При подъезде к Ковелю, поезд основательно тряхнуло на стыках, и я проснулся. За окном в предутреннем тумане проплывал лес. Голову ломило после вчерашнего: попутчиками оказались молодожены, и мы здорово отпраздновали начало их семейной жизни. Молодожены сошли еще ночью. О них напоминали только пустые стаканы и стойкий запах французских духов.

Вооружившись зубной щеткой и полотенцем, я пошел освежиться. Вернувшись, я почувствовал себя гораздо бодрее. Заглянувшая в купе молоденькая проводница поинтересовалась, сочувственно глядя на меня, что мне принести. Заказав двойной кофе, я принялся за уборку. Спустя несколько минут, я уже пил бодрящий ароматный напиток и любовался осенним лесом.

Был конец сентября и проплывающий мимо пейзаж просто завораживал взгляд неожиданными и причудливыми красками. Особенно хороши были полянки, нет-нет, да и прорезавшие глубину леса. Косые лучи солнца в утреннем тумане делали их неповторимо сказочными… Возникший, было, очаровательный пейзаж вскоре сменили пригороды. Поезд замедлил ход. Мы подъезжали к городскому вокзалу.

Выбравшись из вагона, в толпе приезжих я неожиданно заметил девушку. Среднего роста, стройная, с копной неестественно рыжих волос, оттеняющих бледное лицо с правильными чертами и вздернутым носиком, она была похожа на киноактрису. Одетая в темную короткую куртку и черные обтягивающие джинсы, она невольно притягивала внимание.

Вдоволь наглядевшись на красавицу я направился в здание вокзала, чтобы временно избавиться от ручной клади и подготовиться к дальнейшему путешествию, так не вовремя заставившего меня из привычной сутолоки городской жизни окунуться в водоворот приключений.

Все началось с ночного звонка шефа, вырвавшего меня из объятий сна накануне:

— Вы должны появиться в нашем офисе в Варшаве не позднее 27 числа текущего месяца.

— Вы хотите, чтобы я летел самолетом?

— Ни в коем случае, самолет отменяется. Езжайте поездом, хоть на перекладных, лишь бы в срок.

Следующий день прошел в бесплодных попытках достать билет на прямой поезд до Варшавы, пока я, в сердцах махнув рукой, не взял билет до Ковеля.

Вот так и получилось, что теперь я стоя на привокзальной площади в Ковеле, сжимая в кармане жетончик от сданной клади и раздумывая, куда направиться в первую очередь. И вдруг опять заметил рыжеволосую красавицу. Она стояла в очереди к камере хранения, откуда я только что вышел, а у ног ее стоял небольшой чемодан.

Заметив мой взгляд, она равнодушно отвернулась. Пожав плечами, я направился на базар. Рынок меня не вдохновил. Побродив какое-то время между рядами, я купил что-то по-мелочи. Потом вспомнил, что мой знакомый рассказывал, что водка в Польше страшно дорогая, и если взять пару бутылок и блок хороших сигарет (сколько позволяют провезти таможенные правила), можно немного подзаработать. Рассудив, что в дороге деньги лишними не бывают, я решил купить и то и другое, тем более, что ехал я в эту страну в первый раз.

Насколько меня разочаровал рынок, настолько мне понравились местные магазины. Вот где чувствовалась близость границы. Выбор товаров был просто огромен. Купив все, что мне было нужно, я стал расспрашивать продавщицу, как мне проще всего уехать в Польшу, я рассчитывал добраться до ближайшего города, где бы мог сесть в поезд и доехать до Варшавы.

— Да проще всего на такси. Автобус когда еще будет-то….

— Как на такси? — опешил я. — Вы, наверное, смеетесь?

— Да почему ж, милок, смеюсь? У нас все на такси ездят туда, ежели срочно надо.

— Так это же сильно дорого?

— А это уж, милок, как договоришься, — она оценивающе посмотрела на меня.

Хоть я и торопился, но все же «В Европу нужно ехать, прилично одевшись», — как любил говорить мой шеф. — «Иначе ни одной приличной сделки вам не совершить» и хотя мой лучший костюм лежал в чемодане, в камере хранения, на мне были черные джинсы, синяя короткая импортная куртка и коричневые туфли на мягкой подошве.

— И где же это такси останавливается? — Спросил я, по-прежнему думая, что меня разыгрывают.

— Да вот, напротив, из окна видать, — она кивнула головой в сторону окна. Действительно, напротив, на небольшой площади в тени стояла «Волга» салатного цвета с шашечками на боку. Думая, что нужно бы поспешить, я заторопился в камеру хранения.

Подходя к машине, я поискал глазами водителя и вдруг остановился как вкопанный: недалеко от машины, в тени, стояла моя рыжеволосая красавица и о чем-то яростно спорила с невысоким лысоватым мужчиной, который, как выяснилось, и был таксистом.

— Девушка, я в сотый раз вам повторяю, — услышал я, подходя к ним. — Меньше, чем за семьдесят долларов никак нельзя, мне же надо еще заправиться, да и таможня…. Я же плачу за машину. — Он покрутил головой и вдруг заметил меня.

