Эмьюз не видела ничего вокруг. Она бесцельно бродила по коридору мимо запертых комнат с мирно спящими студентами. «Если помощь Наставнику – долг, то почему внутри так гадко?», – спрашивала себя девочка.

Несчастный Гримм и без нее достаточно обижен жизнью, чтобы стать орудием чего бы то ни было. В письме мальчишка жаловался на новые порядки, на странную атмосферу, близкую к панике, царившую в аббатстве, на инквизитора, из-за которого всех держат как на привязи. Собственно, текст – одна сплошная жалоба. И только в конце какой-то лучик надежды – она. Эмьюз Варлоу. «Я, наверное, спятил бы, если бы не твое лицо в моей памяти», – писал Гримм. – «Если бы не вера в нашу встречу. Надеюсь, я хоть на тысячную долю дорог тебе так же, как ты мне, моя единственная».

Трепетное сердечко сладко ныло в груди. Он где-то там… такой несчастный и одинокий. Мечтает о ней, верит в нее, ждет встречи. Что может быть романтичнее двух влюбленных, разделенных жестокой судьбой?

«Клаус», – напомнил внутренний голос. Эмьюз болезненно поморщилась. С одной стороны, внук забавного профессора сам отказался от нее, пусть и из благих побуждений. Но с другой, Тень мучилась чувством вины. Только «жалость» – не «любовь».

Девочка по привычке вступила в спор с незримым собеседником:

– Я же не Эйприл, чтобы менять привязанности по три раза на неделе? – Эмьюз жестикулировала и беззвучно шевелила губами. – Это она у нас мастерица любить все, что находится в поле зрения. Мне же нужен кто-то один. Но кто? Где граница между симпатией и любовью? Мне жалко Клауса, но и Гримма тоже жалко.

Тень представила, что у обоих мальчишек есть кто-то еще. Ядовитая ревность чернильным облаком заполнила душу. Совершенно одинаковая и едкая. Простой способ не помог, и Эмьюз принялась выдумывать сложные.

Обычная черствость Клауса не шла ни в какое сравнение с красноречием Гримма, зато мгновения его неуклюжей откровенности давали фору всем ласковым словам, виденным бумагой. «Но этот немыслимый носище, широченные брови и вечно недовольные губы!», – снова влез внутренний голос. – «А сварливый характер? А нетерпимость?». Тут Гримм побеждал без борьбы со своими тонкими чертами, легкой улыбкой и такой трогательно ранимой душой. Однако у ранимости тоже были свои минусы.

– Чего не спишь? – Лют неслышно подплыла сзади.

– Усталость нагуливаю, – солгала Эмьюз.

– Что-то не верится, – призналась та. – По мне, так ты замышляешь очередное сумасшедшее приключение. Все признаки налицо. Ведешь себя странно: в Трапезном таращишься в пустоту и бормочешь, ночами вот по коридору круги наматываешь, со Смотрящим в Ночь переписываешься. Учти, я не собираюсь оставаться за бортом. Либо я в деле, либо мы больше не подруги. Выбирай.

– Ты ошибаешься, – возразила девочка.

– Выбирай, – упрямо повторила Лют.

Делиться с Фьюри сокровенными тревогами – верх идиотизма. Во-первых, при случае эта Тень ловко обернет все против своей пары. Во-вторых, подобные переживания кажутся Лют чем-то совершенно несущественным. «Вот кто застрахован от проблем в личной жизни», – мелькнуло в голове. – «Здоровый эгоизм – универсальное лекарство от сердечных ран».

– Считаю до трех. – Лют скрестила руки на груди.

– Хорошо, хорошо! – Эмьюз мученически вздохнула.

– Я прощаю твое недоверие. – Блондинка крепко обняла девочку. – Ты не разочаруешься, обещаю. Мы же команда! Вместе нам все по силам. И летать научиться без Наставника, и врагов победить. Были бы враги!

– Летать, говоришь? – Тень хитро прищурилась. – Ты никогда не задумывалась, что или кто держит в Трапезном колокольчики в воздухе над столами?

– Это какая-то загадка? – Лют отстранилась. – Мне вообще-то безразлично. Смотрится красиво, остальное меня не касается.

