это мясо не едят. А кто ест? Ответ простой, хотя и может показаться загадкой. Что делает жнец? – Жнет. Что делает швец? – Шьет. А что делает жрец? Еще раз, крупно: ЖРЕЦ?

Боги не едят человеческой пищи. Жрецы же, насыщаясь, совершают символический обряд кормления богов. И не только жрецы. Каждый человек ел мясо для собственного бога. Вот характерный отрывок из уже цитированной выше поэмы «Раб повинуйся мне!»:

 

...

Кстати, вопрос о том, можно ли есть мясо жертвенных животных, стал одним из наиболее обсуждаемых среди христиан в эпоху апостолов. Ему посвящены несколько строк 14 главы Послания апостола Павла к римлянам и вся восьмая глава Первого послания к коринфянам. Вот важный для нас фрагмент:

 

...

<хлеб и дерево>

Помимо мяса, жертвой богам являются хлеб, елей и древесные «воскурения». Почему? Ответ будет, но не сразу. Сначала – примеры. У Гомера троянцы, решив, по совету Гектора, умилостивить перед битвой богов, приносят им совместную жертву:

 

...

Теперь возвратимся вновь, на минуту, к истории восстановления многобожия в Египте, при Тутанхамоне. Вот как это происходило:

 

...

Другой пример того же ряда: эпическому герою Вавилона Гильгамешу пришлось отбиваться от притязаний влюбленной в него богини Иштар. Вот часть его речи, обращенной к богине:

 

...

Интересно, что сведения о жертвенных предметах, почерпнутые из литературы Египта, Вавилона, и Греции полностью подтверждаются хозяйственными записями, найденными в развалинах дворцов Крита и Пелопоннеса конца второго тысячелетия до рождества Христова. В этих записях указываются приношения богам (Зевсу, Посейдону, Афине, другим, мене известным, Владычице Лабиринта, например) и их храмам. Среди этих приношений: ячмень, мед, смоквы, шерсть, «масло с камышом», «масло с эритием», «масло с камышом и эритием», золотые сосуды. Указано также, зачем приносится в дар масло: «для промасливания одежд», «для очищения трона», «оливковое масло для натирания». Несколько раз в качестве дара указана женщина. Мясо животных и птиц не значится. Но, правда, на Крите в ту эпоху приносили и поедали человеческие жертвы.

 

А вот еще один пример: жертвоприношение Иофора, священника Мадиамского, на чьей дочери был женат Моисей:

«И принес Иофор, тесть Моисеев, всесожжение и жертвы Богу: и пришел Аарон и все старейшины Израилевы есть хлеба с тестем Моисеевым перед богом».

Теперь попробуем ответить на вопрос, почему, помимо мяса, главными видами жертвоприношений были свежеиспеченный хлеб, и благовония. На наш взгляд все дело в «воскурении» или, проще говоря, в приятном запахе. Именно запах жертвы привлекает богов. В беседе с Гильгамешем Утнапишти, шумерский аналог Ноя, человек, выживший в потопе, устроенном богом Энлилем, рассказывает о своей первой «послепотопной» жертве богам:

 

...

Жертва-воскурение означает, что человек почтителен к тому или иному богу или ко всем богам вместе. Почтение – вот главная жертва. И Яхве, заключая договор с Авраамом, говорит тому «ходи передо мной» (то есть почитай меня), а жертвенных животных сам сжигает, пустив дым и пламя «как бы из печи».

<почитание>

Итак, жертва – только лишь удобная форма почитания, концентрация чувств почтения, уважения, любви и страха, испытываемых людьми. Именно чувства людей нужны богам, а не хлеб и мясо как таковые. Вопрос: ты меня уважаешь? – обращенный богом к человеку в Древнем мире, отнюдь не комичен. Порой он прелюдия к началу разного рода ужасных деяний. Так в Египетском мифе о попытке Ра истребить людей говориться буквально следующее: «Это рассказ о Ра, боге, что сам себя породил, о боге едином, и о том времени, когда он принял владычество над мужчинами и женщинами, богами и вещами. Мужчины и женщины стали выражать недовольство, говоря: «Смотрите Его Величество (Жизни, Сил и Здравия ему!) стал стар, и его кости стали подобны серебру, и его члены обратились в золото, и его волосы стали как лазурит».Обиженный Ра созывает совет богов: Шу, Тефнут, Геба, Нут и прародителя богов Нуна. Обращаясь к собравшимся, Ра говорит:«О старейший из богов, давший начало мне, о боги древних времен, предки мои, взгляните, что делают мужчины и женщины, ибо смотрите, те, кто был создан Оком, молвят слова недовольства против меня. Поведайте мне, как бы вы поступили в подобном деле и обсудите его для меня и придумайте план для меня, ибо я не буду убивать их, пока не выслушаю того, что вы скажете».Придумать ничего не получилось. Тогда Ра поступил в соответствии с традицией. Раз люди не уважают богов, не служат им, людей надо уничтожить. Ра послал на землю свою дочь-львицу, богиню Сехмет, и та так увлекать пожиранием непокорных, что количество человек, способных приносить жертвы, стало стремительно сокращаться. Когда простая мысль: нет людей – нет жертв, дошла до сознания Ра. Он попытался отозвать дочь, но та, в азарте охотника не реагировала на крики и прочие сигналы старших богов. Ра срочно сварил пиво и вылил его в Нил. Напившись папиного пива, Сехмет уснула, а, проснувшись, согласилась оставить людей в покое.Схожее объяснение попытке погубить людей (только наслав на них потоп), дается в мифах Шумера и Аккада – люди «много шумят». Не восстают на богов, не пытаются их свергнуть с небес, как в мифе о Вавилонской башне, а «шумят» – ругаются на богов.О том, как болезненно боги воспринимали невнимание к ним людей или, того пуще – людскую ругань, говорит и Книга мертвых Египта. В «Представлении умершего богам» говориться о боге Атуме: «Ты отмщаешь за каждого бога человеку, который поругал его, и ты пускаешь стрелы в него». В первой «Исповеди отрицания 42 грехов» грех номер 41: «Я не забирал хлеба у ребенка и не обращался с презрением к богу моего города». Во второй «Исповеди отрицания 42 грехов» – «Я не презирал бога и не относился с пренебрежением к богу моего города».Вспомним еще классических неудачников древней Греции: Тантала и Сизифа. Первый крайне неудачно пошутил над богами, предложив им в виде кушанья собственного сына. Второй – папарацци античности – подглядывал за богами и со смехом рассказывал об их неприглядных делах людям. А Ниоба, дочь Тантала, отказавшаяся приносить жертвы богине Латоне? Семь ее сыновей и семь дочерей были убиты Аполлоном и Артемидой, сама же она была обращена в камень, вечно льющий слезы.Кстати, в мифологии Древней Греции современным людям, сотворенным из глины, предшествовало несколько поколений людей из металлов. Так вот, второе поколение – серебряное – было загнанно Зевсом в Аид. Вот как об этом пишет Гесиод (в переводе Вересаева, конечно):

 

...

Теперь рискнем ответить на вопрос, поставленный нами в начале: «Зачем богам люди»? Принося жертву (и поедая ее лучшую часть), каждый человек выражает свое признание силы бога, которому эта жертва посвящена и тем самым дает ему эту силу. Чувства человека по отношению к богам и являются главным источником силы богов. Есть у людей чувство почтения – боги здоровы и сильны, нет – боги бессильны и ничтожны.

И эта тема жертвы-почитания имеет чрезвычайно интересный поворот, связанный как раз с тем, как начал выстраивать свои отношения с людьми один ханаанейский бог, которого мы знаем сейчас под псевдонимами Господь, Яхве, Саваоф и Элохим. Но, об этом как-нибудь в другой раз.

 

Кассета 4. Цвет – черный

Позвонил я в эту галерею. Преставился как журналист. И ведь, что интересно, не соврал. Секретарша бодренько сообщила, что Карина Владимировна в творческом отпуске, который продлится еще несколько дней. Предложила соединить с кем-то из ее помощников. Я отказался, спросил по готовящиеся выставки. Она мне отрапортовала, что, мол, все идет по плану. Вот сейчас, а вот потом, и уже через неделю. И опять предложила для беседы кого-то из младших кураторов. Но бодрости в голосе поубавилось. И вообще все ее быстрые и четкие ответы мне оставили впечатление хорошо упакованной паники.

[пауза]

Раз. Два. Раз два три.

Ай сэй окей. Йестердэй воз йестердэй.

Ай сэй окей. Тудей из беттер дэй.

Ай сэй окей. Йестердэй воз йестердэй.

Ай сэй окей. Тудей из беттер дэй.

[пауза]

Что-то неладное с диктофоном. То работает, то не работает. Сейчас вроде работает, а предыдущие сорок пять минут кассета крутилась впустую. Ладно. Придется опять все пересказывать. Арина позвонила из машины и приехала с опозданием всего в полчаса. Пробка на Ленинградке. Она (Арина) была в джинсах и какой-то оранжевой этнической хламиде, почти до колен. Черные волосы заколоты сзади оранжевой же штуковиной с зубами. На ногах кроссовки. Белые носки. От тапок матушкиных отказалась. Что это нам дает? Да ничего не дает.Она вошла, извинилась, степенно прошествовала в ванную и грохнула там единственное в этой квартире зеркало. Отец брился всю жизнь, в него глядя. Мать теперь расстроится, когда с дачи приедет. Но это ближе к октябрю, можно пока не думать. А мне бриться придется на ощупь. Или вообще не бриться. Тоже вариант.Я, конечно, вежливо поинтересовался какого Зу… ну, в общем, зачем было зеркало с полки в руки брать. Поучил совершенно неудовлетворительный ответ: мол, высоко стояло, а надо было обязательно… ну на что там смотреть? Хотя нет, смотреть-то как раз есть на что. Со стороны. Мне, например. Ей-то, зачем смотреть: косметики на лице нет, полотенцем не вытиралась, плеснула водой и пошла. Ну и шла бы…

[пауза]

Чего-то я завелся. Да не в зеркале дело. В общем, осколки подобрали, чай заварили (она кофе не пьет) и стали составлять план. У меня было два варианта: План А и План Б. План А выслушан не был. Впрочем, как и План Б. Арина достала фотографию, ткнула пальчиком в крайнего слева (это Сретенский) и заявила, что хочет все о нем узнать.Видит бог, нет, не так, ВИДИТ БОГ, я пытался быть терпеливым. Я привел свои аргументы. Вот главный из них. Два года назад историк Василий Сретенским был найден в собственной квартире мертвым. Квартира, кстати, была пуста. В ней не было ничего: ни его коллекции поддужных колокольчиков, ни книг, ни бумаг, ни мебели, ни каких-либо вещей, если не считать таковыми отломанные плинтуса и вскрытые половицы. Так что, если ей нужен Сретенский, составление плана можно заканчивать, а расследование прекращать, заменить его совместным чаепитием в Ямках, в духе последней серии картин ее батюшки. Я согласен.Впрочем, я готов был выслушать ее аргументы. Приготовьтесь. Первый аргумент: Леха, находясь в состоянии беспамятства, передал фотографию Арине таким образом, что палец его находился строго против головы Сретенского и даже частично ее касался.Ну конечно! Как я сам не догадался. Перст указующий. Палец, кстати, какой?Большой.А рука какая?Правая.Вот так?Да.Я взял фотографию в правую руку, положив большой палец на голову Сретенскому, потом переложил ее в левую, причем большой палец попал на голову Ваньке Солонову.Фокус не удался. Мне был предъявлен аргумент номер два: большие черные, нет, коричневые глаза. Прямой долгий взгляд.Давно на меня так не смотрели. Что тут непонятного? Ну, хорошо. Объясняю еще раз: ДАВНО. НА. МЕНЯ. ТАК. НЕ. СМОТРЕЛИ.Я сказал: «Ладно».

[пауза] Что я знаю о Василии СретенскомДа все! Василий Сретенский, он же Кот. На снимке крайний слева, если кто еще не понял. Изображает циркового силача, играющего мускулами. Хотя, играть-то, в общем, нечем.Мой лучший друг, даже сейчас, когда он умер. Мы дружили со старшей группы детского сада. По его версии, друга выбирал он, причем выбирал тщательно и вдумчиво, потому что на всю жизнь. Основным критерием была моя способность говорить о чем угодно не ограниченное ничем и никем (кроме воспитательницы и нянечки, конечно) время, потому что сам он был молчун. Ему было удобно жить, когда рядом есть кто-то, кто всем все расскажет за двоих.Моя версия проще. Как-то раз я складывал игрушки перед обедом, а потом пошел мыть руки. Навстречу шел Васька, с которым мы только что в одной команде в футбол играли. Тут меня и озарило.«Давай я буду твоим другом» – сказал один из нас.«Давай ты будешь моим другом» – сказал другой.

Сказано было одновременно. Ну и пошло. За примерно сорок лет мы тысячи раз спорили, сотни раз ссорились и один раз подрались. Не было и нет у меня друга лучше. Перейдя из детского сада в первый класс мы завели себе по дополнительному другу. Так, в общем-то и сложилась наша школьная кампания. Трое на снимке и я.Он окончил исторический факультет альмаматери. Потом долго-долго был историком и этим… культурологом. Читал какие-то лекции. Писал какие-то статьи. Рассказывал за рюмкой какие-то истории.Не могу вспомнить ни одного эпизода в его жизни, в котором бы присутствовала Карина, как… главный персонаж, что ли. Ни одной его фразы по отношению к ней тоже не вспоминается. Впрочем, он не считал нужным демонстрировать свои взгляды и акцентировать поступки. Спокойно женился, тихо развелся. Мирно коллекционировал колокольчики.А потом он умер.Но перед смертью Кот меня сильно обидел. Взял и передал все свои материалы, назовем их «файлы Сретенского», какому-то своему однокурснику, профессору, клинвышибать. Тот теперь сидит дома на заднице и издает книги, якобы Василием написанные. Что он в тех файлах находит, что сам придумывает, пойди – разбери.[Три слова – неразборчиво. Составитель.]

Ладно, то была Васькина воля. De mortuis non est disputandum, как сам он любил повторять, пока мортиусом не стал. Но теперь я из того профессора «файлы Сретенского» выжму. Не сегодня, конечно. И не завтра. Потому что мне колонку писать. Послезавтра к нему поедем. С Ариной.

[пауза]

[звонок телефона] Ну, кто? Кто названивает в такую рань? Да. Привет мам. Ну, что значит не звонил, неделя только началась. Нет. Да не ссорился я. Нет, Я не ссорился. Просто работы много, надо сосредоточиться. Нет мам, приехать не получится, машина сломалась. Почему опять, она вообще сломалась, насовсем. Ну, к осени придумаем что-нибудь. Но я же все уже вскопал. Не волнуйся. Да, все будет хорошо. Цветы поливать буду. Часто. Не залью. Ну ладно, я позвоню потом. Ладно. Ладно. Пока.

[пауза]

А тут что цветы какие-то есть в квартире?

[пауза]

Акриды – церковный, устарелый. Смотри сарана. Где ж она, так… Сарана, женский, саранча, насекомое, похожее на кобылку, кузнечика, налетающая тучами и поедающая хлеба и травы. Пешая сарана, молодая, бескрылая. Вон оно как. «Прожорлив как сарана». Это понятно… А вот еще: саранчеядец, питающейся саранчою. Ага. Если я не напишу сегодня колонку, а завтра – интервью с Сербом, можно будет брать мешок и идти в поля, где сарана поедает травы. Наберу мешок пешей саранчи, добавлю кузнечиков и, главное, побольше кобылок, высушу и стану саранчеядцем. Но вот задача: мешка у меня нет. Поэтому план такой. Пункт первый: варю кофе. Пункт второй: поскольку кофе в доме нет, завариваю чай. Пункт третий: надиктовываю первый вариант колонки. Пункт четвертый… а чай-то хоть остался?

[пауза]

Заголовок: «Писающие девочки». И пусть попробуют его не поставить.

[пауза]

С самого начала я хотел бы предупредить читателей, что это заметки не об интернете (отпала половина читателей) и не о проекте скульптурной группы в пару к всемирно известному Писающему Мальчику (отпала вторая половина). А вот о чем.Они сидели под окном и разговаривали. В их словах не было ничего нового и интересного. Обычные вариации на тему: если б я была царица. Ну, в частности; если б я была царица, говорит одна девица, я бы этому Додону на глазах у всех людей наваляла б кренделей. Вторая отвечала в том духе: что все Додоны одинаковы, мысли их шиты белыми нитками, а поступки предсказуемы.В общем, обычный разговор. Но дело в том, что девицы сидели под моим окном, довольно ранним еще летним вечером и писали. Общественный туалет, кстати, находился (да и сейчас находится) в сорока метрах к северу от точки, в которой они присели.Человек, сидящий на корточках, лично мне неприятен. Что-то в этой позе есть унизительное, лагерное что ли. А тут двадцатисчемтолетние девочки сидят на корточках, мило щебечут, любуясь закатом, разглядывая редких прохожих и одновременно справляя свои естественные потребности.Каюсь, я не удержался и нарушил их уединение. Я постучал в стекло изнутри. Зачем я это сделал – не знаю. Остановить их, видимо, не было никакой возможности. Но реакция меня удивила. Подняв в головы и увидев окне чей-то силуэт, они захихикали и через минуту, когда все, что нужно, было сделано, упорхнули. «По лазури весело играя», как сказал поэт, по другому, правда, поводу. А я остался в задумчивости и никак не мог взять в толк: что ж они не сделали пятидесяти шагов к северу, а свернули с тротуара под мое окно? Десять рублей пожалели на двоих? Или, может быть, духоте общественного помещения предпочли чистый воздух московского пригорода, зеленую травку и вид на железную дорогу?Впрочем, это присказка. Сказка, как сказал уже другой поэт – впереди.Несколько дней назад проезжал я по Маросейке. Путь у меня был длинный, и мне самому понадобилось в заведение, которое столь весело проигнорировали те две девушки. Я вовремя вспомнил о великой гуманитарной миссии, которую с девяностых годов прошлого века беззаветно выполняет в Москве сеть ресторанов быстрого обслуживания, пускающих в свои туалеты всех и бесплатно. Один из таких ресторанов находился неподалеку, я припарковался, благо на Маросейке это можно везде, хоть бы даже поперек движения, и направился в ресторан, а точнее в его подвальную часть. Вот и она – заветная дверь. И что же я увидел за дверью?Не буду томить тебя, читатель: строго между единственным писсуаром и рукомойником стояло существо ангельской, нет божественной красоты. Существу было лет шестнадцать-семнадцать, было оно девушкой с лицом мадонны Рафаэля, ей-богу, не вру. Она стояла молча, недвижимо, глаза ее излучали свет, рядом что-то отмывал с кожаной куртки высокий парень с волосами косичкой.Пролетев по инерции пару шагов к писсуару, я остановился, дернулся к кабинке, но она была уже занята, пожалуй, насовсем. Девушка не двигалась. Дверь открылась, и вошли еще двое мужчин: молодой парнишка и толстяк средних лет. Парнишка тут же развернулся и вышел, толстяк остался. Все это происходило в полной тишине. В молчании. В пустоте. Прошли годы, пока я, наконец, собрался с мыслями и высказал ту из них, что пришла последней. Вот она: поскольку мы находимся в помещении с нарисованным на двери треугольником, обращенным острым углом вниз, то хорошо бы поточнее определиться с гендерным составом посетителей. Слова, скорее всего, были немного другими, но смысл, я надеюсь, мне передать удалось. По крайней мере, юноша, тот который мыл куртку, не оборачиваясь, буркнул: «Выйди».Ангел покинул нас. Из кабинки выбрался, прятавшийся там старичок, мы с толстяком вздохнули свободно, но с грустью.Вот такие два случая произошли со мной на этой неделе.А если кто-то скажет, что эти случаи единичны, то я мог бы припомнить девушку, ехавшую позавчера в маршрутке и обсуждавшую с подругой по мобильнику, нужно ли ей прямо сейчас делать аборт. Мы, ее случайные попутчики, слушали беседу, многие с пониманием, потому что в одиннадцать утра она была сильно пьяна. Или другую девушку, которая пару дней назад в вагоне электрички послала безного нищего туда, куда не все мужчины дорогу знают.К чему я все это пишу. Не обвиняя никого и не читая морали (впрочем, поскольку я не читаю, а пишу, уместнее было бы сказать не писАя морали), я просто хотел бы узнать: где теперь у нас проходит граница, между тем то стыдно, а что – нет. И стыдно ли что-либо?Один мой товарищ пару лет назад рассказал мне свою теорию о том, что Европа, а вместе с ней и Россия вступает в Новое Средневековье. Возможно, это так. И возможно, я перескажу эту теорию в одной из своих колонок.Но вот что интересно. Как-то, помнится, в Эрмитаже, я рассматривал картину кого-то из малых голландцев. Ну, скажем Лукаса Младшего или Кранаха Старшего. Там был изображен деревенский праздник: кто-то ест, сидя за длинным столом, кто-то пьет, молодые пары танцуют. А два тракториста, пардон, средневековых мужичка, отошли в кустики по тому самому делу, к которому я тут постоянно возвращаюсь. Стоят они к зрителю спиной, но понять, чем они заняты можно легко. Но. Ни один малый голландец (я уж не говорю о больших!) в самое, что ни на есть позднее средневековье не изобразил писающую девушку. А ведь могли быть покупатели и даже заказчики. Но – нет. Стыдно.И вот я задаюсь таким вопросом, мне просто интересно, девушки, отзовитесь! Что-нибудь стыдно? Что стыдно? Стыдно-то что?

 

Кассета 5. Цвет – черный

Что я помню о Ямках

Снег. Много снега. Сугробы. Метели. В моем раннем детстве зимы были холодные и снежные. Поэтому – теплые чулки на застежках, как у мамы, рейтузы, свитер, шубка, валенки. Мы с мамой бежим по темным улицам. Она опаздывает на работу, я – в детский сад, на завтрак. Рыбий жир столовой ложкой из собственной бутылочки с фамилией на этикетке. Шкафчик для одежды с вишенкам, нарисованными на дверце. Шкафчик с самолетиком мне так ни разу и не достался.

Школа. Снежинки из бумаги, приклеенные на окна нашего класса, первый этаж, в конце коридора, перед дверью в спортзал. Лист бумаги складываешь так, так и так, потом вырезаешь ножницами несколько кусочков, разворачиваешь – снежинка готова. Такая же не похожая ни на какую другую, как настоящие.

Стадион у дома. Трибуну для зрителей строили лет пять. Мы ходили туда кататься на санках и фанерках. Доходишь до верхнего ряда и вниз, а там внизу – метровый разрыв между трибуной и землей, и весь этот метр летишь, как в пропасть. Руки и ноги замерзали до иголочек. Нет, иголочки приходили позднее, дома у батареи, а пока восхитительное (в детстве) чувство деревянности пальцев, носа и губ.

Елка. Ее приносит отец с елочного базара у станции, отправляясь заранее, за три часа до открытия, записываться в очередь. Когда мне исполнилось тринадцать, он сказал, что теперь моя очередь. Я пришел на станцию в шесть утра, записался сто двадцать четвертым, ходил греться в соседний подъезд и все равно, когда подошла моя очередь, не чувствовал ни рук, ни ног. Я нес елку домой и плакал. Не от горя. Не от боли. Просто было так холодно, что слезы сами текли и застывали на щеках.

Коньки на том же стадионе. Все футбольное поле – ледяная площадка. У Ваньки и Марата – канадки. У меня и Васьки – беговые «ножи». Мы в секцию тогда ходили, нам выдали.

Весна. Канал, непременное гулянье по льдинам, отстающим от берега на метр или два. Попытки плыть куда-то на непонятно из чего сделанных плотах. Сапоги, полные воды и льдинок, мокрые носки на батарее. Купанье в мае, с последующей попыткой высушить трусы на огне костра. Вот сейчас я думаю, если мы все равно голышом вокруг костра скакали, зачем было купаться в трусах? Марат тогда трусы подпалил. А Васька слег на неделю с температурой под сорок. Искупались.

Поход за березовым соком в апреле, пятью годами позже. Трехлитровая банка, нож, сапоги по колено. Два часа туда, два надреза на березах, потом провалились по пояс в какую-то яму с водой и всего-то час двадцать бежали домой.

Лето. Запах стоячей воды у автоматов с газировкой. Игра в расшибалку свинцовыми битами. Фруктовое мороженое по семь копеек. Ежедневный поиск двух копеек к пяточку. Овраг за стадионом. Все время что-то горит: трава по краям оврага, толь, утащенная со стройки. Горящая смола капает на руку, вот отметина так и осталась. Костер из досок с той же стройки. Плавиться парафин. Мы делаем «кулаки»: опускаем по очереди кисть правой руки в горячую жижу, ждем, пока она высохнет, и опускаем снова. Так в Испании, я видел, делают фигурные свечи.

А вообще-то лето – это не Ямки. Пионерский лагерь, деревня бабушки под Курском, море… МОРЕ. Там нет пыли и комаров. Там кипарисы, магнолии и абрикосы. Раковины, рядами разложенные на парапете. Стайки рыб у волнореза. Соль на коже и в волосах, сожженная солнцем кожа. Очередь в закусочную. Борщ по-московски с сосисками и пельмени с уксусом.

Но в сторону.

Осень. Осень не помню. Не люблю. Впрочем, нет. Парк. Дубы, клены. Листья шуршат, птицы скрежещут, желуди просто так лежат. Старшая группа детсада. Нас вывели в парк через дорогу и с пакетами… нет, не было тогда целлофановых пакетов. С мешками для обуви в руках. У меня ситцевый, у Васьки – капроновый. Как плащ. Воспитательница просит собрать желудей для поделок. Я пять штук поднял и чего-то задумался. Ну, вроде о том, что будет, если желудь в деревне под угол дома посадить, а он потом в дуб вырастет. Сможет он дом перевернуть? Смотрю, а Васька несет полный мешок желудей. Сколько их там было: сто? двести? И так мне обидно стало. Что ж я толком собраться не успею, а Васька уже мешок тащит. Бросил я свои пять желудей и дал себе страшную клятву: никогда! Никогда не собирать желудей! И не собирал.

[пауза]

Так. Сеанс связи с редакцией. Полная тишина… – Привет Пол, слушай, тут у нас запарка, но я все помню, давай завтра или лучше…– Валерик, твои долги меня не интересуют. Ты мне скажи, мою колонку верстают?– А ты что, изменения с колес хочешь внести? Нам тут и так…– Да нет, я узнать, прост…– Ааа. Ну, все хорошо. Заголовок классный, материал полное мо.– Надеюсь, ты французское mot имеешь виду…– Ага. Французское. Или еще какое. Твое, например. Поэтому колонка идет, а заголовок, скорее всего, заменим.– Нет. Так не пойдет. Это мой материал. Заголовок его важнейшая….– Слушай. Не донимай ты меня сейчас, ладно? Ничего еще не решили. Мы сейчас в полном ме. Слетели два интервью и фоторепортаж. Главная тема дохлая…– А ты просто не трогай мою колонку и все. И всем станет легче.– Да пош…Ну вот. Одно полезное дело сделано. Валерик разозлился, значит править тексты сегодня не будет. А завтра у него до моей колонки руки не дойдут. Номер в типографию нужно будет отправлять. А то моду взяли…

[пауза]

А хорошо, что она не моя дочь.

[пауза]

Ну…

[пауза]

…

[пауза]

Нет, ну хотя бы одно дело в своей жизни я могу довести до конца? Взялся рассказывать, значит надо рассказывать.

[пауза]

Она не опоздала. Явилась ровно в пять. Нет, не утра. В пять утра даже Ленинградка свободна. Как ей это днем удалось, не понимаю. Опять в каком-то балахоне, черном на этот раз, с вышивкой. Ну, ей пришлось подождать, пока я найду чистую футболку. Кто ж знал, что она такая пунктуальная. Я не знал.Поехали мы.Арина меня сильно удивила. И не один раз. По пунктам:Машина. Я думал, у подъезда будет стоять что-нибудь мелко гламурное, из чего ей потом бы пришлось меня два часа выковыривать. А оказалась вполне вменяемая японская машинка. Новая, но без зеркала заднего вида в салоне. Видимо что-то у Арины с зеркалами не складывается.Как водит. Нервно и порывисто. Совсем не так, как ходит и разговаривает. Нет уверенности, а только одно упрямство. То ли машина у нее недавно совсем, то ли она моложе, чем мне показалось.То ли что.Удачливость. Проклятие четырех, равно как и другого количества автомобилей отсутствует начисто. Дорога перед ней всегда свободна. Мы, по-моему, даже на светофоре ни разу не постояли. И ни одного щеголя с тросточкой у моста через канал. Там где у них пост. Впрочем, клясться я бы не стал, потому что так просто не бывает. В общем, так бы и я поездил. Вопрос на чем.

[пауза]

Описывать, что я говорил профессору и как добыл у него «файлы Сретенского», я не хочу. Не потому что… просто не хочу. Клинвышибать, получили флешку и все. Как-то само собой разумелось, что смотреть эти файлы мы поедем ко мне домой.(Кстати. Предполагается, что Арина живет в семейной квартире Сербовых. Работает ли она, учится, эту информацию она до меня довести не пожелала, а сам я повода узнать не нашел. А как бы я его нашел, если она всю дорогу молчала, а я всю дорогу не закрывал рта? Кстати о кстати. Пора завести файл с названием: «Что я знаю об Арине».)Дома, на диване, Арина забралась в компьютер с ногами. А я тем временем тряхал… потряхивал… трахал, нет, это совсем никуда не годиться. В общем стариной решил тряхнуть, приготовить ужин.Кое-что уже было заготовлено заранее, так что дело шло быстро. Куриную грудку я замариновал (ненадолго) в белом вине с шафраном, эстрагоном, солью и душистым перцем (молотым), а потом припустил в сковородке так, чтобы соус, в ней образовавшийся, стал совсем густым, но не выкипел. Одновременно белые сухарики, (размером с горошину) из турецкого хлеба посушил – много. Пока грудка остывала, приготовил соус: баночка йогурта без добавок, ложка сметаны, сахар, соль, лимонный сок, горчица, мелко порезанные листочки мяты – все взбить.По-о-то-о-ом одинаковыми по длине и толщине полосками нарезал грудку, два свежих огурца, два листика китайского салата, и половинку плода манго. Перемешал все это в глубокой красной керамической миске, закрыл слоем сухариков, заранее открыл бутылку бордо (а то!), соус перелил в стеклянный кувшин.Нет, свечей не зажег, врать не буду, нет у меня в Ямках ни свечей, ни подсвечников. Зато, когда она сказала: «Есть!» – и вынырнула из ноутбука, я подкладывал под красные керамические мисочки (такие же, как салатница, только поменьше) темно-коричневые салфетки.