— Да вы у кого хотите, спросите, сколько это стоит, — и он посмотрел на меня- А вы, куда будете ехать?

— Мне нужно в Польшу, в Хелм, — ответил я, вздохнув.

— А, ну вот и девушке тоже в Хелм, — он заметно оживился:- Ну, так я и говорю, что меньше, чем за семьдесят…

— Совершенно верно, — подхватил я. — Вы же платите за машину.

Он кивнул.

— А если машина стоит семьдесят, — продолжил я, — то на двоих это будет по тридцать пять, так?

Теперь повеселела девушка, а водитель помрачнел.

— Договорились? — он посмотрел на меня, потом вздохнул и сказал. — Ладно, садитесь в машину, может еще кто-нибудь подойдет.

Уложив наши чемоданы в багажник, он оперся о машину и закурил.

Порыв пронизывающего ветра заставил нас воспользоваться приглашением. Усадив девушку на заднее сиденье, я обошел машину с другой стороны и сел рядом. Ей понравилась моя галантность — это я заметил по глазам.

— Познакомимся. — Она повернулась ко мне, и пышная копна волос плавно повторила движение ее головы. — Меня зовут Ольга.

Ее голос был мелодичен, и слова она выговаривала нараспев. Это было так приятно, что я даже зажмурился. Потом взглянул в ее зеленые глубокие глаза, на дне которых притаилась искорка смеха, и ответил:

— А меня Сергей. Здорово мы его, — я кивнул на водителя, — уговорили.

Она рассмеялась.

— Да, здорово, а то они здесь такие цены установили…

— …драконовские, — подсказал я.

— Вот именно, — она опять рассмеялась. Драконовские, надо же…

Мне нравился ее смех. Он переливался так плавно, что мне хотелось закрыть глаза и смешить ее, смешить…

— Что с вами? — в бездонных глазах вопрос — Спать хотите?

— Да есть немного, — и я стал рассказывать ей о попутчиках-молодоженах, и она опять смеялась, а я рассказывал снова и снова, пока не стал действительно зевать, прикрыв рот рукой.

— Бедненький, — она погладила меня по голове. — Ну, поспите немного, мы сейчас поедем. Вон видите, таксист идет.

Действительно, потерявший надежду найти еще попутчиков, водитель в сердцах пнул колесо и сел за руль.

— Не везет что-то сегодня, ладно поехали.

Под мерный звук мотора, я задремал, склонив голову на плечо Ольги.

Проснувшись, я не сразу понял, где я. Ровно гудел мотор. Я лежал в неудобной позе, положив, голову на колени девушке.

— Пора просыпаться, — сказала она. — Еще немного — и граница.

Приподняв голову, я увидел длинную вереницу грузовых машин, выстроившихся на дороге к пропускному пункту. Наше такси двигалось вдоль очереди, и я ловил завистливые взгляды водителей, бросаемые на нашу «волгу».

— Почему здесь такая очередь? — спросил я водителя, приводя себя в порядок.

— Контрабанду ищут, — ответил он, доставая документы. — Не бойтесь, это касается только грузовых машин.

Он порылся в багажнике и обернулся к нам:

— Приготовьте паспорта — граница.

Мы подъехали к пропускному пункту, и водитель отдал наши документы в окошко.

— Из машины не выходите, — предупредил он, и вышел навстречу таможеннику, подходившему к нашей машине. Процедура досмотра не заняла много времени, и вскоре мы подъехали к польской таможне. Здесь пришлось выйти из машины. Расспросив, зачем и куда мы едем и осмотрев машину на предмет контрабанды нас отпустили.

Вздохнув с облегчением, мы двинулись в путь, но, не проехав и пяти километров, машина остановилась. Таксист обернулся к нам.

— Все. Дальше не поеду, вылезайте.

— Как это, не поедете? — Ольга возмущенно посмотрела на него. — Мы же вам заплатили!

— Но это же еще не Хелм? — спросил я.

— Да какой Хелм, вон облава, видите? — и он рукой показал вправо.

Примерно в двухстах метрах от нас стояли две польские полицейские машины и небольшая группа женщин, с большими хозяйственными сумками в руках.

— Давайте скорее, пока не видят, — он засуетился, доставая наши вещи из багажника.

Я понял, что спорить бесполезно и помог девушке выйти из машины.

Таксист юркнул за руль, такси развернулось, и, набирая скорость, рвануло в обратную сторону. Мы подхватили вещи и двинулись по дороге навстречу двум полицейским, которые уже подходили к нам. Взяв под козырек, они отрекомендовались по-польски и что-то спросили. Плохо понимая, о чем они говорят, я взглянул на девушку.

— Они просят сумки открыть и спрашивают, куда мы едем, — скороговоркой ответила она мне, и стала говорить с ними по-польски.

Полицейские улыбались, потом интересовались, куда это умчался наш таксист. Все время, пока они проверяли паспорта и смотрели наши вещи, я чувствовал себя не в своей тарелке, отвечая невпопад и ожидая конца этой истории. Наконец, они взяли под козырек и отправились дальше по дороге. В конце разговора Оля спросила, где здесь ближайший населенный пункт, и они показали ей несколько двухэтажных домов, виднеющихся вдалеке.