– То-то и оно, – развела руками Эмьюз. – А я вижу удивительных крошечных зверьков. Более того, слышу и понимаю их речь!

– Только не обижайся, но тут Мэйсон уже не поможет, – хрюкнула блондинка.

– Хочешь приключений? Вот они. Не хочешь – издевайся, – фыркнула она.

– И в чем здесь приключения, если я никаких «зверьков» не наблюдаю? – резонно возразила Лют.

– Хочу поговорить с самым старым из этих существ, – призналась Тень. – А живет он на люстре в главном холле. Самой мне туда не добраться. Если бы ты сумела взлететь так высоко, подняв меня…

Фьюри отрицательно покачала головой.

– Дурачишь, да? – Она недовольно наморщила кукольный лобик.

– Ничего подобного! – И это была чистая правда. – Днем такое не провернуть, слишком людно. Сейчас самое-то. Или струсила? Разумеется! Не просто пробраться, не попавшись коридорным, а подниматься под потолок холла опасно, да ты и не взлетишь так высоко.

– Взлечу! – Лют расправила плечи.

– Тогда чего мы время теряем? – Эмьюз не представляла, что делает, но успела сама отрезать себе пути к отступлению.

Короткими перебежками девочки выбрались из общежития. Конечно, стоило снять сорочки и нарядиться во что-нибудь подобающее случаю, только вспомнили про это Тени уже за барельефом. Возвращаться из-за такой ерунды они не стали.

Лют подкралась к лестничному пролету, присела на корточки и выглянула за угол у самого пола. Потом резко выпрямилась и попятилась.

– Засада, – беззвучно объявила она.

– В другую сторону, – тем же манером скомандовала Эмьюз.

Она уже слышала неторопливые шаги! Бесшумного бегства не получилось. Карлик-коридорный заподозрил неладное и поспешил на шум.

– В воздух, – шепотом приказала Эмьюз.

Девочки вцепились друг в друга и оттолкнулись. Неоспоримый плюс мягких тапочек – отсутствие слоновьего топота. Но там, где есть плюсы, всегда найдутся и минусы. Молодой карлик ошеломленно таращился на две пары еще теплых пушистых шлепанцев, сиротливо брошенных посреди пустого коридора. Бдительный патрульный подобрал трофей и заткнул за пояс. Решив, что нарушители каким-то чудом достигли второй лестницы, карлик потрусил туда.

– Завтра устроят проверку в стиле «Золушки», чует мое сердце, – выдохнула Лют.

– Завтра будет утром. – Эмьюз потянула свою пару к безопасному спуску.

Холод кусал за пятки. Если бы не азарт, наполнявший тела жаром, Тени повернули бы назад.

– Холл! Что дальше? – Лют приложила ухо к стене. – Море открытого пространства, а мы в белом!

– Там темно. Вдоль перил прокрадемся, за колоннами, дальше короткий рывок и взлет. – Роль командира нравилась.

– Попались, – блондинка указала куда-то подруге за спину.

Тень оглянулась. Призрачный мальчик смотрел прямо на них, сердито сдвинув брови.

– Дезмонд, миленький, не выдавай нас! – взмолилась Эмьюз.

Он несколько раз ткнул себя пальцем в губы.

Призрак старательно артикулировал, чтобы нарушительницы поняли вопрос.

– Зачем вы здесь? – от омерзительного хрипа кровь стыла в венах.

– Из-за химер, – ответила Эмьюз. – Ты же их видишь, правда? Они крошечные смешные зверюшки. Просто кивни, если «да».

Дезмонд улыбнулся.

– Вижу.

– А я еще и слышу, – добавила Тень. – Мы с таким трудом добрались сюда, чтобы поговорить с большой люстрой. Не порти все.

Секунды ожидания превратились в невыносимую пытку. Наконец, призрак подался вперед и захрипел опять:

– Первый и последний раз.

– Ты самое доброе привидение в мире! – Эмьюз звонко чмокнула воздух там, где располагалась щека Дезмонда.

Тень абсолютно ничего не почувствовала, но призрачный мальчик буквально остолбенел. С глуповато-счастливым выражением на лице он прикоснулся к месту поцелуя дрожащей ладонью. Потом белесым росчерком выпорхнул на лестницу и завертел головой.