[пауза]

Кхм… Мммм… Ну да, я знаю, что все это выглядит как сцена соблазнения старым козлом молодой серны в среднестатистическом американском кино. Но все же было два принципиальных отличия. Во-первых, в любом американском фильме вино было бы белое. Не верите, идите и посмотрите любой американский фильм. Во-вторых… господи, ну мне просто нравится готовить и накрывать на стол. Если бы я родился лет на двадцать попозже, Зуй бы стал журналистом. А я бы в лепешку разбился, но открыл свой ресторан. Я даже знаю, какой. Да, если я что-то люблю по-настоящему, так это готовить. А Ленка, Елка моя колючая, последние десять лет ест из консервной банки кукурузу и горошек, прямо за компьютером. Так я что, для себя буду соусы крутить? Ну, мог я упустить такую возможность? Все приготовить и разложить по-человечески?Нет. Да. Не знаю. Ненужное подчеркнуть. Потом зачеркнуть. Потом аккуратно свернуть и выбросить.Не скажу, что в мыслях ничего больше не было. В мыслях всегда все есть. Но сочинял я салат так, как Леха Сербов своих кошек писал. Потребность души.А она взяла и осталась. Не знаю почему. Может быть, она принципиально не садиться за руль, выпив три глотка (я считал) сухого вина. Может, устала. Может, заранее так решила. Я так ничего решить не успел. Я даже не сразу понял, что произошло. А как произошло я и сейчас не понимаю. Просто сегодня утром я вместо кофе заваривал чай. А потом она уехала.И вот что я сейчас могу сказать. Она холодная. Не на ощупь. И не в постели. А по собственным моим ощущениям. Как будто я, маленький мальчик, льдинку проглотил.

[пауза]

Май фёст энд ласт тайм вис ю

энд ви хэв сам фан

вэн волкинг фру зе трииз, е-е-е!

Энд зен ай кис ю анс.

О ай вонт то си ю суун

бат ай вандер хау.

Ит воз э нью дэй йестердэй

бат итс олд дэй нау.

[пауза]

Очень сильный ветер в Ямках. Уже пару дней так. Вышел в магазин, так у меня пакет из рук вырвало ветром. Ну, может, я плохо держал. Вот вспомнил, как в пятом классе учитель истории Самуил Израилевич (не вру) рассказал легенду о Ямках. Он старенький был, последний год в школе работал и как все пожилые люди работу уже не любил, а любил разговаривать о себе и о жизни. А легенда такая.Жили-были тут недалеко, но, правда, в далекой древности, ямцы или ямики. Народ такой. Молились они богу ветра. А это сильно не понравилось великому князю Юрию Долгорукову или кому-то вроде него. Он как раз охотился в этих местах. И был жуткий христианин православный. Защитник веры. Этот Юрий Долгоруков (или кто-то вроде него), издал указ: всем собраться в 24 часа с ручными вещами, на берегу реки. «А кто не придет, тот мой враг», – так и было написано в указе.

 

Посадили этих ямиков в телеги и отправили поднимать целину под Курск. Эту часть легенды я хорошо запомнил, потому что моя мама из-под Курска. Она в авиационном институте в Москве училась, а потом по распределению в Ямках, на заводе «Гранит» работала. Всю жизнь, до самой пенсии. И пока эти ямцы ехали под конвоем княжеских меченосцев, самый главный их жрец… или его жена… или дочь…, кто то из них проклял Юрия и все его потомство до двенадцатого колена. И город, построенный Юрием, проклял, страшным проклятием четырех машин. Нет, конечно, проклятием ветра. С тех пор, как только какой-нибудь правитель Москвы принимает злое решение, в Ямках поднимается сильный ветер, и дует он в город, в Москву то есть, дабы вся гадость поступков правителя с ним в Москве и осталась.

А Васька Сретенский мне потом уже говорил, что по летописям видно: как только какой-нибудь великий князь или царь натворит что-нибудь, ну там брата родного в подземелье заточит, или население какого-нибудь городка соседнего вырежет, для поддержания собственного престижа, так сразу поднимается ветер невероятный и, пожалуйста – пожар в Москве. Две-три улицы и полтора десятка церквей сгорит обязательно. Наполеона, кстати, это тоже касалось, когда он в Москве решил поселиться. Не зря же он в тысяча каком-то там году назвал Москву «злым городом». Или это Чингисхан был? Ну, в общем, кто-то из них. Из агрессоров.

 

[Из файлов Василия Сретенского] «К*****»

К***** – имя девочки, пришедшей первого сентября к школе номер три в городе Ямки с огромным букетом астр, в черном платьице с белым фартуком и белым же бантом в прическе. Впрочем, много-много таких девочек в таких же платьицах, с такими же фартуками бантами и букетами, пришли тогда к школе, чтобы учиться в первом классе. Так получилось, что он не обратил тогда на нее никакого внимания, хотя вошли они в свой первый класс, следуя друг за другом.

Итак, К***** – имя, в котором он, много позже того черно-белого утра первого сентября 196* года поставил звездочки, подражая людям, жившим два столетия тому назад и давно превратившимся в черные строчки слов на белой или не очень бумаге. Потом, еще позже, ему пришло в голову, что эти звездочки превращают ее имя в пароль, так, как это происходит в компьютерах. Но для чего нужен этот пароль он, кажется, так до сих пор не придумал.

Он – не имя, а местоимение, впрочем, он, как мне кажется, пока, на большее рассчитывать не может.

Он рос «книжным мальчиком», не очень координированным, легко смущающимся в незнакомой обстановке, с массой фантазий и увлечений. И с небольшим отставанием от значительной части сверстников во всем, что касалось взросления. Нет, он много читал о любви (можно сказать проще: он много читал), но интереса в себе к этой теме никакого не ощущал.

Вот, например, случай.

<через улицу>

Летом, после четвертого, кажется, класса, он без толку шатался по улицам города. Такое случалось и раньше, и позже. И ни к чему не приводило. Но в этот день привело. Что его привело в этот двор, он не знает до сих пор. Его друзей тут не было, да и быть не могло, они разъехались по дачам и пионерским лагерям. Двор был пуст, если, конечно не считать кошек, крыс, голубей, воробьев, дворничихи, мам с колясками, малышей в песочнице и двух-трех случайных прохожих. Но у детей, как у собак. У тех мир пуст, если нет рядом хозяина или другой собаки. Так вот, двор был совершенно пуст, и он завернул за угол. И вот там, за углом большого (как казалось тогда) шестиэтажного желтого дома, он увидел двух своих, нет, не друзей – одноклассников. Они были чем-то заняты, но занятие их с первого взгляда не определялось. Они как будто разговаривали, но как будто и не друг с другом. Ленивые движения, ленивые слова, взгляд искоса.А на другой стороне улицы три его одноклассницы (одна из них – К*****) как будто бы прыгали через веревочку. Движения точные, вид сосредоточенный, взгляд искоса. Он подошел, перекинулся парой слов с одноклассниками. Взглянул, как они, через улицу, но в общий поток не попал. Он видел, нет, чувствовал, что все пятеро заняты каким-то общим для них делом, хотя и на расстоянии. А он этого дела не понимал. При всей его очевидности. Вот они, три девочки из его класса, с каждой он успел посидеть за одной партой, локтями попихаться, карандашами обменяться. Чего глядеть-то? Да еще через улицу.Он еще постоял и пошел домой. Читать. Ему как раз накануне удалось в детской библиотеке перехватить толстую растрепанную книжку, практически без обложки, что-то там про пиратов.И только потом, забыв этот случай, сразу и, казалось, навсегда, но вспомнив его внезапно и точно уже навсегда, он понял: они, эти пятеро, тогда флиртовали! А у него не получилось.

<комар>

А вот случай, еще более позорный. Произошел он два или три года спустя. Нет, все же два. Если три, то вообще ни в какие ворота. Сентябрь. Какая-то линейка школьная в соседнем с его домом сквере перед памятником из гипса, с вечно торчащим из левой ноги стальным прутом. Ну, линейка как линейка: «клянемся», «в лепешку разобьемся», «грибом атомным взовьемся» и прочие веселые речевки, под постоянное копошение, хиханьки, хаханьки и покуривание в задних рядах. А он все лето вел священную войну с комарами. Убивал их на счет. Началось все в пионерском лагере, под те же самые речевки. Продолжилось на даче у бабушки, потом на речке в палатке. Отец его тогда рыбалкой сильно увлекался. И вот уже дело к тысяче загубленных комариных жизней подошло. Точнее, счет был 999. А время осеннее, комаров все меньше, пополнять счет все труднее. И тут в сквере один появился. Да так удачно: покрутился, покрутился перед носом, да и сел рядом на гладкую и ровную поверхность. Подставился. Одно короткое движение ладонью и есть рекорд – 1000 убитых комаров.Но тут же сразу последовало еще одно движение ладонью и вот она есть первая пощечина в его жизни. Ровная гладкая поверхность оказалась ногой К*****, значительно выше белого носочка.Эта пощечина стала для него первым осознанным знаком: мир меняется. А глаза уже потом открылись.

<глаза открылись>

Не мир менялся, конечно. Он менялся. Стал замечать то, что раньше не казалось ему достойным внимания. То есть из книжек он знал, что все это важно, но ему таковым не казалось. А, ну да. Женщины. Точнее его сверстницы: четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать лет. Губы: цвет, форма, улыбка. Зубы за ними, то появляются, то исчезают. Глаза, влага в них, ресницы длинные-предлинные, обиженный взгляд, веселый, сердитый. Взгляд в сторону, всегда куда-то в сторону. Ноги. Ноги. Ноги. Сумасшествие какое-то. Это было время мини-юбок. Джинсы было не достать, а мини-юбку на уроке труда можно сшить. Или школьное платье отрезать вот до сюда. Нет на себе не покажешь. Что толку? Он просто ходил по улицам целое лето и смотрел. Потом немножко привык. А в сентябре, опять в сентябре, поучилось так, что он занял место в ряду у окна на четвертой, если считать от учителя, парте, а К***** в среднем ряду, на третьей.Их разделял проход между партами. Он мог смотреть на нее в любое время. А она только если повернется. Впрочем, она не поворачивалась. Все началось совсем по-детски. Он от нечего делать (ну не учителей же слушать на уроке) стал ее изучать. То есть, то в ней, что было доступно взгляду. По порядку: каштановые волосы, не длинные и не короткие, как раз для прически «конский хвост», под резинку или заколку. (Однажды резинка упала на пол. Она не нашла, а он потом подобрал. И не отдал.) Ухо (но с этим – к Мураками), чуть вздернутый нос, немножко, краем, глаз и рот. Щека и ямочка на ней: когда улыбалась, сердилась, перешептывалась с подругой, решала задачи по математике, да почти всегда. Левая рука, кисть, тонкие музыкальные пальцы. (Она, конечно же, ходила в музыкальную школу: фортепьяно, хор, сольфеджио, что там еще он не знал, сбежал из первого же класса). Ну и левая нога. Вот такой ракурс.К зиме можно было подводить итоги. Первый – она, безусловно, красива. Ступня длинновата. Тридцать седьмой размер. Сначала это его укололо. Второй – он не может не думать о ней. Третий – жизнь полна страданий. Подойти к ней, хотя бы на перемене, ему в голову не пришло, ни в течение этого года, ни потом. Он считал себя человеком заурядным, да, признаться, и был таковым. Что могло привлечь ее в нем? Внешность? Ну, уж нет. Он не был спортсменом, не играл в школьной рок-группе, так, мучил гитару дома по самоучителю. Не умел рассмешить. Да ни чего он тогда не умел. Только книжки читать. Что емуоставалось делать? Он стал ее тенью. Это было легко: один из его друзей вскоре пересел к ней за парту, что было воспринято всеми как должное. В девятом классе, а потом и в десятом, выпускном, К***** и этот его друг почти не расставались: и в школе и вне ее. А он? Что ж, он был рядом.

<босоножки>

Мы приближаемся к эпизоду, который он сам как-то назвал «вершиной своего падения» и настаивал потом, на том, что ничуть не обмолвился. Выпускной класс. Июнь. Экзамены. Лето было жарким. Вся его кампания, часов с десяти утра собиралась на берегу канала у сооружения, именуемого горожанами «дамбой». Готовились к экзамену. Приносили с собой учебники, ласты и бутерброды. Ласты и бутерброды шли в дело. К***** тоже была там, с другой своей тенью, с подругой. С подругой. Ужасно быть подругой. Только подругой и все. Но ему-то что до нее. О чем он думал тогда, выбираясь на берег, ложась на траву, кладя голову на учебник? А ни о чем. Он привычно, одним глазом, по-кошачьи, смотрел на нее. Она привычно этого не замечала.А потом пошел дождь. Сначала лениво, одной-двумя каплями. Потом разохотился, ударил десятком капель, запустил сотней и с разбегу набросил на Ямки свою сетку. С первой сотней капель все они, кто был на берегу, похватали свои вещи и сбежали в лесок под деревья. Там К*****, а может быть ее подруга, заметила, что босоножки их остались на бегу, на бетонном парапете. Две пары. Вот тогда он выскочил под дождь, вернулся на берег, нашел две пары босоножек. Одна тридцать пятого размера, а одна – тридцать седьмого. Он принес их, молча положил ей под ноги (получился поклон) и ушел. Домой. Больше он на канал этим летом не приходил.

 

Кассета 6. Цвет – черный

Чушь, как и ожидалось… И неправда. Кот (в смысле – Васька) был единственным в классе, из юношей, конечно, кто никогда не был влюблен в Карину. Он вообще первый раз влюбился уже студентом. Мне ли не знать.

Мог скрывать? Предположим, мог. Писал о себе в третьем лице? Допустим. Но как быть с тем, что Васька никогда, еще раз – никогда – не сидел на четвертой парте в ряду у окна. В третьем классе у него резко испортилось зрение. Очки он носить стеснялся. И родители договорились с учительницей, что его посадят на первую парту. Года через три зрение почти пришло в норму, но пробиться на задние парты было уже невозможно. Первая парта в среднем ряду – это было как приговор.

Если на то пошло, это я сидел на четвертой парте, в ряду у окна. И…

[пауза]

Но Карина ко мне от мужа не уходила две недели назад. Я ее вообще двадцать с чем-то лет не видел. И еще. На гитаре Кот не играл. И не пробовал никогда.Выдумки все это. Литература, причем вторичная. Про ступню он у Аксенова украл. Из рассказа… ну есть у него такой рассказ…Поэтому нам нужен Иван. Ванька Солонов. Это он сидел с Кариной за одной партой в девятом и десятом классе.Вот это все я Арине тщательным образом изложил, готовя осьминогов в чесноке, сельдерее и тмине. Она не спорила. В смысле аргументов никаких не приводила. Молча ела осьминогов и все. Потом опять в Васькиных файлах копалась. Так я и не понял, что у нее на уме. А сейчас ее нет. Как-то скучно, что ли.

[пауза]

Я тут подумал: получается, что я Ленке изменил. Кому сказать, не поверят – первый раз. Изображал-изображал Румату Эсторского и вляпался. Да так, что сам не заметил. То есть, я теперь, как любой засорокалетний пер… персонаж или лучше сказать урод, попал, нет, упал, тьфу, клин, запал на молоденькую, которая тут один раз переночевала, а потом куда-то задевалась. Запал… противное слово. Я как-то заметил, случайно, что все сорокалетние (и старше) женщины произносят его с одинаково брезгливой гримасой, с одной и той же безнадежной интонацией. Ну вот, теперь и обо мне. Добро пожаловать в клуб. И что теперь делать?

[пауза]

Бес само…

Бес самомненья

Каждую ночь у постели стоит, не дает мне уснуть.

Бес само…

Бес самомненья

Утром, крыла распахнув, отправляется в путь.

Вот такая песня.

[пауза]

Арина звонила. Скоро приедет.

[пауза] Что я знаю об АринеОна почти не пользуется косметикой. Не вытирает лица после того, как умоется. Причесываясь, не смотрит в зеркало. А у меня его теперь и нет. Не знает что такое домашние тапочки. Нервно водит машину. Ничего никогда не комментирует. Договариваясь о встрече, почти никогда не опаздывает. Если опаздывает – предупреждает.Ест как человек. В смысле – разные продукты. Только просит не класть укроп. Не падает в обморок при слове «свинина». Хвалит, если вкусно. Не пьет кофе. Не любит сладкого вина. Любит хлеб и сыр. Понимает вкус пива.Почти всегда улыбается, поэтому выглядит очень молодо. Говорит мало, но молчать рядом с ней приятно. Пауза продолжает фразу, а не обрывает ее. Задает вопросы, ответы на которые я не знаю, но при этом идиотом себя не чувствую. Не перебивает. Носит джинсы и широкие этнические размахайки. Ей нравятся белые тюльпаны. Кошмар какой.Прощается только один раз. Не оставляет после себя вещей. Никаких. Ушла – как будто и не было ее.В ее присутствии диктофон ничего не записывает.Почти никогда не звонит по мобильному. По домашнему телефону (моему) – вообще ни разу.Не жалуется на усталость ни утром, ни вечером.Вымыла посуду, хотя я ее об этом не просил. Не переставила в квартире ни одной вещи.Да! Чуть не забыл. По моим наблюдениям любая женщина обязательно находит дополнительное применение каждому мужчине, попавшему в сферу ее интересов. Например… нет, мужа брать не будем, тут все ясно. Например, коллега – пусть приносит кофе и угощает сигаретой. Начальник – пусть отпускает с работы пораньше. Муж подруги – надо присмотреться. Приятель мужа собрался зайти, пусть хлеба по дороге купит, уходит – вон стоит пакет с мусором. Любовник – пусть выслушивает, каков муж (кстати, это всех касается) и подвозит на своем BMW. Ну, куда, в магазин, в аэропорт, мало ли куда.Так вот, Арина мне дополнительного занятия пока что не нашла. Мне кажется.Общий вывод – таких женщин не бывает. Среди людей, по крайней мере. Но я проверил. Вчера вечером отодвинул занавеску и в темное окно увидел ее отражение на диване, носом в ноутбук, попой кверху. Тень у нее есть! Она – живая.

[пауза]

Да, так, на всякий случай. Арина не дочь Лехи Сербова. Но она и не дочь Карины.

 

Часть II

 

Кассета 7. Цвет – белый

Интервью с Алексеем Сербовым. Заголовок придумают сами. У них в «Фигуре» такая практика.

Корреспондент: Алексей, мы с тобой знакомы с детства и давай предупредим читателя, что разговор на «ты» не проявление фамильярности, а привычная форма общения.

Алексей Сербов: Не вижу здесь никакой проблемы.

[пауза]

Еще бы. Он сейчас кроме узора на обоях вообще ничего не видит. Мобильник отключил, а может, просто перестал подзаряжать. В студии веселится автоответчик. Ну ладно, надо продолжать.

[пауза]

К. Сколько тебя помню, ты всегда с карандашом в руке. Профессионально занимаешься живописью уже четверть века. Но известность твои работы приобрели сравнительно недавно, лет пять-шесть назад. Не могу не начать с вопроса: «Как ты жил все эти годы»? А.С. Как все в нашей стране. Занимался не своим делом.К. А чем именно? Искал себя?А.С. До сорока лет? Я нашел себя в шестом классе, когда в школьной подсобке откопал банку с краской для пола и разрисовал ей все парты в нашем классе. Эффект, кстати, был посильнее, чем на биеннале.К. Да эффект был грандиозным. Мы тогда всем классом неделю шкурили парты после занятий. Похоже, это была репетиция концепта «Брысь!» Но об этом чуть позже. И все же, что значит, занимался не своим делом?А.С. Учился. Отказывался учиться. Пытался подражать. Пытался быть оригинальным. Зарабатывал деньги. Тратил деньги. Занимал и не отдавал. Обычная биография.К. А что, в таком случае, значит «занимался своим делом»?А.С. Это непросто объяснить. Слова не передадут всю глубину ощущений…К. Но если попробовать?А.С. Если попробовать, то получится, наверное, так: занимаясь не своим делом, человек нарушает гармонию мира. Хорошо делая свое дело – гармонизирует окружающее его пространство.К. Палач тоже?А.С. Работа палача и некоторые другие виды человеческой деятельности относятся к числу разрушающих. Чем лучше такую работу делать, тем меньше гармонии в мире.К. Другие примеры такой деятельности можешь привести?А.С. Да, конечно. Журналисты. Продавцы. Охотники. Бандиты. Милиционеры. Патриоты. Заимодавцы. Альпинисты. Парковщики.К. За журналистов – отдельное спасибо. Но вообще набор странный.А.С. Я же говорил словами – трудно.К. Хорошо. А в искусстве возможно заниматься не своим делом и быть известным человеком?А.С. Сколько угодно. Почти все поэты занимались не свои делом. В живописи – Гоген, Пикассо, Мунк.К. Малевич?А.С. Малевич как раз своим, как и Кандинский, или скажем, Танги. Но, повторю, это мои ощущения, точные слова для их объяснения вряд ли сумею подобрать. Да и не мое это дело.К. Если придерживаться твоей теории, то мы в данный момент времени оба занимаемся не своим делом.А.С. Да, несомненно.К. Но уж коли начали… В чем же состоит твое дело в искусстве?А.С. Если кратко – в визуализации банальности.К. А если чуть подлиннее?А.С. Почти вся живопись ХХ века (если не говорить о копиистах) рождалась в поиске наиболее оригинальных форм самовыражения художника. Большинство таких способов оказались сущей ерундой. В результате живопись оказалась похоронена под грудой мусора. В то же время, все великие полотна мастеров любой эпохи написаны так, что говорят лишь о самых простых вещах, и так всем известных.К. А какой в этом смысл?А.С. А такой, что банальность никому не интересна как банальность. Жизнь людей состоит в повседневном перешагивании через банальности. Ну, что-то вроде пешеходного перехода. Нарисовано вдоль, а все шагают поперек.К. И что?А.С. И стирают полоски. Банальности не видны, ориентиры теряются. Люди начинают переходить дорогу, где кто захочет. Некоторые вообще не решаются переходить. А потом приходит художник и вновь рисует полоски по старым следам. И все вновь становится на свои места.К. А может быть и ладно, пусть каждый переходит там, где хочет?А.С. Вот именно так и рассуждали художники ХХ века. Каждый рисовал свои полоски и вдоль и поперек и сикось-накось. Да и не полоски это уже были. И рисовать, в конце концов, перестали.К. И теперь приходит Алексей Сербов и начинает рисовать полоски вдоль. Точно в том месте, где они когда-то были нарисованы.А.С. Вот именно. Хотя сейчас полоски рисовать бесполезно. По-хорошему, о живописи надо бы забыть лет на двести, пока восприятие человечеством искусства не обновиться.К. Зачем же ты работаешь?А.С. А в этом состоит мое дело. То, для чего я рожден. И если нельзя на время забыть о существовании живописи, можно хотя бы отказаться от индивидуальности. Ведь безличностная банальность – самая правильная. Миф лишен индивидуальности и потому бессмертен. Став сердцевиной мифа, банальность обретает силу и бессмертие.К. Так ты стремишься к сотворению мифа?А.С. Для начала мне хватит возвращения к банальности. А там – посмотрим.К. Проект «Человечество» это тоже банальность?А.С. Банальней некуда. Мир един. Все мы похожи друг на друга. Враг и друг – одно. И много еще чего.К. А концепт «Брысь!»?А.С. Это – вектор. Возвращение к банальности. Ведь концепт состоял не в том, чтобы написать и показать картины, а в том, чтобы их уничтожить. Ни картины, ни их персонажи миру не нужны.К. Но ведь полного уничтожения не состоялось. Многие зрители исподтишка снимали картины на мобильные телефоны, и теперь снимки свободно гуляют в интернете.А.С. И прекрасно. Мир был создан и разрушен. И теперь существуют его осколки. Миф. Но никто не может сказать, что владеет хотя бы частичкой мифа.К. Твой последний проект тоже банальность?А.С. Набор банальностей. Власть ужасна. Корысть убивает. Хитрость себе дороже. Сон разума рождает чудовищ. Все началось случайно с картины «Пейзаж со сценой бегства в Израиль», и потом я уже не мог остановиться.К. И что дальше?А.С. В смысле: Ваши творческие планы?К. Извини, снимаю вопрос. Лучше пожелаю удачи.

 

Кассета 8. Цвет – белый

Три занятия за всю мою жизнь давали мне… упоение? Нет не то, что в бою и какой-то бездны на краю, это все чушь, а ощущение полноты и смысла жизни. То самое ощущение, как во сне: с таким трудом неимоверным ты отрываешься от земли, а дальше все легче и легче. Летишь и уже не представляешь, как это можно ходить по земле. Мне всегда было трудно ходить во сне и легко летать. Пока леталось…

[пауза]

Нет. Да. Три занятия. В шесть лет мне подарили конструктор. Лего тогда не было. Он был металлический, с винтиками, гаечками. И с электромоторчиком. Я полгода его не открывал. Не знал, как подступиться, да и интереса особого не испытывал. А потом так увлекся, что забывал завтракать и обедать. Все создавал свой мир. На электромотрчике. В пятнадцать лет мне случайно досталась гитара. Не буду рассказывать как: долго и ни к чему. Гитара была старая, лак потрескался, струны случайные, но звучала она, как я потом понял, великолепно. Она мне помогала учиться. Ни в какую музыкальную школу я, конечно, не пошел, поздно было. Сидел дома и дергал струны. Часами. Пальцы опухли. Книги, прочитанные друзьями, но не мной, стопками валялись на подоконнике. Учителя грустнели при встрече. Я все играл на гитаре. Через полгода что-то начало получаться. Через два или три года пришли мелодии, мои собственные, ни у кого не слизанные, вот тогда я снова полетел.А третье занятие – вот оно. Придумывать, как расставлять слова. И я до сих пор не понимаю, мое это занятие или не мое. Пока расставляешь, кажется, еще чуть-чуть и полечу. А прочтешь потом…

[пауза]

Ши вот ю вонт то сии, би фрии

Невер фиар, зе энд из ниар

Вэн ё эйз а шат юл сии

Зе фиилдз оф йестердей

[пауза]

… ее нет, как сейчас, так мне кажется, что так и лучше. В самом деле, какого черта? Что может быть общего между мужчиной, чей опыт неудач с целеустремленностью таракана подползает к отметке с надписью «половина столетия» и девушкой, которой только что исполнилось двадцать? Ну, пусть даже двадцать пять. Никак не угадаю ее возраст. Обычно у женщин кисти рук старше лица. Не знаю, что они с ними делают. То есть что только они с ними не делают, а они – кисти рук – точно указывают на то, какой женщина будет через пять лет. У Арины руки совсем девчоночьи. Вот и непонятно. Мне кажется, ну вот сейчас, когда ее нет уже два дня, что мы и слов-то одинаковых не отыщем в нашем с ней русском языке. Как заявил однажды мой незабвенный учитель в профессии Эф Пе Мендякин, женившись в пятьдесят четыре года на двадцатилетней корреспонденточке: «Говорить тут не о чем. Пока дети не пошли».Но как только я слышу ее чуть хрипловатый, детский голос, так сразу забываю, кто я … что я… чем занимаюсь… и чем мне надо бы… Я просто становлюсь водой и в этом состоянии точно знаю, куда мне надо течь. А вот только нравится мне это или нет? Гамма чувств: от черт его знает, до ну его к Зую.

[пауза]

Надо бы собраться и что-то решить. Например, сказать Арине, что я все знаю. Ну не все, а то, что у Карины никогда не было дочери. Даже приемной. Больше-то я все равно ничего не знаю. Вооот. И посмотреть, что она скажет.

[пауза]

Ну и чего я этим добьюсь? Например: она вся в слезах признается… в чем? Или просто развернется и уйдет. А мне уже самому стало интересно, что происходит. Может быть, пока Арина не проявилась, самому с Иваном поговорить? Надо бы собраться. И решить.

[пауза] Что я помню об ИванеИван Солонов. На снимке – крайний справа. Развернулся к воде, как будто собирается нырнуть, уже и руки сложил «рыбкой». Но, нет, только делает вид. Ноги не согнул, как нужно для прыжка. И смотрит в объектив.Прозвище у Ивана – Слон. Нет, он не толстый был. Но крупный. Высокий, чуть медлительный, солидный, одним словом. Даже в первом классе. Никогда ни в чем не участвовал просто так и ни за чем никуда не бегал. Но всегда, в каждый момент жизни знал, что ему нужно. И добивался этого. Сам. И, кстати, не сильно напрягаясь. Шел к цели спокойно, как слон, а все расступались.В десятом классе как-то вдруг оказалось, что он сидит за одной партой с Кариной. И никто по этому поводу не пошутил. В то время общий для всех нас набор точного знания состоял примерно из шести истин. Называю в порядке их усвоения: семью восемь – пятьдесят шесть; «жы», «шы» пишется через «и»; СССР – одна шестая суши; Москву основал Юрий Долгоруков; Битлз – навсегда; где Карина, там Иван. Да, забыл, параллельные прямые нигде не пересекаются.Какое-то время перевернуть формулу Карина+Иван не получалась, так что мы его почти и не видели. Ну, только на уроках. И непонятно было, кто тут добился своего. Потом, ближе к лету все как-то само собой гармонизировалось.После школы Иван удивил не меня одного, поступив учится на какого-то международного бухгалтера. Но, как выяснилось лет через десять, это было началом реализации долговременной программы, одним из пунктов корой значилась ликвидация социализма, как экономической системы. Шучу.И все же. В ликвидации социализма Иван поучаствовал в качестве генерального директора «ОУК банка», насобиравшего Зуеву кучу этих… как их… ну Чубайс раздавал… Ну, в общем, всякой собственности банк нахватал, после чего владелец, конечно же, оказался жутким мошенником, прячущимся до сих пор от справедливого правосудия в какой-то средиземноморской дыре. Ну и Иван тоже пропал куда-то лет на семь. Нет, его не судили, просто он выпал из реальности, а года два-три назад вроде бы объявился в Москве и вроде бы стал перекупщиком театральных билетов. Сам я Павла… э… Ивана не видал, но кто-то где-то что-то ляпнул по этой теме.

[звонок телефона]

– Ну и куда ты пропал? – И Вам добрый день, Евгения Александровна.– Старый, ты опять?– Ты о чем?– Тьфу!– Вот и поговорили.– Стоп. Давай с начала.– Давай.– Ты интервью написал?– А то.– Тогда какого же ты…– Ну! Ну!– … черта его не шлешь?– А ты почту проверь.– А, прости, получила. Мог бы и вчера послать.– Ну, ты знаешь, я мог бы…– Ладно. Ладно. Не начинай. Некогда мне, кругом одни… Ну, никто ничего не может толком сделать. Один ты молодец. Пока.– Нет, Женька, подожди. Дело у меня к тебе.– Может на следующей неделе? Как раз номер подпишем…– Да мне информация нужна.– Тебе? Слушай, старый, ты деградируешь. К Ленке вернулся уже?– Я не уходил.– Вот оно и видно.– Женька у кого из нас времени нет?– Так чего тебе?– Вы в прошлом месяце о продаже театральных билетов с рук статью тиснули…– Статью! Тема номера была. И не только театральных. Там и концерты, и спорт…– Вот. А мой одноклассник один, Иван Солонов, вроде бы шишкой был в этом деле. Мне бы подробности какие…– Все поняла. Дам поручение, поищут тебе подробности. Найдут – пришлю тебе. Всё?– Все. Премного благодарны, барыня Вашей добротой. Век будем…

Отключилась. И эта женщина… И эту женщину… Ну и так далее.

[пауза]

Йестердэй, зе гууд олд дэейз.

Йестердэй, зе вэй ви юзд ту плэй

Йестердэй, ит джаст гот ворз энд ворз.

Йестердэй, зе фьючерз бииин рехёёёёёзд.