— Этот таксист просто гад какой-то. Взял и бросил нас посреди дороги, просто в лапы полиции, — ее возмущению не было границ.

— Наверное, платить не захотел-предположил я. — А там, кто его знает…. Ну, ничего, нам бы до Хелма добраться!

— А зачем вам в Хелм?

— Ну, мне вообще-то нужно в Варшаву, думаю в Хелме сесть на поезд и…

— Но в Хелме нет железной дороги! — она удивленно посмотрела на меня.

Мм-да! Такого поворота событий я не ожидал. Все мои знания были почерпнуты из карты, на которой не было нанесено железнодорожных путей. Обычная карта Европы, и в других странах этот метод срабатывал. Наверное, сказывались расстояния. Польша была довольно большой европейской страной, где еще не все маленькие городки были охвачены паутиной железных дорог, как у ее соседок, размером поменьше.

— Мне тоже надо в Варшаву, так что нам с вами по пути, — она дружелюбно посмотрела на меня.

— Понимаете, Оля, я в Польше первый раз, и даже не знал, что в Хелме нет железной дороги! — расстроился я. — Но должен же быть у них хотя бы автобус! Сейчас еще только, — я взглянул на часы. — Начало одиннадцатого.

Она сочувственно посмотрела на меня.

— Ну, в крайнем случае, поймаем попутку, — добавил я, не очень на это надеясь.

— В Польше первый раз, а так рассуждаете, — она с интересом взглянула на меня.

— Тому причиной есть опыт — сын ошибок трудных, — сказал я.

— И гений — парадоксов друг, — и она звонко рассмеялась.

На сердце у меня что-то тенькнуло, и я тоже счастливо рассмеялся. На душе стало легко и все показалось не таким уж безнадежным.

День был прекрасным: ярко светило сентябрьское солнце, где-то в вышине пели птицы, даже серые поля излучали какую-то радость. Только вдали маленькая тучка напоминала о переменчивости погоды в этот период.

Я чувствовал себя отдохнувшим. После душного, бензинового воздуха такси, на природе дышалось легко, полной грудью. Рядом шла красивая девушка, я шутил — она смеялась, а я таял от переливов ее серебристого смеха.

Мы и не заметили, как добрались до населенного пункта.

Собственно городок был маленький, всего-то пара десятков одно- и двухэтажных домов. В центре его возвышался единственный трехэтажный дом, на фронтоне которого большими буквами было написано, что здесь филиал какого-то банка, а внизу буквами поменьше надпись гласила, что здесь есть обменный пункт, кафе и супермаркет.

Ольга попросила подождать ее, оставив мне свой чемодан. С собой она взяла только небольшую женскую сумочку, объяснив, что это последний приграничный обменный пункт, где она может обменять небольшую сумму денег, оставшихся у нее после Ковеля на злотые. Ответив, что буду ждать ее в кафе, я перекинул лямку своей сумки через плечо, подхватил оба чемодана и отправился в кафе, благо оно находилось на первом этаже этого же здания.

Войдя в полутемное помещение зала, я занял небольшой столик в углу и подошедшей официантке, заказал чашку крепкого кофе. С наслаждением, вытянув затекшие ноги, я осмотрелся. В противоположном углу сидел незнакомый парень, перед которым стояла начатая бутылка польской водки, насколько можно было понять из этикетки. Куча окурков в пепельнице перед ним, наводила на мысль, что это уже не первая бутылка, выпитая им за день. Мутный взгляд не предвещал ничего хорошего.

Официантка принесла кофе. Стараясь не смотреть в его сторону, я пил кофе, задумавшись о делах насущных. Едва я успел допить кофе, как в кафе вошла Ольга. При виде рыжеволосой красавицы, парень в углу попытался подняться, но видно выпитое давило на него, и, издав нечленораздельное мычание, он рухнул опять в кресло. Ольга мельком взглянула на него и взяла свой чемодан.

Когда мы вышли на улицу, начал накрапывать дождь. Оля вытащила зонтик и взяла меня под руку, так что мы оба спрятались под этим маленьким женским зонтиком. И как раз вовремя, потому что дождь начал усиливаться, пока не превратился в ливень. В одну минуту все пространство перед нами покрылось лужами, в которые падали капли, выбивая из воды фонтанчики.

Подумав, что лучше бы укрыться от такого дождя, мы повернули обратно, когда в дверях появился парень. Минуту он тупо смотрел на нас, потом усиливающийся дождь отрезвляюще подействовал на него, в глазах появилось осмысленное выражение, и он схватился за зонтик, явно пытаясь его отобрать. Я рванул зонтик на себя, ему это не понравилось, и он замахнулся для удара. Я ударил первым, вкладывая в удар вес своего тела.

Это произвело нужное действие, его глаза закатились, и он рухнул в лужу, подняв целый фонтан брызг. Зонтик при этом издал прощальный хруст и сломался, потому что ни я, ни парень не выпускали его из рук.

В это время из-за угла кафе появились двое таких же громил, видимо его товарищи Они заметили, что их друг лежит в луже и припустили к нам. Нас разделяли какие-то пятьдесят метров.

— Оля! Беги!!! — крикнул я, поторопившись вслед за ней.