– Чисто. – Дезмонд поманил девочек к себе.

– Спасибо, – шепнула Эмьюз.

Последние метры. Тени уже не таились. Они шлепали босыми ногами, не боясь разоблачения, а призрак кружил рядом.

– С первой попытки? – Эмьюз протянула подруге руки.

– На счет три, – предложила Лют.

– Вместе. Раз… Два…

– …Три! – Они оттолкнулись и стрелой взмыли к потолку.

Вблизи люстра поражала воображение. Тысячи многогранных хрусталиков составляли ледяное кружево.

– И где твой «самый старый зверь»? – Лют прищурилась.

Эмьюз напряженно всматривалась в застывшие прозрачные капли, отражавшие друг друга.

– Покажись, – попросила девочка. – Меня к тебе послали свинокрыс и рогатый лягушонок-философ.

– Блеск, – протянула Фьюри. – Она чокнулась.

– Минуточку, – возразила Эмьюз. – Ты, между прочим, висишь тут вместе со мной.

– Значит, это заразно, – подытожила та.

– Уходите, – пискнул тоненький голосок. – Убирайтесь, уматывайте, проваливайте!

– Мы тебя не обидим.

– Кого «не обидим», это всего-навсего люстра, – не скрывая досады, проворчала Лют.

– Не мешай, – оборвала Эмьюз. – Он говорит со мной, но отчего-то не особенно приветливо.

– Ишь ты, – рассмеялся невидимый собеседник. – Я к вам так, как заслужили. Сначала ласковенькие, потом бросите. Дудки!

– Кто тебя бросил?

– Девочка с золотыми глазами, – всхлипнул голосок. – Она была моим другом. До нее еще девочка с родинкой на лбу, а до нее мальчик с веснушками, и мальчик с двумя именами, но мальчики не очень меня замечали. А последняя грустная девочка…

Всхлипы обернулись рыданиями.

– … девочка… добренькая была, жалела меня, гладила. Я даже до пола спускался для нее! Пост покидал. А тоже бросила и забыла.

– Как ее звали? – Эмьюз не обращала внимания на гримасы и ужимки Лют.

– Обидно.

– Понимаю, что обидно, когда бросают, – согласилась Тень.

– Звали ее обидно, – пояснил голосок. – А еще «Дайна». Предательница… оставила, бросила, забыла.

– У нее есть уважительная причина, – прошептала Эмьюз. – Леди Дайны Уиквилд нет в живых.

– Умерла? – ахнул некто.

Воздух в полуметре начал стремительно густеть. Пока из марева не проступил черепаший панцирь.

– Увы, – подтвердила Тень. – А на ее место взяли меня.

– Дурные вести лучше неизвестности. – Из горловины панциря показался крошечный розовый носик.

– Не сердишься больше?

Вместо ответа обитатель костяной брони выбрался наружу. Мохнатая щекастая мордашка, выпуклые черные глазки, внушительные желтые зубы, мышиные лапки и коротенький голый хвостик, – обыкновенный рыжий хомяк с белым брюшком, если бы не панцирь.

– Химеры в Трапезном сказали, что ты мне объяснишь, почему я вас вижу. – Эмьюз с надеждой посмотрела на волшебное существо.

– Не-а, не объясню. – Смешной хомяк втянул лапу в панцирь и почесался. – Нельзя объяснить то, чего не понимаешь. Какая разница, что показывают глаза? Они не всегда правы. Ты ветер не видишь, а он есть. Видишь меня, а меня-то и нет.

– Вот и лягушонок так говорил, – расстроилась Тень. – Тебе должно быть тоскливо здесь одному, когда соплеменники в Трапезном?

– Соплеменники? В Трапезном? – Зверек тряхнул ушами. – Нет такого места, где бы нас не было. Кто, по-твоему, зажигает и гасит лампы? Кто приносит вам нужные предметы? Отпирает и запирает замки? Стирает с листков каракули и помарки по первому требованию? Кто? Мы!

– Погоди, когда университет накрывало слепым пятном Призмы, ничего не работало, – вспомнила девочка.

– У нас тогда не то, что работать, выживать сил едва хватало… – пискнул хомяк.