[пауза]

С метро у меня явно не складывается. Почему-то попадаю в самую толпу. И через раз, как только я спущусь на платформу в любом месте Москвы, так из туннеля выныривает какое-то чудовище на колесах, пышет жаром и гудит. На открытой платформе этого подземного гада всегда лежат четыре пары колес для поезда, а в единственном вагоне никогда никого не бывает. Мне кажется, этот дракон преследует меня по всему городу, затаившись в своих подземельях и выжидая момент, чтобы накрыть меня лязгом, обдать жаркой волной рассекаемого воздуха подземелий. После чего, кстати, в туннеле остается только выжженная земля минут на десять. А на платформе, естественно, собирается дикая толпа недовольных теток, каждая из которых норовит пройти через ту самую точку пространства, где находится мое материальное тело. Кстати. Годам примерно к двадцати семи, по моим наблюдениям, каждая девушка, проводящая часть жизни в метро, обращается в злобную ведьму, нет, фурию, прорывающуюся в вагон, к месту, где можно посидеть до следующей остановки, сквозь любое количество пассажиров, намеревающихся этот самый вагон покинуть. Я понятно это сказал? Еще раз: люди из вагона еще не вышли, а богомерзкая тетка туда уже продралась и согнала с сиденья юное создание неопределенного пола в джинсах и с виноватым лицом. Путь ее, тетки, чаще всего пролегает через меня. Могу показать синяки на боках, груди и животе. Позу футболиста, стоящего в стенке при штрафном ударе, я принимаю автоматически, как только поезд подходит к платформе. Тем пока и жив.

[пауза]

А к чему я это все? Да! Я же видел сегодня Карину! Я уверен в этом. Ну, почти. Да. Нет. Да она это была. Рассказываю. Я выбрался в город за гонораром. Собрал волю в кулак и не стал брать такси. На метро поехал в центр. Ну, это ладно. Доехал, получил, потрепался там, в редакции и дай думаю, повторю эксперимент. Прогуляюсь пешком до Театральной и опять сяду в метро. Шел себе тихонечко, подставлял голову ветру, лелеял в кармане гонорар. Был повод порадоваться жизни. Как говаривал в строгой сосредоточенности Федор Поликарпыч Мендякин: «Был бы повод, найдем и провод». Что он имел в виду, я выяснить так и не сумел. Потому что каждый раз после этой сентенции отключался от беседы. Я отключался, не он. Ему-то что.

[пауза]

Так вот. Я подходил к Театральной. И что-то все стало не так. Почувствовал что-то. Сам не понял что. Как-то тревожно стало. Ну, вот такое чувство, как будто я провинился, а в чем не знаю толком. С Ленкой у меня такое бывает часто. А потом я ее увидел. Там два театральных киоска, народ часто толпится. Она стояла чуть в стороне, у края тротуара. Карина. Чуть погрузнела, а так все такая, какой я ее запомнил. Я пошел быстрее, но тут как во сне получилось. Я иду, иду, а все никак не приближаюсь. И тут вырулил внезапно откуда-то красный «Лексус», остановился перед ней. Я, было, собрался бежать, но тут же на кого-то наткнулся, получил под ребра локтем, чуть не упал. А она села в Лексус и растаяла в асфальтовом мареве у меня на глазах. Все, можно просыпаться. Но кошмар продолжился. В метро. Вот они, синяки.

[пауза]

Нет, ну точно это была она.

 

Кассета 9. Цвет – белый

СМС-ка пришла от Жеки. «Шишка твоя держит точки у Большого». Ну, хоть какая то ясность. Нет, больше того. Все проясняется. Видел-то я Карину в том самом месте – у театральных киосков на Театральной площади. Говорил же я: нам нужен Иван.

И вот я думаю…

[пауза]

… таким мышлителям! Ойййошь…

[пауза]

Жначт, вот што поучиощ. Жадумай я най… ой… найти Ивана. Ай… Айина куда-то поопаа, ну я и еешил сам. Доехай на удивьение хоошо, беш пообем. Пообемы там нечаиш, на Теааааай… Теаааатааной поошади. Там у киосков тооое штояйи, биеты ш уук поодавайи. Я поошой, говоою, мужики как бы мне ш Иваном вштьетится. Ш каким Иваном? Ш Шоооновым. Нет тут никакоо Ивана, ешйи биет не нужен, иди шебе. Йа не отштай, говой… говойу, я его дууг, он мне ошень нужен и еще што в гооову вжбьейо. Што жуурнаиист тоже шкажай. Жйя навееное. Ну, они пожвайи какого-то мужичка невж… невж… невжачного, шкажайи ему, в чем део… Вшё. Уштай.

[пауза]

Шкажали ему, в чем део, он гоовой кивнул и повел меня куда-то по Бооошооой Дмитовке, птом в пееуок и в подъежд. И токо мы вошли, гаажа еще не пивыкли, как он мне вйежай поддых, в жубы и по гооени. Я упай, жадохнуйся. А он еще ногой по йоо… по гуудной кьетке. Бойно очень. Йежу, штону, а он выташий все иж моих кааманов, в пакет плаштиковый шоожий и шпокойно ушей, жаажа.

[пауза]

Я поежай, поежай. Хоодно штаоо. Начай двиатша. Шначаа на четвеенки вштай, потом по штеночке – на ноги. Иж губы коовь шочится, а он, швойоч, даже пааток ношовой шебе жабаай. И в подъежде ниоо нет. Тойько двей от ветаа штучит. Можт и хоошо. Я выбааша в пееуоок, а как домой попашть, не жнаю. Денег-то нет. Бйеду к Дмитоовке ейе-ейе, йобаа боят, нога боит, жубы, паавда цееы, коовь ш губы ш… ш… шиииизывайу. И тут у шамой Дмитоовки, подъежжает ко мне жнакомая машинка, оштанавьиваетша и выходит из нее Ааина, шобштвеной пеешоной. Шпашаа. Пошадия в машину, коовь шаафеткой вытееа, мооооча довежаа до Йамок, помогья в кваати…Уожила. Йа тогда уштай очень, жашнуй. Она меня ажбудиа, натёйа йобаа какой-то жутко вонючей мажью и напоиа гоячим отваом непоятноо вкуша. Я опять жашнул. Поошыпающ, а ее нет. Только кувшин ш отваом, йадом ш диваном на табуете штоит. Гуудь вся в шиняках, но почти не боит. Вот оот поохо аботает. Чеушть опухя. Так што, я, пожауй, еще пошпю.

[пауза]

[звонок телефона]

– Привет Пол. Ты что трубу не берешь? Пятый раз тебя вызваниваю. – Пйивет Вовк. Йа уходий поошто, щаш вейнуйся.– Ну, так на то есть такая штучка, мобильный телефон называется, кладешь ее в карман и иди куда хочешь. У тебя вроде была такая.– Быа да шпыа.– А с дикцией что?– Жубы йечу. Говоить туудно.– А ну ты не говори тогда. Слушай. Мы на выходные на даче собираемся. У меня. Программа та же. Я там уже с пятницы буду. Баню протоплю.– Я не шмогу. У меня Коова шдоха.– Ну, какие проблемы. Созвонись с Серегой или Витьком. Они тебя захватят по дороге.– Ядно.– Не ладно, а приезжай. Тебе ж и надо только до Ленинградки дошлепать.– Я же шказай, яадно.– Знаю я твое ладно. И мобильник заведи новый. Дела на полчаса. А то искать тебя по все квартирам…– Суушай Вовк, мне в двей жвонят, пока, я пеежвоню потом.

[пауза]

Воук ап ван дэй фогот эбаут май йестерррдэйз,

кэнт блэйм май секонд трай,

Ай свор айд холд ит тил зе дэй ай дай,

воук ап зе некс дэй фииилинг джаст зе сэйм аз йестердэй,

самтаймз ай вандер вай?

Воз год он май сайд,

ай кен смайл анд сэй,

зет му вэй воз май вэй,

йестердэй…

[пауза]

Ну, вот уже почти и не болит. Как-то быстро заживает. Как на молодом. А на дачу к Вовке я не поеду. Мне колонку писать надо… И потом, знаю я эту программу. Ну, кто там будет? Наша студенческая кампания, точнее ее усеченный мужской вариант. Это, во-первых, сам Вовка Порошин, владелец рекламного журнала, дачи и «Лэнд Ровер» Discovery 3. Серега Фабр, профессор филологии («Тоёта» RAV4); Витя Коренев, маленькое туристическое агентство, на жизнь хватает («Додж» Caravan V. 6). Ну и возможно Антон Бухаров, издатель всего, что можно напечатать на бумаге (пошлейший «Мерседес-Бенц» G500). Итак, программа.Пункт первый. Отъезд из Москвы в субботу утром, пока по Ленинградке хоть как-то можно проехать. Три часа в дроге и мы на участке в шесть гектар, обнесенном высоким, нет высооооким забором, за которым Вовкин замок, баня, еще пять каких-то строений и угодья. За забором с двух сторон – лес, с третьей – озерцо.Пункт второй. Встреча старых однокурсников. Меряемся машинами, демонстрируем новые примочки. Пункт второй мне придется пропустить. Но я и раньше на нем не задерживался.Пункт третий. Баня под разговоры о том, кто какую машину собирается купить, когда продаст эту, кто где был и кого убил. Да, забыл сказать, они все охотники. Добывают трофеи по всему шарику, Антон даже в Антарктиде недавно снег топтал, только я забыл спросить, кого он там стрелял. Ну не пингвинов же, в самом деле.Пункт четвертый. Обед. Там Вовка все сам организует, он готовит так, как надо. Ну, я, если что, помогу.Пункт пятый. Прогулка после обеда по лесу, разговоры об охоте. Может быть, рыбалка, для желающих. По возвращении, просмотр фотографий и видеофильмов о последних поездках и охотах.Пункт шестой. Ужин. После Вовкиного обеда ужинать особо не хочется. Просто каждый надирается тем напитком, к которому больше привык. Вот тут моя очередь. Сначала все долго уговаривают меня спеть. Я отказываюсь. Не то чтобы совсем. Это ритуал. Потом Вовка приносит (очень хорошую) гитару, если она уже не лежит на видном месте. Я вспоминаю слова.Вот именно этого мне и не хочется последнее время. Этого – это всего перечисленного, а главным образом – вспоминать слова.Да, потом пункты седьмой и восьмой. Ночь-полночь, разговоры, про то, что жизнь не удалась, все кругом мишура и понты, а настоящего дела никто не делает и делать в нашей стране, в наше время, наши люди, не могут. Жена свихнулась на похудании, любовница – на шопинге. Нет, наоборот. Поэтому все кругом – отстой, где тут шкура льва, а то ночью станет холодно, а Вова, жмот, одеял для всех не припас.Утром. Все плохо в организме, но в окружающем пространстве с ночи становится заметно лучше. Все в меру подтянуты, деловиты, малоразговорчивы. Завтрак (в кого влезает), короткое мужское прощанье, разъезд. А то Зуй к вечеру доберешься в Москву по Ленинградке в воскресенье.

[пауза]

– Арина. – Да…– АРИНА!!!!!!!!– Да, Пол. Я слушаю.– Ты можешь сделать так, чтобы эта штука записывала?– А она, что – сломана?– Нет. Она не сломана. Просто в твоем присутствии она ничего не записывает. Крутиться-крутится, вот как сейчас. Но не записывает.– Сейчас записывает.– Правда?

[пауза]

– Правда записывает. Как ты это делаешь? – Долго объяснять. Да и не делаю больше.– А почему?– Почему что, Пол?– Что, почему что?– Почему делала так, чтоб не записывал? Почему теперь не делаю? Что тебя больше интересует?– Меня интересует все. И не говори со мной, как с маленьким мальчиком. Ты мне не жена. И вообще, я старше тебя на четверть века.– Если бы.– Ну, значит больше.– Не важно, Пол.– Нет, важно. Впрочем, ладно. Так почему ты этого не делаешь?– Ты же хочешь, чтобы все записалось.– Я и раньше хотел.– Раньше я тебя не знала.– А теперь узнала?– Угу.– Не вздыхай ты так. Я не умственно отсталый. То есть я вообще не отсталый.– Я знаю. Просто мне кажется, что ты хочешь узнать что-то, кроме того, почему диктофон то работает, то не работает.– Эээ… Да. Ты ведь не дочь Карины. У Карины никогда не было дочери. Только сын.– Что же ты мне сразу не сказал? А я-то, как дура…– Хочешь поиздеваться, найди себе кого-нибудь помоложе.– Извини. А если бы я представилась сыном, тебе было бы легче?– Ты самозванка.– Да.– Вот так просто? Да?– Да.– Ну и зачем… и кто ты на самом деле?– Вот прочитай.– А сказать ты не можешь?– Так будет проще. И быстрей. Прочитай и все ра…

 

Кассета 10. Цвет – белый

В общем, поговорили. Диктофон опять не все записал, но тут моя вина, кассета закончилась, а я не заметил. Так перескажу.

Арина дала мне пластиковую карточку – удостоверение сотрудника детективного агентства «Частный случай». С фотографией, с печатью и даже с голограммой. На карточке значилось: фамилия – Вармова; имя – Арина; должность детектив-стажер.

Ну, такая солидная карточка, как настоящая. Я, правда, никогда не видел удостоверений частных детективных агентств. А еще она мне сунула бланк с заданием: найти местонахождение Карины Владимировны Ужанковой, совладелицы галереи «Art и шок» и передать заказчику N аудио-фото-видеоматериалы, подтверждающие местонахождение объекта и его передвижения в течение трех дней до даты предоставления отчета.

По словам Арины, какой-то банкир, собравшийся было поучаствовать в новых проектах Карины, заподозрил что-то неладное и просил свою службу безопасности проверить финансовое состояние галереи. Сразу после начала проверки Карина исчезла. Найти ее своими силами банкир не смог и обратился в агентство. Это задание у Арины первое самостоятельное и то, потому что половина сотрудников в отпусках.

Лешка Сербов в минуту просветления дал ей эту фотографию, но ничего толком объяснять не стал. Или не смог. Я думаю, не смог. Или не захотел. Или и то и другое. Или ни то, ни другое, а просто…

[пауза]

Вот Арина и пришла ко мне. А последние три дня она меня, оказывается, проверяла. Клинвышибать. Были ли у меня контакты с объектом последние полгода? Мог ли я найти ей убежище? Мог ли я знать… А, ладно. А в постель ко мне забралась, спрашиваю, тоже задание выполнять? Нет, отвечает, я влюбилась. Что-что? Влюбилась. И глазки вниз.Девчонка сопливая.И что мне прикажете делать теперь? Я же не ждал ее вчера. Так, салат сделал на скорую руку. Из огурцов, редиски, яблока и тертого сыра.

[пауза]

– Раз, раз… раз, два, три… Давай пройдемся по списку под запись. – Зачем, Поол?– Ты все время повторяешь мое имя.– А мне нравится. Оно так значительно и многозначно. К тому же оно не твое.– А чье?– Ничье. Так. Просто. Пппол.– Если я на него откликаюсь, значит, оно мое. Так мы будем записывать?– Зачем, Поллл?– Будет как в «Твин Пикс». И тебе будет легче, потом отчет писать.– Мне будет легче, если никто не узнает, что я о задании все тебе рассказала.– Считай меня добровольным помощником шерифа. Или нет, членом добровольной народной дружины при частном детективном агентстве. Повязку красную повяжу сейчас…– Великовата слегка…– Ну не резать же полотенце. Вот на улицу пойдем…– Ты с ума сошел!– Я – нет. А вот Леша Сербов уже в дороге. Как он там?– Черная меланхолия, усугубленная неумеренным употреблением алкоголя.– Черная меланхолия – тавтология. И как ты определила, что употребление неумеренное?– Никак. Мне, что в отчете записать: «Меланхолия, усугубленная умеренным употреблением алкоголя»?– Запиши: состояние близкое к алкогольно-депрессивному психозу, внешних контактов избегает. И всё. Теперь сын.– Кирилл Алексеевич Сербов. Двадцать три года. Хороший мальчик. Учился в Строгановке, но два года назад уехал в Англию. Собирается стать дизайнером.– Может, Карина у него давно? В Лондоне?– Легально она страну не покидала. К тому же Кирилл собирается на днях в Москву. Телеграмму прислал.– Кому?– Мне. Стоп. Пошутила. Отцу. Пооол.– Ладно. Родители.– Родители Сербова живут здесь, в Ямках. Он с ними видится по большим праздникам. Карина общения избегала.– Где ты таких оборотов набралась?– Каких?– Этих вот: черная меланхолия, избегала, употребление. Книжек начиталась или у вас в агентстве, что ли, все так говорят?– А как надо?– Тебе годков сколько?– Двадцать три… будет скоро.– Ну и где все эти: «прикинь», «она такая», «супер», «обломись», «по приколу»… Ты что, записываешь?– Запоминаю. Мы работать будем или лексику учить?– Работать.– Супер. Мама Карины – одинокая старушка на пенсии. Очень добрая и разговорчивая. Много болеет, из дома выходит редко. Карина приезжала к ней два-три раза в неделю. Сейчас к ней ходит патронажная сестра. Облом.– Другое дело. Ты, кстати, за мной следила эти дни?– Кстати – о чем?– О маме. Вы же в агентстве за ней следили, правильно? А за мной?– Нет.– А на Дмитровке ты как оказалась? Мимо проезжала? В ЦУМ торопилась?– Я почувствовала. Ппполлл.– А так ты еще и экстрасенс.– Ну, типа.– Ну ладно. Подруги.– Хорошо. Подруги. Школьная – Татьяна. Она замужем за офицером. Живет недалеко, в Твери. Я там была. Хорошая женщина, разговорчивая, скучно ей. Мы всё обсудили.– Всё – это что?– Ну… не канает.– Слушай, нельзя же так буквально воспринимать все мои пожелания.– На тебя не угодишь. Не виделись они лет пятнадцать, не переписывались, но по телефону иногда говорили. Так, по-женски, пару часов и все. Последний раз в январе.– Ладно. В институте еще одна подруга нарисовалась. Диана. Богиня охоты.– Знаю.– Откуда?– Будешь издеваться, встану и уйду.– Стой, стой… да стой же. Я вырезку купил, базилик… Просто спросил, откуда знаешь про другую подругу.– Татьяна сказала. Диана Петрова, по первому браку Ройзман, по второму – Логан, с 1989 года живет в Чикаго, штат Иллинойс, США.– Поохотилась, в общем.– Ну да. Сейчас не замужем. Работает в рекламном агентстве. Приезжает в Москву два-три раза в год, последний раз была в апреле. Виделась ли с Кариной, не известно. Но с ней работают.– Ваши?– Нет, местные.– Теперь сотрудники галереи.– Состояние разное: от мягкого шока до тихого ужаса. Младшие кураторы расползаются по темным углам и ведут по мобильникам задушевные беседы с владельцами других галерей. Секретарша сидит в чатах. Работает, по большому счету, только один человек – уборщица баба Маша, в прошлом заслуженный учитель РСФСР.– Ну, тут все ясно. Да, там же совладелец был какой-то. Или совладельцы.– Совладелец. Он-то к нам и обратился.– Но может быть кто-то из ее теперешней жизни… художник там, скульптор или любитель искусства… ну не знаю, бандит какой-нибудь.– Да.– Что, да?– Да, возможно. Проверяем контакты в трех сферах: искусство, деньги, криминал. Но это не моя задача. Я занимаюсь прошлым Карины.– Мной.– С тобой. Если захочешь.– Вот видишь, я был прав с самого начала. Нужно искать Ивана. Согласись.– Если хочешь. Поол…

[пауза]

Ресторан… ну какой, который бы я открыл, назывался бы… Впрочем, название надо обдумать получше. Главное в том, что он бы не походил ни на какой другой, потому что его целевая группа – люди понимающие толк не только в еде, но и в самом процессе приготовления. Нет, не повара. В моем поколении много успешных людей, особенно мужчин, которые любят готовить, но или им некогда или дома заниматься этим скучно. Я знаю таких, кто готов блеснуть мастерством три раза в году. И таких, кто время от времени хотел бы удивлять друзей кулинарными способностями. Вот и пусть удивляют. За большие деньги. Мой ресторан – это несколько залов, больших и маленьких. При каждом зале – своя кухня, со всем набором необходимых приспособлений, а также шеф-повар и команда помощников при нем. Клиент снимает зал и обговаривает с поваром не только само меню, но и состав исходных продуктов, и весь процесс приготовления, оформления и подачи блюд. Если клиент захочет, он сам становится поваром, вся команда ему помогает. Не хочет – может наблюдать процесс и только указывать, что и как делать. Каждая трапеза в моем ресторане была бы уникальной. Каждое блюдо – авторским.Повара при этом должны быть настолько профессиональными, чтобы при любом капризе клиента блюдо получалось съедобным. За особые деньги – особые прихоти, то есть те продукты, которые клиент укажет сам. Хочет – акулу из индийского океана. Хочет – подберезовики из-под Курска.В большом общем зале (он нужен, чтобы повара не простаивали и чайники от кулинарии ресторан знали) будут подаваться авторские блюда от известных людей. А я им за это скидку сделаю.

 

Кассета 11. Цвет – белый

Была такая песня. На демонстрациях ее любили заводить:

Чего ж написать-то?

[пауза]

Название: «Так говорил культуролог». Если в редакции не понравится, то: «Цифровое средневековье». Впрочем, это тем более не пойдет.

[пауза]

Мой покойный друг был культуролог. Такая у него была профессия: копаться в кучах ментального мусора, оставленного людьми прошлых эпох, вытаскивать оттуда брошенные кем-то слова, забытые второпях знаки, оставленные без присмотра поступки, очищать их от пятен крови и слез, натирать мягкой тряпочкой, сшивать на живую нитку гипотез и выставлять на всеобщее обозрение, привешивая рядом таблички с новыми смыслами. Для тех, кто не дочитал предыдущее предложение до конца, запутавшись в совершенно одинаковых запятых, пишу короче: он был культуролог, то есть старьевщик и шарлатан. Но однажды в хорошей компании (а этой компанией был я) его потянуло на разговор о будущем, о том какие смыслы и знаки будут выброшены на помойку нами и нашими ближайшими потомками, если нам заблагорассудится такими потомками обзавестись.Знаки будущего, – говорил культуролог, – появляются в нашей жизни, как морщинки на шее девушки. Сначала они незаметны, потом нежелательны, потом неизбежны и, наконец, либо любимы, либо отвратительны. Хотим мы того или нет, но мир будущего уже сконструирован в нашем сознании. И это сознание средневековое.Так говорил культуролог.Конечно средневековье, надвигающееся на нас, не будет повторением того, что уже случилось в Европе VI–XII веков. В том средневековье люди жили ручным трудом и натуральным хозяйством. Абсолютное большинство тех европейцев было крестьянами, работавшими круглый год лишь для того, чтобы прокормить себя и своего сеньора. Сейчас такое невозможно, если не сбудется сценарий одной из многочисленных антиутопий ХХ века и человечество не деградирует под влиянием какой-нибудь глобальной катастрофы. Будущее будет «цифровым».Это значит, что большинство людей будет получать доходы за свой труд в создании и распространении новых информационных технологий. В сфере обслуживания и развлечений тоже много народу останется. Но большинство уйдет в «цифру». А «цифровая» реальность не уживается с индустриальным сознанием человека западной цивилизации. Оно гораздо ближе к сознанию средневекового человека, крестьянина, возделывающего свою грядку. Только грядка эта будет в инете.Так говорил культуролог.А в чем разница в сознании деревенского жителя Х века и городского – века ХХ? Представим, что оба они заполнили анкету, состоящую из шести пунктов.Вот как бы выглядела анкета человека индустриальной, уходящей от нас эпохи:Вопрос 1. Назовите одну неоспоримую ценность, признаваемую Вашим обществом. Ответ: человеческая личность. Нет ничего важнее человека в этом мире. И чем более развита личность, чем она успешнее в своем развитии – тем выше она ценится (прославляется) другими людьми.Вопрос 2. Какие качества необходимы человеку в Вашем мире? Ответ: Образование, самостоятельность, мобильность, способность к постоянному совершенствованию – все те, что позволяют легче адаптироваться к переменам, участвовать в них и даже создавать условия, способствующие быстрым переменам в жизни.Вопрос 3. Лучший возраст человека? Ответ: зрелость, когда человек сам себе господин. Он хозяин своей судьбы, много хочет и имеет возможности для осуществления своих желаний.Вопрос. 4. Про каким признакам Вы определяете своих и чужих? Ответ: национальность, уровень доходов, политические взгляды.Вопрос 5. Существует ли идеал общества и человека? Ответ. Сейчас – нет. Но в будущем идеал возможен, к нему надо стремиться. И в этом идеале будет место всестороннему развитию личности, всех ее составляющих: физической, умственной, нравственной. Соответственно в идеальном обществе должны найти свое полное воплощение принципы, свободы, равенства, справедливости.Вопрос 6. Можно ли достичь идеала? Ответ. Безусловно. Наука и социальный прогресс ведут к нему.

А теперь зададим те же вопросы человеку средневековья: Вопрос 1. Назовите одну неоспоримую ценность, признаваемую Вашим обществом. Бог и правила, данные им людям. Сама по себе личность ничего из себя не представляет. Ценность каждого человека определяется его укорененностью в структурах общества, тем как он выполняет свое жизненное предназначение.Вопрос 2. Какие качества необходимы человеку в Вашем мире? Трудолюбие, терпение, почтение к старшим (по возрасту и месту, ими занимаемым), уважение к традиции и ритуалам – все те, что позволяют лучше приспособиться к раз и навсегда данным условиям жизни.Вопрос 3. Лучший возраст человека? Ответ: юность и старость. Время сева и время сбора урожая. Время вопросов и время ответов. Время надежд и время подведения итогов. Между ним – время страстей, труда и битвы – плохой возраст.Вопрос. 4. Про каким признакам вы определяете своих и чужих? Ответ: род (семья), сельская или городская община, корпорация, религия.Вопрос 5. Существует ли идеал общества и человека? Ответ: и то и другое – в далеком прошлом, в начале времен, когда существовал рай на земле (вариант – золотой век).Вопрос 6. Можно ли достичь идеала? Для общества он недостижим. Для человека лишь в той мере, в какой он готов отказаться от своего «я».

Вот так говорил культуролог. А теперь (говорил культуролог) судите сами, какие ценности приобретают вес в нашем мире? Много ли места оставляет современный мир развитию личности человека? Глобализация стандартов жизни ведет не только к универсальным формам потребления благ, но и к единству представлений, общности и ценностных параметров жизни, к общим правилам мышления и тожеству единой модели поведения, формируемой аристократией цифрового средневековья – «поп-звездами» разных сфер жизни: политики, бизнеса, спорта, развлечений.Люди с глобализированным сознанием ориентируются не на личные желания и возможности, а на «звездные» модели поведения, выраженные в брендах. Соответственно бренд в современной жизни выполняет ту же функцию, что и традиция в том, давнем средневековье. Отказ «среднего» человека от индивидуальности и собственных желаний, подмена их модой – вот вам и первый признак цифрового средневековья.Как-то так говорил культуролог.Теперь посмотрим, так ли нужно универсальное образование (на которое последние три века были ориентированы школы) в наступающем мире. Грамотность падает во всех странах. И разбивается о компьютерную клавиатуру и кнопочную панель сотового телефона. В интернете, да и в офлайне, торжествует олбанский язык, и с этим ничего поделать нельзя. Алгебра, геометрия (и все, что дальше там есть в математике), а также физика, химия, география и история, вновь становятся знанием для небольшой кучки людей, совсем как во времена Аль Джебрали, Коперника и Страбона. Люди все меньше читают, предпочитая получать информацию в виде картинок. Икона – книга для неграмотных, – сказал Иоанн Дамаскин. Иконки windows – книга будущего. Упрощение языка, деградация устной речи, использование нецензурных (прежде) слов – явление того же ряда.Вот как говорил культуролог.Обратите внимание на то, как и вокруг чего группируются люди наступающего будущего. В нашем мире так ли значимы нации и классы, как это было хотя бы полвека назад? Фантом американской нации тает на глазах. Сквозь него все более явственно проступают очертания этнических групп, по сути – землячеств. В Евросоюзе нации отмирают, зато все больше разговоров о народностях – региональных общностях, культурные корни которых уходят сквозь все средневековье аж в родоплеменной строй. Сейчас в Интернете стремительно возникают новые корпоративные и локальные связи. Локальные – не по месту проживания, а по интересам и времяпрепровождению. Присмотритесь к гостевым страницам сайтов и к блоггерам, и вы увидите, что кажущееся единство сети делится на гигантское количество ячеек, границы которых становятся все тверже и все непрозрачней. При всей широте возможностей, границы мира познания и общения сужаются, как бы это парадоксально ни звучало.Но это еще не все. Культурные границы между классами, столь явно заметные в девятнадцатом веке, к началу века двадцать первого разрушены, пограничники стали бомжами, сторожевые собаки отправлены в цирк. Вместо классовых различий появляются новые – статусные, очень близкие (по своим проявлениям) к тем, что были между сословиями в средние века, поскольку новые статусные группы определяются не богатством (или отсутствием такового), а знаменитостью-узнаваемостью их членов. Особые правила поведения, иногда заменяющие законы, разработаны в спорте больших достижений и в шоу-бизнесе. «Гламурные» стереотипы поведения, дресс-код и фейс-контроль – отчетливо средневековые, по своему типу, формы разделения людей. В то, первое средневековье человек жил, одевался, говорил, питался, веселился и грустил не вообще, а как это положено рыцарю, монаху, кузнецу, слуге или вору. В цифровом средневековье, чеоловек будет одеваться в рабочее время – по корпоративным правилам, в свободное – по правилам своего цифрового community. Ролевые игры в хоббитов – только начало.Для тех, кто не знаменит, есть свои «сословные» категории. Вновь в цене верность вассалов сюзеренам, если под сюзеренами понимать современные корпорации. Корпоративные требования формируют речь, манеры, стиль в одежде, формы проведения досуга. Все началось с манагеров, составивших первое, по времени появления, сословие нового средневековья. Скоро к ним подтянутся остальные.Так говорил культуролог, поднося ко рту бокал с темным и тягучим напитком, придуманным в том, подлинном, средневековье.Идем дальше. Парная семья гибнет на глазах, если уже не погибла. Западный мир отброшен к состоянию стихийного промискуитета. Казалось бы, что, как не это, должно быть аргументом против теории нового средневековья. Это уж скорее первобытность, мезолит какой-нибудь. Но первой структурной единицей семейных отношений и был род. Семья отпочковалась от рода только в самом конце средневековья. Помните русские былины? Какого ты рода-племени, спрашивают у заезжего молодца в любой деревне, в любом городе. Родовые отношения – значительно шире семейных. Они важны не только вертикальными связями (отец-сын, мать-дочь), но и горизонтальными – поколенческими. Люди одного поколения: соученики и сослуживцы, движутся по жизни вместе. В бизнесе и политике это называется «командой», а когда-то «братством». Воины в раннем средневековье были побратимами, русские князья и их дружинники называли себя «братие». Эти связи братства-побратимства все больше укрепляются сейчас. Поскольку традиционная семья не справляется с функциями воспитания, защиты и покровительства, на ее место приходят «братские» связи, выстраиваемые в период взросления.Кстати, о возрасте. Глобализированное человечество отказывается взрослеть. Уэльбека читали? В моде культ юности. Все вокруг одеваются как тринадцатилетние подростки, называют друг друга по именам, готовятся разбогатеть и прославиться. И так лет до семидесяти. Все заводят машины, никто не заводит семьи. Нет почтения к старости. А никто и не говорил, что цифровое средневековье будет полным отражением прежнего. Культ молодости без культа старости. Человечество возвращается в золотой век. Если забыть о том, что в современном западном обществе пенсионеры составляют почти половину населения.И так тоже говорил культуролог.Индустриальное общество обожествило человека, личность, индивидуум. Но Западное общество не выдержало испытания безверием. Нацистская Германия и Советский Союз дали два до безобразия чистых примера государственных внехристианских религиозных культов. Оба оказались саморазрушительными. А европейская религиозная толерантность и американская политкорректность привели к появлению дикого количества первобытных вер, развитию анимизма, шаманизма, тотемизма, появлению самоизобретенных примет, самообъявленных колдунов и магов, самопровозглашенных тоталитарных сект. Возродилось дофеодальное религиозное сознание. И в отличие от времени неолита, в котором анимистические культы укрепляли общественные связи, сейчас они эти связи рушат.Единственно возможным ответом на эти разрушительные тенденции, становится стремление к дисциплинирующим формам религии. В результате, в современной Америке – явный крен в сторону почитания прежде чуждой католической веры (самой средневековой из христианских); в России – расцвет государственного православия, в Европе все больший вес приобретает мусульманство. Все три явления одного порядка, поскольку в каждой их этих конфессий главным содержанием является их приверженность средневековому иерархическому сознанию. «Иерархия, дисциплина, отказ от индивидуальности» – ничего не может быть дальше от принципов современной западной цивилизации, чем это заклинание, но ничего нет желаннее для всех тех, кто устал от свободы, не знает, что делать с самим собой и как относиться к чужакам, которых вокруг становится все больше и больше.И можно я не буду говорить, что политические взгляды в современном мире ничего не значат, знания, приведенные в девятнадцатом веке хоть в какую-то систему, давно уступили место в головах большинства людей удивительному винегрету из сведений, почерпнутых из таблоидов, ток-шоу и рекламы, а в социальный прогресс никто не верит? Что добытые опытным знанием радости цивилизации легко уживаются с убеждением, что наука – страшный монстр созданный для того, чтобы разрушить мир? Между тем, наука развивается, технический прогресс несомненен, продолжительность жизни растет вслед за успехами в медицине, улучшением структуры питания и распространением фитнесс-центров. Почему это возможно? Потому что сейчас человечество разделилось на тех, кто читает книги, а значит, способен мыслить самостоятельно и тех, кто живет трудом нажимания на кнопки и клавиши. Как в раннем средневековье, культурная элита общества, владеющая языками науки (тогда – латынью, греческим, арабским, теперь – родным языком, английским и математикой) замкнулась в узкую корпорацию и оградилась монастырскими стенами, так и современная духовная элита не способна найти общий язык с согражданами, но еще способна к самовоспроизводству. Скоро с этим возникнут сложности. Необходимо будет сокращать сферы научного творчества, переходить от создания новых смыслов к комментарию уже имеющихся, от новаторства к сохранению.И много чего еще говорил культуролог, пока плескалась в бокале та самая живая жидкость, выдуманная в единственном настоящем средневековье, средневековье оффлайн.

