— Не огорчайтесь, мистер Малфой, в вашем возрасте это естественно…

Драко закусил губу, стараясь скрыть разочарование. Сегодня было первое занятие после болезни нищеброда, и юноша очень надеялся, что уж в этот раз непременно увидит несчастные Линии Силы. Увы, все попытки опять закончились ничем…

Начальничек опустил палочку, как вдруг, вспомнив о чем‑то, ухмыльнулся:

— Мистер Малфой, вы ведь пользуетесь стандартными связками атакующих и защитных заклинаний, которым вас учила ваша тетя и Снейп?

— Да, сэр.

— А если попробовать иначе? Мистер Малфой, эти заклинания тоже непроизносимы, но я буду говорить их вслух специально для вас. Сможете повторить вот такие связки?

Уизли начал произносить заклятья, взмахивая палочкой. Большинство из них были Драко знакомы, но встречались и неизвестные, а порядок их следования оказался совершенно непривычным. Юноша даже представить себе не мог, что атакующие и защитные чары можно связывать таким необычным образом. Впрочем, Драко запомнил все с первого раза и по знаку нищеброда атаковал ожившую армию манекенов.

Разумеется, чуда не произошло: манекены легко отбили удар и перешли в наступление. Схватка оказалась недолгой. Обезоруженный, юноша оглянулся на начальничка и чуть не закричал от изумления, потрясенный невероятной красоты зрелищем.

Угол, в котором стоял Уизли, был сплошь увит толстыми искрящимися веревками разной толщины и цвета. На полу веревки тоже имелись, и на одной из них – самой толстой, белой с золотыми искрами, – нищеброд и стоял.

— Почему вы стоите на веревке, сэр? – пролепетал Драко, понимая, как нелепо звучат его слова.

По невыразительному лицу начальничка медленно расползалась широкая ухмылка, которая его, если честно, не слишком украшала. Сейчас Уизли был похож на очень сытого и довольного жизнью дракона.

— Потому что вышеупомянутая веревка — самая мощная Линия Силы в этом зале, мистер Малфой, — ответил он, смакуя каждое слово. – А сколько еще Линий вы видите в углу, где я стою?

— Несколько десятков, сэр, у них разный цвет и толщина. Вы стоите, словно в беседке…

Глаза нищеброда торжествующе вспыхнули:

— Ну что я говорил?! Можете, мистер Малфой, если захотите!

Юноша поднял палочку, чтобы запустить волшебный фейерверк, но замер, вспомнив фразу из давнего разговора. «Вы будете очень радоваться, когда начальник станет вас изредка хвалить», — сказал Горбин во время их последней встречи и снова оказался прав. Драко захотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, никогда не существовать – все, что угодно, лишь бы не подтверждать раз за разом правоту торговца…

Но умирать было нельзя: слишком нелегко сейчас жилось высокородным волшебникам, чтобы их молодой и сравнительно здоровый защитник добровольно уходил из жизни, оставляя их без надежды на спасение… Драко сжал кулаки и стиснул зубы, собираясь с силами.

— Что с вами, мистер Малфой? – Уизли заметил смятение подчиненного и встревожился. – Как вы себя чувствуете? Конечно, случившееся стало для вас серьезным потрясением, это вполне естественно…

— Не стало, сэр, — юноша собрался с силами и улыбнулся. – Поверьте, я в порядке!

Начальник некоторое время внимательно смотрел в лицо Драко, потом кивнул:

— Хорошо, мистер Малфой! Кстати, вы видите, как расположены Линии Силы в том месте, где вы стоите?

Юноша огляделся и с удивлением обнаружил, что весь остальной зал выглядит по–прежнему.

— Нет, сэр, не вижу. По–моему, Линии есть только там, где стоите вы…

Нищеброд хмыкнул:

— Нет, мистер Малфой, они проходят по всему залу. Значит, вы замечаете Линии только там, где стою я? Интересно! Впрочем, удивляться тут нечему: мы с вами сражаемся в этом зале пять раз в неделю, и вы наблюдаете за мной очень внимательно, потому что хотите хоть раз победить в наших дуэлях. Так или иначе, дела пошли, а, значит, позже вы научитесь видеть Линии Силы и в других местах… Можете приступать к мытью полов! Сегодня я останусь и посмотрю: с Линиями Силы шутить не стоит!

Драко отправился наполнять ведро. Вернувшись, он обнаружил, что вновь перестал видеть Линии Силы, и сообщил об этом Уизли. Тот успокаивающе сказал:

— Все нормально, мистер Малфой! Со временем вы сможете видеть Линии всегда, когда захотите, но это умение придет не сразу. Хорошо уже то, что вы начали их замечать!

Вдруг юноша понял одну простую вещь и, поражаясь собственной тупости, спросил:

— Сэр, я смог увидеть Линии только после того, как воспользовался связками заклинаний, которые вы мне посоветовали! Значит, все дело именно в них? Скажите, что особенного в этих заклятиях?

Начальничек хмыкнул и немного смущенно ответил:

— Да ничего, мистер Малфой! Обычные гриффиндорские связки, только и всего. Снейп и ваша тетя учили вас драться по–слизерински, я считал это само собой разумеющимся и не пытался ничего изменить. Как выяснилось, я ошибался: теперь ясно, что вам больше подходит гриффиндорская тактика боя…

— Но это же нелепо! – Драко не сразу нашел нужные слова. – Я слизеринец и горжусь этим!

— Мистер Малфой, я в этом не сомневаюсь. Но так называемые «гриффиндорская тактика боя» и «слизеринская тактика боя» были известны задолго до основания Хогвартса. Потому эти названия в достаточной степени условны, как, впрочем, и распределение студентов по факультетам. Скажите, Шляпа не предлагала направить вас в Гриффиндор?

— Предлагала, но я отказался, — в этом зале врать не хотелось, и юноша порадовался, что Уизли не спрашивает о Пуффендуе, который Шляпа тоже упоминала.

— Вот видите, мистер Малфой! Студенты давно уже распределяются по собственному желанию, если имеют хотя бы минимальные способности к учебе на выбранном факультете. Но личный выбор – это одно, а личностные особенности – совсем другое. Я давно уже должен был догадаться, что вам легче сражаться в открытую, чем юлить и притворяться…

— Но я… — Драко отчаянно искал нужные слова, но не мог их найти.

— Мистер Малфой, в этом нет ничего особенного. Меня, например, Распределяющая Шляпа хотела отправить в Слизерин, как и всех моих родичей. Отказался я только потому, что очень хотел досадить отцу, который ненавидел Гриффиндор и гриффиндорцев. Надеюсь, вы заметили, что я, как и вы, все это время использовал слизеринскую тактику боя?

Юноша сел за лучшее промолчать, так как ничего подобного не замечал.

— Ну ладно, мистер Малфой! Начинайте мыть полы, а то времени остается совсем мало! И, кстати, ни в коем случае не пытайтесь в обычной обстановке различить Линии Силы! Со временем вы этому научитесь, но форсировать события смертельно опасно! И не забывайте о ежевечерних упражнениях на расслабление!

Закончив уборку, Драко отправился в ресторан, чтобы позавтракать. В приподнятом настроении наслаждаясь горячим шоколадом, он погрузился в размышления и не сразу заметил, что незнакомый парень лет двадцати пяти направляется к его столику.

— Здравствуйте, мистер Малфой! Меня зовут Джереми Мэттьюз, я работаю в бухгалтерии. Простите, что подошел к вам, не будучи представленным, но, возможно, мою смелость извинит общность некоторых наших интересов… Насколько я знаю, вы коллекционируете древние артефакты, мистер Малфой? У меня тоже есть коллекция, небольшая, но интересная. Возможно, она вас заинтересует. Я с удовольствием покажу вам ее, мы могли бы обсудить обмен некоторых наших вещей…

— Простите, мистер Мэттьюз, но вас кто‑то ввел в заблуждение, — слова о редких артефактах напомнили о подлом мошеннике Октавии Трэммелле и о добреньком мракоборце Розалинде Дункан, поэтому Драко немедленно сосредоточился. — Никаких артефактов я не коллекционирую и ничем не могу быть вам полезен.

— Но тогда вы наверняка коллекционируете восточные редкости, мистер Малфой! – ободряюще улыбнулся незнакомец. — Вы живете настолько одиноко, что просто обязаны что‑то коллекционировать! У меня есть несколько очень интересных экземпляров, думаю, они вам понравятся…

Слова «восточные редкости» показались смутно знакомыми, и после недолгих размышлений юноша наконец начал понимать, что происходит. В ситуацию нужно было внести полную ясность, но и обижать человека зря не хотелось.

— Мистер Мэттьюз, уверяю вас, вы ошибаетесь! – сказал он спокойно, но жестко. – Я ничего и никого не коллекционирую, тем более — восточные редкости, и не намерен заниматься этим впредь! Так и передайте всем своим приятелям–коллекционерам! Если кто‑нибудь из вас еще ко мне сунется – голову оторву!

Впрочем, на незнакомца эта резкость не произвела ни малейшего впечатления.

— Идея насчет головы мне кажется интересной, — задумчиво сказал он. – Если хотите, мы можем обсудить ее у меня дома…

— Мы ничего не станем обсуждать ни у вас дома, ни где бы то ни было еще, — отчеканил Драко. – Будет лучше, если вы примете этот факт как данность и расскажете о нем всем своим приятелям.

— Хорошо, мистер Малфой, приму и расскажу, — легко ответил Мэттьюз, – но если вы вдруг передумаете, то обращайтесь ко мне без стеснения! Я сижу в бухгалтерии на шестом этаже в кабинете №627. Удачи вам!