– Как же так? – пролепетала она.

– Обыкновенно, – вздохнул тот. – Мы как солнечные зайчики. Нет солнца, нет и нас. Человеческая воля дает жизнь, а свет Призмы питает. Люди не знают о нас, но каждый день принимают нашу помощь.

– Просто пользуются и все? – расстроилась Эмьюз. – Это несправедливо!

Лют развернула подругу к себе.

– Послушай, мне уже надоело. – Блондинка дрожала от холода. – Закругляйся, пока я не окоченела и не рухнула вниз.

– Потерпи еще немного, – попросила та.

Воспользовавшись паузой, хомяк вытянул неестественно длинную шею и принялся разглядывать собравшуюся под коготками пыль.

– Справедливость тут ни при чем, – ответил зверек, заметив, что Тень снова смотрит на него. – Кто-то верит в нас, кто-то нет. Кто-то видит нас, кто-то нет. Кто-то умеет правильно просить, кто-то нет. А справедливость совсем про другое. Если ты попросишь меня зажечь люстру, я не сделаю этого. Даже если ты попросишь правильно.

– Как «правильно»? – уточнила Эмьюз.

– «Фламма», – пояснил хомяк. – Почему? Потому что существует порядок. У тебя палочка есть?

– Была, – призналась она.

– Вот и в них тоже мы, – похвастал тот. – Правда, не совсем. Там селятся невыполнимые желания. Страшная сила.

– Так жаль, что люди не знают о химерах, – вздохнула девочка.

– Никому не жаль, а ей жаль, – всплеснул лапами зверек. – Вы не в состоянии ощутить нас. Ни сами, ни с помощью своих штук. Разве это не значит, что нас для вас нет?

– Ну, я же вижу и слышу тебя!

– А твоя подружка нет, – возразил он. – Мертвый мальчик видит нас. Но только потому, что сам застрял где-то между. Карлики видят, когда переработают или напьются. Люди – нет. Никогда. Вот и думай, чем ты отличаешься от них. Теперь прощай. Ты утомила меня.

Хомяк чихнул и растворился в воздухе.

– Постой! – Но ничего не изменилось

– Все? – с надеждой поинтересовалась Лют.

– Похоже, да, – кивнула Эмьюз. – Готова падать?

– Давно пора, – обрадовалась та.

Тяжелые мысли камнем тянули к земле. Тень точно знала, чем именно отличается от своей пары. Но раз так, все перечисленные вредным существом дети – такие же Вестники, как она. Почему они не открыли людям глаза на окружающий мир?

Лют тихонько скулила, переминаясь с ноги на ногу. Кусачие мурашки не позволяли сдвинуться с места.

– Как и подозревала. – Фьюри плюхнулась на пол и стала с силой растирать ступни. – Не важно, насколько высоко я могу взлететь. Дело во времени, проведенном без точки опоры. Странно, что тебя не скрючило.

– Ничего странного. – Эмьюз потупилась. – Я схитрила. Честно оттолкнулась, остальное твоя заслуга. Отлетала за нас обеих.

– Отлично, – фыркнула та. – Теперь неси меня в общежитие. Ноги как не мои.

– И понесу, – заверила она.

Эмьюз протянула подруге руку.

– Я пошутила. – Лют, пошатываясь, поднялась с пола.

– А я нет. Не поспешим – попадемся.

– Проводник нужен? – Привыкнуть к тошнотворному натужному хрипу оказалось совершенно невозможно.

– Очень нужен, – сообщила девочка. – Только… пожалуйста, молчи.

Эмьюз посадила свою пару себе на закорки.

– Престань так цепляться за горло, – задыхаясь, простонала Тень. – Не уроню, обещаю.

– Мне неудобно, – отозвалась Лют.

– Уж как есть, – улыбнулась Эмьюз. – Альтернативной спины у меня нет.

Путешествие обратно вышло быстрее и безопаснее дороги в холл. Дезмонд указывал путь, то пропадая, то снова появляясь впереди. «Ему тоже нравится роль командира», – отметила про себя Тень.

* * *

От глупой придумки с условным стуком веяло невообразимым ребячеством. Однако Клаус безропотно повторил нелепый сигнал и прислушался. За дверью раздались шаги.

