Ответ на этот вопрос обуславливает эффективность общественной и государственной политики профилактики и противодействия терроризму. Но чтобы ответить на него адекватно Жизни, надо вникнуть в факты.

Одну из версий того, что и как происходило в Беслане, поведал Александр Хинштейн в “Московском комсомольце” 11 сентября 2004 г. под заголовком « “Раб Аллаха Басаев его превосходительству Путину…” Только в “МК”: сенсационные факты о переговорах с боевиками». Эту публикацию мы приводим полностью:

«Можно ли было спасти детей?

Чего добивались бандиты?

Ответов на эти — самые главные, самые больные — вопросы нет до сих пор.

Сегодня мы — впервые — вместе с очевидцами и участниками тех страшных событий попробуем их найти.

Мы заранее понимаем, что эта публикация вызовет очередной взрыв чиновничьего гнева. Власть не любит отвечать за свои слова и дела (здесь и далее в тексте цитируемых материалов сноски, а также выделение текста при них курсивом в некоторых случаях — наши).

Но смолчать сегодня — значит приговорить себя завтра к новым терактам, захватам, убийствам. А в том, что они будут, — сомнений, увы, ни у кого нет…

Когда начался захват, первое время никто вообще ничего не понимал. Поначалу были иллюзии, что возможно повторение сценария “Норд-Оста”: снабжать заложников водой и едой, отправлять парламентеров и тележурналистов. Но уже первые шаги боевиков показали: “мягкого” варианта не будет.

После того как их снабдили средствами связи, они передали: не включите воду — через десять минут двое заложников будут убиты. Не включили. Террористы убили двоих детей и выбросили тела.

“Не включите свет — снова убьём двоих!” Не включили. Через десять минут — ещё два трупа. (Накануне третьего дня осады, поздно вечером, боевиков предупредили: “Объявлено штормовое предупреждение. Возможно самопроизвольное отключение света”. — “Держите провода руками, — ответил главарь. — Иначе каждые 10 минут будем убивать по два заложника. И так — всю ночь”.)

Тут уже все поняли: ничего подобного Россия прежде не знала…

Первый день прошёл, по сути, впустую. В дзасоховском штабе царила неразбериха. Боевики требовали на переговоры кого-то из федеральных министров, но ехать никто не решался. (Заместитель генпрокурора Сергей Фридинский и полпред в ЮФО Владимир Яковлев приехали в штаб 2 сентября в обед.)

Только с появлением в штабе руководителей ФСБ начало что-то делаться. По сути, именно они приняли на себя всё руководство. (И — добавлю — если бы не они, всё могло кончиться ещё страшнее.) Уже вечером были составлены списки заложников. С высокой долей вероятности стало понятно их количество — тысяча с небольшим. (Потом выяснится точно: 1024.)

В срочном порядке в Беслан вызвали бывшего вице-спикера Госдумы и президента “Славнефти” Михаила Гуцериева (ныне — президента компании “Руснефть”), обладающего большим опытом ведения переговоров с боевиками и вообще серьёзным авторитетом на Кавказе.

Рано утром 2 сентября Гуцериев позвонил боевикам по мобильному телефону. Все разговоры шли с включённым динамиком.

От имени террористов переговоры вёл человек, назвавший себя “Шейху” (ударение на последнем слоге). Судя по произношению, он был славянином. По крайней мере, когда Гуцериев попытался заговорить с ним на ингушском, тот отрезал: “Говорите только по-русски”.

“Кто вас уполномочил?” — спросил “Шейху” Гуцериева.

“Президент России и Федеральное правительство. Я пришёл спасти вас”.

“Спасти нас?” — засмеялся “Шейху”.

“Да, вас…”

До этого “Шейху” требовал, чтобы на переговоры с ним пошли четыре человека: Дзасохов, Зязиков, Аслаханов и доктор Рошаль. Аслаханов и Рошаль прилетели в Беслан. Зязикова нигде не было. (Его безмятежным нашли только на второй день, в московском “Президент-отеле”.)

Дзасохов всё время находился в штабе, однако в переговоры вступать не решался. Он боялся даже взять телефонную трубку. Тогда “Шейху” позвонил Рошаль: “Я готов сейчас прийти к вам, вместе с водой и медикаментами”.

