Машины с ранеными задержались в Ильче до поздней ночи. Здесь, в местной больнице, Люба Яковлева впервые стояла у операционного стола с хирургом Савченко. Виктор Степанович оперировал Аню Велехову… А потом перевязка раненых.

Когда на магистральной улице остановилась огромная колонна машин, идущих на восток, Савченко побежал искать среди них санитарный автобус. А вдруг окажется такой в колонне! Надо было эвакуировать в госпиталь Аню Велехову: в кузов грузовика ее не положить после тяжелой операции.

Виктору Степановичу повезло. Где-то в середине колонны он увидел «санитарку» — малогабаритный газовский автобус. В кабине его дремал военврач второго ранга Велехов… О, если б знал Савченко, что это отец той самой девушки — Ани, которую он сегодня вырвал из лап смерти. Но он не знал этого, как и не знал, что Велехов — прямой его начальник, прибывший недавно в дивизию, и униженно молил:

— Возьмите, ради бога… У вас подвесные носилки, амортизация. В кузове она может не выдержать… Три часа назад я снял ее с операционного стола.

— Понимаю, всем сердцем понимаю, — отвечал, недовольно морщась, военврач Велехов. — Но у меня нет места. Потом я привязан к штабу, а раненую надо везти в госпиталь. Не могу.

— Как же быть? — разводил руками огорченный Савченко. — Девушка дочь военнослужащего. Где ее оставишь?

— Извините, никак не могу. — Велехов захлопнул дверцу кабины. Поймите меня правильно…

А в это время в другом конце колонны Петр Маринин делал еще одну попытку разыскать Любу, надеясь и не надеясь, что девушка может быть еще здесь. Он останавливался то у одного, то у другого грузовика и неизменно спрашивал:

— Яковлевой Любы нет среди вас?.. Яковлева!..

Чаще отвечали молчанием, реже — шуткой.

Из кузова одного грузовика в ответ на вопрос Петра раздался хриплый старушечий голос:

— Я! Я Яковлева! Здеся! Вы от Володи? Где он, живой? Где Наденька с детьми? — в голосе женщины послышались слезы.

— Нет, я другую Яковлеву… — растерянно ответил Петр, устремившись дальше вдоль колонны.

У одной машины он заметил девичьи стройную фигуру, которая показалась ему знакомой.

Кинулся к ней. Но… к нему повернула заплаканное лицо незнакомая молодая женщина. Она задыхалась от слез. Даже в темноте было заметно, что в глазах ее — мука и жаркий ужас.

— Скажите, где оперативный отдел? — с трудом выговорив слова, спросила женщина.

— В голове колонны… А чего вы плачете? — не удержался Петр от вопроса.

— Ой, не могу, — прошептала женщина дрожащими губами. — Обоих, обоих насмерть — Витеньку и Олю… Бомбой…

Пошатываясь, она побрела вперед, а Маринин, потрясенный, с болью глядел ей вслед.

— К маме хочу! — раздался в соседней машине сонный плач девочки. Где моя мама?..

— Найдем маму твою, — успокаивал ее мужской голос. — И папу найдем…

Зажав голову руками, Петр стремительно зашагал к своей машине. Ему показалось никчемным собственное горе по сравнению с тем, что творилось вокруг… Было только жалко Любу.

Но где ее найдешь? Ничего не мог сделать человек, чтобы отыскать в водовороте войны другого человека. Ведь встали на колеса миллионы. Надеяться на случай, на неожиданную счастливую встречу? Но такие встречи бывают чаще в романах… И все же могла состояться их встреча и здесь, наткнись Петр на четверку машин с ранеными в соседнем переулке. Эти машины готовились влиться в колонну, которая шла на восток.

Разыскав свой грузовик, Маринин молча забрался в кузов. В кабине сидел наедине со своим горем младший политрук Лоб. Он узнал, что его жена уехала из Ильчи вместе с другими семьями военнослужащих сегодня утром и мало надежды, что вынесет она трудную дорогу к Полоцку, куда держала путь. Ведь родовые схватки начались у нее еще вчера вечером — так сказала Лобу соседка по квартире.

…Ехали долго, медленно, но без остановок. Дорога ровная, широкая. Справа лес — темный, зловещий; слева — разметы хлебов. На западе небо мерцало огнями ракет и зарниц от артиллерийской пальбы.

Приближался рассвет. Шедшие впереди мотоциклы и броневик загремели колесами по мостку через небольшую речушку, а потом свернули на узкий проселок. За ними направилась вся нескончаемо длинная вереница машин, кроме тех, которые не относились к штабу дивизии и штабным подразделениям. Проселок завихлял вверх, и вскоре колонна втянулась в густой лес, разбудила его, и он уже не казался таким мрачным и молчаливым.