Решение рассказа-задачи «БАНДИТ КЛЕШНЯ»

На 5-й конкурс прислали заключительные главы 65 подписчиков к 19 подписчиц. Всего поступило 84 решения. Среди этого большого количества литературных работ, к сожалению, не оказалось ни одной безупречной, отвечающей всем требованиям; ни одной, которую можно бы назвать лучшей. Есть очень много удовлетворительных, много не плохих, в некоторых отношениях даже хороших, но все они страдают однобокостью или сухостью изложения. Авторы увлекались какой-нибудь одной стороной и забывали о рассказе в его целокупности или, наконец, о манере, в которой написаны первые главы, т. е. сама задача.

Что представляет собою рассказ? Это главный, основной пункт. На какие отдельные задачи распадается? Таких вопросов почти никто себе не задавал. Это ясно из присланных заключительных глав. И — хотим надеяться — анализ типичных ответов поможет читателям в дальнейшей их литературной работе, будет ли это самостоятельное творчество, или хотя бы сознательное усвоение прочитанного.

Один из читателей очень хорошо и метко охарактеризовал рассказ «Бандит Клешня». По его правильному выражению, «вся суть этого рассказа в его втором этаже, в его внутреннем содержании, которое должно проступить сквозь прозрачную и четкую фабулу». Этот читатель чутьем понял или додумался — не беремся решить, — что «за такой скорлупой скромно спряталось зерно настоящей задачи, подчеркнутой подзаголовком («Грустная повесть»…)».

Ведь, в самом деле, рассказ веден в таких тонах, что трудно не догадаться кто такой Беспрозванов, принятый в деревне за агента угрозыска. Значит, повествуя, как был разоблачен бандит и угодничавшие председатель и писарь сельсовета, необходимо было в решениях художественно отобразить и идеологическую сторону рассказа, его социальный смысл. Подчеркиваем: художественно, потому что иначе рассказ перестал бы быть беллетристическим произведением.

Решив основное задание, т. е. проникнув в суть рассказа, найдя угол, из которого нужно смотреть на произведение, следовало разобраться в элементах сюжета: например, неужели все, что приписывалось молвою Клешне, дело его рук? Бандит, — убивающий селькора? Бандит, балующийся, как деревенский хулиган, и мажущий баб колесной мазью? Так ли это? И многие, как увидим ниже, на эту сторону обратили внимание и дали соответственные реплики в своих заключительных главах. Но если такой вопрос решающим задачу был задан себе, то предположительные ответы неминуемо должны были отозваться и на всем содержании заключительной главы, окрасить ее.

Далее, необходимо было задуматься над художественной постановкой сильной последней картины. Вариантов здесь могло быть несколько, а деталей— множество, но во всех окончаниях должно было представить себе правильную и жизненно-правдивую бытовую обстановку и на фоне ее рисовать яркими красками. Некоторых соблазнил «Ревизор», и о нем и Гоголе вспоминали даже в решениях. Это не верно. Здесь развязка «Ревизора» не годится, потому что бессмертная пьеса построена иначе. В ней все лица выпукло проходят перед зрителем — читателем и одной короткой фразы достаточно для завершения развернувшегося действия. Здесь, в «Клешне», автор многое умышленно не договорил, кое-что скрыл, кое на что намекнул. И это должно было быть выяснено и художественно оправдано в самой короткой заключительной главе.

В указаниях этих заключается общая схема работы над конкурсным рассказом, но только подробный разбор присланных глав живыми примерами своими уяснит правильное теоретическое построение заключительной главы к «Клешне». Мы сделаем на этот раз еще больше. Лучшие части отдельных решений будут отмечены. Познакомившись внимательно с премируемым текстом, этими фрагментами, как отдельными кусками смальты, читатель воспользуется, чтобы создать в воображении цельную художественную как бы мозаичную картину. При вдумчивом отношении — это не трудно. Хорошо было бы сесть потом и попытаться написать самому для себя, ради опыта, такую превосходную и все охватывающую заключительную главу, составленную из чужих лучших мыслей и образов, но уже слитую воедино и прокаленную в горниле собственного мозга. Конечно, это не будет творчество, но и полезное технически упражнение, при отсутствии литературных навыков, представляет большую ценность, особенно в этом случае, когда над одинаковой темой параллельно и самостоятельно работало несколько десятков людей.