“Если ты подойдёшь ближе, чем на 30 метров, — ответил террорист, — получишь пулю”.

Сам по себе Рошаль был им не нужен. Они хотели заполучить всех сразу, чтобы казнить на месте. К каждому у них был свой счёт. Дзасохова, Аслаханова и Зязикова они считали отступниками и предателями. Рошалю не могли простить того, что в “Норд-Осте” тот передавал всю информацию спецслужбам и не стесняясь признавался в этом перед телекамерами.

Дзасохов притащил в штаб кого-то из духовных лидеров мусульман, но “Шейху” говорить с ним не стал, бросил трубку. “Если мне позвонит кто-то ещё, кроме тебя, — заявил он Гуцериеву, — я убью десять новых заложников”.

Никакие посулы и уговоры на “Шейху” не действовали. Ему предлагали обменять детей на арестованных после ингушских событий людей (31 боевика), но он лишь смеялся в ответ: “Вы не понимаете! Мы пришли не торговаться и договариваться. Либо мы добьёмся своего, либо умрём вместе с детьми”. — “Какие ваши условия?” — “Мы передадим их письменно”. — “Кому? Может быть, Аушеву?” — “Аушев?… Пусть идёт. Мы гарантируем ему жизнь”.

Спешно вызванный из Москвы генерал Аушев пошёл на переговоры. Никакой техники или оружия брать с собой он не стал (хотя его обыскивать и не стали: верили на слово). Боевики отдали Аушеву письмо. В переговоры они не вступали. Через полчаса после этого были освобождены грудные дети — самому Аушеву их не отдали, чтобы не создалось впечатление, будто тот в чём-то их убедил.

Текст письма был сразу же доложен президенту. Прямую связь с Путиным держал Дзасохов (он звонил ему в среднем каждые три часа). Оно было адресовано “Его превосходительству президенту Путину”. Подписал письмо “Раб Аллаха Шамиль Басаев”.

Документ содержал пять условий, при выполнении которых заложники получат свободу:

а) Путин должен подписать указ о прекращении войны в Чечне;

б) вывести оттуда войска;

в) Чечня как самостоятельное государство входит в СНГ;

г) Чечня остаётся в рублёвой зоне;

д) в Чечню и на Северный Кавказ вводятся миротворческие силы СНГ.

Отныне план боевиков стал ясен окончательно. Они рассчитали всё чётко. Без воды и еды уже на четвертые-пятые сутки дети начали бы умирать. Идти на штурм спецназ не мог: рядом со школой собрался весь город.

Обезумевшие люди готовы были растерзать каждого, кто ринется на штурм. У многих было оружие. Стихийно формировались отряды самообороны. Подкрепление привёл и президент Южной Осетии Эдуард Кокойты.

(Впрочем, руководство ФСБ и без того не хотело штурма. Первый замдиректора Владимир Проничев, руководивший до этого спецоперацией в “Норд-Осте”, с самого начала категорически возражал против любого силового сценария. Планов захвата школы ФСБ не разрабатывала в принципе.)

Сильнее всего на людей действовало то, что боевики не пропускали в здание ни воду, ни еду. Наверное, если бы не это обстоятельство, родственники вели бы себя гораздо спокойнее. Но, видя, как жадно, задыхаясь пьют воду освобождённые дети, толпа заходилась в неистовстве.

В таких условиях уже в ближайшие дни президент оказался бы перед страшным выбором: либо принять условия террористов. Либо — обречь детей на верную смерть.

И то и другое было для него неприемлемо, но третьего выхода, увы, не существовало. Правда, некоторые члены штаба предлагали подписать фальшивый указ, но это предложение завернули с ходу. Было очевидно, что террористы не удовлетворятся одной только бумагой и потребуют объявить указ по всем каналам телевидения. После этого обратного пути уже не было бы.

Тогда возникла другая идея — привлечь к переговорам Масхадова. Дзасохов и Аушев по телефону нашли Закаева. Тот пообещал доложить Масхадову и сообщить его условия. Перезвонил поздно ночью. “Масхадов готов связаться с людьми. Нужна гарантия, что вы не будете пеленговать разговор и не повторите дудаевский сценарий”. Решение вопроса отложили до утра.