 

Кассета 12. Цвет – белый

[звонок телефона]

– Привет. Узнал? – Нет.– Что же ты так?– Да так как-то. А кто это?– Кого искал.– А это ты…– Что ты Пол и не рад.– Нет, я рад. Только…– Ну, извини. Нехорошо получилось. Никто же не знал…– Ладно, Слон. Проехали. Паспорт-то мне вернут хоть?– Так. Сейчас посмотрю. Паспорт, редакционное удостоверение, просроченное, между прочим, кошелек… триста рублей с мелочью… всего-то…– Зато мои.– … карточка банковская, проездной на метро на две поездки, носовой платок, роллер черный, почти без чернил. Все это с утра лежит в твоем почтовом ящике.– А телефон?– Извини, в щель не пролез. Как мне сказали. Он же у тебя доисторический. С таким, наверное, Гагарин космос летал. Нет, вряд ли. Тяжелый очень. Жуков по такому Сталину докладывал о взятии Берлина.– Не угадал. С таким Крузенштерн в Антарктиду плавал.– Вот сразу чувствуется в тебе журналист. Все переврал. В Антарктиду плавали Лазарев и Беллинсгаузен. И спонсором была «Нокия», а совсем не «Эриксон».– Почему это «Нокия»?– Да потому что Финляндия тогда входила в состав Российской империи.– Ну, может быть. Что ж мне теперь из-за этого новый аппарат покупать?– Нет, новый тебе уже положили. С твоей сим-картой. А эту мобилу я приятелю подарю. Он художник. Из таких граммофонов инсталляции делает. Потом продает. По цене лома. Золотого. Ты чего-то не весел.– Скула болит.– Я же сказал, извини. Ты ведь сам попер, как трактор: вынь да положь тебе Ивана. Ребята занервничали. Ничего ведь не сломали. Миша очень аккуратный человек.– Миша – это… а ну да. Ладно, проехали. Ты звонишь-то чего?– Вот те раз. Кто кого хотел видеть? Или уже не надо, что ли?– Да нет, надо бы…– А о чем говорить будем? Дело какое?– Ну, как… Лешку Сербова помнишь?– А то.– Вот. Карина у него пропала…– И ты решил… нет Пол, это все когда было. Но если хочешь, давай я зайду к тебе завтра ближе к вечеру. Я как раз в Ямках буду. К родителям надо заскочить. Потом к тебе загляну. На канал сходим, поговорим… идет?– Давай.– Ну, пока, до завтра.

[пауза]

Опять Арина исчезла куда-то. Ну, где ее черти носят? Когда надо, никогда ее нет.

[пауза]

Забавно. Я с ней знаком восемь дней. А чувство такое, что всю жизнь с ней прожил. Или нет, не прожил, а проживу.

[пауза]

[звонок телефона]

– Пол ты что прислал? – Привет Валерик. Что-то не так?– Ты, может, адресом ошибся? Что это за му…– Валерик, ты помнишь, что должен мне тонну баксов?– Эээ ну да… а при чем тут…– Вот, пока не отдал, постарайся быть вежливым и скажи в чем дело. Словами.– Хорошо. Словами. Твоя колонка должна быть посвящена морально-нравственным коллизиям. Иногда – этическим.– Моральные, нравственные, и этические – одно и тоже.– Значит, эстетическим.– Эстетических коллизий не бывает.– Ты будешь слушать или перебивать?– Слушать.– Вот. Кто-то напИсал не в туалете, пешеходы проезда не дают, реклама портит вкус блюд, подростки за… ну как это, лучше бы не подрастали. Вот это все – твое. И то, что нам надо. А ты что послал? Или ты хочешь сказать, что ты один такой умный, а все остальные – тупые кретины?– А там что-то непонятное есть?– Там все ненужное есть. А нужного нет. И потом, ты знаки считал? Тринадцать с лишним тысяч. В два с лишним раза больше, чем в твою колонку помещается.– Ну, разбей на две части. Одна пойдет на этой неделе, вторая – на следующей.– Ага. Может лучше отдельной книжкой издать?– Другой колонки у меня для тебя нет.– Ладно, я тебе вот что скажу. Но это секрет. Тут мнение сформировалось, что на твою колонку нужно женщину посадить. Она лучше может все эти проблемы поднять морально… моральные. И уже обсуждается кандидатура. Тут девушка одна приходила.– Красивая?– Да. Нет. То есть да, но дело не в этом. Она уже план на полгода вперед представила. И все темы как темы: запрет на курение, беременность в школе, диета как способ выживания, мобильник под подушкой; все мужики – кретины. Все что нужно. А ты подставляешься. В общем, если ничего нового сегодня не пришлешь, в номер пойдет ее колонка. А в дальнейшем будете в очередь через неделю колонки писать. Тебе это надо?– Не знаю.– Это как?– Может и надо. Ты, Валерик, не переживай, ставь девицу в номер, а там поглядим.– Ну, смотри, а мне тоже… знаешь, теперь с ней сотрудничать придется. Бойкая она очень. Сегодня тебя съест, завтра еще кого. Ну ладно, будь.– Пока Валерик.

[пауза]

– Привет Слон. Заходи. Сейчас я тебе… – Да не надо…– Ну, как не надо…

[пауза]

– … вы все решили, что я получал все, чего я хотел? – Ну, да. Например, магнитофон кассетный у тебя появился у первого во всей школе. Потом, ты единственный ездил в Артек.– Вообще-то, все было наоборот. Сначала Артек. Потом магнитофон. А почему ты думаешь, что я хотели туда ехать? Давай-ка я тебе напомню случай, когда я получил совсем не то, что хотел… Ты уже на запись поставил?– Да.– Хорошо. Но у меня будет два условия.– Какие? А, ну одно – ничего не публиковать…– Наоборот, кое-что опубликовать. Но об этом позже. Так вот. Урок физики. Только начался. Опрос. Физичка…– Единственная учительница с чувством юмора на моей памяти…– Не перебивай. Физичка долго смотрит в журнал. Потом на класс. Я, ничего не прочитав к уроку, смотрю прямо на нее. Обычно эта тактика срабатывала. Сработала и в этот раз. Она…– …хищно улыбнувшись…– … вызывает к доске тебя.– Ааа. Вот кому я обязан…– Не перебивай. Ты выходишь к доске. Берешь мел. Стоишь молча тридцать секунд. Кладешь мел. Заявляешь, что урок не выучил. Гордо идешь на место. Она вызывает меня.– И что?– Что, что. Я ж расслабился. Думал, ты закроешь тему. Выхожу к доске. Беру мел. Выдерживаю сорок секунд. Кладу мел. Иду и сажусь за парту.– Вспомнил, мы тогда получили по единице. Моя вторая единица в школе.– Моя первая. И последняя. И ты берешься утверждать, что я этого хотел?– Да, ладно тебе. Зато весело было.– Ну да. Твое здоровье. А ты точно не будешь?– Не сегодня.– О Карине надо говорить?– Эээ… ну, в общем… мы о том и…– Ладно. Это не я ее выбрал. Она меня. Помнишь, в десятом классе на всю параллель танцы устроили?– Как же. Классы перетасовали и хотели всех заново перезнакомить. Я перед этим как раз руку сломал на физкультуре и не пошел…– Кто будет рассказывать? Я или ты? Вот. Объявили белый танец. Она ко мне подошла. А когда танец окончился, все уже было понятно. Понятно?– Непонятно.– Что непонятно?– Ничего непонятно. Что тебе было понятно?– Что ты кукуешь как попугай: понятно – непонятно.– Попугаи не кукуют.– А что они делают?– Токуют.– Токуют тетерева.– А попугаи что делают?– Повторяют. Слон – дурак.– Сам – дурак.– Поговорили.– Хорошо. Понятно было, что мне надо быть с ней. Рядом с ней. Как можно чаще. Это даже не любовь была. Просто: я для нее, она для меня.– Ну, уж так и не любовь.– А кто знает, что такое любовь? И как она… У меня было так. Рядом с ней я знал, для чего я живу.– Да брось. В пятнадцать лет никто не знает, для чего живет.– Я потом уже не знал. А тогда знал. И что делать знал. Особенно рядом с ней. Ты сейчас подумал… Нет. Она мне ничего не говорила. Не учила. По крайней мере, прямо. Пока она была рядом, я все сам понимал, что к чему. Мне просто нужно было, чтобы она была. Это любовь?– Не знаю.– И я не знаю. А до постели у нас так и не дошло. Она сказала, что мне этого не надо.– Это как?– Тогда не надо было. С ней.– И ты поверил?– Я же тебе говорю. Она убеждала не словами.– Слушай, Слон, все же были уверены… А кто же тогда… Лешка Серб, он ведь потом всплыл.– А это тебе надо с Маратиком поговорить. С пионером нашим.– Марат? Да быть того не может!– Быть-то все может. Поверить сложно.– Сложно.– Вот и поговори с ним.– Ладно. Да, слушай Слон, условия-то какие?– Не то чтобы условия. А впрочем, условия. Трудно объяснить. Понимаешь, я теперь пророк.– Кто-кто?– Пророк.– А я думал, ты билетами фарцуешь.– Билеты – так. Для поддержания жизни. И то на время. Главное – знание.– Слон, я налью, а ты объясни. И давай уж попроще.– Хорошо. Только придется издалека. Я одно время в банке работал. Генеральным директором.– Я знаю.– Не перебивай. Карины уже рядом не было. Была одна – невеста… И еще… Для чего живу, я не знал. Так, деньги зарабатывал. Большие деньги. У тебя когда-нибудь были большие деньги?– Нет. У меня всегда было денег ровно на то, что я действительно хотел.– А сейчас ты чего хочешь?– Сейчас у меня денег нет.– Ааа…– И что?– Ты про что?– Ты зарабатывал деньги. И что?– А потом хозяин банка всех кинул. И меня тоже. Ну так, осталось что-то: квартира, машина, яхта. Маленькая. Денег мало. И я тогда решил, что сам все устрою. Банкир я или нет? Вложил остатки в валютный рынок. То есть стал играть на разнице курсов валют. Сначала мне фунт нравился. А потом я канадский доллар полюбил. Валюта медленная, тормозная. На короткой позиции туда-сюда не трепыхается. Установил тренд и сиди, жди.– Ты думаешь, я понял чего?– Про что?– Вот про то, что ты сейчас протрендел.– Потому что не пьешь. Объясняю. Канадским долларом торгуют мало. Ажиотажа нет. Начал повышаться по отношению к американскому баксу и будет повышаться. Долго. Повернулся на понижение – опять надолго. Называется – тренд. Доходность вложений маленькая. Но ошибки случаются нечасто. А потом я одну закономерность нащупал. У канадского доллара тренд устанавливается по московскому времени часам к девяти вечера. И до утра не меняется. То есть можно часиков в десять посмотреть, куда он направился. На повышение или понижение. Установить позиции. И идти спать. Или в клуб. Но я в клубы не ходил. Экономил. Все в рынок вкладывал. Утром просыпаешься, а канадский доллар, как хороший раб, тебе уже пунктов тридцать – сорок заработал. То есть, на сто долларов – 30–50 дохода. Не за год. Не за месяц. За сутки.– А если тонну баксов?– А если сто тонн? Вот и я тогда так рассудил. Продал яхту и машину. Потом квартиру.– Невесту…– Нет. Она сама куда-то свинтила. Что хорошо. Занял денег немеряно. У всех, кого знал. И играл.– И как?– За неделю – триста пунктов. За две – пятьсот. А я никому долгов не отдаю. Все – в дело. Уже готовился входить в рынок с миллионом долларов. Но однажды ночью тренд развернулся.Стремительно. Так, что я заснул почти миллионером, а проснулся без денег вообще. Занятые у кого ни попадя, семьдесят тысяч долларов так на мне и остались. Отдавать их было нечем. Ну, я и сбежал.– Куда? На Запад?– Как раз нет. На восток. На Урале, под Челябинском, я в прикупил небольшую избушку. В банковские еще времена. У меня дед из тех краев. Там и поселился. Три года жил. Подрабатывал в разных местах. Но больше по лесу гулял. Особенно летом. А потом пришло знание. Прямо в лесу.– О чем?– О том, как все устроено.– Что все, Ваня?– Все. Мир. Человек. Зачем люди.– Аааа. Понятно.– Я же говорю. Я пророк. Я знаю, где истина. Я потому и вернулся. Надо всем все рассказать.– И поэтому ты билеты продаешь.– Билеты – так. Чтобы долги отдать. Просто, встретил здесь бывшего начальника охраны из нашего банка. Он меня и пристроил.– А одно с другим сочетается?– Никак не сочетается. Но это не важно. Вот какое у меня первое условие. Я тебе дам кассету. Запись моего выступления. Ты напишешь статью. Опубликуешь.– Ты думаешь, это так просто?– Хотя бы попытаешься.– Ну… ладно, попробую. А втрое условие?– Так ерунда… выключил бы ты диктофон, что ли. Дал бы нормально поговорить.

[пауза]

Что я понял из разговора с Иваном. Любовь Ивана и Карины осталась в школе. Какую-то важную роль во всем этом сыграл Марат. Какую – Слон говорить отказался. Наотмашь. В смысле – наотрез. Карину Иван не видел очень давно. Со времен своей банковской карьеры. «Когда все пошло не так», как он потом выразился. Потом. Когда мы уже без диктофона говорили. Тьфу, клин, пообщаешься так со Слоном, начинаешь фразы строгать. Как щепки. Вот ведь сила личности.Я ему верю, и вот почему. Второе условие, которое он мне поставил, касается Карины. Ему хочется знать, где она. Ванька уверен, что Карина – часть его нового знания, но не знает какая. Просил сообщить ему, когда (и если) Карина найдется. Ну и какой же он после этого пророк?

[пауза]

И кстати. Красного Лексуса у Ивана нет. Ну, он так говорит. Что ты все жуешь и жуешь? Как будто два дня не ела.

[пауза]

Красный лееексус стаит в проообке…

Нет, красный сюда никак не подходит. Не выражает национальный характер. Мы ж не в Ките здесь, прости господи. И не в Англии. Вот как надо:

Чёрный леексус стоит в про-о-обке

В пять утрааааа, на Мохово-ойо-йо-йой.

И восхо-одит солнце ро-обко,

Над держа-авною Масквоой.

[пауза]

Позвонил я тут одному знакомому капитану из ГИБД… язык сломаешь [ Одно слово – неразборчиво. Составитель ] , из ГАИ, в общем. У Карины тоже нет красного Лексуса. У нее вообще никакой машины нет. Зато у Лехи Сербова их три: Mazda RX-8, Audi A8 и Alfa-Romeo 156 2.0 T. Spark. Клинвышибать.

 

Кассета 13. Цвет – зеленый

[шум в зале, звон колокольчика]

– Уважаемые друзья! Господа. Дамы. Прошу, рассаживайтесь. Очередное заседание Ямкинского городского клуба «НЛО-контакт» объявляю открытым. Сегодня в повестке дня нашего клуба доклад автора оригинальной теории межгалактических контактов Ивана Солонова. Тема доклада: «Пришельцы и люди: история сотрудничества». Слово предоставляется докладчику. – Уважаемый председатель. Уважаемые члены клуба. Тема моего сегодняшнего выступления – взаимодействие человечества и расы пришельцев.Пришельцы. Это слово обычно обозначает существ, прибывших на землю. Из космоса. Принято считать, что эти существа должны быть антропоморфны. Или зооморфны. В любом случае – материальны. Иначе контакты с ним не были бы возможны. Для человечества.Я же предлагаю вам представить, на минуту, живые существа, не состоящие из молекул. И атомов. Живые и к тому же разумные существа. Имеющие волновую природу. Им не нужен кислород, чтобы дышать. Не нужны вода и минералы, чтобы строить свое тело. Они могут перемещаться по вселенной без скафандров. И космических кораблей. Все что им нужно для жизни – эмоции других живых существ. Потому что, испытывая эмоции, живые существа, имеющие материальную природу, создают слабые электромагнитные колебания. У каждого живого существа есть свое поле. Это поле меняется. В соответствии с теми эмоциями, которые они испытывают. И мы в том числе. Эти изменения электромагнитных полей служат атмосферой. И пищей. Для тех, кого я, не вполне точно, именую пришельцами. Чем больше материальных живых существ (растений и животных), населяют планету, тем интенсивнее электромагнитные колебания. Ими проецируемые. Тем богаче и разнообразней среда обитания разумных существ. Имеющих волновую природу.Теперь сделаем еще одно усилие. Представим себе, как примерно 260 миллионов лет назад, несколько таких существ, в своем блуждании по вселенной, достигли Земли. Что они там нашли? Палеозойская эра. Пермский период. В морях вымирают кистеперые и двоякодышащие рыбы. Два материка, Гондвана и Пангея слились. Третий материк – Лавразия – соединен с Пангеей узким перешейком. Болотные равнины исчезают. Хвойные леса теснят папоротники. Рептилии отвоевывают жизненное пространство. У земноводных. Из современного Техаса и Южной Африки по всей суше расползаются трехметровые травоядные рептилии – котилозавры. Есть и хищники – диметродоны. Но господствуют на Земле насекомые. Стрекозы с длиной крыльев в метр. Полуметровые тараканы. Пауки им под стать. Скорпионы. Спектр чувств живых существ на Земле узковат. Диапазон волновых колебаний маленький. Общий вывод: волносфера слабовата. Чистенько, но бедненько. Помните анекдот? Но жить-то можно. Особенно если учесть, что живые существа планеты Земля способны к эволюции. А если им помогать, то к эволюции быстрой.– Минуточку. Что значит помогать?– Уважаемые господа – члены клуба и гости. Давайте не будем перебивать докладчика.– Нет, ничего. Я как раз и собирался. К этому перейти. Дело в том, что чем выше организовано существо нашего материального мира, тем больший спектр эмоций оно может испытывать. Да и сами эмоции становятся сильнее. Разумная форма материальной жизни создает комфортные условия для жизни волновой. Поэтому помогать – это подсказывать. Давать знания о мире. Таким образом, чтобы живые существа материальной природы учились думать и трудится.– Как давать-то?– Очень просто. Влияя на наши чувства. Вторгаясь в наши мысли. Создавая эффект интуиции. Да. Простите. Тогда, 140 миллионов лет назад, это были не наши чувства. Это были чувства динозавров. Вот они-то и становились постепенно разумными. Не все, конечно. Отдельные виды. Может быть, один только вид. Но, судя по эпосу самых разных народов, разумные динозавры – драконы – обитали на земле, в атмосфере и в воде. Поэтому можно предполагать, что первые разумные существа нашей планеты были нескольких видов. Одна беда.– Ага. Вымерли.– Нет. Вымерли не сразу. И не все. Предки людей, да и сами люди с ними еще вдоволь наобщались. В палеолите. То есть примерно тридцать тысяч лет назад. Не позже. Иначе предание о добрых и злых драконах, обладающих древним знанием и говорящих на праязыке, просто не могло бы возникнуть. Но с рептилиями проблема. Они хладнокровные. Подвижны лишь при определенной температуре. Главное же – диапазон чувств очень узкий. И за все миллионы лет практически не расширялся. Все потому, что потребности драконов в знании сбалансированы с потребностью в пище. Речь и некоторые формы пралитературы – вот и все что удалось им привить. Ну и способы общения с Дивами.– Ппп… Пппростите. Этт…то кто еще тттакие?– Я не сказал? Дивами я называю те существа волновой природы. Пришельцев. Титанов. Богов.– Ппппочему богов?– Я объясню. Чуть позже. Итак, рептилии оказались тупиком. Эволюционным. Для расширения пространства жизни Дивов требовались существа иной природы. Теплокровные. Птицы. Вороны обладают уникальным чувством юмора. Правда, с черноватым оттенком. Общаются с Дивами с незапамятных времен. Много знают. Но пользуются знанием мало и неохотно. Млекопитающие. Дельфины лучше всех чувствуют. Обширнейший эмоциональный диапазон. Но их предки от сотрудничества отказались. Сознательно покинули сушу. Но один вид млекопитающих пошел на контакт. Предок приматов. Тридцать сантиметров роста, мозг с орех. Очень подвижные. Хитрые. Злые. Глупее предков крыс. Но энергичнее. Самое главное – всегда голодные. Известно, что прямые предки человека – гоминиды – жившие 3–5 миллионов лет назад, обладали самым высоким метаболизмом среди всех других млекопитающих. Пояснять надо?– Надо!– Метаболизм – скорость переработки пищи. Гоминидам и их потомку – человеку – нужно пищи, на единицу собственного веса, в четыре раза больше, чем слону. А питаться они могли чем угодно. Травой. Червями. Корешками. Рыбой. Друг другом. Вот эти вечно голодные существа и оказались способными продуцировать богатейшие по набору и интенсивнейшие по наполнению волны. Причем они могли их вызывать искусственно. На что способно лишь несколько видов других существ. Помимо естественных чувств, вызываемых голодом. Страхом. Болью. И наоборот: сытостью. Счастьем…– Счччч… Сччч… Сччч…– Да, счастье – естественное чувство. Вызывается обладанием части общей добычи рода. Убили, предположим, оленя. Пожарили. Разделили на части. Каждый с частью. У каждого счастье. Так вот. Помимо этих простых чувств, они оказались способны на чувства второго порядка. Вызываемое искусством. Азартом. Верой. Вот и нашелся способ канализировать эти чувства. Направлять их на нужды Дивов. Или какого-нибудь одного из них. Я говорю о религии. Способности Дивов воздействовать на эмоциональное состояние материальных живых существ вызвали у людей обратную реакцию поклонения. Так Дивы стали богами. Взращивающими эмоции людей. Они применяли и применяют до сих пор два базовых принципа воспитания чувств. Первый – поощрение. Знание, которым они наделяют отдельных представителей человечества, дает невыразимое блаженство искушения. Искушение пониманием. Интуицией. Творчеством. Сотворением собственного мира. Люди-творцы раскрывают новые возможности чувственного мира. Ученые. Писатели. Художники. Артисты. А это как раз то, что и нужно Дивам.Второй принцип – наказание. В нашем случае – наказание за отказ чувствовать. Люди, как любые существа на Земле, стремятся не к труду и развитию. А к покою и блаженству. К состоянию рая. Откуда они были изгнаны богами. Наесться фруктов. Выпить перебродившего сока. Поспать в тенечке. Вот самая большая мечта человечества. Воплощение ее сведет количество испытываемых эмоций к минимуму. А интенсивность их колебаний приблизиться к колебаниям канадского доллара относительно австралийского фунта. Чтобы люди сохраняли эмоциональную подвижность, им нужны постоянные раздражители. Холод. Голод. Инородцы. И множество временных. В качестве которых выступают конфликты. Неудачи. Досадные случайности. Воздействуя на эмоциональное состояние людей, Дивы заставляют их принимать неверные решения.– Это, простите, как?– Впопыхах. Со злости. В азарте. На авось. Из множества неверных решений складываются все нелепые случайности. С нами происходящие. Бутерброд, падающий маслом вниз – не свойство земной гравитации. Это свойство человека. Неверно, под воздействием чувств, рассчитавшего движение руки и пальцев. Под эмоциональным контролем Дивов люди постоянно делают глупости. Мешают друг другу. Образно говоря, сталкиваются лбами. Это заставляет их раздражаться. Хотеть исправить ошибки. А значит действовать. Развиваться. Радоваться удачам. Умнеть. Испытывать полный спектр чувств. Пора признать, что человечество с самого начала своей истории находится в плену у пришельцев. Дивов. Титанов. Богов. Точнее, мы живем в симбиозе с ними. Играя подчиненную роль.– Почему это подчиненную? Им ведь, по вашим словам, жизненно необходимы наши эмоции. А мы и без их знаний проживем. Как дельфины.– Потому что человечество не обладает инструментами влияния. На Дивов. Две-три тысячи лет назад, в античном мире, отношения были более партнерскими. По крайней мере, существовали каналы обратной связи. Но со времени утверждения единобожества в нашем мире, эти каналы практически ликвидированы. Правда один способ влияния есть. Он был предложен давным-давно. Человеком по имени Сидхартха Гаутама.– Эттт… эттт..– Да он еще известен, как Будда. Не чувствовать. Не испытывать эмоций. Не кормить ими Дивов. Но Будда предлагал это в качестве личного пути. Для каждого. Я же предлагаю его для всех. Если человечество сможет отказаться от религии, искусства, зрелищ и спорта, оно резко обеднит среду обитания Дивов. Тогда они сами обратятся к нам. С предложением о равноправном сотрудничестве. Спасибо за внимание.

[пауза]

– Уважаемые члены клуба. Господа гости. Время вопросов. – Вы все время говорили о знании, которым якобы владеют существа волновой природы. Что это за знание?– Я имел в виду знание двух типов. Первый тип – знание законов природы. И возможностей их применения. Это научное знание. Без интуиции, то есть подсказок от Дивов, никакое опытное знание невозможно. Но это не самое интересное. Второй тип знания вообще недоступен людям без помощи дивов. Это знание судьбы.– Непонятно! Поясните!– Попытаюсь объяснить. При помощи простого примера. Представьте себе муравья. Который ползет по дереву. И человека. Стоящего невдалеке от этого дерева. Муравей на своем пути видит лишь неровности коры. Сучки. Листья. Букашек. Ползущих ему навстречу. Человек же видит все дерево целиком. Он видит, куда ползет муравей. И чем его путь окончится. Вот так и мы. Очень плотно живем во времени, видя лишь то, что у нас перед носом. А Дивы видят время целиком: с прошлым и будущим. Причем если состоявшееся прошлое выглядит, как ствол, то будущее – как крона. Во всем многообразии его вариантов. Знание о времени и есть знание судьбы.– Они бессмертны?– Как все живые существа они рождаются, взрослеют, стареют и умирают. Просто их жизнь, в сравнении с нашей, все равно, что жизнь человека, в сравнении с жизнью бабочки.– А как они выглядят?– Судя по мифам, им свойственна эманация. Этот термин означает частичную потерю волновой природы и обретение материальной. Дети Дивов имеют исключительно волновую природу. С возрастом он обретают качества материальности. Становятся зримыми и ощущаемыми. Чем старее див, тем более он материален. Древние народы считали, что очень старые боги вселялись в свои статуи. Обретая качества золота и серебра.– Общественное устройство у них есть, какое-нибудь?– Симбиоз людей и Дивов невозможен без взаимного влияния общественных структур. По моим данным, у них сейчас поздняя стадия диктатуры. Что-то вроде французской империи Наполеона III. Испании 60-х годов ХХ века. Послесталинского СССР. Или современной Кубы. Застой и разложение бюрократических структур.– Ну что ж господа. Переходим к дискуссии. Может быть, вы подождете, пока я вас объявлю?– Спасибо я так. Мне просто не терпится сказать, что я в жизни не слышал подобной чу…

[на этом запись обрывается]

 

[Из файлов Василия Сретенского] Диктатура Яхве

Боги древнего мира постоянно враждуют друг с другом. В персидской мифологии эта вражда возведена в принцип мироздания. Ахура Мазда, творец мира, предвечно противостоял духу зла Ахриману. Их борьба началась с начала творения. В первой битве на стороне Благого Творца выступили его первые создания – Бессмертные Святые или Ахуры. Ахриман же послал в бой духов зла – Дэвов. Это первое сражение закончилось поединком белого и черного коней. В образе белого коня сражался Ахура дождя Тиштрия, в образе черного – Дэв засухи Апаоша. Ту первую битву Дэвы проиграли. Но потом началась вторая, с участием людей. Эта битва длится по сю пору.

Нечто близкое этому вселенскому противостоянию происходило в Египте. Змей Апоп напал на бога солнца Ра, только-только утвердившегося на своем престоле. Тяжелейшее сражение закончилось поражением Апопа и изгнанием его в Дуат – подземный мир. Но поскольку Ра проплывает в своей Ладье Вечности и над земным миром (днем) и над подземным (ночью), то Апоп каждое утро стремится поразить Ра в момент, когда тот покидает Дуат. Впрочем, каждый, кто читал сказку Корнея Чуковского о том, как крокодил солнце проглотил, знает эту историю.

