*

Сделав это отступление, вернёмся к высказанному Г.Фордом:

«Я ничего не имею против всеобщей тенденции к осмеянию новых идей. Лучше относиться скептически ко всем новым идеям и требовать доказательств их правильности, чем гоняться за всякой новой идеей в состоянии непрерывного круговорота мыслей. Скептицизм, совпадающий с осторожностью, есть компас цивилизации. Нет такой идеи, которая была бы хороша только потому, что она стара, или плоха потому, что она новая; но, если старая идея оправдала себя, то это веское свидетельство в ее пользу. Сами по себе идеи ценны, но всякая идея в конце концов только идея. Задача в том, чтобы реализовать её практически.

Мне прежде всего хочется доказать, что применяемые нами идеи могут быть проведены всюду, что они касаются не только области автомобилей или тракторов, но как бы входят в состав некоего общего кодекса. Я твердо убежден, что этот кодекс вполне естественный, и мне хотелось бы доказать это с такой непреложностью, которая привела бы в результате к признанию наших идей не в качестве новых, а в качестве естественного кодекса» (Введение. “Моя руководящая идея”).

Этот абзац при всей его краткости очень ёмок по своему содержанию, если за терминами «кодекс», а тем более «естественный кодекс» видеть нечто отличное от уголовно-процессуального кодекса, «джентльменских кодексов» уголовного мира и прочих мастеров тайных дел, «кодекса чести» различных корпораций индивидуалистов, «морального кодекса» строителя коммунизма или капитализма и т.п. писаной и неписаной юрисдикции толпо-“элитарного” общества.

По существу в последнем цитированном абзаце Г.Форд заявляет о том, что в своей деятельности он следует своду объективных прав человека искренне по совести, насколько их ему удалось выявить, осознать и понять. И соответственно в своей книге он описывает своё видение нормальной алгоритмики управления производством и распределением в обществе по концепции, альтернативной господствующей в западной региональной цивилизации библейской концепции скупки всего и вся на основе мафиозно организованного корпоративного надгосударственного ростовщичества. Но Г.Форд делает это не в юридически строгой форме проекта свода законов «О хозяйственной и финансовой деятельности, трудовых отношениях и социальном обеспечении» или социологического трактата, структурированного в соответствии с обширным перечнем больших и мелких вопросов, а в форме обычного рассказа, в котором разные вопросы экономики, психологии, культурологии, социологии переплетены друг с другом подобно тому, как они переплетены в реальной жизни. И повествование Г.Форда способен — при желании — понять каждый, кому интересна эта проблематика и кто осознал её значимость для обеспечения благополучия как своего собственного, так и других людей (однако за исключением из числа благоденствующих агрессивных паразитов — паразиты благоденствовать не должны).

При этом Г.Форд заявляет о своём твёрдом убеждении, что:

Выявленные и осуществленные им возможности управления производством и распределением продукции и пути разрешения общественных проблем, связанных с производством и распределением, будут признаны обществом в качестве нормы.

Вследствие этого всё то, что впервые было успешно реализовано как система в деятельности «Форд моторс», станет естественным для всех порядком личного и коллективного предпринимательства и личного и коллективного участия в предприятиях, руководимых другими людьми, придерживающимися тех же норм.

Значимо также и то, что эти нравственно-этические и организационные нормы управления делом доказали свою жизнеспособность на уровне микроэкономики в условиях библейско-талмудической макроэкономики, построенной на принципах мафиозно организованного господства ростовщичества и биржевых спекуляций, поддерживаемых всею мощью государства и его юридической машины .

Теперь покажем взгляды Г.Форда на производство и потребление, представляющие собой скелетную основу жизни технической цивилизации. Г.Форд пишет:

«Основные функции — земледелие, промышленность и транспорт . Без них невозможна общественная жизнь «технической цивилизации, хотя жизнь биологической цивилизации, основанной на иных нравственно-этических принципах и верованиях возможна». Они скрепляют мир. Обработка земли, изготовление и распределение предметов потребления столь же примитивны, как и человеческие потребности, и все же более животрепещущи, чем что-либо. В них квинтэссенция физической жизни. Если погибнут они, то прекратится и общественная жизнь «технической цивилизации» (Введение. “Моя руководящая идея”).