На третий день Гуцериев убедил “Шейху” отдать тела погибших. К тому времени в здании находился уже 21 труп. Это были те заложники, которых бандиты убили в доказательство серьёзности своих намерений, и родители, погибшие в первые же минуты на общешкольной линейке. (У одного из отцов оказался с собой пистолет. Когда начался захват, он успел застрелить боевика, но тут же был убит.) Кроме того, ещё двух шахидок (изначально их было четыре) террористы расстреляли сами. Женщины отказались воевать с детьми. До начала “операции” им говорилось, что захватывать предстоит какой-то военный объект.

“Хорошо, — ответил “Шейху”, — пусть к школе, по левому борту, подойдет грузовик с четырьмя сотрудниками МЧС в форме. Двое — в кабине. Двое — в кузове. И никаких фокусов”.

Спасатели пошли в школу. Они старались держаться как можно спокойнее, хотя понятно было, что творилось у них на душе.

В 13.05 раздался первый взрыв…

Уже потом выяснится, что взорвалась мина, прикреплённая под потолком на скотче. От жары и духоты плёнка порвалась, и смертоносный заряд рухнул на пол .

Вслед за первым — громыхнул и второй взрыв. Это уже боевики, решив, что спецназ идёт на штурм, сами привели в действие мину. Взрывной волной вынесло все окна и двери.

Окровавленные, обессиленные дети принялись разбегаться в разные стороны. Вопреки официальной версии, террористы по ним не стреляли. Все, кто погиб у здания, — попали под перекрестный огонь, потому что, услышав взрывы, осетинские ополченцы открыли шквальный огонь. Боевики начали отстреливаться в ответ .

Вокруг школы царила страшная неразбериха. Толпа бесчинствовала. У омоновцев пытались отбирать автоматы. Пробовали ворваться даже в штаб. Двух людей, заподозренных в связи с террористами, разорвали на месте. “Я политический труп! — вопил, бегая по штабу, Дзасохов. — Теперь мне — конец!” (Даже в такие минуты он думал в первую очередь о себе.)

“Что вы наделали?!!” — кричал в трубку Гуцериев. “Вы обманули нас, — орал в ответ “Шейху”. — Теперь вы несёте ответственность за всё!” — “Да нет никакого штурма, — убеждал Гуцериев. — Разберитесь у себя внутри”.

Однако ситуация уже вышла из-под контроля. Когда стало ясно, что детей внутри нет, спецназ приготовился к штурму. Над зданием низко повисли три вертолета, но боевики настолько хорошо приготовились к обороне, что сумели автоматной очередью подбить один из них. (Потом в новостях скажут, что какой-то вертолёт был обстрелян в Чечне.)

Школа была превращена в неприступную крепость. Бандиты оборудовали бойницы, запаслись несметным количеством патронов и боеприпасов. Чтобы избежать подкопа, даже вскрыли полы.

Тем не менее бойцы спецназа ФСБ (“Альфа” и “Вымпел”) ринулись на штурм. (“Они сражались как герои”, — это единое мнение всех очевидцев и членов штаба.)

Последний телефонный разговор между Гуцериевым и “Шейху” состоялся примерно в шесть часов вечера. Впрочем, это был скорее не разговор, а один сплошной крик.

“Во всём виноваты вы и ваш Кремль”, — сказал на прощание террорист . Гуцериев бросил трубку. После этого телефон “Шейху” больше уже не отвечал…

Бой закончился в час ночи, когда был убит последний боевик. Ни один бандит из здания не вышел. Правда, досталось это слишком дорогой ценой. Двадцать один чекист был ранен. Десять — погибли. Четверым из них посмертно присвоены звания Героев России…

О том, как президент наградил Дзасохова, Зязикова, полпреда Яковлева и т.п., нам пока ничего не известно…»

В общем, же изложение событий А.Хинштейном таково, что можно подумать, будто он везде был сам: и в штабе, и в школе, вследствие чего и повествует обо всём, как памятливый очевидец, который знает, кто как себя вёл и кто кому что сказал. Однако реально его публикация — коктейль из истинных свидетельств, а также из стихийно возникающих слухов, сплетен и целенаправленной пропаганды.