Незнакомец слегка поклонился и вышел из ресторана, а юноша выругался сквозь зубы. Да что происходит, в конце концов?! С момента возвращения на службу с Драко пытались познакомиться самые разные девушки: высокая голубоглазая блондинка, смуглокожая брюнетка–итальянка, русоволосая девица невысокого роста, рыжая американка, которая казалась близкой родственницей Уизли, мулатка, китаянка и, кажется, кто‑то еще. А сегодня им на смену пришел этот тип из бухгалтерии…

Последнее слово тоже навеяло какие‑то смутные воспоминания. Кажется, бухгалтерию упоминал кто‑то из министерских… Да, конечно! Эрик говорил, что у парней из ласковой обслуги заключен оборонительно–наступательный союз с девушками из бухгалтерии. Незнакомый парень, конечно, не совсем девушка, но, может быть, Эрик все же сможет объяснить, что происходит?!

После окончания рабочего дня юноша подошел к фон Штроссербергеру, когда тот вышел из кабинета:

— Эрик, ко мне сегодня подходил познакомиться Мэттьюз из бухгалтерии!

— Это очень интересная новость, — дипломатично ответил фон Штроссербергер. – Надеюсь, вы подружитесь.

— А вот я абсолютно уверен в обратном, — самоуверенность собеседника выводила Драко из себя. – Кстати, этот Мэттьюз работает в бухгалтерии, а с тамошними девушками у ласковой обслуги заключен какой‑то союз. Кроме того, в последние недели со мной пыталась познакомиться как минимум дюжина девиц всех размеров и цветов. Ты не знаешь, чем вызвана такая популярность моей скромной персоны?

— Малфой, почему ты думаешь, что я имею какое‑то отношение к росту твоей популярности? – лениво осведомился Эрик.

Только сейчас юноша сообразил: собеседник вполне может сказать, что не причастен к этим событиям, и закончить разговор. Но отступать было поздно.

— Так мне подсказывает интуиция, — упрямо заявил Драко.

— Ты и прав, и неправ одновременно. Но это долгая история… Предлагаю сделать следующее. Через час я должен быть в клубе «Ножки нимфы», но пока свободен. Погода сейчас прекрасная, и мы можем прогуляться. Но идти придется по магловским кварталам. Чтобы не привлекать внимание, я трансфигурирую наши мантии в магловскую одежду. Согласен?

— Да.

Драко уже приходилось трансфигурировать свою мантию во что‑то магловское, когда в голодные времена он покупал продукты в супермаркете. Юноша замечал, что во время его покупок маглы, видимо, не убежденные маскарадом, смотрели на него как‑то странно, но не придавал этому особого значения. Маглы одевались очень разнообразно, и необычно одетый человек вызывал у них недоумение, а не страх.

Эрик и Драко поднялись на первый этаж. Там фон Штроссербергер трансфигурировал их мантии, после чего сослуживцы вышли на улицу.

— Отвечаю на твой вопрос, Малфой, — заговорил Эрик, быстро шагая по тротуару. – Если я скажу, что в одном из отделов Министерства работает очень хорошая, но одинокая девушка, и попрошу тебя скрасить ее одиночество, ты согласишься?

— Да ни в коем случае!

— Все верно! Точно так же ответит любой парень и любая девушка в Министерстве, если я попрошу их о чем‑то подобном. Потому я никогда так не поступаю.

— Но ты же сказал…

— В Министерстве работают не слепые и не глухие, Малфой. Все видят, что тебе приходится нелегко, и замечают, что ты ни с кем не встречаешься.

— С чего они это взяли, интересно? Если я не лижусь ни с кем у всех на виду, это вовсе не означает, что…

— Означает. Волшебный Лондон – это большая деревня, здесь все про всех знают. И если никто из министерских служащих ни разу ни с кем тебя не видел ни на работе, ни в свободное время, это значит, что ты ни с кем не встречаешься. То есть не исключено, что ты состоишь в невероятно тайной связи с очень замужней дамой или невероятно женатым мужчиной, но такие секретные встречи в счет не идут, поскольку одиночеству не препятствуют. Сотрудники Министерства добры и сострадательны по натуре, женихов в Англии сейчас не хватает, а люди, спасшиеся от диких драконов, – это вообще редкость, так что твоя популярность вполне объяснима. Я имею к ней отношение лишь потому, что часто рассказываю знакомым о том, что случилось на драконьей речке. Впрочем, для популяризации этой истории Рита Скитер сделала гораздо больше, чем я… Так что, Малфой, твои претензии ко мне абсолютно необоснованны.

— Ну, раз уж ты все же имеешь некоторое отношение к происходящему, то, возможно, выполнишь одну мою просьбу? – юноша ненавидел, когда незнакомые люди вмешивались в его дела, и сейчас с трудом сдерживал бешенство.

— Насколько это в моих силах, Малфой.

— Я был бы очень признателен тебе, если бы ты сообщил всем сострадательным дамам и господам, что я не буду встречаться ни с кем из них, поэтому все их попытки познакомиться со мной крайне меня утомляют и абсолютно бесполезны. Если я решу встречаться с кем‑то из сослуживцев, то непременно об этом сообщу объекту моего любовного интереса. Я понятно выразился?

— Да, вполне, — фон Штроссербергер некоторое время молчал, а потом заговорил, тщательно подбирая слова: — Малфой, поверь человеку старше тебя: нельзя ставить на себе крест в девятнадцать лет только потому, что у тебя один или несколько раз что‑то не получилось. В этом нет ни стыда, ни позора. Целители – а среди них есть специалисты по расстройствам как физического, так и психического здоровья — помогли множеству людей, помогут и тебе…

Сначала Драко не понял, что имеет в виду собеседник, но, сообразив, расхохотался и долго не мог успокоиться.

— Ты не так все понял, Эрик! – наконец выговорил юноша сквозь слезы. – «Не хочу» и «не могу» — это не одно и то же!

— А в чем же тогда дело? – быстро спросил фон Штроссербергер. – Только не рассказывай мне, что на тебя наложено заклятие, которое ради сохранения чистоты крови препятствует твоим близким контактам с нищебродами и грязнокровками. Уж я‑то прекрасно знаю, что таких заклятий не существует!

— Неужели кому‑то могла прийти в голову настолько бредовая идея?! – поразился Драко. – Нет, конечно, никто не накладывал на меня ни этого, ни других подобных заклинаний!

— Тогда в чем же дело?! Если ты говоришь, что полностью здоров физически и психически и не стал жертвой заклятий, что же тогда мешает тебе жить нормальной жизнью?.. Только не пытайся убедить меня, что…

Эрик вдруг замолчал, резко остановился и взглянул собеседнику в глаза:

— Неужели ты… И сейчас?!

Юноша закусил губу: он не думал, что кто‑то так быстро разгадает его секрет.

— Разуй глаза, Штроссербергер! – ответил он резко. – Я только что из больницы Святого Мунго вышел, меня там целители чуть ли не на части разбирали! Ты думаешь, они не заметили бы?!

— Да, извини, — темноволосый парень заметно смутился. – Когда это началось?

— Летом девяносто шестого, — врать не было ни сил, ни желания.

— А когда ты… вышел?

— Через полтора года. Меня профессор Снейп вытащил, без него бы я подох или…

Драко сжал кулаки, вспоминая страшные месяцы, прожитые в Паучьем тупике.

— И с тех пор ты ни разу ни пытался ни с кем встре…

— Пытался и понял, что поспешил. Я читал, что порой это необратимо…

— Необратимые изменения возникают только на долгих сроках, а у тебя это продолжалось всего несколько месяцев. Так что на твоем месте я бы не отчаивался. Рано или поздно – причем скорее рано, чем поздно, — все придет в норму…

Юноша потом часто вспоминал эти слова. Ни в них самих, ни в тоне, которым фон Штроссербергер их произнес, не было ничего особенного, но Драко почему‑то впервые за последние годы поверил, что так оно и случится: однажды кошмар закончится и наступит нормальная жизнь…

— Ну, ладно, — продолжал свою речь Эрик, — раз уж я ответил на все ваши вопросы, мистер Малфой, не будет ли излишней дерзостью с моей стороны тоже спросить вас кое о чем?

— Спрашивайте, герр фон Штроссербергер, — юношу удивил этот официальный тон.

— Могу ли я узнать, мистер Малфой, почему вы, часто посещая разнообразные отделы Министерства, так упорно обходите своим вниманием кабинет, где сидит ласковая обслуга?

Драко давно ждал этого вопроса, но все равно почувствовал себя застигнутым врасплох: ссориться с фон Штроссербергером совершенно не хотелось.

— В отделы Министерства я захожу не просто так, а для того, чтобы отдать отчеты о нашей работе. Для ласковой обслуги у меня никаких документов нет, поэтому…

— Мы приглашали тебя не по делам, а просто в гости, Малфой. Так в чем же дело?

— Дело в том, — юноша не хотел начинать конфликт, но, поняв, что собеседник настроен решительно, решил говорить откровенно, — что в тюрьме не любят заключенных, общающихся с тюремщиками больше, чем это необходимо. Для обозначения таких излишне дружелюбных зэков придумали очень неприятное слово. А я, как ты, наверное, помнишь, отбываю здесь срок заключения…

— Малфой, то, что ты на принудиловке, — это условность! Никто здесь не относится к тебе как к заключенному!

— Эрик, это не условность, а условно–досрочность, что далеко не одно и то же. Я не хочу без веской причины общаться с людьми, которые арестовывали моих родных и друзей!

Темноволосый парень после недолгого молчания кивнул:

— Что ж, Малфой, это твое право, но подумай вот о чем. Война с Волдемортом давно закончилась. Если мы будем и дальше тащить с собой прежние обиды, это ни к чему хорошему не приведет. Нас слишком мало, чтобы долго помнить зло!

