Прошел месяц, медовый месяц Дамоклеса, тот самый оговоренный Наной месяц, в течение которого она должна была избавиться от Димитриса. Все это время Дамоклес наслаждался жизнью, уверенный в скорой и неминуемой победе. Побуждаемый к этому понятным нетерпением, он все делал, чтобы получать ежедневную «сводку» о продвижении Наны по намеченному пути и об изменениях в поведении соседа. С дьявольским удовольствием он изучал лицо Димитриса, ища на нем следы страха, печали, разной степени боли в преддверии расставания с Наной. Столь сильна была уверенность Дамоклеса в себе, что он даже не помыслил вмешаться в интригу, затеянную Наной. У него не было охоты брать на себя хотя бы толику печали, чтобы она не помешала его безоблачному счастью, его наслаждению своим превосходством. И он не испытывал даже потребности ускорить ход действий, до того ему хотелось показать Нане, что он с пониманием и уважением относится к ее деликатной миссии и преисполнен сочувствия к Димитрису.

Нетерпеливо ожидаемый срок приблизился и миновал, а Дамоклес, несмотря на очевидную возможность близко видеть Димитриса во время их все более частых встреч, не усматривал никаких знаков на его лице, говоривших о муках отвергнутого любовника.

Когда же миновал второй месяц, великодушно предложенный самим Дамоклесом, чтобы Нане было легче справиться со своей непростой задачей, максимально пощадив чувства Димитриса, якобы счастливого соперника вновь охватил страх, так как он не мог не признать, что Димитрис, по всей очевидности, доволен собой и своей жизнью. Более того, он постоянно пребывал в хорошем настроении, изысканно шутил, не терял уверенности в себе, словно, подобно своему соседу и сопернику, постоянно что-то праздновал или даже наслаждался медовым месяцем.

А как могло быть иначе? Когда отношения с Димитрисом поколебались, Нане ничего не оставалось, как скормить ту же байку, что и Дамоклесу, то есть внушить ему: мол, ей требуется время для гуманного разрыва с его соперником.

Единственной разницей было то, что, когда срок, поставленный Дамоклесом, уже миновал, второй месяц, обговоренный с Димитрисом, только начинался. Итак, лишь к концу третьего месяца после беседы Наны с Дамоклесом, который предпочитал молчание выяснению отношений, и второго месяца, обещанного Димитрису, соперники вновь оказались в равном положении, но доведенные любовными муками почти до отчаяния.

Во время дневной трапезы — строгое расписание вечерних свиданий с обожаемой мучительницей оставалось в силе — они обменялись прочувствованными и подробными признаниями о своих мучениях, принимаемых от неверной Наны, и в который раз высочайшим образом оценили вновь явленное им великолепие их возлюбленной.

Съев целого, отлично прожаренного, молочного поросенка и запив его немалым количеством белого вина, они расстались, пьяные и еще более влюбленные, чем когда бы то ни было. Кстати, не огромное количество отправленного внутрь холестерина, а скорее Нана стала причиной последовавшего затем у обоих несварения.