А вот версия Ш.Басаева, взявшего на себя ответственность за организацию теракта в Беслане, которую пересказывает сайт www.newsru.com в публикации “Басаев рассказал подробности про теракт в Беслане. Они не совпадают с данными Генпрокуратуры” , которую мы приводим ниже, опустив аннотацию:

«Басаев рассказал о требованиях террористов

В послании Басаева также изложены требования, которые были предъявлены в обмен на освобождение заложников в школе. Боевики требовали “немедленно остановить войну в Чечне и начать вывод войск”. “Если Путин не хочет мира, мы требуем немедленной отставки Путина с поста президента РФ”.

В знак поддержки своих требований террористы от имени заложников объявили бессрочную сухую голодовку.

В заявлении Басаева говорится, что “если Путин издаёт приказ немедленно остановить войну, все войска в казармы и начать вывод войск; мы даём всем воду”.

Ранее сообщалось, что Путин был готов выполнить другое условие террористов — вывести войска из Чечни и дать республике автономию. Об этом 8 сентября заявил в эфире радиостанции “Эхо Москвы” президент всемирного благотворительного фонда “Дети и молодёжь против терроризма и экстремизма” Николай Мосинцев-Озеранский. Особо следует отметить тот факт, что среди учредителей этого фонда — ФСБ России. А основными целями Фонда является содействие президенту России. По словам Мосинцева, после того как боевики потребовали предоставить автономию Чечне, “уже верстался указ, фактически был проект указа, что Чечня — отдельное государство”.

По словам Басаева, еду заложники получили бы после начала реального вывода войск.

“Как только выводятся войска с горных районов, мы отпускаем детей до 10 лет. Остальных — после полного вывода войск. Если Путин подаст в отставку — мы отпускаем всех детей и с остальными уходим в Чечню”.

Также через экс-президента Ингушетии Руслана Аушева и главу Северной Осетии Александра Дзасохова было передано от Басаева личное послание Путину , которое он обсуждал с другими террористами.

В заявлении Басаева говорится, что никого освободить из тюрем террористы не требовали. Напомним, ранее сообщалось, что террористы требовали освободить из тюрем всех арестованных боевиков, участвовавших в рейде на Ингушетию в ночь на 22 июня.

Кроме того, Басаев утверждает, что на “пустой” видеокассете была запись-обращение заложников к Путину.

Басаев также говорит о единственном террористе, которого удалось взять живым. Речь идёт о Нур-Паше Кулаеве, который сразу же начал давать показания.

“Всё, что говорит человек, клянущийся Аллахом, что он очень хочет жить, — несущественно. Братьев Кулаевых и двух их односельчан я набрал в группу в последний момент для количества в половине пятого вечера 31 августа, а в восемь вечера отправил на операцию. Из них я знал лично только Хан-Пашу у которого полностью отсутствовала правая рука. Ему я дал пистолет и одну гранату, остальным автоматы и по два-три рожка к ним, сказав им, что их обязанность — стоять на посту”.

В заявлении говорится, что “к взрывам самолётов и у метро кроме нас никто не имеет отношения”. По словам Басаева, эти теракты были приурочены к выборам президента в Чечне.

Басаев сообщил, что с Усамой бен Ладеном он не знаком и денег от него не получает. “В этом году от иностранцев я получил всего 10 тыс. долларов и 5500 евро. Воюю исключительно за счёт отчислений из бюджета России”.

Басаев назвал настоящее имя “Полковника”

Операцию “Норд-Вест” в Беслане возглавил некий “полковник Орстхоев”, говорится в заявлении Басаева. Напомним, что накануне Управление общественных связей Генеральной прокуратуры РФ сообщило, что личность руководителя банды, захватившей школу, по кличке “полковник” они ещё не установили. Но сегодня вечером, после того, как Басаев назвал имя этого человека, Генпрокуратура заявила, что имя “полковника” не Орстхоев, а Хочубаров.

Напомним, что ранее высказывались предположения, что за кличкой “полковник” скрывается боевик Магомед Евлоев по кличке Магас — бывший ингушский милиционер Тазиев Али Мусаевич, который с 1998 года числился как “героически погибший при исполнении служебного долга”.

Затем появилась версия, что “полковник” — это Хочубаров Руслан Тагирович, 12.11.72 года рождения, ингуш, уроженец села Галашки. С 1998 года он разыскивается УВД Орловской области за убийство. Приметы: ожог на шее с левой стороны, круглые глаза, маленькие губы, острый нос, густые брови и короткие волосы.