С точки зрения общественной нельзя не отметить в большинстве работ два лейтмотива. Это — присущее авторам чувство законности. Часто делается упрек, почему сельские власти не проверили и даже не поинтересовались мандатом самозванца агента. Одна подписчица вкладывает в уста Чегонадова такой ответ уже настоящему агенту: «Да как же, стеснение берет бумаги-то у начальства смотреть, кабы это наш брат, то мы живым манером»… Звучит это чувство законности и в устройстве суда над преступниками.

Вторым по занимаемому месту лейтмотивом является сознание необходимости общительности. Клоун жил одиноко, чуждался всех, и его заподозрили. Узнали — и ему стало лучше.

* * *

А. В основном сюжетном решении есть варианты, но преобладающее количество заключительных глав сходны: авторы видят в Беспрозванове бандита Клешню. Но иные обнаруживают и хорошую способность к анализу и расчленяют преступления. В этом отношении одной из лучших работ является глава М. П. Полозовой, по мнению которой «кобыл Вавилы Загуляева угнали цыгане-конокрады, а в селькора стрелял кулак, разоблаченный им. Что же касается двух раздетых в лесу и вымазанных колесной мазью баб, то это была проделка парней из Большой Дули. Но, по некоторым причинам довольно-таки пикантного свойства, бабы и эту историю решили взвалить на Клешню. Также и в ограблении Степана не виноват Клешня». Пьяного его встретили несколько человек из работающих на железной дороге. Шутки ради его раздели, сбросили в канаву, а на подводе уехали. Деньги Степан пропил сам. Лошадь вернулась, а одежда была в соломе на телеге. — Другие идут совершенно иной дорогой. Например С. В. З. (Свердловск) дает такую любопытную главу. Месяц велось следствие. Население радовалось отряду милиции. Был изобличен писарь Чегонадов. Он изобличил и председателя, что тот уговорил стрелять в селькора. Была в сговоре и волостная милиция, и патроны, в которых не отчитывались, расходовались не на дело защиты, а на дело бандитизма. Волостных бандитов отправили в город. Клоун вернулся из под ареста и хотел ликвидировать урожай, но было уже нечего ликвидировать: мальчишки все растаскали. Спустя семь лет автору пришлось быть в Порточинске. Он спросил о деле, и агент «ткнул безмолвно пальцем в пол, что означало «вышку», т. е. высшую меру наказания. А Беспрозванова не нашли. «Талантливый негодяй», — сказали про него. — Литературную главу прислал А. М. Смирнов (Туапсе). У него преступления — дело рук своих односельчан. Бабы пострадали от охальников с железнодорожной постройки. «Ухорезы» после всей этой истории прозвали порточинцев «огрызками Клешни». Это характерное замечание повторяется у разных авторов. — Есть и такой вариант решения: «Следствие обнаружило, что писарь Чегонадов ограбил (?) Степана. Пьяный Липат, смазывая гайки (?) на железной дороге, смазал и баб. Под руку Клешни «клешнят» не мало еще разведется. — Или такой: «Писарь самолично ограбил Степана. Клешни вообще нет, а все орудуют молодцы из соседнего уезда. Председатель просит уволить его, потому что «бывший писарь Чегонадов во мне совсем всякую веру в человека убивши» (подписчица Н. К. Р. П.). Это единственный случай идеализации председателя волсовета, идеализации, неизвестно чем вызванной, и такое же непонятное обвинение писаря, польстившегося неизвестно на что.

Не перечисляем всех решений такого типа: Клешня убит 2 года назад в другой губернии. — Судили Клешню, часть уголовщины оказалась делом местных рук.

Отметим тут же характерную черточку. В очень многих решениях озорство над бабами приписывается именно Липату. Чем это вызвано? Неужели здесь проявилась несамостоятельность мысли, и решавшие задачу усмотрели в розовой рубашке так симпатично нарисованного автором простеца-дудочника, обожающего вольность и природу, специальный намек, тропинку, по которой обязательно следует итти?

Особую, психологически любопытную группу составляют решения, видящие в клоуне и Липате совсем не то, чем они в действительности являются. Невозможно подыскать какое-нибудь логическое объяснение таким решительно непонятным выводам: клоун — арендатор сада и случайно попавший к нему Липат — тайные агенты милиции, следящие за Клешней. — Или: клоун умер от ран, когда село было подожжено, и храбрый «тайный агент» с ружьем бросился за поджигателями. — Или: клоун — агент милиции, а Липат — помощник Клешни. Это Липат-то, к которому так подходят образы Пушкина из «Цыган»:

Это Липат-то, который не умеет красиво сказать, но глубоко чувствует и решительно не может жить жизнью плененных городом, где

Сыскная фантазия ведет иных так далеко, что создаются прямо уродливые комбинации, вроде: Липат — тайный агент Клешни, Степан — подослан им же, а клоун — тайный агент милиции (в своем уединении, не общаясь ни с кем?), следящий за Клешней.