– Заходи. – Сонный Дэн втащил мальчишку внутрь.

– Что, уже? – Бэн спустил босые ноги с кровати.

– Не проще перенести операцию? – Клаус с интересом наблюдал за шутами, наскоро сооружавшими чучела на кроватях вместо себя.

– Не люблю, когда кто-то путает нам карты, – признался Бэнжамин. – Это дело принципа. Занимает другое.

– А именно? – он пододвинул стул и сел.

Мальчишки натыкались друг на друга в темноте, шуршали и хихикали.

– Чего такого нашел Карвер в Баламуте, о чем нам знать не положено? – ответил за приятеля Дэн. – Не из вредности же он показания прибора прячет?

– Так бы сразу, – лениво отмахнулся Клаус. – Хотите, я выкраду и скопирую их?

– Еще спрашиваешь! – Бэн поперхнулся. – А сумеешь? Карвер запирает свои бумаги в сейф.

– Не сомневайся, – улыбнулся тот. – Не существует не отпираемых замков.

– Где ж ты раньше был, брат? – Дэниэл сделал вид, что вот-вот кинется мальчишке на шею.

– Но-но! – шутливо прикрикнул Клаус. – Держи себя в руках. Лучше скажите, куда соседа дели?

– Волчара четыре-пять ночей в месяц проводит в Госпитальном, – пояснил Дэн. – У него «критические дни».

Дураки переглянулись и хрюкнули.

– Двинулись? – Бэн зашнуровал ботинки, выпрямился и заткнул конспекты за пояс.

– Я тут подумал… – Дэниэл тщательно подбирал слова. – Зачем всем вместе? Только толпу создавать. Идите вдвоем. Скоро коридорные явятся с уборкой. Кто-то должен остаться, чтобы по возвращении вы не напоролись на карликов.

– «Вы»? То есть, ты уже все решил? – прищурился второй шут.

– Он прав, – вступился Клаус. – Сам хотел предложить. На кой конспирация, если по чистой случайности можем попасться?

– Случайность настигает сама по себе, – философски отметил Бэн. – От судьбы не сбежать.

– Я не верю в судьбу. – Он отстегнул черную рацию. – Вторая у меня, третья у Карла, четвертая у Эмьюз.

– А это чья? – Дэн принял из рук друга увесистый кирпич.

– Дедова, – сообщил Клаус. – Сейчас она настроена на меня и Карла. Так что сам ничего не трогай. Я, конечно, его рацию спрятал, но лучше не рисковать. Вызову тебя сам. Чтобы отвечать, жми большую кнопку, чтобы слушать – отпускай.

Переместившись в лабораторию вместе с Бэном, мальчишка сообщил оставшемуся в общежитии шуту, что все в норме.

– Сейчас зажгу свет, – прошептал Бэнжамин.

– Не спеши, – возразил Клаус. – Если мы прячемся, значит, все должно быть по уму. У меня с собой допризменный фонарик. Трофей из одного чудесного мира. Его можно положить или поставить, и руки свободны.

– А ты не хочешь стать одним из нас? – серьезно спросил Бэн.

Мальчишка отрицательно покачал головой. Он много мог сказать про то, что давно вырос из детских игр, но благоразумно промолчал.

Тугой белый луч прорезал тьму.

– Это ваш хитрый прибор? – разглядывая пузатую громадину, уточнил Клаус.

– Он самый, – подтвердил шут. – Раздевайся.

Бэн включил питание и положил конспект на хрупкий столик.

– Не знал, что ты такой исполнительный, – хихикнул шут. – Не обязательно раздеваться прямо здесь. Тут же ширма рядом.

– Какая разница? – искренне удивился мальчишка. – Тратить время. Если кто-то появится, будет проще все похватать и смыться. Не свети в мою сторону! Там окна.

– Короче. – Бэн открыл заслонку и выдвинул салазки. – Садись, как договорились, и жди готового.

Пока Реконструктор расклеивал проводящие пластинки на невообразимо холодный гель, Клаус изо всех сил старался не смеяться.

– Чего ерзаешь? – Руки Бэна тряслись.

– Я… боюсь щекотки, – признался мальчишка.