Но в своём заявлении Басаев заявляет, что главарь бандитов “полковник Орстхоев” несколько раз уже после начала штурма звонил из школы его заместителю и рассказал, что “русские стреляли в зал из пушки по пультам и перерезали провода (вероятно, имеются в виду провода к заложенным взрывным устройствам — Прим. ред.). После этого они пошли на прорыв. В последний раз он связывался в два часа ночи, сказав, что заканчивается зарядка телефона”.

В захвате школы участвовали 33 террориста

“Взрывы самолётов обошлись мне в 4000 долларов, на Каширской и у метро в 7000 долларов, а операция “Норд-Вест” в 8000 евро. Оружие трофейное, машина трофейная, взрывчатка трофейная, — все расходы только на питание и экипировку. И до Москвы действительно денег не хватило”.

“В “Норд-Весте” участвовали 33 моджахеда. Из них две женщины. Готовили четырех, но двух я отправил 24.08.04 г. в Москву. Там их посадили на два взорвавшихся самолета”.

“В группе было 12 чеченцев, 2 чеченки, 9 ингушей, 3 русских, 2 араба, 2 осетина, 1 татарин, 1 кабардинец и 1 гуран. Гураны — это народ, живущий в Забайкалье и практически обрусевший”.

Заложники были брошены на произвол и обречены. Требования террористов были “нереальными и невыполнимыми”

Требования боевиков:

— немедленно остановить войну в Чечне и начать вывод войск.

— если этого не произойдёт — Путин должен немедленно уйти в отставку.

— если Путин начнёт вывод войск — дети получат воду и еду.

— как только выводятся войска из горных районов — детей до 10 лет отпускают.

— после полного вывода войск — отпускают всех.

— если Путин подаст в отставку — отпускают всех детей и с остальными заложниками боевики уходят в Чечню.

Политические требования террористов, захвативших школу в Беслане, были “нереальными и невыполнимыми”, заявил в эфире радиостанции “Эхо Москвы” независимый депутат Госдумы РФ Владимир Рыжков.

“Ни Россия, ни мировое сообщество сегодня не могут представить себе независимую Чечню под руководством, например, того же Басаева”, — заметил Рыжков . Вместе с тем, убеждён депутат, необходимо было вести переговоры с захватчиками во имя спасения людей. “Я сожалею, что этого не было сделано, — заметил он. — Более того, оказалось, что нам врали и врут до сих пор официальные власти, которые говорили, что террористы не выдвигали никаких требований, что кассета, которую они передали, была пустая. Это была ложь, которая только провоцировала агрессию со стороны бандитов”.

“Мы должны спросить с тех и за то, почему этого не было, почему в штабе была такая растерянность и почему заложники фактически были брошены на произвол и обречены”, — сказал Рыжков. По мнению депутата, на все эти вопросы должны ответить парламентские комиссии по расследованию теракта в Беслане. “Если говорить о политических переговорах, всё равно нужно искать, с кем вести эти переговоры, искать различные сценарии, различные компромиссы, — заявил Рыжков. — Если мы на это не пойдём, кошмар будет повторяться и мы никогда не выйдем из этого страшного круга” .

Глава комитета Госдумы РФ по законодательству Павел Крашенинников также считает, что политические требования террористов, захвативших школу в Беслане, были намеренно сформулированы таким образом, чтобы их нельзя было выполнить.

Если представить ситуацию по выводу федеральных войск из Чечни, после этого следует ожидать гражданской войны в республике, когда “граждане, которые поддерживали федеральную власть, будут уничтожаться физически и мира не будет ”, отметил Крашенинников. По его словам, “ни Басаев, ни Масхадов не в состоянии контролировать всех боевиков, которые существуют и зарабатывают деньги на крови”. “Говорить, что Басаев представляет даже какую-то часть чеченского народа, не приходится. Он представляет интересы своей бандитской группы, у него была задача дестабилизировать ситуацию на Северном Кавказе и в целом в России, в общем-то он этого добился”, — отметил депутат.

“Такой циничности мы уже давно не встречали в виде документов, в виде действий мы видели это 1 сентября, во взрывах самолетов и у метро в Москве”, сказал Крашенинников» (интернет адрес цитированной публикации: http://www.newsru.com/russia/17sep2004/basaev.html).