— Поэтому вы, герр фон Штроссербергер, и называли меня выродком? – не выдержал Драко.

— Именно поэтому, Малфой. Я гораздо больший выродок, чем ты, и данное определение мне очень не нравится. Но любое слово, как монета, стирается от частого хождения. Уж на что страшным было слово «грязнокровка» — в Германии во времена Грюндевальда оно означало смертный приговор или кое‑что похуже, — но и его затерли до дыр. Сейчас это слово никого не пугает, только мои бабушки и дедушка вздрагивают, когда его слышат…

— Но разве они…

— Нет, все без исключения мои предки – выродки до страшно сказать какого колена. Родичи моего отца — до некоторой степени потомки Зигфрида, поэтому Грюндевальд очень рассчитывал на поддержку нашей семьи. Но они отказались, — фон Штроссербергера передернуло, — и все пошли в лагеря для грязнокровок. Семья была большая, но выжил только дедушка. Со своей будущей женой он уже после освобождения познакомился, она тоже много лет провела в лагере. Ее предок — полководец Конрад Валленштейн, который очень серьезно баловался боевой магией, так что Грюндевальд семьей моей бабушки тоже интересовался… После победы над этим гадом родителям моего отца вернули все прежде конфискованное у них имущество, но они до сих пор после каждой трапезы собирают крошки со стола в ладонь и едят их…

Темноволосый парень закусил губу, сжал кулаки и продолжал говорить очень тихо, но отчетливо:

— Но родителям отца все равно повезло больше, чем моему дедушке по материнской линии. Его предок — безумный чародей Людвиг Баварский, который пытался наделить маглов способностью к волшебству. Ради такого хитроумного предка за моего дедулю взялись всерьез – отправили не в лагерь для перевоспитания грязнокровок, а в научно–исследовательский центр. Там на заключенных ставили опыты. Из узников этого заведения не выжил почти никто, и показания дедушки оказались очень важны на Нюрнбергском процессе. На суде дедушка познакомился со своей будущей женой – она родилась и выросла в Германии, но единственная из моих родичей в лагере не сидела, потому что ее домовики три года прятали по подвалам, а потом помогли уехать сначала в Англию, затем – в США. Вообще‑то, эльфы при Грюндевальде тоже были обречены на уничтожение как неполноценные нелюди, но их поймать было сложнее, поскольку магия домовиков совсем не похожа на человеческую…

В Нюрнберг бабушка приехала писать статьи о судебном процессе по заданию одной американской газеты, но в Штаты не вернулась, потому что влюбилась в моего дедушку и вышла за него замуж. После освобождения он прожил четыре с половиной года, все это время сильно болел и умер в двадцать шесть лет, но успел написать книгу о том, что испытал в лагере. Я, пока маленький был, все просил родных дать мне ее почитать и, дурак, очень обижался, что мне отказывали. Когда вырос, то прочел ее, а потом сумел добиться доступа к секретным документам о порядках в грюндевальдовских лагерях… — сейчас в речи фон Штроссербергера слышался немецкий акцент, обычно незаметный. — Собственно, поэтому я и решил стать мракоборцем и уехать в Англию, где исчезнувшего Волдеморта мертвым никто не видел. Родители, бабушки и дедушка были против: для них слова «сотрудник правоохранительных органов» означают только надсмотрщиков в лагерях. Но я все равно уехал: если где‑то чиновники Министерства Магии противостоят такой мрази, как Волдеморт, — значит, им нужно помочь… Малфой, неужели ты веришь, что Том Реддл установил бы в Британии новый золотой век?

— Нет, сейчас уже не верю. Грязнокровка не может должным образом защитить права высокородных.

— А какие, собственно говоря, права высокородных нарушались в Британии в течение ХХ века, Малфой? Твои родичи ведь при желании могли вообще не общаться ни с грязнокровками, ни с нищебродами – если бы учились дома, а не в Хогвартсе и перемещались только в дома высокородных по каминной сети. Конфискация принадлежащих чародеям крупных земельных участков была мерой жесткой, но необходимой. Она проводилась по всему миру, иначе маглы бы нас давно обнаружили…

— А почему мы должны прятаться от маглов, словно крысы, Эрик? — юноша понимал, что этот разговор начинается слишком рано, но не хотел врать.

— Потому что нас меньше, Малфой. Со времен Мерлина множество волшебников пытались просчитать вероятный исход войны между магами и маглами, и всегда – понимаешь, всегда! – получалось, что мы неминуемо проиграем. Ты готов сражаться на обреченной на поражение стороне и убивать людей, повинных лишь в том, что они тебе мешают жить так, как ты хочешь? Я — нет… Поэтому я буду драться за любое правительство, защищающее магов и маглов от таких, как Грюндевальд и Волдеморт.

— И поэтому ты скрываешь свою высокородность и притворяешься нищебродом? – Драко понимал, что ведет себя недостойно, но сдерживаться уже не мог.

— Малфой, — темноволосый парень недобро прищурился, — я своих родных не скрываю! Другое дело, что мою фамилию большинство людей произносят с трудом, а, поскольку я не хочу создавать проблемы окружающим, то прошу всех называть меня по имени. И ты прав только в одном: мне не нравится, когда незнакомые люди судят обо мне по моим родичам. Я и сам кое‑что могу, без помощи знаменитых предков, хотя и не уверен, что на месте моих дедушек вел бы себя так же геройски, как они. Я хочу, чтобы люди судили обо мне по моим делам, а не по подвигам или преступлениям моих родных. Тебе все ясно?

— Более чем, но я так и не понял, почему твоя благонамеренная позиция обязывает меня общаться с тобой и твоими коллегами.

— Я уже сказал, Малфой: это решать тебе. Не хочешь с нами общаться – не общайся, имеешь полное право. Только подумай о том, что я сейчас тебе сказал… И имей в виду: не только ты потерял на войне друзей и родных. Помнишь взрыв на мосту летом 1996 года? Тогда у Джоша Трентона – ты его видел – погибла вся семья: родители и две сестры. Он, наверное, тоже хотел бы мстить врагам, но понимает, что местью ничего не исправишь…

— Послушай, Эрик, — юноша был абсолютно не согласен с фон Штроссербергером, но не сомневался, что однажды сумеет его переубедить, а потому не хотел ссориться и счел за лучшее сменить тему разговора, — это ведь ты нас с Уизли вытащил с драконьей реки? Я тебя даже не поблагодарил…

— Вытащил тебя не я, — темноволосый парень улыбнулся, снова став похожим на себя прежнего, — а вся наша ласковая обслуга! Один бы я не справился! И это мы тебя должны благодарить! Когда тебя нашли, ты выглядел совсем паршиво! Магию в тех местах применять нельзя, поэтому пришлось тащить тебя на носилках несколько километров до того места, где была возможность трансгрессировать. Все очень боялись, что ты умрешь по дороге. Но ты, молодец, не только выжил, но даже и сохранил способности к волшебству! Работать с таким клиентом, как ты, — одно удовольствие!

— Все равно спасибо, Эрик.

— Да не за что, Малфой! Кстати, вот мы и пришли!

Они стояли у приземистого здания, украшенного изображением большой розовой жабы на костылях и огромной вывеской: «Клуб «Ножки нимфы».

— Это в честь нашей общей знакомой? – хмыкнул Драко.

— Разумеется! Это наш клуб! Здесь каждый уик–энд парни попеременно с третьего, двенадцатого, тринадцатого, четырнадцатого или пятнадцатого этажа принимают в гости тех, кто работает на другом из этих этажей, а коллеги с оставшихся трех этажей наблюдают за происходящим. Бывает интересно. Пока счет равный, но это ненадолго. В следующую субботу мы принимаем гостей с третьего и припасли для них немало подарочков. Если хочешь – приходи посмотреть.

— Я уже сказал…

— Ну ладно, не хочешь – не надо.

Фон Штроссербергер уже собирался уходить, когда его собеседник, не выдержав, спросил:

— Эрик, объясни ты мне… Вы Летучий отряд, элита. Почему вы сидите на этом занюханном пятнадцатом этаже? Я не понимаю! Или это вас Жамба сослала?

— Нет, Жамба тут ни при чем, а сидим мы здесь по двум причинам. Во–первых, все – и журналисты, и обычные люди – знают, что Департамент Мракоборцев расположен на третьем этаже, и горят желанием поближе познакомиться с деятельностью бесстрашных защитников закона. А нам работать нужно, а не на вопросы любопытных отвечать… Во–вторых, этажи с двенадцатого по пятнадцатый – это зона повышенной опасности. Если будут заблокированы лифты, к остальным этажам можно сделать магические подкопы, а к этим – уже нельзя. До войны с Грюндевальдом внизу сидели чиновники самого низшего ранга – в основном, немолодые неудачники. Так продолжалось до того дня, когда один из приспешников Грюндевальда взорвал министерский лифт. Нижние этажи оказались отрезаны от мира на две недели, пока чинили поломку. Из чиновников, работавших внизу, до этого дня дожили очень немногие… С тех пор последние этажи традиционно занимают мракоборцы – люди молодые, здоровые и толковые…

— Мой начальничек – тоже человек молодой и здоровый?

— Нет, но Арти совершенно невозможно уговорить делать то, что он не хочет. Уизли желает работать на пятнадцатом, и никто не может заставить его изменить свое мнение.

Юноша, снова поразившись тому, до какой степени все боятся ничтожного нищеброда, не сразу нашелся, что ответить, и смог придумать только:

— Да, веселая у вас жизнь…

— Не жалуемся! Может быть, все‑таки зайдешь в клуб?