– А я боюсь, что все контакты отвалятся к такой-то матери из-за того, что ты вертишься, – неожиданно грубо парировал тот.

– Необычно видеть тебя злым, – хмыкнул Клаус.

– Не отвлекай, – оборвал Бэнжамин.

Мальчишка не понимал, отчего Реконструктор нервничает. В конце концов, в адскую машину лезть не ему. Лоб Бэна покрылся потом, а на виске забилась жилка.

– Выглядишь так, будто сейчас свалишься с инфарктом. – Клаус поймал шута за руку. – Все получится.

– Мне б твою уверенность. – Мальчишка выпрямился. – Откидывайся на спину и не двигайся. Сейчас начнется.

Мягкие валики неслышно вращались. Аппарат словно глотал Клауса живьем. Внезапно все замерло. Бэн, бормоча проклятия, вытащил салазки и виновато протянул пациенту зеленые чашечки очков.

– Твои глаза тебе еще пригодятся. – Лицо студента-Реконструктора перекосила нервная улыбка.

– Несомненно, – согласился Клаус.

Снова проверка контактов, и снова катание на мягкой подстилке. Щелкнул замок заслонки, машина пикнула и приступила к сканированию. «Деду бы тут понравилось», – отметил мальчишка. Любопытство умоляло держать глаза открытыми, а нестерпимый свет заставлял опускать веки. В какой-то момент Клаусу сделалось душно почти до паники. Каждый вдох пек легкие. Инстинктивный позыв выбраться наружу, или хотя бы пошевелиться, подкатил к горлу. Мальчишка сжал кулаки. Он представил летний ливень с прохладными грузными каплями, осыпающими раскаленную землю. Барабанную дробь и запах прибитой пыли. Вспомнил, как прозрачные пузыри пляшут на поверхности луж. Как липнут к шее и плечам мокрые волосы. Как проселочная дорога превращается в хлябь…

Неприятная процедура закончилась.

– Как ты? – спросил Бэн, помогая Клаусу сесть.

– Нормально, но второго раза не желаю. – Он жадно хватал ртом воздух.

– Получим показания и тут же уберемся отсюда, у меня сердце не на месте, – поежился шут.

Бэн собрал с мальчишки перепачканные пластинки и рассовал по карманам. Реконструктор тщательно заметал следы: удалял отпечатки пальцев, возвращал в прежнее положение потревоженный столик, расправлял тюбик с гелем и даже зачем-то протер пол.

– Нравится мне твой основательный подход, – сообщил Клаус, застегивая рубашку.

– Волей-неволей станешь основательным, – отмахнулся шут. – Без этого нас бы давно отсюда турнули. Настоящая проделка считается удачной только в том случае, если за нее не влетело.

Машина напряглась и выплюнула длинную ленту, измалеванную тучей штрихов. Реконструктор отряхнул брюки и поспешил к ней. Он внимательно пробежал глазами лист и крякнул.

– Позволь задать… личный вопрос? – хмурясь, произнес Бэн.

– Валяй. – Неприятное предчувствие скрутило живот.

– Один из твоих родителей трансум? – Реконструктор поднял взгляд.

– Врать бессмысленно? – уточнил Клаус.

– Боюсь, что так, – кивнул шут.

– Тогда да. Я полукровка, – мальчишка развел руками.

– Это усложняет дело. – Бэн потер лоб. – Если у этого родителя имелись какие-то особенные свойства, я не смогу точно определить, что твое родное, а что результат вмешательства.

– Нет у него никаких свойств. – Ляпнул прежде, чем подумал.

Клаус картинно хлопнул себя по губам.

– Тут нечего стыдиться, – заверил Реконструктор.

– Пойми меня правильно, – попросил он. – Это не просто тайна. Карл – невозвращенец. Это даже не его имя. Если кто-то узнает… я убью тебя.

– Мне казалось, ты не любишь своего отца, – улыбнулся Бэн.

– Не люблю, но это не значит, что в тюрьме ему будет лучше, – отрезал мальчишка.

– Убьешь меня, сам очутишься в тюрьме.