Но и это ещё не всё:

«Согласно официальной информации, спустя неделю после трагических событий в Беслане в морге Центральной республиканской больницы Владикавказа находилось 91 неопознанное тело. Однако есть и неофициальные данные, как ни странно, сильно отличающиеся от предыдущих. Офицер Управления уголовного розыска МВД Северной Осетии майор Герман Гусов сообщил корреспонденту “Новой газеты” о том, что родственники разыскивают 210 человек…

Только через 5 дней после трагедии майор Гусов получил приказ от руководства собирать заявления о пропавших без вести, т.е. уже 8 сентября. Ко второй половине следующего дня таких заявлений было всего 30. Люди не знали, куда и к кому обращаться, тем более что до этого их постоянно направляли искать в моргах самостоятельно.

Однако дело не только в том, что сам по себе приказ самостоятельного поиска в моргах, “несколько” непонятен. По телевидению неоднократно показывали кадры, на которых родственники увозили на машинах своих раненых домой или в госпитали. Но позже выяснялось, что этих спасшихся никто не видел, их нет ни дома, ни в больницах, ни в моргах.

Алан Цаболов и его жена потеряли своего сына Марата. Однако журналисты местного телеканала многократно показывали им плёнку, где их сыночек, живой и здоровый, пил после освобождения воду на улице… И этот случай не единственный.

Люди, до сих пор не нашедшие родных, осмеливаются делать страшные предположения: вырвавшиеся террористы могли захватить спасённых детей. Данные оперативников это подтверждают: террористы переодевались в одежду заложников, и многим их них удалось бежать, а многим заложникам, считавшимся погибшими — выжить» (цитировано по публикации 16 сентября 2004 г. в ежедневной электронной газете “Yтро” “Часть спасённых заложников бесследно пропала” - интернет-адрес цитированной статьи: http://www.utro.ru/articles/2004/09/16/351560.shtml).

Что из сообщаемого А.Хинштейном и Ш.Басаевым и в других публикациях имело место в действительности, а что представляет собой заведомо недостоверные стихийно возникшие сплетни и слухи, а что — целенаправленную пропаганду, умышленно искажающую представления о действительности в политических интересах тех или иных сил, — вопрос открытый для всех, кому не дано быть ясновидцем. Это касается как изложения Басаевым своих намерений, так и описания в разных публикациях самого потока реальных событий в Беслане, начиная от момента появления террористов на школьной линейке, включая и описание поведения тех или иных лиц персонально в этом потоке событий.

Но что действительно неоспоримо, — так это, следующее.

На макроуровне. Непредвзятый анализ сообщений электронных и печатных СМИ за сентябрь 2004 г. о трагедии в Беслане показывает, что должностные лица на разных уровнях были отчасти не в курсе того, что действительно происходит и потому доводили до вышестоящего начальства и до журналистов сведения, не соответствующие действительности; отчасти врали умышленно, выгораживая себя и свои ведомства; отчасти сливали “дезу”, подразумевая что-то своё, что не должно было по их мнению стать известным остальному обществу и их политическим противникам. Такая информационная политика, во-первых, способствует выработке заведомо несостоятельных управленческих решений, когда в их основу ложится информация не соответствующая действительности; во-вторых, само возникновение ситуации в Беслане и атмосфера неразберихи в ходе её разрешения наводят на мысли о том, что имело место соучастие в ней представителей «пятой колонны» (включая провокаторов) как в самом Беслане, так и в масштабах государственного аппарата и СМИ России в целом, и соответственно этому есть причины, чтобы — без нагнетания в обществе шпиономании и истерии противников шпиономании — выявить тех, кто входит в «пятую колонну» персонально и очистить от них государственный аппарат и СМИ (как их оформить юридически — это второй вопрос).

На микроуровне. Что касается собственно ситуации, возникшей в Беслане, и итогов её разрешения:

Если сотни людей оказываются во власти группы террористов, прошедших многопрофильную боевую спецподготовку, которые действуют по определённому плану и успевают подготовить технические средства для уничтожения всех заложников и самих себя, — это ситуация не для гарантированного её разрешения «малой кровью» с помощью силового спецназа .