Тяжело пыхтя, два паровоза гнались следом. Страх придает силы, я догнал Ольгу, схватил ее за руку и потащил за собой. Так мы и бежали, держа каждый в одной руке чемодан, а другой держа за руки друг друга, чтобы не упасть на скользком от дождя шоссе.

Не знаю, чем бы это закончилось, но вдруг сзади раздался рев мощного клаксона. Большегрузная «Татра» догоняла нас. Амбалы отстали. Выпустив из рук чемодан, я раскинул руки и встал на пути машины.

«Татра» промчалась мимо амбалов, окатив их волной брызг и остановилась около нас.

Открылась дверь, и широкое рыжебородое лицо водителя-поляка появилось в проеме. Рукой он сделал приглашающий жест. Я помог девушке забраться в машину, потом подал один за другим оба чемодана, а потом уже забрался сам.

— Ежуш Мария! — проговорил водитель, когда мы тронулись.

— Цо то мафия делат?

Он покрутил головой.

— Гнусаци, пся крев.

— А ти младец, чловече, добри малий. — Он посмотрел на меня улыбаясь.

— Я б им… — погрозил он пудовым кулачищем в сторону амбалов.

— И кобьета твоя, голка красна, — он посмотрел на Ольгу, подняв большой палец.

— А я е Зденек, — представился он.

— Кам едем, чловече? — он вопросительно посмотрел на меня.

— Спрашивает, куда нам ехать? — перевела Оля и сама же ответила, — До Варшави доправте нас.

— О, Ежуш Мария, до Варшави не можна доправить, — он достал карту.

— Мушу звертать, — он показал на карте маршрут. — Можна доправить до Радом, потом влак до Варшави.

— Говорит должен поворачивать. Может довезти до Радома, а там можно поездом до Варшавы, — перевела Оля.

Я вспомнил про две бутылки водки, лежавшие в сумке, и достал одну из них.

— Это презент, — сказал я.

При виде водки глаза его загорелись и он сказал:

— О! То е добри презент. Шнапс! — и заговорил дальше по-польски, а Оля перевела.

— Говорит, когда приедет домой, соберет друзей, и будет рассказывать про сегодняшнюю историю.

— Для друзей, наверное, мало будет, — сказал я и достал вторую. Он заволновался и достал кошелек.

Оля перевела:

— Спрашивает, двадцать злотых хватит за бутылку? И если есть еще, он купит.

— Скажи ему, что больше нет и что это тоже презент.

Она перевела ему, он посмотрел на меня неодобрительно и что-то ответил.

— Он говорит так, что за свой шнапс он привык платить, и если ты не берешь денег, то вылазь из машины.

— Ну, переведи ему, коли так, бог с ним, возьму я его деньги.

Она перевела, и он заметно повеселел, начал рассказывать какая у него хорошая жена, но я уже не слушал. За окном моросил дождь, машина плавно шла по хорошему, без выбоин шоссе. Оля услужливо подставила свое плечо, и утомленный пережитыми событиями я задремал.

Сквозь сон я услышал звуки музыки. Это водитель негромко включил приемник, сверху навалилась Оля. «Уснула», — с нежностью подумал я. Почему-то мне было приятно ощущать эту тяжесть. Голос из приемника пел на английском о лазурном море, пальмах и той единственной, которая ждет тебя одного. И я уснул…

Проснулся я оттого, что мне нечем было дышать. Заботливый водитель укрыл Олю своим одеялом, чтобы она не простыла от сырой погоды, и теперь оно сползло от дорожной тряски и мешало мне дышать. Заворочавшись, я разбудил Ольгу, и она приподнялась, потягиваясь. Тонкий свитер натянулся, невольно показывая форму ее груди, и я лишний раз убедился, какая она красавица.

— Ой! Я тебя не сильно придавила?

— Нет, мне даже было приятно, — ответил я.

Она зарделась.

— Ты тоже спал тихо-тихо, и посапывал во сне, как ребенок, — она засмеялась.

Посмотрев в окно, я увидел, что уже вечер. Сзади раздался бас Зденека. Он что-то говорил по-польски.

— Он говорит, что нам выпал трудный день, и хорошо, что мы выспались, нам ведь еще до Варшавы добираться, — перевела она, приводя в порядок волосы.

— Он, почему-то принял нас за молодоженов.

Вскоре мы приехали в Радом, и Зденек нас высадил на обочине, тепло с нами попрощавшись.

Подхватив оба чемодана, я направился по тротуару к огням большого супермаркета. Ольга шла рядом, неся свою и мою сумки.

— Знаешь, я сейчас что-нибудь съел бы, — с надеждой посмотрел я на нее. — Со вчерашнего дня ничего горячего не ел.

Она остановила проходящую мимо польку и расспросила у нее, где находится ближайшее кафе. Оно оказалось не очень далеко.

В полутемном помещении тихо играла музыка, шевелились от ночного воздуха портьеры, а освещенный дансинг навевал мысли о том, что здесь неплохо можно провести время. Оля, наверное, подумала о том же и произнесла:

— Знаешь, ехать нам осталось недолго, до Варшавы рукой подать, а после этой долгой езды я, наверное, часа два тут сидеть буду и отдыхать.