Или есть такая громко кричащая нелепость: получена бумага, что Клешня задержан, а Беспрозванова нужно доставить в уезд. Бабы вцепились в Липата. Он сознался. Все, кроме убийства артельщика, дело его рук… Липат, видите ли, решил исправиться и поселился у клоуна, но «из любви к искусству» (так и написано!) вытряхнул из штанов подвыпившего Степана. И автор проводит курьезную параллель между Липатом и певцом: «Так, порой, престарелый, ушедший на покой певец, неожиданно дрогнет, выпрямит сгорбленный стан и, закинув голову, с горящими глазами зальется волшебной песней для того, чтобы потом опять замолкнуть на долго, часто — навеки».

И эта патетическая лебединая песня Липата была… — хулиганское «вытряхивание из штанов» пьяного человека.

Помнит ли автор этой дешевой тирады — в «Лесе» Островского: «Аркашка, не говори красиво!»

Хочется повторить еще и еще раз: дисциплинируйте вашу мысль, расчитывайте и уточняйте каждое слово, как расчитываете движения рук и ног. Цветок берут не так, как сапог. Солонку ставят на стол не тем движением, каким опускают на пол тяжелую гирю. Уважайте и любите слово, подбирайте одно к другому, как ювелир цветные камни. Ведь это тонкая и яркая оболочка самого драгоценного — человеческой мысли. И гармония искусства зиждется на слиянии формы с содержанием.

* * *

Таковы главные типы основного сюжетного решения.

Но само решение варьируется весьма сильно в описательной части. Больше всего заключительных глав, где центральным моментом является приезд настоящего агента, который разрубает узел и обличает глупых сельских властей. Тут — также разные темпераменты и вкусы. То агент является просто, то переодетый, по тогда почему-то непременно с рыжей приклеенной бородой. Неизвестно, как это она у него держалась целый жаркий день, когда он обливался потом. У одной подписчицы (Т. Б. К.) не плохая в общем и литературная главка, но с большими бытовыми натяжками. Агент загримирован охотником «по Тургеневу». Устал, изнемог. Рабочие железной дороги приняли его за Клешню. Избивали, но он твердо хранил (для чего?) свое инкогнито. Освободил несчастного другой агент, почему-то прибывший в ту же деревню. — Кузнечного цеха молотобоец М. И. И. (Сумы) хорошо понял и хорошо, несколько книжно, рассказал как произошло убийство артельщика, но, к сожалению, конец изложил не в действии, а в виде разъяснения от себя и этим испортил главу.

Попадаются в решениях непростительные срывы, опять свидетельствующие, что автор не направляет мысль, не продумывает всесторонне каждое положение. Например, прибывший в такую трагическую минуту агент хохотал, слыша, как попались доверчивые и пугливые сельские власти. У другого автора: агент угрозыска выругал председателя и писаря и сейчас же уехал. Мысль не доведена до логического конца. Ну, хотя бы акт составил, что ли. Мы останавливаемся на этих примерах потому, что они должны научить читателя и думать, и правильно излагать свои мысли. Это обязательно не только для литератора, но и для каждого человека, раз ему дана природой способность речи.

Продолжаем характеристику описаний развязки. У одного: бандита привели крестьяне. Он заночевал в избушке в лесу и стал грабить бабу, приютившую его. Прикончили бандита самосудом. — У другого: Липат в городе пошел выпить самогона. Самогонщиком оказался Клешня — Беспрозванов. Арестовали. — Бандита отыскала полицейская собака и т. д.

Много дано решений, где крестьянские самосуды (П. И. Тихвинский и др.) являются бытовой основой развязки. Это правильное и хорошее наблюдение, и в большинстве случаев нарисовано не плохо.