И все же вражда богов отнюдь не всегда связана с противоборством света и тьмы, доброго и злого начал. Значительно чаще в мифологии брат нападает на брата, жена на мужа, сын на отца. Очень заметную часть «мифологии божественных битв» составляют войны «поколенческие», в которых молодые боги, энергичные и голодные, нападают на старых, лишая тех власти и привилегий. Итак:

<старые боги vs молодые>

Самый известный миф этого рода – битва богов и титанов. Титанами, если кто не помнит, именовались сыновья и дочери Урана (Неба) и Геи (Земли), а также их потомки. И только те, кто восстал против власти Кроноса (отобравшего трон у своего отца Урана и пожиравшего собственных детей), получили право именоваться богами-олимпийцами. Греческие боги – это младшее поколение титанов, изначально обделенных правом на власть, но отнявших это право у старших. Тот переворот богов-олимпийцев закончился сравнительно мирно: Кроноса и пару его братьев сослали в Тартар на поселение. Титанов Атласа и Океана пристроили к делу – землю держать и омывать. Прометей уже потом сам нарвался. Он, кстати тоже титан. И одновременно двоюродный брат Зевса. Что-то похожее, но в более кровавом варианте, происходило и в Междуречье. Поэма «Когда вверху…», широко известная, как в Вавилоне, так и в Аккаде, повествует о недовольстве творца мира Апсу своими сыновьями и внуками. Были они до того шумными и непочтительными, что Апсу готов был их убить. Может быть, сказано это было в сердцах, может – это была фигура речи, но потомству Апсу стало не по себе. Хитроумный Эйя, правнук Апсу, сумел успокоить прадедушку сонным напитком. Навсегда. Для верности он потом еще разрезал тело Апсу на части и разбросал их в океане. Жена же Апсу – мать-прародительница Тиамат – собрала войско из драконов и направила его с заданием истребить всех своих детей, внуков и правнуков, столь непочтительно поступивших с ее мужем. Прослышав об этом, боги-аннунаки «губы поджали, сидели в смятении». Драконов боялись. И только сын Эйи Мардук выразил готовность сразиться с драконами, но при условии, что все остальные признают его царем. Согласие оробевших аннунаков было получено, вместе с ним – божественный скипетр. Остальное, как говорят спортивные комментаторы, дело техники владения луком, булавой и молниями. Мардук, убив прапрабабушку, вырезал ее сердце, а тело рассек на две половины. Из одной половинки он сделал небо, а из другой – землю. Благодарные боги, как свидетельствует поэма, воздвигли Мардуку роскошный дворец, именуемый «город-храм»: «И зажил он в своем небесном дворце, не зная забот». А остальные аннунаки пошли работать. Ведь людей тогда еще не изобрели.В хеттской мифологии смена власти среди богов описана как цепь дворцовых переворотов:

 

...

Если мы бросим быстрый взгляд на Индию, то там «старшими братьями» богов именуют асуров. Могучие и мудрые асуры жили в трех городах. Один город был из железа, другой из серебра, третий из золота. Сами асуры были волшебниками, могли изменять свой вид или становиться невидимыми. Боги смотрели на них снизу вверх. Потом что-то произошло. Что именно в точности неизвестно. По версии победителей (то есть богов), асуров одолела гордыня, вследствие чего «склонились они ко злу». Возможно, если бы спросили асуров, они бы выдвинули свою версию. Например – возгордились не асуры, а боги. Захотели себе власти и жизненного пространства. Но мы вынуждены придерживаться той версии, что осталась в веках. Возгордились асуры. В ответ бог Индра «сокрушил» старших братьев одного за другим, а бог Рудра испепелил все их города.

Так бывает и у людей в политике, спорте или в искусстве: славы и почета проще добиваться целым поколением. Сплоченной командой. Направлением. Группой. Сворой. Повезет – можно зажить по-божески. Но если есть в мифологии боги – победители, то должны быть и

<обделенные боги>

Младшие боги, свергая старших, устрагивают вселенную для себя. Кто-то создает людей, кто-то использует уже созданных. Получив власть над миром, а значит право на жертвы, воскурения, почет и уважение со стороны людей, боги устанавливают собственную иерархию почитания, наделяя каждого определенным количеством храмов и жертвенников. Но как быть тем из богов, кто оказался обделенным жертвами, мольбами и почестями? Тем, кто поздно родился. Или не примкнул вовремя к лагерю победителей. Или просто был (и остался) слишком незначительным богом. Божком. Что им делать? Утраивать переворот? Не те времена. Боги-цари сильны не собственной силой, а устоявшейся иерархией почета. Системой жертвенников, в которой каждому из богов что-то достается. Недовольных – единицы. Например, богиня раздора Эрида, которую забыли пригласить на пир богов. Что она может? Подбросить золотое яблоко, с надписью: «Прекраснейшей». Вызвать тем самым спор Геры, Афины и Афродиты с хорошими перспективами его перерастания в Троянскую войну. И только-то?Шумерская богиня Инанна, внезапно обнаружила, что сестры ее живут во дворцах, покровительствуют чиновникам, кузнецам, охотникам, земледельцам и рыбакам. Она же, вышедшая замуж за бога-овцевода Думмузи, живет в хижине и «отвечает за палку, посох и кнут пастуха». Что может Инанна? Пойти жаловаться к отцу Энки и получить у него право покровительствовать всем женщинам в их домашнем труде, присоединить к кнуту еще и веретено. Ну и парочку храмов в придачу.Что может Гермес, младший сын Зевса, вынужденный мотаться между Олимпом и землей, передавая людям поручения батюшки, многие из которых ему наверняка кажутся слегка нелепыми? Присвоить себе право покровительствовать ворам.Что может вечный мальчик Эрот, сын богини любви Афродиты? Повлюблять всех во всех. Если много почета ему не достанется, то уж, по крайней мере, скучно не будет никогда.Но есть и другие варианты. Хеттская мифология содержит интересный, но очень плохо сохранившийся рассказ о боге, обозначаемым словесным знаком KAL, что может быть переведено как «охраняющее божество» или бог-охранник, бог-телохранитель. Вполне возможно, что этот бог уже лет восемь «подавал» воду Кумарби, как тот когда-то – богу Ану. Так вот когда боги-цари Кумарби и Эа сильно постарели, они позвали к себе бога-охранника KAL и вручили «кнут и поводья», назначив правителем мира. Прошло много лет. И Кумарби с Эа обнаружили, что:

 

...

Да и сам бог-охранник, ставший богом-правителем, в ответ на упреки высокомерно заявил:

 

...

Ему так хотелось думать. Но послан к нему был бог бури, который показал богу KAL, где его настоящее место. Текст той части поэмы, в которой KAL подвергается наказанию, сохранился плохо. Но можно понять, что разговор двух богов сопровождался нанесением легких (и не очень) телесных повреждений. В последнем сохранившемся фрагменте бог-охранник жалуется богу бури, что, мол, вот господа сами поставили его править, а сами теперь и недовольны.

В ханаанейской мифологии один из младших богов – Баал – чем-то прогневил могущественного и капризного бога Ямма, именуемого также Рекой-судьей. В собрание богов прислал Ямм своих вестников, требуя выдать ему Баала как раба. Царь богов Эл, по каким-то своим соображениям признал это требование справедливым:

 

...

Однако самому Баалу такое решение не кажется окончательным. Он тайком заказывает божественному мастеру, такому ханаанейскому Гефесту, две палицы. Первая палица, пущенная Балом, ударила Ямма «по плечам», и сбила с ног. А вот вторая:

 

...

Вот, собственно, и все. Был Баал раб, стал Баал – царь.

Как видим, во всех приведенных выше примерах конфликтов среди богов (за исключением того, что привел к началу Троянской войны), недовольство одних богов другими разрешалось по-семейному: низвержением в подземный мир, членовредительством или полным расчленением проигравшего.

Без привлечения людей. Вот что важно. Теперь же мы перейдем к рассказу о том, как один не очень приметный бог, придумал, как ему стать очень приметным. «Богом богов», как о нем сказано в Псалме 49. Обитал этот бог в Ханаане, как и Баал. Но как звали его, мы не знаем. Сейчас его все зовут просто – Бог. Или Господь. Или обозначают словом «сущий» – Яхве. Поклонялся ли именно ему кто-либо во втором тысячелетии до рождества Христова – неизвестно. Скорее всего – нет, поскольку в древнем мире поклонение было либо территориальным, либо профессиональным. Яркой иллюстрацией преимущества территориального принципа поклонения над всеми остальными, стал сохранившиеся в древнегреческой мифологии предание о том, как Афина и Посейдон поспорили из-за того, кто должен покровительствовать Аттике и, соответственно, получать особую долю в общей дани людей богам. Спор этот, по одной из версий, решали боги-олимпийцы, во главе с самим Зевсом и решили его в пользу Афины, что и было, затем, увековечено на западном фронтоне Парфенона.

А у того бога (Бога, Яхве), о котором мы сейчас будем говорить, не было ни своего города, ни храма, ни сколько-нибудь заметного слоя людей, готовых приносить ему свои жертвы. Скорее всего, был он одним из мелких богов свиты великого бога Элла, творца мира, прародителя богов и председателя их Совета. Может быть, как Гермес, он был посредником между Советом богов и людьми. Может быть, должен был, как египетский Шаи, давать отчет богам о поступках людей. Ведь это он говорит в главе 3 книги Бытие: «Вот Адам стал как один из Нас, зная добро и зло…»

Сказано это было, разумеется, после грехопадения Адама и Евы. Только вот кому? Если признать, что рассказ об изгнании из рая попал в Библию вместе с другими очень древними мифами (о потопе, о Вавилонской башне), значит можно предположить, что здесь некий бог обращается к другим богам, с докладом о свершившемся. Центральным пунктом доклада является не описание «грехопадения», а предостережение: Адам может вкусить еще один плод – от дерева жизни. И тогда он сможет «жить вечно». Схожая ситуация, в которой некий бог выступает перед Советом богов, описана в 81 псалме:

 

...

Итак, у нас есть Некто из числа богов, имеющий право на выступление в Совете, но не имеющий собственного храма и/или места почитания. А почитания хочется. Что он может предпринять? Добиваться новой должности как KAL? Просить себе верующих, из неохваченных другими богами, как Инанна? Найти себе удобное место и вступить в спор за покровительство, как Афина? Наконец, схватить царя богов Элла за ноги и стащить с трона? Нет, нет, и нет. Он пойдет другим путем. И путь этот называется

<завет>

Решение о том, как получить свою долю благовоний было неожиданным и остроумным. Надо обратиться к людям. Нельзя сказать, что до бога, который просил именовать его Сущим, так не делал никто. Парис решал, кому из трех богинь владеть золотым яблоком. Но то, до чего додумался Яхве, не приходило в голову никому. Он решил совершить революцию, свергнуть старших богов с их тронов, руками людей. Отношения богов древности с людьми напоминает развитие сельского хозяйства у этих самых людей. Сначала – собирательство. Боги пользовались почитанием как попало, сражаясь за ресурсы жертв и благовоний. Потом они догадались поделить людей по территориальному и профессиональному принципу. Добавили к этому почитание людьми богов «по ситуации»: рождение, любовь, болезнь, страх, смерть. И каждый стал возделывать свою грядку: помогать своим почитателям, расширять посевы, отхватывая территорию у соседей, по возможности выпалывать сорняки.Яхве додумался до селекции. Он стал взращивать культ, в котором люди должны почитать только его и никого другого. Для этого он, бог без храма, нашел себе человека без родины. Человека – перекати-поле. Авраама. Что Авраам другим богам? Былинка, несомая сухим и жарким ветром. Что Авраам для Яхве?Надежда на будущее величие. К нему, кочевнику и чужестранцу, прожившему уже девяносто девять лет и лишенному надежды на продолжение рода, Бог приходит (сам!) с предложением договора:

 

...

Предмет договора (завета) таков: одной стороне стать «отцом многих народов»; другой – быть Богом его и всех его потомков. Форма заключения и последующего подтверждения договора – обрезание. Срок действия – не установлен. Конечный результат взаимовыгодного сотрудничества в договоре прописан очень точно: «И дам тебе и потомкам твоим после тебя землю, по которой ты странствуешь, всю землю Ханаанскую, во владение вечное; и буду им Богом».

И потом, в последующих поколениях, вплоть до Моисея, Яхве раз за разом, по собственной инициативе, возобновляет этот договор. Как он действует, нет нужды пересказывать. Каждый может открыть Книгу и прочесть. Перейдем к результатам «селекции по Яхве». Потомки Авраама в восьмом поколении, общей численностью в шестьсот три тысячи пятьсот пятьдесят мужчин «от двадцати лет, годные для войны», выведенные Моисеем из Египта, вторгаются в Землю Обетованную и завоевывают ее для себя и своего Бога. Первый этап воплощения в жизнь «плана Яхве» завершен. Создана территория единобожия. Все другие боги должны покинуть ее. Или подчиниться Яхве, как это планировалось, но не было осуществлено по отношению к египетским богам: «… и над всеми богами египетскими произведу суд» (Исх. 12. 12). Диктатура утверждена. Можно переходить ко второму этапу.

 

Кассета 14. Цвет – белый

[звонок телефона]

– Привет. – Привет.– Как ты?– Нормально.– Твоя мама звонила.– Да?– Мы с ней мило поговорили. Она беспокоится. Ты сможешь к ней приехать?– Пока нет. Много работы.– У тебя?– А что этого не может быть?– Может. Ты знаешь, мне, может быть скоро нужно будет уехать…– Хорошо.– Но это не точно…– Ну, когда выяснишь…– Да, конечно. Пол, маме своей позвони.– Да. Хорошо. А как твоя мама?– Хорошо. Только… Ты же знаешь, у нее давление.– Ты к ней хочешь поехать?– Нет, тут другое.– Да, что за тайны, Елка?– Никакие не тайны, я просто сама точно не знаю.– А о чем мы тогда говорим?– Мы просто говорим. Но с тобой… Ладно, пока. Я тебе потом еще позвоню.– Ну, пока.

[пауза]

Ху вонтс йестердэйс пэйперс

Ху вонтс йестердэйс гёрл

Ху вонтс йестердэйс пэйперс

Ноубоди ин зе воррлд

[пауза]

Жена. Же-на. Что ж такое-то. Почему это слово так безлико? Вот другое – супруга. От самих звуков мороз по коже. Тут тебе и тпру, стой, и суп и пурга. И упрямство. А еще струг. С которого – в набежавшую волну. А смысл? Упряжка, телега… нет – воз. С барахлом. И надо его тянуть. Впряглись, потому что. И так, пока не выпрягут. Или пока не упадешь. Или еще: что с воза упало… А что упало-то? Или вот английское. Wife. Что-то есть от домашних животных. Вайф! Вайф! Вайф! А потом подпрыгнуть и лизнуть в лицо. Или так: ва-а-айффффр. И коготки выпустить. Чуть-чуть. В общем, что-то мелкое и домашнепушистое.А жена? Уж, уже, ужин. Ужас. Джин. Впрочем, джин – это тоже что-то английское. Джин мы отвергаем. Что остается? Жена. Ну, хоть ты что делай, никаких ассоциаций. Когда молоды были, что-то в этом было звонкое: женннь-женннь! Как косу точить. Утром в июле, перед жарой. В деревне конечно. Где речка, лес. А сейчас что? Жизнь. И больше ничего. Надо бы чего-нибудь найти…

[пауза]

[звонок телефона]

Да. Привет мам. Ну, что значит, не звонил, я звонил, ты трубку не брала. Ну, бери с собой. Нет. Да не ссорился я. Нет. Я не ссорился. Просто работы много, надо ее делать. Нет мам, приехать не получится, машина сломалась. Почему опять, она вообще сломалась, насовсем. Я же говорил. Говорил. Ну, к осени придумаем что-нибудь. Не волнуйся. Да, все будет хорошо. Цветы поливать буду. И там тоже. Дома. Не залью. Ну ладно, я позвоню потом. Ладно. Ладно. Пока.

[пауза]

Так. Сделка с совестью номер одна тысяча пятьдесят… семь. Да пятьдесят семь. Те три, в шесть, двенадцать и двадцать пять лет, я решил в общий список не вносить.

[пауза]

Новая колонка. Вместо «цифрового средневековья». Название. Зуй знает, какое название. Никакое. Как и содержание колонки. Например, «Открытие сезона». Нет, совсем плохо. Ладно, потом.Текст.Удивительные открытия случаются, если пересесть с индивидуального транспорта на общественный. Нет, читатель, не уводи глаза в сторону, спортивная колонка дождется тебя. Я ведь не о тесноте, духоте и прочих свойствах общественного бытия. Я о людях. О женщинах. Поэтому, читательницы могут спокойно переворачивать страницу, там они найдут анализ тенденций в моде за последние пять дней. Там, кстати, и рекламы побольше. Итак, кто у нас остался? Мужчины. И женщины, которым все равно. Значит можно продолжать. Удивительное открытие в женском характере довелось мне сделать на этих днях. Стоит мне в общественном транспорте, не важно, в метро, автобусе или электричке сесть на свободное место рядом с женщиной в возрасте от восемнадцати до девяноста восьми лет… Дело в том, что рядом с детьми я стараюсь вообще не садиться, а бабушку после девяноста восьми лет, поди, в метро поищи.О чем это я? Да! Стоит мне расположиться рядом с любой женщиной, пусть даже издалека она напоминала античную статую, случайно пересаженную с клумбы Летнего сада на сиденье троллейбуса, как в тот же миг эта женщина-девушка-бабушка приходит в движение. (Специально для женщин, из чистой вредности читающих эту колонку: я регулярно моюсь, не бомж, пользуюсь дезодорантом и лосьоном после бритья. Дорогими. Настоящими. Так что запах здесь не при чём.) Эта девушка-бабушка-женщина, стоит мне сесть рядом, немедленно открывает свою сумочку и начинает в ней что-то искать. Я пишу «что-то» не потому что я не увижу, что она, в конце концов, нашла, а потому что она занята процессом поиска, как таковым: перебирает вещички в сумке, не доставая ничего.Главное, что она, эта бабушка-девушка-женщина, выставляет локоть так, что он упирается мне в ребра. После этого, занятая поиском чего-то такого, чего в сумочке явно нет, а может быть никогда и не было, она водит этим локтем, в зависимости от роста и комплекции, по четвертому-пятому или шестому-седьмому ребрам. Моим. Вдавливая острый кончик своего локтя в одно ребро. Или проводя по двум-трем-четырем ребрам, как усталый гитарист, перебравший за день все свои мелодии и все пытающийся вспомнить еще одну.Интересно, как струны относятся к медиатору?Попытка отодвинуться ни к чему не приводит. Женщине-девушке-бабушке тут же приходится разыскивать что-то на самом-самом дне сумочки. А поскольку у таких сумочек дна нет совсем, то рука ее уходит все глубже, локоть оттопыривается сильнее, ребра звучат все мощнее. Как орган. Правда слышит это звучание всего один человек. Ваш покорный слуга. Покорный, покорный. А так уже хочется своим локтем, да и в ответ. Нет, лучше не думать, что вслед за этим может произойти.Длиться все это представление может три минуты. Или полчаса. Никогда не угадаешь. Но вот, наконец, нечто искомое найдено. Спокойствие духа. Я так понимаю. Потому что ничего не достав со дна бездонной пропасти, бабушка-женщина-девушка, играет последний (мажорный) аккорд на моих ребрах. Она закрывает сумочку и, улыбаясь каким-то своим мыслям (впрочем, иногда и хмурясь), отодвигает свою сумочку с колен вбок, так чтобы острый край этой сумочки пришелся строго на синяк, образовавшийся к тому времени на моем боку. Теперь она – девушка-женщина-бабушка – вновь может принять вид античной статуи. Строго до того момента, пока двери вагона метро не начнут закрываться и она, осознав, что это была ее остановка, не ринется к выходу, сметая всех на своем пути и озаряя этот путь веселой и доброй улыбкой: надо же, как смешно получилось – едва не проехала!

[пауза]

[звонок телефона]

– Ну вот, Пол. Все замечательно. Можешь, когда хочешь. – Спасибо. Твоей похвалой и жив.– Нет, Правда. Кой-чего уберем, название поменяем и прямо в номер. Правда, в следующий. В этот мы уже девочку поставили.– …– Тут у начальства идея такая сформировалась. Она дает женский взгляд на мужчин, ты – мужской. На женщин, конечно.– …– В перспективе – две колонки могут параллельно идти. Но пока, пару месяцев, придется поработать в очередь.– …– Неприятно конечно. Но ты можешь себя взять какой-нибудь обзор. Тут мы об автомобилях задумались. Тенденции и все такое. Ты как?– Валерик.– Да.– А не пойти ли тебе…– Знаю. К Зую. Пошел.

[пауза]

А, по-моему, Ванька Слон просто-напросто не вписался в очередной поворот собственной биографии. Вот его и повело. Сидел в глуши, спал мало, думал много. Может, грибов, каких съел. Вот и увидел Дивов. Как Нил Сарский. Ну, какой Нил, который чего-то там нестяжал в пятнадцатом веке. Это ж там где-то было. На Урале. Или в Сибири. В общем, там.Арина так не считает. Она послушала, послушала, послушала, (в смысле три раза подряд пленку прогнала) и сказала, что все так и есть. Ну, ей конечно виднее. Она же детектив. А еще она сказала, что Иван живет на съемной квартире в Медведково. Передвигается по Москве на частниках, красного Лексуса у него действительно нет. Если он и виделся с Кариной, то не сегодня и не вчера. В общем, тупик с уклоном в легкое сумасшествие. Хотя Арина так не считает. Или я это уже говорил?

[пауза]

Сюжет для небольшого рассказа. Хорошая фраза. Где-то я ее уже слышал. В телевизоре конечно, где же еще. Есть такая категория мужчин в возрасте от 20 до 40 лет – четкие парни. Как правило, они невысоки ростом, лысоваты, сухощавы. Начиная толстеть, они из этой категории автоматически выбывают. Четкие парни не очень любят учиться в детстве, но домашние задания выполняют от и до. Потому что надо. Они занимаются каким-нибудь некомандным видом спорта: борьбой, лыжами, городками, становятся мастерами, но жилы не рвут. Свои мысли у них появляются редко, но чужие указания они воспринимают, как данность. Четкие парни не косят от армии, наоборот, становятся там сержантами и контрактниками. В гражданской жизни они идеальные помощники руководителя. Или бригадиры. Или начальники смен.Герой рассказа – такой четкий парень. Лет ему двадцать пять – двадцать шесть. День заладился с самого утра. Все получается четко: подъем, зарядка, завтрак, поездка к месту работы на маршрутке. Все секунда в секунду. Как он рассчитал. Как он привык. На работе он отлаживает механизм своей смены продавцов или электриков, ставит на место зарвавшегося хряка, который хочет выехать на труде других. Все четко, по справедливости. Возвращаясь домой, он помогает милой девушке справиться с каким-нибудь пустяком: порванным пакетом, сломанным каблуком, лужей на пол-улицы. Главное, чтобы она улыбнулась, и тревога в глазах пропала. А поздно вечером, быстро, по военному, собравшись, всё рассчитав по «командирским» часам, он выходит на улицу, выслеживает и четко убивает узбека из соседнего дома.Название рассказа: «Хороший день».

[пауза]

Йестердэй ай десайдид то пут траст ин ю

Йестердэй ай реалайзид зет ю вил бинг ми фру

Зер айнт нафинг то хард фо май год, но

Эни проблемз зет ай хэв

Хи из грейте зен зем ол, со

Ай десайдид зет ай крайд май ласт тиэрр йестердэй.

[пауза]

– …не знаю. Первый год после школы все были еще вместе. Каждый где-то учился, но друг друга из вида не теряли. Тогда мода появилась – ходить в бары. Мы и ходили. Не каждый день конечно. Пару раз в неделю, на Новый Арбат. Там был бар «Ивушка», а почти напротив – «Валдай». И еще один у самого Садового кольца, не помню, как назывался. У нас он именовался «вагоном», потому что длинный был и узкий. Еще на улице Чернышевского, сейчас Маросейка, был бар, и все называли его «Что делать». Но чаще в «Ивушке» сидели. Там три коктейля подавали. «Шампань-коблер», «Международный», и «Привет». Орешки. А больше ни на что денег не было. Дома вот перестали друг у друга бывать, квартирки-то маленькие, родители кругом, бабушки. Почему-то от старшего поколения только по одной бабушке осталось у каждого. Ну не важно. – А потом?– Суп с котом. Я взбрыкнул. Бросил свой институт, ушел в армию. Ребята ко мне через год все втроем приезжали. Навестить. Я ж недалеко служил, сейчас дачи дальше от Москвы покупают. А когда вернулся, то как-то все изменилось. Никаких баров. Все по-взрослому. Ну, так казалось. В баню стали ходить. В преферанс играть. Ванька Слон тогда совсем отпал. Очень серьезным стал, экономистом-финансистом. Пару раз его и видел. Марат жениться собрался.– А Карина?– Карина? Нет, не помню, чтобы она с нами в баню ходила.– Пооол, ты гонишь.– Что ты хочешь от меня? Четверть века прошло. Я все помнить должен, что ли? А что это был за отвар?– Какой?– Ты меня поила каким-то отваром. У меня синяки прошли за два дня. А так не бывает.– Бывает. Пооол. Это жидкое золото.– Настоящее?– Нет, конечно. Просто так называется. Кто бы ни испил из этого золотого источника, всяк ощущает обновление своей природы, истребление болезни, подкрепление крови, приток новых сил к сердцу и совершенное здоровье во всех частях тела – как внутри, так и снаружи.– Ух, ты! А повторить сможешь?– Легко. Кто бы ни испил из этого золотого источника, всяк…– Стоп. Верю. Слушай, а я выпивать после этого смогу? Сто пудов. А с чего это ты забеспокоился?– Не знаю. Посмотрел вот на тебя и подумал…– Это комплимент или оскорбление?– Это правда.– Ах, так!

[пауза]

ТАК ЧТО ЖЕ Я ЗНАЮ ОБ АРИНЕ. Она любит ветер и дождь. Ей нравятся овощные салаты с добавлением фруктов. Не нравится водить машину. Она никогда не злится. Ее улыбку хочется поместить в рамку. Но иногда она может взглянуть… Я видел такой взгляд только у двух человек, и то по телевизору. У Брюса Уилиса, в тот момент, когда его персонаж говорит что-то вроде: «Еще раз ударишь – убью». И у Марии Шараповой, на корте, перед подачей.Что еще? Я тут навел справки. Она не работает в детективном агентстве «Частный случай». Там вообще женщины не работают. Она не зарегистрирована в Москве. Не получала паспорта на территории России. Поисковые системы не знают словосочетания «Арина Вармова».Короче. Она не существует.

 

[Из файлов Василия Сретенского] К***** [продолжение]

<и что?>

Ему двадцать лет. К***** двадцать лет. Да всем им по двадцать лет. И что? Ничего. Он не видел ее три года. Два из них – служил в армии. Нельзя сказать, что, вернувшись, он не хотел ее видеть. Хотя, кто нам запретит. Не хотел. У него в те годы был любимый анекдот: Больной, сразу после операции, спрашивает: «Доктор я буду жить»? Врач, медленно закуривая: «А смысл»? Вот и здесь: ну увидит он ее…

– Ты валенок, – сказал ему Некто, – причем валенок, свалянный не на ту ногу.

Некто был его лучшим другом. Он, Некто, начал действовать. Внезапно, из ниоткуда образовалась большая компания, человек пятнадцать. Одноклассники, их новые студенческие друзья, их девушки и девушки их друзей. Всего, человек двенадцать-пятнадцать. И К*****. Они собирались у кого-нибудь дома, или на даче, если родители теряли бдительность и давали ключи.

Слушали Окуджаву, рок, джаз. Немного танцевали. Много и неумело пили. Потом им было плохо. Девушки опаивали их горячим чаем, ерошили их волосы мягкими женскими движениями, прощая заранее все их дурацкие поступки. Что поделать, все мужчины – просто дети.

Однажды кампания собралась у К*****. Настроение было элегическое, шла летняя сессия. Готовиться к экзаменам – глупо, но и не думать о них невозможно. Поэтому никаких танцев. Барды. Стихи. К***** читала Игоря Северянина. А потом приготовила всем картошку-фри. Часа в два ночи все стали ложиться. Примерно в тех местах, где кто в данный момент стоял или сидел. Так крепко, как в ту ночь он не спал, наверное, никогда в жизни.

Тем летом они стали ходить «на шашлыки». Так это называлось, хотя, чаще всего, шашлык изображали кусочки хлеба или колбасы. Возникло своеобразное разделение труда: девушки запасали бутерброды, юноши подбирали щепки, которые в исхоженном ямкинском лесу еще могли сойти за дрова. Портвейн возникал сам собой. Потом все сидели, смотрели на огонь. Вставали, уходили, возвращались. К***** садилась очень близко к огню. Так как будто только с ним и дружила. Он садился рядом.

– И что? – спросите вы. Нет? Уже не спрашиваете? Вот то-то и оно.

Впрочем, нет, кое-что следует добавить. Рядом с ним, с другой стороны, часто садилась девушка, ставшая потом его женой. О чем он тогда, конечно же, не догадывался. Да. Да. Он даже не догадывался, что эта девушка сидит рядом. Он-то в одну сторону тогда смотрел.

 

Часть третья

 

Кассета 15. Цвет – красный

Что я помню о Марате

Марат. На снимке он в центре. Не в середине, а именно в центре. В объектив не глядит. Стоит свободно, не позирует, но мышцы напряжены. Значит, все-таки, позирует. Выражение на лице примерно такое: «Какого-Зуя-взялся-снимать-все-равно-не-умеешь».

Сколько его помню, он всегда был либо в центре, либо впереди. Это его естественное состояние. Modus чего-то там. Лучший футболист двора, отряда, в пионерском лагере, класса и школы. Распасовщик волейбольной команды. В баскетбол у нас не играли. Зато вся легкая атлетика была его. Плюс лыжи. Плюс велосипед. Военрук просил его показывать, как (и куда) метать гранату, как (и куда) стрелять из мелкокалиберной винтовки, как собирать автомат, чтобы не оставалось лишних деталей.

При всем при этом он всегда, сколько его помню, носил очки. Я думаю, он в них и родился. То, что он круглый отличник, как-то даже не обсуждалось. И не потому, что мама – завуч в нашей школе, а потому что все учебники на следующий год он прочитывал уже летом и мог сам объяснить какой хочешь материал. В том числе и учителям. Все первые места на всех олимпиадах в школе и городе были его.

Да, еще. Он первым среди нас всех начал фотографировать и писать стихи.

Таких универсальных лидеров я в жизни больше не встречал, и если бы не Марат, считал бы, что они – литературный фантом. У раннего Аксенова они встречаются сплошь да рядом. Впрочем, позднего я не читал.

Его не любили. И не любили даже не потому, что у него само собой получалось такое, для чего другим нужно было потеть, потеть, да не выпотеть. А потому что он был сам по себе и ни в ком не нуждался. Он жил на пятом этаже и его любимым занятием было сидеть на подоконнике ногами наружу. Это когда он не участвовал в олимпиадах, не гонял на велосипеде и не играл в футбол, разумеется. Сидел и книжку читал у всех на виду.

Самым обидным, для многих, было то, что он никогда не скрывал, что умнее, начитаннее, быстрее и чего-там-еще-нее всех других. Никогда никому не поддавался в играх. Всегда демонстрировал, что знает то, что не знают другие. Отвечал на грубость мгновенным шквалом иронии, навсегда ломавшей самооценку обидчика…

[пауза]

… хотел еще сказать, отвечавший ударом на удар, но вспомнил один случай. Лет по 12 нам было. В пионерском лагере, мы играли в футбол с командой ребят старше нас на два года. Я тихо бултыхался в защите, подставляя ноги под мяч раньше игроков соперника, то есть, играя на перехвате. Как учил Марат. Сам же он блистал в нападении, чередуя сольные проходы с тонким перепасом. Мы выиграли с каким-то неприличным счетом, что-то вроде 7:2. Два мяча в наши ворота были забиты не без моего участия, а шесть из семи наших голов обеспечил Марат. Естественно, вечером двое представителей побежденной команды пришли разбираться. С Маратом.Два года разницы, когда тебе двенадцать, очень заметны. О том, что их двое, а нас, вокруг Марата, человек шесть, никто и не подумал. Один из мстителей аккуратно снял с Марата очки, другой ударил его в скулу. Марат согнулся пополам и не разгибаться не стал. За него никто не вступился. Даже я. Мстители постояли, постояли и ушли. Драки не получилось.И вот что я никак не могу понять, а спросить так и не решился. Со мной-то все ясно, я просто струсил тогда. А Марат? Он почему драться не стал? Тоже испугался? Или все просчитал и хотел избежать лишних синяков? Ведь тот первый удар, оставшийся единственным, был слабеньким, так, для затравки. Или же он просто не снизошел до них, оставив в дураках? Не знаю.Ну, это так, эпизод. А вообще-то с кулаками к нему не лезли. В ботинки писали, во время урока физкультуры. Это было. Резинкой в ухо исподтишка стреляли. Чернильницу в портфель как-то раз вылили. Всю. Ну и на партах гадости писали.Трудно ли ему жилось, я не задумывался. Я тогда, помнится, вообще мало задумывался.