— Я сказал – нет!

— Ну, воля твоя! Завтра увидимся, Малфой! И не забудь: однажды у тебя все наладится!

Фон Штроссербергер направился в «Ножки нимфы», а Драко трансгрессировал домой, удивляясь сам себе. Хотя разговор с Эриком не принес желаемых результатов, настроение все равно было прекрасным.

Зайдя в холл родного дома, юноша увидел очень встревоженную маму, которая громко воскликнула:

— Драко, как хорошо, что ты пришел! Я не знаю, что делать!

— Что случилось?

В первую минуту юноша испугался, что мама снова находится под воздействием зелий, но, приглядевшись, понял, что неправ: она была в порядке, только очень беспокоилась.

— Торки плохо! Она посерела и лежит неподвижно…

Драко не поверил ушам. Домовухе не может быть плохо! Все эльфы отличаются крепким здоровьем и никогда не болеют. Торки, конечно, очень старая, она еще отца нянчила, но домовики живут намного дольше людей! Мама наверняка ошибается! Так или иначе, нужно во всем убедиться самому…

— Где Торки?!

— Я перенесла ее в зеленую гостевую комнату. Ты не будешь возражать? Конечно, гостевые комнаты предназначены не для эльфов, но я подумала, что…

Не дослушав бесконечные объяснения матери, юноша бросился бежать по коридору.

Войдя в комнату, где лежала Торки, Драко улыбнулся, собираясь что‑то сказать, но так и замер, увидев старушку. Мама не ошиблась, — наоборот, она сильно приукрасила происходящее. Домовуха, действительно посеревшая, дрожала от холода и куталась в толстое одеяло, но согреться не могла. Прежде ясные, сверкающие глаза сейчас были затянуты мутной пленкой. Юноша никогда раньше не видел тяжело больных, но сейчас вдруг ясно понял, что эльфка умирает.

— Торки, говори, что я должен делать, — сказал он, отчаянно стараясь, чтобы голос звучал, как обычно. – Денег у нас сейчас много. Целителей тебе вызвать? – он задумался, согласятся ли целители лечить домовуху, но, поразмыслив, пришел к выводу, что за деньги человек способен на все. – Может быть, тебе зелья какие‑то нужны? Или травы? Говори, я все куплю…

— Спасибо за доброту, мистер Драко Малфой, сэр, — прошелестела Торки, — но мне ничего не нужно. Пришел мой час, и я к нему готова…

— Не говори ерунды! Ты еще всех нас переживешь!

— Все эльфы знают, когда приходит их час, мистер Драко Малфой, сэр. Мой час должен был наступить полтора года назад, но я молилась нашей праматери Ба, великому Мерлину – заступнику благородных волшебников и Тому, Кто умер за всех, кто в Него верит… Я просила их сохранить мою ничтожную жизнь и позволить дождаться из тюрьмы хоть одного из моих ма… — эльфка закашлялась, — одного из моих господ, чтобы помочь им, тем самым исполнив свой долг добропорядочного домовика. Мои молитвы были услышаны, и теперь я ухожу с легким сердцем…

— Не говори так, Торки! – юноша оперся о стену, потому что ноги его не держали. – Как мы без тебя будем?

— Вы справитесь, мистер Драко Малфой, сэр! – на посеревшем лице появилась ободряющая улыбка. – Вы стали совсем взрослый, вы сумеете… Я ухожу с легким сердцем…

Юноша хотел спорить, но слова замерли на его губах. Зачем понапрасну тревожить умирающую?

— Не умирай, Торки, пожалуйста, — сказал он, удивляясь тому, как умоляюще звучит его голос. – Постарайся пожить еще немного, пожалуйста!

— Все живое умирает, мистер Драко Малфой, сэр. Таков закон жизни. Я не ропщу, у меня больше нет сил жить… Не горюйте обо мне!

Он подошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу и так стоял некоторое время, а потом тихо спросил:

— Может быть, ты хочешь чего‑нибудь, Торки? Денег у нас много… Проси – я все сделаю!

Старушка беспокойно зашевелилась на кровати, а потом робко сказала:

— Мистер Драко Малфой, сэр, я бы хотела, чтобы вы похоронили меня в вашем фамильном склепе. Там все мои предки лежат, и мой покойный муж, и трое наших детей, и их супруги… Не хочу лежать вдали от них!

— Конечно, Торки, как скажешь!

— Спасибо вам, мистер Драко Малфой, сэр! Тяжело мне было бы остаться одной после смерти! – эльфка снова зашевелилась и заговорила нараспев: — Я очень любила своего мужа Бофи. Мы очень хорошо жили, очень! Наши дети тоже были очень хорошие – умные, работящие, услужливые… Все они погибли за три месяца до вашего рождения, мистер Драко Малфой, сэр. Тогда в поместье случился страшный пожар. Глубокой ночью все коридоры запылали одновременно. К этому времени ваша матушка уже не могла трансгрессировать, а спала она в комнате на третьем этаже в самом дальнем от лестницы крыле замка. Потушить пламя чарами, водой или песком мы не сумели: оно оказалось волшебным… Страшная то была ночь, мистер Драко Малфой, сэр! Ваш батюшка подозревал в поджоге своих конкурентов по бизнесу и потом пытался найти виновного, но так и не смог ничего доказать.

Когда вы родились, мистер Драко Малфой, сэр, старики сказали, что вы были крещены огнем еще до своего рождения. У таких людей всегда особая судьба! Поэтому я совсем не испугалась, когда узнала о драконе, мистер Драко Малфой, сэр! Вы вышли невредимым из пламени еще до того, как появились на свет, так что никакой огонь вам отныне не страшен…

— Скажи, Торки, может быть, ты еще чего‑нибудь хочешь? Я все сделаю! – слушать этот тихий голос было невыносимо.

Домовуха снова замолчала, а потом тихо сказала:

— Я скоро увижу всех своих родных, кроме одного. Мой недостойный внук еще жив. Я не знаю, где он сейчас. Если и вы, мистер Драко Малфой, сэр, не знаете этого или просто не хотите видеть столь недостойное существо, то умоляю вас забыть мои слова. Но если вы случайно знаете, где можно найти моего внука… Я бы очень хотела его увидеть…

Юноша забарабанил пальцами по стеклу. Он знал, где сейчас находится внук эльфки, — прекрасно знал и видеть это чучело не хотел. Но выбора не было…

— Хорошо, Торки. Я сейчас за ним схожу. Только ты дождись нас, пожалуйста… Мама за тобой присмотрит.

— Спасибо вам, мистер Драко Малфой, сэр, — старушка счастливо улыбнулась. — Я вас непременно дождусь! А присматривать за мной не нужно…

Юноша вышел из комнаты и быстро рассказал матери о случившемся. Несколько раз они то вместе, то порознь пытались вызвать внука Торки, но, как и следовало ожидать, все попытки оказались тщетными. Драко покинул особняк и постарался во всех подробностях представить знакомые кованые ворота, увенчанные статуями крылатых вепрей.

Оказавшись там, где он не бывал больше двух лет, юноша коснулся палочкой огромных замков, затем назвал свое имя, сообщил о цели визита и приготовился к долгому ожиданию.

Впрочем, Драко простоял у ворот гораздо меньше времени, чем мог предполагать. Вскоре за оградой послышались шаги. Наружу вылетел крылатый Определитель черной магии, он некоторое время попорхал вокруг гостя, а потом вернулся обратно. Затем замки, щелкнув, слетели с петель, огромные створки ворот распахнулись, и знакомый голос сказал:

— Здравствуйте, мистер Малфой! Приятно снова увидеть вас в Хогвартсе! Чем мы можем быть вам полезны?

— Здравствуйте, мистер Филч! Я тоже очень рад вернуться в Хогвартс. Скажите, пожалуйста, могу ли я поговорить с домовиками, живущими в школе?

— Конечно, можете, мистер Малфой! Позовите тех, кто вам нужен, – и они непременно явятся!

Юноша отнюдь не был в этом уверен, но попробовал позвать сначала внука Торки, затем – Кикимера, о котором много слышал от мамы и тети Беллы, а потом и других эльфов. Все попытки оказались безрезультатными.

— Совсем разболтались эти домовики, мистер Малфой! После освобождения у них явно крыша поехала! Я даже думать боюсь, что будет, когда учебный год начнется!

— Не могли бы вы провести меня в помещения, где живут домовики, мистер Филч?

Завхоз заметно смутился:

— Не знаю я, где эта мелочь живет, мистер Малфой! До того, как им волю дали, эльфы себя хорошо вели, и никаких претензий к ним не было. А в гости к ним я никогда не ходил…

— Тогда, пожалуйста, проведите меня к директору или к кому‑нибудь из профессоров, мистер Филч! Наверняка они помогут мне вызвать эльфов!

Завхоз смутился еще сильнее:

— Так ведь каникулы сейчас, мистер Малфой! Все в отпусках! Директор и ее заместитель прибудут пятнадцатого августа, а остальные профессора – двадцатого. Сейчас здесь только дежурный преподаватель, да и его наверняка на месте нет – он наблюдает, как строят БОСЕЙН, — последнее слово Филч произнес с нескрываемым презрением.

Теперь Драко почти не сомневался, с кем ему придется говорить, но выбора не было.

— Тогда, пожалуйста, проведите меня в кабинет профессора. Если его там нет, – пожалуйста, найдите его и сообщите, что мне очень срочно нужно с ним поговорить, мистер Филч.