Иными словами:

· отсутствие штурма спецназом — позволяет террористам тянуть время, безнаказанно измываться над заложниками и над их остающимися на свободе родственниками столько, сколько позволяют биологические ресурсы заложников и самих террористов;

· начало штурма спецназом — даёт почти 100-процентную гарантию гибели в результате взрыва (множественных взрывов) подавляющего большинства людей, оказавшихся в заложниках, плюс к тому неизбежна гибель и некоторой части воинов спецназа .

И тот, и другой варианты одинаково выигрышны для хозяев и кукловодов террористов, поскольку:

· Первый позволяет обвинить в гибели всех государственную власть, которая не пошла на переговоры и не выполнила требований, оглашённых кем-то из-за «политических кулис» через бригаду “великомучеников”-террористов. Такое поведение власти неприемлемо обывателям, живущим сегодняшним днём и не видящим более или менее удалённых политических перспектив, т.е. тем — кому собственная шкура сегодня дороже, чем та же самая шкура завтра .

· А второй вариант показывает, что государственность не только не властна над течением событий на территории своей юрисдикции, но и действует по указке террористов, отказавшись от проведения в жизнь своей собственной политической стратегии или же попросту не имея её. И второй вариант лишает государственную власть какой бы то ни было поддержки почти всех, кто в обществе думает о будущем: они начинают думать о смене власти на другую, которая бы выражала в политике государства их идеалы и долгосрочную политическую стратегию .

По существу всё сказанное означает, что:

Спецназ более или менее эффективен против одиночек-психопатов или групп самодеятельных террористов-импровизаторов, за которыми не стоят какие-либо организованные политические силы регионального или глобального масштаба деятельности.

Если же группы террористов и террористы-одиночки являются представителями таких сил (тем более прошедшими разнопрофильную спецподготовку, направленную на то, чтобы они погибли в бою, нанеся как можно больший материальный и психологический урон противнику), то в подавляющем большинстве ситуаций, которые могут быть созданы террористами, спецназ обещает быть тем менее эффективным, чем больше прошло времени с момента обустройства террористов на месте заказанного им трагического шоу и чем меньше «дырок» в сценарии теракта, которыми может воспользоваться спецназ для разрешения ситуации .

Это означает, что государство в целом и спецслужбы, в частности, должны быть предельно эффективны в выявлении предпосылок и в профилактике терактов, упреждающе работая на их предотвращение . Если же на этой стадии они проигрывают организаторам террора, то им приходится действовать в ответ на события, порождённые другими, вследствие чего многочисленные жертвы запрограммированы самой сценаристикой террора и построением ситуации террористического шоу. И с этим объективным обстоятельством общество должно смириться, поскольку война не обходится без жертв, в том числе и среди мирного населения.

И это — действительно война, но такая, в которой нет линий фронтов, разграничивающих контролируемые территории и в которой главное средство воздействия на противника — на его общество и государственность — то, что в войнах прошлого называлось «диверсионные операции» и составляло относительно незначительную долю во всём объёме боевых действий.

И войны всегда имеют цели, достижению которых подчинены все войсковые, диверсионные, пропагандистские, дипломатические и прочие операции. Соответственно этому обстоятельству:

Вопрос сводится даже не к тем требованиям, которые оглашаются через бригаду боевых зомби-самоубийц , а к долгосрочным стратегическим целям тех, кто с помощью террористов и при пособничестве беззаботно-безответственной журналистики старается осуществить эти цели — цели войны.

Упоминание журналистики здесь не случайно.

Если в СМИ только сообщается о факте теракта и о том, что спецслужбы принимают соответствующие меры, но до завершения спецоперации никаких конкретных сведений о ней не попадает на страницы печати, в интернет, в телевизионный и радио эфир, то это — одна ситуация, неприемлемая для террористов как минимум по следующим причинам:

· во-первых, координаторы террора вынуждены самостоятельно вести разведку, обеспечивать связь с разведчиками и самими террористами, поскольку лишены возможности получать достоверную информацию из СМИ и прежде всего из программ радио и телевидения;

· во-вторых, при отсутствии освещения событий в темпе их развития в общегосударственных СМИ акт террора оказывает угнетающе психологическое воздействие только на тех психологически неустойчивых людей, кто непосредственно находится в зоне восприятия событий своими органами чувств, и не деморализует множество психологически неустойчивых людей в других регионах страны, что сразу же многократно снижает эффективность, даже успешно проведённого — с точки зрения его заказчиков — теракта.