[пауза]

Мы подружились случайно. Васька с Маратом книжками обменивался с первого класса. Сначала чем-то там про пиратов, потом Стругатскими, Битовым, Фолкнером. Ванька с ним делил первые-вторые места на олимпиадах по литературе и гонял на велосипеде. Я же Марату долгое время был неинтересен. Вот как раз годам к двенадцати… МУЗЫКА НАААС СВЯЗААЛА… тьфу, клинвышибать, гадость какая на язык попала, пойти рот прополоскать…

[пауза]

Но вообще-то так и было. Я был настолько повернут на битлах, что все слухи о них слетались ко мне сами собой. За неимением других источников информации, эти слухи (на три четверти состоявшие из легенд, на одну – из прямого вранья) и были нашей контркультурой. Я составил нечто вроде регулярно пополняемой картотеки сведений о группе и о каждом из битлов в отдельности, чем и заслужил, нет, не уважение, но некоторый интерес со стороны Марата. Но и в нашем кругу Марат держался обособленно. Я даже не знаю, считал ли он меня своим другом. Я считал. Благо, соперничать мне с ним было не в чем.Что еще? Он никогда не участвовал ни в какой самодеятельности. А я участвовал. Один раз. Марат точно был умнее меня.

[пауза]

Но один недостаток у него был. Если конечно это считать недостатком. Он вставлял в свою речь слова-паразиты. Не всеобщие, конечно, вроде «как бы» и «так сказать», а его собственные. Вот в классе девятом, кажется, Марат всюду пихал словечко «определенно». Потом прочитал «Мастера и Маргариту» и забыл это слово навсегда. Зато каждую свою реплику в разговоре стал начинать с «ну, скажем». Учителей это злило, а нам не мешало. А фразу: «Ну, скажем, пошел бы ты к Зую» мы потом часто повторяли. Иногда даже хором.

[пауза]

[звонок телефона]

– Ааа это ты… – Что значит это «ааа»? Я тебе три дня звоню.– У меня телефон потерялся. А новый звонит через раз. Знаешь Жека, не везет мне что-то с мобильниками. А домашний родительский….– Пол, заткнись.– Ну вот, сама звонишь, а сама…– Мне некогда Пол. Не всем же сиднем тридцать три года в ямке сидеть. Я работаю. Я, между прочим, редактор. У меня контакты, контракты, материалов тьма тьмущая. Кстати. Материал этого твоего урода, про волновых духов, не пойдет. Теория веселенькая, но не наш формат. Ты слушаешь?– Слушаю, слушаю. Но ты ничего полезного ее не сказала.– Если хочешь, сделай о нем очерк. С элементами интервью. О том, как банкир преобразился в билетного жучка и пророка по совместительству. Ну, не урод? Это нам может быть интересно. Заодно он там пару фраз скажет про своих эманантов. Ну, как?– Я не знаю. Он может и не согласиться.– Ладно, решайте. А ты мне лучше вот что скажи: тебе по жизни не надоело куски сшибать?– Это риторический вопрос или тебя интересуют мои взгляды на жизнь?– Твои взгляды на жизнь я выяснила лет 25 назад. Я работу тебе предлагаю.– Какую?– Хорошую. Главным редактором журнала.– Твоего что ли?– Нет пока. Другого. Название – «Рекламные материалы».– Название так себе. И я ничего не понимаю в рекламе.– Да брось. Все всё понимают в рекламе. Чего там понимать. Бери да рекламируй рекламные материалы.– И то верно. Мне же тексты рекл… тьфу, черт, редактировать?– Ну.– И на кой хрен, то есть, за какие шиши?– Для начала полторы штуки. Там у них девица-красавица, из Ярославля, на двух штуках сидит, но она не справляется.– Слушай, эти девочки из Ярославля, куда не придешь, везде сидят чего-то редактируют или пишут, или рекламу собирают.– А что им всем у тебя в Ямках на Ленинградке стоять?– Нет, ну все-таки, хотя…– Ну, так что?– Что?– Пол, ты работать будешь?– Я подумаю.– Ты бы щеки сдул и согласился, это было бы дело. Два дня у тебя есть. Думай. А то они новую девочку возьмут. Из Костромы.

[пауза]

Все пытаюсь вспомнить, сколько же раз за всю свою жизнь я принимал решения полностью самостоятельно. Нет, не о том, что купить в магазине или что приготовить на ужин, хотя и тут… Я сейчас о настоящих решениях, влиявших на всю мою жизнь. Получается так, что по своей собственной воле я принял только два решения. В шесть лет я выбрал себе друга, чтобы он там по этому поводу ни говорил. Наше совместное взросление определило мой характер, вкусы и пристрастия. Не целиком, конечно же, но в значительной степени. Я, тот, который сейчас – прямое следствие того решения. Не говоря уже о том, что выбранный мною друг познакомил меня с моею же будущей женой.

[пауза]

А почему это она будущая? С настоящей женой. Хотя нет, слово «настоящая» здесь как-то не подходит. Кто ее знает, настоящая жена Ленка или не настоящая. Какие они бывают, настоящие?

[пауза]

В общем так: Васька Сретенский познакомил меня с девушкой, которая стала впоследствии моей женой. Она была его однокурсницей. А я был дурак. В смысле, только что из армии вернулся. И кстати. Мое собственное решение номер два. Уход в армию.После школы Иван поступил во что-то там экономическое имени Плеханова, Марат и Васька – в МГУ. Один на мехмат, другой, на исторический. Я, которому было все равно, пошел учиться в Московский заборостроительный институт (МЗСИ). Это было не мое собственное решение, а тычок под зад со стороны отца плюс умоляющие глаза матушки. В Афганистане-то наш ограниченный контингент только-только начал кого-то там интернационально душить. Да, душманов, как раз.Воооот. А в конце первого года обучения, я внезапно понял, что не хочу быть заборостроителем. Хочу быть писателем. А поскольку золотая рыбка в ту пору как-то не ловилась, то решение это привело к уходу из института прямо в Советскую армию с дальнейшими неясными перспективами поступления не то на филфак, не то на журфак. Все того же МГУ. Все, кто встретился мне на пути в том мае говорили, что я дурак. Все, кроме Васьки Сретенского. Тот сказал, что мне нужно сменить мозги.Мозги, кстати, в армии меняют кардинально, но все же не до конца. Поэтому намеченный план я выдержал, и с ярлыком Иванушки-дурачка, за просто так потерявшего два года, очутился на журфаке, по квоте для пролетариев. Ну а дальше понадобилось двадцать пять лет, чтобы оказаться снова здесь в Ямках, у разбитой мойки на кухне, режущим размороженные кальмары на крупные куски, чтобы сварить их в белом вине, остудить, смешать с болгарской фетой, норвежскими креветками и грецкими орехами, потому что Арина к вечеру обещала зайти.Все остальные мои решения были либо следствием тех двух судьбоносных, либо принимались под влиянием обстоятельств и желаний других людей.

[пауза]

И вот что я еще что интересно. То, что я две недели назад решил не пить ничего спиртного, это что-то значит? И я сам его принял? И что-то теперь изменится?

[пауза]

Сюжет. Журналист, выпивающий, но не пьющий, вроде меня, попадает на презентацию. Ребрендинг торговой марки. Или банка. Неважно. А он, журналист, то есть, прямо из командировки, две ночи толком не спал. Ну и не рассчитал сил. Перерасслабился. К тому же встретил приятеля из другого издания. Тот заводной, притащил героя (пусть тот пока именуется Н.) в ночной клуб и бросил. Н. по стеночке выбирается из клуба, случайно задевает входящую туда девушку, получает в лоб от сопровождающего ее парня и отключается прямо на тротуаре. А включается он на нарах, но не в вытрезвителе, в особой экспериментальной зоне, созданной властью мегаполиса, совместно с банком, который ту самую презентацию устраивал, для решения проблемы бомжей. Два барака: мужской и женский. Нет, мужских бараков все же два. Женский один. Между ними забор. Два помещения общие: столовая и большая комната с телевизором, показывающим только две программы: НТВ и ТНТ.Столовая практически всегда пустует, потому что там дают один раз в день кашу, и один раз – пустые щи. Зато хлеба, соли и репчатого лука можно всегда взять сколько унесешь. Поэтому по всей зоне разбросаны жестяные миски – каждый ест там, где хочет. Едят мало, потому что пьют. В каждом бараке стоят несколько аппаратов, выдающих при нажатии кнопки сто грамм водки самого низкого качества. Можно было бы и кран поставить, объяснили потом Н., только его забывают закручивать и добро пропадает. А так, каждый, кто хочет, может кружку подставить и кнопку нажать.В общем, абсолютное большинство обитателей счастливы, но выйти из экспериментальной зоны не могут. Кто-то очень быстро сгорает. Кто-то живет много лет в желанном алкогольном забвении. За счет этой экспериментальной площадки количество бомжей в мегаполисе уже снижено в несколько раз, рассказывает заместитель начальника зоны по воспитательной работе.Н. пытается доказать, что в зону попал по ошибке, что никакой он не бомж и не алкоголик. А ему говорят, что он должен выдержать испытательный срок. Буря возмущений с его стороны, гасится помещением в изолятор на пару дней. Попытка прорваться за забор – итог тот же. Он должен провести в зоне три месяца и не пить, чтобы доказать, что способен к самостоятельной жизни в мегаполисе. Если же сорвется и хотя бы глоток местной водки выпьет – останется в зоне навсегда.Н. знакомится с обитателями, охранниками, начальством. Встречается и с молодой женщиной, симпатичной, если есть воображение. И доброй. Завяжется ли роман – это мы посмотрим.В зоне грязно и голо, но охранники не злые, а обитатели большей частью либо пьяны, либо спят. Но здесь своя иерархия, интриги, скандалы. Любовные истории. Дружба. Предательство. Короче, картина Репина «Всюду жизнь».Н. завязывает приятельские отношения с двумя-тремя обитателями, они вместе отражают наезды местных сволочей. Он выслушивает истории аборигенов. Ретроспективно – вставками – истории из его прошлой жизни.Н. разрабатывает план побега. Договаривается с теми, кто ему стал близок. Первый раз план срывается из-за какого-нибудь пустяка. Например, в ночь побега в его бараке – групповая драка и зону перевели на усиленный режим охраны на три дня. Второй раз – потому что соратники невменяемы. Кто-то напился, кто-то забыл время сбора. Третий раз, потому что Н. вызывали к начальству и предложили сократить срок. Но теперь он отказывается, потому что чувствует ответственность перед теми, кому обещал побег. Постепенно приходят местные привычки, и складывается быт.

 

Он приобретает авторитет. Потому что не пьет и знает, что где лежит. И потому что знает, чего хочет. Круг желающих бежать разрастается. Но чем больше участников, тем больше поводов сорваться каждой очередной попытке. Побег приобретает черты мифа. О нем все говорят, но никто ничего для него не делает.

Последний день его испытательного срока. Н. со всеми прощается, ему желают всего хорошего, просят передать приветы родным и знакомым. Вот сейчас за ним придут, чтобы провести через ворота зоны. Он уже представляет, как будет старательно забывать эти три месяца, там в Москве. На воле.

А за полчаса до окончания срока Н. берет жестяную кружку, подходит к автомату с водкой нажимает на кнопку и выпивает сто грамм водки.

[пауза] Что мы знаем о МаратеА вот что. Женившись на однокурснице, он переехал из Ямок в Москву. Закончил мехмат. Ученым или преподавателем не стал. Не захотел. Или не получилось. Сейчас работает в конторе, которая разрабатывает компьютерные программы для сетевых магазинов: рациональное размещение товаров, оценка эффективности стендовой рекламы, направления потоков покупателей, нагрузка продавцов, суточная и по дням недели. И прочая логистика. Если правильно понял, что мне втолковывала Арина. Отдыхать ездит в Европу. Сменил девятку на Мазду MPV. Квартиру не менял. Жену тоже. Сын учится на третьем курсе.Что тут можно сказать? Если это Марат, то карликовый. Или согнутый пополам. Я-то не лучше, но я в отличники никогда не лез.Еще две черты обновленного Марата. Первая – он православный верующий, активный прихожанин храма Николы в Мякишах. Вторая – он зарегистрирован на нескольких сайтах поиска одноклассников и однокурсников. В церкви мы встретимся наврядли, но раз он так уж интересуется одноклассниками, почему бы…

[пауза]

Ай вандер хау, ай вардер вай,

Йестердей ю толд эбаут зе блю, блю скай,

Энд олл зет ай сии из джаст э йеллоу лемон триии.

Айм тернинг му хэд, ап энд даун,

Айм тернинг, тернинг, тернинг, тернинг, тернинг, эррранд,

Энд ол зет ай кен сии из джаст эназе йеллоу триии.

Сэй:

Да, да да да да, ди да да,

Да да да, ди да да,

Да ди ди да!!!!!!!!

[пауза]

Ну вот, я списался с ним по Е-меле. Завтра встретимся, поговорим. Я и не думал, что он откликнется. А тут клик, клик, и все готово.

[пауза]

А пошли они все… ага туда.

[пауза]

НОВАЯ КОЛОНКА. Информационные агентства распространили новость, которая меня одновременно обрадовала и огорчила. Содержание такое: «Британский парламент собирается рассмотреть законодательную инициативу о мерах по отношению к изобличенным педофилам и насильникам. Предлагается вводить им подкожно сыворотку, в результате чего орган, побуждавший их на столь отвратительные действия в прошлом, будет пребывать в полной задумчивости, на протяжении всей их последующей жизни и, соответственно, не сможет никого ни к чему побудить».Сразу скажу, что ни радость моя, ни огорчение никакого отношения к самим педофилам-насильникам не имеет. По мне, так можно и ножом поработать над этой проблемой. Но все по-порядку.Радость вызвана тем, что эта новость является наглядным подтверждением теории моего друга-культуролога, в соответствии с каковой глобализированное человечество с скоростью влюбленной черепахи вползает в эру цифрового средневековья. Ну, разве это не средневековый обычай удалять у преступника тот орган, посредством которого было осуществлено преступление? И не только руку. Давайте вспомним, хоть бы историю Абеляра, влюбившегося в свою ученицу. Вспомнили? Как нет? Ну ладно, проехали.Другая средневековая история. Один монах, ведущий праведную жизнь днем, ночью маялся похотью. Его жалобы на несправедливое отношение со стороны самого высокого из начальников, достали всех обитателей монастыря, особенно после того, как отец-настоятель приказал всем молиться по ночам, как только дьявол начнет одолевать их несчастного собрата. Эта история, кстати, отражена в романе Дюма «три мушкетера» в судьбе одного из персонажей. Ну «Три мушкетера» вы, надеюсь… Да? Ну ладно… там все равно конец другой. А в реальной истории все закончилось благополучно. Однажды заснув, наконец, после долгих терзаний, монах увидел сон, в котором он шел по безлюдной и пыльной дороге. А навстречу ему шел путник. Поравнявшись, путник стал участливо расспрашивать монаха, почему у того такой несчастный вид. Тот сознался во всем, добавив, что его единственное желание – избавится от того искушения непотребного и стоящего на пути благочестия. Я понятно все изъяснил? Ну вот. Путник (а это бы сам Иисус Христос), утешил монаха, сказав, что поможет ему и сразу, движением фокусника достал большие ножницы, которыми в те времена стригли овец. Отрезов то, что доставляло монаху столько хлопот, Иисус выбросил ненужный орган в канаву. Монах же, проснувшись, больше не мучился похотью ни по ночам, ни в какое-либо другое время. Так что британский законопроект мне представляется и гуманным, и глубоко христианским.Если логику предлагаемого законопроекта продолжить, то у хакеров необходимо отнимать компьютер (что уже делается), а у дорожного полицейского жезл, заменив его (не жезл – полицейского) на бездушную видеокамеру. Не очень ясно пока, какую сыворотку нужно ввести британской же школьной учительнице, влюбившейся в ученика. Пока ее просто посадили в тюрьму, без предъявления обвинений в ведьмачестве. Но главное же начать, неправда ли? Дальше дело само пойдет.Теперь о том, что огорчило. Уж очень быстро идет процесс. Известно, что люди средневековья, проживали жизнь на грани истерики, шарахаясь от молитвенной задумчивости к ярким вспышкам карнавальной культуры «низа». Что такое культура низа долго рассказывать, посмотрите любое ток-шоу по телевизору, вам все станет ясно. Вот эта скорость движения к смеховой культуре меня немного смущает. Такое впечатление, что именно в ней, в нем, в ней, тьфу, клинвышибать запутался…

[пауза]

… что в нем, в этом движении к культуре «низа» и сосредоточенно целеполагание всех ныне живущих поколений людей. Глобализированное человечество не успевает понять, чего оно хочет. Вот скажем, если европейское население стремительно стареет и подходит к грани вымирания, то зачем ему гей-парады? Не поймите меня неправильно, я не против гей-парадов, они очень карнавальны. Я просто прошу определиться: мы чего хотим, гей-парадов или продолжать род? Стонать же по поводу слишком большого количества людей по отношению к природным ресурсам и одновременно печалиться, что в семьях теперь не по три-четыре а по одному ребенку мне кажется не слишком логичным. Впрочем, я кажется, с разбегу потребовал чего-то не того. Логики. От людей. Простите. Сейчас отдышусь, и все придет в норму.Но все же. Какой-то тренд хотелось бы увидеть. Хотим и мы по-прежнему свободы личности или, в соответствии с новыми средневековыми представлениями, свобода – достояние сети, а в жизни достаточно устойчивых запретов?Запрет на курение, гуманность которого у меня лично не вызывает сомнений (как не вызывал сомнений у средневековых людей запрет на колдовство), все же свободу личности ограничивает не меньше, чем запрет на винопитие в странах ислама.(Кстати. Джонатан Свифт еще пожалеет, что родился и умер так рано. Когда цивилизационное противостояние противников курения, с противниками винопития вступит в решающую фазу, бои остроконечников с тупоконечниками покажутся всем не сатирой, а детской сказкой. Ну, уж Джонатана-то Свифта…ведь, правда?).И почему, скажите мне, курить более вредно, чем ездить в автомобиле? Атмосферу загрязняют оба этих процесса, но ни пачкой сигарет, ни даже целым их блоком еще никого не задавило. Почему же на автомобилях не пишут предупредительных надписей, что-нибудь, вроде: «МВД предупреждает, поездка на автомобиле опасна для вашего здоровья»? Или лучше: «Езда на автомобиле развивает целюлит»? Почему не предписывают помещать на капоте художественно выполненные фотографии последствий автомобильных катастроф? Почему не слышно предложений обездвижить какой-нибудь сывороткой систематически нарушающих правила автомобилистов?Впрочем, я опять разбежался не в ту сторону. Удивительная вещь логика, стоит только попробовать мыслить логично, как тут же начинаешь искать зажигалку.

 

Кассета 16. Цвет – красный

Сейчас поедем к Марату. Арина меня подвезет и подождет в машине. Ну, хоть так. Я предлагал ей пойти вместе, она отказывается. Наотрез.

Не знаю почему, но мне не хочется с Маратом беседовать. Особенно один на один. Вот ведь взялся за гуж. Кстати, всегда хотел узнать, что такое гуж и зачем за него надо браться. Поскольку в студенческие годы, да и после, мы с друзьями-приятелями регулярно гужевались, то в моем представлении гуж – это рукоятка большого такого старинного ковша, из которого все подряд мед-пиво пьют таким способом, что по усам течет, а в рот не попадает. Обливаются мед-пивом с ног до головы, как древние богатыри. Чтобы кольчуга была липкая и стрелы супостатов застревали в загустевших слоях меда. Вот я сейчас пойду и с Маратом гужанусь.

[пауза]

… а я тебе говорю, что после пятого класса курили траву. Не марихуану конечно. Траву сухую в овраге собирали и делали самокрутки. – Да ерунду ты говоришь Пол.– И ты курил. Только когда нас Вера Сергеевна за этим занятием застала, тебе как раз плохо стало, и ты в кусты отошел. А мы у самой тропинки сидели, по которой она через овраг домой шла.– Что ты только всякую гадость вспоминаешь, прости Господи.– Почему только. Вот помню, как мы во втором классе снежинки из бумаги вырезали, на уроке труда. На новый год. Или под Новый год?– Под.– Хорошо. У твоей снежинки больше всего вырезов было. А потом, когда клеить их собирались на стекла, ты окно открыл, вылез наружу и стоял, пока девчонки визжать не перестали.– А чего визжать? Класс же на первом этаже был.– Женщины. Их разве поймешь. А тогда после оврага ты Марат, как председатель совета отряда, при родителях с нас клятву брал: больше никогда не курить. Вот я и не курю.– Это правильно. Куренье – не богоугодное дело. И выпить тебе не могу предложить. Нету ничего. Пост сейчас.– Какой пост?– Петров пост. Апостольский. В среду и пятницу – сухоядение. Понедельник – все без масла. Другие дни…– А я думал они все зимой и весной.– О душе, условно говоря, всегда надо думать.– Да мне и не надо. Эээ… Это я про выпивку. Слушай, Марат я не помню, чтоб ты таким православным был. Когда это у тебя началось?– Тебе зачем?– Ну, может я тоже … ну… когда-нибудь…– Нет, у тебя так не получится. Ты же не знаешь, что это значит: всегда доказывать, что ты можешь лучше, чем другие. Ты ж всегда пофигистом был, Господи спаси!– Что ж так креститься то. Ну, сказал и сказал.– Нет, неправильно сказал, да еще в воскресенье. Ты-то сам неверующий?– Почему это? Ну, я просто… Ну, не знаю…– Да ты не мучайся так. У каждого свой путь. У меня до восемнадцати лет был путь бесовский.– А я не замечал.– А я специально не демонстрировал. Просто меня все, условно говоря, бесило.– Что все?– Люди, главным образом. То, что они такие. Тупые. Ленивые. Бестолковые. Лживые. Я не понимал, как можно так медленно соображать. И так мало хотеть. Я все думал, что, может, это мне так с городом не повезло, со школой. Я на все эти олимпиады таскался, чтобы посмотреть, может, где есть умные люди. Интересные. Яркие. Очень хотелось в Москву.– Ну, так вот она под боком была.– Да не наездом, и не в эту, в которой мы с тобой живем, а в Москву идеальную. Где люди другие. Вот я тебе историю одну расскажу. Ты в армию ушел, а мы в Ямках после первого курса летом куролесили. В лес уходили на ночь, костры жгли и все такое. Очередное бесовство. Пили много. И вот как-то после такой ночи, на рассвете вышли мы к железной дороге и решили, условно говоря, по мосту через канал пройти, в сторону Москвы.– Ну и….– Ну и пошли. И вдруг слышим голос. Громкий, отчетливый. Одну только фразу: «Идущие из Ямок – назад!» и снова «Идущие из Ямок – назад!»– Ну, так мост – объект стратегический. Там была военная охрана. Вот вас сторож из матюгальника и покрыл.– Да знаю я. Но эта фраза была, условно говоря, самой точной метафорой всей моей тогдашней жизни. Я был идущий из Ямок. И меня туда не пускали.– Туда – это куда?– А я не зал тогда. И сейчас не знаю. Но у меня в сознании стучало каждую секунду: я должен добиться, я должен добиться. Похвалы учительницы, но это только в первом классе. Первого места, не важно в чем. Должности председателя совета дружины, потом секретаря комсомольской организации. Поступления в альмаматерь. Девушки, на которую все смотрят голодными глазами.– Это ты не про Карину часом?– Ну. Вы же все тогда с ума посходили. Мне она, условно говоря, никогда особо не нравилась. Худая. Нервная. Грустит часто. Стихи любит. Зачем?– Вот и у меня тот же вопрос. Зачем. Тебе-то она зачем?– Да низачем. Просто меня от их пары с Ваньком тошнило. И я стал добиваться. Два года потратил, но добился.– Чего?– Вот этого самого. Я вообще у нее первый был. Тут со мной что-то случилось. Не сразу, не в один день, но я стал спокойнее. И люди меня стали раздражать гораздо меньше. И добиваться всего расхотелось.– А что Карина?– Да не знаю я. Мы вместе-то побыли месяц или два. И все это время у меня было такое чувство, что она знает про меня, то, чего я сам не знаю. Как будто все мои слова наперед выучила. Не мог я с ней. Так ей и сказал.– И ты ничего по этому поводу не ощущаешь?– Что? А, ну да. Грех конечно. Условно говоря. Я, между прочим, только после того, как мы с ней расстались, само понятие греха понял. Вот тогда я все понял.– Что – все?– Все понял, что всю жизнь, условно говоря, был альпинистом. Лез в гору. Покорял один пик за другим. А там, на пике ничего нет. Чем выше пик, чем значимее цель, чем больше желание ее добиться, тем больше пустоты в тебе и вокруг в тот самый момент, когда ты этой цели добился. Стремиться быть лучше других – самая большая ошибка, которую может совершить человек.– Это почему?– Потому. Ты жизнь положишь, чтобы на собаках добраться до Северного полюса, переморозишь себе руки и ноги, съешь по дороге туда всех собак, а по дороге обратно двух попутчиков, заболеешь цингой – все для того, чтобы полчаса поторчать с флажком в условной точке пустоты, над которой уже через полгода начнут летать самолеты регулярными рейсами. Другой вариант. Ты решишь уравнение, которое никто не мог решить триста лет, твое имя впишут в учебник, но ты сам всю оставшуюся жизнь будешь знать, что никогда, понимаешь, никогда, условно говоря, ничего такого уже не сделаешь. Любая достигнутая цель делает жизнь бессмысленной.– Еще один Гаутама.– Никакой не Гаутама. Во-первых, я не говорю, что ничего желать не надо. Нет, во-первых, я никого ни чему не учу. Я только понял для себя: мои желания должны быть простыми. А почему еще один?– Да тут Ванька что-то про отказ от желаний говорил недавно.– А, ну так и его проняло. Но я-то говорю о другом. А ты не слышишь. Желания для человека естественны и полезны, но желания простые.– Насколько?– Что насколько?– Насколько простыми они должны быть? Где критерии?– Проблема не в критериях, она как раз легко решается через понятие греха, то есть осознания человеком собственной вины. Проблема в человеке. Как добиться того, чтобы сознательно, а лучше бессознательно, человек мог бы отказаться от стремления, условно говоря, быть лучше других. Ты следишь?– Я не тупой. И как?– А просто. Надо признать, что есть Бог. Он уже и так лучше всех. Наши попытки выделится, Ему смешны. Если каждый день себе это повторять, мир очень скоро становится простым и ясным. Столь же простыми и ясными становятся желания. И они обязательно исполняются. Приходит счастье.– И все?– Все.– Класс! А как же грехи?– А грехи тоже становятся простыми и ясными. Их легко искупить. В отличие от греха гордыни.– А Карина?– Что Карина?– Ты, сказал – грех. Вот мне интересно, он большой или маленький?– А что ты про нее все выспрашиваешь?– Да нет, я так… ты же сам о ней вспомнил… Давай я тебе расскажу… как я в шестом классе у старьевщика пугач на мамину юбку выменял…– Давай, давай. Сейчас только… Может, ты чаю хочешь? Я на травах завариваю. По старинным рецептам.

[пауза]

– Эк, тебя Афанасий от чая развезло. – Я не аф… аф… я Пол.– Ну, какой же ты Пол. Пол – это Павел по-английски. Прозревший Савл. А ты разве прозрел? Нет, ты самый настоящий Афанасий. Или не настоящий? Ну, это мы поглядим. Ты что это?– Устал.– Может тебе такси вызвать?– Не надо. Я сам. Я Пол.– Ну, смотри, как хоч…

[пауза]

– Поол? Что с тобой? – Устал.– Забирайся. Да садись же скорей. Что ты там пил?– Чай… йок.– Ноги подбери. Ты там оставил что-нибудь?– Нет. Я там… устал.– Да подбери же ты…

 

[Из файлов Василия Сретенского] Переворот Яхве

Итак, бог, которого мы здесь, чаще всего, именуем Яхве, стал единственным богом потомков Авраама. Выведя их из Египта и расселив на «земле обетованной», он получил право на весь комплект привилегий главных богов: дворец (храм), коллегию жрецов, почитание, жертвы, идолов. От этой последней привилегии Яхве великодушно отказался. Во-первых, нет смысла устанавливать идолы в храмах или где бы то ни было, если народ почитает только одного бога. И так понятно, кому достанутся все жертвы. Во-вторых, идолы из золота и мрамора напоминают о старости и слабости богов. Он же не собирался стареть, хотел быть всегда молодым, сильным и грозным. Зато жертвы он теперь получал бесперебойно в количестве, установленном им самим. Одно такое установление содержится в апокрифической «Книге юбилеев». Приведем его с максимальной полнотой:

«И если ты закалываешь, то закалывай в жертву, которая приятна Богу: закалывай ее, и кровь ее выливай к жертвеннику, с мукою и плодовыми жертвами, смешанными с маслом, вместе с жертвою возлияния. Принеси все это на жертвеннике всесожжения в приятное благоухание пред Господом. Как при жертве благодарения, положи куски тука на огонь жертвенника, именно – тук чрева, и тук внутренностей, и обе почки и весь тук на них, и тук на стегнах, и печень вместе с прилежащими к ней почками, И ты принесешь все в доброе благоухание, которое приятно Господу, с первыми жертвами и возлияниями, которые к сему относятся, в доброе благоухание, как хлеб всесожжения для Господа. Мясо же сей жертвы ешь в этот и в следующий дни, и не дай солнцу во второй день зайти над ним, пока оно не съедено. И в отношении к жертвенным дровам ты должен остерегаться, чтобы не принести какое-нибудь другое жертвенное дерево, как только кипарис, и ель, и миндаль, и сосна, и пихта, и кедр, и можжевельник, и лимон, и маслина, и мирт, и лавр, и кедр, называемый арбот, и бальзамовый кустарник. Из этих пород деревьев полагай под всесожжение на жертвеннике, после того как ты рассмотришь их наружность, и не клади разрушенного дерева; но твердое и безукоризненное, лучшее и новорастущее, и не старое, ибо запах у него исчез, и его нет уже в нем, как прежде. Кроме этих дров не клади других, ибо они не имеют запаха».