Завхоз со вздохом кивнул, и они направились к зданию школы. Филч продолжал жаловаться:

— Босейн! Ну надо же! Тысячу лет Хогвартс без босейна стоял – и ничего, не развалился, и волшебников здесь учили исправно! Но молодежь традиции не уважает – нужен портзал, нужен босейн, вынь да положь! А босиком можно и по школьным коридорам ходить, если заставить домовиков как следует мыть полы!

Юноша кивал, но слушал невнимательно, а оглядывался по сторонам, пытаясь понять, что изменилось в Хогвартсе за последние годы. Впечатление было двойственным: с одной стороны, никаких особых нововведений не наблюдалось, с другой – школа выглядела совсем иначе, чем Драко ее помнил. Огромный замок не мог стать меньше, но казался более… уютным, более домашним, что ли. Война обошла Хогвартс стороной, и он выглядел очень спокойным и мирным местом. Впрочем, возможно так казалось, потому что здесь не было учеников.

Филч тоже изменился. Сначала Драко решил, что завхоз просто постарел, но, приглядевшись, понял, что ошибался: в серых волосах Филча не было седины, да и спина горбилась не сильнее, чем прежде. Тогда в чем же дело?

Юноша разобрался лишь через несколько минут. Он, как и все слизеринцы, конечно, знал, что завхоз – сквиб, но все же относился к нему с невольным уважением и считал сильным и опасным человеком. Только сейчас Драко осознал, насколько наивно и нелепо вечное стремление Филча к порядку, как мелочны сетования завхоза. Неужели Филч так поглупел в последние годы? «А, может быть, это я повзрослел?» — неожиданно подумал юноша. Впрочем, по сравнению с тюремными охранниками завхоз и в самом деле выглядел милым и безобидным человеком…

— Вот мы и пришли, мистер Малфой! Как я и предполагал, кабинет пуст! Проходите, располагайтесь! А я пойду искать профессора Поттера…

Драко вошел и с любопытством огляделся. Сейчас кабинет преподавателя ЗОТИ выглядел совсем иначе, чем при профессоре Снейпе. Исчезли толстые черные шторы, огромные окна были настежь открыты, на стенах появились картины с изображением гриндилоу, красноколпачников и прочей нечисти, которая весело скалилась гостю.

Юноша сел за парту у профессорского стола и приготовился к долгому ожиданию.

Впрочем, дверь отворилась буквально через несколько минут, и появился Поттер. Он похудел, отросшие волосы падали на глаза, простая черная мантия была помята, а зеленые глаза смотрели сквозь очки внимательно и строго. Сейчас новый профессор ЗОТИ чем‑то неуловимо напоминал Снейпа, только волосы Поттер мыл явно чаще.

— Добрый вечер, мистер Малфой! Чем я могу быть вам полезен?

Приветствие оказалось безукоризненно вежливым. Драко собрался с силами и столь же светским тоном ответил:

— Здравствуйте, профессор Поттер! Моя просьба довольно необычна. Я бы хотел поговорить с домовиком по имени Добби. Насколько я знаю, он сейчас работает в Хогвартсе.

— Добби?! – Поттер не скрывал своего удивления. – Зачем он вам нужен?

— Надеюсь, вы не думаете, что я собираюсь наказать его за предательство своих хозяев? – рассказывать этому ублюдку о Торки не хватало сил.

— Вы хотели сказать — своих бывших хозяев, мистер Малфой? Ведь рабство эльфов уже отменено.

— Все верно, профессор, — начинать скандал было нельзя. – С Добби хочет поговорить его родственница, по–прежнему работающая в нашем доме. Уверяю вас, это совершенно безопасно.

— Не думаю, что в вашем положении вы рискнете устроить какую‑нибудь провокацию, мистер Малфой, — спокойно ответил Поттер и громко позвал: — Добби!

Через несколько секунд в кабинете появилась молоденькая домовуха:

— Вы звали Добби, профессор Гарри Поттер, сэр? – пропищала она. – Добби сейчас очень–очень занят, я вместо него все сделаю, что нужно!

— Передай ему, пожалуйста, что его хочет видеть мистер Драко Малфой, — сказал Поттер.

— И отдай ему вот эту записку, — юноша, взяв с профессорского стола перо и пергамент, написал: «Торки очень больна, хочет тебя видеть. Приходи немедленно.»

— Передам, — малышка потрясенно взглянула на гостя и исчезла.

— Уверен, она все сделает правильно, — ободряюще заметил Поттер. – А пока мы ждем Добби, я, в свою очередь, хочу обратиться к вам с огромной просьбой, мистер Малфой.

— С просьбой?! – Драко не поверил ушам.

— Да. Мистер Малфой, не могли бы вы, когда начнется учебный год, выступить перед студентами и рассказать им о том, что случилось с вами и мистером Уизли на драконьей реке? Об этом происшествии ходят самые разные слухи…

— Зачем вам нужно мое выступление?!

— Во–первых, мне самому интересно, что же там произошло, а, во–вторых, думаю, услышать ваш рассказ будет полезно всем без исключения студентам.

— И что же полезное вы видите в этой истории, профессор?

— Большинство моих учеников не сомневаются: чтобы выжить и победить в опасной ситуации, достаточно выучить пару–тройку убойных заклинаний. Возможно, ваш рассказ, мистер Малфой, убедит хоть кого‑нибудь в том, что для выживания гораздо важнее упрямство, сила духа и воля к жизни…

Юноша очень хотел возразить, но понимал, что его собеседник прав: не меньше, чем для врагов, убойные заклятия опасны для тех, кто их применяет.

— Кроме того, — продолжал говорить Поттер, — ваше выступление окажется особенно важным для слизеринцев. Сами понимаете, мистер Малфой, ученикам вашего родного факультета сейчас приходится нелегко…

— С каких это пор вы так беспокоитесь за Слизерин, профессор? – Драко не любил ханжей.

— С тех самых, как понял, что оппозиция нужна всегда, — Поттер говорил очень серьезно. — Когда все придерживаются одного и того же мнения, — даже если оно действительно самое верное, — без контроля со стороны они все равно рано или поздно свернут не туда. За единомышленниками непременно должны присматривать те, кто с ними не согласен! В Англии оппозицией чаще был Гриффиндор, но порой существующую власть критиковали и слизеринцы, так что ничего абсолютно нового сейчас не происходит. И я как профессор ЗОТИ считаю своим долгом сделать все, чтобы критики нынешних порядков имели возможность высказать свою позицию открыто и грамотно, а властям приходилось считаться с оппозиционерами и учитывать их мнение. В противном случае новые Волдеморты будут появляться регулярно…

Юноша с трудом сдержал улыбку. Поттер даже не подозревает, что через несколько лет оппозиция станет не критиковать эту ублюдочную власть, а сражаться с ней до последней капли крови! Но пока еще рано раскрывать свои планы, а вот со студентами–слизеринцами очень полезно познакомиться заранее…

— Хорошо, профессор, я согласен.

— Мне кажется, правильнее всего будет назначить ваше выступление на середину ноября, мистер Малфой. Не сомневаюсь, встреча с вами скрасит студентам мрачное осеннее время.

В тот летний вечер они и не подозревали, где окажутся в ноябре и чем тогда станут заниматься.

— Я согласен, профессор, — унижаться перед мерзким Поттером не хотелось, но раз уж разговор зашел так далеко, то останавливаться было бы глупо. – И у меня к вам тоже есть просьба. Я окончил всего шесть курсов Хогвартса и хотел бы завершить свое образование. Это возможно?

— Разумеется, мистер Малфой! Так многие сейчас делают! До первого сентября отправьте госпоже директору Макгонагалл письмо о своем намерении завершить образование. Вам вышлют список необходимых учебников, план, в соответствии с которым вы организуете учебу, и список домашних заданий. В июне следующего года вы получите возможность сдать Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. ы вместе с другими выпускниками. Я со своей стороны буду ходатайствовать, чтобы вас освободили от практического экзамена по ЗОТИ. Выполняя свою работу, вы каждый день доказываете, что достойны высших баллов по этому предмету. И, кстати, от имени семьи Уизли благодарю вас за спасение жизни Артура. Мы все перед вами в очень большом долгу, мистер Малфой.

— Да не спасал я его жизнь, это мракоборцы спасли нас обоих! – Драко по–настоящему рассердился. – Кстати, где Добби?! Ему уже давно пора бы появиться!

— Да, действительно странно! – Поттер нахмурился. – Сейчас я сам схожу к эль…

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге показался запыхавшийся Филч, с трудом скрывающий свою радость.

— Профессор Поттер, строители что‑то напутали с этим босейном, и оттуда вытекло огромное количество воды! Она течет прямо по направлению к теплицам профессора Стебль и огороду. Через несколько минут все грядки затопит!

Поттер вскочил из‑за стола и выбежал из кабинета.

Драко несколько раз позвал Добби, Кикимера и школьных домовиков, но ответа не получил. Искать эльфов по бесконечным коридорам Хогвартса было безумием, а вернуться домой без Добби юноша не мог. Значит, оставалось одно – ждать безответственного ублюдка Поттера…

Драко хмыкнул, представив себе, как гриффиндорский паршивец пытается остановить неудержимый поток воды, и она накрывает его с головой…

Вода – чистая, прозрачная и холодная – это именно то, что нужно в такую жару! Он погружался в озеро все глубже, вода, обволакивая тело, делала его невесомым… Как приятно плыть и чувствовать себя совершенно лишенным веса! Со дна поднимаются разноцветные листья водорослей – это тоже очень красиво. Какая изысканная игра красок, как причудливо колеблются листья под влиянием течений! Никому из наземных существ не дано видеть эту фантасмагорическую картину! Мимо проплывают стаи разноцветных рыб. Завидев его, они пытаются скрыться, но уплыть удается далеко не всем…

— Мистер Малфой, с вами все в порядке?