«И в самом деле, дела могут и подождать, — подумал я, — какое-то время Иржи и без меня справится, в конце концов, я уже в Польше и недалеко от Варшавы. Вот отдохну немного и позвоню ему».

Иржи был нашим партнером по бизнесу, собственно к нему в офис я и ехал.

Были мы с ним если не друзья, то уж хорошие знакомые точно, поэтому я ответил в тон Оле:

— Знаешь, я совершенно с тобой согласен, и если тут еще и кухня под стать обстановке, то готов сидеть все четыре часа.

Она рассмеялась.

— Ты меня дразнишь, — она погрозила пальчиком, — Смотри соглашусь, а ты опоздаешь.

— Ничего страшного, я тебе потом скажу один ма-аленький секрет.

— Какой? — она сделала удивленные глаза.

— Какая хитрая, я тебе его скажу к концу вечера.

— Точно?

— Точно, точно, точно!

Подошедшая официантка прервала наш разговор. Изучив меню, я заметил, что цены здесь вполне сносные и передал меню Оле, давая ей право выбрать на свой вкус. К моему удивлению она выбрала все довольно быстро, не забыв о горячем, за что я ей был весьма благодарен. Она была настолько женственной и милой, что я невольно залюбовался. Мы выпили глинтвейн, чтобы согреться. Оля немного разрумянилась, но это очень шло ей.

Заиграл вальс и я пригласил ее танцевать. Она смутилась.

— Ведь я же не так одета, — и, отвечая на мой немой вопрос, продолжила, — Ну, я не в бальном платье…

— Разве? А я считаю, что на вас одето шикарное, вечернее платье, вы приглашены на бал и должны танцевать! — И добавил, — Красавица!

Она вспыхнула, в бездонных глазах засияли искорки, она гордо выпрямилась и мы пошли танцевать вальс.

Боже мой! Как мы танцевали! Как мы чувствовали друг друга! Нам освободили сцену, и мы кружились в вальсе, а все пары стояли и хлопали, нам двоим. Потом заиграла медленная музыка, и погас свет, закружился шарик, вверху разбрасывая блики по залу, и мы разгоряченные вальсом прильнули друг к другу, чувствуя друг друга так, как никто на свете.

Она запрокинула голову, и я ее поцеловал. Я целовал ее снова и снова, словно хотел напиться за все годы одиночества и разочарований и когда вспыхнул свет, мы стояли одни на дансинге и целовались, а все вокруг стояли и хлопали нам. Мы вернулись за столик, заказали шампанское, а когда заиграла медленная музыка, и погас свет, мы опять танцевали и целовались…

Какая-то неутолимая жажда напала на нас, словно мы хотели натанцеваться и нацеловаться на всю жизнь. К концу вечера я уже плохо помнил, зачем я здесь и почему. Ничего не существовало в мире кроме нее, При этом какой то частью своего сознания я понимал, что нам нужно где-то ночевать, и что звонить Иржи в таком состоянии не стоит. Мы танцевали до самого закрытия.

Пары расходились, кафе закрывалось, и, купив напоследок бутылку шампанского, мы направились к выходу. Опять накрапывал мелкий дождь, и я с наслаждением запрокинул лицо, трезвея от прикосновения холодных капель. Оля стояла рядом, около чемоданов. Попросив ее подождать меня, я двинулся вдоль припаркованных машин к роскошному длинному черному линкольну.

Меня интересовал седовласый водитель, опершийся на машину, и куривший взатяжку и с наслаждением. Подойдя к нему я негромко кашлянул. Он моментально отбросил сигарету и повернулся ко мне.

— Цо хцете, пане? — он приоткрыл дверцу машины.

— Кам едем?

— Да брось! Неужели ты русский не понимаешь? — я посмотрел на него с удивлением.

— Клиент всегда прав! — сказал он мне, и прикрыл дверцу бьюика, чтобы дождевые капли не залетали на дорогую обивку машины.

— Послушай, мне нужен какой-нибудь круглосуточный отель, я заплачу…

Он отрицательно покрутил головой.

— В эту пору… Постой! А Пеншен устроит?

Я вопросительно посмотрел на него.

— Ну, пансион, понимаешь? Ну, где кормят еще в придачу?

Я посмотрел на него и протрезвел окончательно.

— О, Господи! Пеншен! Да, конечно, устроит!

Через пять минут мы подкатили к мокнувшей под дождем Ольге.

Она удивленно посмотрела на меня, когда я открыл дверцу и пригласил ее в машину.

— Куда мы едем? — спросила она, поправляя свои роскошные волосы, а я сидел и любовался ею. Водитель включил негромко музыку за своей перегородкой.

— Так куда же мы едем? — снова спросила она. Вместо ответа я приложил к губам палец, придвинулся к ней ближе, взял в руки непослушный завиток ее волос и сказал ей тихо-тихо:

— Доверься мне, — и потом нежно-нежно поцеловал ее в губы.