Вот такая инструкция. Кто скажет, что он не полна или не ясна? И кто из богов, скажите, откажется от можжевельника и лимона, от миндаля и пихты? От бальзамового кустарника? От кедра, называемого арбот? Ийэххх…

<пора воевать?>

Однако, войдя в «клуб главных богов», Яхве не стал ни «первым среди равных», ни даже «равным среди первых». Находясь географически в центре мировых событий, он оставался глубоким провинциалом в отношениях между могучими и сильными богами, такими как египетские Амон, Осирис и Исида, вавилонские Мардук и Эйя, хеттские Баал и Ашера, ассирийский Энлиль, Ахура Мазда персов. А тут еще на недалеком севере молодые и злые боги ахейцев, этрусков и латинов, сбивались в команды и грозили устроить мир средиземноморья по своему усмотрению. Как быть? Что делать? Свои тайные мысли Яхве поведал Еноху, автору одной из самых известных апокрифических книг иудаизма: «И все сыны человеческие должны сделаться праведными, и все народы будут оказывать Мне почесть и прославлять меня, и все будут покланяться мне» (II. 10). Но как этого добиться? Можно было пойти проторенным путем военно-религиозной экспансии. Завоевать какой-нибудь соседний народ, сбросить его идолов с пьедесталов и насаждать религиозный культ победителей среди побежденных. Чем больше народов будут тебя почитать, тем с большим правом можно претендовать на старшинство в мире богов. И есть свидетельства тому, что такие намерения у Яхве были. Какие свидетельства? Ну, вот хотя бы такое, из Псалтыри:

 

...

Или такое, из книги Исайи:

 

...

Но на этом пути его поджидали два серьезных препятствия. Первое: в войне еще надо победить. А как это сделать с народом маленьким по численности и не то чтобы совсем не воинственным, но все-таки больше уделяющим внимание торговле и дойке коз? Ну, хорошо, на своей территории еще можно один два раза отбиться самому, как это произошло во времена битвы Давида с Голиафом. А для воплощения в жизнь великих планов необходимо переделать все устройство жизни патронируемого народа.

Впрочем, это препятствие преодолимое, полторы-две тысячи лет усилий и боеспособное войско, с танками, авиацией и спецназом, у тебя под рукой. Гораздо серьезнее препятствие номер два. Сброшенные с пьедесталов идолы, конечно, радуют глаз. Но в душах людей от этого мало что меняется. Ни одному завоевателю, будь то правители Египта и Вавилона, будь то легионы Рима, да хоть Чингисхан с его ордой, никому не удавалось навязать побежденным свою веру. Более того, победители, переселяясь на земли побежденных, сами принимали местную веру и начинали почитать территориальных богов. Спрашивается, зачем эти легионы и орды ходили в военные походы? Зачем порабощали всех, до кого могли дотянутся, дойти или доплыть? Создавали империи? Затем чтобы удвоить количество культов в метрополии? Чтобы в столице построить храм какого-нибудь божка из только что завоеванной окраины, где, кроме болот и ветра, и нет-то ничего?

<замысел>

Ну, нет! Он и здесь пойдет другим путем. Надо стать не богом территории, не богом профессии и не богом народа, а Богом каждого отдельного человека. Для начала – самых бедных и отверженных. А там посмотрим. Новая гениальная стратегия обретения верховенства в мире людей и богов была воплощена в три этапа. Этап первый. Устами пророка Исайи, бог, которого мы здесь именуем Яхве, формулирует тезис о бессмысленности жертвоприношения как такового:

 

...

Книга пророка Исайи у первых христиан будет неисчерпаемым источником цитат и ссылок. Считается, что именно в этой книге были предсказаны и приход в мир Спасителя, и Страшный суд в конце времен. Но для нас важнее другое. Именно с этой книги начинается переворот в религиозном сознании. Утверждается представление о том, что вера не требует от человека материальной жертвы. Благодарность Богу должна выражаться в чувстве и только в нем.

Отказ от жертвоприношений – сильнейший удар по всем другим богам, первый шаг тому, чтобы люди забыли, что такие боги существуют. А они существуют?

Книга пророка Исайи очень честная и потому противоречивая. Ему (Исайе) хочется повторять, вслед за его богом: «Я Господь и нет иного, нет бога кроме меня» (Ис. 45; 5). Но в своей честности он дословно передает сказание о восставшем боге:

 

...

Откуда взялся у Исайи взялся «сонм богов» понятно – он пересказывал такую древнюю легенду о взаимоотношении людей и богов, что слова и термины, затершиеся от многовекового употребления, стали штампами. Даже пророк не заметил, что в единобожии никакого сонма – то есть множества – богов быть не должно.

Но это дела прошлые, но ведь и в его (Исаевой) современности кругом было множество богов. И людей «воскуряющих» им жертвы. Что им-то сказать? Богам было сказано вот что: «Умолкните передо мною… Я – Господь первый, и в последних Я – тот же… Но вы – ничто, и дело ваше ничтожно; мерзость тот, кто изберет вас». (Ис. 41; 2, 4, 24). Не очень убедительно, не правда, ли? Ругань и бахвальство. И только. Но это пока. Что-то будет впереди.

<апробация замысла>

Этап второй. Ессены. Про них известно не очень много. Кто-то назовет их религиозным течением в иудаизме, кто-то – сектой. Они появились за полтора столетия до рождения Иисуса и жили небольшими общинами в Кумране, на берегу Мертвого моря, а также в Палестине, Египте и Сирии, до конца первого века нашей эры. Считается, что Иоанн Креститель был, если не ессеном, то близким к их религиозной практике проповедником. Для нас важно то, что представления и религиозная практика ессенов стали своеобразной «демоверсией» христианства. У них появилось предание об «учителе праведности», провозгласившем божественную истину, но оставленном учениками и павшем в борьбе с «нечестивым священником». Именуя себя «сынами света» и «простецами», ессены утверждали, что заключили «новый союз» с богом и ожидали прихода последней битвы «сынов света», во главе с воскресшим Учителем, с «сынами тьмы». Призыв пророка Исайи нашел глубокий отклик в чувствах и религиозной практике ессенов. Они не признавали ни «жертвы всессожением», ни «жертвы жиром», считая, что труд, добрые дела и добрые помыслы – лучшая замена «воскурениям». Ессены ввели обряд совместной трапезы, освящение принимаемых в общину водой и другие обряды, столь близкие, впоследствии, ранним христианам.Если термин «демоверсия» вам не по душе, можете назвать секту ессенов лабораторией, в которой проходила экспериментальная проработка всех деталей нового религиозного проекта. Для «большого мира» практика ессенов не подходила. Они жили закрытыми общинами со сравнительно малым числом обитателей, отказавшись от частной собственности, жестко регламентируя все стороны трудовых отношений и быта. Превратить весь мир в сеть собственных монастырей – мечта любого бога, но жизнеспособность такой социальной конструкции всегда вызывала сомнения. Поэтому следующим шагом стал прорыв в мир обычных людей.

<воплощение замысла>

Этап третий. Проект Иисус. Обратим внимание на последние дни земного существования Иисуса. Он входит в Иерусалим. Точнее входят его ученики, а сам он въезжает на ослике. «Некоторые эллины», через посредничество Филиппа и Андрея, получают разрешение послушать его проповедь. Вот она: «Еще на малое время есть свет с вами; ходите пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма, ходящий во тьме не знает, куда он идет; доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света». (Иоанн 12; 35–36). Эта ессенская терминология встречается также у Луки (16; 8), а также в «Первом послании к фессалоникийцам» апостола Павла («Ибо все мы – сыны света и сыны дня: мы не сыны ночи, ни тьмы»). Значит ли это что ранние христиане – продолжение или ответвление от ессенов? Нет, нет и нет! Проект Иисус тем и ценен, что в нем бог, именуемый здесь Яхве, совершил то, чего никто никогда не делал. Он принес себя (или своего Сына; этот вопрос долго был дискуссионным и решения вселенских соборов – Никейского и Цареградского – утвердивших символ веры, это не прояснили) в жертву людям! И более того, чтобы это не осталось незамеченным, установил обряд такого жертвоприношения во время «последней вечери»:

 

...

В принесении Бога в жертву людям и была суть «переворота Яхве». Был открыт, опробован и успешно внедрен новый способ взаимоотношений бога и людей. КПД этого способа оказался в разы выше, чем у традиционных жертвоприношений. «Простецы», «нищие духом» отдали свои чувства этому доброму Богу, добровольно и бесплатно, забрав их у других – злых и корыстных – богов.

<что же делать с другими богами?>

И вот, когда «проект Иисус» дал первые результаты, необходимо был решить, как относиться к другим богам, традиции почитания которых, были еще живы, да мало того, чрезвычайно сильны. Поступить так, как когда-то удалось Моисею (взять да поубивать всех кто отлил себе золотого тельца и стал ему поклоняться) он пока не мог – силы еще не те. Необходимо было объяснить, почему никаким другим богам поклоняться не нужно. Почему это бесполезно и вредно. Первым решение предложил апостол Павел, объявивший всех других богов бесами:

 

...

Звучит не очень убедительно, не правда ли? Ведь есть бесы и бесы. Обратимся к тому моменту в жизни Иисуса, когда тот изгонял бесов:

 

...

Легион – воинская часть древнего Рима, насчитывавшая в те времена до семи тысяч воинов. Уж больно мелки те бесы, что избрали для проживания сначала одного человека, а потом пусть большое, но никак не семитысячное стадо свиней. И вряд ли те боги, которым ставят идолы и приносят жертвы, напоминают тех мелких бесов, что изгонял Иисус. Объявить такими бесами Юпитера, Аполлона, Ра, как-то даже неудобно. Не говоря уже о путанице между малыми и большими бесами, которая могла бы возникнуть. Поэтому сами апостолы и, особенно, первое поколение их учеников, бесов оставили в качестве силы мелкой и подчиненной персонам совсем другого масштаба.

 

В «Дидахе», древнейшем из известных нам наставлений в христианской вере, идолопоклонство называется «служением мертвым богам» (Гл. 6). Не очень удачное выражение. Ведь если эти боги мертвы, то значит, они когда-то жили. А если нынешний Бог… Страшно подумать.

И тут на помощь христианским проповедникам пришли тексты, не вошедшие в ветхозаветный канон, но почитаемые в иудейской среде, а особо – ессенами. Я имею в виду «Книгу юбилеев» и, в особенности, «Книгу Еноха».

Енох был прямим потомком Сифа – третьего сына Адама и Евы, и в свою очередь – отцом Мафусаила и прадедушкой Ноя.

Согласно «Книге юбилеев» он был «первый из сынов человеческих, рожденных на земле, который научился письму, и знанию, и мудрости; и он описал знамения неба по порядку их месяцев в книге, чтобы сыны человеческие могли знать время годов в порядке их отдельных месяцев». Жил он во времена, когда правильные ангелы – стражи – учили «совершать на земле правду и справедливость», а неправильные ангелы – тоже стражи – «согрешили с дочерьми человеческими». Вот об этих «неправильных» ангелах и пойдет сейчас речь.

<прежние боги – падшие ангелы>

Енох описывает все эти события так, как будто сам их наблюдал:

 

...

Он называет имена этих «неправильных» ангелов: Семъяза был их предводителем, Азазел научил людей изготавливать мечи, ножи и украшения, Амрезак – заклинаниям, Армарос – расторжению заклятий, Батрал – наблюдению за звездами. Не то чтобы в этом списке стояли уж слишком грешные дела, но Бог, по свидетельству Еноха сказал так: «Они показали людям то, что сокрыто, и они осуждены» (XI; 65).

Конечно и Енох проговаривается о том, что Бог не один. По крайней мере, один раз. Постоянно именуя Бога Господом Духов, в рассказе о грехопадении ангелов он именует его «Богом Богов и Царем царей» (II.; 9), то есть традиционным титулованием главного, но не единственного бога. Но бог с ними, с проговорками. Они характерны и для канонических текстов Библии. Главное же в том, что Енох дал ясное, логичное и простое объяснение существованию в сознании людей многих богов: не бесы они совсем, а ангелы, решившие сравняться с Богом. Они и побудили людей ставить идолы, приносить жертвы. Почитать их, а не того единственного, который на самом деле.

Свидетельство Еноха подкрепляется авторитетом «Книги юбилеев»:

 

...

Итак, Енох и «Книга юбилеев» утверждают, что идолопоклонство (то есть многобожие) произошло вследствие того, что некоторые ангелы стали жить с людьми и учить их, как полезным ремеслам, так и магии. (О них вспоминал и апостол Иуда в своем Послании: «И ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших свое жилище, соблюдает в вечных узах, под мраком, на суд великого дня».) Именно эти неправильные ангелы и есть ложные боги идолопоклонников.

Этот тезис стал главным в построениях одного из ранних христианских апологетов – Иустина мученика. Иустин жил в середине второго века по рождестве христовом, умер мученической, понятно, смертью около 167 года. Вот что он пишет в Апологии Первой, адресованной императору Титу Элию Адриану Антонину Благочестивому:

 

...

Более того, по Иустину, козни демонов привели к тому, что Иисуса не узнали, поскольку его первое пришествие в мир затерялось среди мифологических «сынов божьих»:

 

...

Среди этих ложных сынов бога Иустин называет Диониса, Геракла, Беллерофонта, Персея, Эскулапа. Мифологическое их происхождения для Иустина очевидно. А нужны эти мифы были для того, чтобы люди «поработившись страстями и прихотями», приносили демонам как можно больше «жертвоприношений, курений и возлияний» (Ап. II; 5).

Иустину вторит апологет Марк Минуций Феликс, в своем трактате «Октавий»:

 

...

Еще один из ранних апологетов христианства – Аристид – разделил всех людей, по их вере, на три группы. Большинство верят в «аллегории и мифы» почитая литературные образы богами. Это первая группа. Вторая группа – иудеи. Зная истинного Бога, они совершили страшную ошибку – «хотя в мыслях своих думали, что служат Богу, по делам оказывалось, что служение их относится к ангелам, а не к Богу». И только христиане – третья группа – верят так как следует, «ибо они познали Бога Творца и устроителя всяческих и кроме Его не почитают никакого иного Бога».

Вот, собственно и все: переворот завершен, жертвоприношения отменены. Все чувства людей обращены к единому Богу. Остальные боги отменены. Их ведь и не было никогда, правда? А те, кто был и есть – то отступники, падшие ангелы, демоны, недостойные никаких чувств, кроме отвращения и презрения. Теперь можно и отдохнуть. Почти как в день седьмой.

 

Кассета 17. Цвет – красный

«Гуж – петля, веночек, кольцо, калачик, мочка, глухая перевязь». Во как. Это почему же я с Маратом гужеваться собрался? Дальше смотрим: «В упряжи, кожаная глухая петля, укрепляемая в хомутных клешнях». Ну, вот. Уже яснее. Знать бы только что такое хомутные клешни. «Гуж обносится по верх оглобли, и в него вставляется нагнетом конец дуги». А вот это очень похоже на то состояние, в которое я пришел, выходя из дома Марата, Ей-богу, что-то во мне стояло нагнетом.

[пауза]

«Хорошо когда хорошо, – любил повторять Федор Поликарпыч Мендякин, пребывая в по утрам в хрупкой стеклянной задумчивости. – Но так плохо, когда плохо». Только сейчас я начинаю проникать в некоторые пласты его прозрачной души. Мудрый был человек.

[пауза]

Плохо было мне. Так плохо, что совсем плохо. До сих пор отойти не могу. Как и что со мной случилось, я и сейчас понимаю не до конца, а Арина до объяснений не снисходит. Вот что помню. Во время нашего с Маратом разговора, стало мне как-то не по себе. Тяжело. Так, что еле-еле язык во рту ворочался. Потом стали тяжелыми руки. Ноги тоже, но это уже когда на улицу вышел. Там меня Арина от стены дома отлепила, сложила пополам и запихнула на сиденье своей машинки. Что она мне говорила, не осталось в памяти, как и сама дорога, только привезла она меня в Ямки очень быстро. И все в зеркальце смотрелась. Я и не знал, что у нее в пудренице зеркальце есть. Никогда раньше не видел.Дома она меня сначала в коридоре положила. Отдышалась. Пустила воду в ванну, спасибо теплую. Перевалила меня туда, прямо в одежде, только кроссовки сняла.Вот вспомнил, пока вода наливалась, он мне все в нос кроссовку тыкала, хотела узнать, почему в ней стельки нет. А я знаю? Когда уходил из дома, стелька была. Кажется.А потом процедуры начались. Вода еще не до конца набралась, а Арина посмотрела в зеркальце, потом на ноготь большого пальца, да как мокнет меня с головой. И еще держала секунд несколько. Ну, хоть бы предупредила сначала. Или в следующий раз. Или в следующий. Я бы воздуха успел набрать. А в перерывах между моканиями, она успела мою вторую стельку на кухне сжечь.Вот так. Был заяц сухой с одной стелькой кроссовках, а стал мокрый и без стелек. Но зато живой.

[пауза]

Олл май бест мемориез

Кам бэк клиэрли ту ми

Сам кэн ивен мэйк ми край

Джаст лайк бефорррр

Итс йестердей анс моррррр

Припев:

Эври ша-ла-ла-ла

Эври воу-во-во

Стил шайнс…

[пауза]

Никакой она конечно не детектив. Она народный целитель. Аква-стелько-терапевт. А я ее подопытный заяц. Кролик. Она на мне новые приемы стелькотерапии отрабатывает.

[пауза]

[звонок телефона]

Привет мам. Я как раз… Да. Как раз собирался звонить. Нет. А что мириться, если мы не ссорились. Нет. Не хочу мешать. Скоро. Нет. Да. Поливаю каждый день. А как? Хорошо, ладно, так и буду. Ем. Передам. Ладно. Нет, о машине придется пока забыть. Не волнуйся. Заработаю. Ладно. Пока.

 

[Из файлов Василия Сретенского] К***** [продолжение]

<звонок>

К***** позвонила через год после своей свадьбы. Не день в день конечно, но примерно. За этот год он привык думать, что больше никогда с ней не встретится. И даже несколько раз не видел ее во сне. И даже два раза влюблялся. По крайней мере, ему хотелось так думать. А она позвонила. Позвонила не ему, а его другу, у которого он был в эту самую минуту. И попросила дать ему трубку. Почему так, он никогда не знал, потому что не спрашивал. Может быть, просто потому что у друга его в то время застать было проще, чем дома. А может еще почему.Она пригласила его на закрытый просмотр фильма. Какого, он не помнит, да и не важно это, как оказалось. Он согласился пойти, прежде чем успел подумать, зачем ему это надо.Фильм они смотрели минут пять. Точнее, он смотрел минут пять, а потом она предложила пойти прогуляться. Почему нет, в Москве лето. Что интересно, со времени ее звонка прошли сутки, а он так и не успел подумать, зачем ему это надо. Они шли по пыльной тихой улице, он привычно смотрел под ноги, он говорила. Говорила те слова, что он потом много раз слышал от других женщин, правда без таких последствий. Что с мужем-художником ей трудно. Что год назад они все время смеялись. Ездили в Ленинград, в Талин. Жили в Москве, в съемной квартире. Им было очень хорошо вдвоем. Легко. Весело. Что сейчас он все время с ней спорит. Не дает ни слова сказать. Чтобы она не делала, он недоволен. Она устала, вернулась к маме. Он молчал, слушал. Это же в первый раз было, он не зал что в таких случаях говорят. И делают.К***** предложила «быть вместе». О любви говорить, как-то не получалось. Она все знала про него. Он теперь – про нее. «Почему я»? – только спросил он. «Ты мне нужен, – сказал она. – Ты надежный».Ну, нужен, так нужен.

<розы>

На следующее утро, часов в семь, он вошел в подъезд ее дома, поднялся на третий этаж, прикрепил к ручке двери ее квартиры большой букет роз и ушел. Потом они говорили по телефону, вечером встречались в городе, но про цветы она молчала. На следующий день и еще пять дней он привозил ей букеты роз, оставляя их у двери. Очень романтично. Наступило воскресенье, они договорились пойти куда-то вместе. Он заехал за ней, поднялся на третий этаж, позвонил, и ему открыла незнакомая девушка. Он перепутал. К***** жила на четвертом этаже.

<ночь>

Вот так все и пошло наперекосяк. Она жила у мамы, отказывалась разводиться. Он жил у своих родителей, пытаясь найти квартиру или комнату, но так чтобы не снимать. Ему как будто присмотрели какую-то дальнюю тетушку с двухкомнатной квартирой. Родня решала, что лучше: разменять двушку или поселить его с К***** у этой тетушки. Он дарил ей цветы, уже без всяких фокусов, они ходили в кафе и кино. И так почти полгода. Он давно уже понял, что не может даже поцеловать ее. То есть может, она не против, но не хочет. То есть хочет, конечно же, но то, что она только не против, лишало его желание всякого смысла. Так что его желание окуклилось. Он просто был рядом с ней: добрый, веселый, грустный, отзывчивый. И все. К*****, казалось, чего-то все время ждала от него. А он уже давно собирался серьезно подумать о том, чтобы решиться собраться что-нибудь предпринять.Тут подошел его день рожденья. Он отмечал его в своей новой студенческой кампании и решил пригласить ее в общежитие на Вернадского. Она согласилась. Потом передумала. Потом снова согласилась, потом долго сидела на лавочке, на станции метро. Он молча стоял рядом. Друзья-однокурсники ждали в общаге.В конце концов, они пришли. Было весело. Ему так казалось. Часа чрез три-четыре друзья-москвичи одной компанией пошли к метро, по дороге валяя друг друга в сугробах. Остальные расползлись по своим комнатам. Они остались вдвоем.Вот это и была их первая и последняя ночь. Прошла она кое-как. Настолько кое-как, что он хотел бы думать, что не было этого дня рождения и этой ночи. А других ночей не был совершенно точно.Прошло столько то времени, и К***** сказала, что ждет ребенка. Она по-прежнему не собиралась разводиться. У него по-прежнему ничего не получалось с жильем. И с К***** тоже. А другие женщины его не интересовали. К***** рассорилась с матерью, сняла комнату. Он приходил к ней туда каждый день, приносил соки, фрукты. Что-то готовил. Они много разговаривали, он шутил, она иногда плакала. Он оставался на ночь, не понимая зачем. Вновь настало лето. Они много гуляли, ходили зоопарк. Он мало спал в то время, и иногда ему казалось, что сон – это его настоящая жизнь.

<мальчик>

«Он только мой». Так сказала К*****, когда он пришел посмотреть на сына. Ее сына. Из роддома К***** забрала помирившая с ней мама. Она и увезла К***** в свою квартиру в доме-башне на берегу канала. Он приезжал туда посреди дня, привозил фрукты и соки, коробки подгузников, ходил за бутылочками с детским питанием, пока не узнал, что муж-художник делает все тоже само, но в другие дни. «Это не правильно», говорил он, не совсем понимая, что имеет в виду. «И это не может продолжаться бесконечно». К***** молчала, кормила ребенка, казалось, чего-то ждала. От него?Вскоре К*** вернулась к мужу.Вскоре он женился. На девушке, которая когда-то садилась рядом с ним у костра. И они жили вместе долго и счастливо. Только детей у них почему-то не было.

 

Кассета 18. Цвет – красный

– Поол?

– Ага. Сей… час. Что?

– Ты ведь знал, что я никакой не детектив?

– Когда?

– Когда к Марату ходил.

– Знал. И знал, что ты знаешь, что я знаю.

– Подумаешь. Я и сама знала, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь.

– Да? А я знал, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь, что я знаю.

– Не мог ты этого знать! Я сама об этом только что узнала.

[пауза]

– А что ты хочешь знать? – Ну, хотя бы кто ты на самом деле.– Тебе не понравится…– … сказала она и томно затянулась длинной черной сигаретой. Положив ногу на ногу, она чуть откинулась назад. Пышная копна рыжих волос рассыпалась у нее по плечам. Увидев подвязки ее чулок, он замер. В горле пересохло. Переложив револьвер из правой руки в левую…– …ногу…– … руку он вытащил из заднего кармана плоскую флягу и сделал три больших глотка. Гортань обожгло. «Опять Марта перестаралась, – подумал он, – чересчур горячий кофе налила во фляжку». Мысль о Марте была ему неприятна…– Пол.– Извини, понесло. Ты мне что-то в этом духе хотела рассказать?– Я тебе правду хотела сказать. Только…– … она мне не понравится.

[пауза]

– То есть ты инкуб. – Нет, Поол. Инкубы – мужского рода. Тогда уж надо говорить суккуб. Но это не политкорректно. Лучше так не говори. Кто-то может обидеться. Это все равно, что барабашкой обозвать.– А как надо говорить?– Много-много лет назад…– В тридесятом царстве.– Нет, здесь. Таких как я, называли богами и богинями. Потом – стражами. Но сейчас так говорить не полагается. Иван твой хороший термин нашел – Дивы. Или можно Дэями называть…– Значит ты богиня.– Ну… как бы.– Ну да. А лет тебе сколько?– Я же говорила. Двадцать два. Но в наш год помещается 49 ваших.– Да ладно…

[пауза]

– Хорошо. Ладно. Пусть. Хотя звучит все это неубедительно. Я видел твое отражение. – Когда нужно отражение оно есть.– Ну, должны же сверхъестественные вещи. Чудеса какие-нибудь.– Они происходят постоянно. Только ты их не замечаешь. Например, когда ты переходишь улицу, сколько машин проезжает перед тобой?– Четыре. Нет, уже несколько дней как одна – две. А вчера вообще ни одной. Просто переходил и все.– Тетка толстая локтем в живот давно толкала?– Не помню.– Ну и какие чудеса тебе еще нужны?– Что-нибудь более наглядное.– Хорошо. Так пойдет?– …– Пойдет?– А можно все обратно вернуть?

[пауза]

– Как ты это сделала? – Материя едина и составляет всё. Она может принимать любые формы, но лишь до того, как приобретет тот или иной вид одного из трех царств природы. Конец цитаты. На самом деле ничего не было. Ты это просто увидел.– А ты куда делась?– Никуда. Я и была она. Теперь ты веришь?– Аааэээээ…. Слушай, а может это все бред? Может, я попал в аварию под рекламным щитом с картиной Лехи Сербова, лежу теперь в коме в больнице, а мне это все видится? Как у Йена Бэнкса в романе… как его… ну вот, забыл. А врачи, тем временем, решают: отключить меня от системы искусственного питания, или подождать еще недельку.– Хочешь, я тебя ущипну?– Да. Нет. Нет, ну больно же.

[пауза]

– Ладно. Предположим. Ты богиня. – Мы так больше не…– Понял, понял. А Карина тебе зачем? Она что провинилась перед кем-то из ваших?– Можно и так сказать. Но это было очень давно. Дело в том, что она – Тир.– Тир? Место, где стреляют по мишеням?– Нет. Тир из поколения титанов. Или Дэвов. Тех, что предшествовали богам. Большинство титанов, отказавшихся сотрудничать с богами, попали в Тартар. А Тиры избрали материальную форму существования, и ушли к людям. В древности Тиров отождествляли со змеями. Я тут у твоего друга файл нашла про них, почитай, там все понятно.– Хорошо. Почитаю. Но тебе-то Карина зачем?– Это моя работа. Отделять титанов от людей. Передавать их службе сопровождения.– Сопровождения куда?– В Тартар.– Да ладно. Под землю, где нет солнечного света? Где катят свои волны Коцит и Ахеронт? Где «по мрачным полям, заросшими бледными цветами асфодела носятся»… Я по мифам Древней Греции на первом курсе доклад делал. Забыл, кто носится?– Кто надо, тот и носится Пол. Какое тебе дело.– Ну, как. Ты мою одноклассницу в царство теней спровадить хочешь… А вот: «Носятся бесплотные, легкие тени умерших». А мне, значит, какое дело? Мне интересно. Там, правда, нет ни света, ни чувств?– Типа того. А в терминах твоего друга Ивана – обедненная волновая среда.– Лагерь, значит. Зона для…– Мы так не говорим. Это…– Ага. Не политкорректно.

[пауза]

– А все же, почему именно ты? – Я хорошо знаю местность. И людей.– Это как?– Народы этого места были под нашим покровительством. Карины. Моем. Других… тоже. До введения единобожия, конечно.– Это ямики что-ли? Которые тут жили до Юрия Долгорукова?– Народ ямь. Твоя мама, между прочим, из этого народа.– А отец?– Отец – нет.– Значит я полуямик?– Значит так.– И должен тебе поклоняться?– Сейчас, увы, нет. Хотя…

[пауза]

– А вот интересно. Проклятие Москвы существует? – Какое проклятие?– Проклятие богини Ямок. Байка есть такая. Мол, никогда в Москве ничего толкового не получится, кроме ветра и пожаров. Всё всегда будет наперекосяк, потому что богиня Ямок прокляла всех правителей…– Властителей.– Что?– Не правителей. Властителей.– А какая разница?– Такая разница, Поол, что правителей неправильно, а властителей правильно.– Ну, пусть. Так есть проклятие?– Есть. У властителей Москвы никогда ничего не получается и получиться не может.– Так может это проклятие Карины?– Нет.– Нет?– Нет и все?– И все.– А почему?– Да потому что это мое проклятие, Поол.

 

[Из файлов Василия Сретенского] Тир

В третьей главе книги «Бытие» содержится рассказ о грехопадении Адама и Евы. Вот его начало:

 

...

Вопросов к этому фрагменту много. Например, почему змей говорит: «Будете как боги», а не «как Бог»? И откуда змей знает, то же, что знает Бог?

Но мы сейчас займемся другим вопросом: где Сатана? Дьявол где? Ведь это он соблазнил Еву, разве нет?

Нет. В Книге четко говориться – змей, который был хитрее всех зверей. Сатана тут не причем, иначе, зачем бы Бог проклинал и наказывал змея: «Ты будешь ходить на чреве твоем и будешь есть прах во все дни жизни твоей» (Бытие 3; 14).

Мотив змеи – один из древнейших в культовой практике человечества. Первые ритуальные изображения змеи найдены в слоях верхнего палеолита (а это от 35 – до 100 тысяч лет назад) на всех континентах. Мотив борьбы змеи и птицы – общий для всех древних народов. Традиционно он трактуется, как борьба добра со злом, что не очень соответствует древнейшим слоям мифологических представлений о змее: хранителе воды, символе плодородия, знаний и жизни.

Воду оставим в стороне, а о знании и жизни, давайте поговорим немного подробнее. Может быть, нам удастся понять, откуда змей знал о дереве добра и зла и зачем он вообще заговорил с Евой.

<змеиный остров>

В одном из самых древних, из известных нам, литературных произведений – египетском папирусе «Потерпевший кораблекрушение» (написан не позднее 1700 г. до рождества Христова), рассказывается о некоем египтянине, отправившимся в плаванье по Средиземному морю в корабле с экипажем в 120 человек. Буря разбила корабль, рассказчика же волны выбросили на остров, показавшийся ему необитаемым. Но только он «две палочки найдя» разжег огонь и принес богам жертву всесожжения, как перед ним предстал змей:

 

...

Узнав, что нежданный гость явился на остров не по своей воле, Змей предсказывает ему, что по истечении четырех месяцев на остров прибудет ладья и заберет несчастного путешественника домой. А пока он, Змей, расскажет страннику историю острова. История эта коротка, ее не сложно привести целиком. Итак, Змей повествует:

 

...

Вот собственно и все. Мы узнаем из папируса о некой цивилизации змеев уничтоженной падением звезды. Кому-то там наверху эта цивилизация не нравилась. После этой катастрофы остров исчез в волнах, лишь время от времени, появляясь на поверхности. Единственный уцелевший змей именует себя «владыкой Пунта» (страны, где добывают миро) и требует от путешественника услуги: «прославь же мое Имя, / пусть знают в городе твоем! / Ведь – это то, зачем ты был мне нужен». Создается впечатление, что катастрофа и гибель судна были не случайны. Змею «был нужен» некто, кто сможет напомнить человечеству о его (Змея) существовании. Что и было сделано: «потом предстал я перед фараоном / и все дары, что с острова доставил, / я преподнес». Так завершил путешественник рассказ о свое приключении.