Едва ли шут принял Клауса всерьез, а стоило бы. В памяти всплыло серое лицо, искаженное агонией. Тварь расплатилась за все. Парализованная ядом, она в ужасе таращилась на того, кого считала покойником, и за чей счет собиралась устроить себе безбедную жизнь. «Добро пожаловать в ад, тетушка», – последние слова, которые Инфеста слышала перед тем, как испустить дух. Клаус не жалел ни тогда, ни теперь. Той ночью закончилось детство.

– У меня от тебя мурашки, – поморщился Бэн. – В любом случае, убивать меня не придется. Во-первых, профессиональная этика не позволит распускать язык. Во-вторых, своих не предаем.

– Все уже плохо и без тебя, – покачал головой мальчишка. – Мог человек, копавшийся во мне, понять, что я сын трансума?

– Нет, – уверенно ответил Реконструктор. – Такую информацию способен дать исключительно этот прибор. А их по пальцам пересчитать и все стационарные. Ими укомплектованы секретные клиники Ордена, в одной из которых я мечтаю получить работу.

– Пожалуй, ты меня успокоил. – Клаус с облегчением вздохнул.

Убедившись, что возвращаться безопасно, мальчишки еще раз все проверили и покинули лабораторию.

– Как прошло? – шепотом спросил Дэн.

– Без проблем, – отозвался Бэн. – Смотри и плачь. Пропустил самое интересное.

– Самое интересное ты как раз принес, – возразил тот.

– Сколько времени понадобится на расшифровку? – покосившись на шуршащий рулон, уточнил Клаус.

– Говоришь, как будто мы такие специалисты. – Бэнжамин зевнул. – Понятия не имею. Как только, так сразу. Конкретнее не скажу.

– Ты все-таки сложнее сырного сандвича, – добавил Дэниэл. – Не жди чудес. Это наука, а не фокусы.

– Ладно, – отмахнулся мальчишка. – Рацию отдай.

– Может, оставишь нам одну? – взмолились шуты.

– Может и оставлю, когда возникнет такая необходимость, – отрезал он. – А сейчас, с вашего позволения, я отправлюсь спать.

– Хорошая мысль, – согласился Бэн.

– А я тогда почитаю распечатки. – Дэн сел за стол, забрав у друга конспект и бумаги.

– Удачи, – бросил Клаус и исчез.

Мечты о теплой постели развеялись мгновенно. На фоне окна проступал темный силуэт.

– Это моя комната, Карл, – не скрывая раздражения, произнес мальчишка.

– А ты мой сын, – покачал головой тот. – Я имею право знать, где ты проводишь ночи.

– Воспользуйся своим правом утром. – Клаус широким жестом указал отцу на дверь.

– Технически уже утро. – Карл не шелохнулся. – Где ты был? И где моя рация?

– Я не хочу ссориться. – Мальчишка судорожно перебирал в голове возможные подозрения.

– Мне не нужны подробности. – Он достал сигарету. – Просто дай убедиться в твоем благоразумии. Я… не готов стать… дедушкой.

– Карл! – В лицо ударил жар. – О чем ты думаешь, вообще?!

– А о чем мне думать, когда ребенка нет в постели в положенный час? – попробовал пошутить тот. – Первое, что напрашивается: он в какой-то другой постели.

По крошечному огоньку Клаус понял, как сильно у отца трясутся руки.

– Не знал, что ты куришь. – Мальчишка убрал рации и фонарик в ящик. – На территории университета подобное безобразие запрещено. А еще преподаватель!

– Кто бы говорил. – Карл сдвинулся в сторону и сбил столбик пепла в рассекреченную пепельницу. – Повторяю вопрос: где тебя носило? Не ответишь, доконаю лекциями о том, откуда берутся дети.

– Скажи прямо «о сексе», и покончим с этим.

Лучший способ побороть смущение – поделиться им. Клаус прекрасно понимал: несмотря на возраст и жизненный опыт, отец ни за что на свете не станет всерьез развивать щекотливую тему. Он скорее дождется, пока будет по-настоящему поздно и пробубнит что-нибудь невнятное с умным видом. Оставалось загадкой, как со своей махровой застенчивостью в некоторых моментах Карл в принципе стал отцом. Случайно, наверное.

– То есть, нам, правда, пора поговорить об этом? – робко уточнил тот.

– Не пора, – успокоил Клаус. – Но если ты настаиваешь…

– Нет! – Карл закашлялся.