Драко открыл глаза. Поттер, очень встревоженный, тряс его за плечо.

— Да, профессор, у меня все хорошо. Я, кажется, задремал… — он потянулся, пытаясь вспомнить, как здесь очутился.

— А Добби так и не появился? – спросил Поттер.

— Нет, — юноша окончательно пришел в себя. – Позовите его немедленно!

Поттер, не пытаясь спорить, вызвал малышку–эльфку и велел ей передать Добби приказ немедленно явиться в кабинет ЗОТИ.

Через пару минут домовуха вернулась и затараторила:

— Ой, мистер Драко Малфой, сэр, Добби ваше письмо прочитал и прямо к вам домой трансгрессировал! Он сказал, что должен спешить!

Юноша только намного позже узнал, что в тот вечер Добби впервые за все время своего пребывания в Хогвартсе был удостоен великой чести самостоятельно приготовить бисквитный торт со взбитыми сливками. Польщенный таким доверием, эльф строго–настрого запретил беспокоить себя по пустякам, а визит ненавистного сына прежнего хозяина мог считаться даже не пустяком, а раздражителем. Поэтому отвлекать Добби от его важной работы никто не рискнул…

— Значит, и мне пора! – Драко поднялся с места. – До свидания, профессор!

— До свидания, мистер Малфой! Не позднее первого сентября напишите письмо госпоже директору, и вы получите все необходимые документы! Надеюсь увидеть вас в Хогвартсе в ноябре!

Они действительно встретились в ноябре, но в тот летний вечер никто из них не мог даже предположить, при каких обстоятельствах это произойдет.

Шагая до мелочей знакомым путем к воротам Хогвартса, юноша думал о своем многолетнем враге – Гарри Поттере, Победителе Волдеморта, Спасителе волшебного мира и прочая, прочая, прочая. Мысли оказались настолько странными, что Драко даже не сразу сумел понять, что сейчас испытывает по отношению к этому человеку. Разобравшись во всем, юноша сильно удивился: ему было жаль Поттера.

Да, жизнь высокородного наследника Малфоев и Блэков складывалась совсем не так, как мечтал он сам и его родные, более того, он сейчас был в немалой степени лишен свободы действий. Но при всем при этом Драко за последние годы успел повидать пусть не очень много всего, но и не слишком мало. Конечно, побывать в тюрьме при Департаменте Мракоборцев и во Флер‑де–Лис – радость невеликая, но теперь юноша точно знал, что сумеет выжить даже там. Он отдал бы десять лет жизни, чтобы никогда не попадать на драконью реку, — но это произошло, и высокородный наследник Малфоев вернулся оттуда живым и сравнительно невредимым. Бывая на целевых выездах, Драко посетил пол–Англии, а когда принудиловка закончится, у него появится шанс увидеть еще много интересных мест и познакомиться с самыми разными людьми…

А Поттер вырос у ничтожных маглов, потом учился в Хогвартсе и почти сразу после окончания школы вернулся туда преподавателем. И, судя по всему, большую часть своей жизни Победитель Волдеморта, словно узник, проведет в этом замке. Да, Хогвартс огромен, прекрасен и полон тайн, но как, должно быть, тягостно знать, что ты, учитель, должен оставаться в школе почти десять месяцев в году и видеть только коллег и учеников! Это ведь хуже любой тюрьмы! Стоило побеждать Волдеморта, чтобы заживо похоронить себя в Хогвартсе!

Удивляясь своим мыслям, юноша постарался выкинуть их из головы и сосредоточиться на домашних проблемах.

У двери комнаты, где лежала Торки, стояли несколько незнакомых домовух. Они негромко то ли пели, то ли плакали – понять было невозможно.

— Добби еще там? – спросил Драко.

— Да, сэр, — тихо ответила одна из эльфиек.

Некоторое время юноша стоял в коридоре, но потом дверь комнаты открылась. Оттуда вышел Добби и негромко сказал:

— Бабушка вас зовет, сэр.

Драко вошел внутрь.

Торки дрожала еще сильнее, чем когда он ее оставил. Еле слышно она произнесла:

— Спасибо вам, мистер Драко Малфой, сэр! С внуком поговорила — теперь ухожу со спокойной душой! Спасибо вам! Вы очень, очень хороший человек, мистер Драко Малфой, сэр! Всегда об этом помните! Вы очень, очень хороший… Я молилась за вас, и мне ответили… У вас все будет хоро…

Старушка захрипела, ее тело задергалось в страшной судороге, а потом застыло. Юноша бросился к Торки, схватил за руку – и понял, что касается мертвого тела. Рука еще хранила тепло, но пульса уже не было.

Драко быстро вышел из комнаты, побежал по коридору в свою спальню и, войдя к себе, без сил упал на кровать.

«Я не буду плакать из‑за эльфки», — билась в голове упрямая мысль. Юноша ударил кулаком в стену, заплакал и долго не мог успокоиться. Но в конце концов усталость все же взяла свое и Драко уснул.

Проснулся он от какого‑то движения в его спальне. Открыв глаза, юноша увидел маму, которая, взмахивая волшебной палочкой, снимала с него рабочую мантию.

— Ты сильно устаешь, милый, — мягко сказала мама, — тебе нужно как следует отдыхать…

Юноша все вспомнил, и на мгновение ему показалось, что это всего лишь дурной сон.

— А Торки действительно… — начал Драко и осекся, не в силах продолжать.

— Да, милый, Торки больше нет с нами. Добби и другие эльфы забрали ее тело. Они хотят похоронить Торки на кладбище эльфов Хогвартса.

Драко немедленно вскочил на ноги:

— Ни в коем случае! Я обещал Торки, что похороню ее в нашем фамильном склепе! Я немедленно отправляюсь в Хогвартс!

— Милый, сейчас глубокая ночь! Все спят. Отправишься туда завтра утром. Хотя я, честно говоря, не понимаю, как ты сумеешь выполнить обещание, данное Торки. Я читала, что одновременно с отменой рабства эльфов запретили хоронить в фамильных склепах.

— Пусть только попробуют мне запретить!

— Им без труда это удастся, милый. Агентство по делам свободных эльфов сейчас имеет очень большую власть.

— Значит, из Хогвартса я отправлюсь именно туда!

— Хорошо, милый, но только завтра. А теперь спи!

На следующий день на утреннем уроке юноша обнаружил, что по–прежнему может видеть окружающие Уизли Линии Силы. Нигде больше Драко их по–прежнему не замечал, но начальничек сказал, что это нормально.

По окончании занятия юноша попросил у нищеброда разрешения посвятить первую половину рабочего дня своим собственным делам. К беспредельному изумлению Драко, Уизли согласился, не задавая лишних вопросов. Впрочем, после недолгого размышления юноша понял, что начальничку мог все рассказать Поттер.

Сначала Драко отправился в Хогвартс, но местные эльфы наотрез отказались отдать тело Торки. Пришлось отправляться в Агентство по делам свободных эльфов…

Агентство размещалось в ранее принадлежавшем Флинтам огромном здании неподалеку от Косого переулка. Юноша, когда‑то бывавший здесь на балах, сейчас не узнавал знакомого дома. Прежде высокие потолки были опущены под рост домовиков, так что людям, входящим в Агентство, приходилось сгибаться в три погибели.

Драко спросил у дежурившего в холле молодого эльфа, закутанного в яркий красно–зеленый платок, с кем можно поговорить о похоронах домовухи. Ответ был произнесен невыразимо наглым тоном:

— Ты, мистер, фильтруй базар, прежде чем говорить! Слово «домовик» таперича запрещено как оскорбляющее достоинство свободных эльфов!

— Хорошо. С кем я могу поговорить о похоронах эльфийки?

— Я здесь дежурный, мистер, так что обращайся ко мне повежливее!

Больше всего юноше хотелось ударить наглеца Круциатусом. Сдержавшись только ради Торки, Драко спросил безукоризненно светским тоном:

— Скажите, мистер дежурный, не затруднит ли вас сообщить, с кем из здешних сотрудников я могу поговорить о похоронах эльфийки?

Домовику обращение явно понравилось.

— Вот так‑то, мистер, — сказал он, довольно ухмыляясь. – Усвой как дважды два четыре: вам, выродкам, теперь повежливее надо быть! Кончилось ваше времечко! Теперь чуть что не так – живо в Азкабане окажетесь! Камер там на всех хватит, и тролли вас ждут не дождутся!

Обсуждать тот факт, что слово «выродок» является гораздо большим оскорблением, чем «домовик», означало затягивать спор до бесконечности. Поэтому юноша стиснул руки в кулаки и вежливо сказал:

— Скромно напоминаю вам о моем вопросе, мистер дежурный.

— Мауси спроси, она сидит в кабинете №318.

— Спасибо, мистер дежурный.

Драко, согнувшись в три погибели, шагал по коридору среди глазевших на неожиданного посетителя эльфов и клялся себе, что этот кошмар долго не продлится. Придет день – и презренные домовики займут подобающее им место…

Юноша так и не понял, что располагалось в кабинете №318 во времена Флинтов. Сейчас это была маленькая каморка с низким потолком, очень похожая на те, в которых домовики жили у Малфоев.

У противоположной от двери стены стоял сделанный из красного дерева огромный стол, который выглядел здесь крайне неуместно. За столом сидела крохотная молоденькая домовуха, одетая в уменьшенную копию мантии волшебника. Уши эльфийки не свисали вниз, как у ее собратьев, а были коротко обрезаны, словно у собак бойцовских пород. Бледную кожу запястий покрывали коричневатые точки.