Есть и вторая тонко и психологически глубоко подмеченная подробность: Клешня посылает записку сельским властям с благодарностью за прием. В одном случае (Ксения Ковальчук, ст. Кавказская), такое письмо он отправляет в уездную милицию, и издевку бандита предъявляют арестованным писарю и председателю. Это хорошо сделано! ^ Общий недочет этих решений, что почти ни одно не нашло верного тона для самого письма Клешни. Есть и третья хорошая черточка в нескольких решениях: агента «схлопотал» в городе клоун, не надеясь на письменную волокиту. Упомянем стоящее особняком решение И. С. М. (ст. Каневская). Прибыл агент. В это время приплелся волсоветский мерин с пакетом, привязанным к шее. В пакете Беспрозванов возвращает деньги, похищенные при обыске у клоуна: хватит и награбленных у артельщика. Бандит вовсе не Клешня, и не бандит, а пробирался искать счастья на железной дороге. Сельские власти сами надоумили его на преступление. — Примитивна и недостаточно литературна глава, присланная М. М. Н., окончившим сельскую школу. Беспрозванов приехал к приятелю и рассказал ему всю историю. Здесь заслуживает похвалы логический ход мыслей. — Не плохо окончание, присланное И. И. Ш. (г. Свободный, Амурского округа), написано нравоучительно, не совсем в тоне и духе рассказа. Есть бытовые погрешности, неустранимые.

Чтобы покончить сретениями этого типа, отметим две маленькие группы, сюда же относящиеся. Это: 1) романтики. Вот образцы. Приехал агент. На Клешню — облава в лесу. Посчастливилось Липату. Слышит он песенку, а где — разобрать не может, где-то на дубе. Влез. Видит дупло. Дупло расширяется в пещеру. В пещере сидит Беспрозванов и мурлычит. Позвали милиционера. Тот отважно прыгнул в дупло. Но Беспрозванов уже застрелился и оставил на одном из червонцев красную надпись: «Будьте прокляты. Клешня». — Здесь, так сказать, акклиматизировавшаяся романтика, в известной мере приспособленная к нашей природе и быту. А вот яркий пример не только бесполезного, но вредного засорения мозгов иностранной чепухой. Выписываем, конечно, с большими сокращениями, но дословно:

«Беспрозванов очнулся. С удивлением обвел глазами обстановку. Ковры, богатство, роскошь. Пол блестел, как зеркало. Беспрозванов лежал на диване, обложенный многочисленными подушками. В углу — фигура в восточном одеянии: черная борода почти закрывала лицо. — Где я? — глухо спросил Беспрозванов»… Беспрозванов бросил подушкой в своего стража и бросился в окно. Различил очертания гор и тропинки. Бросился по одной из них. Он слышал за собой топот догоняющего его неизвестного (восточного человека). Обрыв. Оба летят в пропасть…» — к несомненному удовольствию читателей.

Вторую маленькую группку составляют любители иностранных слов, плохо усвоившие их и еще хуже пользующиеся ими. Чего-чего не приплели в русский бытовой рассказ! Даже теорию Эп(н)штейна. Один такой любитель иностранщины пишет:

Когда явился настоящий агент, председатель и писарь сидели и сочиняли донесение о событиях. Чегонадов рекомендуется:

— Мы здешние лидераторы, а вы по какому меморандуму изволите обращаться?

Можно было бы предположить, что автор высмеивает Чегонадова и ему приписывает «словечки». Ничуть не бывало. Председателя и писаря посадили в караулку. Автор восклицает:

— Представьте себе, читатели, в каком положении оказались наши лидера (лидеры — главы партий? Ред.) и пожалейте их хоть немного.

И тон скверный, и рассказ, очевидно, не понят.

