Дмитрий Кедров лежал на куче прелого сена у бревенчатой, отдававшей плесенью стены. Он никак не мог согреться. Одежда на нем не просыхала со вчерашнего дня, и ее нельзя было отодрать от задубевшего тела. Да и как отдерешь? Уже вторые сутки руки Дмитрия накрепко связаны за спиной. И он непрерывно шевелил кистями, стараясь расслабить на них веревку.

В сарае было сыро и темно, несмотря на то, что посреди его пылал небольшой бездымный костер из сухого валежника. У костра молча сидели фашистские солдаты - Вормут и Шинкер. Пламя бросало на них красные блики. Дмитрий видел, что его враги смертельно устали. У гитлеровца, который сидел ближе к Кедрову, глубоко ввалились глаза, кожа, плотно обтянувшая кости лица, потемнела, заострились скулы. Уставившись глазами в костер, он сидел будто окаменевший.

Кедров, несмотря на то, что его прошибал озноб и он вторые сутки ничего не ел и не пил, чувствовал еще в себе силу: днем ему удалось час, другой уснуть на сене. Сейчас, энергично шевеля кистями рук, разгоняя кровь, он пробовал ослабить веревки. «Распутаться бы только. Я с этими гитлерюгами справлюсь»,- думал он, настороженно следя краем глаза, как второй гитлеровец клюет носом и с его колен прямо к костру сполз автомат.

В противоположной стене сарая зияла большая дыра. Сквозь нее виднелось красное вечернее небо над лесом и кусочек глади озера, на котором переливались яркие краски заката. Дмитрию чудилось, что это манит его свобода - такая близкая и желанная больше всего на свете. Казалось, вырвись он за стены этого сарая, на шаг отойди от этого страшного места, и у него вырастут крылья…

Неожиданно слуха Дмитрия коснулся крик лесной птицы - тревожный, надрывный:

- Ка-гу-гу!.. Ка-гу-у-у!..

Солдаты, охранявшие пленного, встрепенулись. Один из них вскочил на ноги, просунул голову в отверстие в стене и страшным, охрипшим голосом ответил:

- Ка-ги-и!..

Через минуту в сарай ввалился Финке - «летчик-лейтенант», запыхавшийся, взволнованный. Он тревожно глянул в сторону Дмитрия.

Точно чем-то холодным плеснули Кедрову на сердце. Небо, видневшееся в проломе стены, вдруг померкло, и, кажется, исчезло все, что было вне сарая,- лес, луга, болота, речки, свобода… Даже труднее стало дышать, и в груди ширилась какая-то пустота.

Финке затравленно оглянулся вокруг и подошел к Кедрову.

- Или сейчас умрешь, или говори,- почему-то шепотом обратился он к пленному,- что у вас за разведчики, которые умеют следы отыскивать?

Но что мог Кедров ответить фашисту? Если б и знал он о следопыте сержанте Платонове и его отделении, все равно смолчал бы.

Постояв минуту над пленным, «лейтенант» пнул его ногой, выругался и отошел к костру. Быстро достал из вещмешка радиостанцию, подготовил ее к работе. За ним молча, настороженно наблюдали Шинкер и Вормут. Они видели на длинном, зубастом лице Финке страх, а этот страх передавался им, хотя причины его еще были неизвестны.

Через минуту Финке уже переговаривался со своим шефом за линией фронта - обер-лейтенантом Герлицем. Он торопливо зашифровывал фразы и цифры и тихо, взволнованно выкрикивал их в микрофон. Цифры эти означали: «Русские напали на наш след. У них имеются специально обученные разведчики-следопыты. Встретить самолет не могу. Район выброски на парашюте выбирайте по своему усмотрению. Охотничью избу покидаю немедленно, ухожу за озеро. Завтра жду указаний о месте встречи. Что делать с пленным?..»

На последний вопрос обер-лейтенант ответил: «Пленного уничтожить…»

Свернув рацию, Финке оглянулся на своих солдат, потом вынул из кожаного чехла нож и сказал:

- Болото окружено, нас могут схватить. Давайте пленного сюда.

В это время в проломе стены мелькнула тень, и одновременно распахнулась дверь сарая. Ослепительные лучи карманных электрических фонарей с двух сторон ударили в глаза вражеским разведчикам.

- Руки вверх! - послышался грозный и твердый голос сержанта Платонова.