— Здравствуйте, мисс Мауси, — осторожно начал Драко. – Я хотел бы поговорить…

— Здравствуйте, мистер Малфой, садитесь, пожалуйста, — прервала его домовуха, указывая на стоявший перед столом крохотный стул. – Кстати, если вы хотите быть вежливым, то, пожалуйста, называйте меня «мисс Фридом». Мауси – мое имя, а Фридом – фамилия. После освобождения нам разрешили иметь фамилии. («Мауси» переводится с английского как «мышка», а «фридом» означает «свобода» — прим. авт.)

— Откуда вы знаете, как меня зовут, мисс Фридом? Насколько я помню, я никогда вас не видел.

— Да, мистер Малфой, мы раньше не встречались, но я имею обыкновение читать британскую прессу, в том числе и «Волшебное зеркало». Кроме того, такие ожоги, как у вас, встречаются редко. Я рада видеть, что раны на лбу и подбородке у вас почти зажили. Итак, чем я могу быть вам полезна?

Юноша, немного приободренный вежливым приемом, изложил свою просьбу, но собеседница, выслушав, покачала головой:

— К сожалению, это невозможно, мистер Малфой! Эльфы теперь свободны, и с порочной практикой похорон рабов в склепах их господ покончено навсегда. Поверьте, вашей служанке лучше лежать на хогвартском кладбище, среди свободных эльфов…

— Но Торки сама просила меня похоронить ее в нашем фамильном склепе, рядом с ее мужем и детьми, мисс Фридом!

— Ваша служанка была стара и не понимала, как изменился мир вокруг нее. Ее родные жили и умерли рабами, и она не осознавала, что стала свободной и может найти после смерти покой в любом месте, которое ей нравится!

— Поверьте, мисс Фридом, Торки до самой смерти сохраняла ясный ум!

— Не сомневаюсь, что вы правы, мистер Малфой, но ваша служанка жила прошлым, а это нехорошо. Пусть хотя бы после смерти она обретет свободу! Неужели ваша преданная служанка этого не заслужила?

— Послушайте, мисс Фридом…

Они спорили еще долго, но Мауси терпеливо, спокойно и последовательно отклоняла все аргументы собеседника. Через полчаса она очень вежливо сказала:

— Простите, что прерываю вас, мистер Малфой, но ваши доводы абсолютно безосновательны. Ваша служанка станет свободной после смерти. Этот вопрос закрыт. У вас есть ко мне еще какие‑нибудь дела?

Драко вдруг с отчетливой ясностью понял, что проиграл. Эта домовуха с обрезанными по–собачьи ушами просто не хочет его слушать! Значит, все зря?! И Торки не воссоединится после смерти со своими родными?!

— Мисс Фридом, — заговорил он в полном отчаянии, не слыша себя, — когда я вышел из тюрьмы, у меня совсем не было денег, а кормить пришлось десятерых.

— Да, мистер Малфой, я знаю, что вы запретили своим эльфам есть крыс. Об этом много говорили среди наших, но это ничего не ме…

— Мама была… больна и не понимала, что происходит. Торки стала моей единственной опорой в то страшное время. Я пропал бы, если бы не она! Я знал, что Торки всегда поможет маме и мне! Я… очень многим обязан Торки! Я обещал ей, что похороню ее в нашем фамильном склепе! Если я не выполню это обещание, то перестану уважать себя…

Реакция Мауси удивила юношу. Домовуха побледнела, встала на стол, — она была даже меньше, чем это раньше казалось, — и заговорила страшным, срывающимся голосом:

— Да как ты смеешь, дрянь!..

Затем эльфка слегка взмахнула рукой – и ее собеседник отлетел к дверям. В следующее мгновение Драко понял, что эльфка грубо роется в его воспоминаниях. Он попытался закрыться от нее, но не сумел. Сеанс легилименции длился несколько минут, затем юноша почувствовал, что снова может двигаться, и поднялся на ноги. Мауси опять сидела за столом.

— Прошу простить мое недостойное поведение, мистер Малфой, — сказала она негромко, но очень четко. – Я вела себя возмутительно! Приношу свои искренние извинения. Вы действительно хотите похоронить Торки в фамильном склепе из лучших побуждений, и для нее это и вправду было очень важно. К сожалению, правила есть правила, и нарушить их не могу даже я. Свободным эльфам не место в склепах их господ!

— Но если вы понимаете, как это было важно для Торки, мисс Фридом… — Драко умолк, не находя слов.

Некоторое время домовуха молчала, а потом заговорила, тщательно подбирая слова:

— Разве что в виде особого исключения, мистер Малфой… Я смогу выдать вам разрешение на похороны, если вы зарекомендуете себя другом свободных эльфов.

— И что я для этого должен сделать, мисс Фридом? Устроиться к вам слугой?

— Нет, мистер Малфой, все гораздо проще, хотя в то же время и сложнее.

— И в какую же сумму оценивается мое дружелюбие, мисс Фридом? – язвительно осведомился юноша. — Только имейте в виду: после конфискации у Малфоев не осталось собственности, и мне самому нужны деньги на похороны Торки!

— Мистер Малфой, — взволнованно сказала Мауси, — вы можете мне не верить, но я клянусь вам, что не попрошайничаю!

Драко с трудом сдержал улыбку: такое поведение называлось не попрошайничеством, а вымоганием взятки, но просвещать собеседницу он, разумеется, не стал.

— Поверьте, мистер Малфой, наше положение очень нелегкое! – домовуха тем временем продолжала свою страстную речь. – Клянусь вам: ни один кнат из ваших денег не достанется тунеядцам! Многие эльфы хотят работать, но их никуда не принимают! Мы теперь не можем трудиться бесплатно, потому что должны обеспечивать свои семьи, а у людей после войны очень мало денег! Кроме того, некоторые недостойные эльфы после освобождения перестали заботиться о своих детях и пожилых родителях, так что много стариков и малышей остались без всякой помощи. Заверяю вас, ваши деньги получат только те, кто действительно не могут о себе позаботиться! Я пришлю вам расходную ведомость, если хотите!

— Не стоит беспокоиться, мисс Фридом! Я верю вам на слово, — юноша прекрасно знал, что бумага не краснеет и стерпит любую ложь. – Так в какую сумму вы оцениваете мое дружелюбие?

Ответ оказался не таким страшным, как Драко боялся. Остававшихся у него на руках после выплаты взятки денег хватало и на похороны Торки, и на мелкие бытовые расходы.

— Вот только, мистер Малфой… — Мауси заметно смутилась, — мне тоже лучше присутствовать на похоронах. Я понимаю, как тяжело терять тех, кто дорог, и, уверяю вас, я и близко к вам не подойду и уж тем более не стану произносить никаких речей. Просто все должны видеть, что вы действуете в согласии с Агентством по делам свободных эльфов…

Что ж, выбора все равно не было… Юноша кивнул, взмахнул волшебной палочкой – и необходимая сумма возникла на столе перед Мауси. Домовуха заколдовала перо и пергамент – и через несколько секунд разрешение было получено.

— И, мистер Малфой, у меня к вам еще одна просьба… — Мауси еще больше смутилась.

— Какая же, мисс Фридом?

— Понимаете ли, мистер Малфой, скоро наступит первое сентября, и мы хотим начать обучение наших детей. Большинство предметов будем преподавать по хогвартским учебникам, но очень хотелось бы рассказать детям об истории нашего народа, а этой темой в Британии никто не занимается. Приходится все собирать по крупицам… Наш народ был бы очень благодарен вам, мистер Малфой, если бы вы написали эссе об истории отношений вашего предка Бенжамена Малфоя и эльфов Куби и Визи. Об этом много говорят среди наших…

— Хорошо, мисс Фридом.

Юноша ничего не имел против этого предложения: пусть презренные твари, узнав историю благородства Бенжамена Малфоя, осознают свое ничтожество! Ради такого стоило даже покопаться в семейных архивах.

— Еще раз благодарю вас, мистер Малфой! И снова прошу простить меня за недостойное поведение! И… выражаю вам свои соболезнования в связи со смертью Торки. Вы действительно ее очень любили…

Драко содрогнулся от омерзения: он, высокородный наследник Малфоев, любил домовуху?! Спорить с идиоткой Мауси, разумеется, нельзя, но и продолжать дурацкий разговор не хочется….

— Простите мое любопытство, мисс Фридом, а что у вас с ушами? Я никогда такого не видел.

— И, слава Мерлину, не увидите, мистер Малфой! – домовуха вздрогнула, ее лицо исказилось, но она, сделав над собой усилие, заговорила очень спокойно: — Мой хозяин, мистер Лоуренс Мактэвиш, отрезал мне уши, когда Визенгамот отклонил наш первый иск, обвиняющий господина в жестоком обращении со своими эльфами. «Собака должна знать свое место!» — сказал тогда мистер Мактэвиш. Впрочем, мне еще повезло: нас, впервые в истории Британии рискнувших начать тяжбу со своим хозяином, было пятеро. Остальных четверых мистер Мактэвиш после долгих пыток казнил разными способами, а меня – самую младшую – пожалел. Я тогда еще совсем девчонкой была и согласилась обратиться в суд, потому что мистер Мактэвиш забил ногами моего младшего брата Тави. До смерти ногами забил… Я в это время была на кухне, помогала поварам и ни о чем не знала. Тави мог меня позвать, я слышала его зов, даже когда хозяин посылал меня из дома с поручениями… Я примчалась бы на помощь немедленно и спасла бы братика, даже если вместо него мистер Мактэвиш убил бы меня. Но Тави молчал и не звал меня, потому что за меня боялся…

Домовуха закусила губу и уставилась куда‑то поверх головы собеседника.