* * *

Б. В начале разбора мы указывали, что лейтмотивом присланных глав является чувство законности, и что в основном сюжетном решении преобладает та или иная «ликвидация» Клешни. В другой группе, меньшей, образчики которой мы отчасти уже привели выше, также правильный, но иной исход. Судят не только Клешню, но и сельских властей — судили и б. начальника уездной милиции Халатина (и фамилия сатирическая подобрана!). Приговорили «к большим срокам лишения свободы с поражением в правах и неприменением амнистии». Хорошо подмечено в этом же решении, что бабы Дарья и Марья после несчастного случая в лесу стали неразлучными подругами. Еще меньшее количество решений выдвигает на первый план клоуна и дудочника. Вот примеры. В городе расстреляли их обоих, как бандитов, по одному донесению (?!!) писаря и председателя. — Или: клоуна нашли убитым. Липата — с раздробленной головой, также и писаря. Возле лежала записка: «писарь прикончен за дерзкое обращение, а клоунам в фруктовом саду делать нечего». Подпись: «Командир карательного отряда Клешня» (В смерти клоуна, погибшего по воле суровой подписчицы, очевидно, виноваты автор и редакция, поселившие заканчивающего свой век старика, любящего природу, не в каморке на заднем дворе большого города, а в саду). Или: крестьяне самосудом убили клоуна и дудочника, не позволили везти их в город. В это время на взмыленной лошади прискакала женщина зачем-то оповестить деревню, что Клешню убили. Она радуется, потому что Клешня «променял ее на полюбовницу». Арестовали и участников самосуда. — Или: в городе заперли клоуна, как бандита. Выручило письмо из Харьковского цирка, приглашающее старика на работу. А Клешня все орудовал, пока велась переписка. «Это-то самое грустное», — замечает автор. Сельские власти были отстранены от работы и им объявлен общественный выговор. — Или: клоуна обыскали в сельсовете. У него оказался паспорт Беспрозванова, а у Липата — чистая бумага. Бабы, конечно, узнали Липата. Быть бы беде, но приехал агент угрозыска. — Или (решение подписчика В. из Самары): Липат бежал, а старого клоуна посадили в городскую тюрьму. В бандитизме не признавался, а все заботился о собачках отсутствующих. Сочли закоренелым симулянтом. Заболел сыпным тифом. Фельдшер случайно прочитал о поимке Клешни. Но было уже поздно: клоун умер. Собачек взяли председатель и писарь. «Как бы знатье, — говорил председатель, — конечно, пожалели бы. А то кто его знал — честный он человек, или бандит. Разбери их нынче».

Особняком стоят решения: мужички прибежали с радостными криками: «Клешню поймали!». Избитым и задержанным оказался агент угрозыска. — Клешня сел в поезд, взял купе 1 класса до Симферополя, «мечтал о знойном Крыме» и не забыл отправить с ближайшей станции насмешливое и совершенно безграмотное письмо сельским властям. Разумеется, это — курьезное решение, данное по трафарету прочитанных уголовных романов.

Было бы бесцельно продолжать дальше выписки решений. Приведенная нами классификация достаточно выяснила типы, и литературную, и общественную ценность их.

Отметим и выделим из общей массы хорошие решения: Н. В. Поворозника (Бобруйск) и Г. Е. Туркина (Астрахань).

Справедливость требует упомянуть на ряду с очень плохими выражениями и удачные, меткие. У одного автора: шустрый мальчишка Иван Зоб бежит оповестить, что едет человек, а кепка у него «в клетку разделана, как вся в заплатах разных». — У другого подчеркиваем смелый, но свежий образ: «Солнце, зацепившись первыми лучами за степь, стало медленно выползать»…

Не удовлетворяют условиям конкурса по форме, но не плохи сами по себе главы: читателя В. Д. М. (объем одной «краткой заключительной главки» едва ли не превышает весь рассказ и для чего-то введено много новых действующих лиц), и другого автора, продлившего рассказ на две главы (7-ю и 8-ю).

Одно окончание подписано: «Коллектив». Письмо с такой же подписью просит «зачитать» главу и допустить на Конкурс. Прочитали. Рукопись — среднего достоинства. Но если бы она была и превосходной, премии она не получила бы. Мы вознаграждаем только индивидуальную работу. Здесь состязание музыкантов, а не оркестров. Нельзя, чтобы сложный оркестр конкурировал с солистами. И оркестр-то выступил случайный, образованный по территориальному признаку. Ничто не мешает каждому из членов любого коллектива — подписчика прислать свое отдельное решение, попробовать свои личные силы. Вот этот раз прислали решения две пары: два мужа и две жены, а, конечно, не каждый из них получает отдельно журнал. Кстати: обращаемся к этому искренно нам симпатичному коллективу-автору с просьбой не употреблять больше испорченного русского слова «зачитать». В литературном языке говорится: «зачитать» (книгу) — только в специальном смысле: не вернуть чужую, взятую для прочтения.

Будем беречь до мелочей наше драгоценное достояние — наш язык! По необходимости спешно составляемые газеты не могут нам служить образцом. Да и там теперь серьезно поднят вопрос о засорении, о порче языка и необходимости культурной революции и в этой области.

_____

Из всех присланных решений нет ни одного, которое могло бы по праву быть названо лучшим, удовлетворяющим всем требованиям рассказа — задачи № 5. Не желая, однако, оставлять очередную премию в 100 р. вовсе неприсужденной, Редакция вынуждена по справедливости разделить ее между двумя авторами в неравных долях.