…Иногда ночью я очень ярко вижу эту картину: Сверкающий черный линкольн мягко и плавно движется вдоль улиц полуночного польского города, и на заднем сидении я прижимаю к себе женщину, прильнувшую ко мне, словно предчувствуя долгую-долгую разлуку, и кажется, что этой дороге никогда не наступит конец…

Линкольн остановился у крыльца добротного трехэтажного здания. Шофер пошел справиться у консьержки, есть ли свободные места. Вернувшись, он виновато произнес:

— К сожалению, только свадебный Люкс.

— Подходит! — вырвалось у нас одновременно.

Он улыбнулся, пожал плечами, взял наши чемоданы и понес вслед за консьержкой. Я помог Оле выбраться из машины, и, держа ее под руку, мы чинно, как и подобает молодоженам, двинулись вслед за ними. Я взглянул на Ольгу. Смех так и плескался в ее бездонных глазах, и меня вдруг тоже охватило безудержное веселье.

Расплатившись с водителем у дверей номера и отпустив консьержку, я вдруг подхватил ее на руки и закружился по комнате.

— Сумасшедший! Уронишь! — она прижалась ко мне.

— Ни за что! — ответил я и бережно опустил ее на кровать.

— Помнится, ты говорил о каком-то сюрпризе? — она с интересом посмотрела на меня.

— Да, конечно, — я посмотрел на часы.

Было около двенадцати.

— Ты здесь пока располагайся, а я сейчас приду.

— А куда ты? — она удивленно посмотрела на меня.

— Но это же секрет!

— А-а…, - в ее глазах снова заискрились смешинки. — Ну хорошо, только недолго, ладно?

— Я мигом, — пообещал я, выходя из номера.

Спустившись вниз, я зашел в небольшой бар, находившийся справа от лестницы. Усевшись на высокий стул у стойки бара, я посмотрел на бармена.

— Что будем пить? — спросил он по-польски, протирая бокалы.

— One cup of strong coffee, please-ответил я на английском.

Он удивленно взглянул на меня.

— One moment, please, — ответил он и потянулся за банкой кофе, стоящей на самой верхней полке. Приготовление кофе заняло несколько минут.

Попробовав его, я оценил вкус настоящего эфиопского кофе. Необыкновенная бодрость разлилась по всему телу. Осмотревшись, я заметил кабинку телефона в дальнем углу бара.

Допив кофе, и расплатившись с барменом, я пошел звонить.

Иржи был дома и обрадовался звонку.

— О, Ежуш Мария, где же ты есть? Ты есть в Польско?

В его голосе чувствовалась тревога.

— Да-да, Иржи, не волнуйся, я уже в Польше, в Радоме.

— О-о то е добрий! — он заметно повеселел.

— Скажи Иржи, шеф звонил?

— Нет, не звонил, я сам ему буду звонить завтра.

— Иржи, давай сделаем так: ты завтра утром высылай машину в Радом, я тебе дам адрес пансиона, где я остановился, а потом, когда я приеду, позвоним шефу. Да, и что у вас там происходит, зачем такая срочность? Прямо на перекладных добирался!

— То понимаешь, приехали немцы, заключать контракт, — начал объяснять Иржи, по привычке делая ударение на первый слог. — Я им говорить, нельзя так быстро, нужно представитель другой фирма, они говорить мы ждать. Я их угощать водка, они говорить: Гут шнапс и пить, теперь спать до поледне. Я звонить буду потом, вечер, говори, где ты есть в Радоми.

Я продиктовал адрес, потом попрощался с Иржи и повесил трубку.

Вернувшись в номер, я остановился у порога: так мне понравилась картина, которую я увидел. Настолько уютной и домашней она была, это мог понять только такой скиталец как я. Обстановка номера была соответствующей.

Все-таки Люкс, он и есть Люкс: тяжелые золотистые портьеры, прикрывающие окна, стулья на гнутых ножках, огромная кровать, застеленная золотистым покрывалом. И посреди этого великолепия, у трюмо, перед зеркалом сидела Оля и расчесывала свои изумительные волосы.

Кто-то из великих сказал, что самое прекрасное, что может увидеть в своей жизни мужчина, это женщину, приводящую в порядок свои волосы. Он был недалек от истины. Такая гармония была в ее движениях, что я невольно залюбовался. Она успела переодеться в халатик. И была в нем очень женственной и домашней.

— Уже вернулся? — она отложила расческу и повернулась ко мне. — И где же сюрприз?

— Сюрприз, Оля, заключается в том, что завтра за нами приедет машина и отвезет в Варшаву.

— Ты чудо! — она подошла ко мне, взглянула в мои глаза своими, бездонными, и поцеловала так нежно, что я едва устоял на ногах.

— Давай выпьем шампанского, — предложил я. — Где-то я видел бокалы.

Бокалы были в серванте, вместе с другой посудой.

Оля достала шампанское, и с интересом разглядывала этикетку.

— Но это же французское шампанское! — она посмотрела на меня, — Оно же такое дорогое!

— Ты для меня тоже дорога, и вообще такая ночь бывает раз в жизни!

Я и не подозревал, насколько я был прав в ту минуту.

Она тихо подошла ко мне, взяла мою голову в свои руки и поцеловала. На этот раз поцелуй был намного дольше…

Пробка хлопнула в потолок, и золотистый напиток наполнил наши бокалы.