Если же журналистика и СМИ обстоятельно освещают теракт в прямом эфире или с некоторым запаздыванием по времени, но до завершения спецоперации, то журналисты объективно становятся подручными заказчиков террора, поскольку психологическое давление теракта, ретранслируемое СМИ, деморализует множество психологически неустойчивых людей во всех регионах страны.

Однако если информация предоставляется обществу по завершении спецоперации, то — вне зависимости от её итогов — информация может быть подана так, чтобы не оказала деморализующего воздействия на психически неустойчивых людей, но способствовала сплочению общества и затрудняла бы в нём дальнейшую террористическую активность. Это не означает, что по завершении спецоперации надо лгать, а лгать проще, когда всё уже определилось. Это означает, что не предполагается удовлетворять праздное любопытство некоторой части населения, оглашая при этом сведения, которыми противник может злоупотребить как в настоящем, оказывая противодействие проведению спецоперации, так и в будущем, учтя какие-то сведения в разработке сценариев новых диверсий и терактов; и которые способны деморализовать множество психологически неустойчивых людей.

Такая информационная политика неприемлема для заправил террора, поскольку в этом случае, для того чтобы террор оказал деморализующее воздействие на общество, он должен стать регулярным и повсеместным — а это уже полномасштабная гражданская война, течение которой и итоги которой куда менее предсказуемы, нежели давление на власть через эмоционально взвинченного обывателя, запуганного СМИ, свободно и во всех подробностях освещающими всякий террористический акт .

Если у претендентов в интеллектуалы от журналистики не хватает совести и ума на то, чтобы понять, что именно такая информационная политика в отношении освещения терактов общественно полезна, то эти нормы должны быть закреплены законодательно . А их нарушение журналистами и редакторами СМИ должно квалифицироваться как соучастие в теракте .

Предлагаемое — не посягательство на свободу слова и права граждан на информацию, поскольку по завершении спецоперации правда о событиях (за исключением сведений составляющих военную и государственную тайну) должна быть предоставлена обществу и течение событий должны быть проанализированы.

Теперь вернёмся к так называемым «требованиям» террористов и истинным целям заказчиков террора.

В отличие от так называемых «требований», которые выдвигаются террористами долгосрочные цели террористической войны не только не пропагандируются широкомасштабно, но они могут быть даже не известны самим непосредственным организаторам террора, а не то что зомби-самоубийцами, поскольку не их ума это дело: это вопрос компетенции политиков — политиков высокого уровня — в глобальной надгосударственной системе закулисного управления. Назначение так называемых «требований» — привлечь к себе внимание охочих до сенсаций, но социально беззаботной и безответственной журналистики и политиканствующих обывателей и тем самым увести их от рассмотрения действительных целей заправил террористической войны. Но тем не менее такие цели есть, и они существенно отличаются от того, что провозглашают сами террористы и непосредственные организаторы террора, хотя и те, и другие могут быть искренни и честны в своих религиозно-идеологических заблуждениях и в своём личностном самовыражении через террор.

Именно это обстоятельство и делает переговоры с непосредственными участниками терактов для всякого идейного народа и его государства бессмысленными, поскольку в конечном итоге в отказе от рассмотрения требований террористов выражается стратегическая нравственно определённая позиция:

«Лучше принять смерть свободным, чем выторговать себе “жизнь” (в том числе и предав других), и потом влачить существование раба», — именно эта позиция праведно отвечает на вызов тех, кто заправляет непосредственными организаторами террора.

Имея представления о следующем ряде взаимосвязей: «закулисные заправилы политики, они же — заказчики террора — иерархия непосредственных спонсоров и организаторов террора — непосредственные исполнители террора», — вести переговоры с непосредственными исполнителями чужой воли просто глупо. Это подобно тому, как если бы во время обычной войны начать вести переговоры о её прекращении на всех фронтах с командиром какого-то одного вражеского стрелкового взвода.

Однако в наше время в обществе есть множество тех, кто готов цепляться за существование в статусе раба, отвергая и свободу, и необходимость бороться за неё; и тех, кто настолько глуп, что готов вести переговоры о прекращении войны с «командиром взвода» войск врага. И террор направлен на то, чтобы активизировать политическую активность именно таких нравственных ничтожеств и недоумков .