По присуждению Редакции, 60 рублей премии на Конкурсе № 3 Систематического Литературного Конкурса 1928 года получает

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ЖЕЛЕЗНИКОВ (Москва)

и 40 рублей премии

МИХАИЛ СТЕПАНОВИЧ СТЕПАНОВ (Москва),

выступающий впервые, рабочий — фальцовщик, безработный, 20 лет. Эти сведения о нем значатся на обороте рукописи),

за следующие заключительные главы к рассказу

= БАНДИТ КЛЕШНЯ =

Грустная повесть XX века .

Глава VII — самая короткая и самая грустная, служащая также и эпилогом нашей незамысловатой истории.

1-й ВАРИАНТ.

Ночью прибыл следователь, а в воскресенье понаехали власти и из Порточина, и из губернского города. — По сведениям, полученным из Карманова, минувшей ночью там был арестован Клешня. Оказалось, что из примет, разосланных по волсоветам, соответствовал действительности, главным образом, лишь последний пункт: даже самый момент ареста застал Клешню за сменой порыжелой кожанки на рыжий больничный халат. Он явился прямо с поезда в амбулаторию с кровоточащей огнестрельной раной. Выяснилось, что из Карманова никакого идеологически проверенного сотрудника не посылалось. Зато взялись теперь проверять идеологию Кулагинского Волсовета. В результате этого исследования Аникин вместе с Чегонадовым заняли в «холодной» места, не успевшие еще остыть после Вонифантьева и Липата. Следствие установило, что из числа преступлений, приписывающихся Клешне, в действительности, им были произведены в Кулагинской волости лишь ограбления Зыкина, Степана Князькова, лошадь которого он бросил у Голодаевки, — и, наконец, артельщика. От остальных преступлений много нитей сходилось к Аникину, хотя он прямого участия в них не принимал, но тем не менее не был их и чужд: покупал краденое, получил свою долю при ограблении кооператива за благожелательное молчание, знал о готовившемся покушении на селькора и т. п. Несколько непосредственных виновников было выужено на участке земляных работ. Кстати взялись там обследовать общее положение дед и в результате — пришлось даже остановить временно работы. Учет и отчетность были из рук вон плохи; процветали кумовство, взяточничество, хищения. Культработы никакой не велось; охрана труда спала. Работавших тли крестьян иногда прямо обсчитывали. И все это осенялось знаменем зеленого змия. Непрерывно расширявшийся и углублявшийся ход ревизии и следствия охватил и сельсоветы, и кооперативные учреждения, перекинулся в уездный город. Потом всюду открывалась одна и та же печальная картина: на фоне невежества, пьянства, примитивного бюрократизма — хищения и эксплоатация неорганизованной бедноты.

Вонифантьев в экстренном порядке ликвидировав урожай потрепанного за время его ареста эдема, поспешил уйти от злополучных козлодоев. За ним увязался и Липат. Они пришлись друг другу по душе: оба были по натуре вольные артисты-бродяги.

— Чего кручинишься, — сказал Липат, когда деревня осталась позади, — вырвались, чай! И ну их к лешему! Будем ходить мы с тобой, да две собачки. Нас четверо, а ног-то двенадцать — ходи, знай — отмахивай.

— Да, ходить, — согласился Вонифантьев, — но мне грустно, что негде скоро будет ходить. Города и железные дороги съедают леса; а таким, как нам с тобой, будет все хуже.

— Ништо! На наш век хватит! Да и ни к чему ты это, Лазарь Иванович! Леса, поля, да дороги завсегда останутся. Без них нельзя. Порядки хорошие установятся — беречь их будут. Гот!

— Нет, Липат. Земля тесна, мала земля для людей становится.

— Мала!.. Ну, и загнул!.. Еще как велика-то! А ты попробуй обойди ее всю!

— Ну что ж, давай, обойдем, — засмеялся Лазарь Иванович и закашлялся.

2-й ВАРИАНТ.

Прошло несколько дней. Слух о задержанном в Кулагине Клешне быстро расползался по округе, заползал во все избы и всюду вызывал разговоры. В эти дни весь Порточинский уезд только и говорил о пойманном бандите.

По всем дорогам в Кулагине шли люди: хотелось хоть одним глазком взглянуть на страшного человека и на его есаула, играющего на дудке. Приходили и в окошко разглядывали арестованных, как диких зверей.