— За любовь! — сказали мы одновременно и рассмеялись.

Ночь таяла за окном, прошедший дождь, охладил воздух, все окна были открыты настежь, а нам было жарко. Как двое детей, дорвавшихся до чего-то запретного, мы не могли остановиться, как тогда, в кафе, мы чувствовали малейшие движения друг друга, и отзывались на них со всей страстью, на которую только были способны….

Через некоторое время Оля уснула. Даже во сне она была прекрасна и беззащитна как ребенок. Мое сердце переполнилось нежностью, я боялся вздохнуть, что бы случайно ее не разбудить. Мне так приятно было смотреть на нее, что я не заметил, как уснул и во сне, мне снилось, что я смотрю на нее, а она спит, повернувшись на бок, подложив кулачек под голову, и слабый ветерок веет из окна, а маленький завиток ее волос колышется в такт ее дыханию….

Проснулся от плача. Кто-то тихо всхлипывал рядом со мной.

— Оля? Что случилось? — сон, как рукой сняло. Я приблизился к ней и взял за плечо. Она повернула ко мне лицо, все в слезах.

— Почему я тебя раньше не встретила? — она обняла меня и расплакалась еще больше.

— Но вот же я, милая, рядом с тобой, не плачь! — я взял в руки ее зареванное лицо и поцеловал в губы, ощутив солоноватый привкус ее слез.

Она ответила мне долгим поцелуем, на минуту перестав всхлипывать.

Через какое-то время она пришла в себя, вытерла слезы, присев на постели и сказала:

— Кажется, у тебя были сигареты? Дай мне, пожалуйста, одну.

— Ты разве куришь? — спросил я озадаченный ее просьбой.

— Нет, просто иногда…нужно, ну дай, пожалуйста.

Я достал сумку, вытащил блок сигарет и распечатал пачку.

— Ну, тогда и я закурю, — я посмотрел на нее.

— Зачем? — она попыталась отобрать у меня пачку.

— Если ты куришь, и я буду, — упрямо сказал я, не давая ей сигареты.

— Я правда не курю, мне нужно тебе что-то рассказать, а я волнуюсь, понимаешь? — она пригладила мне волосы и сказала:

— Какой ты хороший!

— Ну ладно, — подобрел я, — только одну, больше не дам, не хочу, чтобы моя девушка курила.

Она взяла сигарету, и попросила:

— Брось мне спички, пожалуйста.

Спички я всегда возил с собой на всякий случай, и она это знала, я ей рассказывал.

Нащупав в сумке коробок, я привстал на кровати и подал ей. Она закурила и поперхнулась, закашляв от дыма. Я вскочил, желая помочь, но она меня отстранила.

— Все хорошо, не волнуйся, — отдышавшись, она произнесла, — Я тебе сейчас что-то расскажу, а ты не перебивай, ладно? И не волнуйся, хорошо? — она внимательно посмотрела на меня.

— Постараюсь, — сказал я. Закурил, и, поперхнувшись дымом, тоже закашлялся.

Маленький кулачек яростно заколотил меня по спине.

— Прекрати, — закричала она и, отобрав сигарету, выбросила ее в окно.

— Ну, вот, только собрался покурить…

— Не мучай меня! — в ее глазах заблестели слезы.

— Ладно, рассказывай, — я уселся поудобнее, подложив подушку под спину.

— Слушай… — она немного помолчала, собираясь с мыслями.

— Родилась я в небольшом поселке, в глубинке. Жила как все, училась неплохо, Но, боже мой, как мне хотелось вырваться оттуда. Ты не представляешь, как там тяжело. Не буду рассказывать всего, сейчас это не важно.

Важно то, что я поступила в институт. Одна, без поддержки родителей, так сложилось. Трудно было, но училась я хорошо, потому что не хотела возвращаться, но спать часто ложилась голодная, а на последних курсах попалось мне в руки объявление о том, что предлагают работу за рубежом, по программе «AU pair». У нас многие студенты так подрабатывали.

В общем, я уехала по объявлению в Польшу ухаживать за пожилой женщиной. И уже там встретила парня, поляка. Не буду говорить всего, но мы с ним помолвлены, и это к нему я еду в Варшаву. Я выхожу замуж. Мы с ним уезжаем в Америку, у него контракт с одной фирмой. Все решено, понимаешь? Ничего изменить нельзя…

Долго я сидел, ошарашенный, не в состоянии прийти в себя. Обхватив голову руками, я застыл. Мне показалось, что стены рушатся на меня. Она присела рядом, погладила по спине, и прижалась ко мне, всхлипывая. Потом взяла мое лицо и целовала долго-долго. И ночь опять взорвалась калейдоскопом красок…

Утро осветило комнату, я пошевелился, и, почувствовав запах кофе, открыл глаза.

— Милый, вставай, я завтрак приготовила, — Оля в халатике, нагнулась надо мной, я обхватил ее руками, и потянул на себя.

— Пусти…

— А вот не пущу, вот не отдам тебя никому, сам на тебе женюсь!

— Ну, пусти же, мне больно- она освободилась и стала приводить в порядок волосы.

— Все равно я тебя никому не отдам- упрямо сказал я.