История эта, или сказка, именуемая также «Змеиный остров», полна недомолвок и умолчаний. Чем прогневила высшие силы (Бога? богов?) цивилизация могущественных змеев, сказать трудно. Поищем ответ в эпосе народов Междуречья, не зря же шумерский правитель Гудэа еще в XXII веке до рождества Христова (то есть лет за 400–500 до сочинения сказки о древнеегипетском Робинзоне) приказал украсить свой кубок изображением битвы между птицей и змеей.

Примерно в то же время появился самый первый вариант «поэмы о Гильгамеше» – V правителе I династии города Урука. Это в Шумере. Основной мотив поэмы – стремление Гильгамеша сравняться с богами: в силе, мудрости, справедливости. Но главное – в бессмертии. Совершив множество подвигов, Гильгамеш достигает предела мира, где добывает «цветок молодости», позволяющий возвращаться в юность и продлевать тем самым жизнь до бесконечности». И что же дальше? Возвращаясь домой через пустыню, Гильгамеш набредает на озерцо. А помните кто у древних хранитель вод? Ну, то-то же:

 

...

Признайтесь, вы чего-то подобного ожидали, не правда ли? Да. Так оно и есть. Змея завладела тайной вечной молодости. А значит – бессмертия. Теперь вернемся опять к повествованию Моисея, к книге бытие, главе третьей:

 

...

<земной рай>

Мы видим, что изгнание из рая земного произошло не столько потому, что надо было наказать Адама и Еву, сколько для того, чтобы они в своем познании не пошли дальше – к следующему дереву, дающему вечную жизнь. Описание этого дерева мы находим в «Книге Еноха», посетившего скрытые от смертных земные пространства и, в их числе, место, где возвышаются семь пылающих гор. Именно там, на седьмой – центральной – горе он и увидел дерево жизни:

 

...

На вопрос Еноха об этом дереве, его проводник, архангел Михаил дает следующее пояснение:

 

...

Можно предположить, что библейский змей стремился угостить людей плодами не только дерева познания, но и дерева жизни. Но при чем же здесь ТИР?

<город Тир>

Тир – название одного из древнейших финикийских городов. Он расположен на скалистом острове в Средиземном море. (Тир – от финикийского Цор – скала). О его основании существует несколько легенд. Вот одна из них: первое поселение здесь создал бог Шимимрум, построив для людей шалаши. Но вскоре богиня Астарта нашла на острове упавшую с неба звезду, возложила ее на себя, и стала править Тиром как царица. В другой легенде, более древней, чем та, которую мы только что привели, первые люди жили на побережье, недалеко от острова-скалы. На той скале стояло горящее, но несгорающее дерево. Вдоль дерева обвился Змей, стремясь дотянуться до сидящего на ветвях орла. Бесконечно долго пылало дерево. Всю эту вечность орел не мог расправить крыла, а змей ужалить орла. Однажды среди дня первые люди заснули. Все. И всем им во сне явился бог Мелькарт. Он приказал отправиться на остров, поймать орла и принести его в жертву. Приказание грозного бога было исполнено, а на скале основан город. Что стало со змеем в той легенде не говориться, но при сопоставлении египетской сказки «Змеиный остров» с легендой об Астарте, нашедшей звезду все становиться более-менее ясно.Кстати. Римский грамматик V века нашей эры Макробий, в своих «Сатурналиях» сообщал, что жители Тира в своих храмах выставляют изображения змей, свернувшихся кольцом.Мелькарт был из числа «молодых» богов средиземноморья, и, до основания Тира, своего храма-дворца не имел. Бытовала еще легенда о победе Мелькарта над семиголовым змеем. Впрочем, о Мелькарте чего только не рассказывали: и со львом он сражался, и с вепрем, и с быком. Со свирепым псом в подземном мире. И столбы по берегам пролива Гибралтар поставил тоже он. А если вы хотите сказать, что где-то об этих подвигах читали, но звали героя как-то иначе, не то Геракл, не то Геркулес, то должен вам заметить, что финикийцы сочинили свои легенды чуть-чуть пораньше греков и римлян. Рим, как известно, был основан в 754 (или 753) году до рождества Христова, Афины – на восемь столетий раньше. А Тир – в четвертом тысячелетии до новой эры. Возможно название «Тир» связано с древним местом обитания легендарных змей – мудрых и бессмертных. Но может быть и совсем наоборот – в Тире сохранился один из древнейших культов бога-змеи, побежденного более молодым богом Мелькартом.Представления об особом существе, хранящим тайны богов – Змее или Тире – мы встречаем и у других народов. В Древней Греции рассказывали о Тиресии, сыне нимфы Харикло. Став свидетелем любовных игр двух змей, Тиресий ударил их палкой, за что понес страшное наказание – семь лет он был женщиной. В другой версии, наказание было чуть мягче – он ослеп, но получил дар прорицания, то есть знания, доступного только богам. В Армянской мифологии бог Тир посылал людям вещие сны. В храме Тира обучали наукам и искусствам. Индийский джайнизм был основан в VI в. Тиртханкарой – обладателем «абсолютного знания». Нам представляется, что Тир и змей из Библии – одно и то же существо, обладающее божественным знанием и знающее способ, живя не с богами, а с людьми, продлять жизнь до бесконечности, раз за разом возвращая себе молодость. Именно эти знанием он хотел поделиться с Адамом и Евой. Но не успел.

<тир и христиане>

В представлениях ранних христиан образ змея-искусителя, как это бывает почти всегда, стал раздваиваться. Общераспространенными стали представления о том, что Дьявол воспользовался образом Змея, для того чтобы соблазнить Еву. В «Апологии» Иустина Мученика Змей становится одним из главных воплощений Сатаны:

 

...

Но втайне сохранялись и иные представления. Нам кажется совсем не случайным то, что апостол Павел, сохраняет в своем послании древнюю традицию обвинять в грехопадении не Дьявола, а Змея (II Кор. 11; 3). Здесь есть какие-то отголоски «Малого Бытия», как еще назвали «Книгу Юбилеев». С этой книгой Павел был хорошо знаком. В «Послании к евреям» он писал: «Верою Енох переселен был так, что не видел смерти и не стало его, потому что Бог переселил его» (11; 5).

Это явная отсылка к IV главе «Малого бытия»:

 

...

«Книга Юбилеев», правда в недошедшем до нас варианте, была хранительницей сведений о Тире – змее, из рода тех, что обладали божественным знанием и достигли бессмертия. Часть этих сведений сохранили для нас писатели раннего средневековья. Византийский хронист VIII века нашей эры Георгий Синкел, со ссылкой на «Малое бытие» пишет о том, что Змей говорил с Евой «человеческим голосом», добавляя, правда, что лично ему «это кажется невозможным». Михаил Глика – византийский же литератор, но уже XII века, ссылаясь на тот же источник, утверждал что змей, до встречи с Евой имел руки и ноги. Он лишился их «ради того, что он дерзновенно вошел в рай и посему первый взял от древа и ел». То есть что получается? Да все то же: Змей-то он Змей, но только говорит на человеческом языке, имеет руки и ноги, к тому же знает тайны Бога.

В XIII веке некто Фома из Кантимпрэ составил одну из первых в истории человечества энциклопедий, назвав ее в подражание Лукрецию Кару, «О природе вещей» (“De rerum natura”). В этой энциклопедии вновь появляется описание существа под именем Тир. Ссылаясь на Аристотеля, автор-составитель пишет, что тиры – это змеи особого рода. Родом они из Эфиопии, «где обитает драконье племя». Яд тира служит основой для изготовления пурпурной краски. (Ни для кого не секрет, что состав пурпурного красителя первыми придумали финикийцы из соседнего с Тиром города Сидона). Тир бессмертен, поскольку в старости «сбрасывает кожу следующим образом: сначала снимает кожу, которая расположена между глаз, так, что по неведению этого зверя можно считать слепым, затем избавляется от кожи на голове – и это на протяжении одного дня и одной ночи; освободив голову, она с легкостью высвобождает все тело». Фома пишет, что тиры «откладывают яйца себе внутрь, из которых выделяются детеныши» Человек, хоть однажды встретивший Тира, с легкостью пресекает угрозы, таящиеся в поступках других людей, поскольку видит их намерения. Мазь сделанная из яда Тира, выделенного им добровольно, лечит от всех болезней и ядов.

Вот, пожалуй, и все. Да. Кое-что еще. На полях одного из экземпляров первого издания этой энциклопедии, найденного в городской библиотеке немецкого Трира, рядом с только что процитированными строками, содержится короткая маргиналия. Чернила и написание букв позволяют отнести эту запись к XIV или началу XV века. Содержание записи, в переводе с вульгарной латыни, таково: «Тир открывает человеку пути его предназначения, но не дает пройти по дороге его желаний».

 

Кассета 19. Цвет – красный

«Пурпур», он же пурпурный цвет – багрец, а еще почему-то, багрор, темно и ярко багряный, багровый, клинвышибать, червленый, чермный. Это нам сообщает Даль. Хорошо бы узнать, что такое багряный. То есть я и так знаю, что красный. Но почему пурпурный – багряный? Так, смотрим: «багровый» – червленый, пурпуровый, самого яркого и густого красного цвета, но никак не с огненным отливом, а с едва заметною просинью; с синевою. «Багряный» – червленый же, но менее густой, алее, без синевы. Смотрим далее: «червленый» – багряный и багровый, ярко-малиновый. Аааа… так это оказывается кольцевая линия, где сел там и вышел. Ладно, есть же где-то у мамы «Советский энциклопедический словарь» одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертого, от рождества Христова, года издания. Вот: «Пурпур – природное красящее вещество красновато-фиолетового цвета. Содержится в пурпурных же железах морских брюхоногих моллюсков семейства иглянок». И никакой Тир тут ни при чем.

[пауза]

Кооз зэ сан из шайнинг он май фэйс

Энд ай ноу зэт сингз вил би окей

Итс гона би беттер зен йестердэй тудей

Энд томороу вил би беттер зен тудэй

Ай кен сии зе доувинг оф э брэнд нью вэй

Итс гона би беттер зен йестердэй тудей

Итс гона би окей.

[пауза]

Купил себе новые стельки. Дорогие, но стильные. Теперь бы к ним еще кроссовки новые купить. Но это когда Жека гонорар заплатит. Или Валерик хоть часть долга отдаст.

[пауза]

Вот что хотелось бы понять. Врет Арина или нет? Даже не так. Это я все равно не пойму. Сформулируем вопрос по-другому. Я сам верю тому, что Арина говорит или не верю? Чем дальше, тем больше мне кажется правдоподобным такое объяснение: Арина авантюристка с гипнотическими способностями. Мало ли было таких: Мата Хари, Манон Леско… эээ… не помню больше. Но много их было. Она мне намекнула, что я могу стать кем-то совсем другим. Кем-то вроде современного алхимика. Авантюристка. К тому же, начитавшаяся Коэльо. Приехала, небось, в Москву из Камышина… Ага. С ее-то автомобилем, выговором и косметикой. С другой стороны. Я что богач? Известный человек? Какой ей прок от пожилого брюзги, только что потерявшего самое дорогое, что было в его жизни – старую ржавую восьмерку? Не считая жены, конечно. Чего она ко мне прицепилась? Этот же вопрос, в варианте, поднимающем самооценку: что она во мне нашла?А с другой другой стороны. Я-то что сейчас распсиховался? У меня что – жизнь до блеска начищена? Я царапинку боюсь поставить? Или намечается какое-то великое достижение, которому Арина помеха? Что такого в моей жизни было, есть и будет, за что мне нужно опасаться? Чего я могу лишиться? Кроме мамы и Ленки ничего в голову не приходит. С мамой все в порядке, мы видимся шесть раз в году, много говорим по телефону. Ленка… Лена… Елена Владимировна… Все не хочу ничего больше говорить.

[пауза]

[звонок телефона]

– Да. А-лё. Алё же… – Привет Пол.– А привет.– Как дела? Ты знаешь, я хотела…– Что?– Так. Ты не сказал, как у тебя дела, как мама?– Мама нормально. Я тоже.– Пол у меня новости. У тебя есть время? Ты можешь говорить?– Елка, не тяни. Ты хочешь что-то сказать?– Ну… да… нет ничего особенного…– …– Ты слушаешь?– Ну, так ты же ничего не говоришь.– Ты никогда не слушаешь.– Да слушаю я.– Как мама?– Ты уже спрашивала. Нормально.– Машину взял со стоянки?– Нет, это бесполезно.– А что, так и бросишь ее?– Лен, ты за этим звонишь? Чтоб о машине узнать?– Ты совсем не умеешь разговаривать.– …– Помнишь, я тебе говорила, что подаю заявку на грант?– Нет.– Я же рассказывала. Говорила, что может придется уехать.– Я просто забыл, извини.– Я выиграла. Мне дали преподавательский грант. Год работы в канадском университете. Представляешь, первый раз дали преподавателю из России. Два семестра. Там, правда, в фонде не смогли вовремя предупредить, они до сих пор только с украинскими историками имели дело… В общем, мне надо через два дня сказать.– Что?– Ну, согласна я или нет.– А лететь когда?– Через две недели. Как ты думаешь…– Соглашайся, конечно…– Правда? Я вообще-то уже позвонила… А ты сможешь цветы поливать?– Конечно, Лен. Тут-то я что делаю, как думаешь?– Ну, у твоей мамы они сами растут. Так ты думаешь, нужно соглашаться?– Ты ведь уже согласилась.– Но еще можно отказаться.– Ни в коем случае.– Правда? А ты как?– Со мной все будет хорошо.– Ну хорошо. Мы еще поговорим об этом, правда?– Конечно.– Ну ладно. Пока.– Пока.

[пауза]

Зе лайтс он зе виндоу; шиз вэйтинг бай фон

Толкин то э мэмори зетс невер каминг хоум

Ши дриимз оф хиз ретёрниг энд зе сингз зет хи майт сэй

Бат шилл олвайз би зе гёл фром йестердей

Еее, шилл олвайз би зе гёл фром йестердей.

Гитара сегодня не строит совсем.

[пауза]

[звонок телефона]

– Привет Пол. Ты вроде с Ленкой помирился, наконец. Я рада. – Ой, да не ссорился я. Я вообще никогда не с кем не ссорюсь.– Ну да. Мне тут колонка твоя одна на глаза попалась. Ты там прямой женоненавистник.– Нет Жека, ты ошибаешься. Я всяких людей не люблю. Ты звонишь-то чего? Новая работа есть?– Новая работа есть. Но я про нее тебе уже говорила.– Я думаю.– С каких пор?– Ааа… ээээ…– Да ладно. Это я так. Еще работа есть. Точнее доработка. Урод твой очнулся.– Это кто?– Да художник. Он прочитал твое с ним интервью и потребовал все переделать. Надо бы с ним встретиться, поговорить.– Да пош….– Стоп, Пол. Так нельзя. Ты меня подводишь. У меня это интервью уже в номере стоит.– Ну, пошли к нему девочку какую-нибудь.– Пока девочка в материал въедет, пока с уродом твоим поговорит, пока напишет, пока я все за ней перепишу, пройдет недели три, а мне завизированный материал послезавтра нужен.Давай Пол, вставай с дивана. Знаешь, как бывает. Сначала одной ногой шажок, потом другой, потом ноги сами вспоминают, как надо ходить. Не так уж это трудно.– Ладно. Жека. Только для тебя.– Ну, спасибо, выручил, можно подумать, ему самому деньги не нужны ур…

[пауза]

– Нет, нет и нет. Ты смерти моей хочешь? Я искал Ивана и получил по зубам. Я пошел к Марату и чуть не отбросил концы в ванну. – В ванной.– Какая разница. Мы ходили к профессору вместе, и мне за это ничего не было. Вот и к Сербову мы пойдем вместе.– Ничего не получится.– Очень даже получится. Я представлю тебя, как журналистку-практикантку. Будем брать интервью вместе.– Не получится Поол.– Что не получится? Прийти? Взять интервью? Расспросить про Карину?– Нет другое.– Ну, так может, снизойдешь? Объяснишь?– Я могу прийти, представиться кем угодно, расспросить. Но я ничего не смогу понять из этого разговора, кроме одного – двух первых слоев. Тир всегда убирает за собой следы.– Заметает. Следы заметают. Убирают только за собачками, но не следы. И только в Швейцарии.– Поему же? Еще в Австрии, Германии, Дании…– Все, спасибо. Достаточно.– Как скажешь. Поол.– Ну?– Что?– Следы.– Тир. Заметает. Следы. Стражи не могут по ним пойти.– Да что это значит то? Как табак посыпать от собаки?– Скорее, как система зеркал у фокусника. Видишь совсем не то, что на самом деле. У Тира очень сильная защита. В сознании людей, с которыми Тир общался, не остается ничего кроме банальных воспоминаний о рядовом человечке. По ним можно читать прошлое, настоящее и будущее этого человечка. Но это все подделка. Иллюзия. Настоящее ненастоящее. А от тебя Карина не защищалась.– Это почему же?– Ты не страж. Ты сам почувствовать не можешь. По крайней мере, пока. А я могу в твоем разговоре с другим человеком уловить едва заметные знаки ее поступков, мыслей, чувств. И даже намерений. Вы связаны: ты и она. Поэтому мне нужна запись твоего разговора. Но это последний раз. И опасности не будет. Я чувствую.– Я чувствую. Последний аргумент женщины.– Но Поол… я же все-таки…

[пауза]

Онли йестердэй вэн ай воз сэд

Энд ай воз лонли

Ю шоуд ми зэ вэй ту лиив

Зе паст энд олл итс теерс бехайнд ми

Томороу мэй би ивен брайтерр зен тудей

Синс ай тру май сэднес эвэй

Онли йестердэй.

[пауза]

Ну, еду. Один, без Арины. Она сидит в Ямках и что-то чувствует. Я вот, например, ничего не чувствую. Нет чувствую. Как говаривал в минуты редких озарений Федор Поликарпыч Мендякин: «Внезапно проснулось чувство кирпича». А больше, нет, ничего…

[пауза]

Уфф, нет, потом, попозже.

[пауза]

Намучился. Устал. Готовить в условиях, для этого совсем не приспособленных, артишоки, запеченные с сыром, лесными орехами и сухими травами, тяжело. А нравственные страдания? Пришлось отказаться от сладкого перца. А каково обнаружить в последний момент, что в родительском доме нет фенхеля? Но надо же было отметить возвращение от Лешки Серба живым и здоровым? Вооот. Так что сил на рассказ о путешествии никаких нет, кассета с записью беседы прилагается.

 

Кассета 20. Цвет – красный

– Вот тебе кофе. С Ямайки.

– Почему с Ямайки?

– Не знаю. Не я же покупал. Какой-то смысл в этом, наверное, был. Как и во всей моей жизни.

– Что так печально, Лешь? Жизнь как жизнь.

– Ну да, ну да. Как тебе?

– Ну, такой, ямайский кофе. Я ж не специалист.

– А в чем ты специалист?

– Ну… да ни в чем, пожалуй. Я ж стеклом работаю. Я знаешь, такое специальное стекло с изменяющимися свойствами. В зависимости от светового потока. Иногда уменьшаю изображение, иногда увеличиваю. Затемняю, высветляю, искажаю, выпрямляю. Могу вообще никакого света не пропустить. Отражу, как зеркало, и всё. Но своей сущности у меня нет.

– А, понятно.

– Что понятно?

– Про интервью, которое ты у меня взял, пока я тут капустой лежал.

– Артишоком.

– Что?

– Не капустой. Артишоком.

– Да. Артишоком – это хорошо. Я кстати и собираюсь остаться артишоком. Но об этом потом. Давай с интервью закончим. Кофе еще хочешь?

– Да. Сухариков нет каких-нибудь?

– Обойдешься. Держи чашку. Нет, не пей пока, а то поперхнешься. Интервью ты написал дрянное.

– …

– Что, вот так? И не хочешь знать почему?

– Лешь, я же сказал, я стекло. А стекло это жидкость. Очень густая, но жидкость. Куда направишь, туда и потечет. Не нравится тебе, ну, так хозяин-барин. Говори, я запишу.

– Нет, я сначала скажу, что мне не нравится. Я ж готовился.

– Ну, давай.

– Понимаешь, ты там все написал так, как будто рядом Карина стояла и диктовала. Меня, по крайней мере, меня нынешнего, там нет.

– А нынешний от вчерашнего сильно отличается?

– Сильно, не то слово. Я с позавчерашнего дня вообще не художник. Ты послушай спокойно минут пять, я все объясню. А то все ерзаешь. Я художником быть никогда не хотел. Правда. То, что я в школе рисовал – все ерунда. Меня всегда к машинам тянуло. Я даже в мотоциклетный кружок записался в шестом классе. Мне с моторами возиться нравилось, а от гоночных машин я вообще балдел.

– Класс!

– Что класс?

– Балдел. Слово из шестидесятых годов. Из школьных лет.

– Да сиди ты спокойно. На тебе сухарики.

– А говорил нету.

– Ты слушать будешь? Если бы не Карина, я бы никогда художником не стал. Пошел бы в гараж работать, окончил бы заочно автодорожный институт, сейчас бы владел автосервисом и был бы микроолигархом, как Ванька Солонов. Ты его видел, кстати? Как он?

– Ну как…

– Ну вот. Я в Карину был влюблен со второго класса. Но она в вашей компании всегда была. С Ванькой, потом Маратом…

– Ты знал?

– Не люблю я вашего Марата.

[Одно слово – неразборчиво. Составитель.]

Никогда не любил. Я ему в пятом классе ботинки к полу в раздевалки гвоздями прибил. И вот когда у них с Маратом эта история случилась, я взял и увез ее в Ленинград, на месяц. У меня там родственники. А деньги были – я в гараже тогда работал. И ты знаешь, когда я был с ней, мне все меньше и меньше хотелась заниматься машинами. Приходили в голову какие-то идеи, хотелось рисовать. Ты в интервью своем дрянном, эту часть моей жизни точно отметил. Учился, учил, что-то придумывал. Не знаю как, но это Карина, через меня самовыражалась. И совсем не так, как другие женщины. С ними ведь как?

– Как?

– Есть такое заблуждение всеобщее, что каждая женщина видит в мужчинах различные способы воплощения своих желаний. Тот способ, какой ей подходит больше всего, она и выбирает. А соответственно и мужчину – спутника жизни.

– А это не так?

– Совершенно не так. Почти каждая женщина либо не знает своих желаний, либо никак не может выбрать из нескольких разнонаправленных. Пирожное или худеть, это еще не выбор. А ты представь себе четыре разных топика, все супермодные, но ни один тебе не подходит. Какой купить?

– Ну знаешь ли…

– Так вот. Каждая, ну почти, женщина нуждается в мужчине, прежде всего для того, чтобы определить, что же она на самом деле хочет. А хочет она именно того, что мужчина не может ей дать. Не важно, что ты решил подарить ей на день рожденья: машину, серьги с брильянтами или путешествие на Ямайку. Получив подарок, она будет думать не о нем, а об упущенном шансе получить что-то другое. Я внятно объяснил?

– Ну… да.

– Так вот с Кариной все было иначе. То есть в быту, в нормальном человеческом общении, все то же. Но не в судьбе. В профессии я всегда точно знал, что мне нужно делать. И Карина во всем меня поддерживала. Но стоило нам расстаться, как я терял понимание того, что я делаю. Она меня, как будто на привязи держала. А теперь отпустила. Ты знаешь, я раньше сам иногда бунтовал. Мы расставались и надолго. Один раз, в начале наших отношений больше года жили врозь. Но пока она была где-то рядом, пока была жива, ничего не мог сделать со своей жизнью. А теперь могу.

– Что значит, пока жива? Она что умерла? Тебе сообщили?

– Да нет. Я просто знаю. Первый раз за всю мою жизнь, с восьми лет мне не хочется ее видеть. Я свободен. А ее нет. К тому же машину нашли.

– У нее нет машины.

– У нее нет, а за галереей записан Лексус.

– Багряный?

– Скорее червленый. Мне звонили вчера из милиции. Найден, брошенный, в Старых Ямках.

– Ну да это ничего не значит. Может…

– Никакого может. Я свободен. И ты знаешь, мне даже хорошо. Вот еще три дня назад без нее было тошно, а сейчас – хорошо.

– Что ж ты делать собираешься теперь. Купишь автосервис?

– Сейчас. Разбегусь только. Галерея же осталась. Я буду теперь ей заниматься. Доведу до ума два проекта Карины и свои начну. И ты мне вот зачем нужен. Интервью мы перепишем. Не дергайся, я уже набросал вопросы и примерные ответы. Дома подработаешь. Всю эту муть про полосочки на асфальте мы повыкидываем и заявим новую концепцию галереи. Будем сталкивать в одном художественном пространстве два дискурса: тошнотворных традиционных художников, которых любят все обыватели, а особенно премьер-министры и мэры, и бестолковый авангард, который никто не любит, но надо. До совместных проектов дело, конечно, не скоро дойдет, но деньги уже сейчас можно брать с двух сторон. Так что ты давай, линзы протирай, будем увеличивать…

[пауза]

Ифф ю вонт маней ин ю покет

Анд э топ хэт он йо хэд

Э хот миил он йо тэйбл

Энд э бланкет он йо бэд

Вэлл тудэй из грэй скииз

Томороу из тииз

Ююл хэв ту вэйт тил йестердэй из хиаррр

[пауза]

Прочитал я материалы, которые мне Сербов дал. Ну что сказать? Настоящий бизнес план. Галерея, арт-агентсво, PR-структуры, производство сувениров, издательство. В перспективе – создание собственной телекомпании. Как-то все это… Меня другое интересует: по лехиным словам Карина больше в его жизни не присутствует. Ну и что это значит? Она ушла от него? Нет. Это не может быть внутренним ощущением. Он говорил так, как будто точно знает, что Карины просто нет в живых. А еще мне бы очень хотелось знать, где опять шлындает эта псевдобогиня? И появится тут, в конце концов, или нет? Ну, хоть бы позвонила.

 

Кассета 21. Цвет – красный

[звонок телефона]

– Пол, что ты прислал? Это же… – Привет Валерик. Не понравилось тебе?– Ты издеваешься? Геи, машины, курение, рождение… Все в какой-то мешанине. Средневековье это цифирное опять… там же понять ничего не возможно. Как это печатать? И зачем?– А ты знаешь, ты совершенно прав.– Пол, перестань… что ты вечно…– Нет, ты прав, печатать это не нужно. Лепет младенца и тот легче привести в порядок. Слушай, а эта девочка из Нижнего Новгорода, она ведь что-нибудь тоже написала?– Она уже пять килограмм колонок написала. Бери любую и ставь.– Ну и поставь. Грамм двести.– А ты?– А я буду думать Валерик.– Нет, ты точно рехнулся…

[пауза]

– Ты будешь писать интервью, Поол? – Нет.– А в главные редакторы пойдешь?– Под руку не лезь на кухне. Видишь я с ножом.– Пойдешь?– Не знаю я. Ты лучше скажи, ты поняла что-нибудь из разговора с Сербовым?– Поняла.– Что?– Все.– Что все?– Давай сначала о тебе поговорим. Ты можешь стать адептом.– Зачем?– Ты мня не слушаешь, Поол.– Конечно, слушаю. Просто… приготовление фаршированной куропатки… требует… высокой концентрации внимания… на объекте. Все, ставим в духовку… Я слушаю. Так зачем? В смысле – как?– Нужно было спросить: почему.– Почему?– Что почему?– Почему – почему?– Потому что твои вопросы не имеют ответа. «Зачем» становиться адептом, ты сможешь понять, только когда им станешь. Может быть. А «как» им стать – будет понятно, только после начала работы. У каждого адепта свой путь.– Хорошо. Тогда почему я могу стать адептом?– Нипочему. Не сможешь, если не перестанешь смотреть в духовку.– Все перестал. Сейчас таймер заведу…– Сколько у меня есть времени?– Двадцать пять минут. То есть я хотел сказать…– Ну, спасибо и на этом.– Ладно, так почему?– Ты чувствуешь и думаешь не так как большинство людей.– Ну, если знать, что большинство людей вообще не думают….– Еще ты мог бы много добиться в этой жизни. Но не стал.– В каком смысле?– Не стал добиваться. Спокойно прошел мимо возможностей, ради которых многие…– А вот это можно сказать гораздо короче. Я – неудачник.– Все алхимики – неудачники. В глазах других людей.– Подожди, кем я, по-твоему, должен стать, адептом или алхимиком? У меня по химии в школе…– Алхимикам не обязательно возиться с пробирками. Этот так… для публики. Адепты чистого знания перестраивают не мир вокруг себя. Они перестраивают себя самого. Ты ничего особенного не добился, потом что до сих пор не знал, чего тебе желать. Но если ты поработаешь лет сорок-пятьдесят, то…– Столетним старцем смогу потрогать философский камень. Если из инвалидной коляски удастся выбраться.– Вообще то я не о ваших сорока годах говорю, Поол. О наших. И философский камень ты потрогаешь. И коляска тебе никогда не понадобится. Тогда и поймешь, зачем ты живешь. Может быть. Совсем немного людей получают такую возможность – понять, зачем они живут. У тебя может получиться. А куропатка может пока и сгореть. Шучу. Я там, в духовке время остановила.– Это еще зачем?– Что, поверил?– А что, нет? Тьфу, я запутался совсем.– Поедем, я тебе покажу кое-что. Завершим историю.– А духовка?– Ну, выключи ее, если боишься.

[пауза]

– Послушай… – Меня, Поол, Ариной зовут.– Я знаю. Но мы ведь в аэропорту?– А в аэропорту надо обращаться друг к другу «послушай»?– Я не обращался к тебе. Я просто сказал: послушай. Слышишь?– Что?– Вот именно что ничего. Мы в аэропорту уже полчаса и ни одного объявления.– А, это…

«Внимание встречающих: Совершил посадку самолет Аэрофлота, рейс SU 118, Дюссельдорф – Москва. Совершил посадку самолет Аэрофлота рейс SU 242, Лондон – Москва. Совершил посадку самолет Аэрофлота SU 220, Стокгольм – Москва…»

– Так лучше? – Да. Нет. Ну, все таки…

[пауза]

– И что мы тут делаем? Встречаем кого? – Потерпи Поол.– Нет, ты скажи, встречаем?– Встречам. Только… незаметно.– Ну, это само собой. Пойдем тогда, хоть кофе выпьем. Хотя он тут…

«Совершил посадку самолет компании Air France AF 2544 Париж…»

– Заткнись! – Что?– Я не тебе, Поол.

[пауза]

– Ну, вооот, Поол. Она снова сбросила шкурку. – Что ты хочешь сказать?– Посмотри. Вот он, сын Карины. Кирилл Сербов.– Он же в Лондоне.– Уже нет.– Эээ… Симпатичный парень.– И все?– А что я еще могу сказать. Я вижу его второй раз в жизни.– Я не о том. С ним его невеста.– Аааа да. Тоже симпатичная. Англичанка?– Да. Но я не том. Ты ничего не замечаешь?– Нет. А что?– Она беременна. Седьмая неделя. Родится девочка. И в ней будет жить душа Карины. Так бывает всегда. И потому Тир бессмертен оставаясь человеком. Вот это случилось вновь.– Ты как-то очень спокойна. Собираешься сообщить об этом своему… ну, этому… начальству?– Нет.– Нет?– Нет.– И все? Никаких объяснений?– Она пряталась почти тысячу лет. Семнадцать человеческих жизней. Никто не удивиться, что ей удалось скрыться снова.– Но ведь тебя послали найти ее. И ты нашла.– Ты думаешь – в первый раз?– Так почему…– Потому, Поол. Я же сказала тебе все с самого начала. Она моя мать.

На этом записи заканчиваются кассеты 22 и 23 оказались пустыми. К. А. С.