Этот абзац однозначно даёт понять, что Г.Форд в своих общественно-экономических воззрениях начинает с заявления о системной целостности многоотраслевой производственно-потребительской системы, функционирование которой определяет экономическое благополучие или отсутствие такового в обществе в целом или в каких-то его группах; и соответственно — определяет и внеэкономические аспекты благополучия, обусловленные экономически.

Далее Г.Форд продолжает:

«Работы сколько угодно. Дела — это ни что иное как работа. Наоборот, спекуляция с готовыми продуктами «а так же и спекуляция деньгами — ростовщичество» не имеет ничего общего с делами — она означает не больше и не меньше, как более пристойный вид воровства, не поддающийся искоренению путем законодательства (выделено жирным нами при цитировании: в большинстве стран это — узаконенный способ воровства). Вообще, путем законодательства можно мало чего добиться: оно никогда не бывает конструктивным . Оно неспособно выйти за пределы полицейской власти, и поэтому ждать от наших правительственных инстанций в Вашингтоне или в главных городах штатов того, что они сделать не в силах, значит попусту тратить время. До тех пор, пока мы ждём от законодательства, что оно уврачует бедность и устранит из мира привилегии, нам суждено созерцать, как растёт бедность и умножаются привилегии. Мы слишком долго полагались на Вашингтон, и у нас слишком много законодателей — хотя всё же им не столь привольно у нас, как в других странах, — но они приписывают законам силу, им не присущую.

Если внушить стране, например нашей, что Вашингтон является небесами, где поверх облаков восседают на тронах всемогущество и всеведение, то страна начинает подпадать зависимости, не обещающей ничего хорошего в будущем. Помощь придет не из Вашингтона, а от нас самих ; более того, мы сами, может быть, в состоянии помочь Вашингтону, как некоему центру, где сосредоточиваются плоды наших трудов для дальнейшего их распределения, на общую пользу. Мы можем помочь правительству, а не правительство нам.

(…)

Нравственный принцип — это право человека на свой труд «и продукты труда». Это право находит различные формы выражения. Человек, заработавший свой хлеб, заработал и право на него. Если другой человек крадет у него этот хлеб, он крадет у него больше чем хлеб, — крадет священное ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ (выделено нами при цитировании) право.

Если мы не в состоянии производить — мы не в состоянии и обладать. Капиталисты, ставшие таковыми благодаря торговле деньгами, являются временным, неизбежным злом. Они могут даже оказаться не злом , если их деньги вновь вливаются в производство. Но если их деньги обращаются на то, чтобы затруднять распределение, воздвигать барьеры между потребителем и производителем — тогда они в самом деле вредители, чье существование прекратится, как только деньги окажутся лучше приспособленными к трудовым отношениям. А это произойдет тогда, когда все придут к сознанию, что только работа, одна работа выводит на верную дорогу к здоровью, богатству и счастью (выделено нами при цитировании)» (Введение. “Моя руководящая идея”).

И естественно, как можно понять из приведённого фрагмента, — право человека на труд влечёт за собой и его право на произведённую в результате его труда продукцию. Однако, поскольку во многоотраслевой производственно-потребительской системе работа носит коллективный характер, то право индивида на производимую продукцию оказывается долевым; а в силу дискретного характера многих видов продукции и дискретно-порционного характера потребления многих даже не дискретных видов продукции , а также коллективного характера потребления многих видов продукции , право на производимую продукцию в подавляющем большинстве случаев не может быть реализовано в натуральном виде.

Это обстоятельство и приводит к вопросу:

Как деньги (которые сами по себе ничто), а точнее, как обращение денег в обществе лучше приспособить к трудовым и потребительским взаимоотношениям людей в системной целостности многоотраслевого производства и распределения продукции, поскольку именно работа этой системной целостности определяет и предопределяет очень многое в благоденствии общества и каждого человека в нём?

Вопрос, поставленный Г.Фордом, состоит именно в этом, хотя сам Г.Форд ставит его несколько в иной редакции, поскольку разные взаимно связанные аспекты этого вопроса затронуты им в разных фрагментах его текста.

И анализируя с высказанных им системных позиций исторически сложившуюся в США и на Западе в целом систему саморегуляции производства и распределения в связи с указанным нами многогранным вопросом Г.Форд прямо пишет:

«Я хочу только выяснить, даёт ли существующая система максимум пользы большинству народа» (гл. 12. “Деньги — хозяин или слуга?”).

А это — явное и недвусмысленное выражение большевизма, действующего в интересах большинства тружеников, желающих, чтобы никто не паразитировал на их труде и жизни.