Клешня в дурацком колпаке растерянно поглядывал на толпу, шумевшую под окнами, глядел на сплюснутые о стекло носы и лбы, и в глазах его было почти безумие. А есаул сидел на лавке и целыми днями, как ни в чем ни бывало, играл на дудке.

— Веселый малый! — говорили в толпе.

— Не унывает!

Но больше разговоров было о душегубце Клешне. Его разглядывали до тонкости и ни одно движение не уходило от внимания зрителей, с утра до вечера льнущих к окну.

— Пымали, когда, он без бороды был. А теперь, вишь, выпутает поманеньку. В роде сознаваться начинает!

— Правильно было сказано: «борода подрезана». Вишь, она у него какая рубленая.

— Теперь все равно попался. Бороду нечего скрывать. В настоящем виде показывается.

— А почему на ем колпак от такой?

— Известно для чего! Для отводу глаз. Сказано в бумаге-то: часто меняет одежу.

— Правильно! Кабы честный человек был, колпак не носил бы!

Местные власти по несколько раз в день допрашивали Клешню. Уговаривали его во всем признаться и сказать, куда он запрятал тело Беспрозванова. Допрашивали и есаула. Допрашивали их вместе и врозь. Старались сбить их или запугать самосудом, — но оба преступника держались первоначального показания и утверждали, что они знать ничего не знают и о бандите Клешне первый раз услыхали тогда, когда к ним в сад приходили Беспрозванов с писарем.

Не добившись ничего путного от арестованных, местное начальство под усиленным конвоем отправило их в Порточино для дальнейшего следствия.

В самый день прибытия арестованных бандитов в уездную милицию, там была получена из Карманова бумага довольно странного содержания:

— «Карманумилиция, — говорилось в этой бумаге, — сообщает, что бандит, известный в трудящемся крестьянстве под именем Клешни, сего числа пойман карманумилицией. Пострадавшим от незаконных действий оного социально-опасного элемента порточинцам, как-то: грабеж, конокрадство, убийство или кража, предлагается явиться в Карманово для опознания элемента».

В Порточине эта бумага вызвала недоумение. Подумали в решили на эту провокацию не поддаваться, а ответить строгоделовой бумагой:

— «Порточумилиция, — написал писарь, — доводит до сведения Карманумилиции, что порточинские пострадавшие производят опознание Клешни в своем уезде, где задержанный вместе со своим есаулом Клешия находится под арестом двенадцатые сутки. Желающие пострадавшие кармановцы приглашаются для опознания оных в порточумилицию».

Старая вражда между уездами разгоралась от этих бумаг необычайно остро. Бумажки сыпались из уезда в уезд дождем. Бумажки обидные, издевательские, насыщенные презрением. Нарочные с этими бумажками, встречаясь на дороге, переругивались неприличными словами и, разойдясь каждый в свою сторону, долго оглашали воздух прощальными приветствиями:

— У-хо-ре! Зы! — кричал посланный с порточинской бумагой.

— Ко-зло! Дои! — надрывался кармановец.

В конце концов в распрю вмешалась губернская милиция. Ознакомившись с делом, губернское начальство установило, что Клешня пойман только один. И поймала его не порточинская, а карманумилиция. В Порточине же томились в заключении совершенно неповинные люди.

Порточинского Клешню немедленно освободили вместе с эсаулом. Клоун вышел, тут же сел на крыльцо и заплакал. Плакал он молча, без звука, как плачут на экране кино. Только плечи его подергивались, как крышка на кастрюле с кипящим молоком.

Порточинцы утешали его:

— Не плачь, родимый! Раз если ты не Клешня, то не плачь! Иди! Ничего не будет!

Вот именно, «ничего не будет». Все, что он скопил за свою долгую тяжелую жизнь, у него пропало «при обыске». И теперь уже этого «никогда не будет». Никогда!

Кармановский Клешня во всем сознался. Он возвратил деньги, ограбленные у артельщика, и рассказал, как производил обыск с порточинцами в яблочном саду у человека с собачками. Продиктовал писарю список вещей и денег, отобранных у клоуна, но возвратить их не мог:

— Разделил промеж своими ребятами.

Когда порточинцы узнали, что они охотились на Клешню под руководством самого Клешни, они качали головами, чесали в затылках и мужественно, хотя и негромко, сознавались:

— Действительно, козлодои!