– Ты сам хотел, чтобы у меня появились друзья, – продолжил мальчишка. – Вот они и появились. Ребятам срочно понадобилась помощь. Ничего особенного. Они любят учиться. Чтобы днем не выглядеть дураками, устроили себе «внеклассные занятия». Заметь, с сексом никак не связанные.

– Верится с трудом, но, похоже, выбор невелик, – вздохнул он.

Карл открыл форточку.

– Теперь встречный вопрос, – улыбнулся Клаус. – Чего подскочил не свет не заря?

– Просто так, – он отвернулся.

– Не умеешь врать, не пробуй, – насторожился мальчишка. – Что случилось?

– Дедушка наш пропал. – Карл оперся о подоконник и взглянул вниз. – Весь санаторий его ищет. С ног сбились. Безрезультатно. Я билет взял, полечу туда.

– Не спеши, – посоветовал он. – Есть у меня идейка одна.

Клаус откопал среди бумаг свое зеркальце.

– Сэр Джулиус Коллоу, – приказал он холодному стеклу.

– Разве так можно? – Карл побледнел и попытался выхватить у сына зеркальце.

– Можно, – увернувшись, сообщил мальчишка. – Я из-за него чуть контрольную не провалил.

На самом деле сердце Клауса колотилось, как сумасшедшее. Мастер Тени или нет, бодрствовать круглыми сутками Коллоу тоже не в состоянии. Но разъедающему страху мальчишка без колебаний предпочел решительные действия. Дедушка стоил того, чтобы ради него разок взбесить будущего господина.

По ту сторону возник кабинет. Однако, кроме пустого кресла, Клаус не увидел ничего.

– Сэр? – неуверенно спросил он.

В ответ донеслось сосредоточенное сопение и мышиная возня.

– Это я, сокрофище мое! – Над столом мелькнули кончики пальцев. – Я на полю. Тут фысоко. Не забраться.

– Дедушка? Ты что?.. Прыгаешь? – Он жестом поманил отца к себе.

– Щас, – отозвался Отто.

Гоблин, кряхтя, открыл ящики один за одним и взобрался по ним, как по лесенке.

– Мы вас потеряли, – признался Карл.

– Простите, не подумаль, родные мои, – виновато потупился старичок. – У меня фсе хорошо.

– Что ты там делаешь? Где Сэр Коллоу? – Клаус поставил зеркальце на стул и сел на пол.

– Дшулиус спит, как зайчик. – Отто сложил руки на груди и немедленно провалился куда-то по самую шею.

– Дедушка!

– Шшш! Разбудите! – зашипел гоблин, выбираясь из ящика, и добавил, ни к кому не обращаясь: – Ну и бардак он тут разфель. Зачем ему феселенький надуфной матрас?

Клаус ровным счетом ничего не понимал.

– Загоняль ефо софсем, – продолжил Отто, крепко держась за край стола. – Если очень нушен, потерпи до утра.

– Нам ты нужен, – перебил мальчишка. – Почему из санатория сбежал?

– Дшулиус забраль, – пояснил гоблин. – Попросиль помощи, я, естестфенно, соглясилься. Умеет просить фаш Мастер. Фот, пока деля не закончу, буду тут отдыхать.

– Вы уверены, что это… приемлемо? – вклинился Карл.

– Не фольнуйся, мой мальчик, – улыбнулся тот. – За мной так еще нигде не ухашифали. Хфатит больтать. Не хочу зльоупотреблять гостеприимстфом.

Гоблин помахал рукой, и изображение пропало.

– Все страньше и страньше. – Карл заразительно зевнул. – Сначала он начинает воспитывать тебя, потом крадет нашего дедушку…

– Он – Танцор. – Клаус стащил ботинки. – Своего дедушки у него нет. Пусть хоть с нашим повозится. Тем более, если получается. Отто кажется счастливым.

– Но вы же мои, – утрированно жалобно возразил тот.

– Твои, конечно. – Мальчишка доковылял до кровати и упал на подушку. – Не дай мне проспать пары…

Сознание выключилось, словно кто-то дернул рубильник.

Карл потушил сигарету, закрыл окно и неслышно вышел в коридор.