Юношу передернуло от омерзения. Несмотря на всю неприязнь к собеседнице, он не сомневался, что она говорит правду. О тварях, подобных хозяину Мауси, Драко слышал и ненавидел и презирал их. Именно существованием таких подонков Министерство объясняло свои гнусные реформы, но ничего не делало для того, чтобы остановить негодяев. Юноша не сомневался, что когда к власти придут поистине высокородные волшебники, изуверов будут обезвреживать гораздо быстрее, а пока решил выяснить все подробности этого грязного дела.

— Лоуренс Мактэвиш? Я никогда раньше о нем не слышал…

— Неудивительно, мистер Малфой! Мактэвиши – семья не слишком высокородная и порядком обедневшая, вот только эльфов у них много. Точнее, было много, пока мистер Лоуренс за нас не взялся…

— По–моему, поступки вашего бывшего хозяина явно свидетельствует о его безумии. Вы не пытались обратиться за помощью в больницу Святого Мунго?

— С этого мы и начали, мистер Малфой! Главный целитель – огромное ему спасибо! – согласился помочь нам бесплатно и как‑то ухитрился напроситься в гости к мистеру Мактэвишу. Но, познакомившись с нашим хозяином, господин целитель пришел к выводу, что тот абсолютно нормален и подлежит судебному разбирательству. Господин целитель был так добр, что помог нам составить обращение в Визенгамот и лично подписал все протоколы осмотра пострадавших от мистера Мактэвиша эльфов. Но суд все равно оправдал обвиняемого…

— Надеюсь, сейчас беззаконие исправлено, и Мактэвиша отправили в тюрьму? Этот негодяй позорит имя высокородного!

— Нет, мистер Малфой! – домовуха горько улыбнулась. – Мистер Мактэвиш спокойно живет в своем поместье. Когда начались аресты высокородных волшебников, мы очень надеялись, что мистер Мактэвиш тоже окажется Пожирателем Смерти, но наши мечты не сбылись. Впрочем, мистер Мактэвиш всегда говорил, что за Волдеморта могут сражаться только дураки… А подать против мистера Мактэвиша новый иск я не могу, потому что для этого по–прежнему необходимы свидетельства пяти эльфов, а все остальные его бывшие рабы боятся своего бывшего хозяина до смерти и даже сильнее… У меня хватило бы сил убить его, чтобы отомстить за всех наших, но я хочу, чтобы мистера Мактэвиша осудили по закону! И я верю, что рано или поздно это случится!.. Ладно, мистер Малфой, что‑то я заговорилась! Спасибо вам огромное и до свидания!

— До свидания, мисс Фридом! И вам огромное спасибо!

Драко быстро вышел из кабинета домовухи.

Торки похоронили на следующий день. Уизли дал подчиненному отгул по семейным обстоятельствам. Почти все остававшиеся после выплаты взятки деньги юноша потратил на то, чтобы церемония прощания с усопшей прошла торжественно и красиво. Нанятый по совету Добби эльф–столяр сделал гроб из красного дерева. У стен склепа стояли огромные вазы с букетами ромашек, – по словам внука, именно они были любимыми цветами его покойной бабушки. Играл оркестр домовиков, — к изумлению Драко, играл неплохо.

На похороны пришли многие эльфы. Юноша узнал тех, кто когда‑то принадлежал ему, но большинство собравшихся были ему незнакомы. Мауси тоже пришла, но, как и обещала, держалась в стороне.

Драко и его мать надели на похороны самые дорогие траурные мантии. На правах старшего мужчины в доме юноша читал заупокойную молитву. Нарцисса, очень бледная и красивая, стояла рядом.

В разгар церемонии Драко с неудовольствием заметил вспышки волшебного фотоаппарата, который держали в руках сразу трое эльфов. Но начинать сейчас скандал не хотелось.

Домовиков, принадлежащих Малфоям, хоронили в самых темных углах склепа неподалеку от входа. Юноша проследил, чтобы могилу Торки вырыли там, где лежали жертвы апрельского пожара 1980 года.

Миссис Малфой от имени своей семьи заказала для Торки очень красивый венок из нарциссов, еще один принесли хогвартские эльфы, а третий венок возложил на могилу одетый в крохотную траурную мантию домовик, некогда принадлежавший Малфоям.

Когда похороны были закончены, Добби предложил всем желающим отправиться в Хогвартс на поминальный пир. Большинство присутствовавших немедленно трансгрессировали в указанное место, но сам внук Торки подошел к юноше и негромко заговорил, опустив глаза:

— Мистер Малфой, я обещал бабушке, что после ее смерти поступлю на работу в ваш дом. Я буду готовить вам и убираться у вас два раза в неделю и за это хочу получать в месяц…

Услышав названную домовиком сумму, Драко хмыкнул:

— Весной мы на эти деньги месяц жили вдесятером! И одному эльфу я настолько огромную сумму платить не собираюсь!

— И сколько вы готовы мне платить?

Услышав ответ, Добби взвыл от негодования.

Торговались они долго и в итоге сговорились на сумме, которая юношу вполне устраивала.

Затем внук Торки осторожно спросил:

— Мистер Малфой, вы не знаете, кому еще из волшебников нужны слуги? Выяснилось, что в Хогвартсе работают гораздо больше эльфов, чем это нужно школе, и многих уволили. Теперь они не могут никуда устроиться…

— А почему они не обращаются в Агентство по делам свободных эльфов? Оно как раз и должно заниматься трудоустройством безработных…

— Агентство пытается, но все не так просто. Маглорожденные волшебники не привыкли к нашему виду, мистер Малфой, а уж если у таких чародеев есть супруги–маглы, то все совсем плохо. Например, Винки, — вы ее, наверное, не знаете, — уволили из Хогвартса, и Агентство трудоустроило ее в семью маглорожденного волшебника, работающего в отделе по связям с общественностью Министерства магии. А жена у этого человека – магла. Когда она увидела, как Винки готовит обед в их кухне, то начала кричать: «Джозеф, выгони немедленно эту крысу–мутантку! Она грязная, она нас блохами заразит!» Муж пытался утихомирить супругу, да куда там! Пришлось Винки уходить… Теперь она снова пьет, потому что очень обиделась на эту маглу. «Крыса–мутантка» — надо же! Совсем без сердца надо быть, чтобы такое сказать! Винки очень аккуратная, очень добрая, очень заботливая!

Рассказ Добби порадовал Драко: значит, не только люди, но даже домовики понемногу осознают всю ошибочность новой политики Министерства! Но утешить внука Торки юноша ничем не мог: у большинства высокородных магов не было денег на оплату слуг.

Добби вздохнул, сообщил, что через пару часов вернется и приготовит для миссис Малфой обед и ужин, а также завтрак, обед и ужин на завтра и послезавтра, а затем отправился в Хогвартс на поминки Торки. Драко и Нарцисса вернулись домой.

— Милый, я понимаю, что сегодня очень тяжелый день, — мягко заговорила женщина, когда они оказались в холле, — но, раз уж зашел разговор о наших планах… Драко, я долго думала, как нам жить дальше, и поняла, что должна лечь в клинику Святого Мунго.

— Мама, что ты говоришь?!

— Милый, я понимаю, как нелегко тебе пришлось в последние месяцы, но я не только не помогала тебе, а, наоборот, мешала. Я очень надеялась, что сумею самостоятельно справиться со своим пристрастием, но оно оказалось сильнее. Торки порой удавалось спасти меня от меня самой, но теперь ее нет, и я не могу взваливать на тебя еще и свои проблемы. Вчера днем я под Оборотным зельем побывала в больнице Святого Мунго и все выяснила. Обычно лечение пациентов с таким диагнозом платное, но родные сотрудников Департамента Мракоборцев раз в год могут пройти любой курс лечения бесплатно. Пожалуйста, сегодня же напиши на имя начальника Департамента Ипполита Гиппокридеса соответствующий запрос! К сожалению, только сотрудники Министерства имеют право обращаться с такой просьбой, иначе это сделала бы я.

— Мама, я не бу…

— Драко, ты – единственный наследник высокородных Малфоев и Блэков. Ты обязан выжить, несмотря ни на что! Твоя просьба тебя не унизит: ты достаточно пострадал на службе Министерству, и оплата моего лечения – это меньшее, что они могут для тебя сделать. Если ты откажешься обратиться к Ипполиу Гиппокридесу, я пойду к Артуру Уизли, объясню ему, что происходит, и попрошу у него денег в долг.

— Мама, ты не посмеешь!

— Я посмею, Драко. Ты – мой сын, и твое счастье для меня важнее всего.

Они еще долго спорили. В конце концов юноша подчинился.

Ответ на его письмо пришел тем же вечером. Целители Святого Мунго писали, что деньги на оплату лечения миссис Нарциссы Малфой получены, и она может прибыть уже завтра.

На следующее утро Нарцисса и Драко отправились в больницу. Улыбчивая целительница, дежурившая в приемной, дружелюбно, но веско заявила, что к пациентам с таким диагнозом, как у миссис Малфой, не пускают посетителей в первые два месяца пребывания в больнице, а в целом курс лечения продлится около года. Юноша не поверил ушам, но Нарцисса отреагировала очень спокойно: видимо, услышанное не было для нее новостью. Попрощавшись с матерью, Драко отправился на работу.

Теперь он остался в огромном родном доме совсем один. А еще через пару дней грянула Генеральная Репетиция.

* * *

Соната Вивальди La Follia – Sonata №12 in D minor Op. 1 RV 63

Сеньор Даниэле – это замечательный актер и исключительно смелый и порядочный человек Даниэль Ольбрыхский, который как две капли воды похож на находящийся в галерее Питти портрет кисти Тициана.