— Не рви мне сердце, ты же знаешь, что так и было бы, если бы мы встретились с тобой раньше, а теперь поздно что-либо менять, и давай не будем об этом, лучше пошли завтракать, — сказала она поднимаясь.

За завтраком, намазывая хлеб маслом, она спросила меня:

— Помнишь фильм «Гардемарины вперед»?

— Помню- ответил я с полным ртом.

— Помнишь, как она говорит Боярскому: «Это последний русский»?

— Угу, — ответил я, занятый едой.

— Ты — мой последний русский! — сказала она, весело взглянув на меня.

Я чуть не поперхнулся. Прокашлявшись, я посмотрел на нее.

— Угу, а еще у меня есть для тебя сюрприз, — сказала она, наливая кофе в чашки.

— Какой? — я удивленно взглянул на нее.

— Узнаешь в свое время, — она загадочно улыбнулась.

— Оля, не балуйся, говори сейчас.

— Не-а, я как ты. Помучайся…она встала из-за стола, потянулась и спросила:

— Ну и где же наша машина?

— Ты права, пора собираться.

Я встал и начал укладывать вещи.

В двери постучали. Вошла консьержка, и сказала, что приехал пан и хочет меня видеть.

— Оля, ты пока собирайся, а я пойду рассчитаюсь за номер, — сказал я, одевая куртку.

Она кивнула. Подхватив сумку, я вышел вслед за консьержкой.

Спустившись вниз и рассчитавшись за номер, я вышел во двор. У крыльца дома стоял «Мерседес», молодой поляк сидел за рулем, читая какой то журнал в яркой обложке. Увидев меня, он отложил журнал и вышел из машины.

— Тебя прислал Иржи? — спросил я.

— Так, пане, — ответил он. — Пан Иржи наказал пжиеть про вас.

— Подожди, сейчас я принесу чемоданы, — сказал я, поднимаясь по лестнице.

Поднявшись в номер, я увидел, что чемоданы уже собраны, и Оля, готовая к предстоящей дороге, сидит на кровати. Увидев меня, она пригласила сесть рядом.

— Присядь на дорожку.

Я сел около нее, она обняла меня, прильнув всем телом и сказала:

— Если бы ты знал, как я не хочу уезжать, если бы ты знал… — И заплакала, содрогаясь всем телом.

Щемящая боль пронзила меня. Клубок подкатил к горлу, я обнял ее, так полюбившую меня женщину, и стал целовать страстно, взяв за худенькие плечи, сотрясающиеся от рыданий.

Она простонала.

— Боже, что ты со мной делаешь, — и обняла меня так сильно, как только смогла. Через некоторое время всхлипывания прекратились, она взяла себя в руки, вытащила платок и маленькое зеркальце, и стала приводить себя в порядок.

— Оля, выходи за меня замуж, — твердо произнес я.

— Ты же знаешь, что это невозможно, — ответила она, вытирая платком слезы.

— Да почему?! — взорвался я.

Она испугалась этой вспышки, села рядом, обняла меня и спросила?

— Скажи, ты правда так меня полюбил? И ты хочешь, чтобы мы были вместе?

— А ты еще сомневаешься?! — я посмотрел на нее.

— Прости меня, милый, я сделала тебе больно, — она снова прижалась ко мне, и прошептала:

— Может мы еще будем вместе, только не торопи меня, ладно?

— Оля не мучай меня- я поднял на нее глаза и увидел боль в ее глазах.

— Я не мучаю тебя, мне самой очень больно, — она поднялась. — Пора ехать.

— Да, пора, — я тоже поднялся.

Взяв со столика визитку пансиона, она сказала:

— Это — на память, — и спрятала визитку в сумку.

Я тоже взял визитку и спрятал ее во внутренний карман куртки.

Спустившись вниз, мы увидели, что шофер ждет нас у открытого багажника.

Уложив наши чемоданы, он сел за руль и завел мотор. Усадив Олю на заднее сиденье, я бросил последний взгляд на приютивший нас пансион, где я был всего несколько часов счастлив, как никогда в жизни.

Осенний ветер шевелил портьеры на открытых нами окнах, а накрапывающий дождь плакал вместе с моей душой, оставляя здесь частицу нашей души…

Оля, наверное, чувствовала то же самое, потому что неотрывно смотрела на открытые окна нашего номера, пока пансион не скрылся за поворотом, потом прильнула ко мне, обняв меня, и уснула как ребенок. А я сидел и думал о превратностях судьбы, приносящей счастье и вскоре отбирающей его, заставляя страдать нас, грешных, запутавшихся людей, в этом лабиринте противоречий и личных трагедий…

Прошел почти год после описанных событий, когда в одной далекой стране меня догнала рождественская открытка из далекой Америки, где на обороте рукой Оли было написано несколько строчек: «Помнишь, я обещала тебе сюрприз?»

Только потом мне начал снится один и тот же сон….

…Сверкающий черный линкольн мягко и плавно движется вдоль улиц полуночного польского города и на заднем сидении я прижимаю к своей груди Олю, прильнувшую ко мне, и, кажется, что этой дороге никогда-никогда не наступит конец…

А может, я просто схожу с ума…